6

На Липовой аллее наступила осень. Осень 1870 года.

Двадцатилетний Хеннинг рубил во дворе дро­ва. Он превратился теперь в статного парня, и его неспешная улыбка исходила, казалось, из глаз – из самой глубины его доброй души.

Его отец Вильяр помогал ему складывать дро­ва на зиму. Своими искалеченными руками он не мог делать все дела, и они с сыном распределяли обязанности по хозяйству наилучшим образом.

Теперь Вильяр был здоров. Врач назвал это чудом. Выздоровление тянулось несколько лет, но ему все же удалось вырваться из тисков смерти. Удивительно было то, что он никого не заразил, даже слабую здоровьем Белинду.

Она тоже теперь чувствовала себя превосход­но, прекрасно справляясь с домашними делами. Только в одном она уступала Малин, которая по-прежнему жила у них…

Малин должна была жить с ними. Одна Белинда была не в состоянии справиться с Ульваром, а Вильяр или Хеннинг не всегда бывали под рукой, у них было много работы вне дома. Ульвар совер­шенно не слушался Белинду, он испытывал к ней только презрение. Конечно, он шипел на Малин и строил ей рожи, и на большое уважение с его сто­роны она и не рассчитывала. Тем не менее он все-таки считался с ней. И это вопреки тому, что они с Хеннингом приняли на себя заботу о двойняшках.

Марко обычно бывал в школе. Где бывал Уль­вар, никто не знал. Два года назад они с тяжелым сердцем послали мальчиков в школу. Для Ульвара обучение продлилось всего неделю, после чего ему запретили появляться в школе. В течение этой недели он успел написать ругательства на всех партах и стенах, назвал учителя старым козлом, передрался со всеми мальчишками в классе – по очереди и как попало, поранил ножом двоих, раз­дел самую красивую девочку в классе и стащил церковную копилку.

И он был счастлив, когда ему запретили воз­вращаться в школу.

Его дошкольные годы были для всей семьи на­стоящим кошмаром. Никто не знал, что выкинет в следующую минуту Ульвар, всем приходилось быть начеку. Единственным, кто мог хоть как-то влиять на него, был Марко. Но много ли можно было тре­бовать от ребенка? Все следили за Ульваром по очереди, не сводя глаз, иначе он мог натворить все что угодно.

Теперь, когда ему исполнилось девять лет, ник­то не мог уже воздействовать на него, а Марко был в школе. Ульвар исчезал сразу после завтра­ка, и они подозревали, что он уходит на вершину холма или в лес. И поскольку до них не доходили слухи об убийствах и несчастиях, они позволяли ему делать это.

Им больше ничего не оставалось. Однажды Малин попыталась остановить его и выведать у него, где он проводит день, но больше ей делать этого не хотелось.

Она бежала за ним, прося его остановиться, чтобы поговорить, она просила его быть осторож­ным в его делах, она бежала за ним до самой опушки леса. Но Ульвар никак не реагировал на ее крики, продолжая идти дальше.

Это привело Малин в ярость. Она редко выхо­дила из себя, будучи существом миролюбивым, но то, что он с такой небрежностью относился к ней, довело ее до бешенства. Ведь она желала ему толь­ко добра.

И уже будучи в лесу, она крикнула:

– Я положу конец твоим походам в лес, прокля­тый мальчишка!

И тут же она увидела перед собой огромного волка с оскаленными зубами – на этот раз волк угрожал ей.

Малин попятилась назад, дрожа всем телом, не зная, как ей быть.

Зверь подходил ближе, глухо рыча и прижав уши. Зверь злобно оскалился, показывая ей ог­ромные клыки.

Уже много лет они не видели этих странных волков, поэтому зверь показался ей вдвое страш­нее. И теперь уже невозможно было внушить себе, что это действительно волк– этот зверь был не­посредственно связан с Ульваром.

А, вообще-то, за последние годы произошло два странных случая. Однажды они нашли во дворе парализованного поденщика, и, когда они подо­шли, чтобы помочь ему, он сам отдал им различ­ные ценные вещи, которые он стащил на Липовой аллее. Тут же ноги его снова стали нормальными, паралича как не бывало, и он со страхом поведал о страшных вспышках и грохоте, преследующих его, и о том, что его поразило молнией. Дело про­исходило зимой, и ни о какой грозе не могло быть и речи. А во дворе послышался злобный смех Ульвара. Этот смех был противен Малин, как ничто в мире.

