3

Он был просто турист, и только.

Вежливо обращаясь к людям с нижнего хутора, он интересовался дорогой на Ферьеусет.

– Что тебе там надо? – спросили его.

Молодой человек с дружелюбной улыбкой пояс­нил, что его интересуют безлюдные места. На его любезности никто не ответил.

– Я немного занимался фольклором, – продол­жал он. – И до меня дошли некоторые слухи о Ферьеусете…

Он рассмеялся. Ответом было сосредоточенное молчание трех крестьян. Турист замолчал, почувство­вав неловкость.

– Думается мне, тебе не следует даже пытаться туда ходить, – вымолвил наконец крестьянин. – То, что место это обезлюдело, еще ничего не значит.

– Да, вот как? Ну, с этим я и сам как-нибудь разберусь. Но если вы только покажете мне дорогу, то…

– Дороги туда больше нет. Но если тебе так уж нужно, иди до кромки леса. Там водопад. Иди отту­да вверх в гору и окажешься как раз в Ферьеусете.

– Да? – задорно переспросил турист. Но когда его веселая улыбка не вызвала никаких эмоций в от­вет, он распрощался и отправился в путь.

Хуторской люд глядел ему вслед из-за занавесок.

Он был хорошо подготовлен для походов по ле­сам и полям. Брюки-гольф и тяжелые шнурованные башмаки, непромокаемая куртка, шляпа набекрень и туго набитый рюкзак, на котором висели, позвяки­вая, различные части снаряжения. Ему не пришлось бы страдать от нехватки оборудования.

Но в остальном…

Крестьянки качали головой и снова принимались за свою работу.

Ферьеусет совершенно увлек молодого человека, как только он услышал о нем на Рождество. Видимо, в свое время это был довольно большой хутор. Там даже ходил паром. «Усет» – Устье – означает, что имелась и река, которая впадала куда-то возле хуто­ра. Следовательно, было и озеро.

Человек, рассказавший об этом, упоминал еще и маленькую церковь.

Надо было случиться чему-то невероятному, что­бы люди покинули селение с церковью.

Правда, в Норвегии полно захолустных деревень. Одни из них ютились на головокружительных обры­вах, другие прятались глубоко в долинах. Из-за ур­банизации страны и бурного потока эмигрантов в Америку множество подобных хуторов осталось пус­тыми. Лес подкрался вплотную и постепенно забрал назад всю ту землю, что люди когда-то отвоевали у него.

Заросшая дорога вдоль водопада была крутой и долгой. Ничего странного в том, что люди в конце концов переселились в долину. Непроходимая доро­га была лучшим тому подтверждением.

Но была и другая причина, из-за которой он от­правился в путь в одиночестве.

Предание о пустом хуторе, который постигла кара, дразнило его воображение.

Сперва он хотел взять с собой свою невесту, но тяжелые пешие переходы были не для нее. Кроме того, ее пугали эти жуткие народные предания. Нет уж, спасибо, она предпочла остаться летом в городе. Там было так захватывающе интересно! Многие извест­ные лица отсутствовали, но вместо них прибыли но­вые.

Поэтому он путешествовал один.

Но, может быть, это и к лучшему. Женщины бы­вают слишком разговорчивыми; или жалуются, если их что-то не устраивает.

Местность постепенно начала выравниваться. Дорога долго шла по густому лесу, но путешествен­ник заметил, как водопад превратился в спокойную реку, и почувствовал, что дышать стало легче.

Внезапно в просвете перед ним замелькала ранее скрытая панорама обжитой земли. Он продрался сквозь мохнатый ельник – и в следующий момент уже вышел на открытый простор.

Было довольно поздно, уже, должно быть, насту­пил вечер, но как обычно бывает ранним летом, зем­ля освещалась закатом далеко к северу.

Этнограф-любитель и археолог, или как его еще можно было назвать, остановился, как зачарован­ный.

Да, там было озеро. Но не большое, он бы назвал его горным озером, пусть даже горы находились вда­ли. Устье реки действительно виднелось у другого, высокого, берега. Вернее, угадывалось, потому что над водой поднималась бледная завеса тумана, скры­вавшая противоположный берег.

Юноша улыбнулся слегка, гордый оттого, что его догадка подтвердилась.

