6

Сандер Бринк был весьма любезен с Бенедикте в этот вечер и ужинал вместе с ней на постоялом дворе – явно нисколько не стесняясь показаться на людях рядом с такой некрасивой девушкой, как она.

Даже из-за одного этого Бенедикте могла бы от­дать жизнь за Сандера.

Что ж, говоря по правде, у Сандера просто не осталось ни гроша, а она платила так охотно за них обоих. Дома на Линде-аллее ее хорошо снабдили деньгами, и теперь она была счастлива. Подумать только, можно угощать его, можно для него что-то сделать! Она предложила Сандеру одолжить неко­торую сумму на поездку – ведь никогда не знаешь, в какую ситуацию попадешь, и он, поколебавшись, все же взял деньги.

Бенедикте сказала:

– Но только с тем условием, что ты не будешь чувствовать себя обязанным мне. Это может убить самую преданную дружбу.

– Я обещаю, – улыбнулся он. – Ты получишь их назад, как только я встречусь с отцом. Я ведь не рассчитывал оставаться здесь надолго.

– Я тоже, – смущенно улыбнулась она в ответ. – Спасибо, что ты послал мне тогда приглашение! Это все так захватывающе!

– Мне тоже так кажется, – сказал он с понима­ющей улыбкой.

Бенедикте была так счастлива, что чуть не плака­ла.

Но тут пришла фрекен Аделе Виде и села за их столик. Сандер завел с ней скучный разговор о сту­денческих делах. Было мало толку в том, что он пы­тался изредка привлечь Бенедикте к беседе, (фрекен Виде и вовсе не пыталась). Бенедикте потеряла нить разговора и хмурилась все больше и больше.

Они уже выспались, но должны были отправлять­ся в путь лишь завтра. Аделе Виде подчас забывала казаться печальной из-за пропавшего жениха, по­скольку была полностью сосредоточена на Сандере, мечтая о том, как бы покорить его сердце. Она была слегка неуверена, стоит ли ей ехать вместе со всеми, но колебалась недолго.

Наконец Бенедикте отправилась в свою комнату. Сандер вежливо проводил ее до двери, но сразу же возвратился к столу.

У Бенедикте перехватило дыхание. В груди было так пусто и печально.

На следующее утро все было готово к поездке. Дома на Линде-аллее уже получили известие о том, что Бенедикте будет отсутствовать еще несколько дней.

Сандер приветствовал ее звонким: «Привет, Бене­дикте», и это радостно отозвалось в ее сердце. «Как приятно быть влюбленной», – подумала она. Коле­баться между надеждой и сомнением. Вынужденно смиряться, чтобы в следующий момент снова воспа­рять духом от нежной и ободряющей улыбки. Видеть его вместе с другими, слышать, как он непринужден­но болтает со всеми, и с фрекен Виде тоже. Не сметь ничего сказать, не сметь спросить о его чувствах и тем более признаться в своих собственных пережива­ниях!

Пристав Свег оглядел свой отряд. Ульсен присутствовал тоже, «поскольку невозможно отделаться от этого шарлатана», – подумал пристав. Сандер и Бенедикте вызвались ехать добровольно, и Аделе Виде также согласилась следовать с ними. Лишь малень­кая Сисель должна была остаться в гостинице, где она замечательно устроилась. Они собрали деньги, чтобы оплатить ее пребывание. То есть, Сандер, ко­нечно, не мог помочь материально, но средств, со­бранных другими, и так хватало на неделю, в тече­ние которой девочка должна была ждать своих родителей.

Они были уже на пути вверх в долину. Пришлось ехать вдоль реки, потому что никто не мог расска­зать точно о местонахождении рокового хутора; толь­ко Ульсен располагал слабыми представлениями о том, где мог находиться Ферьеусет. То, что это было ему известно, объяснялось его дружбой со школьным приятелем, жившим где-то в тех краях. Товарищ как-то раз упоминал ту вымершую деревню, не вдаваясь в подробности.

И фрекен Виде тоже знала только приблизитель­но, в каком направлении отправился ее жених. Но она и не была заинтересована в конкретном выясне­нии этого.

