6

Воцарилась напряженная тишина.

«Здесь кто-то есть кроме нас, – подумала Тула. – Кто-то выжидает. Выжидает, чтобы нанести удар. Прислушивается. Наблюдает. Угрожает в своей настороженности. Гнев теперь изолирован – но он где-то здесь. Я вижу, что Хейке тоже чувствует напряженность этой тишины, он понимает, что это значит…»

Тула инстинктивно придвинулась поближе к Винге, словно ища у нее защиту. Она пыталась скрыть от Хейке свой агрессивный взгляд.

Но он заметил ее осторожное движение в сторону Винги.

– Как твои дела, Тула? – мягко и дружелюбно спросил он.

– Спасибо, хорошо, – вежливо и равнодушно ответила она.

«Мне было хорошо, – подумала она, – до того, как вы пришли… Поэтому мне не нравится твой спокойный голос, Хейке. Гораздо лучше, когда ты сердишься».

Но и его гнева она тоже боялась. Ей казалось, что она не вынесет гнева Хейке.

Она нащупала лежащую в кармане флейту. Ей нужно уйти и упражняться. Немедленно, пока она не забыла мелодию…

– Мне… нужно выйти, чтобы заняться курами.

– Хорошо, пойдем вместе!

Черт побери!

Но кто-то подстрекал ее к сопротивлению. Поддерживал ее. «Не сдавайся, Тула, ты способна дать ему отпор!»

Как чудесно чувствовать, когда тобой довольны! Иметь сильного союзника в борьбе с Хейке! И, разумеется, в борьбе с Вингой, хотя она вовсе не была опасной. Врагом ее был Хейке.

Но ее ли он был врагом? Не был ли он врагом той скрытой силы?

«Он опасен, Тула! Не позволяй ему перетягивать тебя на свою сторону! Он принесет нам беду, этот Хейке, держись от него подальше! Уходи отсюда!»

– Э-э-э… Мне нужно еще в отхожее место…

– Прекрасно, – сказала Винга. – Тогда пойдем вместе, мне как раз тоже нужно туда. Пошли же!

Она взяла Тулу под руку, и они вышли.

Потом куры получили свой завтрак. На этот раз ее сопровождал Хейке. Воздух просто содрогался от злости, казалось, еще немного, и ударит молния.

– Я обещала одной подруге навестить ее сегодня утром, – сказала Тула.

«Браво, моя девочка», – услышала она голос внутри себя. И облако удовлетворенности окутало ее.

– Конечно, навести ее, – ответил Хейке. Слава Богу!

– Но… – продолжал он. – Но может быть, ты останешься и посмотришь, какие мы привезли тебе подарки? Это не потребует много времени.

«Не оставайся, Тула! Не заходи в дом! Не слушай этого идиота!»

И снова это был голос внутри нее.

Но Винга уже взяла ее за руку и повела в дом. Сопротивляться этому было бы неприлично.

Горечь и недовольство разрывали ее на части. И в то же время ей хотелось взглянуть на подарки, как и всякой шестнадцатилетней девушке. Сознание ее было раздвоенным, в ней жили сразу двое.

Ей подарили удивительно красивую ночную рубашку, которую выбирала Винга, обладавшая отменным вкусом.

– Можно мне примерить ее? – спросила она, на миг позабыв про злобный голос, которому она с такой охотой подчинялась.

– Потом примеришь, – ответил Хейке. – Сначала я хочу кое о чем с тобой поговорить.

Сознание ее снова заволоклось грозовыми тучами. Но она не могла отказать ему.

Хейке расспрашивал о ее жизни, и она беспечно, со смехом, отвечала ему, кипя при этом яростью.

«Только бы мне не забыть мелодию!..»

Она заметила, что стала отвечать невпопад. Она сознательно старалась не касаться темных сторон своей жизни – ведь у Тулы было что-то вроде совести, которую невозможно было заменить салонной вежливостью. Но теперь она начала терять контроль над своими ответами, она чувствовала себя смертельно усталой, и остаток ее внимания был прикован к мелодии, грозящей исчезнуть из ее памяти.

Наклонившись вперед, Хейке взял ее за руки.

– Дорогая Тула… Ты испытываешь трудности? Усилием воли она взяла себя в руки.

