4

Бенедикте с любопытством входила в старый страш­ный дом. Она держалась настороженно. Если бы сей­час ее видел папа Хеннинг, он бы все понял, потому что никто так хорошо не знал Бенедикте, как он – хотя он и не имел представления об изнуряющем мире ее ночных грез. Но по ее поведению ему сразу стало бы ясно, что у этого дома была… можно ли это на­звать «атмосферой»?

Пока она осматривала дом, собравшиеся рассмат­ривали ее. Три хозяйки были настроены критически, они кидали на нее косые взгляды и обменивались словечками о слишком любопытных девчонках. Пара Мартинсен, торопившаяся скорее отправиться в путь, глядела на нее с любопытством. Свег был настроен скептически, Ульсен высокомерно-всезнающе, а Сан­дер Бринк был разочарован.

Он ведь слышал, и не раз, о Бенедикте и составил себе представление о ней. Он ожидал увидеть эфе­мерное создание, загадочное и притягательное. Од­нако Бенедикте не обладала ни тем, ни другим. Она была такого высокого роста, что Ульсен должен был смотреть на нее снизу вверх, а Сандер смотрел ей прямо в глаза, когда они стояли друг напротив дру­га. Пышная фигура, широкое, как у эскимоса, лицо, по-монгольски раскосые черты – но впечатление ос­тавалось все же приятное, благожелательное. В ней не было ни малейшего демонического или гипноти­ческого налета, который, как ему представлялось, должна иметь всякая ясновидящая.

Сама Бенедикте даже не осмеливалась глядеть в его сторону. Он внезапно рассеял все ее мысли. Она никогда раньше не встречала такого притягательного мужчину и с горечью думала, что в его глазах являет­ся полным ничтожеством. Если бы ей было позволено, она бы сидела в темной комнате и смотрела на него, сидящего в круге света. Она бы так смотрела и смот­рела, сама оставаясь незамеченной, купалась бы в лучах, рисующих перед ней эту картину, бесхитростно наслаждалась бы каждой его чертой, каждым дви­жением, каждым словом, которое он произносил.

Но теперь ей надо было думать совсем о другом, и он не должен был видеть ее лица. Иногда необхо­димо отступать в тень, теперь Бенедикте поняла это.

Она глубоко дышала, не смея даже подумать о том, что он стоит и изучает ее. Она сконцентрирова­лась на доме.

Эта маленькая девочка знает много важного.

Бенедикте присела на корточки перед Сисель и взяла ее руки в свои. Девочка была насторожена, но не испугалась.

– Ты слышала смех на втором этаже? – тихо спросила Бенедикте.

Сисель кивнула. Тетки напряглись, чтобы расслы­шать, но Бенедикте умышленно говорила так тихо, чтобы они не слышали. Она знала, что сестры на­строены враждебно к девочке.

– Мы должны в этом разобраться, – сказала она успокаивающе, она всегда замечательно ладила с детьми. – Ты, конечно, не можешь здесь жить, мы подыщем тебе другое место, но сначала нам надо недолго побыть в доме. Я думаю, нам не придется оставаться здесь на ночь.

Она заметила, что Сисель почувствовала облег­чение.

– Не бойся, – сказала Бенедикте. – Я буду все время с тобой.

Теперь надо было быть дипломатичной. Бенедик­те чувствовала, что здесь ей многого недоставало, она была слишком наивной, открытой и простой там, где следовало действовать похитрей. Тетки были настро­ены враждебно, и это она понимала. Они уже успели вступить в серьезную битву сегодня утром. Мысль о появлении в доме полиции глубоко их шокировала, но в то же время они осознавали, что не получат ка­кого-либо возмещения, если не заявят о случившем­ся.

Уве и Гури Мартинсен тоже их потревожили. Они не желали оставлять дочь в доме, где так неистово бушуют привидения. Тетки гневно заявили, что по­скольку в их доме никогда раньше ничего подобного не происходило, то это, должно быть, сами Мартинсены привели с собой полчища призраков. Сестры были сильно раздосадованы большим количеством людей, сновавших туда-сюда по дому, а при виде Бенедикте они лишь пожимали плечами и презри­тельно усмехались.

