7

От коммунального правления до церкви было со­всем близко, но этот путь показался им длинным из-за того гнетущего настроения, в котором оба они пребывали, идя рядом.

Они почти не разговаривали.

Точнее говоря, они не сказали друг другу ни слова.

Малин избегала смотреть на Вольдена, заме­тив только, что он высок и хорошо – если не сказать богато – одет. Но ведь государственные или коммунальные чиновники никогда не отличались изысканными манерами: зажав в кулаке перчатки – а руки у него, кстати, были изящными и жи­листыми, – он просто несся вперед, так что на его три шага приходилось ее два. Да, он был не осо­бенно вежлив.

Вольден, в свою очередь, был раздражен и воз­мущен поведением этой бабенки, нежданно-нега­данно ворвавшейся в его жизнь. Подумать только, какой прекрасный план переустройства кладби­ща – хотя это и был план Йонсена, – начерчен­ный им, Вольденом! Он всегда так превосходно чертил планы, его всегда хвалили!

И что ей дались эти старые могилы! Сентимен­тальный вздор!

Но одна неприятная мысль все же маячила у него в мозгу. Мысль о защите памятников культу­ры. Хотя какое отношение к культуре имело клад­бище с могилами ничего не значащего рода?

Какая нелепость!

Он тайком бросил взгляд на шагавшую рядом с ним молодую женщину. Внешне она ничего особенного из себя не представляла, такие лица моментально забы­вались. Но она была необычайно аккуратно и тщательно одета, во всем чувствовался большой вкус, он обратил на это внимание еще в комму­нальном правлении. О Людях Льда он знал толь­ко понаслышке. Говорили, что у них была какая-то особенная история, но подробностей он не знал. И теперь они жили на Липовой аллее, ведя очень замкнутую жизнь и почти ни с кем не общаясь. И все потому, что в доме у них жил уродливый ребе­нок, которого не мешало бы держать под замком, потому что он был опасен для окружающих. Но они поручились за него, сказав, что будут следить, чтобы он ничего не натворил.

Вольден слышал скандальную историю о недель­ном пребывании этого мальчика в школе два года назад. После этого никаких скандалов не происхо­дило. Может быть, они содержали его в клетке?

Быстро взглянув на фрекен Кристерсдаттер, он понял, что все это не случайно. Он слышал, что она собиралась стать диакониссой. Да, это ей очень подошло бы. Ее внешность и то, как она присмат­ривала за мальчишкой, говорили об этом. Хотя его представления о том, как должна выглядеть диаконисса, были весьма туманны.

Они подошли к церковной ограде, он открыл пе­ред ней калитку.

И тут же они, не сговариваясь, сбавили ско­рость из-за уважения к этому месту.

– Итак, – сказала Малин, и это было первое слово после того, как они покинули коммунальное правле­ние. – Где же вы собираетесь учинить разгром?

Стоит ли его все время дразнить?

Но ведь он тоже мог огрызаться в ответ!

Он не ответил ей. Он еще не привел ее на то самое место.

Желтые листья шуршали у них под ногами. Кра­сиво было осенью, особенно на кладбище, обса­женном кленами и другими лиственными деревьями, названия которых он не знал. Но за­чем ему, с его профессией чиновника, было знать названия деревьев?

Малин вздрогнула. Краем глаза она заметила маленькую тень, промелькнувшую среди высоких надгробий, перебегающую от одной могилы к дру­гой, по мере того как она и Вольден шли дальше.

И она принялась лихорадочно говорить о чем-то, стараясь отвлечь внимание Вольдена.

– Эта церковь была построена в 1200-х годах. В ней…

– Речь идет теперь не о церкви, – сухо оборвал он ее.

Малин ужасно боялась, что Ульвар что-нибудь натворит здесь. И хуже всего было бы, если бы она позвала его. Он бы никогда не простил ей того, что она обнаружила бы его. У него не было ни малейшего чувства юмора по отношению к само­му себе.

