10

Медовый месяц Малин и Пера не был особенно долгим. Но, по крайней мере одну счастливую не­делю они прожили в своем новом доме, в неболь­шой вилле неподалеку от Липовой аллеи. Они были там совершенно одни и могли наслаждаться об­ществом друг друга.

Потом Малин нанесла визит на Липовую аллею. Ей хотелось узнать, как дела у Аннели, потому что та должна была вскоре родить.

Во дворе она встретила Белинду.

Белинда стала уверять ее, что у Аннели будет прилив энергии, когда на свет появится ребенок. Тогда для нее все обретет новый смысл – все эти кружева, рюши и пеленки, распашонки и мягкие игрушки, и сама Аннели расцветет и наполнится жизнью. Хеннинг же сиял, как солнце, жизнь имела для него теперь огромный смысл, потому что в нем по-прежнему жила верная любовь к Аннели.

А пока что в детской было пусто, а сама Аннели пребывала по-прежнему в состоянии жалости к самой себе и чувствовала себя так плохо, так плохо, и все казалось ей таким отвратительным, вся ее судьба.

Малин понимала, что Белинде тяжело видеть все это, хотя она изо всех сил старалась подавить свою горечь. Малин понимала ее. У Белинды был единственный сын, такой фантастически добрый юноша, и судьба послала ей такую никчемную невестку. Будущее представлялось Белинде в мрачном свете.

– Относись ко всему спокойно, – сказала Ма­лин. – Аннели еще слишком молода. Через несколь­ко лет она станет куда разумнее. И из нее может получиться превосходная хозяйка!

Они вошли в дом.

Малин хотелось посмотреть детскую. Зная, где она находится, она направилась прямо туда.

Открыв дверь детской, она остановилась, ниче­го не понимая.

Там был Ульвар. Он стоял, отвернувшись от нее, и не видел, что она вошла.

Посреди комнаты стояла роскошно убранная детская кроватка. В обстановке и убранстве ком­наты чувствовалась такая слащавость, что у Ма­лин комок подступил к горлу.

Но кое-что там было совершенно лишено сла­щавости: поведение Ульвара.

Он скакал по комнате, словно дьяволенок вок­руг ведьминого котла, в котором варилось зелье. И предметом его ненависти была детская кроват­ка.

В руке у него была длинная штопальная игла, которой он то и дело колол кроватку. Колол и ко­лол, представляя себе, что перед ним грудной ре­бенок…

Малин пришлось на миг прикрыть глаза, чтобы прийти в себя.

У нее внутри все переворачивалось от неприяз­ни, отвращения и страха.

– Ульвар… – почти беззвучно произнесла она.

Он обернулся и уставился на нее. Ей показа­лось, что он отвел назад уши, хотя ушей его не было видно за косматой гривой волос.

– Какого черта ты надумала пугать меня?.. – прошипел он. – Ты что, садистка?

– Нет, это не я садистка, – спокойно ответила она. – И теперь самое время тебе перебираться в дом к Перу и ко мне. На виллу!

– И Марко тоже!

– Да, разумеется, и Марко тоже.

Ни за что бы в жизни она не взяла бы его одно­го к себе в дом, без его влиятельного, общительно­го брата. Слава Богу, что у них был Марко!

Или они должны были благодарить за это вов­се не Бога?

Встретив Белинду на кухне, она как можно бо­лее спокойно заявила, что забирает мальчиков с собой. Малин не могла не заметить облегчения в усталом взгляде подруги.

– Все будет так, как ты говоришь, Белинда, – мягко сказала она. – Как только Аннели родит, все станет гораздо легче. И вы наконец обретете покой и счастье на Липовой аллее!

Но для Аннели никакого продолжения не было.

Дав жизнь меченой девочке, она умерла через несколько минут после родов.

Еще раз в жизни Хеннингу пришлось пережить трагедию. Спустя одиннадцать лет после смерти Саги его собственная жена умерла у него на ру­ках, и обе эти смерти были следствием проклятия Людей Льда.