Сисель старалась что-нибудь вспомнить…

Ее взгляд ускользал в сторону, когда Бенедикте пыталась уточнить характер звуков, шедших с верх­него этажа.

Нет, так не пойдет. Вначале тетки!

Бенедикте попробовала забыть о впечатлении, ко­торое она должна была производить на Сандера Бринка, и напряженно улыбнулась трем излучавшим недружелюбие дамам.

– Фрекен Мартинсен, – сказала она Беате, ко­торая была младшей и, вероятно, самой общитель­ной из них. – Я с удовольствием пообщаюсь со все­ми вами несколько позже, если мне будет позволено. Я уверена, что вы дадите мне множество ценных пояснений. Но, в первую очередь, я должна поговорить с родителями Сисель, им ведь надо немедленно ехать. Поэтому, не будете ли вы так любезны пройти пока в свои комнаты, а я скоро с вами побеседую.

Была ли она достаточно дипломатична? Похоже, что нет, ибо три старухи отправились восвояси явно недовольные, что ими командуют в собственном доме.

Бенедикте повернулась к Уве и Гури Мартинсен, стараясь не смотреть на Бринка.

– В этом доме так много странного. Здесь, по крайней мере, три загадочные вещи, которые не скла­дываются друг с другом.

Ах, если бы только она могла выражаться учено и элегантно! Но это был не ее стиль. Она была довольно простодушной – и очень, очень чувствительной.

– Во-первых, все тут, в салоне, разбросано и раз­ломано в щепки.

Нет, так не говорят. Она быстро поправилась:

– В этом коричневом салоне. Во-вторых, этот то­пот наверху. Кстати, господин пристав, вы сказали, что прохожие пару раз видели на втором этаже ка­кой-то неясный свет. И в-третьих, здесь есть что-то еще, что я не могу ухватить. Я не понимаю этого…

Она задумалась. Что-то сильно раздражало ее, и хотя ей следовало почувствовать, откуда это исходит, у нее не получалось. Какой-то чужеродный элемент.

– Ты имеешь в виду звериную лапу? – тихо ска­зал пристав Свег, он не знал точно, как ему себя вес­ти с этой девушкой. Но она казалась такой открытой и уверенной, что он не посмел смеяться над ней.

– Что? – очнулась она. – Нет, лапа… Я почти наверняка знаю, что произошло в этой коричневой комнате. Но сперва мне надо проверить, и малень­кая Сисель должна быть со мной. К сожалению! Но я могу все время держать ее за руку, если она хочет.

Мартинсен нетерпеливо топнул ногой.

– Но нам пора идти, мы опоздаем…

– Да, конечно, – сказала Бенедикте. Она подо­шла и взяла фру Мартинсен за руку. – Не беспокой­тесь за Сисель, с ней ничего плохого не случится.

Она замолчала, держа руку Гури в своей, и серь­езно посмотрела на нее.

– Неприятности кроются в вас самой, фру Мар­тинсен, я это чувствую. Но их можно избежать, ведь во многом это ваша собственная вина. Вы ревнивы, вам не надо быть такой.

– Да, я все время это говорил, горячо добавил Уве. – Ты только выдумываешь себе всякие глупос­ти, Гури.

– Не только, – возразила Бенедикте, которая выпустила руку Гури и повернулась к мужчине. – Я узнала о вас многое, поздоровавшись с вами. Вам нравятся женщины, вы легкомысленны, но лишь чуть-чуть, как многие мужчины в вашем возрасте. Только легкий флирт, ничего больше, вы вполне верны ва­шей супруге. Отправляйтесь в путь, но мне кажется, вам надо больше думать о Сисель. Она нуждается в вас обоих. Вы разве не видите незащищенность в ее глазах? Вы часто ссоритесь, не так ли?

– О, Господи, что ты за девчонка? – сказал Уве бесцеремонно, но тотчас же умолк. – Верно, верно, нам надо разобраться в нашей частной жизни, но мы ведь не об этом должны были говорить, или как?

– Нет, конечно. Извините, – сказала Бенедикте и кивнула им на прощание. Обращаясь к приставу, она спросила: – Я думаю, мне лучше начать со вто­рого этажа. Как туда можно попасть?

– Да, я тоже спрашивал об этом, но хозяйки ска­зали, что туда никак нельзя добраться. Этажом уже много лет никто не пользуется, – утверждают они.