Вопрос был только в том, как поведет себя Воль­ден, увидев его.

Ульвар был способен сделать все что угодно.

Вольден остановился.

– Вот эти могилы будут снесены, – сказал он. При этом он указал в сторону могил Людей Льда.

– Ага, я так и думала, – сухо заметила Малин.

– Вы можете назвать хоть одну разумную причи­ну того, что мы не должны сровнять их с землей, не пускаясь в надуманную сентиментальность? – спро­сил он.

– Я могу назвать множество таких причин. Да­вайте начнем со склепа!

– Он не в счет.

– Но история начинается именно здесь. У вас есть ключ?

– У меня при себе все ключи.

С этими словами он направился широким ша­гом к склепу, всем своим видом демонстрируя не­довольство.

Ключ заскрежетал в проржавевшем замке. Ма­лин не смела повернуться, чтобы проверить, нет ли поблизости Ульвара. Но он, конечно же, был.

Ведя за собой Вольдена в склеп, находящийся под зданием церкви, она подумала, что здесь он в безопасности.

– Это усыпальница Мейденов, – тихо произнес­ла она, вдыхая затхлый воздух гробницы. – Мейдены владели Гростенсхольмом до того, как мы прибыли сюда.

Дверь была приоткрыта, чтобы внутрь прони­кал свет, и она заметила, что Вольден неохотно кивнул.

Она указала ему на массивное надгробие с над­писью. Даже в слабом свете было видно, что это очень старое надгробие.

– Здесь покоится старая баронесса Мейден, по­дарившая Липовую аллею нашему общему пред­ку Тенгелю Доброму. Это было в 1586 году, господин Вольден. С этого начинается история Людей Льда в округе Гростенсхольм.

Он не ответил. Он проявлял явное нетерпение и не очень-то интересовался тем, что она говорила. Он явно сожалел о том, что решился на это бес­смысленное мероприятие.

– А здесь покоится очень важная персона, – продолжала она, подойдя к следующей гробнице, – Шарлотта Мейден. Силье, впоследствии ставшая женой Тенгеля Доброго, приютила у себя Дата, ко­торого Шарлотта оставила в лесу умирать.

– Но это же так жестоко!

– В те времена незамужним женщинам жилось трудно, господин Вольден. Впрочем, и теперь не лучше. И в знак благодарности за спасение ре­бенка Мейдены подарили нам Липовую аллею.

– Но ведь вы же владели и Гростенсхольмом, – агрессивно заметил он.

– Да, это так. Это произошло потому, что сын Шарлотты Мейден, Даг, женился на дочери Тен­геля и Силье, Лив. Они тоже покоятся здесь, – добавила она, направляясь в темный угол.

В склеп залетел небольшой камень. Вольден ог­лянулся, но ничего не заметил.

Ульвар караулил их снаружи. Наверняка он прислушивался к их разговору. Ей следовало быть осторожней в словах. Ей не следовало враждебно относиться к Вольдену, хотя у нее и возникало такое желание. Ведь никто не знал, как отреагирует на это Ульвар.

И она стала говорить с ним более мягким то­ном.

– Здесь стоит имя Якоба Скилле, – сказал Воль­ден. – Кто это такой? Почему он оказался здесь? Малин пожала плечами:

– Он был мужем Шарлотты, когда она была уже в летах. Это Суль заманила его в Гростенсхольм. Но она к тому времени уже пресытилась им. Думаю, что Шарлотта не понимала, что меж­ду Якобом и Суль что-то было.

– Таральд Мейден, – прочитал Вольден.

– Это сын Дага и Лив. Самое слабое звено в роду Людей Льда. Разумеется, если не считать меченых. Меченые не виноваты, что у них такая судьба, и к тому же они часто бывали сильными личностями.

Слышит ли это Ульвар? Он знал, что он мече­ный, но о качествах этих людей ему ничего не рас­сказывали.

