12

Хеннинг сидел у обочины дороги, недалеко от мо­ста, и смотрел на свою дочь. Вместе с сыном Ма­лин Кристоффером она бросала в ручей палочки, а потом они вместе перебегали на другую сторону моста, чтобы посмотреть, как бурный весенний поток уносит их. Так забавлялись дети во все вре­мена.

Он смотрел на свою дочь с нежной грустью. Бе­недикте было одиннадцать лет, и никто, – кроме ее родни, не мог бы назвать ее красивой. Она была рослой, словно ей было уже четырнадцать, угло­ватой и ширококостной, с низким, рокочущим го­лосом, который слышно было во всем доме. Волосы у нее были темными, неприятного оттенка, руки и ноги – как кувалды. Черты лица были типичными для меченого: широкие скулы, желтые, раскосые глаза, бесформенный нос, широкий рот.

Но улыбка ее была теплой и приветливой – то ли это было результатом воспитания, то ли пере­далось ей по наследству от добродушного Хеннинга. Неуклюжестью своих движений она напоминала скорее безобидного щенка, и даже если с ней и бывало трудно сладить, было заметно, что она сама мучалась из-за этого.

Дети побежали вдоль дороги, догоняя порхаю­щего мотылька. Хеннинг не стал их останавливать, зная, что они вернутся. В округе никто не опасал­ся волков, они исчезли вместе с Ульваром.

Пять лет прошло с тех пор, как Ульвара посадили за решетку за убийство женщины в Кристиании. Конечно, они пытались вызволить его на свободу, но вскоре поняли, что это бесполезно. Он совершил преступление и должен был понести за это наказание. Суд и общественное мнение не ус­мотрели в его деле никаких смягчающих обстоя­тельств.

Но очень скоро все поняли, что ему место вовсе не в тюрьме. Ему больше подходило заведение для душевнобольных. Туда его и перевели, там он с тех пор и находился.

Они навещали его, но он не радовался их посе­щениям. Вцепившись руками в решетку, он осы­пал их проклятиями и угрозами, требуя, чтобы они немедленно забрали его оттуда. Но что они могли сделать? Хеннинг знал, что Марко очень мучается из-за судьбы брата. Этот прекрасный юноша стал замкнутым и задумчивым, он много раз упраши­вал Вильяра, Хеннинга, Малин и Пера помочь Ульвару выйти на свободу. Они неоднократно пытались это сделать, подавали прошения о по­миловании, но все было напрасно.

В глубине души Хеннинг испытывал облегче­ние от того, что Ульвар сидел за решеткой, хотя и испытывал к нему глубокое сочувствие. Он-то знал, что такое проклятие Людей Льда. Он знал, что у Ульвара на роду было написано все это.

Но от этого никому легче не становилось.

Дети вернулись вместе с молодой женщиной. Увидев ее, Хеннинг почувствовал радость.

Это была дочь нового священника, Агнета. Пол­ная противоположность Аннели: приветливая, дру­желюбная. Хеннинг давно хотел сделать ей предложение. У него был меченый ребенок, и не каж­дая женщина согласилась бы взять такую обузу.

Но Агнета привязалась к Бенедикте. Она про­являла по отношению к девочке такое понимание и такую доброту, что Хеннинга это трогало до глу­бины души. Девочка отвечала ей взаимностью. Бенедикта сияла, как солнце, едва увидев Агнету, обе они могли шептать друг другу что-то на ухо, прыскать от смеха, и Агнета часто просто захажи­вала к ним, чтобы навестить свою маленькую под­ружку, давая к тому же детям уроки несколько раз в неделю.

Хеннинг не склонен был думать, что Агнета ин­тересуется исключительно им. Может быть, и им тоже, ведь она была приветливой и к дочери, и к отцу.

Хеннинг даже не подозревал о том, что она ин­тересуется прежде всего им.

Сам не понимая этого, он лишал эту женщину всякой надежды.

.Хеннинг встал и поздоровался с ней, и его теп­лая улыбка очень обрадовала ее.

– Ты так добра к детям, – смущенно произнес он, не умея разговаривать с дамами. Аннели, его бывшая жена, никогда не приходила ему в таких случаях на помощь, искажая и извращая его сло­ва, высмеивая его крестьянские манеры.