Теперь он понял, почему место называлось Ферьеусет. Там, где он стоял, было лишь каменистое без­дорожье. Но другой берег был чрезвычайно красив в лучах заходящего солнца, он наверняка когда-то ма­нил к себе первых поселенцев. И туда добирались единственным способом: вдоль заросшего берега вверх до устья реки – там течение было не таким стреми­тельным, – а дальше переправлялись на лодке.

«Немыслимо поселиться тут», – подумал он, в то же время понимая здешних жителей. Домики, кото­рые он мог разглядеть на другом берегу, располага­лись необычайно живописно на зеленых лужайках, спускавшихся прямо к озеру. Остатки маленькой цер­кви возвышались над полосой тумана, собственно, церковь была почти невредима; он увидел мельком черно-серые развалины домов, заметил большой полутораэтажный дом – посмотрите, должно быть де­ревня покинута не так давно! Дом как будто моргал ослепшими окнами, а крыша прогнулась, как спина у дряхлой клячи.

Прямо у церкви находилось кладбище, которое он намеревался посмотреть. Рядом шла узкая полос­ка земли, взбегающая на высокий холм, поросший ветвистыми деревьями, образовавшими круглую рощицу.

Над озером расстилался туман. Становилось все труднее рассматривать хутор.

Какая невероятная тишина! Все здесь пребывало в печальных воспоминаниях о прошедших днях.

Даже если люди здесь жили совсем изолирован­но от мира, трудно догадаться, почему они захотели покинуть свой родной край. Что могло случиться? Эпидемия? Или хутор умирал медленно и естествен­но, с годами постепенно пустел? А может быть, молодежь хотела в город?

Или все-таки есть что-то в этих загадочных леген­дах о хуторе, одержимом дьяволом? Предание не было особенно древним, оно внезапно появилось, как молния на небе, – так рассказывал ему приятель.

Нет, разумеется, нет, – он горько ухмыльнулся про себя. Конечно, не эти глупые слухи привели его сюда. Ему хотелось исследовать заброшенный хутор, может быть, даже сделать открытие, чтобы блестяще сдать университетский экзамен.

Но как ему перебраться на тот берег?

В худшем случае, ему придется плыть. Вода, на­верняка холодная, но устье водопада вверху не каза­лось бурным. Там не было коварных подводных тече­ний. Нужно попробовать.

Он уверенно начал двигаться через густые зарос­ли вдоль берега, стараясь не сбиться со старой, едва виднеющейся тропинки.

Пройдя чуть больше половины пути, он внезапно остановился. Наморщив лоб, он всматривался в сто­рону устья. Глаза слезились от напряжения, так как туман стал действительно плотным.

Разве там остались люди?

Кругом все было так спокойно, стояла мертвая тишина. Однако он угадывал какое-то слабое дви­жение внутри молочно-белой, колышущейся массы тумана.

Его сердце забилось быстрее. Этот звук? Шлепа­ющий, скрипучий, ритмичный…

Господи, да это же лодка! Разве не стоит человек на корме? Кажется, он медленно шевелит веслом. Это… паромщик?

Он не мог как следует разглядеть. Лодка и фигу­ра в ней казались только лишь серыми тенями. Де­ревня теперь целиком скрылась в дымке, даже цер­ковную башенку не видно.

Но поскрипывание и плеск весла на корме слы­шались отчетливо.

Что ж, теперь он сможет переправиться.

Юноша поспешил вперед, крикнул «Эгей!» и по­забыл все те кошмарные истории, которые слышал о Ферьеусете. Было бы чудесно попасть на другой бе­рег сухим, как для него самого, так и для его рюкза­ка.

Он почти было оказался у кромки воды, когда мысль пронзила его: «Они же все уехали… Паром­щик? Но не об этом ли как раз все легенды…»

Он не двинулся с места. Глядя прямо перед собой, не веря собственным глазам, закричал «Нет!» – и… затих.

Далеко отсюда, в южной Норвегии, рыбак вые­хал поутру на лодке, чтобы вытащить сети. Он уми­ротворенно прислушивался к крику озерных птиц, раздававшемуся в рассветной тишине, к плеску ве­сел, мягко опускаемых в воду, к каплям, сбегавшим вниз при каждом новом погружении.

Этот утренний час казался ему лучшим временем дня. Сейчас ему не надо было думать о скотине в хлеву, о деньгах, которых вечно не хватало для боль­шой семьи. Здесь он был свободен. Поэтому он ни­когда не брал с собой в лодку помощников, хотя дело пошло бы тогда быстрее.