Она продолжала:

– Таральд же был просто слаб. Высшим дости­жением его жизни было то, что у него с Ирьей родился такой замечательный сын, как Маттиас. У него был еще один сын, Колгрим. Но его… нет, здесь.

– И где же он?

– В долине Людей Льда, в Трёнделаге. Он был по-настоящему проклят.

Это пояснение не произвело никакого впечатле­ния на Вольдена.

– А здесь стоит надпись: Ирья Мейден. Мать Маттиаса…

– Это была прекрасная женщина простого происхождения, родом из Эйкебю.

– А кто такая Суннива Мейден?

– Это дочь Суль. Первая жена Таральда, мать Колгрима. Она умерла при родах, как это было с большинством несчастных матерей, у которых рож­дались меченые дети. За четырнадцать лет своей жизни Колгрим принес окружающим одни несчастья.

Вольден ничего не ответил.

– А здесь покоится Маттиас, я вижу, – сказал он.

– Он был врачом. И у него были такие сияю­щие глаза, словно вся доброта мира светилась в них. Здесь покоится его жена Хильда, дочь гростенсхольмского палача.

– Пестрое общество, ничего не скажешь!

– Хильда была очень доброй, – сухо ответила Малин. – И со смертью Маттиаса род Мейденов вымер, потому что у них была только одна дочь, Ирмелин. Она вышла замуж за другого нашего предка, Никласа.

Они снова вышли наружу, вдыхая свежий осен­ний воздух. Выйдя наружу первой, Малин заме­тила маленькую гротескную фигуру Ульвара, сидящего на корточках возле церковной ограды.

– Но что это за помпезное надгробие? – спро­сил Вольден, указывая на ближайшую могилу.

– Здесь покоятся Паладины, маркграфы. Боль­шинство из них похоронено в датской земле. Здесь же лежит Сесилия. Сесилия была сестрой Таральда, и если тот отличался слабым характером, то у нее характер был сильным. Ее мужем был Алек­сандр Паладин.

– Так вот значит как вам удалось проникнуть в этот почтенный род!

– Паладины были прекрасными людьми, – сер­дито ответила она. – И я говорю об их прекрас­ных душах и сердцах, а не об их знатности!

Вольдену не нравилось, когда его ставили на место.

– А это кто? Тристан Паладин.

– Это несчастный внук Сесилии. Только здесь, в этом округе, он обрел свое счастье. Он был бра­том моей прародительницы Лене.

Вольден покосился на нее.

– Значит, ты из княжеского рода?

Малин громко расхохоталась:

– Нет, княжеская кровь во мне сильно разбав­лена! В моем роду была повариха, был капрал и Бог весть кто!

Он пошел дальше.

– Ульвхедин Паладин из рода Людей Льда…

– Да, – вздохнула Малин. – Это был тип в сво­ем роде…

– Его жена Элиза Ларсдаттер. Мезальянс, надо сказать!

– Ни в коей мере! Ульвхедин был меченым. Эли­за же сделала из него человеческое существо. Она сделала это не одна, конечно, но все-таки.

Они осмотрели еще несколько могил Палади­нов, но Малин осторожно, но решительно вела его к большому, старинному надгробию.

Надпись на камне была сделана заново, так что Вольден без труда смог прочитать ее.

– Тенгель Добрый из рода Людей Льда. Родил­ся в 1548 году. Умер в 1621 году. Его жена Силье… Да, вы уже говорили о них.

– Да. Они представляют собой ядро нашего рода, – сказала Малин. – Наши предки защища­ют своих потомков, и самым главным защитником среди них является Тенгель Добрый.

Вольден уставился на нее, словно считал ее свих­нувшейся. Малин сделала вид, что не замечает этого, и указала ему на текст, стоящий ниже на камне.

Он молча прочитал его и прокомментировал:

– Здесь речь идет о той самой Суль, о которой вы так много говорили. Кто она такая?

– Очень важная персона в истории рода Людей Льда. Она была вынуждена стать самоубийцей. Она была осуждена на смерть как ведьма.