Вильяр и Белинда ничем не могли утешить его, они были так же, как он, в шоке. Сколько времени еще над судьбами Людей Льда будет нависать эта тьма? Ви­льяр был одним из тех немногих, кому удалось про­жить счастливую жизнь. Хотя судьба не раз обрушивала свои удары на него самого и на его близких. Видеть своего любимого сына вдовцом с грудным ребенком на руках – это было так тяжело, так тяжело!

Малин и Пер были тоже, разумеется, парали­зованы этой трагедией. Разве мало им было Ульвара? Так судьба подбросила им еще одного меченого!

Но когда они хорошенько рассмотрели ребенка, все пришли к единому мнению, что дочь Хеннинга, которую он назвал Бенедиктой, была мало чем похожа на Ульвара. Избави Бог!

У нее были желтые глаза, острые скулы и жес­ткие черные волосы. Сложения она тоже была уг­ловатого. Но на этом сходство и кончалось. Бенедикта была на редкость крепким ребенком. И черты ее лица несли на себе отпечаток удиви­тельной силы и великого покоя. И в ее глазах, столь характерных для рода Людей Льда, с твердым, спокойным взглядом уже в возрасте нескольких месяцев, не было ни капли зла.

Еще одним испытанием для Хеннинга было то, что родители Аннели отказались считать Бенедикту своей внучкой. Увидев девочку всего один раз, они с отвращением отвернулись. Истинной причиной их неприязни к девочке была, конечно, смерть Аннели при родах. Эта семейка с Липовой аллеи продемонстрировала, что они все принадлежат к сатанинскому роду.

Но разве Люди Льда были когда-нибудь сатанистами? Никогда, если не считать кого-то из меченых, ни­когда они не взывали к Злу, как это мог кто-то подумать. Суль ближе всех стояла к этому, но ведь она встречала своего Властителя Тьмы только в состоянии наркоти­ческого опьянения. Он никогда не был для нее реаль­ной фигурой. Для Людей Льда существовала только одна злая сила: Тенгель Злой. Для них он был куда более опасным и осязаемым, чем какой-нибудь выду­манный властитель преисподней.

Все на Липовой аллее любили малышку, все осторожно брали ее на руки, ласково говорили с ней. Белинда сразу полюбила ее и оберегала, словно ястреб. И эта любовь была нужна Бене­дикте, ведь жизнь ее не обещала быть легкой – не помогло бы никакое колдовское искусство.

Хеннинг не спускал ее с рук, прижимал ее к себе, прикасался щекой к ее щеке и носил по ком­нате, чувствуя по отношению к ней великую пре­данность и великую скорбь. Он любил Аннели до последней минуты ее жизни, несмотря на ее рас­тущую неприязнь к нему и дурное расположение духа. И теперь он готов был сделать все, чтобы их дочери было хорошо.

Но в глубине души он испытывал страх. Пока Бенедикта казалась не опасной. Но ведь она была еще грудным ребенком. И из нее могло получить­ся все что угодно, она могла нести в себе еще боль­ше зла, чем Ульвар или Сёльве, который в самом начале был таким многообещающим ребенком, а впоследствии превратился в злобное чудовище. И Хеннинг молил Бога о том, чтобы его дочери не была уготована такая судьба.

К счастью, семья Аннели снова переехала в Кристианию. Они почувствовали облегчение, узнав, что уже некому распространять глупые слухи о лю­дях, живущих на Липовой аллее, об их дьявольс­ких особенностях.

И в некотором смысле Вильяр и его семья успо­коились. В их доме не было больше омерзительно­го Ульвара, хотя он часто наведывался к ним. И тогда они дружно следили за тем, чтобы он не оставался один с Бенедиктой, но он, похоже, вовсе не интересовался ею. Что-то другое занимало его мысли, и никто не мог понять, что именно.

Марко, возвращаясь из школы, почти каждый день заходил к ним. Они с Хеннингом были насто­ящими друзьями, и Марко восхищался малышкой. Было похоже, что она тоже привязалась к нему: всякий раз, когда он подходил, она улыбалась ему беззубым ртом.

