10

Налетел порыв ветра и подхватил, растрепал ее во­лосы, заставил цветки в траве вздрогнуть. Лето дли­лось уже так долго, что желтые соцветия завяли и коробочки с семенами высохли.

– Да, – медленно сказал Сандер. – Да, я ду­маю, нам надо как можно скорее покинуть Ферьеусет. Но я по-прежнему заинтересован.

– Я знаю это.

Он принял решение.

– Бенедикте, я хочу знать больше. Думал пойти сегодня вниз, в другую деревню. Там я хочу подроб­нее расспросить об истории Ферьеусета. И я намере­вался взять тебя с собой.

– Но можем ли мы оставить…

– Свега и Аделе? Пока они находятся у немцев, все будет хорошо. И к тому же, мы скоро поднимемся обратно.

С Сандером? И не будет никакой Аделе, которая доверчиво прижимается к нему? Бенедикте эта мысль показалась заманчивой и пугающей одновременно.

Но глаза уже выдали ее.

– Так значит, ты идешь со мной, – утвердитель­но сказал Сандер с теплой улыбкой.

Бенедикте пошла в дом, чтобы попрощаться. Бро­сила быстрый и печальный взгляд на дровяной са­рай, где стояли носилки с мертвым Ульсеном. Бене­дикте надеялась, что им с Сандером не придется участвовать в переносе тела вниз в деревню.

Между тем, на улицу вышла Аделе. Она демонстративно не замечала Бенедикте и направилась пря­мо к Сандеру с такой интимной улыбкой, что Бене­дикте похолодела.

Прямо на пороге она поддалась искушению и обернулась. И тотчас же увидела Аделе, которая, приподнявшись на цыпочки, целовала Сандера в щеку, и все выглядело так естественно, словно проис­ходило не в первый раз. Рука Сандера автоматичес­ки легла на спину Аделе, пусть мимолетно и не очень-то с большим желанием, но его блуждающую улыбку все равно было нетрудно понять.

Слезы снова брызнули из глаз Бенедикте. Теперь уже войти внутрь было невозможно. Она молниенос­но повернула и скрылась за жилым домом. Там она остановилась, пытаясь справиться с потоком слез.

– Почему я такая некрасивая, – тихо жалова­лась она. – Дорогие, милые предки Людей Льда, не могли бы вы сделать меня немного симпатичнее? Я бы так хотела стать маленькой и складной, иметь красивые волосы и правильные черты лица. Разве мне все время надо быть пухлой и неуклюжей, разве я не могу стать привлекательной и желанной? Я про­шу лишь только об одном этом. Я выполню все, что вы мне прикажете, я одолею какие угодно опасности, если я только смогу стать привлекательной и более женственной! Будьте так сердечно добры, выслушай­те мою единственную просьбу! Я знаю, что вы може­те выполнить невозможное. Я не могу обращаться к Богу всех остальных людей, ведь он лишь призывает их принимать беды и несчастья как испытания! Но я знаю, что вы можете. Шира может, с помощью чис­той воды. Хотя, ей вряд ли будет позволено истра­тить несколько капель на что-то такое ничтожное и несущественное. Но для меня это несущественное сей­час очень важно. Именно сейчас!

Внезапно она почувствовала, что Сандер стоит прямо за ее спиной и слушает. Он так нежно смотрел на нее своими невероятно красивыми глазами, его рука ласкала ее щеку так понимающе и осторожно, что слезы потекли еще сильнее, и она, должно быть, стала выглядеть еще хуже.

– Аделе совершенно ничего не значит для меня, – прошептал он так мягко, так мягко. – Она лишь одна из тысячи таких же обыкновенных девушек. Нет никого похожего на тебя, Бенедикте. То общее, что есть у нас с тобой, это же совершенно особое. Пони­маешь?

Она быстро кивнула и неуверенно вздохнула, что­бы успокоиться.

– Я войду в дом и скажу, что мы идем, – сказал он. – Тебе что-нибудь нужно взять там?

– Куртку мою, пожалуй.

– Я захвачу ее с собой. Подожди здесь!

Она снова кивнула. Проглотила комок, но горло словно что-то сдавило. Она быстро стерла с лица все следы слез.

Он вышел наружу и протянул ей руку, Бенедикте поспешила за ним.

Она запуталась. Она была неописуемо счастли­ва, но внутри по-прежнему сидела маленькая заноза по имени Аделе и терзала бедную ее душу.

Но Сандер оживленно рассказывал что-то прият­ное и нейтральное, так что ей удалось расслабиться. И хотя она была благодарна ему за эту ни к чему не обязывающую легкую беседу, но хотела бы все же поговорить о более личных вещах. Хотела рассказать ему, что он значил для нее.