К ее большой досаде, пристав отправил ее сидеть в бричке рядом с Ульсеном. Она-то думала во время пути завоевать расположение замечательного, но странно уклончивого Сандера Бринка, этого удиви­тельнейшего из всех мужчин. Ну что ж, она не так много потеряла, ведь у нее не было здесь соперниц. Эту неуклюжую Бенедикте Линд она вообще не бра­ла в расчет, естественно; та была никуда не годной по всем меркам.

Сандер Бринк был, по наблюдениям фрекен Виде, необычайно уклончивым человеком. Возможно, это жизнь сделала его таким. Он так привык, что девуш­ки – и зрелые женщины тоже – часто смотрят на него, пытаясь поймать ответный взгляд, что даже пытался защищаться. Многие рассказывали ему, что он обладал необычайной притягательностью, и что узнававшие его ближе все больше и больше восхи­щались им. Конечно, он частенько пользовался сво­им обаянием, когда хотел завоевать девушку. Но он был настолько непостоянен, что порой это беспокои­ло даже его самого. Ему не составляло особого тру­да заводить друзей, ему нравилось встречаться с но­выми людьми. Но через некоторое время он, казалось, пресыщался ими и постепенно отходил почему-то в сторону. Он был весьма непостоянен, и та жизнь, ко­торую он вел, не нравилась ему. Но Сандер был не в силах что-либо изменить.

Больше всего его интересовала его профессия. У него был свой особый подход в изучении предмета, и поэтому он стал сильным исследователем. Эта поезд­ка в неизвестную деревню привлекала его. Он вертел брактеат в руках, пытаясь определить, настоящий ли он или это современная копия.

Он попросил Бенедикте взглянуть поближе на медальон, но она не могла прикоснуться к нему, что­бы не обжечься. Поэтому он должен был держать брактеат в руке, нагнувшись к девушке, что могло быть ею неверно истолковано.

Она выглядела так, словно боялась медальона.

Это чрезвычайно заинтересовало Сандера.

Было приятно сидеть и изучать необычное лицо Бенедикте. Последние месяцы он вел разгульную жизнь со многими скоротечными романами и слеза­ми брошенных им девушек. Это не удовлетворяло его, но он воспринимал такую жизнь лишь как часть про­цесса превращения в полноценного мужчину. Бенедикте была для него чем-то новым. Господи, конечно же, он заметил ее влюбленность, но она вела себя сдержанно, не делала попыток завоевать его, как раз наоборот. Она вела себя крайне внимательно и осто­рожно, чтобы не сойтись с ним слишком близко, ее тон был столь категоричен, что казался почти агрес­сивным. Но это было естественно для девушки, кото­рая не хотела страдать от разочарования, насколько Сандер знал женщин. Поэтому он отвечал таким же сдержанным отношением, ни на минуту не давая волю ничему другому, кроме дружелюбия и любезности. Ему нравилась эта высокая девушка со смущенным и застенчивым взглядом.

У них вошло в привычку вместе сидеть за ужином на почтовой станции. Им было о чем поговорить, ему и Бенедикте. Невероятно много общего, хоть они вы­росли в абсолютно разном окружении. Они часто мыслили похоже, а когда их мнения не совпадали, усердно старались понять аргументы собеседника. В такие моменты оба расцветали, говорили с энтузиаз­мом и доверяли друг другу вещи, о которых, каза­лось, им раньше не с кем было поговорить. Но до определенной границы.

Однако вечера постоянно заканчивались одним и тем же. Приходила принаряженная (ради Санде­ра) Аделе Виде и переводила разговор за столом на себя. Тут Бенедикте не могла за ней угнаться. Этот флирт с намеками на что-то раздражал ее, а еще хуже было видеть, как Сандер легко перенимал стиль ее разговора.

Поэтому Бенедикте всегда прощалась через неко­торое время, несмотря на попытки Сандера вовлечь ее в беседу. Он провожал ее до двери и сразу же возвращался к Аделе.

Установился твердый вечерний распорядок, и Бенедикте переживала все муки ада. Но она все же предпочитала уходить в свою комнату, чем смотреть как эти двое непринужденно болтают.

Если бы она узнала, что произошло между Сан­дером и Аделе на третий вечер их путешествия, она бы расстроилась еще больше.

