4

Сага совсем забыла о том, что ее попутчиками будут не двое мужчин, а трое – во всяком случае, в первый день.

Выйдя на рассвете из гостиницы, она увидела, как с козел спрыгнул, словно большая жаба, ку­чер Пауля фон Ленгенфельдта. Это было уродли­вое создание с низко посаженной, торчащей вперед головой, так что Саге он сначала показался похо­жим на лягушку, а потом на двуногого бизона.

Он взглянул на Сагу, но не поздоровался. Под­нял ее чемодан, словно тот был легок, как перыш­ко, и укрепил его сзади кареты.

Чемодан Саги был не слишком тяжелым. Она намеренно оставила все свои вещи в Швеции, взяв с собой лишь деньги, чтобы начать в Норвегии новую жизнь и сделать покупки. Она взяла с со­бой только самое необходимое и прежде всего – лечебные зелья Людей Льда, эти сокровища, при­надлежащие теперь ей. И, разумеется, колдовс­кие зелья, но о них Сага старалась не думать. Ее ужасала сама мысль о них.

Значительная часть сокровищ хранилась в Нор­вегии. К примеру, сосуд Ширы с живой водой. Он хранился, разумеется, не в Гростенсхольме и не в Липовой аллее, он был спрятан в надежном мес­те, о котором знали только Люди Льда.

У Саги же при себе была та часть общего на­следства, которая досталась ей от Вильяра, когда Хейке и Тула умерли. Еще не зная, в чем состоит ее предназначение, она хотела быть максимально подготовленной к возможным трудностям.

И она опасалась, как бы эта встреча не заста­ла ее врасплох.

Стоя на лестнице и глядя во двор, где на траве и на земле еще лежала роса, а туман плотно оку­тывал гостиницу и маленькую деревушку, она вдруг почувствовала необъяснимый страх. В этой мирной картине она видела нечто страшное, ка­кую-то скрытую угрозу, готовую стать у нее на пути. «Беги, Сага, беги!» – шептал ей внутренний голос.

Но она продолжала стоять, хотя ей это и не нра­вилось. И вот она направилась к карете. Воля ее противилась этому, но ноги сами несли ее.

Пауль фон Ленгенфельдт был уже во дворе и давал распоряжения своему кучеру.

– Разве он не красавчик? – спросил он у Саги. – Я откопал его на сатанинских задвор­ках.

Кучер злобно посмотрел на них. У Саги заще­мило сердце.

– Ненужное и жестокое сравнение, – выдавила она из себя.

– Вовсе нет! – с усмешкой произнес Пауль. – Это просто самоирония. Я держу его при себе ис­ключительно для контраста. Чтобы моя красота на его фоне была еще более действенной. Стоит взглянуть на него – и увидишь разницу!

– Я вижу в нем просто человека, – сказала Сага и пошла в гостиницу, чтобы взять свои вещи.

На лестнице она встретила Марселя, и у нее сра­зу потеплело на душе. Он многозначительно по­смотрел на нее. Снова у нее появилось желание довериться ему – в силу самых различных причин.

«У меня плохо начался день, – думала она, идя по коридору. – Куда подевалось доброе настрое­ние, куда делась моя сообразительность, мое ост­роумие? Я просто иду на поводу у событий. Я становлюсь кислой и брюзгливой, а это на меня не похоже».

Сага сама не понимала, в каком напряжении находится. Накопленные за всю жизнь чувства го­товы были теперь вырваться наружу. Последней каплей было то, что она потеряла и родителей, и спутника жизни. Она была теперь как туго натя­нутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Поэтому даже окружающий пейзаж казался ей отражением ее собственного беспокойства, како­го-то неопределенного страха. У нее была теперь потребность довериться кому-то: тому, кто мог бы заключить ее в свои спасительные объятия, унять ее страх. Умерить ее беспредельное одиночество.

Так было однажды с Широй в ее судьбоносный час – она тоже, как теперь Сага, была безнадеж­но одинока. Сага не замечала откровенного вос­хищения Пауля, не осмеливалась даже мечтать о какой-то влюбленности, просто он отвлекал ее, выводил из равновесия.