Но этого она, естественно, не могла сделать. Она бы тогда разрушила чуткое взаимопонимание, сло­жившееся между ними.

В березовой роще ветер почти стих. Они слышали его только как далекий шум. Сандер шел быстро, но ей не составляло труда поспевать за ним.

– Собственно, нам больше нечего делать в Ферьеусете, – сказал он. – Мы нашли жениха Аделе. И хуже того, мы потеряли Ульсена, это было трагично, но этого уже не исправишь. Но я не отступлю перед обстоятельствами, и Свег тоже, я знаю это точно. Он пообещал не ходить в Ферьеусет, пока мы не вернем­ся, ни вместе с немцами, ни в одиночку. Впрочем, немцы и Мортен Хьортсберг весьма напуганы, так что не отправятся туда без основательных причин.

– Что ты думаешь о них? – спросила Бенедикте.

– Точно не могу сказать. А что тебе кажется?

– Я тоже не знаю, – медленно ответила она. – Они выглядят мило. Да, не считая Мортена, его пусть Аделе заберет себе.

– Кажется, она не очень-то горит желанием это сделать, – сказал Сандер.

«А что ты об этом думаешь?» – хотела спросить Бенедикте, но не осмелилась.

По дороге в нижнюю деревню Сандер еще немно­го рассказал о себе. В настоящий момент у него не было никакой подруги, так он сказал, и давно не было. Казалось, что для него было важно, чтобы Бе­недикте стало известно об этом. Сама она не знала, каким образом воспринимать это признание.

– А ты, Бенедикте? У тебя есть друг?

– Нет, ты в своем уме? – внезапно вспыхнула она. – Наверное, никто на свете не заинтересуется мной!

– Ты не должна себя недооценивать, – сказал он серьезно и сжал ее руку, они как раз выходили из леса и увидели деревню в долине. – А если я спрошу так: у тебя есть парень, о котором ты мечтаешь и хочешь быть рядом с ним?

Бенедикте молчала довольно долго.

– Мне бы не хотелось на это отвечать, – тихо произнесла она наконец.

Он попытался поймать ее взгляд, но она упорно смотрела вниз на цветущую лесную дорогу, по кото­рой они шли.

– Ты мне очень нравишься, Бенедикте, – тихо сказал он.

Она невольно замедлила шаг.

– Аделе такая красивая, – ответила она совер­шенно невпопад.

Но он понял цепочку ее мыслей.

– Аделе немного легкомысленна, изящна. Хоть она и обручена с Мортеном, она невероятно навязчи­ва. Мне до нее нет никакого дела, но она не хочет этого понять.

– Но ты весьма любезен с ней, – робко сказала Бенедикте. – Отвечаешь взаимностью на ее объятия и все такое…

– Это потому, что в моей натуре заложено ры­царское отношение к женщинам, я никогда не оби­жаю их, Бенедикте. Это не имеет никакого отноше­ния к чувствам.

– Может быть, она просто не понимает?

– Она и не сможет никогда понять, этого нельзя не заметить.

Она не отвечала, но Сандеру послышалось, что она всхлипнула.

Он сразу же остановился и взял ее безвольно ви­севшие руки в свои. Он стоял к ней близко и Бене­дикте показалось, что от него исходит притягатель­ная сила. Она не смела поднять глаза.

Он выпустил одну ее руку и осторожно припод­нял ее подбородок. Его глаза были наполнены такой нежностью и любовью, что у Бенедикте закружилась голова. «Не смотри на меня так, – подумала она. – Иначе я выдам свои чувства к тебе».

Но Сандер и так прочитал их полностью, ей не удалось, наверное, скрыть их от него!

Когда он увидел, как сильно она была смущена, он быстро и сердечно обнял ее, а затем отпустил, а потом начал спускаться по тропинке и болтать, как будто бы совсем ничего не произошло.

«Ему не надо было делать этого со мной, – зву­чало в голове у Бенедикте. – Разве он не понимает, что моя любовь к нему усиливается до штормовой силы, и что он заставил меня поверить в невероят­ное?

Никогда не обижать женщину? Может быть, по­этому он казался таким нежным? Ах, разве он не понимает, что ранит меня таким образом вдвойне? Дарит надежду – которая никогда не может осуще­ствиться!

Сандер, Сандер, никто кроме тебя не делал меня такой счастливой и такой отчаявшейся! Ты волнуешь меня, разбиваешь мне сердце, и я совершенно безза­щитна против твоего невероятного обаяния.