Сандер выпил довольно много – он не всегда мог контролировать себя. Он почувствовал необычай­ную легкость и вседозволенность, и когда обольсти­тельная Аделе доверительно прошептала, что у нее в комнате припрятана еще одна бутылочка, он счел вполне естественным отправиться туда вместе с ней.

Они сидели рядом и болтали о несущественных вещах, которые моментально вылетали у Сандера из головы, – но вот Аделе начала рассказывать о себе. О не приносившей удовлетворения совместной жиз­ни с женихом. Она поведала ему довольно много пи­кантного, превозносила сама себя и перешла к скры­тым намекам на свой горячий темперамент, пожаловалась, что никогда не получала того, что хо­тела от Мортена Хьортсберга.

В следующее мгновение она перевернула все с ног на голову и рассказала о своем глубоком одиноче­стве и о том, как несчастна она была с тех пор, как пропал ее суженый. Аделе пододвинулась к Санде­ру, требуя утешения.

Он только позволил событиям идти своим чере­дом. Она страстно гладила его бедра, как будто он замерз, а она хотела согреть его, ее блузка распахну­лась сама собой… Сколько раз с ним происходило такое? Но для него это не имело никакого значения тогда, он достаточно набрался опыта, чтобы считать подобные безответственные встречи лишь частью пол­ноценной жизни.

Хоть они и не знали друг друга до этого, они вышли из одинаковой среды, где не считалось большой трагедией угодить в чью-нибудь постель на ночь. Такое обходилось без последствий и обязательств. Да и девушки охотно участвовали в игре. Когда внешний фасад благопристойности означает бесконечно мно­го, когда мораль ценится превыше всего и все, что ниже пояса, считается постыдным, всякие фриволь­ности совершаются в тайне. Аделе была довольно искусна в любовной игре и поняла, что Сандер тоже знал в этом толк.

Сандер тоже считал вполне естественным, если девушка открыто показывает, что ищет короткого эро­тического приключения и ничего больше. Это совпа­дало с его представлениями. Никогда речь не шла о продолжении таким образом завязавшихся отноше­ний, и Аделе также это подчеркивала, стараясь ка­заться весьма целомудренной в новой компании: она ведь обручена!

Было очень хорошо и приятно. Но днем позже, когда Сандер поздоровался с Бенедикте, он почув­ствовал себя нехорошо, испытывая недовольство са­мим собой. Он не мог понять, почему, ведь в такого рода истории он раньше часто попадал после вече­ров с обильной выпивкой. И это совершенно не тро­гало его. Ведь Бенедикте была только другом!

Путешествие продолжалось, оно было довольно утомительным.

Время от времени пристав Свег останавливался, чтобы спросить дорогу. Но повсюду ему отвечали лишь покачиванием головы. Нет, никто не слышал о Ферьеусете.

Та же история повторялась, когда они в течение двух с половиной дней двигались вверх вдоль беско­нечного водного бассейна. Они подошли к Хенефоссу и ехали на пароходе вдоль Спериллен, вверх по Бегне до Серума. Там им снова пришлось нанять лоша­дей и повозку.

На почтовой станции в Серуме они впервые услы­шали о Ферьеусете.

Ну да, тамошний хозяин слышал это название. Но им надо ехать еще долго, затем надо двигаться вдоль притоков, а потом… Он объяснял им дорогу весьма приблизительно, так как не был уверен сам. Если даже до него доходили дурные слухи, связан­ные с покинутым местом, он не упомянул об этом. Но он чувствовал себя неловко, утверждал впоследствии Сандер.

По дороге они обсуждали, мог ли мертвый про­плыть такое расстояние. Они сочли это вполне воз­можным. Поскольку доцент Кламмер был наверху в Ферьеусете весной, течение в реках было довольно стремительным и сильным и оно могло протащить его через озера и дальше, через Одальсэльвен вниз к бурному водопаду Хенефоссу, где тело крепко заце­пилось ремнем за прибрежные камни, а затем его вынесло в озеро.

Долгое путешествие для ученого мужа.

Продолжая свою поездку через узкие долины, они гораздо чаще слышали о Ферьеусете. И теперь было ясно, что люди что-то знали…

Хотя, собственно, что они знали? Люди слышали. Они перешептывались, бормотали тайные намеки. Поговаривают, там небезопасно. Там призраки. Нет, точно никто не знает, какие. Но место было покинуто. Все жители спаслись бегством!