– Мне нравится общаться с детьми… – с роб­кой улыбкой ответила она. Было так трудно лю­бить мужчину и не знать, что у него на душе.

Было воскресенье, служба в церкви уже закон­чилась, прихожане возвращались домой. Хеннинг в этот день не был в церкви, оставшись дома с детьми, поскольку Бенедикта, как всегда, в цер­ковь идти отказалась. Кристофферу же, наоборот, не разрешили идти в церковь, потому что он вел себя очень непослушно утром, и его решили наказать. Кристоффер тут же решил быть непослуш­ным каждое воскресенье.

Хеннинг тайком поглядывал на Агнету, болта­ющую с детьми. Она была по-своему очень при­влекательной женщиной. Выразительные глаза, мягкая прекрасная улыбка… светлые волосы, не­сколько строгая одежда – она ведь была дочерью священника! – и такие прекрасные руки, с нежно­стью и осторожностью гладящие жесткие волосы Бенедикты. Лицо у нее было узким, с точеными черта­ми, да и сама она была весьма хрупкого сложения, что будило в Хеннинге рыцарские инстинкты.

Подошли Малин и Пер, чуть поодаль на дороге видны были Вильяр и Белинда. Возле моста все остановились, чтобы поболтать немного в этот чу­десный летний день. Малин пригласила Агнету на воскресный кофе, и та бросила на Хеннинга воп­росительный взгляд, который не укрылся от Ма­лин.

– Да, с Липовой аллеи все тоже приглашают­ся, само собой, – торопливо добавила она. – На этой неделе наша очередь угощать кофе.

К ним подошел Марко. Уже издали они замети­ли в его глазах страх.

Как всегда при виде Марко у Агнеты защемило в груди. Она горячо желала бы иметь такого дру­га. Доброго, преданного друга. Потому что позво­лить себе влюбиться в него она бы не решилась. Она отчаянно подавляла в себе подобное чувство. Фантастически прекрасное лицо Марко привлекало к себе внимание всех, его вид мог вызывать у чело­века просто страдание, потому что в этой внешности было нечто такое, что лежало по ту сторону всего повседневного и мирского, обычный человек не мог вынести зрелища подобной красоты.

Быстро переведя взгляд на Хеннинга, она заме­тила, что его внешность кажется просто бледной в соседстве с Марко.

– Ульвар на свободе, – взволнованно произнес Марко.

– Как это? – спросила Малин. – Он сбежал?

– Нет. Они отпустили его.

– Отпустили его? – удивился Вильяр. – Но ведь они не могли просто так выпустить его… Опустив глаза, Марко сказал:

– Он серьезно болен. Они… не захотели дер­жать его там больше.

– Не захотели держать в лечебном заведении больного человека? – сказала Малин. – Где же ему теперь находиться?

– Я не знаю, – устало сказал Марко. – Но мы должны постараться забрать его сюда.

– Да, конечно, – кивнул Хеннинг. – И мы бу­дем ухаживать за ним.

– Ходят ли слухи о том, что он возвращается? – озабоченно спросила Малин.

– Да.

– Тогда нам придется спрятать его. Местные жители не захотят, чтобы он жил здесь.

– Почему же? – спросила Агнета. – Разве у него нет права на проживание здесь, как у всех остальных? Он ведь не изгой?

– Можно сказать, что изгой, – ответил Хеннинг задумчиво.

Агнета была возмущена.

– Но где же тогда человечность? Так не годит­ся!

Белинда произнесла:

– Его будут искать и у тебя в доме, Малин, и на Липовой аллее. Так что ему нельзя находиться у нас. Мы должны найти для него такое место, где он мог бы жить спокойно. Не следует забывать о том, что все здесь боятся его, боятся пуще смерти!

Марко совсем сник. Они пытались утешить его, говоря, что не допустят, чтобы его брату причини­ли зло.

Поговорив, они все вместе направились в дом Пера и Малин. Хеннинг старался держаться по­ближе к Агнете. Ему нравилось чувствовать ее близость, это действовало на него успокаивающе. Ему было уже тридцать три года, и он знал, что Агнете примерно столько же, может быть, на пару лет больше. Строгое воспитание в семье привело к тому, что она все еще не вышла замуж. Она была в семье младшим ребенком, и родители пресека­ли малейшую ее попытку завести с кем-то роман. «Ты не можешь выйти замуж, – говорили они ей. – Что будем делать мы, если ты покинешь нас?»