Но мягкость и спокойствие Марселя, его пони­мающий взгляд были для нее утешением.

В курятнике прокричал петух, когда карета мед­ленно тронулась с места. Все трое сидели в рос­кошной, с позолоченными подлокотниками и сиденьями из красного бархата, карете Пауля. Только кучер не был защищен от непогоды, но на этот раз день выдался сносным. Дождя уже не было, утренний туман рассеивался, становилось теплее.

Тем не менее, Сагу не покидало ощущение какого-то неудобства. И даже, сидя в карете, она это чувствовала.

Их отъезд никто не заметил, все еще спали.

Сага подумала об остальных пассажирах, не подозревавших, что поездка на этом закончилась. Она думала о галантерейщике и молодой супру­жеской паре. Но было бы просто немыслимо та­щить с собой через финские леса маленького ребенка, так что граф при всем желании не смог бы им помочь. К тому же, его карета была намно­го меньше дилижанса, поэтому все бы не помес­тились.

И все же совесть у нее была не чиста. Бросить людей в местах, зараженных холерой… Впрочем, они не могли повернуть обратно. Поехать обрат­но?

Сага была одной из тех многочисленных жен­щин, у которых совесть всегда не спокойна, кото­рые считают, что делают что-то не так или недостаточно хорошо. Это чисто женское качество, которое невозможно истребить.

Они въехали на возвышенность, пейзаж под ними оказался в тумане.

– Ну, Сага, – с торжествующей улыбкой про­изнес Пауль. – Теперь самое время рассказать о прославленных Людях Льда!

– Откуда ты, собственно, знаешь о них? – спро­сила она.

– О, я много ездил по Швеции и Норвегии. Ча­сто бывал в Кристиании. Именно там я и услы­шал о них много лет назад.

«В самом деле, так оно и могло быть, – поду­мала Сага. – Люди Льда вряд ли могли вести настолько изолированную жизнь, чтобы никто не знал об их существовании. Во всяком случае, в Норвегии, где они по-прежнему называют себя „из рода Людей Льда“.

Усмехнувшись, она сказала:

– Но ведь не только я могу рассказывать в дороге истории! Вы оба тоже могли бы кое-что рассказать, каждый что-нибудь свое!

– Пожалуй, да, – с удовлетворением произнес Пауль. – Но дамам всегда уступают первенство.

– Но обещайте мне рассказать о своей жизни!

Оба пообещали. Сага сидела напротив ослепи­тельно красивого Пауля, будучи не в силах оторвать от него взгляд. Он был просто произведением искус­ства. Большие небесно-голубые глаза под густыми бровями, золотистые волосы, матовый блеск кожи, великолепные зубы…

Должно быть, творец был в хорошем расположе­нии духа, когда создавал Пауля фон Ленгенфельдта.

Марселя она не могла разглядеть так же хорошо, поскольку он сидел рядом с ней. У нее было только сильное и примитивное ощущение того, что рядом с ней сидит мужчина, она ощущала исходящие от него вибрации…

В тесной карете трудно было не касаться коле­нями колен Пауля, но это ее мало волновало.

Было ясно, что карета свернула с наезженной до­роги. Тряска стала сильнее, карету качало из сторо­ны в сторону, колеса и рессоры скрипели.

– Хорошо, так с чего же мне начать? – спросила Сага. – История Людей Льда очень длинная. Я могу обрисовать ее только в самых общих чертах.

И она рассказала о Тенгеле Злом и о меченых. Рассказала о Тенгеле Добром, которому удалось из­менить характер проклятия, так что наряду с мече­ными рождались еще и избранные. Она рассказала о Шире и о Хейке, которого всем так не хватало. Но Пауль то и дело протестовал: такого не может быть, неужели она говорит все это всерьез? Марсель тоже был настроен скептически, она чувствовала это, хотя он и молчал. И тогда она рассказала им про мандрагору, которая хранилась теперь у нее в данный момент, в багаже, сказала, что это своего рода живое существо и что если им когда-нибудь захочется взглянуть, то…

Они сдались и попросили ее продолжать, но в их голосах слышалось недоверие.