С хозяйством тоже было все в порядке, и все было бы прекрасно, если бы Хеннинг не чувство­вал себя таким одиноким. Что-то погасло в нем. Это произошло еще при жизни Аннели. Белинда и Вильяр понимали, что бесконечные упреки девушки он переносил куда тяжелее, чем это могло пока­заться постороннему. Она так и не признала в нем мужа. И он начал склоняться к мысли о том, что в жизни ему не хватает как раз доброты, ласки и дружелюбия. Где и в чем он совершил ошибку?

А ведь никакой ошибки он не совершил, если не считать ошибкой то, что он влюбился не в ту де­вушку. Хорошенького личика было вовсе недоста­точно. К тому же Аннели ведь сама навязалась ему… Но Хеннинг брал всю вину на себя.

В 1874 году у Малин и Пера родился сын, Кристоффер Вольден из рода Людей Льда. В Норве­гии они имели право именоваться Людьми Льда. Малыша назвали в честь деда по матери Кристера, и все так гордились им, так гордились!

Первые два года, прожитые вместе с Ульваром и Марко, прошли на редкость хорошо. Они вели скром­ную жизнь в своей маленькой вилле. Пер занимал в коммунальном правлении прочное положение, да и Малин была не без средств. Не проходило и дня, чтобы кто-то из них не встречал своих родственни­ков с Липовой аллеи. Отношения у них были хоро­шими, Марко прилежно учился в школе, а Ульвар…

Да, с Ульваром было сложнее. Малин не пони­мала его. Он постоянно бывал жесток и груб, сме­ялся своим скверным смехом, сделав какую-нибудь пакость, но вел себя удивительно смирно в своем новом доме. Самое большее, что он позволял себе, так это пустые угрозы, которые никого больше не пугали.

Сначала Малин подумала, что это Марко дер­жит его в узде. Но потом она стала понимать, что что-то другое шевелилось в извращенном мозгу Ульвара.

Он что-то замышлял. У него были какие-то тай­ны.

Поэтому к дому и семье он стал равнодушным. Поэтому он предоставил им право жить в мире.

Когда родился Кристоффер, Малин была напу­гана. Она знала, что и Пер тоже испытывает страх. Когда она впервые собралась показать мальчика Ульвару, у нее так дрожали руки, что она вынуж­дена была передать его Перу.

Ульвар взглянул на младенца без интереса.

– Уродец, – сказал он. – На это дерьмо и смотреть не стоит!

Сказав это, он ушел.

Он вообще большую часть дня проводил вне дома. Часто захаживал на Липовую аллею, и Хен­нинг сразу же находил ему работу. Ульвар с боль­шой неохотой подчинялся, делал самое необходимое и шел дальше по своим делам, прямиком в лес. Там он проводил почти весь день.

Но в последнее время он стал необычайно час­то бывать на Липовой аллее. Отлынивая от вся­кой работы, он бывал предоставлен самому себе, и никто не знал, чем он занят, потому что в лес он больше не ходил. К вечеру он имел обыкновение снова появляться во дворе, словно он и не уходил оттуда, а потом отправлялся домой. На губах у него была улыбка какого-то жуткого удовлетворе­ния.

Первое время Малин не спускала со своего ма­лыша глаз, независимо от того, был Ульвар дома или нет.

Это происходило до того дня, когда ей пришлось ненадолго отлучиться к торговцу, а Кристоффер спал. И она надеялась вернуться до того, как он проснется.

Пер был на службе, Марко – в школе, а Ульвара часа два уже не было дома.

Малин выбежала из дома, все время думая об оставленном дома ребенке. Но не успела она вый­ти на дорогу, как пожалела о том, что сделала, и повернула обратно. Корзина с хлебом может и подождать, лишь бы жизнь мальчика была вне опасности.

Мальчику в это время было около полугода; и за все это время она ни разу не оставляла его одного. Ей не следовало этого делать и сейчас.

В доме было тихо, когда она вошла. Она напра­вилась в спальню.

Подойдя к двери, она услышала приглушенное рычание. Сердце ее бешено забилось. «Господи, – подумала она. – Господи, что же я наделала?»

Усилием воли она заставила себя заглянуть в комнату. Ее сердце просто разрывалось на части.

Она приоткрыла дверь. Рычание стало громче.