Хеннинг считал такое отношение к ней крайне эгоистичным. Разве они не думали о том, что раз­рушают ее жизнь? Ведь у Агнеты была всего одна жизнь.

Если бы она только захотела выйти за него за­муж, он не пожалел бы усилий, чтобы вызволить ее из родительского плена.

Но он никак не мог набраться смелости спро­сить ее об этом. Он был не слишком уверен в себе. В особенности после того, как его первая жена Аннели полностью унизила его и как че­ловека, и как ценителя женщин.

Поздно вечером Бенедикта подошла к своему отцу на Липовой аллее. Вид у нее был сконфуженный, она стояла перед ним, держа в руке букет цветов.

– Ну, о чем ты грустишь? – спросил Хеннинг.

И она сказала своим низким, хриплым голосом:

– Я рвала цветы на опушке леса, чтобы отнести их бабушке. Но вдруг из-за деревьев выскочила огромная собака и страшно зарычала на меня.

Хеннинг инстинктивно расправил плечи и сжал кулаки.

– Огромная собака? Она была похожа на вол­ка?

– Как в сказке о Красной Шапочке? Да, я тут же вспомнила эту сказку. Но какая же это была огромная собака!

Глотнув слюну, Хеннинг сказал как можно бо­лее спокойно:

– Хорошо, что ты прибежала домой. А сейчас пора ужинать.

«Значит, Ульвар здесь, – подумал он. – Я дол­жен предупредить остальных!»

Ульвар направился прямо на кладбище. На лице его была написана злоба, решимость, ненависть. Пять долгих лет! Пять лет унижения, подчинения всякой мрази, которая имела законное право властвовать над ним, держать его взаперти, издеваться над ним, выс­меивать его!

Мразь! Всегда у него поперек дороги стоят эти скоты!

Они разрушили его планы относительно флей­ты пять лет назад, и Тенгель Злой повернулся к нему спиной.

Это было хуже всего. Мысль об этом гвоздем сидела в его мозгу, он никак не мог примириться с тем, что произошло.

– Но ты еще услышишь обо мне, Тенгель, – бормотал он. – Я еще не все сказал, ты сможешь положиться на меня. Я обращусь к моим пред­кам. Среди них должен быть тот, кто поможет мне…

Он был на свободе уже несколько дней. И те­перь он решил привести в исполнение тот план мести, который выработал, будучи в заключении.

Первое, что он сделал, так это посетил ту ули­цу, на которой когда-то жила Агда. Обгоревший остов дома по-прежнему стоял там, напоминая ему о его непростительной потере – о флейте. С беско­нечным терпением он ждал, сидя в темном углу, когда появится тот самый человек, что вошел тог­да в комнату.

И он утопил его в реке, держа под водой его голову до тех пор, пока тело не обмякло.

Потом Ульвар нашел еще двоих – тех которые тогда крепко держали его на улице. Он убил их, нанеся удар ножом в спину. Одного из полицейс­ких он тоже прирезал. Другого не нашел, и у него не было времени для дальнейших поисков. Все трупы он спрятал на мусорной свалке.

После этого он направился в свой родной округ.

Он был настроен теперь настолько фанатично, что не чувствовал ни голода, ни усталости, его тол­кала вперед устрашающая сила воли.

Кладбище…

Сначала ему нужно было сюда.

Он пытался вспомнить, о чем говорила Малин в тот раз, когда он шпионил за ней. Вспомнить, где были похоронены меченые из рода Людей Льда. Но теперь он умел читать, так что ему вовсе не обязательно было вспоминать ее слова.

Было совсем темно, только на западе небо еще отсвечивало желтизной. Надгробные камни отбра­сывали на землю длинные тени. Цветы, стоящие в вазах, казались теперь совершенно серыми.

Ульвару было не до цветов. Ему вообще никог­да не нравились цветы.

Сидя на корточках на кладбищенской стене, он смотрел на могилы своих предков.

– Вы, меченые из рода Людей Льда, – тихо про­изнес он. – Придите на помощь такому же, как вы, и мы вместе освободим нашего великого пред­ка! Вы же знаете, что я избран именно для этой цели. Мне не удалось выполнить свою задачу лишь из-за глупости простых смертных. Ну же! Пошеве­ливайтесь, когда вас зовет Ульвар, величайший из потомков!