«Как мне заставить их поверить себе? – думала она. – Колдовать я вообще не умею, а мандрагора в моем присутствии даже не шевелится…»

Но она продолжала рассказывать о своих праро­дителях, помогавших бедным меченым, но не способ­ным вступить в связь с избранными. О призраках, которых Хейке и Винга выманили из потустороннего мира и которые со временем прибрали к рукам Гростенсхольм, о странных демонах, помогавших Людям Льда, особенно Туле, и об их борьбе против Тенгеля Злого.

– Но такого быть не может, – возмущенно добави­ла Сага. – Потому что демоны представляют силы зла! Никто никогда не слышал о дружелюбных демо­нах!

Пауль усмехнулся, а Марсель, сидя в углу кареты, спросил:

– Чисто теоретически в этом нет ничего удивитель­ного, Сага. Именно об этом мы говорили вчера – о сущности зла.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, опаса­ясь, что не сможет разобраться в его ученых поясне­ниях.

Но он объяснил ей все простыми словами.

– Насколько я понимаю, этот Тенгель Злой при­коснулся к самому сердцу зла, обнаружив Источ­ники Жизни, и отведав темной воды. Это должно было потрясти землю до основания.

Сага кивнула:

– Говорили, что в тот раз почва под ногами людей дрожала, слышались какие-то испуганные голоса…

– Вот видишь! Я верю тому, что ты рассказы­ваешь. Помнишь, о чем мы говорили вчера? О том, что христианский Сатана – это лишь фрагмент мирового зла? Объясняя природу дьявола, отцы церкви стояли перед дилеммой. Они не осмелива­лись связывать силы зла с Богом. Ведь их Бог был Всевышним, Единственным! Все должно было быть сотворено им. В том числе и Сатана. Поэто­му они смешивали две различные старинные ле­генды. Легенду о Люцифере, ангеле, восставшем против Бога…

– Да! – взволнованно перебила его Сага. – Я слышала об этом. В качестве наказания он был низвергнут в преисподнюю.

– Верно, – с улыбкой сказал Марсель. – Но отцы христианства искали древние мифы и утвер­ждали, что Люцифер стал Сатаной – древним божеством, существовавшим задолго до христи­анства.

– Значит, Люцифер не являлся злой силой? Марсель усмехнулся.

– Он больше уже не является ангелом. Я не думаю, что тот, кто вынужден жить вечно в пре­исподней, станет любить людей. Ведь именно из-за них-то он и угодил туда!

– Да, я помню.

– Так что Люцифера следует принимать за того, кем он в действительности является: за падшего ангела. За черного ангела. И не нам решать, доб­рый он или злой. Скорее всего, он злой.

Пауль заерзал на месте, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему не по себе. Ему не нравилось, что все его попытки соприкоснуться с Сагой коленями она решительно отклоняла, ото­двигаясь в сторону.

Карета вдруг накренилась, и она повалилась прямо на Марселя. Он, разумеется, поддержал ее, на миг обхватив руками. Пристыженная соб­ственной неловкостью, она выпрямилась и изви­нилась.

Обворожительно улыбнувшись, Пауль сказал:

– Думаю, мне придется поменяться с тобой местами, Марсель. Ты не против, Сага?

Смутившись, она ничего не ответила. И вместо ответа сказала:

– Но вернемся к демонам…

– Да, извини, у меня дурная привычка пускать­ся в пространные пояснения, – улыбнувшись, ска­зал Марсель. И Саге очень понравилась его улыбка. Она не понимала причины своего возбуж­дения; после жуткого момента разоблачения Леннарта она даже не смотрела на мужчин. Хотя он никогда особенно не затрагивал ее чувства, все же именно он, Леннарт, значил для нее больше всех остальных молодых мужчин, которых она ког­да-либо встречала.

Присутствие же Марселя перевернуло всю ее жизнь, и она не осмеливалась смотреть ему в гла­за.

Не успел Марсель приступить к своим поясне­ниям относительно демонов, как Пауль торопливо произнес:

– Все это лишь туманный, гипотетический раз­говор. Мне хотелось бы услышать что-нибудь бо­лее актуальное: ты сказала, что развелась, Сага. Это же настоящий скандал! Как могла ты, такая порядочная девушка, решиться на такое?