Он и сам вытащит свои сети!

Взгляд рыбака скользил вдоль камышовых зарос­лей. Как раз в это время года лебеди выводят птен­цов, поэтому он перестал грести, проплывая мимо гнезд. Невольно зауважаешь лебяжьи парочки, ког­да они шипят, вытянув шеи и хлопая крыльями.

Он поднял весла на корму. Что это там лежит в камышах? Это ведь не камень! Нет, что-то слабо ко­лыхалось в воде на волнах, расходящихся от лодки.

Рыбак осторожно подплыл ближе, приглушенное тревожное чувство усиливалось.

Он не стал подплывать совсем близко. Потому что там было как раз то, что он больше всего боялся увидеть. Мускулы быстро начали работать, унося лодку прочь от страшного места к берегу, к людям!

Но ведь никого не объявляли пропавшим без вес­ти?

Должно быть, это случилось ночью.

– Нет, это невыносимо.

Пристав Свег – вальяжный, обветренный чело­век пятидесяти лет – выпрямился и отряхнул свои насквозь промокшие брюки.

– Он долго лежал в воде, – продолжал он ехид­ным тоном. – Очень долго. Ты видишь это, Ульсен, не так ли? На нем остались явные следы этого пре­бывания. Но меня на самом деле удивляют несколь­ко другие вещи. Посмотрим, сумеешь ли ты догадать­ся, какие!

Юный помощник пристава, который, как ему ка­залось, лучше разбирался во всем, чем этот дубовый Свег, сосредоточенно разглядывал набухший от воды труп на земле.

– Да-а, протянул он неуверенно. – Он с кем-то дрался.

– Да это же совершенно очевидно! Нет, ну ты больше ничего не видишь?

Ассистент чувствовал себя неважно, его тошнило.

– Да-а, – сказал он. – Да-а-а…

– Да снесись же ты, наконец, цыпленок ты эта­кий, а не кудахтай! – нетерпеливо вспыхнул при­став. – Посмотри на руки, на ноги и горло!

У молодого Ульсена было, очевидно, не так уж много мозгов, чтобы он мог разглядеть хоть что-ни­будь. Но, чтобы выглядеть, как подобает человеку с высшим образованием, он все же нагнулся и при­нялся усердно изучать тело.

Наконец он выпрямился.

– У него рана на шее! Свег продолжил:

– Он, этот человек, был связан по рукам и ногам, это ты видишь? Все еще остались следы от затянутой веревки вокруг щиколоток и на запястьях. И… За­помни хорошенько, это самое странное. Да, да, я вижу рану на горле. Но обрати внимание на другое! Его тело выглядит так, как будто из него выкачали всю кровь!

– Да, точно, я это тоже заметил, – быстро про­изнес Ульсен. – Но я думал, что это и так хорошо видно.

«Ты думал! Мякинная голова! Если ты более об­разован, чем я, это вовсе не значит, что ты всеведу­щий! Господи, что мне сделать, чтобы с меня свалил­ся этот мельничный жернов?»

Но пристав не высказал свои мысли вслух. Роди­тели Ульсена принадлежали к влиятельнейшим кру­гам волости, они были порядочными людьми. Жаль, что у них такой сын, надутый как пузырь.

Он перевернул мертвеца. Большинство деталей одежды расползлось, но сохранился пояс, на кото­ром болтались темные гнилые лохмотья.

На спине одежды не было. И там Свег обнару­жил то, что заставило его обратиться за помощью к экспертам.

Перед ним стоял еще один молодой человек с выс­шим образованием. Но на этот раз более симпатич­ный.

Сандер Бринк учился в университете, но, обладая талантом, добился таких успехов, что его профессор, к которому, собственно, и обратился Свег, рекомен­довал своего юного ученика. Сам научный руководи­тель собирался в Италию на раскопки и заодно в отпуск. Он, казалось, не мог обмануть ожиданий сво­ей семьи. Поэтому и пришлось привлечь Сандера Бринка.

Свег осмотрел студента скептически. «Слишком молод и слишком хорош собой», – подумалось при­ставу. Но у Сандера оказалась мягкая, дружелюб­ная улыбка и приятный голос. «Женщины, должно быть, так и вешаются на него, – ухмыльнулся Свег. Карие глаза, необычно светлые волосы. Девушки, на­верняка, не могут устоять перед его обаянием и пре­даются любовным грезам».