Вольден снова посмотрел на Малин.

– Вынуждена была покончить с собой, говорите вы? – спросил он.

– Да. Люди Льда дали ей яд, чтобы она пере­стала страдать от человеческого непонимания.

– Она была тоже из рода Людей Льда?

– Она была дочерью сестры Тенгеля и его при­емной дочерью.

– Значит, Тенгель и Силье воспитывали троих детей?

– Четверых. Вот здесь как раз покоится четвер­тый. Их сын Аре. Он унаследовал Липовую аллею и был добрым человеком. Он обеими ногами стоял на земле.

– Его жена Мета.

– Она была дочерью деревенской потаскухи.

– Избави Господи… – пробормотал Вольден.

– Люди Льда всегда заботились об обиженных судьбой. Здесь похоронены двое их сыновей, тре­тий погиб на тридцатилетней войне.

У Вольдена голова шла кругом от такого оби­лия имен и дат.

– Тарье Линд из рода Людей Льда, – прочитал он.

– Да. Он был предназначен для великих дел. Это он начал борьбу против Тенгеля Злого. Но Колгрим, этот пособник зла, убил его до того, как он смог развить свои специфические способности.

– Нет, подождите, – сказал Вольден. – Что-то я совсем запутался. Кто такой Тенгель Злой? Малин тут же прогнала прочь воспоминания.

– Давай не будем говорить об этом здесь, – торопливо произнесла она, боясь, что ее услышит Ульвар. – Мы здесь, на освященной церковью зем­ле, – пояснила она.

Пристально посмотрев на нее, Вольден повер­нулся еще к одному надгробию.

– Кто же покоится здесь, рядом с Тарье? – спро­сил он.

– Его сын Микаэль. На нем эта ветвь рода за­вершается, потому что сын Микаэля, Доминик, пе­ребрался в Швецию.

Он направился дальше. Просмотрев надгробия ветви Линдов из рода Людей Льда, они подошли к высокому и красивому надгробному камню.

– Сравнительно новая могила, – констатиро­вал Вольден.

– Да, – горячо произнесла Малин. – И если вы разрушите это, мы вам этого никогда не простим. Никогда!

Вольден прочитал:

– Хейке Линд из рода Людей Льда… Да, о нем-то я слышал! Он тоже был… особенным?

– Можно с уверенностью сказать это. Он был одним из величайших представителей рода Лю­дей Льда. Один из тех, кто действительно смог превозмочь действие проклятья. И мы бесконечно благодарны ему за это.

– Но до меня доходили невероятные слухи. О том, что он выманил из потустороннего мира при­зраков и привидений, которые впоследствии при­несли такой вред Гростенсхольму.

Говоря это, он криво усмехнулся, словно давая тем самым понять, что не верит в такого рода сплет­ни.

Но Малин кивнула:

– Да, это правда, он выманил призраков, этот серый народец. Это он вместе со своей любимой Вингой привели их в Гростенсхольм, чтобы вер­нуть его обратно. И они потом горько раскаивались в этом. Призраки захватили Гростенсхольм и держали его в своих руках, пока не явилась Сага. Но тогда имение было уже разрушено. Сага была матерью наших двойняшек.

– Вы говорите, была?

– Да, она родила меченого ребенка. А в таком случае женщины чаще всего гибнут.

Она знала, что Ульвар слушает их разговор. Но она не находила ничего опасного в своих словах. Она молчала только о сокровищах и колдовских способностях.

Ах, как мало она знала Ульвара! Она даже не догадывалась о его отчаянных, тщетных попытках в лесу разгадать собственную тайну! Иногда ему случайно удавалось какое-то колдовство, но он сам не понимал, как это у него получилось и что это такое. Иногда он видел существ, которых не виде­ли остальные, или же узнавал что-то сам, без по­сторонней помощи. Но он не в состоянии был собрать воедино все эти устрашающие случайнос­ти. И это делало его еще более опасным. Человек, наделенный колдовскими способностями и не уме­ющий контролировать их, представляет смертель­ную опасность для окружающих!