Лицо ее передернулось, напоминание о разводе было для нее все еще тягостно.

– Мне кажется, ты правильно выразился, Па­уль. Я была слишком порядочной.

– У него была другая? – поддразнил он ее.

– Да, запасная. Но, я думаю, в этом была ви­новата я сама.

И, несмотря на то, что ей было это очень трудно сделать, она рассказала им о своем неполноцен­ном, рассудочном браке с Леннартом. О том, что она не испытывала к нему никаких чувств, о ее попытках компенсировать это, будучи для него хорошей женой. О том, что она сама думала по этому поводу. И, опустив голову, она рассказала о том жутком дне, когда у нее открылись на все глаза.

– Иногда мне кажется, что я была слишком жестокой, – сказала она, сложив на коленях руки. – Другие женщины молча принимают все это. Возможно, даже прощают. Относятся к этому с пониманием. Стараются соблюсти видимость бла­гополучия. Для меня же немыслимы компромис­сы. Я оставалась в его доме, пока была жива моя мать, потому что, мне не хотелось огорчать ее.

Но мне было противно даже видеть его. И ког­да моя любимая матушка умерла, я в тот же день покинула его дом. Ты прав, Пауль. Я женщина холодная.

– Думаю, ты поступила правильно, – после некоторой паузы сказал Марсель.

– В самом деле, этот парень не стоил твоего внимания, – добавил Пауль. – И было смело с твоей стороны пойти на скандал.

– Поэтому я и сбежала… – попробовала пошу­тить она.

– Скорее, мысль о твоем предназначении зас­тавила тебя уехать, – сказал Марсель. – И пусть Пауль извинит меня, но я дам ответ на твой воп­рос, Сага. О демонах…

– Спасибо, – сказала она.

Пауль вздохнул.

Марсель задумчиво произнес:

– Я думаю, что если этот Тенгель Злой пришел бы к власти – да не допустит этого небо, – он стал бы властвовать над всеми богами и духами в мире. И это напугало демонов. Им не хотелось попадать под власть Тенгеля Злого.

– Все силы зла? – спросила Сага. – И Сатана?

– Христианский Сатана. Или исламский Иблис, персидский Ариман, индуистская Кали, хотя она одновременно и добрая, и злая… Ваал, Мо­лох…

– И Шама юраков-самоедов, – добавила Сага.

– Ты даже это знаешь? – удивился Марсель.

– Но об этом написано в книгах Людей Льда.

– Хотелось бы мне прочитать их.

Она заметила, что мысль об этом ей понрави­лась. Продолжение знакомства…

– Так значит, власть Тенгеля Злого была бы такой огромной? – спросила она, не в силах отделаться от странного ощущения, что в карете присутству­ет какая-то злая сила. Разумеется, это было аб­сурдом, просто она увлеклась тем, о чем они говорили.

– Власть Тенгеля может стать огромной! – отчетливо произнес он. – Если верно все то, о чем ты говоришь, а у меня нет никаких сомнений в этом, он в самом деле нашел Источник зла, этот жуткий родник. И если ему дать волю, это приве­дет к трагедии, к мировой катастрофе. Если даже боги и демоны трепещут перед ним, то что остает­ся делать нам, бедным и беззащитным людям? Исходя из истории религий…

Пауль, до этого слушавший со все нарастаю­щим раздражением, саркастически заметил:

– Ну и болтуны же вы! Ничего вы не знаете, вы только… Ты просто теоретизируешь, Марсель. Ты говоришь о дьяволах и демонах так, словно реша­ешь арифметическую задачу. Тогда как это отно­сится к сфере чувств или, если угодно, убеждений, веры.

Падающий на его глаза свет делал их совер­шенно прозрачными, и из-за этого лицо его не ка­залось уже таким красивым, тем более, что он был раздражен. А Сага думала, что он из тех, кто лег­ко относится к жизни, что бы ни случилось. Те­перь же ей казалось, что в нем было… да, что-то демоническое!

– Мой дорогой граф, – ответил Марсель. – Со­вершенно ясно, что это вопрос веры. Сатана и все остальное – это всего лишь символы. Это пред­рассудки. Ни один просвещенный человек не ста­нет принимать всерьез веру во все это!