Но даже Свег должен был признать, что парень знает, о чем говорит. Сандер изучал историю культу­ры и религии, именно поэтому его и пригласили.

Этот молодой человек – наверняка ему нет еще двадцати трех – легко касался обнаженной спины, стоя у стола. Тело несчастного было прикрыто про­стыней, виднелась лишь бледно-синяя, сморщенная от воды кожа.

– Верно, это языческий символ, – произнес Сан­дер Бринк. – Разумеется, весьма примитивно и не­уклюже вырезанный на коже, но эти птичьи головы…

– А что? – спросил Свег, который ничего не по­нимал в этих бессмысленных царапинах на спине.

– Здесь. Два клюва, повернутые друг к другу.

– Ну да, – сказал пристав, который по-прежне­му не видел никаких клювов.

– Они были типичными для времени Меровингов.

– Что?

– Шестое – восьмое столетие. В Швеции этот пе­риод называется Вендель, после того, как нашли Вендель в Упланде. Здесь мы пользуемся термином «эпо­ха Меровингов», образовавшимся под влиянием древнего французского государства.

– Понятно. А что они делают на спине у этого человека?

– Вот в этом-то как раз и состоит проблема. Я не считаю причину их появления особенно приятной. Ученые знают очень мало об обычаях жертвоприно­шения в то время.

– Жертвоприношения?

– Да, но кое-что нам известно. Этот случай – по всем правилам совершенное ритуальное убийство, когда людям перерезают горло и собирают всю кровь в сосуд, который потом приносят богам в жертву. Затем убитых развешивают на деревьях.

– Аппетитно, – промямлил Свег.

Ульсен также присутствовал, но тотчас же вышел вон, как только Сандер Бринк начал рассказывать о языческих обычаях.

– Упсальские жертвоприношения наиболее изве­стны. Это происходило каждые девять лет, и один сви­детель рассказывал христианскому монаху Адаму из Бремена, что он собственными глазами видел семьде­сят два мертвых тела. Там были лошади, собаки и люди, и все они висели в священном жертвенном лесу возле Упсалы в Швеции, – продолжил Сандер.

– Черт побери, но мы же сейчас в Норвегии 1891 года, – воскликнул Свег. – Вы хотите сказать, что и этот бедняга висел на дереве?

– Может быть, у него ведь остались ясные следы веревки вокруг рук и ног, но точно определить нельзя.

– Вокруг шеи тоже, – сухо добавил Свег.

– Да, сколько лет могло ему быть?

– Во всяком случае, не мальчишка. Рискну пред­положить, что около шестидесяти. Но теперь нелегко делать выводы, он плохо сохранился. Сейчас у меня мало времени, меня вызывают в один дом, наверху, в долине. Мой округ слишком велик. Вот и там еще одна удивительная история, я не знаю пока точно, в чем дело. На хуторе живут весьма примечательные сестры, и они утверждают, что у них в доме ночью бушевало привидение.

– Разве это дело волостного пристава? – улыб­нулся Сандер, и Свег в очередной раз отметил нео­бычайное обаяние молодого человека. Если бы у при­става была дочь подходящего возраста, он бы не преминул мимоходом представить ее. Но дочери не было.

– Собственно, нет, но старухи настаивают на воз­мещении убытков, и мне надо подняться туда, чтобы оценить ущерб.

Сандер задумчиво смотрел на него.

– А можно ли мне поехать с вами? Мне все рав­но надо остаться здесь на время, чтобы попытаться выяснить как можно больше о мертвом, и я не начну свою работу раньше завтрашнего дня.

– Да, конечно, – сказал пристав Свег. – Если только вы согласитесь поехать в моей старой бричке в компании с Ульсеном и со мной.

– С удовольствием! Благодарю за любезность! Свег хмыкнул. Уж кем-кем, но любезным челове­ком он себя не считал.

По дороге вдоль реки, поднимаясь в бричке вверх по извивающимся долинам, Свег подробнее расска­зал о трех сестрах.

– Дамы определенно истеричны и агрессивны, они требуют неслыханного возмещения за то, что, оче­видно, было сломано заранее.

– А кто должен платить?

– Какие-то родственники, которые были в гос­тях. Восьмилетняя девочка спала в комнате, когда началось это безобразие.

– Должно быть, сильная девчонка!