Фрекен Аделе Виде стала сама не своя. В тех кра­ях она не могла уже царить полновластно, она чув­ствовала себя неуверенно, ведь ее наимоднейшие на­ряды не интересовали деревенских соперниц, молчаливо пялившихся на ее Сандера. Платья были непрактичны здесь, к тому же они требовали почин­ки. Она чувствовала себя скверно и выглядела не­ряшливо.

Такая же неудача постигла и ее план молниенос­ного завоевания Сандера Бринка. Ну да, конечно, он был внимателен, и он все так же нежно смотрел на нее при разговоре, но… Он становился уклончив и своенравен. Та разгульная ночь совсем не помогла ей, как раз наоборот! Стоило ей обратиться к нему, как он оказывался увлечен беседой с этим убийствен­но скучным приставом или, того хуже, с девчонкой. Господи, и как это можно так одеваться! Аделе была полна презрения к Бенедикте. Рослая, как парень, и широколицая, словно амбарные ворота, и одета так неизящно. Хотя, должна была признать Аделе, ее одежда была весьма практична.

Бедная девушка казалась ей так безнадежно оди­нокой!

Но в этом Аделе ошибалась. Бенедикте вовсе не была одинокой, наоборот, это Аделе не повезло, словно она вытащила самую короткую соломинку. Но этого ей никогда было бы не понять. Сандер, напротив, давным-давно решил, кто из его спутниц представ­лял наибольший интерес. Возможно, он флиртовал с Аделе по старой привычке, но она ничего не значила для юноши. Его все больше интересовала Бенедикте. Он толком еще не разобрался в ней, она скрывала свою истинную душу. В ней оставалось множество загадок, и Сандеру хотелось побольше узнать о юной девушке из рода Людей Льда.

Но Бенедикте, казалось, не хотела подпускать его к себе слишком близко.

Однако он ошибался. Бенедикте сделала бы что угодно, чтобы только ей было позволено поделиться с ним своими мыслями и чувствами. Но она уверилась, что не может быть интересной. Вечером, на пос­ледней почтовой станции, когда все уже легли спать, она вышла наружу и спустилась к воде. В теплых сумерках она медленно шла вдоль берега и размыш­ляла. Тихо молилась высшим силам, чтобы они по­зволили ей стать другой. Нет, это было глупо, ни один человек никогда не желает стать кем-то другим, с другим именем, надо оставаться самим собой, а осо­бенно сохранять душу. Но можно ведь выглядеть ина­че. Со временем у многих девушек возникает подоб­ная несбыточная мечта. Поскольку, собственно, лишь немногие здесь на земле удовлетворены своей вне­шностью.

Бенедикте, во всяком случае, была ей недоволь­на. Раньше она не думала так много об этом, но теперь…

Особенно теперь, когда ее сравнивали с этой хо­рошо сложенной, удачливой Аделе Виде. С Аделе, которая могла запросто поговорить с Сандером. «Од­нажды я поколочу ее, – подумала Бенедикте. – Я искренне надеюсь, что не сделаю этого, но если уж разозлюсь как следует… Она просто украла его у меня. Он, конечно, не был моим, разумеется, но до того, как она появилась, мы с Сандером могли разговари­вать как лучшие в мире друзья. А она переманила его. Он по-прежнему приветлив со мной, но она-то выглядит так, будто он ее собственность, ее находка, а со мной он говорит просто из вежливости. Ух, как мелочно я теперь думаю, но я не в силах управлять моими чувствами. Может быть, это ревность? Да, с одной стороны, это она, но тут еще и разочарование, абсолютное бессилие. Сознание того, что я ничего не могу поделать, чтобы помешать ей. Я теряю его. Те­ряю то, что никогда не было моим.

Никогда не думала, что могу быть такой мелочной! Надо стать сильной, такой, чтобы достойно от­пустить его, надо учиться принимать поражения. В тот день, когда он больше не захочет говорить со мной или даже просто быть вежливым, я ни за что на све­те не должна устраивать сцен. Ничто не заставит меня заплакать. И тогда я действительно потеряю его».