Казалось, что Пауль вдруг стал еще выше. Но это показалось им потому, что в своем гневе он выпрямился и глубоко вздохнул, так что грудная клетка расширилась.

– Ты просто издеваешься, – горячо возразил он. – Тебе прекрасно известно, что без зла не су­ществовало бы и добра. Ты отрицаешь существование Владыки Тьмы и Владыки Света? Ты в са­мом деле не веришь в их существование? Поверь мне: я разбираюсь в этом лучше.

Разговор принял неприятный оборот. Карета была слишком тесной для религиозных диспутов. Тем не менее, Саге показалось, что Марсель иног­да бывал непоследователен, но это могло ей ка­заться потому, что мозг ее был недостаточно развит, чтобы следовать за ходом его мыслей.

– Я ни в коей мере не хочу отрицать существо­вание Бога или Дьявола, – серьезно и спокойно ответил Марсель. – Они существуют. Но они су­ществуют потому, что люди создали их. В тот мо­мент, как люди перестанут верить в них, они умрут. Что стало, к примеру, с Ваалом или Молохом?

– Они были божествами, – одернул его Пауль. Повернувшись к Марселю, Сага взволнованно произнесла:

– То, что ты говоришь сейчас, однажды сказал Шама Шире.

– Наверняка он был здравомыслящим парнем, – рассмеялся Марсель.

– Он был не парнем… это был дух.

– Пусть даже дух, даже злое божество. Зна­ешь, Пауль, я так жесток по отношению к отцам церкви потому, что они разрушили библейские картины. Так что теперь мы не знаем наверняка, что было правдой, а что приукрашено. Взять, к примеру, рассказ о земле Ханаана, которую обе­щал им Господь. В Библии подчеркивается, что там уже жил какой-то народ, насчитывающий много тысяч человек. Сказано и то, что сыны Из­раиля отрубили большинству из них головы, а ос­тальных выгнали в пустыню. Не думаю, что землю эту им пообещал добрый Бог. Мне кажется, это просто извращение, потому что у людей была не чиста совесть после убийства целого народа. Бог Ветхого завета – страшный Бог. Эта книга напи­сана священниками, желавшими получить власть над людьми. Я же верю в Бога, преисполненного любви.

Сага кивнула, но Пауль не был удовлетворен.

– Хватит об этом, – сказал он. – Ты говоришь о вещах, в которых не разбираешься. Может быть, ты сам видел все это? Я не люблю, когда издева­ются над словом Господним.

– Никто над этим не издевается, – сказал Мар­сель. – Но ты прав, я не был очевидцем тех собы­тий, и моя вина в том, что беседа наша уклонилась в сторону. Как только у меня появляется возмож­ность спорить с интеллигентными людьми, я на­чинаю пускаться в пространные рассуждения.

Услышав слова «интеллигентные люди», Пауль заметно смягчился. А Марсель добавил:

– Но мы обещали рассказать о своей жизни. Теперь твоя очередь, Пауль. Как ты понимаешь, среди нас ты самая загадочная персона.

С обезоруживающей самоиронией Пауль под­твердил, что ему приятно об этом слышать.

Сага вспомнила о том, что ее мать Анна-Мария говорила о сильных личностях. Она говорила, что у них есть своя отрицательная сторона. Сильная личность нередко доставляет мучения другим, по­давляя их своим превосходством. С Паулем было то же самое. Сага была уже готова к тому, чтобы влюбиться в этого несказанно красивого мужчи­ну. Но этого не произошло. Он был слишком… не­постижимым, в некотором смысле даже нереальным.

Возможно, какая-то сторона его натуры отталкивала ее – и она проявилась именно теперь. Мать рассказывала ей о таких людях. Паулю не дос­тавляла никакой радости беседа, в которой он сам не занимал ведущего положения, не был главным действующим лицом. Да, человек с его внешнос­тью должен был быть избалован вниманием, так что он скучал, когда Марсель пускался в свои длинные рассуждения, и оживлялся, когда вни­мание снова переключалось на него, Пауля. Мама Анна-Мария предостерегала свою дочь от обще­ния с такими людьми. С ними трудно жить в бра­ке, говорила ее мать, и Сага могла согласиться с ней.