Малин почувствовала, что сейчас потеряет со­знание.

В комнате был волк. Он сидел возле детской кроватки, и рычание его было обращено к двери.

Когда он увидел Малин, он выпрыгнул в окно.

На негнущихся, дрожащих ногах она подошла к кроватке. В страхе наклонилась над ней…

Кристоффер спокойно спал, равномерно дыша. Он ничего даже и не заметил.

Малин долго стояла, пока тело и душа ее не успокоились. Потом прошептала, обращаясь к окну:

– Иди сюда! Мне нужно отлучиться. Не мог бы ты посторожить мое бесценное сокровище?

Сказав это, она вышла из комнаты. Некоторое время она пробыла на кухне. И, выходя из дома, заглянула через щель в спальню.

Огромный зверь сидел на том же самом месте.

В этот вечер она испекла большой пирог для своего мужа и мальчиков. И когда Ульвар вер­нулся домой, он получил большой, еще теплый кусок.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо, мой дорогой!

Высвободившись из унижающих его объятий, он сердито прошипел что-то вроде: «Что ты броса­ешься на меня, как дикая кошка, чертова стару­ха?» Но пирог он попробовал. Съел почти половину.

И он это заслужил.

Маленький Кристоффер подрос и уже учился ходить. Малин стало немного легче, она могла те­перь держать его возле себя. Но в то же время он стал более подвижным и требовал к себе больше внимания.

Однажды после обеда она отложила домашние дела и прислушалась. Она не могла поверить соб­ственным ушам.

Приглушенные голоса, доносящиеся из комнаты, мог­ли означать одно: Марко учил Ульвара читать!

Ульвара, который наотрез отказывался учиться таким бабским, детским штучкам! И вот теперь он был преисполнен рвения и впитывал в себя знания, преподносимые ему Марко.

И эти занятия продолжались! Каждый вечер они сидели в своей комнате и читали. Марко – с ан­гельским терпением, Ульвар – с дьявольским не­терпением.

Что бы это могло значить? Одичавший маль­чишка захотел стать цивилизованным?

Вряд ли. Учась читать, Ульвар явно ставил себе какие-то другие цели.

Он сделал для себя открытие: что он был про­сто дураком, не желая ходить в школу и научить­ся читать. Ведь из-за этого в течение многих лет от него было скрыто нечто очень важное.

Господи, каким же идиотом он был! Он не уста­вал теперь ругать самого себя. Ведь он, все это время считавший, что где-то спрятаны сокрови­ща, слышавший рассказы Малин об их предках в тот раз на кладбище, он никак не мог додуматься до того, что история Людей Льда может быть где-то записана, чтобы потомки смогли ознакомиться с ней.

И все эти годы записи лежали у него под носом.

Впрочем, совсем даже не под носом. Но он, об­лазив дом на Липовой аллее с подвала до черда­ка, наткнулся на несколько толстых книг, испещренных непонятными знаками, буквами. Книги лежали в запертом на замок шкафу в спальне Вильяра и Белинды. Но замки не были препятствием для Ульвара, и в этот шкаф он заглядывал множество раз. Вначале он никак не мог понять, зачем они прячут там эти пыльные книги.

И только совсем недавно он понял, какую ценность представляли собой эти книги. Он стащил одну из них, унес с собой в подвал и там при све­те, падающем из маленького окошка, попытался по слогам прочитать страницу. Но у него, разуме­ется, ничего не получилось. Он уже забыл, как пишутся буквы, он принялся сравнивать их друг с другом. Единственная буква, которую он знал, была буква У, с которой начиналось его имя. Соб­ственно говоря, он не знал бы даже и эту букву, но ему показал ее Марко.

Он мучился с этой книгой. Тогда-то на Липовой аллее удивлялись, где он проводит время. И он сдался, поняв, что ему нужна помощь.

Марко охотно помог ему, радуясь, что брат про­являет интерес к школьным предметам. Его уди­вило только то, что Ульвар куда больше интересовался рукописным шрифтом, чем печат­ным. Но и это было хорошо, поскольку так он учил­ся одновременно и писать. Ему это пойдет на пользу.