В другой раз Вильяр отправился к реке, чтобы спасти от наводнения рыболовные снасти. Маль­чики тоже отправились с ним, им было тогда око­ло пяти лет и им строго-настрого приказали не баловаться на пристани.

Вдруг Вильяр поскользнулся и упал в воду. Течение было быстрым, он тут же наглотался воды и, как ни старался, никак не мог нащупать дно.

Потом он рассказывал остальным – Малин, Белинде и Хеннингу, что ему пришлось пережить в тот момент. Высунув на миг голову из воды, он услышал безумный смех Ульвара, и этот смех про­никал Вильяру в самое сердце. То, что произошло потом, было просто невероятно. Ему казалось, что его держит в своих объятиях отвратительное водя­ное существо. Схватив своими липкими руками его за горло, оно пыталось выдавить из него жизнь, оно усмехалось и издевалось над ним, мельтеши­ло у него перед глазами, и он не знал, что ему делать. Он был уверен в том, что настал его пос­ледний миг, он был в отчаянии, он молил Бога помочь ему, но, как всегда, безрезультатно, и то, что он увидел в своем полубессознательном состо­янии, было, скорее всего, одно из тех существ, ко­торых Сага прогнала из Гростенсхольма. Вот теперь-то они отомстят…

Но это отвратительное, скользкое существо под­чинялось чьей-то воле. Он почувствовал, как что-то подняло его на поверхность, он коснулся прочных корней какого-то растения, и, полуживой от поте­ри кислорода он нащупал ногами дно. Дышал он как сломанный орган, но все же был спасен.

С тех самых пор они стали позволять Ульвару делать то, что он хотел. Другого выхода у них не было.

Он всегда возвращался домой вместе с Марко, которого обожал. Все вздыхали с облегчением: лучшего сторожа, чем Марко, трудно было найти.

Однако они не боялись, что Ульвар станет му­чить животных, когда за ним никто не присматри­вал. Как и все меченые в роду Людей Льда, он находил контакт с животными и хорошо понимал их.

Это была его единственная положительная сто­рона.

Среди всех меченых Ульвар больше всего был похож на Колгрима. Он был таким же неисправи­мым. И Малин часто думала о том, что судьба того и другого трагична. Колгриму не было и че­тырнадцати лет, когда он погиб злой смертью, причиной которой было желание овладеть сокро­вищами Людей Льда и, возможно, вмешательство Тенгеля Злого.

Она не желала Ульвару подобной судьбы. Ей не хотелось, чтобы он умер молодым, она желала, чтобы он исправился. Разве Ульвхедину не уда­лось это? А ведь он был таким же злобным, как Ульвар и Колгрим. Но ему помогали Виллему, Доминик и Никлас. Трое избранных.

Теперь среди них не было избранного. Несмот­ря на то, что черные ангелы сказали Хеннингу, что он теперь должен занять место Саги и стать избранным, что, возможно, позволило бы ему пе­ревоспитать мальчика, с Ульваром ему справить­ся не удавалось. У Хеннинга не было желтых глаз, не было специфических способностей. Просто он обладал огромной силой, позволившей ему пере­жить все те трудности, которые встретились в их жизни за эти годы.

Но на Ульвара он влиять никак не мог.

В течение этих последних лет они пережили ряд жутких эпизодов, ставящих на карту их доброе имя и репутацию. Как в тот раз, когда Ульвар пытал­ся поджечь виллу, в которой жила неприятная ему дама. И только быстрое вмешательство Хеннинга и Вильяра спасло и виллу и честь семьи. Или ког­да Ульвар поймал мальчишку, который сказал что-то неприятное по поводу его внешности. И он мучил мальчишку до тех пор, пока они не услышали его отчаянные крики и не пришли ему на помощь. Отец мальчика потребовал компенсацию, и Вильяру пришлось идти на полюбовную сделку, чтобы из­бежать обращения в суд.

Они знали, что Ульвара боятся и ненавидят в округе. Поговаривали даже о том, чтобы отпра­вить его в такое заведение, где он до конца своих дней сидел бы под замком.

Такого зла они не желали сыну Саги, поэтому старались быть с ним всегда ласковыми, хотя это давалось им нелегко.

К его лесным прогулкам они относились пока спокойно. Пока ничего не произошло.

Но что он там делал, никто не знал.

А им следовало бы знать. И если бы они немно­го вчитались в семейную хронику, они немедленно поняли бы, в чем дело.

Выпрямившись, Вильяр положил на место пару бревен.

– А вот и Марко, – сказал он. – Что-то он рано сегодня.