Маленькая Сисель, которая попрощалась с роди­телями и поэтому держалась возле добродушной Бе­недикте, выглядела взволнованной.

Бенедикте повернулась к ней.

– Ты слышала шаги, не так ли?

– О, да! – прошептала девочка. – В этом я уве­рена, клянусь!

– Я верю тебе. Но… ты ведь не все мне рассказа­ла, так?

Сисель покраснела.

Бенедикте, которая чутко улавливала настроение других, увела ее от мужчин.

– Что там было? Ты можешь мне рассказать. Я должна знать, понимаешь?

– Нет, это было так противно!

– Да, я понимаю. Шепни, я не проболтаюсь!

После долгих колебаний Сисель прикрылась ла­дошкой и, багровея от стыда, прошептала на ухо Бе­недикте:

– Я слышала, как скрипела кровать.

– Как будто бы там кто-то был? Девочка запнулась.

– Это были такие неприятные звуки. Бенедикте нахмурила брови.

– Ты имеешь в виду…? Как если бы там люди любили друг друга?

– Я не знаю, – быстро прошептала Сисель. – Может быть, они там это делали, я не знаю.

– Ну, разумеется, нет, тебе ведь всего восемь лет. Но все равно спасибо, чудесно, что ты рассказала. Я никому не проболтаюсь.

Нет, она бы действительно никогда не сказала. Хотя Бенедикте было известно о всех таинствах люб­ви, этот мир никогда не станет ее собственным, это она знала наверняка. Она была создана для дружбы и преданности, ни один мужчина никогда бы не увлекся ею до такой степени, чтобы лечь с ней в по­стель. Она давным-давно смирилась с этим. До сих пор это ее не беспокоило. Но девушка и не встречала никогда такого парня, как Сандер Бринк.

Нет, она ничего не скажет о переживаниях Си­сель.

Но Бенедикте догадывалась, что все это должно означать нечто ужасное. На запертом этаже – и та­кие звуки?

– Туда совершенно нельзя попасть? – спросила она у мужчин, вернувшись от Сисель.

– Хозяйки утверждают, что абсолютно невозмож­но, – ответил пристав Свег.

– А где лестница?

– За этой дверью. Она, естественно, закрыта, но теперь, когда этих ужасных теток поблизости не вид­но, мы попробуем отпереть ее. Ульсен, ты владеешь этим ремеслом! Пора тебе уже сделать что-нибудь полезное, а то стоишь только и целый день меня по­учаешь.

Молодой всезнайка Ульсен выглядел обиженно, но вытащил из кармана связку отмычек. Вскоре он справился с замком.

Бенедикте приоткрыла дверь, надеясь, что тетки не услышат пронзительный скрип.

Сырой воздух ударил им навстречу, когда дверь отворилась. Бенедикте скорчила недовольную грима­су, увидев картину, открывшуюся впереди.

Лестничный пролет полностью обвалился. На полу как попало лежали гнилые балки и лестничные сту­пеньки, а высоко на потолке висело то, что когда-то было лестницей. Это напоминало зубы во рту, за ко­торым никогда не ухаживали. Верхний зал зиял чер­ной дырой за облаком паутины.

– Спасибо, – пробормотала Бенедикте и закры­ла дверь. – Я увидела достаточно!

Затем Бенедикте попыталась побеседовать с тре­мя сестрами.

Сандер Бринк взял Сисель с собой на длитель­ную прогулку, так как ей не стоило пока появляться в этом доме. Но пристав и его тень Ульсен присут­ствовали вместе с Бенедикте при разговоре с фурия­ми.

Беседа превратилась в битву против стены подо­зрений и исковерканных представлений. Говорить с ними один на один не отважился бы никто, тетки в гостиной объединились в воинственный отряд.

– Здесь никогда не было привидений, – с досто­инством произнесла высокая, тощая Агнес. – У де­вочки нездоровая фантазия.

– Но ведь вам было сказано, что люди видели пару раз какой-то свет на верхнем этаже? – сказал Свег ровным голосом.

– Люди говорят о нас много гадостей, – сказа­ла Герд, и брошь затряслась от негодования. – Как будто бы трех беззащитных маленьких женщин не могут оставить в покое. Только потому, что мы не хотим общаться с кем попало! Лестница начала раз­рушаться двадцать пять лет назад. С тех пор никто так и не был наверху. Мы достаточно уютно устрои­лись внизу.