– Я? Нет! Абсолютно никаких трудностей! Ее слова не произвели на него никакого впечатления. Выражение его лица стало суровым.

– Испытываешь, Тула. Ты находишься в чьей-то власти. Что с тобой?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, дядя Хейке.

– Милая Тула, – вмешалась в разговор Винга, до этого сидевшая молча. – От Хейке ничего не скроешь! Ты ступила на опасный путь. Расскажи нам, что происходит.

Ах, каких усилий ей стоило бросить на них детски непонимающий взгляд!

– Ничего не происходит, – сказала она. – Я не понимаю, о чем вы говорите. В настоящий момент я немного не в себе, но разве девушки моего возраста не все такие?

– Ты права, – сказал Хейке. – Но с тобой дело куда серьезнее. Ты когда-нибудь слышала про мандрагору, Тула?

– Мандрагору Людей Льда? Слышала. Где она?

– Здесь. В этой комнате. Она на мне. И она всегда предупреждает меня об опасности. И знаешь, Тула, теперь активность ее колоссальная! Она скрючивается и изгибается, тем самым давая мне понять, что здесь, в этой комнате, находится нечто совершенно непотребное. Ты ведь знаешь, что это, не так ли?

Туле удалось выдавить из себя пару слезинок.

– Я ничего не понимаю, – всхлипнула она. – Ничегошеньки!

Хейке, до этого сидевший на другом конце стола, поднялся и подошел к ней поближе. Тула молниеносно вытащила из кармана флейту и, заложив за спину руку, незаметно опустила инструмент в дровяной ящик, стоящий возле кафельной печки. Она проделала все это инстинктивно, почти не думая.

Присутствующие заметили ее движение, но оно было таким быстрым, что невозможно было определить, что именно она сделала, тем более что все это происходило под столом.

– Встань-ка, Тула, – все так же дружелюбно сказал Хейке, но в его желтых глазах сверкнула решимость.

Желтые глаза… Где она в последний раз видела их?

Эти глаза приказали ей тогда забыть мелодию?..

У нее не было времени на размышление. Винга мягким движением руки заставила ее подняться.

– Ты должна понять, Тула, – сказала она спокойно. – Хейке считает, что ты подчиняешься чужой воле. И он знает чьей.

Тула в отчаянии переводила взгляд с одного на другого.

– Но… но я не понимаю, о чем вы говорите!

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, кто стоит за твоим странным поведением? – все так же мягко спросил Хейке.

– Нет! – воскликнула Тула, не дав ему договорить. – Я не считаю, что веду себя странно, я совершенно нормальна!

Хейке сделал вид, что не слышал ее возгласа.

– Вопрос состоит только в том, как ты попала под его влияние. Что же произошло?

Он снял с себя мандрагору. Впервые Тула увидела ее, и ей пришлось тут же опустить глаза, чтобы никто не заметил ее взгляда. Ни один «меченый» не мог скрыть своего вожделения по отношению к мандрагоре Людей Льда. Для них это был символ власти, к которой они испокон веков стремились.

Но Тула была теперь в ином положении. Как «меченая», она, конечно, желала завладеть ею. Но как подчиненная власти другого, она боялась ее как чумы.

В животе у нее все переворачивалось, она не осмеливалась даже взглянуть на мандрагору. Иначе на нее обрушились бы волны гнева.

– Взгляни, Тула, – пробасил Хейке. – Видишь, как она шевелится? Она соединяет вместе кончики корней. Что-то здесь очень не нравится ей.

«Еще бы», – с горечью подумала Тула. Она чувствовала, что ее разрывают на части две мощные силы, и при этом она вынуждена была молчать – и это она, «меченая», способная проделывать фантастические колдовские трюки! Теперь она была сведена к нулю, стала игрушкой в чьих-то руках, тряпичной куклой, разрываемой на части чужой волей.

Быстрым движением Хейке поднес к ее лицу мандрагору. Тула невольно отпрянула назад, но мандрагора не шевелилась.

Хейке растерянно покачал головой.

– Милая Тула, – сказала Винга. – Только что ты кое-что сделала.

– Сделала? Что я сделала?

«Черт побери, значит, они заметили! Ладно, не стану им перечить, только пусть уж поищут сами!»