Но с каждым часом ее чувства к Сандеру крепли. Она была словно околдована им, ощущала боль в груди от страха, что теперь лучшие времена позади, он влюбился в Аделе Виде…

Ни один человек на свете не страдал так, как Бе­недикте Линд из рода Людей Льда в эти чудные теп­лые дни позднего лета в одной из затерянных долин Норвегии.

Наконец они достигли той деревни в долине, вы­соко в горах. Именно отсюда начиналась заросшая тропинка к Ферьеусету.

– Нам нужно взять проводника, – сказал при­став Свег. У него было усталое лицо, песок набился в уголки глаз. Всех утомила долгая поездка.

Но теперь цель была близка.

– Да, – поддержал Сандер. – Нам нельзя бро­дить в горах наугад. Но вы можете обратиться к ме­стному приставу. Он бы нам помог.

Они вошли на первый, самый добротный двор.

Трое в доме подавленно смотрели на них.

– Ферьеусет, – проворчал крестьянин. – Что за ужасный интерес к подобному месту!

– Правда? – вырвалось у Свега. Аделе Виде внимательно смотрела на крестьяни­на.

– А не появлялся ли у вас мой жених, Мортен Хьортсберг?

– Я не знаю, они никогда не говорят своего имени, эти горожане не утруждают себя разговорами с нами, «каннибалами», или как они там еще о нас думают. Но тот хотел идти наверх и упрямо стоял на своем.

Аделе описала своего жениха и назвала время, когда он мог быть здесь.

– Ну да, да, это, должно быть и был он, тот, последний. Ужасно легкомысленный и самоуверен­ный господин.

Эти слова не понравились Аделе, но пристав не дал ей никакой возможности протестовать. Он обра­тился с новым вопросом:

– Вы сказали, их было несколько? Как много?

– Нет, в этом году был еще только один.

– Такой пожилой человек?

– Да, он был гораздо старше, чем этот нахаль­ный юнец, который знал все лучше нас.

Пристав Свег почувствовал симпатию к крестья­нину. У него у самого была подобная обуза, которую надо было волочить за собой – милый Ульсен.

– Но тот пожилой пришел пораньше?

– Еще снег лежал, как он появился.

– Следовательно, ранней весной, когда все тая­ло?

– Можно и так сказать.

– А больше здесь наверху никого не было?

– В этом году не было, я же сказал. Но в про­шлом году было несколько. Целая куча.

– И все одновременно?

– Ну да. Хотя они пришли двумя группами. Каж­дая в свой день.

– А сколько их было?

– Нет, этого я не припомню. Я думаю, они были иностранцами.

Слово взяла его жена.

104

– В первый день их было двое. А на следующий день пришли еще трое. Это были немцы. Свег повернулся к ней.

– И они не вернулись?

– Нет. Но ведь они могли пойти дальше. Через горы.

– Да, конечно, – тихо сказал пристав. Он обратился к Аделе:

– Ваш жених тоже мог пойти дальше. Она кивнула:

– Я знаю.

Бенедикте, Сандер и Ульсен до сих пор молча сто­яли позади. Сандер произнес:

– Но в таком случае фрекен Виде должна была получить от него какие-нибудь известия?

– Он мог пропасть и в горах, – угрюмо ответил Свег. – Во всяком случае, я хочу подняться и по­смотреть на это место. К тому же мы здесь не для того, чтобы гоняться за привидениями, а чтобы выяс­нить, что происходит там наверху, – закончил он, обращаясь к хозяевам.

– Может быть, нам стоит взять проводника? – прохрипел Ульсен.

– Верно. Вы не можете нам подсказать, к кому нам обратиться за помощью? И где живет пристав?

Крестьяне задумались. Они посовещались друг с другом, трое за столом, быстро пошептались и смол­кли.

– Пристав в отъезде.

– Единственный, кто осмелится, это Ливор, – наконец произнес крестьянин. – Думаю, вы можете спросить у него. Но как раз сейчас он наверху на своем пастбище. Возможно, вы встретите его по до­роге, он сегодня собирался спускаться вниз, так он мне сказал. Или вы можете повернуть направо, когда подниметесь к Ферьеусету. Там наверху идет до­рога направо, то есть она пересекает ту дорогу, по которой пойдете вы.