– Да. Родителям сегодня нужно отправиться за границу, они уже заказали места в отеле, а бедную девочку не на кого спихнуть. И родители не выдума­ли ничего лучше, чем оставить ее в этом доме!

– Почему же?

– Страшные дамы! Мне только пару раз доводи­лось с ними встречаться, но худших гарпий стоит по­искать. Они изолированы в этом странном доме, да ты и сам скоро увидишь. Раньше им прислуживал один простоватый деревенский малый, но даже и он с ними долго не выдержал. На всем экономили, дро­жали над каждой крошкой, а он, вероятно, не полу­чил и эре за свою работу. Местные жители называют его «дом с привидениями», и никто не хочет туда хо­дить. Теперь осталось недалеко, за поворотом.

Сандер признался:

– Знаете, что я сделал, пока дожидался вас в волостной управе? Я послал приглашение одному лицу, наверняка сильно заинтересованному всем, что связано с этим домом.

– Ну да?

– Точно. Молодая девушка. Я ее лично не знаю, никогда не встречал, но мой отец в дружеских отно­шениях с ее дедом, его зовут Вильяр Линд. Девушке около двадцати лет, но она принадлежит к весьма известному роду…

– Люди Льда, вероятно?

– Вы правы. Вы знаете ее? Свег пробормотал:

– Думаете, еще одна экзальтированная душа выискалась?

– Нет, такие действительно существуют. И вы, наверное, также знаете, про них говорят, что они об­ладают сверхъестественными способностями. И эта девушка – ее зовут Бенедикте – должна быть весь­ма одарена в этом отношении. Если в этом вашем страшном доме есть привидение, она его быстро вы­тащит на свет.

– Хотел бы я сперва в этом убедиться. И будьте так любезны, не говорите о привидении при мне!

Дорога сделала поворот, и Сандер Бринк широ­ко раскрыл глаза.

– О, Господи, – произнес он. – Я думаю, здесь и впрямь найдется работа для Бенедикте! Она скоро будет здесь, ее дом расположен не очень далеко от­сюда.

– Да, тебе пришлось довольно долго нас ждать, так что она уже должна быть в пути, не так ли?

– Да. Я надеюсь на это, – сказал Сандер Бринк. – Только бы она оказалась дома и пожелала приехать!

Молодой Ульсен, который к своему стыду был от­сажен назад, указал через плечо.

– За нами скачут два всадника. И очень быстро! Сандер повернулся.

– Да, это мой гонец. И с ним женщина, видите, как развеваются юбки. Слава Богу, теперь мы спра­вимся с вашей головной болью! Пристав, мы можем смело заходить в этот дом со старыми каргами. Там не останется ни одного привидения!

Бенедикте играла с маленькой Ваньей дома в Линде-аллее, когда примчался посыльный. Девушке было девятнадцать; Ванье – дочери Ульвара и Агнеты – семь. Но поскольку Бенедикте была весьма ребячлива и, кроме того, обожала свою приемную сестру, они замечательно играли вместе.

Ванья обещала вырасти грациозной, изящной красави­цей. Бенедикте не была особенно привлекательна. Вы­сокого роста, плотная девушка с непослушными волосами, которые никак не хотели укладываться в ко­кетливые прически. Голос, как сигнальный горн, а руки, как два молота. Лицо несло много характер­ных особенностей Людей Льда, и поскольку она унас­ледовала от Хеннинга приятные, но довольно круп­ные черты, ее нельзя было назвать симпатичной.

Тем не менее Бенедикте завоевала расположение необычайно большого числа друзей. Кто-то, казалось, жалел ее. «Бедная девушка, она никогда не выйдет замуж с такой внешностью. Жаль, ведь она такая милая! Посмотрите только, как она приняла Ванью, словно свою младшую сестру, хотя они и не родствен­ники совсем, во всяком случае, не близкие!» Такие разговоры несли оттенок двусмысленности. Но боль­шинство друзей принимали ее такой, как есть, не за­мечая ничего, кроме теплых, ласковых глаз и всегда дружелюбной улыбки.

Хеннинг с облегчением видел, что Бенедикте не переняла многих отрицательных черт своего окруже­ния, не поддавалась зову злой крови. Ребенком она, однако, бывала страшно вспыльчива, когда видела, что с ней обошлись несправедливо. Но с годами ее дружелюбие рождало только такие же ответные чув­ства, и она стала спокойнее.