Но к Паулю снова вернулась его обычная, оча­ровывающая всех манера поведения. Глаза его уже не казались такими прозрачными, и сам он не производил впечатления какого-то сверхъесте­ственного существа. Тем не менее, ей было не по себе в его присутствии.

Паулю не удалось начать рассказ о своей жиз­ни, потому что карета вдруг остановилась и кучер спрыгнул с козел.

Открыв дверь, Пауль спросил:

– Что там такое?

– Дальше не проедем, – ответил тот с реши­тельным упрямством, повернув к ним свое урод­ливое лицо.

Они вышли из кареты. Увлеченные беседой, они не заметили, как лес вдруг становился все гуще и гуще. Солнце стояло уже в зените, но сквозь ли­ству проникали лишь танцующие пятна света.

В самом деле, кучер был прав! Сага давно уже заметила, что дорога стала неровной, просто она не задумывалась над этим. Теперь они видели, что последний отрезок пути проходил по едва заметной лесной тропинке, заросшей березовой по­рослью и затененной сверху еловыми лапами. Узкая тропинка вела в глубь леса.

– Ну вот, – со вздохом произнес Пауль. – Ко­нец удобствам, теперь придется идти пешком. Где мы находимся?

– На пути к норвежской границе, – сердито ответил кучер. – Я точно не знаю, где именно.

Сага вспомнила, что видела в окошко красивые озера и пустынные лесные дороги, но она больше слушала, чем смотрела в окно.

– А где проходит главная дорога? – спросил Пауль.

– К югу отсюда, – ответил кучер. – Кажется, довольно далеко.

Марсель огляделся по сторонам, хотя ничего, кроме леса, он увидеть не мог.

– Мы должны находиться теперь в чаще финс­ких лесов, тянущихся на большое расстояние, – сказал он. – Они расположены как на шведской, так и на норвежской территории. Единственное, что мы можем сделать, так это идти по солнцу на запад, пока не выйдем на норвежские дороги.

– Нам предстоит далекий путь, – сухо заметил Пауль. – Давайте-ка перекусим!

Они расположились на небольшой полянке по­среди темного леса. Сага тут же обнаружила, что здесь проходили лоси. Под ногами путников была одна лишь хвоя, поскольку солнце почти не про­никало сюда.

Они попросили Пауля рассказать о своей жиз­ни, но тот отказался. Скорее всего, ему не хоте­лось этого делать в присутствии кучера.

Когда они поели, кучер вытащил из кареты не­большую тележку и стал грузить на нее их вещи.

– Это мой чайный столик, – пояснил Пауль. У него поднялось настроение после еды и питья. У них была с собой бутылка вина, но Марсель отка­зался пить. Сага немного выпила и теперь чув­ствовала себя куда раскованнее, чем раньше. Теперь ее не пугали мысли о долгих странствиях. Ей было так хорошо!

– Это отличная тележка, – сказал Пауль. – Она очень легкая, я просто не могу без нее обхо­диться.

Но Саге показалась весьма сомнительной его тележка, представляющая собой обычный ящик на колесах. По сравнению с ней, ее маленький чемоданчик казался просто игрушкой, а у Марсе­ля вообще не было никакого багажа, только узе­лок с едой.

– С ней будет неудобно пробираться через под­лесок, – сказал Марсель, указывая на тележку.

– Вовсе нет, – беспечно возразил Пауль. – Это будет не трудно, я знаю.

Сага удивилась: неужели он уже бывал здесь? Но это казалось ей совершенно немыслимым.

Она стояла одна возле кареты, когда услыша­ла, что кто-то тяжело спрыгнул на землю позади нее. Кучер!.. Вздрогнув, она осталась стоять на прежнем месте, сохраняя внешнее спокойствие. Мужчины стояли в стороне вместе с тележкой.

Кучер был намного ниже ее, но это обстоятель­ство усугублялось еще и тем, что он ходил согнув­шись, словно кто-то когда-то ездил на нем верхом. Проходя мимо нее, он пробормотал:

– Ты хорошая девушка. Остерегайся его! Он совсем не тот, за кого выдает себя. Держись за того, второго!