– Да он бежит сломя голову! – заметил Хен-нинг низким голосом. – И вид у него взволнован­ный!

– Господи! Только бы это не было связано опять с Ульваром, – произнес умоляюще Вильяр.

Из дома вышли Белинда и Малин. Марко оста­новился, все собрались вокруг него.

Мальчик стал еще красивее, это было просто само совершенство. Обрамленное черными кудря­ми лицо его было настолько прекрасным, что даже художник мог только в мечтах представить себе нечто подобное, так что в будущем многих деву­шек ожидали адские муки неразделенной любви.

– Что случилось, Марко? – спросил Вильяр. – Ведь это не…

– Нет, нет, к Ульвару это не имеет отношения, – ответил тот. – Но я услышал… что на кладбище со­бираются снести старинные могилы, чтобы освобо­дить место для новых.

Все похолодели от страха.

– Что такое ты говоришь? – вырвалось у Вильяра.

– Они не могут это сделать, – в отчаянии про­изнесла Малин.

– Сровнять с землей могилы Мейденов, Людей Льда и Паладинов? Ведь это же святыни!

– Да, в самом деле, – с горечью произнес Виль­яр. – Для нас это святыни. В нашем роду все об­ретали спокойствие и силу, отправляясь на кладбище и «разговаривая» со своими предками. Могилы предков связывают нас в единое целое. Люди Льда едины, и ни в какие времена нас нельзя расколоть.

Повернувшись к Марко, Малин сказала:

– Кто дал это глупое распоряжение?

Марко, этот до боли прекрасный мальчик, по­смотрел на нее своими нежными, угольно-черны­ми глазами.

– Я не знаю, Малин.

Вильяр и Малин переглянулись.

– Коммунальное правление? – сказал Вильяр. – Там наверняка есть такие, кто сидит за своим сто­лом и возится с картами и теориями…

– А может быть, это окружной совет? Те, что решают церковные дела? – высказала предполо­жение Белинда.

– Может быть… – неуверенно произнес Виль­яр.

С решительным блеском в глазах Малин произ­несла:

– Я пойду туда и поговорю с этими вандалами, с этими духовными выродками. Мы этого никогда не допустим!

Это решение изменило всю жизнь Малин.

В лесу, что на вершине холма, бродило стран­ное существо.

Человек, похожий на зверя, совершенно обна­женный, ходящий на четвереньках.

Только теперь Ульвар осознал, кем он на самом деле является: чудовищем, человеком-зверем.

Он фыркал и хрюкал, словно кабан или тигр, идущий по следу добычи. Он принюхивался к пря­ным запахам леса. И от этих запахов у него про­исходила сильная эрекция, которая, разумеется, ни к чему не вела, поскольку ему было всего де­вять лет. Но это ощущение казалось ему велико­лепным! Он шарил руками в траве и среди камней, ничего там не находя. Но запах по-прежнему воз­буждал его – запах течки, смерти и разных ок­культных, восхитительных вещей.

Встав на колени, он в изнеможении произнес:

– Здесь что-то происходило! И я должен узнать что! Мне так хорошо здесь!

И он был совершенно прав. Справа от него нахо­дилась скала, на которой висела мандрагора в тот раз, когда Винга в страхе спасалась от призра­ков. Сам не подозревая об этом, Ульвар стоял по­среди магического круга Хейке у незримого входа в потусторонний мир, откуда Хейке выманил при­зраков, впоследствии захвативших Гростенсхольм.

Еще раньше здесь бывал Колгрим. Бывал так­же Ульвхедин и один раз – Ингрид, когда она выманивала призраков. Здесь часто бывала Суль, отправляясь на свидание с Властителем Тьмы. Так что не было ничего удивительного в том, что Уль­вар, один из самых злобных представителей рода, почувствовал сильнейшие вибрации, исходящие от этого места!

Он сидел на корточках и рассеянно теребил свой ставший торчком член, испытывая при этом нена­висть ко всем обитателям Липовой аллеи. Он был уверен, что они что-то скрывали от него. Да, он знал это! Однажды кто-то из них сказал вслух, не зная, что он стоит рядом: «Нет, мы не можем заб­рать оттуда сокровища». «Ульвар не должен знать, что они существуют». «Но ведь он же еще ребе­нок!» «О, ты не знаешь, на что способны меченые, когда узнают, что существует колдовское наслед­ство Людей Льда. Вся их злая сила тогда вырыва­ется наружу».