Сколько продлится это, когда закончится? Где мне взять силы, чтобы жить – потом, когда наше путе­шествие завершится, и мы пойдем каждый своей до­рогой? Моя жизнь никогда уже не станет прежней.

Потому что я люблю тебя так, что сердце может разорваться. Я думала, что это лишь банальная фра­за, но теперь, когда на меня саму обрушились все эти напасти, я чувствую, что ничего банального тут нет. Это тяжелая, горькая реальность».

После продолжительных расспросов в деревне их направили к пожилому человеку по имени Эмиль. Он сидел возле своего маленького дома, опершись руками на корявую палку, под носом висела малень­кая прозрачная капля. Зубов у него больше не оста­лось, взгляд был затуманенный, но слышал он по-прежнему хорошо и мог довольно внятно объясняться.

– Чтоб тебя, – сплюнул он в сторону, что озна­чало его мнение о Ферьеусете. – Это проклятое мес­то, и оно было таким все время своего существова­ния!

– Да, мы понимаем, – сказал Сандер, который действительно мог разговорить любого. Его обаяние и врожденная любезность заставляли каждого встреч­ного чувствовать особое расположение к нему. – Но никто не может нам толком рассказать о том, что случилось давным-давно там, наверху. Мы спросили Ливора с соседнего хутора, но он…

– Ливор? – прыснул старик с особенным пре­зрением. – Этот хлыщ ходит петухом и хвастает, как много он знает о Ферьеусете. Ничего он не знает. Ничего!

– Я так понимаю, что ты прожил там много лет? – осторожно начал Сандер.

– Всю свою жизнь. Кроме двадцати пяти после­дних лет. Я бы не сказал, что я скучаю по родной деревне, хотя там наверху было чертовски красиво осенью.

Сандер сочувственно кивнул и присел рядом со стариком, а Бенедикте пристроилась с другой сторо­ны. Затем Сандер нерешительно сказал:

– Есть одно из многих преданий, которое мы ре­шительно не понимаем. Вот это, о неприятном незна­комце, который пришел в Ферьеусет, мимоходом. И который несправедливо обошелся с паромщиком?

Старик беспокойно поежился.

– Лучше бы забыть обо всем этом.

– Нет, мы никак не можем этого сделать. Потому что мы здесь, чтобы снять проклятие, наложенное на деревню.

– Ты разве священник, парень? – сказал Эмиль и искоса посмотрел на Сандера. – Ты выглядишь совсем не так, я бы сказал, скорее наоборот. Бойкий парень, подумал я сразу же, как только тебя увидел. Но священнику нечего делать в Ферьеусете, там пра­вит совсем другая религия.

Сандер усмехнулся. Он внезапно положил руку на талию Бенедикте и быстро прижал ее к себе в порыве тайного взаимопонимания. «Не делай этого, – поду­мала она. – Было бы намного лучше, если бы ты прямо сказал, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего».

Но она, конечно же, наслаждалась его обществом!

– Нет, ты прав, – сказал Сандер Эмилю. – Я, наверное, больше жизнелюб, чем аскет. Но среди нас есть один человек, который действительно может заг­нать зло обратно туда, откуда оно пришло. Чтобы мы могли сделать это, нам необходимо больше знать о том колдовстве.

– Хм, – сказал старик. Он долго размышлял, вре­мя от времени испытующе посматривая на них. – Что ж, это, наверное, правдоподобно. И вы, разумеется, пришли к нужному вам человеку. Но этот паромщик…

– Да, что там с ним случилось, собственно? Эмиль долго молчал, стиснув десны так, что нос почти касался подбородка. Потом выдавил:

– Их было двое.

– Что за черт? – удивленно сказал Сандер. – Два паромщика, ты говоришь? Ну да, это же, навер­ное, вполне нормально. То, что они время от времени сменялись на работе?

– Один из них был не вполне… нормальный.

– Ты имеешь в виду, что он был душевнобольной?

– Нет, нет! Он был… привидением! Сандер тревожно поерзал.

– Подожди… Подожди-ка! Ты же, наверное, не хочешь сказать, что тот паромщик мерещился с тех самых пор… с тех незапамятных пор?

– Нет, не тот самый. Вначале там был священник…

– Священник???

– Да, я точно не знаю. Так говорят.

– Продолжай, – пробормотал Сандер довольно устало.

– Да, а потом пришел тот незнакомец.

– Так, значит, он стал паромщиком?

– Нет, уф, не сбивай меня!

– Извини! Расскажи все в точности так, как ты слышал!

– Мне начать с самого начала?