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он не «тот, за кого себя выдает?», – прошептала она в ответ. Остановившись рядом с ней, кучер принялся вынимать из кареты вещи Пауля. Наклонив низ­ко голову, он тихо пробормотал:

– Это дьявол! Да, это так! Настоящий дьявол, а вовсе не человек!

Пауль крикнул ему что-то, и кучер пошел к нему.

Сага была взволнована. Да, ей тоже показа­лось, что Пауль вел себя просто дьявольски по отношению к этому бедняге.

Пауль вдруг воскликнул в гневе:

– Что? И ты говоришь об этом только теперь? Она тут же подбежала к ним, чтобы узнать, в чем дело.

Лицо Пауля покраснело от гнева.

– Этот лоботряс-кучер, видите ли, забыл ска­зать нам, что в финских лесах неспокойно! – воз­мущенно произнес он.

– Может быть, в какой-то лесной деревушке и происходят время от времени скандалы, – сказал Марсель. – Пьянство, потасовки, поножовщина. Потом устраивают облаву на драчуна, который, как правило, скрывается в лесу. Но ведь такое может быть везде, Пауль! Финские леса велики, почему именно в этом месте должно происходить что-либо такое. Лесные дороги совершенно пус­ты, не так ли?

– Да, да, теперь уже поздно говорить об этом. Теперь нам придется идти наугад, только бы не наткнуться на ленсмана. Нам бы только перебрать­ся через границу, а там уже дорога открыта…

Кучер развернул лошадей и карету и поехал обратно. У Саги появилось горячее желание дог­нать его. Сесть в уютную карету, вернуться в мир людей…

И когда карета исчезла из виду, она почувство­вала себя покинутой, безнадежно пропавшей.

Лес вдруг показался ей совершенно пустым, ужасающе пустым, хотя это была глупая мысль.

И они начали свое рискованное путешествие по дремучим лесам.

Оружия у них при себе не было. То есть у Пау­ля был пистолет, но не было пороха. У Марселя же был длинный нож – и это все.

– Велика ли опасность нападения диких жи­вотных? – спросила Сага.

– Думаю, что нет, – ответил Марсель. – Нас ведь трое, так что зверь вряд ли решится напасть. Как ты думаешь, Пауль?

– Пусть только попробуют сунуться! – ответил Пауль. – Кстати, волки и медведи наверняка ис­треблены в этих местах…

– Я точно не знаю, как обстоят с этим дела здесь, – неуверенно произнес Марсель. – Я тоже так думаю, хотя все может быть…

Возможность наткнуться на дикого зверя пуга­ла Сагу, и то, что она питала большое уважение к лосям, не прибавляло ей смелости. На всякий слу­чай, она шла между мужчинами. Однако врож­денная независимость аристократа заставила Пауля взять на себя лидерство и передать свою тележку «бродяге», как он однажды назвал Мар­селя.

Но день еще не закончился. Тропинка была до­статочно широкой, они могли беседовать без про­блем и были – пока – в хорошем настроении.

Пауль начал рассказывать о своей жизни, но у Саги все время были в мыслях слова, сказанные кучером: «Он не тот, за кого себя выдает». Поэто­му она слушала его с большим недоверием.

Пауль сказал, что происходит не из шведской семьи – и об этом можно было судить по его име­ни. Поэтому имя его и не занесено в дворянский список («Еще бы!» – злорадно подумала Сага). Его семья вынуждена была покинуть свою страну в ходе наполеоновских войн и осесть в скупой Швеции.

– Уже в раннем детстве у меня проявились боль­шие… способности, – продолжал Пауль, как все­гда, в своей непринужденной, очаровательной манере, которая, однако, уже не вводила ее в заб­луждение. – Родители решили дать мне солидное образование. И вот теперь я – представитель сво­ей страны и часто езжу поэтому за границу.

«Ты лжешь», – подумала Сага. Она не знала, откуда у нее такая уверенность, но она давно уже заметила лживость Пауля и не могла с этим ми­риться. Его кучер тоже говорил об этом.

Издевательски насмешливый, обворожительный, беспечный, поверхностный. И под красивым, бле­стящим фасадом скрывалось нечто иное. Нечто… опасное!