– Но если она пересекает, то Ливор по ней и пой­дет сюда вниз?

Крестьянин сдержанно улыбнулся.

– Ливор никогда не боялся привидений. И, на­сколько я его знаю, он ходит кратчайшей дорогой.

Они поблагодарили за помощь и тотчас же от­правились в путь. Они шли по той же тропинке вдоль водопада, которую жених Аделе, Мортен Хьортсберг, выбрал шесть недель назад. Лето уже перевалило за свою половину, но до осени было еще долго.

Был неприятный хмурый день, моросил мелкий дождь, а рваные облака почти касались верхушек елового леса. Влажная одежда прилипала к телу, было холодно, и путешественники представили себе, что никогда уже не будет тепло и сухо. Они не виде­ли ничего впереди, кроме ближайших кустов и дере­вьев. Тропинка, по которой они шли, вела их прямо в заоблачный мир.

Они ступали тяжело, без лишних разговоров. Бе­недикте чувствовала, с каким нежеланием Аделе вос­принимала эту необходимость быть здесь, измотан­ной и некрасивой, со спутавшимися под дождем волосами и лицом, немилосердно открытым ветру. Сандер ничего не говорил, лишь временами протяги­вал руку, чтобы помочь Бенедикте, сопровождая это движение быстрой улыбкой на самых крутых подъе­мах. Ульсен был раздражен и мечтал лишь о том, как бы поскорее добраться до места, потому что вся эта затея представлялась ему только пустой тратой его драгоценного времени. Ведь тут он не мог прово­дить какую-нибудь грандиозную работу с примене­нием дедуктивного метода, например, расследование или сбор доказательств. Всю дорогу он терпел сар­кастические замечания Свега и ждал только случая, чтобы отомстить своему начальнику сразу за все, вос­пользовавшись своим восхитительным талантом сы­щика.

Свег тоже шел молча, не открывая никому своих мыслей. Поскольку они были прискорбно прозаичес­кими.

Он натер ногу.

Постепенно моросящий дождь прекратился. По­явился снег на склонах.

Чем выше они поднимались, тем плотнее стано­вился этот белый слой. Но нигде он не казался кра­сивым. Снег просто скапливался в рыхлых ямах меж­ду кустами черники на траве, пытаясь растаять при первом же луче солнца.

Все согласились с тем, что вполне могли бы обой­тись и без снега в это время года.

Никого по имени Ливор они так и не увидели. Но они легко нашли дорогу сами.

Внезапно они вышли из леса, и перед ними от­крылся облачный пейзаж. Здесь снег казался бело-серым, поскольку на большой площади он местами стаял. Озеро едва выступало из облаков и было не­приятного серо-стального цвета. Дул пронизывающий ветер и навевал печальные мысли.

Они увидели ту же картину, что и Мортен Хьорт­сберг, но теперь погода была гораздо хуже. Горные березы, мокрые от продолжавшего таять снега, река, видневшаяся на другом берегу озера. Деревня Ферьеусет лежала, съежившись, и выглядела еще тоскливее, чем обычно.

– Что, черт подери, привлекает сюда наверх этих ученых парней? – сказал Свег, кислый, как уксус. Его мозоль давала о себе знать все сильнее. – И каким, к черту, образом можно перебраться на тот берег?

– Нет никаких оснований сквернословить, – рез­ко сказала Аделе. – Попрошу избегать крепких вы­ражений в моем присутствии!

– Иди к черту, – фыркнул пристав. – То есть, нет, я не хотел никого обидеть. Я сожалею. Пойдем, нам надо двигаться вперед!

Сандер взял Бенедикте под руку, поскольку заме­тил, что она неважно себя чувствствует. Да, ее ду­шевный настрой беспокоил молодого человека.

– В чем дело, Бенедикте? – тихо спросил он.

Она задержала его руку в своей, пока они шли вдоль заросшего берега. Не то, чтобы она уцепилась за него, но сжала ладонь достаточно сильно, чтобы он мог понять ее желание чувствовать рядом силь­ную руку и благодарность за это.

– Это дурное место, – прошептала она. – Ман­драгора вибрирует.