Да… Он это знал. В нем была сила, которая не находила себе выхода. Он действовал вслепую, чего-то ему не хватало. Наверняка ему не хватало этого колдовского наследства!

Ульвар мало что знал об истории Людей Льда. В его присутствии старались особенно не распро­страняться об этом. Но однажды один из гостей сболтнул что-то. Это была, как понял Ульвар, родственница глупой Белинды. Она начала говорить что-то очень интересное, но на нее тут же истерич­но зашикали.

Что же она сказала? Он долго потом размыш­лял об этом. Что-то об их злом предке? Который может снова ожить, если они не будут соблюдать осторожность?

Это звучало настолько привлекательно, что он просто пришел в экстаз. У него зудело в паху, но, как он ни напрягался, из этого ничего не получа­лось. И тут тоже чего-то не хватало, он был уве­рен в этом.

Прекратив бесполезное дерганье, он пополз по земле дальше.

Здесь пахло смертью, он совершенно отчетливо чувствовал это. У него не было никаких сомнений в том, что кого-то здесь настигла смерть.

Припав грудью к земле, Ульвар втянул в себя волнующий его запах.

И в мозгу его возникло видение. Он никогда раньше не переживал ничего подобного, он был так возбужден! Он видел! Это было в его голове…

Огромный, грузный мужчина… И множество страшных тварей, кусающих его, рвущих его на части…

Какое великолепие! Все существо Ульвара пе­реполнилось радостью. Он тяжело и взволнованно дышал. Что это за существа? Должно быть, это были призраки, когда-то населявшие Гростенс­хольм, о которых болтали в школе мальчишки. Как жаль, что больше нет этого серого народца! Он нашел бы с ними общий язык, ведь они так же, как и он, были преисполнены злобы.

Да, многое было от него скрыто! Но он должен…

Ульвар вздрогнул. Его внутреннее чувство времени подсказывало ему, что пора возвращаться домой. Марко уже должен идти из этой идиотской школы, разлучившей их. Когда-нибудь Ульвар спалит эту дурацкую школу! Вот будет костер! Мысль об этом заранее радовала его. Вот бы там, внутри, остались учителя! Запахло бы горелым мясом. Как это было бы великолепно!

Что касается дьявольщины, то тут уж ничто не могло сравниться с фантазиями Ульвара.

Он торопливо оделся и опрометью, словно ди­кий зверь, бросился через лес.

– Неужели ты пойдешь туда, Малин? – сказал Вильяр, продолжая беседовать с ней во дворе.

– Да, пойду прямо сейчас, пока злость моя не остыла, – ответила она. – Они не имеют права прикасаться к нашей части кладбища. Другие пусть поступают с могилами своих предков как хотят. Но никто не посмеет осквернить могилы Людей Льда!

Она вздрогнула. Жуткое на вид создание кра­дучись пробиралось между домами.

– Привет, Ульвар, – дружелюбно произнесла она. – Ты пришел вовремя, как обычно. Ты, как никто, имеешь чувство времени.

Он состроил гримасу по поводу ее похвалы.

При виде его Белинда не могла сдержать дрожь. Видно, ей никогда не привыкнуть к нему!

Ульвар был ниже ростом, чем его брат. У него была такая осанка, словно в раннем детстве кто-то основательно поездил на нем верхом. Каждый раз, глядя на Ульвара, Малин испытывала что-то вроде сострадания, но ей приходилось это скры­вать. Он любил, когда его присутствие внушало окружающим страх.

Внешность Ульвара была весьма характерной.

Если уж и можно было сравнивать его с кем-то из прежних меченых, так это с Гримаром. С этим, похожим на корягу чудовищем из долины Людей Льда. Или с Ханной. Или с той девочкой, которую родила Габриэлла и которой Лив и Аре дали уме­реть, ничего не сделав для того, чтобы у новорож­денной установилось дыхание.

Тенгель Добрый, Ульвхедин, Map и Хейке выг­лядели устрашающе, но в каждом из них было что-то такое, что привлекало к себе других. Уль­вар же был просто страшным, и ему самому это нравилось. Он не хотел быть привлекательным. Он высмеивал любую привлекательность. Привле­кательность была недостойна мужчины! Нет, он предпочитал выглядеть как дьявол или, на худой конец, как лесной зверь! Такая внешность была для него символом власти.