Ульвар старался изо всех сил. Выписывал бук­ву за буквой, неуклюже держа перо корявыми пальцами и ставя многочисленные кляксы. Он ру­гался, сыпал проклятиями, швырял все в угол. Но на следующий день начинал сначала, твердо ре­шив выучиться письму.

Но Марко был еще раз удивлен, узнав, что брат не удовлетворен тем шрифтом, который он выу­чил. Но почему, Марко оставалось лишь гадать.

Ульвар не желал объяснять ему, в чем дело, но в ходе долгих и напряженных дискуссий Марко понял, что брата интересует, помимо обычного, со­временного шрифта, старинный готический шрифт.

Тут бы Марко и догадаться, в чем дело! Но его склад ума был слишком чист для этого. Он просто радовался тому, что у Ульвара появились интел­лектуальные интересы. Оказывается, и ему они были не чужды. Так что Марко учил, а Ульвар учился. Медленно и старательно. В конце концов он научился читать и писать. Это всегда бывает сделать труднее, когда человек не учился в на­чальной школе.

Ульвар был доволен. Теперь он умел читать. Те­перь настало его время.

Он выходил из дома рано утром, когда все еще спали. Из спальни доносилась детская болтовня Кристоффера, но ему был только год, он не опа­сен. Ульвар решительным шагом направлялся на Липовую аллею.

Там тоже все спали, в том числе и трехлетняя дочь Хеннинга. Ульвар не проявлял никакого ин­тереса к этой мелюзге, никогда не разговаривал с малышами и делал вид, что не замечает их. У него были дела поважнее.

Зная, где лежит ключ от подвала, он открывал замок и входил туда через боковую дверь. Достав из укромного места старинную книгу, он устраи­вался возле окошка. Он таскал в подвал книги по одной, чтобы Вильяр и Белинда не заметили про­пажи.

Ульвар открыл книгу. Эту книгу написал Микаэль Линд из рода Людей Льда, но Ульвар не знал об этом. Шрифт был старинным и уже выц­ветшим, потому что история эта писалась в 1660-х годах. Ульвар, разумеется, ничего не знал о самой первой книге, которую написала Силье. Она была настолько ценной, что ее хранили вместе с сокро­вищами Людей Льда.

«Словно мрачное звучание арф, до слуха моего донеслась история о судьбах Людей Льда…» – прочитал он.

Подняв голову, он с триумфом прошептал:

– Я могу! Могу! Я могу читать! Теперь я смогу узнать все!

Но дело продвигалось медленно. Терпение никогда не было добродетелью Ульвара, но на этот раз он превзошел самого себя, не останавливаясь до тех пор, пока не разбирал каждую букву, каждое слово.

В тот день он осилил всего несколько страниц. Но он совсем и не думал сдаваться!

Ни за что в жизни! Они отказали ему в праве узнать историю Людей Льда, наверняка они боя­лись, что он слишком много узнает. Но Ульвар всегда побеждал – и на этот раз он тоже должен был победить!

Через много-много месяцев после этого Малин наливала в тарелки воскресный суп, напряженно думая о чем-то.

– Чем он занят, Пер? – спросила она. – Вот и в это воскресенье его нет дома, так не годится. Он каждый день уходит рано утром и возвращается к вечеру. Что он такое задумал?

– Мы не получаем донесений о том, что он что-либо натворил, – ответил ее муж, отрезая кусочек мяса своему четырехлетнему сыну. – Поэтому я думаю, что мы можем оставить его в покое.

Ее не удовлетворил его ответ.

– В те дни, когда Хеннинг не загружает его работой, он просто куда-то исчезает. И никто его не видит. Он появляется на Липовой аллее по пути домой.

– Наверняка он бродит по холмам, и, насколько нам известно, животных он не мучает. Оставь его в покое, Малин, тебе же лучше, когда его нет в доме.

– Да, но… Я как-то раз пыталась следить за ним, и он был в ярости. Он так перепугал меня. Знаешь, я думаю, не поехать ли нам в Швецию. Мои родители начинают стареть, да и для Ульвара, возможно, будет лучше ненадолго уехать из дома.