– Вы унаследовали этот дом?

– Да, наш дорогой отец в молодости приобрел его. А мы изо всех сил пытались сохранить все в пер­возданном виде.

Бенедикте подумала, что есть некоторая разница в том, чтобы сохранять старый дом или пускать все на самотек, когда он приходит в упадок.

Беата облизала шоколад с пальцев.

– Для нас это было нелегко. Мы, бедные, одино­кие женщины, живем только на наши скромные сбе­режения.

Пристав переменил тему.

– Вечером мы заберем девочку с собой, после того как Бенедикте обследует феномен с привидения­ми в коричневом салоне. Поскольку для всех будет лучше, если маленькая Сисель уедет отсюда.

– Нет, это мы не хотим видеть у себя такого ужас­ного ребенка! Они, видите ли, утверждают, что мы не можем рассчитывать на большое возмещение за все эти разрушения нашей любимой старой мебели.

– Ну, вы же уже получили часть платы за девоч­ку, – сказал Свег укоризненно. После бесконечных дискуссий тетки вынуждены были вернуть половину денег чете Мартинсенов. Супруги отказались взять остаток обратно, ведь девочка оставалась на одну ночь, да к тому же все эти осколки, вся мебель!

Разговор топтался на месте, поэтому все облег­ченно вздохнули, когда Сандер вместе с Сисель по­явился на крыльце. Все, кроме теток, вышли наружу, чтобы их встретить. Бенедикте спрятала счастливую улыбку, увидев Сандера.

Ветхая веранда заскрипела от такого количества встречавших.

– Не прислоняйся вон к тому столбу, – предос­терегающе сказал Ульсену Свег. – Малейший тол­чок – и мы погребены под этой рухлядью.

Бенедикте посмотрела наверх и убедилась, что он был прав.

– Вы знаете, мне жаль этих трех пожилых жен­щин, – тихо сказала она. – Подумать только, они так бедны и им так одиноко живется в этом доме с привидениями!

– Тебе их жаль? – сдавленно фыркнул пристав. – Сытый голодного не разумеет. Более скупых сестриц вам не найти, я слышал, они экономят на всем, выга­дывают каждую мелочь. И они любят этот дом. Они сентиментально до отвращения привязаны к нему. Ну как же! Дом их детства, юности, дом дорогого папочки и мамочки и так далее. Нет, спасибо, ника­кого сочувствия!

Когда они пообедали, съев бесцветное и безвкус­ное блюдо – и прилично заплатив за него, – опус­тились сумерки, и пристав объявил теткам, что им лучше всего убраться подальше, потому что теперь Бенедикте необходимо выяснить, что же все-таки про­исходило в коричневой комнате.

Вначале, правда, она предложила помочь с мы­тьем посуды, но тетушки единодушно отказались. Кухня была одной из священных комнат в доме, куда никому из посторонних вторгаться было нельзя.

Тетя Агнес строго посмотрела на пристава.

– А если еще что-нибудь будет разбито в нашем чудесном салоне, именно вы будете обязаны возмес­тить нам ущерб!

Казалось, что все трое надеялись на это. Они, без сомнения, не были так уж сильно привязаны к фа­мильным раритетам.

Если бы только Бенедикте могла припомнить, что же это так копошилось в ее подсознании! Здесь было что-то большее, чем просто воспоминания. Нечто скры­тое, неясное, что явно было здесь не на своем месте. Но все же весьма существенное.

У двери в коричневый салон Сисель заартачи­лась.

– Нет! Я не хочу входить в эту комнату!

– Ты можешь сесть прямо возле двери, успокаи­вала Бенедикте. – И…

Наконец она встретилась взглядом с Сисель. У нее зарябило в глазах.

– Ну, может быть, Сандер хочет посидеть с то­бой?

Если Бринк и был задет тем, что его назначили нянькой, он не подал и виду. Он только повернулся к Бенедикте со своей обезоруживающей улыбкой и при­тянул Сисель к себе.

– Разумеется! Пойдем, мы сядем здесь и будем сидеть тихо, а если что-то случится, убежим, не так ли?