Но Ульвар забыл о том, что действительно злые предки покоились не здесь. Здесь не было таких меченых, как Колгрим, Сёльве, Тронд и даже Суль, Тула и Map, так что они никогда не смогли бы прийти ему на помощь, тем более что большая половина из них теперь служила силам добра.

Однако те, к кому он взывал, все же явились, чтобы сказать ему пару слов, и Ульвар, способ­ный видеть незримое, кое-кого все же увидел. Ка­кая-то тень, превратившаяся в человеческую фигуру, медленно двигалась к нему – Ульвар со все возрастающим возбуждением смотрел на нее.

Таких теней он увидел множество. Но ему пока­залось, что вид у них был не особенно располага­ющим.

Он невольно попятился назад, находясь на сте­не. Потом поднялся во весь рост, чтобы смотреть на них сверху вниз.

К нему подошел похожий на хёвдинга мужчи­на, и, хотя Ульвар не знал его, он тут же понял, что это был Тенгель Добрый. Ульвар фыркнул и отпрянул назад при виде этого главного против­ника зла.

Рядом с Тенгелем Добрым стоял еще один муж­чина. Они были так похожи друг на друга, что он с трудом мог различить их. Хотя другой казался моложе, и в его внешности на первый план выхо­дила не сила авторитета, а чувствительность и мягкость. Однако Ульвар не мог не почувствовать, что оба они были исключительно сильными лично­стями. Его внутреннее «я» говорило ему, что тот, второй, был Хейке.

Потом появился третий. Огромного роста, с мон­гольскими чертами лица, человек сурового нрава, с которым не следовало шутить. «Ульвхедин», – подумал Ульвар, будучи совершенно уверенным в этом. Может быть, сами фигуры давали ему об этом знать?

А вот еще женщина. Неописуемо прекрасная и соблазнительная, со сверкающими рыжими воло­сами и зеленовато-желтыми глазами. Ингрид, ведь­ма из Гростенсхольма. И еще один совсем молодой мужчина, красивый, стройный, решительный. Уль­вар не мог знать, что это Никлас, но он знал это. Интуитивно.

Позади них толпилось множество других духов, но в данном случае их присутствие не имело ре­шающего значения. И поскольку Ульвар обладал способностью видеть мертвых, он понял, что это были обычные, не меченые, представители рода Людей Льда, покоящиеся на этом кладбище. Это были Силье, – увидев ее, он сразу понял, что эта волевая, добрая женщина должна быть Силье, и Винга, Калеб, Габриэлла, Тристан Паладин и…

Откуда он все это знал? Откуда у него появи­лась эта мгновенная осведомленность?

Но они не дали ему время на обдумывание это­го.

– Ульвар из рода Людей Льда, – сухо и строго произнес Тенгель Добрый, и голос его отозвался глухим эхом среди могил. – Одумайся! Отвернись от Тенгеля Злого! Присоединяйся к нам, чтобы бороться против него!

Ульвар чуть не подпрыгнул на месте от ярости.

– Бороться против него, моего господина? Ни­когда в жизни! Стану я присоединяться к таким жалким предателям! Вы все, присутствующие здесь, должны были стать его величайшими спод­вижниками. А вы отвернулись от него!

– Одумайся, Ульвар, ты на опасном пути, ты это знаешь! Ты мог бы вылечиться от своей болез­ни. Но Тенгель Злой не поможет тебе!

– А я вообще не болен, – прошипел Ульвар, застегивая на шее куртку, чтобы не было видно отвратительных язв. Он знал, что лицо его уже изменилось, нос наполовину был разъеден злой болезнью, подхваченной им от шлюхи. Именно эти изменения его внешности послужили причиной тому, что его вышвырнули из сумасшедшего дома, чему он был только рад.

– Ты болен.

– Но не смертельно.

– Возможно, ты в скором времени и не умрешь, но выздоровеешь вряд ли. Тебе могли бы помочь дома, на Липовой аллее. Хеннинг и его дочь наде­лены целительными силами, но они об этом и не подозревают. Обратись к ним. Разве ты не пони­маешь, что можешь заразить других?

– Это звучит неплохо, – усмехнулся Ульвар. Эти привидения казались такими уверенными в себе, такими сильными и строгими.