– Ах, да! Я обнаружила вдруг, что сижу на кусочке дерева, из которого я пыталась смастерить себе флейту, но у меня ничего не получилось. Поэтому я выбросила ее в дровяной ящик. Ничего в этом нет странного.

Удалось ли ей ввести их в заблуждение своим ясным, звонким смехом? Она не была уверена в этом.

Хейке рассеянно кивнул.

Ей снова удалось выкрутиться.

«Браво, моя девочка! – зазвучал в ней голос. – Я доволен тобой!»

Как приятно было иметь поддержку, иметь кого-то, кто был бы на ее стороне! Но на какую-то долю секунды ей захотелось, чтобы ее союзниками были Хейке и Винга. Та сила, которая стояла за ее спиной, пугала и смущала ее.

«Мы одолеем их, Тула, и ты, как мой партнер, будешь щедро вознаграждена!»

Она снова обрела уверенность. Она снова была спокойной и сильной. Теперь она могла вздохнуть с облегчением.

Но в следующий момент Винга до смерти перепугала ее.

– В этой комнате такая гнетущая атмосфера, – сказала она и с усмешкой добавила: – Мне кажется, здесь просто пахнет серой!

– Не будем вмешивать в это Дьявола, – предупредил Хейке. – Здесь и без Дьявола всего хватает…

И он принялся ходить по комнате, держа в руках мандрагору.

– Тула, скажи мне откровенно! Ты прячешь здесь что-нибудь? Какое-нибудь снадобье или что-то в этом роде?

– Снадобье? Я не умею готовить снадобья!

– Ты уверена в этом?

– Абсолютно! Я не понимаю…

Тула теперь тоже почувствовала напряженность атмосферы. Она ощущала сопротивление и протест. Ей чуть не стало дурно.

– Мне нужно уйти.

– Нет, – сказал Хейке настолько спокойно и невозмутимо, что ей пришлось подчиниться.

Он подошел к угловому шкафу, долго копался там, но мандрагора не шевелилась. Бутыли, коробки, и больше ничего.

Он долго стоял возле двери ее комнаты, но мандрагора казалась мертвой.

– Мне начинает казаться, что это находится в самом воздухе, – наконец сказал он. – Его дух или воля разлиты в самой атмосфере.

«Его? Кого это – „его“? Хейке знал, кто это, знал того, кто так часто хвалил меня. Но я-то его не знаю! Или просто не хочу знать? Не решаюсь услышать правду?»

Внезапно Хейке повернулся к ней.

– Ты видишь сны, Тула? – спросил он. Сердце ее забилось.

– Сны? Нет…

– Твои глаза сверкают. Какие ты видишь сны? Он знает все? Подчиняясь взгляду его желтых глаз, она на миг ослабила сопротивление.

– Но этого я не знаю… – с оттенком отчаяния произнесла она. – Мне снятся сны… но наутро я ничего не помню.

Кто-то был ею очень недоволен. Он был, словно разъяренный дикий зверь, хотя она и не слышала ни звука.

Она тут же взяла себя в руки.

– Нет, что я болтаю! Конечно же, никакие сны мне не снятся! Но теперь мне нужно идти.

«Как же мне взять обратно флейту? Мне ведь нужно поупражняться!»

Она показала рукой на окно.

– Кажется, идут мама и папа, – нагло соврала она.

Те посмотрели туда. А она в это время быстро схватила флейту, но спрятать в карман не успела.

– Мандрагора… – произнес Хейке, – она изгибается!

Быстро повернувшись, он заметил, что Тула положила что-то в карман.

– Флейта! – воскликнул он. – Это флейта! Возьми ее, Винга!

С фырканьем и шипеньем Тула вскочила. Она оборонялась, как дикая кошка, она была совершенно вне себя, от ее воплей звенело в ушах, казалось, что вся комната содрогается от крика. Она не была больше собой, она переродилась.

Перекрывая оглушительные вопли, Хейке крикнул Винге:

– Беги отсюда, Винга, беги прочь! Здесь смертельно опасно!

– А ты сам? А Тула?

– Беги! У тебя нет никакой защиты, Винга, ты обычный человек!

Она подбежала к двери, чувствуя его правоту.

– А как же маленькая Тула?

– Она подчинена его воле. Я попытаюсь спасти ее!

– Ты думаешь, что можешь спасти весь мир! – крикнула ему Винга и выскочила за дверь. И уже снаружи до него доносились ее слова: – Господи, девочка помешалась! О, Боже!