Сага не знала, почему она вдруг ощутила оз­ноб летним днем, идя за ним следом.

Она почувствовала какую-то затаенную угрозу.

Ах, какая она глупая! Стоило ей только ока­заться в глухом, таинственно-пустынном лесу, как в голову ей полезли всякие фантазии!

Пауль болтал без умолку. О празднествах, блес­ке и славе, о жизни при дворе, о женщинах, ссо­рившихся из-за него; пресыщенным тоном он рассказывал им о своих любовных похождениях. Сага и Марсель молча слушали его излияния.

Интонация Пауля вдруг стала трагической, но он тут же улыбнулся своей заразительной улыб­кой и сказал:

– Все говорят, что я предназначен для чего-то великого. Но мне мешают – как вы понимаете, завистники. Многим не нравится, что я продвига­юсь вперед. Высокопоставленные господа не лю­бят соперников. Так что карьера моя еще не состоялась. Но не все еще потеряно! Пауль фон Ленгенфельдт не из тех, кто вешает нос! Я про­должаю действовать тайком. И в один прекрас­ный день… Нет, я не буду заранее хвалиться.

– В самом деле, – с усмешкой произнесла за его спиной Сага.

Он бывал неотразим, когда чувствовал себя великим, когда его переполняла радость жизни. Тогда он вызывал всеобщее восхищение. Надо же, какое совершенство породила природа!

Но то, что он сказал после этого, шокировало Сагу. Обернувшись к ней, он произнес:

– Ах, Сага, ты великолепна, когда вот так улы­баешься, забыв о своей сдержанности! Тебя хо­чется обнять и без конца смотреть на твою улыбку! Видеть тебя радостной, счастливой, божественно прекрасной! Да, в самом деле, Сага! Если бы ты только не выглядела такой печальной!

– Когда я становлюсь серьезной, – поправила она его, – я думаю не о себе, просто меня одоле­вает страх и печаль.

– Да, да, но не будем об этом сейчас говорить! Разве ты не понимаешь, что ты именно та, кото­рую я искал на протяжении тысячелетий? Я не уставал мечтать о тебе в течение долгих веков, и вот, наконец, я нашел тебя!

При этом он подчеркнуто театрально протянул к ней руку и тут же шаловливо рассмеялся.

Но Сага почувствовала, что он говорил все это серьезно. Он хотел обладать ею – и он привык получать то, что хотел.

У Саги мелькнула неприличная мысль: как бы ей тайком заглянуть в ящик, который стоял на тележке Пауля. Она была убеждена, что именно там кроется секрет его таинственности. Если в нем вообще была какая-то таинственность… Да, он был не тем, за кого выдавал себя, она знала это на­верняка. Откуда вообще взялся этот фантастичес­ки красивый человек? Разве не должен был его знать весь мир? Ведь это же настоящая сенсация! Разве он мог быть обычным путешественником, затерявшимся среди призрачных лесов? Он рас­сказывал о своем богатом событиями прошлом, и с такой внешностью он мог добиться чего угодно!

Но Сага знала кое-что о придворной жизни от семьи Оксенштерн; она никогда не слышала об этом человеке. Ни о каком графе Пауле фон Ленгенфельдте, ни о каком необычайном, статном, ос­лепительно красивом мужчине. Но если бы такой человек появился при дворе, она бы о нем услы­шала! На вид он был довольно молод. Но в каком-то смысле, он казался «безвременным». Возможно, он был моложе Марселя. На вид ему было около тридцати.

Соперники? Завистливые конкуренты? Он ска­зал, что лишился высокого положения при дворе в результате интриг.

Саге было неприятно думать об этом.

– Теперь твоя очередь, Марсель!

Паулю не было интересно слушать это. Он остано­вился.

– Тс, – прошептал он. – Слышите?

Они прислушались. Лес вокруг них уже не был таким густым, между деревьями появился просвет, солнечные лучи пробивались сквозь кроны высо­ких, стройных сосен.

Сага услышала жалобный крик вдалеке, кото­рый постепенно затих. В этом крике чувствовался страх. Крик этот, казалось, был обращен к ней, как предупреждение, как безнадежная попытка быть услышанным.