Она уже рассказала ему об алруне . Только ему одному. Другие бы ничего не поняли.

– Здесь все кажется таким мирным, – возразил он.

– Ты так считаешь?

– Нет. Я же сказал «кажется». Твой страх пере­дается мне. Так, что я чувствую – вся местность чем-то заражена.

– Это так. Я не знаю, что прячется здесь. Но я очень хорошо понимаю, почему люди покинули это место.

– Да? А почему, собственно, они сделали это? Бенедикте посмотрела на деревню, лежавшую в серой дымке.

– Должно быть, это случилось совсем недав­но…

– Ты судишь по тому большому дому? С черда­ком? Да. Похоже, дома здесь ветхие, особенно вон те, маленькие, я говорю о них. И обвалившиеся.

– Да. Мы можем предположить, что люди поки­нули их приблизительно… сейчас… лет тридцать на­зад?

– Звучит достоверно. Глупо, что мы не спросили внизу в деревне.

– Глупо, что мы не встретили этого Ливора. Он наверняка что-то знает, поскольку он не боится этого места.

– Начинает смеркаться. Подъем наверх отнял у нас много времени.

Бенедикте поежилась от неприятного ощущения и покрепче взяла Сандера за руку. Сандеру был по­нятен ее страх.

«Да, – подумал он. – Она права. Все дышит спокойствием. Но что-то скрывается в тенях возле этих серых маленьких домишек.

Церковь там вдали выглядит совсем беспомощно. Как будто бы зло взяло верх».

Они смотрели вдаль, на устье реки. Безнадежная затея – попробовать перебраться туда.

Аделе Виде мечтательно произнесла:

– Сейчас бы в какой-нибудь уютный и теплый ресторан в Кристиании! С тихой музыкой. Красиво одетые люди. Вкусная еда…

– Этим ты не облегчаешь нам жизнь, – Сандер прервал ее мечты.

– Но мне холодно, и я промокла до костей! – фыр­кнула она. – Даже хуже. До самого нутра.

– Кстати, мы ищем твоего жениха, – напомнил ей пристав Свег.

– Я знаю. Проклятый идиот, что он здесь за­был?

На это ни у кого не нашлось, что ответить.

Бенедикте шла, стараясь наступать в следы Санде­ра, продираясь сквозь густой подлесок. Они больше не могли держаться за руки; то, что когда-то было доро­гой, сузилось до крайности.

Бенедикте охватило чувство беспокойства. Она была сама не своя, ведь рядом с этим маленьким озером притаилось что-то ужасное. Девушка хотела предос­теречь остальных, но знала, что это бесполезно. Они бы не поняли ничего. Может быть, за исключением Сандера. Но было видно, что и ему передалось ее бес­покойство.

Когда они достигли противоположного конца озе­ра, дневной свет погас за стеной облаков, и воцарил­ся рассеянный полумрак.

Они остановились.

Над снежным пейзажем стояла необычная тишина, только слабо журчала река. Если бы они сейчас заго­ворили, то их голоса звучали бы приглушенно над ту­манной местностью.

С того низкого берега, где они стояли, они видели лишь силуэт Ферьеусета на фоне облаков. Церковь, не­большая и скромная. Высокий дом с чердаком. И ма­ленькие, обвалившиеся одноэтажные домики, хлева, построенные из камня и необычно толстых стволов, ос­тавшихся со времен, когда сосновый лес горделиво взды­мался здесь наверху, в горах. Прошли столетия, и лес был теперь далеко. Крыши из дерна обвалились, сквозь них прорастали горные березы и маленькие елочки. Некоторые из домов завалились на бок, словно устав­шие животные. Деревня была образцом заброшеннос­ти и стояла в испуганной тоске по людям, давным-дав­но покинувшим ее.

Наконец, Свег заговорил, и его голос был довольно сильно прихвачен здешним холодом:

– Здесь мы не переберемся. Нам надо идти выше по реке. Может быть, там брод или…

– Тише! – прошептал Сандер. – Слушайте!

Они мгновенно замерли.

Со стороны деревни слышался приглушенный плеск воды и скрип весла.

Вдали, в сумеречном свете показалась лодка. Лод­ка, направлявшаяся к ним с противоположного бе­рега.