«Помешалась на чем?» – подумала Тула, обороняясь от Хейке, который хотел вырвать у нее из рук флейту. Она кусала его, била, пинала ногами, отчаянно сжимая в руке свою флейту.

Но он – вместе с мандрагорой – был слишком силен. И ему удалось вырвать флейту из ее рук; Тула увидела, как он скорчил гримасу боли, потому что инструмент вдруг раскалился докрасна.

Внезапно стало совсем темно. Атмосфера еще более накалилась. Тула пыталась отобрать у него флейту, она шипела и рычала, но ей так и не удалось помешать Хейке бросить флейту в огонь, горящий в кафельной печи, и закрыть заслонку.

Раздался оглушительный треск, комната затряслась, так что висящие на стенах картины и подносы попадали вниз, покатились со своих мест другие предметы – и на миг все погрузилось в мертвую тишину.

Но только на миг. И тут они услышали, как снаружи налетел порыв ветра. Вой ветра был таким страшным, что Туле пришлось закрыть руками уши. Этот ветер, настоящий ураган, так дико завывал в трубе, словно весь дом должен был вот-вот взорваться, и тут заслонка в кафельной печи с треском распахнулась, оттуда вырвалось пламя и искры, флейта вместе с вихрем вылетела из печи и попала прямо в руки Тулы.

«Играй! – приказал ей звучавший в ней голос. – Играй!»

– Не играй! – крикнул ей Хейке и хотел подбежать к ней, но его отбросило назад. – Не играй, ты вызовешь его к жизни своей игрой, понимаешь ты это или нет?

Она хотела спросить, кого именно она вызовет к жизни, но сила внутри нее заставила ее поднести к губам опаленную флейту.

Она не успела извлечь ни одного звука, ее отбросило навзничь какой-то силой, и флейта выскользнула у нее из рук.

«Это Хейке? – растерянно подумала она. – Нет, такой силой он не обладал, его сила не могла сравниться с силой того, кто держал меня в своей власти».

И это было все, что она подумала, поскольку при падении ударилась обо что-то головой и на миг потеряла сознание.

Головокружение и внезапная боль прошли. Это длилось не более секунды, и она увидела, что Хейке тоже лежит на полу, делая попытку подняться.

Но все – все в этой комнате теперь было иным. Она внезапно наполнилась людьми.

Или… теми, кто когда-то были людьми?

Трудно было решить, что и как. Взгляд Тулы был все еще затуманенным от удара. Но темнота стала постепенно рассеиваться.

В полумраке толпилось множество фигур. И все они, будучи в боевой готовности, настороженно наблюдали за чем-то.

Она слышала странное, навевающее сон, тихое бормотанье.

Заклинания, более замысловатые, чем те, которые она сама когда-либо придумывала. А она еще гордилась своими достижениями!

Флейта! Где флейта?

Ее нигде не было видно. Стоящие фигуры загораживали от нее все.

Эти двое, стоящие прямо перед ней, спиной к ней…

Она узнала их одежды. Узнала черные волосы мужчины и золотисто-рыжие волосы женщины. Это они подходили к ней в лесу.

Какого черта им здесь было нужно?

Тула заметила, что по-прежнему находится под властью неизвестной ей силы. Все ее мысли и выражения стали грубыми и бесстыдными.

Перед Хейке возвышалась мощная, богатырская фигура. Одетая в черное, в длинной монашеской рясе с капюшоном. Лица не было видно, но под капюшоном светилась пара кошачьих глаз.

Было еще трое мужчин, таких же гротескных, как Хейке, двое из них читали заклинания на каком-то совершенно непонятном ей языке. И женщина, чей силуэт напоминал пелену тумана; одна ее рука была предостерегающе поднята над тем, к чему было приковано внимание всех и чего не могла видеть Тула. Она увидела также черноволосую красавицу с властным лицом. И женщину, тоже очень красивую, с ярко-рыжими вьющимися волосами. И других, но она не могла ясно различить их.

Гулко и монотонно звучали заклинания. И Тула слышала шипенье, напоминающее шипенье дикого кота, которое исходило от того, что было скрыто от нее.

Передвинувшись немного в сторону, она увидела…

Нет, не может быть…

Нет! Нет! – кричал в ней протестующий голос.