Много чего они не знали об Ульваре. И сам он не собирался им ничего рассказывать!

Вольден и Малин медленно направились к во­ротам.

– Одной могилы здесь не хватает, – пробормо­тала она себе поднос. Но он услышал ее слова.

– Какой же? Она вздрогнула.

– Ах, это ничего не значит…

– Нет, я хочу знать!

И она неохотно произнесла:

– Ее звали Тула. Она исчезла.

– Исчезла? Каким образом?

– Никто не знает. Она пришла в Гростенсхольм – и пропала. Это произошло двадцать два года назад, она не оставила после себя никаких следов.

Она могла бы добавить: «И четыре демона ис­чезли вместе с ней». Но этого она не сказала. Воль­ден и так наслушался всего за этот день.

Возле кладбищенской ограды остановилась ка­рета, из нее вышел Йонсен. Он встретил их у во­рот.

– Я вижу, вы здесь, – пробормотал он. – И долго вы уже тут ходите? Надеюсь, ты теперь убе­дил ее?

Отвернувшись, Вольден оглядел кладбище. А перед этим Малин как раз заметила Ульвара воз­ле ограды.

– Не знаю… – медленно произнес Вольден. – Думаю, у меня появился своего рода пиетет…

– Что-что? Пиетет? Почтительность? Какое это имеет отношение к нашему делу?

– Большое, – ответил Вольден, и Малин втайне возликовала. Ей хотелось обнять его за это. А он продолжал: – Думаю, нам следует принять во внимание возможность устройства лесного клад­бища.

Выпучив глаза, Йонсен свирепо уставился на него.

– Лесного кладбища? – огрызнулся он. – Вздор! Ненужные расходы! Этот старый мусор необходи­мо убрать отсюда. Я сам разработал план, его одобрили в коммунальном правлении, и теперь ты считаешь, что я должен идти на попятную? Выс­тавить себя на посмешище? Нет уж!

Выражение лица у Вольдена было напряжен­ным.

– Я теперь по-другому все себе представляю, -сказал он. – Сровняв с землей эти могилы, мы многое потеряем, господин Йонсен.

– И что же мы потеряем? Кучу старых костей?

– Нет. Мы потеряем историю, господин Йонсен. Историю культуры. Бесценные памятники, у каж­дого из которых своя жизнь и своя судьба.

– Послушай, Вольден, тебе нужно немного от­дохнуть, ты наверняка перетрудился в канцеля­рии. Это она заставила тебя переменить взгляд на вещи?

– Фрекен Кристерсдаттер помогла мне разоб­раться во всем. Я предлагаю обратиться сначала в Общество по защите памятников старины и по­слушать, что они скажут.

А он был по-настоящему смел! Малин все больше и больше восхищалась им.

Йонсен же был похож на разъяренного быка.

– А я предлагаю тебе прийти ко мне домой в семь вечера, и мы с настоятелем церкви вразумим тебя. Или, возможно, мы не будем обсуждать воп­рос о смене твоей профессии… Вы тоже можете прийти, фрекен Кристерсдаттер. И вы, возможно, увидите, какой вред вы приносите своими разъяс­нениями, во что это может мне обойтись! У меня нет больше времени находиться здесь, мне нужно встретить председателя правления. Итак: в семь вечера!

Не успели они выразить свой протест, как он сел в карету и уехал.

Вольден побледнел.

– Надеюсь, что это не будет стоить вам вашего положения, – сочувственно произнесла она.

– Я тоже так надеюсь… – произнес он, но в его голосе не было уверенности.

– В таком случае…

– Я сам решу, что мне делать, – огрызнулся он, тут же принимая официальный вид.

– Вы знаете, где живет господин Йонсен? – спро­сил он.

– Нет.