Его голова, лишенная шеи, сидела прямо на плечах, гротескно широких и острых. Руки свиса­ли ниже колен. Ноги были короткими и кривыми, грудь – необычайно широкая, переходящая, без всякого намека на талию, в бедра. Волосы были неопределенного цвета: что-то среднее между се­рым, пепельным и черным. Они всегда в беспо­рядке падали ему на глаза, коварные, отливающие желтизной глаза, и никто не имел права стричь или причесывать его, а тем более – мыть ему го­лову. Скулы у него были торчаще-острыми, рот напоминал оскаленную пасть зверя.

И всем этим он неимоверно гордился. Можно было смело сказать, что судьба его не обделила: он желал именно этого.

Внимательно оглядев всех по очереди, он по­нял, что что-то не так. Вильяр сказал ему о моги­лах, которые собираются сровнять с землей.

Ульвару вообще нравились кладбища. Он ви­дел там то, что не видели другие. Ах, как много интересного он знал о мертвецах!

Напротив, предки Людей Льда его мало инте­ресовали, поскольку они никогда не являлись ему и не беседовали с ним. Хорошо, что он не знал, что они имели обыкновение являться другим ме­ченым. На Липовой аллее никто не говорил ему об этом. Все считали, что ему лучше всего пребывать в неведении относительно всего этого.

Многое люди скрывали от Ульвара, и на это были причины.

Не успел он как следует обдумать сказанное, как Малин отправилась в коммунальное правле­ние, чтобы разобраться во всем.

– Пойдемте обедать, мальчики, – сказала Белинда. – Вы, наверное, проголодались!

Вильяр и Хеннинг были уже на кухне, братья-близнецы тоже отправились туда.

Малин вошла в насквозь прокуренное здание коммунального правления. Она стала смотреть на таблички, висящие на дверях… Вот! Дорожное стро­ительство. Может быть, ей нужно сюда?

Это оказалось не там, но ее направили в боль­шой зал, в котором ее шаги гулко отдавались на деревянном полу среди пустых стен. Она быстро нашла того, кто был ей нужен, и изложила ему суть дела.

Чиновник, молодой человек со строгим взгля­дом и корректными манерами, нахмурился.

– Но ведь эти могилы такие старые, фрекен Кристерсдаттер. Никого они больше не интересу­ют!

– Нас интересуют, – раздраженно ответила она.

Она вдруг замолчала. Не стоило говорить ему, что они чуть ли не общаются с ними, во всяком случае, обретают покой, посещая эти могилы. И она закончила свою тираду иначе, чем предпо­лагала:

– Мы постоянно поддерживаем там порядок. Мы заботимся об этих могилах. Это часть нашей истории.

– Нам известно, что Люди Льда когда-то были очень влиятельными в этом округе, – сдержанно произнес он. – Но времена теперь другие.

– Неужели? – запальчиво произнесла Малин.

Этот молодой человек был слишком строг, что­бы казаться привлекательным, хотя на вид он был очень симпатичным. Но канцелярская работа ос­тавила на нем свой след, заставляя его сохранять важный вид.

– Как вы, наверное, заметили, у нас очень боль­шой прирост населения. И это имеет свои послед­ствия в отношении кладбища тоже.

– Но ведь кладбище можно расширить! Он пожал плечами:

– В каком же направлении? Мимо протекает река, как вам известно, с другой стороны – порос­ший лесом склон и поле.

– Тоже мне, поле…

– Очень приличный участок пашни. И хозяин не захочет отрезать от него кусок.

Малин стиснула зубы. Немного подумав, она сказала:

– Это не имеет значения. Если здесь не пойдут нам навстречу, мы будем обращаться в более вы­сокие инстанции.

Слова ее подействовали, и его взгляд говорил ей: «Ужасно упрямые вы люди!»

Он встал и сказал ей:

– Идемте!

Ощущая в себе остатки прежнего гнева, Малин последовала за ним в другую комнату, обставлен­ную более солидно. Там сидел высокий господин, о должности которого она не имела никакого пред­ставления.

Ее молодой провожатый изложил суть ее просьбы. Начальник бросил на нее взгляд из-под кустистых бровей. У Малин мелькнула догадка, что он дома не ладит с женой и поэтому отыгры­вается на своих подчиненных в конторе, отчаянно пытаясь навязать им свой авторитет. Она была уверена в том, что он не удовлетворит ее просьбу.

– Я не думаю, что в моем плане реорганизации кладбища имеются какие-то изъяны, – с подчерк­нутым сарказмом произнес он. – Мы оставляем в полной неприкосновенности новые могилы и кон­центрируем свои усилия исключительно на ликвидации старых могил. Согласно моим инструкциям, молодой Вольден начертил новую карту этого участка.