– Сдается мне, что придется. Конечно, если ты захочешь.

– Ну вот, – вздохнул старик. – В Ферьеусете постоянно было что-то нездоровое. Тот паромщик, который мерещился и который, как говорили, рань­ше был священником, плавал на лодке туда и обрат­но с тех самых незапамятных пор, как люди посели­лись там. Но ведь с ним никто не ездил. Никто, кроме чужаков, когда настоящий паромщик не успевал их предупредить.

– А что случалось с теми, кто все-таки попадал на борт к привидению?

– Им приходилось плохо, говорит предание. Но никто не знал, почему и каким образом.

Лето было удивительно красивым. А они сидели во дворе и беседовали об ужасных вещах!

– И вот мимо Ферьеусета шел этот злой незнако­мец, – сказал Сандер. – Ты не жил, наверное, в то время?

Старик рассмеялся беззубым ртом.

– Нет, нет, упаси Господи, мне же не шестьсот лет, вот еще! Но тот, кто шел мимо, был наверняка ужасно отвратительным и гадким, так было сказано. Подобного ему никогда не найти, ни до, ни после, хотя Ферьеусет тоже мог похвастаться своим страш­ным привидением.

– Ну вот, мы смогли определить время, – про­шептал Сандер Бенедикте. – Что случилось, когда пришел тот незнакомец?

– О, он напустил такие несчастья на призрака, скажу я вам! Он наверняка был колдуном, тот чуже­земный изверг, ибо он загнал лодку-призрак обрат­но на глубину. И паром исчез, вместе с паромщиком и всем остальным.

Сандер и Бенедикте уставились друг на друга. Это было ведь в точности то же самое, что сделала девушка!

– Шесть столетий назад, – прошептала она, за­метно побледнев. – Совпадает точно!

– Ты имеешь в виду твоего предка?

– Да.

Сандер набрал побольше воздуха и медленно выдохнул. Потом снова повернулся к Эмилю.

– И с тех пор призрак не появлялся? Вплоть до последних двадцати пяти лет?

– Нет, нет, тут еще кое-что случилось, пока здесь был колдун. Паромщик снова вынырнул. Но уже не как паромщик.

– Как это так? Тебе придется объяснить.

– Да, я, пожалуй начну с этого коварного колду­на. Он сотворил еще много злодеяний, пока был здесь.

– Какого рода злодеяния?

– Я не знаю! Только он произносил какие-то уди­вительные слова, отложившиеся в памяти у людей.

Что-то вроде: «Я заклинаю землей, силой Ворсе и тре­мя мудрыми людьми, не трогайте мою власть и ис­чезни с лица земли под темные своды!» Люди тогда не поняли ничего из этих слов, да и сейчас тоже, но это, во всяком случае, были сильные слова, потому что рассказывали, что земля дрожала и стонала, ког­да он замолчал.

Бенедикте и Сандер снова посмотрели друг на друга. Они многое поняли. Ворсе должен был озна­чать Волсе. Снова всплыли «посвященные люди», и теперь их стало трое. «Не трогайте мою власть!» дол­жно было означать, что та сила, обитавшая в Ферьеусете, была настолько мощной, что даже Тенгель Злой опасался ее настолько, что загнал ее глубоко под зем­лю. В глубокие сводчатые подземелья…

Да, у них уже была возможность убедиться в дей­ственности этой силы.

Наконец Сандер сказал:

– Ты упомянул, что паромщик вернулся в дру­гом облике?

Старый пес Эмиля медленно бродил вокруг по двору, медленно и философски задирая ногу над по­садками ревеня. Он был такой толстый, что с трудом держался на ногах. Поведение собаки как будто сни­жало значительность той кошмарной темы, которую они обсуждали.

– Да, так о чем это я… паромщик, да… – Эмиль собирал свои разбежавшиеся мысли. – Так вот, тот старый паромщик, то есть священник, вы знаете, ко­торого тот колдун утопил в озере, он выглядел ужас­но… Было бы неприятно оказаться с ним лицом к лицу, нет! И теперь, значит, тот колдун думал, что загнал его в пучину смерти навсегда, послав его ко дну вместе с лодкой и всем остальным, но он оши­бался. Потому что некоторое время спустя, когда тот незнакомый негодяй уехал, паромщик вернулся нео­жиданным образом.

– Каким?

– В то время в Ферьеусете проживал невероятно злобный и подлый бездельник, какого свет не виды­вал. Он бил свою жену и мучил всех, кого видел. Но как-то раз внезапно с ним случилось несчастье, я не знаю, точно, что произошло, но, во всяком случае, он потерял половину лица. В точности так же, как свя­щенник. То есть, я имел в виду паромщика.