– Тогда четверть седьмого я буду ждать вас на Липовой аллее.

– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны.

– Вовсе нет, просто я выполняю свой служеб­ный долг.

Он посмотрел вслед удаляющейся карете Йонсена. И Малин услышала, как он прошептал:

– Ишь какой важный!

– Ну? Как там дела? – спросил Вильяр, когда она появилась на кухне.

Щеки у Малин пылали, но она старалась отве­чать как можно более равнодушно.

– Я еще не знаю. Думаю, одного из них мне удалось уговорить. Но с другим дело труднее. Кста­ти, он пригласил нас сегодня вечером к себе до­мой, чтобы обсудить все. Он хочет переубедить нас.

– Кого это нас? – спросила Белинда.

– Да еще одного типа, которого зовут, как мне кажется… Вольден.

– Это его тебе удалось уговорить? – спросил Вильяр.

– Да. Сначала он был очень высокомерен, но потом оттаял. Стал почти человечным, но только почти.

Вильяр и Белинда переглянулись. Напускное безразличие Малин кое о чем им говорило.

– Кстати, Ульвар тоже был на кладбище, – по­низив голос, сказала она. – Шпионил за нами. Я, разумеется, сделала вид, что не замечаю его.

– Это хорошо. Ты говорила при нем что-нибудь важное о Людях Льда?

– При нем нет. Я соблюдала осторожность. Но, конечно, он подслушал кое-что. О том, например, как звали наших предков и какие деяния они со­вершили. Этого невозможно было избежать.

Хеннинг смотрел через окно, как у конюшни иг­рали близнецы, возясь в бочке с водой.

– Ты ведь ничего не говорила о сокровищах? – спросил он.

– Ни единого слова.

– И правильно сделала. Мне кажется, Ульвар иногда пробует колдовать. Неуклюже и беспомощ­но, конечно, но желание у него есть. Ему хочется этому научиться.

Остальные молчали. Годы, прожитые с Ульваром, ни для кого не прошли бесследно. Всем каза­лось, что в комнате звучит его возбужденный, безумный смех…

– Так что мне придется нарядно одеться для визита к Йонсену, – непринужденно заметила Ма­лин. – Белинда, ты не могла бы одолжить мне… свою маленькую красную шляпку? Ведь все, что я имею,– это строгая одежда диакониссы.

– Да, конечно, бери! Не наденешь ли ты мое легкое платье? В котором я в прошлом году была на свадьбе и которое с тех пор висит без дела…

– Спасибо, если ты в самом деле думаешь… – просияв, как летнее утро, сказала Малин.

Вольден явился в назначенное время, и Малин, целый час до этого вертевшаяся перед зеркалом, смущенно приветствовала его. Знакомство их стремительно развивалось, и оба они плохо представляли себе, что задумал высокопоставленный негодяй.

Ей показалось, что вид у него удивленный. Но ведь и она старалась изо всех сил приукрасить свою внешность. Ей было так непривычно обла­читься в кокетливое платье Белинды, и в то же время это вызывало у нее приятные чувства.

Будучи всю жизнь опорой и поддержкой для других, Малин хотелось теперь иметь моральную поддержку от Вильяра в этой схватке с Йонсеном, но он вынужден был оставаться дома, потому что у них вот-вот должна была отелиться корова. Вильяр сказал, что никто лучше нее не сможет ула­дить это дело с могилами.

Сама же Малин вовсе не была уверена в этом. В мире Йонсена и Вольдена с мнением женщин не считались.

Они молча шли по застроенному виллами по­селку, в центре которого образовалось что-то вро­де улицы. Малин, никогда раньше не видевшей деревни Гростенсхольм, теперь трудно было пред­ставить себе ее первоначальный вид. Остатки по­лей еще сохранились, но виллы теснили их со всех сторон, места для новых застроек уже не было. Это были настоящий поселок.

Дом Йонсена стоял на отдалении, им пришлось идти через лесок.

Внезапно Малин остановилась.