– Хорошо, поедем туда весной, – пообещал ей Пер. – Но я не могу утверждать, что буду очень рад взять туда Ульвара. Он может испортить нам всю поездку.

Оба замолчали, когда вошел Марко. При его появлении в комнате всегда становилось как-то светлее. Он находился теперь в переходном возра­сте, и Малин вдруг подумала, что ей повезло, так счастливо выйти замуж и не принадлежать к его поколению. Он излучал такую притягательную силу, что раз увидевшая его девушка могла бы отдать все, чтобы увидеть его снова.

Она не спрашивала у Марко про Ульвара. Она знала, что это бесполезно. Его ответ звучал всегда дружески-уклончиво: «Я не знаю, куда он ходит».

Этого она не могла понять. Во многом братья были так близки, что знали друг о друге все. Но однажды он сказал нечто такое, что могло бы послужить отгадкой его уклончивых ответов. Он сказал: «Он окутал себя туманом». И ничего больше. Но Малин истолковала его слова так, что между братьями пролегла пропасть и что каждый из них имеет возможность освободиться от другого. Окутать себя туманом означало уйти от соприкосновения с другим. Возможно, было глупо так считать, но ничего не могла придумать.

Поездка в Швецию была утомительной. Ульвар был в ярости от того, что его вынуждают ехать, и он находил тысячу причин, чтобы остаться. Имен­но это его сопротивление укрепило их в том реше­нии на некоторое время уехать из этих мест.

В Швеции только Марко мог держать его в узде. И если бы не он, все их пребывание там преврати­лось бы в настоящую катастрофу, потому что Уль­вар был в дьявольском расположении духа и делал все, чтобы испортить окружающим настроение. Но после серьезного разговора между братьями Уль­вар стал смирным, и все прошло вполне нормаль­но.

Кристер и Магдалена восхищались своим вну­ком Кристоффером. Когда они дали каждому из близнецов приличную сумму денег, Ульвар про­сиял.

Но на обратном пути он был таким несносным, что доставлял всем одни мучения. Они не знали, что он дошел до очень интересной и многообещаю­щей части истории Людей Льда, когда они поме­шали ему, заставив поехать в Швецию, и теперь он сгорал от нетерпения продолжить чтение.

Когда они остановились в Кристиании, чтобы навестить друзей, чаша его терпения переполни­лась. Он не желал больше ждать ни минуты.

– Вы можете оставаться, – бесцеремонно зая­вил он. – А меня эти людишки не интересуют, я хочу домой!

И даже Марко не мог удержать его.

– Делай как знаешь, Ульвар, – со вздохом про­изнесла Малин. – Ты знаешь, где лежит ключ. И… спасибо за то, что ты вел себя прилично в этой поездке.

Прилично? Как она могла нанести ему такую страшную обиду? На лице Ульвара появилась устрашающая гримаса, но времени на то, чтобы препираться с ней, у него не было.

Из Кристиании он поехал домой поездом. Но­вая железная дорога, соединяющая Кристианию с Драмменом, привлекала Ульвара своей скоростью. Разумеется, он ничего не сказал об этом своим родственникам, иначе они запретили бы ему это. Его семья путешествовала в карете, так что он фактически был скрыт от по­сторонних глаз. Теперь же он, будучи самостоя­тельным, поехал на общественном транспорте.

Его не очень-то тревожили сопровождавшие его испуганные взгляды и то оживление, которое выз­вало его пребывание на вокзале. Наоборот, его радовало, когда дети и взрослые бежали от него врассыпную. Это вызывало в нем чувство гордос­ти и превосходства над другими. Он был уверен в том, что во всей Норвегии ему нет равных.

Как замечательно было ехать поездом! Стоя на площадке между вагонами, он смотрел, как убе­гает в сторону пейзаж, и это вызывало у него чув­ство опьянения, ему казалось, что весь мир у его ног. Он громко смеялся, и ветер трепал его длин­ные волосы. И его не беспокоило то, что лицо по­крылось копотью от паровозного дыма. Ему было почти восемнадцать лет, и он ехал домой, чтобы побольше узнать о тайнах Людей Льда. Это было теперь для него важнее всего.