Теперь молодые люди действительно запутались.

– Мы слышали о призраке с изуродованным ли­цом, – сказала Бенедикте.

– Да, да, – проговорил Эмиль. – Это он и есть! Говорили, что у того священника-паромщика было такое ужасное лицо, что люди боялись смотреть. И что тот злобный мужик разбил себе лицо до смерти и умер.

– Он умер сразу же?

– Этого я не знаю. Но ведь все когда-нибудь уми­рают. Я не думаю, что он прожил долго после этого несчастья, но когда он умер, то его видели снова. Он бродил в окрестностях Ферьеусета, словно беспокой­ный дух, туда и сюда по берегу озера и что-то искал. Я думаю, искал свою лодку.

Сандер медленно произнес:

– Или что-то другое. То, что сгинуло внизу, в «глу­боких сводах». Ту необычайно могущественную силу, о которой говорила Бенедикте.

Эмиль вопросительно посмотрел на него.

– Ты так считаешь?

– Но я ведь не уверен. Ты видел того злого при­зрака?

– Я увидел его не раньше, чем двадцать пять лет тому назад. Тогда в Ферьеусете наступили проклятые времена, и в один из вечеров люди снова увиде­ли паром. На прежнем месте! И на нем снова стоял тот отвратительный человек с изуродованной поло­виной лица.

– Тот первый паромщик, очевидно. Священник, как ты называешь его. Когда тот колдун загнал его глубоко в озеро, он лишь переместился в другое тело. Каким-то образом теперь он заполучил свой паром обратно. А что, собственно, случилось двадцать пять лет назад?

– Мы не знаем, – сказал Эмиль почти сердито. – И мы никогда не знали. Там была одна молодая пара…

– Да, мы слышали о них. Женщина, принесен­ная в жертву и парень, утонувший на пароме. Мо­жет быть, им довелось что-то увидеть? – спросил Сандер.

– Они лишь намекали о том, что нашли какой-то предмет. Имели очень таинственный вид. Но позднее… Нет, увольте!

– Ну, скажи то, что ты хочешь сказать!

– Нет, это было так чертовски глупо. Некоторые люди утверждали, что глаза того парня светились, когда он намекал о своей находке. Светились по-на­стоящему, изнутри, а не просто от желания поведать сенсацию или что-то там такое…

Сандер посмотрел на Бенедикте: и она тоже виде­ла глаза, светившиеся в темноте.

Но это вряд ли были глаза того молодого челове­ка. Ведь он стал добычей паромщика.

Сандер поднялся решительно.

– Теперь мы не смеем тебя больше задерживать, Эмиль. Ты оказал нам большую помощь, спасибо тебе! Вот небольшие деньги для собаки, если хочешь, купи ей хорошую мясную кость. И… эти другие сверхъестественные истории про Ферьеусет, они, наверное, не имеют отношения к паромщику?

– Нет, это так, обычные предрассудки. – Эмиль повертел в пальцах монетку и затем бережно опус­тил ее в карман.

Бенедикте сказала:

– А тот большой дом наверху… Там не случалось чего-то особенно необычного?

– Что? Ах да, дом, нет, насколько я знаю. Они попрощались и вышли со двора.

– Я проголодался, – сказал Сандер.

– Я тоже, – ответила Бенедикте. – Но я не сме­ла намекать на что-либо подобное у Эмиля. Иначе он пригласил бы нас на кашу из ревеня.

Сандер улыбнулся и крепко взял ее за руку. Ей было приятно, что они легко понимают друг друга. Жизнь в этот момент была чудесной и замечатель­ной, Бенедикте хотела забыть про все на свете, не видеть и не помнить будущего и прошлого, Ферьеу­сет и Аделе…

Но мысли не давали ей покоя.

– Так странно, – вздохнула она. – Как часто мы, из рода Людей Льда, натыкаемся на следы Тенгеля Злого. Пути Эскиля привели его в Эльдафьорд, где находилась флейта Тенгеля Злого. А я пришла в Ферьеусет, где он, по всей видимости, был и бесчин­ствовал. Тебе не кажется это странным, Сандер?

Да, и это он должен был признать.

Бенедикте ни на миг не могла представить себе, что и Эскиль, и она сама были направлены туда, куда они в конце концов пришли, по собственной воле Тенгеля Злого. Эскиль – чтобы найти флейту, а сама Бенедикте – чтобы быть уничтоженной таинствен­ной злой силой, все еще жившей и действовавшей в Ферьеусете.