Между тем никто не знал, что творилось в душе Бенедикте. Никому не было известно о кошмарных фантазиях, преследовавших ее по ночам. Маленькой девочкой она часто вбегала к отцу и Агнете в слезах, прося защиты и утешения. Но никогда не проговари­валась. Тот мир мрака, в который уносилась она, оставаясь одна в пустом и тихом доме, был ее соб­ственным. Девочка бродила там над головокружи­тельной бездной по темным коридорам, где ужасные создания выныривали из глубины, разглядывали ее и так же беззвучно исчезали. В те ночи ей открылись многие тайны потустороннего мира, она получила представление о сокровенных знаниях, но никогда, никогда этого не выдавала. Ибо она знала, что не нашлось бы ни одного человека на земле, кто смог бы разделить ее опыт и переживания.

Много раз она вступала в контакт с предками Людей Льда. Они помогали ей в полных опасности путешествиях в подсознание, они научили ее многим премудростям. Именно далекие предки стали насто­ящими друзьями, которые знали, что ей пришлось вынести. И они наделили девушку необходимой си­лой для того, чтобы с достоинством относиться к оп­рометчивым оценкам ее внешности от людей благо­желательных и выслушивать откровенно злые комментарии недругов.

Она обладала волшебными знаниями. Отчасти собственными, до поры скрытыми. Частью теми, ко­торыми ее одарили предки. Бенедикте могла выяс­нить происхождение и историю любого предмета, просто взяв его в руки. Были у нее и другие сверхъестественные способности. В тот день, когда ей испол­нилось восемнадцать, Хеннинг позволил ей стать хо­зяйкой сокровищ Людей Льда, до этого он считал это опасным. Бенедикте пришла в восторг и была преисполнена благоговения, но отец знал, что она читала древние книги и экспериментировала с фа­мильными рецептами. Она изучала наследие пред­ков с удовольствием, когда-нибудь это должно было ей пригодиться.

Но волшебный корень мандрагоры – алруне – Хеннинг оставил у себя.

Ему казалось, что он поступил правильно. Однаж­ды, много веков назад, черный ангел дал ему корень, чтобы Хеннинг смог очутиться в краю Легенд. Он хорошо справился с задачей, так думалось ему, и это заслуга мандрагоры. Ибо что смог бы сделать ма­ленький одиннадцатилетний мальчишка с двумя из­бранными братьями-близнецами, если бы не полу­чил помощи?

Что ж, эти восемь лет с 1883 по 1891 были спокой­ными для Людей Льда.

Хеннинг был крепким крестьянином в Линде-ал­лее. Брак с Агнетой стал весьма счастливым и вывел ее из депрессии того, первого, года. Разумеется, то, что с ней сделал Ульвар, тяжело отразилось на Агнете, но когда она родила его дочь Ванью, терзания оставили ее. И в этом была большая заслуга Хеннинга. Его неизменная приветливость и понимание означали для Агнеты все. Он принял Ванью как сво­его собственного ребенка, и теперь у него уже были две маленькие дочери. Старшая сестра Ваньи, его род­ная дочь Бенедикте, любила маленькую сестричку, как она называла девочку. Лучшей няньки было не найти.

Малин, и ее Пер, и сын Кристофер по-прежнему жили в уезде, они так и не вернулись назад в Шве­цию. От их родителей, Кристера и Магдалены, в 1889 году пришло письмо, в котором говорилось, что два дворянских рода, которым Люди Льда верно слу­жили на протяжении столетий, породнились. Сын Шарлотты Поссе Аксель Рейтерскьольд женился на дочери Оксенштернов Габриэлле. Круг замкнулся, служба Людей Льда была окончена.

Но в тот летний день во двор на Линде-аллее при­скакал человек и стал спрашивать дочь Хеннинга Бенедикте. У гонца было письмо к ней, от какого-то незнакомого Сандера Бринка. Но отец этого Бринка был знаком с отцом Хеннинга Вильяром. Вся семья, включая незнакомца, собралась в большом доме на совет. Что ж, Вильяр хорошо отозвался о Сандере Бринке, оканчивающем университет, сказал, что тот, без сомнения, является многообещающим исследова­телем. Собственно, его имя Александер, но люди по­стоянно называют его коротко – Сандер.

Итак, юному Бринку требуется помощь Бенедик­те. Дом с привидениями? В письме говорилось, что он занимается еще одним важным делом, но надо было без промедления браться за этот таинственный дом. И он хотел иметь рядом с собой настоящего зна­тока. Такого, кто смог бы разоблачить мошенников или выяснить истину в этом деле.