Молодой Вольден кивнул.

Но Малин не собиралась сдаваться.

– Но разве вы не понимаете, что ваш план недо­лговечен? – сказала она. – Округ Гростенсхольм – я использую старое название – уже больше не де­ревня, а дачный поселок. И поскольку вами дано разрешение на дальнейшее строительство, здесь будет построено еще множество домов. Через не­сколько лет все равно придется расширять кладбище. Так что принесение в жертву могил Людей Льда окажется напрасным.

Выражение лица начальника стало кислым, чего наверняка никогда не видела его жена. И откуда толь­ко у Малин взялись эти мысли о его властной жене?

Ему явно пришлась не по вкусу критика Малин его творения, но он на всякий случай оставил в стороне вопрос о жилой застройке и сконцентри­ровался исключительно на кладбищенской пробле­ме.

– Разве Вольден не объяснил вам, что у нас нет возможности расширить кладбище? Вольден снова кивнул. Малин это взорвало:

– Но ведь есть же, Боже мой, и другие возмож­ности! Почему бы не сделать лесное кладбище? Например, на опушке леса!

– Это слишком далеко от церкви, – неодобри­тельно заметил начальник. – Это не подходит.

– Но раньше этот вариант подходил, – проши­пела в ответ Малин.

Начальник выбрал наихудшую тактику, какую только можно было выбрать по отношению к посе­тителю. Снова сев за стол, он равнодушно сказал Вольдену:

– Если бумаги, адресованные окружному вра­чу, готовы, вы можете передать их мне.

– Хорошо, господин Йонсен.

Вольден дал Малин понять, что аудиенция окон­чена и что она должна следовать за ним. Но Ма­лин не могла удержаться от реплики, адресованной начальнику.

– Сегодня утром она была не в духе? – спроси­ла она.

Она встретила его разъяренно-вопросительный взгляд, так и не поняв, что означал лихорадочный румянец на его щеках – гнев или стыд.

И она увидела, как он наливает себе содовой воды.

Молодой Вольден был просто возмущен, когда они вернулись в канцелярию.

– Фрекен Кристерсдаттер, вы вели себя слиш­ком…

– Мне хотелось бы взглянуть на ваш план. И вообще вам не следует так поджимать губы, это вам не идет, вы становитесь похожим на господи­на Йонсена.

Вид у Вольдена был испуганный: ему явно не хотелось, чтобы другие слышали их разговор.

– У меня нет при себе этого плана, – пробормо­тал он.

Наклонив голову, она посмотрела на него.

– Собственно, у вас есть все, чтобы выглядеть привлекательным, – критически заметила она. – Но угодливая чиновничья мина, которую вы на­пускаете на себя, делает вас похожим на жеман­ную старую деву, за которую вы наверняка принимаете меня.

Над его головой нависло грозовое небо. Унижать кого-то было совершенно не в стиле Малин, но, по­скольку эти двое мужчин так круто с ней обошлись, она не считала нужным выбирать слова.

Ей было теперь двадцать восемь лет, и ей каза­лось, что она может говорить подобные вещи та­кому непочтительному щенку, как Вольден. Щенок есть щенок… Ему тоже было уже под тридцать, но он вел себя, как настоящая канцелярская крыса.

– Хорошо, если у вас нет при себе плана, – продолжала она, – мне хотелось бы, чтобы вы по­казали мне то место, где вы собираетесь совер­шить вандализм…

– Место на кладбище? – испуганно произнес он.

– Да, конечно, где же еще? Ваш рабочий день наверняка уже подходит к концу, и у вас есть время, чтобы прогуляться со мной туда, прежде чем идти домой. Ваша жена сможет подождать чет­верть часа.

– Я не женат, – смущенно произнес он. – И мне совсем не хочется попадать в ваши сети.

Малин повернулась и направилась к двери.

– Хорошо, – сказала она напоследок, – тогда мы обратимся к знакомому адвокату из Верховно­го суда, который всегда помогал нашей семье в подобных обстоятельствах.

Это была чистейшей воды ложь, поскольку Люди Льда давно уже не имели заступников.

Но слова ее и на этот раз произвели впечатле­ние.

– Ну, хорошо, – сказал он, – я покажу вам кладбище. Только затем, чтобы убедить вас, что другого решения быть не может.

– Прекрасно, – сказала Малин. И она вышла вместе с ним, не имея ни малей­ших представлений о том, как ей вести себя.