Сисель молча и решительно кивнула.

Комната уже была убрана, все черепки вымете­ны, и мебель стояла на своих старых, странным об­разом выбранных местах. Три раздраженные хозяй­ки отрядили для этой цели Ульсена. Глубоко оскорбленного, уязвленного Ульсена.

Только отметина вверху на стене была на пре­жнем месте и, естественно, разбитые окна. Пристав стоял и смотрел снизу вверх на отпечаток и задумчи­во качал головой.

– Мне бы не хотелось повстречать хозяина этой лапы, – сказал он Бенедикте.

– Вы разве не догадались, кому принадлежит отпечаток? – удивленно спросила она. – Я думала, что все знают.

Пристав хмуро уставился на нее.

– Я не ясновидящий.

Бенедикте принялась было объяснять, что требо­валось только немного логики, чтобы понять это, но заметила, что и Сандер Бринк, и Ульсен смотрят на нее вопросительно. Она сочла лучшим замолчать, так как не хотела ставить под сомнение их сообразитель­ность.

Сисель дрожала всем телом, сидя в объятиях Сандера. Бенедикте было ужасно жаль ее, но присут­ствие девочки было абсолютно необходимо.

Бенедикте не смотрела на Сандера, но ощущала его близость каждым нервом. Его фантастическая притягательность почти парализовала ее, и ей даже хотелось, чтобы его сейчас не было рядом. Она не могла полностью сконцентрироваться.

Девушка попросила принести светильники с зак­рытым фитилем, чтобы осветить комнату. Она не хо­тела рисковать и устраивать пожар среди этой рух­ляди. Безобразная комната предстала во всем своем запустении. Богато меблированное помещение часто может выглядеть уютно и спокойно, но это казалось холодным и голым.

Бенедикте, пристав и Ульсен сели подальше, от­куда был свободный обзор происходящего. Девушка прокричала Сандеру, сидевшему у двери:

– Дайте немедленно знать, если увидите что-ни­будь необычное!

– Нам можно громко разговаривать, да?

– Это не имеет значения.

Они молчали и ждали. Шли минуты, но дом был спокоен. Сестры Мартинсен, очевидно, пошли спать. Сисель зевала.

Тут пристав Свег увидел, как Бенедикте почти не­заметно повернула голову, прислушиваясь, словно она что-то почувствовала в комнате.

Даже Сандер, находившийся вдалеке, тоже обра­тил внимание на ее реакцию.

Все, не считая Сисель, замерли в ожидании. Но ничего не происходило. Пристав снова расслабился и вытащил свою курительную трубку, чтобы набить ее табаком.

В тот же момент трубка вырвалась из рук и про­неслась наискосок через комнату. С сильным шлепком она ударилась в стену. Куски дерева разлете­лись в разные стороны.

Одновременно с этим массивное зеркало приподня­лось с подставки и упало на пол со зверским грохотом.

– Бенедикте! – закричал Сандер Бринк. – Это – полтергейст!

– Да, это он, без сомнения! – ее голос едва пере­крывал шум. – Выводи девочку наружу, быстро! Нам здесь больше нечего смотреть.

Приближаясь к выходу, они увидели стол, дви­гавшийся вверх ногами, и сразу же догадались, кто оставил после себя след на стене.

Сисель плакала, и Бенедикте попросила Ульсена немедленно отвезти ее на постоялый двор и оставить там на ночь. Впрочем, он мог вернуться назад, как только выполнит поручение.

Они услышали какое-то жужжание в воздухе за дверью и постучали по стене.

– Полтергейст, – сказал Свег задумчиво. – Я читал об этом, но не имею ни малейшего понятия, что это за штука. «Гейст» означает привидение, не так ли?

– Привидение или дух, призрак, – ответил Сан­дер. – Но полтергейст не вызван привидением, это физический феномен. Сила.

Они вопросительно смотрели на Бенедикте, кото­рая беспокойно прислушивалась к спектаклю, разыг­рывавшемуся внутри.

Все трое подошли ближе к двери.

– Каким же идиотом я был, – сказал пристав. – Не увидел львиные лапы на ножке стола.

– Это было, наверное, нелегко в такой перепол­ненной комнате, подтвердила Бенедикте с отсутству­ющим видом.