– В чем дело? – спросил Вольден.

– Я… не знаю. Мне почему-то вдруг стало страш­но. Может быть, это какой-то звук…

Она снова услышала этот звук, и ей хотелось, чтобы он прекратился.

Но нет! Он снова послышался!

В кустах что-то зашуршало, и крупный, серый, свирепый на вид зверь выскочил навстречу им, оскалив клыки. Из пасти его доносилось глухое рычание.

– Господи, – прошептал Вольден, заслоняя Ма­лин плечом. – Это же…

– Назад! – сказала она. – Нет, не вынимай нож, это не поможет! Уйдем отсюда! Скорее!

Но он продолжал стоять, не желая подставлять зверю спину. Тогда волк подошел ближе. Его гла­за отсвечивали желто-зеленым.

И когда уже зверь приготовился к прыжку, Воль­ден понял, что им осталось только одно. Малин видела, насколько он был испуган, тем не менее он все-таки думал о ее безопасности, и это восхи­щало ее. Он заслонил ее собой от волка, и они продолжали пятиться назад, преследуемые зверем.

Зверь не нападал на них, он просто теснил их в сторону, как это делает хорошая сторожевая со­бака.

– Нам не пройти туда, – побелевшими от стра­ха губами произнес Вольден.

Малин, видевшая и раньше этих животных и знавшая их повадки, сказала только:

– Единственное, что нам остается, так это вер­нуться назад.

– У меня нет желания пускаться в бегство.

– У меня тоже. Я предпочитаю знать, что про­исходит у меня за спиной.

– Вам не страшно? – прошептал он.

– Я стараюсь держать себя в руках, – ответила она.

Они вышли на открытое место. Волк же остал­ся стоять на тропинке, угрожающе нагнув голову.

Потом он метнулся в сторону и исчез среди ку­старника.

Вольден тяжело глотнул.

– Пойдем туда?.. – неуверенно произнес он.

– Нет, нам не следует ходить туда, ни за что!

– Да… Но я не знаю другой дороги к дому Йонсена. Может быть, пойти в обход?..

– А может быть, повернуть направо? – сказала Малин, зная, что все это напрасно.

– Попробуем. Уфф, мы так опаздываем! Мы дол­жны уже были быть там!

Его шансы лишиться работы возрастали. И Ма­лин сочувствовала ему.

Они свернули направо и пошли в обход. С обе­их сторон тянулся лес, и у них не было ни малей­шего желания снова натыкаться на зверя.

– Кому бы могло принадлежать это животное? – растерянно произнес Вольден, не осмеливаясь гово­рить громко.

– Думаю, этот зверь никому не принадлежит.

– Вы полагаете, что это волк? Настоящий ди­кий волк?

– Ничего другого думать здесь не приходится.

– Но ведь он необычайно велик. И к тому же волки здесь давно уже не водятся! И ни один волк не станет нападать на двух взрослых людей. Я ничего не понимаю! Это что-то… жуткое!

– Мягко говоря!

Послышался отдаленный грохот.

– А это еще что такое? – удивился Вольден. Они остановились и прислушались.

– Какой ужасный шум, – сказала Малин. – Послушайте! Он не стихает! Вольден окаменел.

– Треск и хруст, – произнес он.

– Запах дыма! – сказала она. – Взгляните на небо!

– Дом Йонсена! Пожар со взрывом! И… и мы должны были быть там теперь!

Прежде чем что-либо предпринять, они посмот­рели друг на друга. Происходящее просто пара­лизовало их.

И то, что происходило, по-своему привязало их друг к другу: теперь они были просто парой беспомощных людей, стоящих перед лицом извес­тных и неизвестных им природных сил.

И то, о чем они оба думали, первым выразил в словах Вольден:

– Как бы странно это ни звучало, мы обязаны жизнью этому зверю!

Малин не в силах была ничего ему ответить. Она была до смерти напугана, и на это у нее было больше причин, чем он думал.