– Остерегайся злых слов, Ульвар, ты же знаешь, что здесь Ульвхедин. А он в состоянии увести тебя в потусторонний мир. Будь благоразумен, присоеди­няйся к нам, чтобы одолеть злого предка!

Ульвар хотел было, как всегда, обругать их «жалкими трусами», но невольно бросил взгляд на Ульвхедина и замолчал. Ему вовсе не хотелось, чтобы его прогнали в потусторонний мир, как это сделали однажды с призраками.

Собственно говоря, Ульвхедин мог отправить в потусторонний мир одних лишь призраков, но Уль­вар этого не знал. Они решили его просто припуг­нуть.

Над кладбищем поднялась луна. Свет ее был ярок, несмотря на обволакивающую ее дымку. И в лунном свете стоящие перед ним фигуры каза­лись гораздо более устрашающими, чем он это предполагал. По спине у него пробегала нервная дрожь.

– Хорошо, я сдаюсь, – торопливо произнес он. Тенгель Добрый презрительно улыбнулся.

– Слишком скор ты на обещания, – сказал он. Ульвар тут же вспылил:

– Какого черта вам от меня надо?! Я же ска­зал, что сдаюсь!

– Ладно, – сухо сказал Тенгель. – Ты можешь пойти к Хеннингу и попросить его о помощи. Ска­жи ему, что у его дочери Бенедикты огромные це­лительные способности!

– Еще чего! Я пойду к Марко, он всегда помо­гал мне.

– Не подходи к своему брату с такой болезнью! – сурово произнес Тенгель. – Ты не смеешь злоупот­реблять его расположением к тебе.

– Ха, – презрительно высунув язык, ответил Уль­вар. – Я делаю то, что считаю нужным.

– Ульвхедин! – скомандовал Тенгель. Огромная фигура вышла вперед.

– Я все сделаю! – прошептал Ульвар.

– Что ты сделаешь?

– Что вы хотите.

– Спасибо, хотя мы и сомневаемся в этом. Хо­рошо, Ульвар, несчастный ты человек, я помогу тебе в одном. Полностью вылечить тебя я не бе­русь, но я могу снять с тебя заразу. Так что ты теперь не причинишь зло другим. Впоследствии ты сам должен решить, на чьей стороне ты бу­дешь. И подумай как следует! Никакого добра от Тенгеля Злого ты не дождешься! Ни один из его последователей не извлекал для себя из этого ни­какой пользы.

– Вы ничего не знаете об этом.

– Это ты полный невежда, – с усталой добро­желательностью произнес Никлас. – К сожале­нию, ты должен выполнить свое предназначение, иначе бы мы уничтожили тебя на благо всем лю­дям. Но мы должны снять с тебя заразу.

– Предназначение, у меня? Я знаю только одно предназначение: служить и угождать своему ве­ликому господину. Вы можете стоять здесь и бол­тать все, что вам угодно, но вы ничего не сможете поделать, потому что вы мертвы, мертвы, а я жив! Я непобедим, запомните это!

Тенгель Добрый шагнул вперед, и это привело к тому, что Ульвар попятился назад и соскольз­нул со стены. И ему пришлось самым унизитель­ным образом карабкаться и цепляться за стену, чтобы окончательно не свалиться.

Властным движением руки, произнося при этом какие-то заклинания, Тенгель Добрый снял с тела Ульвара отвратительную заразу. Конечно, Ульвар не мог почувствовать этого, но он знал о том, что произошло. Он невольно коснулся рукой своего лица.

– Ты мог бы, по крайней мере, залечить мои раны, шарлатан, – прохныкал он. Хейке впервые за все время вышел вперед и холодно произнес:

– Ты испытываешь наше терпение, Ульвар. Ради твоей матери мы просим тебя стать на нашу сто­рону. И раны твои постепенно затянутся, иди и не причиняй зла своим близким! И всем остальным людям тоже.

Ульвару было что им ответить. Обругать их, проклинать и высмеивать… Но, к своему собствен­ному огорчению, он смиренно соскочил со стены и направился по тропинке, ведущей к воротам. Он видел, как фигуры растворились в ночной тьме и как луна освещала старинное кладбище Гростенсхольма…

Он испытывал чувство глубокого поражения.

И его желание сеять вокруг себя страдания и смерть стало во сто крат сильнее.