Стол, который как раз стоял тихо возле двери, был круглым, на одной ножке, из которой выходили еще три, заканчивавшиеся необычно украшенными фан­тастическими лапами с когтями. Присутствовавшие замерили расстояние до отметины вверху на стене.

– Неплохой прыжок для льва, – сказал Свег. – Ты думаешь, что стол сам взлетел на такую высоту?

Он пригнулся, чтобы уклониться от летевшей в его сторону фарфоровой безделушки.

– Это все детские игрушки для полтергейста, – сказал Сандер. – Но что же тебя так сильно беспо­коит, Бенедикте?

Она увела их с собой в более спокойную часть комнаты.

– Я не совсем понимаю. Видите ли, когда возни­кает полтергейст, причиной являются необычно силь­ные напряжения. На свете существуют отдельные люди, выступающие в роли своеобразных спусковых меха­низмов, высвобождающих эти аномальные напряже­ния, витающие, например, в этой комнате. Тогда и возникает так называемый феномен полтергейста.

– Ага! – сказал Сандер и посмотрел на нее бле­стящими, заинтересованными глазами. – Малень­кая Сисель?

– Да. Так, по крайней мере, я думала. Но гляди­те! Ее больше нет в этой комнате, а буйства продол­жаются. Вы понимаете, я все время ощущала здесь какую-то постороннюю силу – и я не имею в виду сам полтергейст.

– Я знаю, сказал Сандер. – Я заметил, что что-то тебя беспокоило.

Бенедикте спокойно посмотрела в его глаза.

– Да. Мне представляется, что именно эта сила вызвала полтергейст, а не сама Сисель. О, Господи! Там летит целая полка с фарфором!

– Наплевать! Мы ведь все равно не сможем ос­тановить погром!

– Поскольку это не прекратилось, когда Сисель покинула помещение, мы должны отыскать источник. Он должен находиться где-то внутри.

– Лучше бы нам поберечься, – пробормотал пристав и стянул куртку. – Но необычные вещи на­чали твориться вчера ночью, не так ли?

– Верно. Я не думаю, что тетки долго мирились бы с тем, что их фамильные сокровища уничтожают­ся, – сказал Сандер. – Поэтому, девочка как-то свя­зана с происходящим. Кстати, она забыла в комнате свою курточку, она лежит там на стуле.

– Курточку? – сказала Бенедикте, насторожив­шись. – Мы должны забрать ее… Ой!

Стул ударил ее по ноге так, что она вскрикнула, как от ожога. Сандер проворно схватил куртку.

– Пойдем, нам лучше выйти на веранду, – ска­зал он.

Все последовали наружу. Внезапно они услыша­ли, как за их спинами наступила полная тишина.

– Видите! – сказала Бенедикте. – Это она.

– Значит, разгром продолжится, если мы снова зайдем в комнату с этой несчастной курткой?

– Нет, я так не думаю. В той комнате были слиш­ком сильные напряжения, причину этого я не знаю, да это и не имеет значения, – ответила Бенедикте. – Для нас представляет интерес куртка, которая их высвободила.

Они вышли на ветхую веранду и сели на ступень­ки лестницы, спускавшейся в запущенный сад. Лет­няя ночь была завораживающе темна, нельзя было как следует разобрать очертания предметов. Но Свег захватил с собой один из светильников, и в его свете люди принялись рассматривать куртку.

– Обычная маленькая детская куртка, – сказал Сандер. – Хорошего качества, довольно новая, я бы сказал…

Он механически опустил руку в карман. Сначала в один, затем в другой. Его рука на мгновение за­мерла. Затем он ее вытащил.

– Посмотрите! Что это?

– Большая монета? – сказал Свег. – Хотя по­дождите, здесь дырка.

Бенедикте протянула руку, чтобы взять монету. Внезапно она отпрянула назад.

– Я обожглась, – прошептала она. Мужчины удивленно посмотрели на нее. Сандер протянул монету, и Свег осветил ее фонарем.

– Выглядит, как будто она была чем-то вроде медальона, – сказал Сандер. – Или амулета. Он перевернул монету.

– Здесь и узор имеется… Что здесь написано? И он, и пристав вздрогнули.

– Сдается мне, что я уже видел этот узор рань­ше, – зловеще произнес Свег.