К нему подошел кондуктор, чтобы проверить у него билет. Ульвар не покупал билетов, у него даже в мыслях не было сделать это. Поэтому он просто перебросил кондуктора через перила платформы поезда и пошел по вагону к следующей платфор­ме. Он представлял собой настолько мрачное зрелище, со своей приземистой, корявой фигурой, за­копченным лицом и черными, косматыми волоса­ми, напоминая пришельца из какого-то иного, злого мира, что пассажиры ежились на своих скамей­ках.

Теперь он был совсем недалеко от дома. На по­вороте поезд притормозил, и Ульвар спрыгнул на землю. Скатившись с железнодорожной насыпи, он направился прямиком через лес.

Сброшенный с поезда кондуктор выжил, но он мог сказать только то, что какой-то низкорослый дьявол из преисподней сбросил его с поезда. Сам же он был так испуган, увидев это существо, что едва осмелился спросить у него билет. Ему не сле­довало этого делать, он только теперь это понял, сказал в заключение кондуктор, уныло глядя на свое перебинтованное тело.

Поскольку никто из пассажиров не знал Ульва­ра и тот исчез бесследно, все признали правоту кондуктора: это наверняка не было делом челове­ческих рук. Дело тактично замяли.

Ульвар сидел в подвале на Липовой аллее, дер­жа на коленях книгу. Он не прочитал еще до кон­ца историю Людей Льда, но добрался уже до очень важного пункта.

«Ага, – подумал он. – Вот чего они боялись! Вот чего не должен был знать я, Ульвар, сильный и отважный Ульвар!»

Последние месяцы он читал почти непрерывно, досадуя на те дни, когда ему не удавалось спус­титься в подвал, поскольку задний двор на Липо­вой аллее хорошо просматривался. Было так же не просто отнести книгу наверх и взять следую­щую. Это требовало времени и терпения. На это уходило ужасно много времени! Часто во время чтения он скрежетал зубами от ярости, что от него так много было скрыто. Он с изумлением про­читал о Тенгеле Злом и о сокровишах, которые до сего времени оставались недосягаемыми для него и о смехотворной борьбе меченых против их злого предка. Как они могли на это пойти?

Но последнее, что он прочитал, превзошло все его ожидания.

«Меченый из рода Людей Льда никогда не дол­жен прикасаться к флейте. Никто из Людей Льда не должен прикасаться к ней, но особенно – ме­ченые. Потому что сыгранная на заколдованной флейте особая мелодия способна пробудить Тенгеля Злого от сна, после чего он сможет завоевать весь мир, и тогда нашей бедной земле придет ко­нец!»

Книга выпала из рук Ульвара, но он этого не замечал.

– Вот! – возбужденно прошептал он. – Теперь нам это известно! Тенгель Злой! Ты нашел себе союзника! Внезапно он весь сжался. Что это за звук? Или ему показалось? Внутри у него все тряс­лось и волновалось, доска, на которой он сидел, качалась и трещала, словно при землетрясении.

И в ушах у него звучал невыносимо громкий, жалобный голос, похожий на эхо урагана.

С лихорадочным румянцем страха на щеках Ульвар сидел не шелохнувшись.

Но внезапно он весь переполнился гордостью за самого себя. Это его – его! – их великий предок выбрал для свершения этой грандиозной задачи. Освободить Тенгеля Злого!

Он вскочил, чуть было не забыв положить кни­гу наместо, но вовремя опомнился и тайком отнес книгу в спальню. Это была третья книга по счету, но остальные могли пока подождать. Теперь для него была ясна цель.

По пути домой он обдумывал то, что узнал.

Флейта, заколдованная флейта. Где можно ее найти? Тем более заколдованную! Что это значит? Ведь существует множество способов настройки флейт…

До этого он вообще ничего не слышал о флейтах. И теперь он понял, что при нем никто не произносил название этого инструмента.

Вот дьяволы! Они пытались обмануть его! Но они об этом пожалеют!

Теперь мы такие сильные – Тенгель Злой и я, его верный последователь!

Да, у Тенгеля Злого появился союзник!