Нет!

Она не осмеливалась кричать вслух, чтобы не нарушить заклинания, и это стоило ей огромных усилий.

Она увидела нечто такое, что ей чуть не стало дурно от отвращения. Нечто настолько ужасное, что ей такое даже в голову не могло придти. Она закрыла руками лицо, но увиденное прочно отпечаталось в ее памяти. Какое-то низкорослое существо, не человек и не зверь, какой-то… монстр, не имеющий себе подобия. С окружавшей его аурой зла, напоминающей серую пыль, с длинными, плоскими ушами на уродливой макушке, с желтыми щелочками глаз, излучающих зло, с длинным, похожим на клюв, носом, опускающемся к шипящему, хищному рту с серым языком; его когтистые руки высовывались из-под ветхого плаща и судорожно сжимали ее флейту.

Значит, это и была та власть, которой она подчинялась и хотела во всем угодить?

И у Тулы вырвался долгий, воющий крик:

– Не-е-е-ет!

Один из трех гротескного вида мужчин сказал:

– Доминик! Виллему! Сделайте так, чтобы она замолчала!

– Хорошо, Тенгель.

Двое других мужчин продолжали произносить заклинания.

Но Тула сама уже замолчала. Она просто онемела. Доминик? И Виллему? И Тенгель Добрый? Но ведь они же давно умерли! Давным-давно!

Нет, нет, это просто…

Но если это так, она должна узнать и остальных. Это были «меченые» и избранные из рода Людей Льда. Вот эти двое мужчин, колдовавших и произносивших заклинания… Один из них должен быть Ульвхедином. Другой, внушающий страх и в то же время привлекательный демон, должен быть не кем иным, как Маром.

Господи, так что же здесь происходит?

Суль с черными локонами. Ингрид с огненно-рыжими волосами. А эта властная женщина из древних времен должно быть – Дида, о которой так часто упоминалось в книгах Людей Льда.

Как и все в роду, Тула знала их всех наперечет.

Среди них было двое молодых людей, один из них – совсем мальчик. Она решила, что это Никлас и Тронд. И еще среди них был один, который, судя по его виду, жил очень давно и имя которого не было известно живущим. А эта высокая фигура перед Хейке?

«Мой личный защитник», – однажды сказал он.

Странник во тьме!

Но ведь он появлялся всегда на юге. Неужели он пришел прямо оттуда?

И все они образовали единый фронт – против своего врага.

Когда истина, наконец, дошла до сознания Тулы, ей показалось, что сердце ее сейчас разорвется от скорби и отчаяния.

Тенгель Злой!

И это его она собиралась вызвать к жизни!

– Я не хочу больше играть! – говорила она со слезами на глазах стоящим возле нее точно на страже Доминику и Виллему.

Разъяренное шипенье послышалось оттуда, где лежало на полу уродливое существо, и флейта, со свистом пролетев по воздуху, ударила Тулу по лицу, после чего моментально прижалась к ее руке.

И тут она поняла, что Тенгель Злой, находящийся в комнате, был не живым существом, а только его духом, подобно тому, как он несколько раз появлялся в долине Людей Льда. Но если бы Тула сыграла на флейте всю мелодию целиком, он предстал бы перед ней в живом виде. Живой – и смертельно опасный!

Ему не хотелось воскресать в этой комнате. Скорее всего, он хотел пробудиться к жизни на юге, где была его могила, а потом отправиться на север, вырастая и набираясь сил, подчиняя себе весь мир. Ведь он пил из источника зла.

В голове ее звучали отдельные такты, они собирались в мелодию, дисгармоничную, режущую слух, но совершенно ясную. Он сам внушил ей эту мелодию.

В этой комнате слабой была только она, находящаяся в его власти, и она сама.

– Я не хочу… – жалобно повторила она, но флейта неумолимо прижималась к ее губам.

Доминик протянул руку, чтобы оторвать флейту от ее губ, но флейту невозможно было высвободить из ее пальцев.

Тенгель Злой оказался сильнее!

Подняв руку, Дида сказала:

– Map!

Map Таран-гай повысил голос, и она услышала короткое заклинание на неизвестном ей гортанном языке.