– Ну да! Тот же знак, те же символы, что и на спине того мертвеца, – ответил Сандер.

– Значит, здесь имеется связь! Между трупом и привидениями в этом проклятом доме.

– Нет, – сказала Бенедикте. – Появление аму­лета в доме было лишь случайностью. Вопрос в том, как он попал к Сисель.

– Ты права, – сказал Сандер, и ей показалось почти невероятным то, что он вот так запросто сидит рядом с ней и обсуждает серьезные дела, как будто бы ее мнение тоже берется в расчет! Словно не имеет значения ее беспомощная угловатость и рыхлость фигуры.

– Нам нужно поговорить с Сисель.

– Она уже, наверное, спит, – возразил пристав. – Нам придется подождать до утра.

– Да, – кивнула Бенедикте. – К тому же мне хочется поближе взглянуть на другой загадочный феномен.

– Какой?

– Шаги на втором этаже. И… Она спохватилась и замолчала. Она не могла рассказать о том, что еще услышала Сисель.

– Ты права, – сказал пристав и поднялся с мес­та. – Как ты думаешь, что там у них наверху?

– Я не знаю. Скажу только, что в этом доме нео­бычайно плохая атмосфера.

– Ну, это и я могу заметить, даже не будучи экс­пертом в этой области. Но каким образом ты собира­ешься попасть наверх? Взлетишь?

– Нет, в этом нет нужды, – вмешался Сандер. – Я осмотрел дом снаружи, пока все было тихо. Со сто­роны кухни имеется совершенно непонятное окно, и на втором этаже такое же, наискосок от первого. Я ду­маю, что там должна быть лестница.

– Если она в том же состоянии, что и первая, я по ней не полезу, – сказал пристав.

Бенедикте вспомнила обвалившийся лестничный пролет, и дрожь пробежала по ее телу.

– Нет, вы должны остаться внизу и отвлечь сес­тер. В самом худшем случае вам придется их припуг­нуть. А если мне понадобится ваша помощь…

– Но ты не можешь идти туда одна, ты разве сумасшедшая, девочка? Сандер пойдет с тобой, а я займусь старухами.

– Нет, – начала Бенедикте горячо, ей не хоте­лось брать с собой молодого человека, ведь там мо­жет оказаться нечто… нечто непристойное? Но что может быть непристойного на пустом этаже? Она от­ступила, внезапно почувствовав, что не хочет поднимать­ся туда одна.

– Но если вам понадобится моя помощь, то кричи­те, – сказал пристав Свег. – Хотя мне никогда не доводилось арестовывать привидения.

Бенедикте ответила ему едва заметной улыбкой. Ей показалось, что все становится теперь еще более запу­танным, ее чувства были в смятении.

А тут еще Сандер неверно истолковал ее неуверен­ность и ободряюще положил руку ей на плечо.

Этот жест для него был вполне естественным, он вырос в такой обстановке, где объятия, поцелуи и дру­гие знаки внимания были привычными, вошли в по­вседневность. Бенедикте была не такой.

Дома на Линде-аллее все были глубоко привязаны друг к другу, но выражали это не более чем теплым, понимающим взглядом или дружеским жестом. Домаш­ние редко прикасались друг к другу, только в торже­ственных случаях: при прощании или выражая глубо­кую благодарность.

Поэтому жест Сандера поразил ее, словно удар молота, и она потеряла способность отличать спо­койные, нормальные мысли от напряженных роман­тических грез.

«Он прикоснулся ко мне! Его ладонь покоится на моем плече, его рука лежит на моей спине, я даже могу почувствовать ее, через ткань я ощущаю то, что теплотой и искренней любовью разливается по телу. Он обнял меня за талию, он любит меня, наверняка любит!

Или, может быть, нет? Может, он просто жалеет меня, да, так оно и есть. Но ощущение его руки, ле­жащей на моем плече, никто не отнимет у меня. Оно навсегда останется со мной».

Она попыталась замедлить шальное сердцебиение, но ничего не смогла с ним поделать.

Бенедикте безнадежно, полностью, невероятно влю­билась в человека, о котором мечтали сотни ее сверст­ниц – и который мог получить любую из них, лишь протянув руку.

Она угодила в безнадежную ситуацию, словно в ловушку.