Бенедикте умоляюще посмотрела на папу Хеннинга. Разрешит ли он поехать? Никто и никогда не со­ветовался с ней раньше, никто, кроме ближайших родственников, так как Хеннинг не желал, чтобы спо­собностями дочери злоупотребляли, превратив ее в нечто вроде общественного оракула-предсказателя.

– Мне кажется, ей надо быть там, – спокойно сказал старый Вильяр. – Она теперь взрослая де­вушка, и томится здесь на хуторе совсем одна. Этот Бринк – надежный парень.

– Да это и недалеко отсюда, – вставила Белинда.

Хеннинг с сомнением представил себе, какое не­понимание его милая, но физически некрасивая дочь может встретить среди чужаков. Будет ли она в си­лах достойно противостоять тому потоку грязи, кото­рый может быть вылит в ее доверчивую детскую душу?

– Да. Хотя… – сказал он нерешительно. – Если только ты обещаешь вернуться домой как можно ско­рее. Здесь у нас ни у кого нет времени, чтобы сопро­вождать тебя, даже если бы мы захотели. Но ты ведь уже достаточно большая, чтобы справиться самосто­ятельно, не так ли?

Лицо Бенедикте просветлело и она бросилась отцу на шею.

Тогда Хеннинг отстранил дочь от себя и серьезно посмотрел ей в глаза, с трудом пряча сентименталь­ную улыбку.

– Теперь пришло время тебе получить остаток наследства, – сказал он печально, снимая с себя алруне . – Ты сможешь теперь применить его, и я знаю, что он защитит тебя. Присматривай за ним хорошенько!

Бенедикте затаила дыхание. Ее душа торжество­вала, когда она нагнула голову, чтобы принять ко­рень мандрагоры, глаза были широко раскрыты и светились светло-зеленым цветом. Только когда ал­руне занял свое место на ее шее, она смогла наконец выдохнуть, заметно волнуясь:

– Мне кажется, словно… словно он теперь на сво­ем месте, – наивно сказала она. – Мы с ним будто одно целое.

– Точно, – кивнул Хеннинг. – Вы знаете, я ведь никогда не был истинным избранным, моя сила на­много меньше. Я лишь взял амулет на время. – Он вздохнул. – Единственный недостаток в том, что я внезапно почувствовал себя таким незащищенным. Благословляю вас обоих! И тебя, дочь моя, и верного спутника нашего рода – мандрагору!

В своем тайном убежище Тенгель Злой удовлет­воренно улыбнулся в ожидании больших перемен.

Все шло, как и было задумано, он по-прежнему мог на расстоянии управлять судьбами людей.

Но это доставляло ему массу хлопот, особенно за­получить Бенедикте в выбранное им место. Потребо­валось напрячь все силы, пришлось воздействовать на множество посторонних людей.

Он почувствовал усталость. Позднее, когда он од­нажды проснется, ничто, естественно, не будет утомлять его. Но теперь ему надо было действовать в та­ких тяжелых условиях. Далеко от места событий. Не видя и не слыша людей непосредственно. Это глубо­кий сон сковал его чувства, сделал невыносимой каж­дую попытку собраться с мыслями. Он должен был многократно напрягаться, чтобы добиться своего с помощью этих презренных людских тел.

Ему делалось плохо при одном слове «человечес­кое тело». Ведь именно так его называли боги и духи в Тарангае, его, который в тот раз все-таки нашел до­рогу в пещеру зла. Он отправлялся в тот путь со стра­хом и отвращением. Это было ужасное путешествие сквозь все круги ада. Там ему было обещано, за то, что он не совершил ни одного доброго или милосерд­ного поступка в своей прежней жизни, что он добе­рется до источника мертвой воды.

Он не сделал ничего доброго в этом мире, и в этом ему повезло, иначе с ним обошлись бы так же безжалостно, как и с теми несчастными созданиями, останки которых он видел по пути, и чьи кости пре­зрительно отшвыривал с дороги. Он, только он, един­ственный среди людей, обнаружил Источник Зла! Но, подумать только, чего ему это стоило. Его собствен­ный крик боли и ужаса все еще пронзительно звучал в ушах с тех пор, как он достиг цели.

Но цель того стоила. Ныне он был властителем всей земли.

Только бы ему удалось выбраться отсюда!