И в комнате показался еще один человек. Низкорослая девушка, хилая и тщедушная, с миндалевидными глазами и длинными блестящими волосами. Она подошла к Тенгелю Злому – и к своему удивлению Тула увидела, как чудовище перевернулось на спину, шипя и рыча.

Теперь он потерял контроль над Тулой, и Доминик тут же взял у нее флейту. Он протянул флейту Шире – а это была она. Именно ей однажды удалось взять воду из Источника Жизни. Полная противоположность Тенгелю Злому, единственное существо, которое внушало ему страх.

Не говоря ни слова, Шира улыбнулась злой фигуре, потом взяла маленькую фляжку и капнула из нее несколько капель на флейту.

И флейты не стало.

Шира подошла к Туле – и никогда та не видела более чистых и ясных глаз! Маленькая евразийка, дочь Венделя Грипа и внучка женщины-шаманки из Таран-гая, помахала слегка рукой перед глазами Тулы – и внезапно мелодия исчезла! Совершенно! Тула знала, что ей никогда больше не захочется вспоминать ее. И она почувствовала огромное физическое облегчение.

Обессилевшая, она опустилась на пол, скорбя о том, что именно она явилась причиной всего, что здесь произошло.

Крик разочарования и ярости звучал у нее в ушах, она пыталась сдержать его, но он просачивался через ее кости и тело, настолько он был пронзительным. Но постепенно он истончался и затихал, словно уходя куда-то вдаль.

Потом наступила тишина. Только резкая вонь, которую до этого Тула не замечала, все еще висела в воздухе. Эта вонь могла исходить только от Тенгеля Злого.

И долго еще она не могла оторвать ладони от ушей и открыть глаза.

В комнате было пусто. Она увидела лишь Хейке, обессилевшего и бледного. Повсюду валялись горшки и посуда, заслонка в печи была разбита вдребезги, на полу искрились тлеющие угольки, картины были сорваны с крючков.

Но схватка была закончена.

И они победили.

Тенгелю Злому пришлось вернуться на место своего вечного успокоения, чтобы снова ждать, когда появится флейтист, который сможет пробудить его к жизни.

Вот почему он разыскивал крысолова из Гамельна. Вот почему он ждал почти шестьсот лет.

Ждал кого?

Того, кто усыпил его. Это должен был быть какой-то флейтист. Но предания говорили, что крысолова он так никогда и не встретил. Этим человеком должен был быть кто-то другой.

Тот, кто никак не приходил.

Но вот в руки Тулы неожиданно попала заколдованная флейта. И тогда у него снова появилась надежда. Это он так торопил Тулу, подталкивал ее и подзадоривал.

И она добровольно подчинилась ему.

Обо всем этом говорила она с Хейке, когда они вместе наводили в кухне порядок. Вернулась Винга, совершенно потрясенная, понимая, что в маленьком домике Эрланда и Гуниллы происходили страшные вещи. Она тоже принялась наводить порядок, чинить поврежденные вещи. Принюхавшись, она сказала:

– Старый грязный боров!

Она была абсолютно права.

Тула ходила по кухне и ослабевшими руками подбирала дорогие ей предметы, многие из которых были сломаны. Раньше она почти не обращала на них внимания, но теперь ей было грустно оттого, что у чашки отвалилась ручка, что раскололась ваза для цветов. Так часто мама вытирала с них пыль, с любовью брала их в руки, а Тула по своему недомыслию называла это сентиментальностью – эту привязанность к неодушевленным вещам. Теперь же она поняла, как много могут значить вещи для человека.

Слезы были теперь неуместны. Тула чувствовала себя слишком возбужденной, слишком обессилевшей. Единственное, что она испытывала теперь, было раскаяние.

– Дорогие мои, – умоляла она. – Будьте так добры, не говорите об этом папе и маме! Этого я не перенесу!

Положив ей руку на плечо, Хейке сказал:

– Можешь быть уверена в том, что мы этого не сделаем.

– Да, и я возьму на себя вину за все то, что не удалось починить. Скажите им, что я уронила на пол поднос.

– Мы так и сделаем. Мы ведь знаем, что ты совершенно не виновата в том, что касается нашего страшного предка. Мы должны радоваться, что все так закончилось.

– Это я должна быть благодарна вам, – сказала она. – Я должна радоваться. Тула получила хороший урок! И, возможно, она его заслужила.