Глава тридцатая. Белая гробница

Уроки отменили, экзамены перенесли. Некоторые родители поспешили забрать детей из школы: двойняшки Патил уехали наутро после гибели Дамблдора; Захария Смита увёз надменный отец… А вот Шэймус Финниган наотрез отказался отправиться домой и громко спорил с матерью в вестибюле, пока не добился разрешения остаться на похороны. По словам Шэймуса, миссис Финниган было очень непросто устроиться на ночлег в Хогсмиде: в деревню продолжали прибывать многочисленные колдуны и ведьмы, желавшие проститься с Дамблдором.

Поздним вечером накануне похорон с неба стремительно спустился светло-голубой экипаж размером с дом, запряжённый дюжиной гигантских крылатых паломино. Это вызвало некоторое оживление среди студентов младших курсов, которым прежде не доводилось видеть ничего подобного. Гарри наблюдал из окна, как экипаж приземлился на границе Запретного леса; по ступенькам кареты сошла красивая смуглая женщина гигантского роста и упала в объятия ожидавшего её Хагрида…

Тем временем делегация Министерства магии, возглавляемая самим Министром, расположилась в замке на ночлег. Гарри старательно избегал любых встреч с чиновниками, поскольку был уверен, что рано или поздно его вновь начнут расспрашивать о последнем путешествии Дамблдора…

Всё это время Гарри, Рон, Эрмиона и Джинни проводили вместе. Казалось, прекрасная погода издевалась над ними; Гарри представлял, как бы замечательно всё могло сложиться, будь Дамблдор жив. Учебный год подходил к концу, позади остались бы усталость от избытка домашней работы и экзамены Джинни… как чудесно друзья проводили бы эти дни! И час за часом Гарри откладывал на потом то, что ему следовало сделать… сказать. Откладывал потому, что ему было слишком горько лишиться последнего источника утешения.

Дважды в день друзья навещали больничное крыло: Невилла уже выписали, но Билл до сих пор находился под опекой мадам Помфрей. Его шрамы выглядели ничуть не лучше; по правде говоря, внешне старший брат Рона теперь весьма напоминал профессора Хмури, хотя, к счастью, оба глаза и ноги были при нём. Характер Билла, однако, остался прежним. Пока единственной переменой явилось лишь внезапное пристрастие к бифштексам с кровью.

— …и поэтому ему повезло, что он женится на мне, — радостно заявила Флёр, взбивая подушки Билла, — ведь бррьитанцы вечно перрежарривьают мясо, я всегда говоррила.

— Видимо, мне всё-таки придётся смириться с их женитьбой, — вздохнула Джинни, сидя вместе с Гарри, Роном и Эрмионой перед открытым окном гриффиндорской гостиной и задумчиво глядя на сумеречные окрестности замка.

— Не такая уж она и плохая, — брякнул Гарри, но заметив, что брови Джинни поползли вверх, поспешно добавил: — Правда, уродина ещё та…

Джинни невольно прыснула.

— Что ж, думаю, если мама может её выносить, то и я смогу.

Эрмиона была поглощена чтением «Вечернего пророка».

— Никого из знакомых не убили? — подчёркнуто обыденным тоном поинтересовался Рон.

Девушка поморщилась и сложила газету:

— Нет, — ответила она с ноткой укоризны. — По-прежнему ведутся поиски Снэйпа, но никаких следов…

— Кто бы сомневался! — перебил Гарри, взрывавшийся всякий раз, когда разговоры касались данной темы. — Снэйпа не обнаружат до тех пор, пока не найдут Волдеморта, а если учесть, что за всё это время им не удалось…

Джинни зевнула:

— Пожалуй, я пойду. Толком не спала с тех пор, как… ну… в общем, выспаться не помешает.

Она поцеловала Гарри (Рон демонстративно отвернулся), помахала рукой остальным и ушла в спальню девочек.

Едва за ней закрылась дверь, Эрмиона повернулась к Гарри с таким знакомым, характерным выражением лица:

— Послушай… Я кое-что выяснила сегодня утром, в библиотеке…

— Про Р. А. Б.? — встрепенулся юноша.

Сейчас он не ощущал былого возбуждения, любопытства, нетерпения, жажды разгадать тайну… просто сознавал, что необходимо узнать правду о настоящем хоркруксе перед тем, как сделать следующий шаг по таинственной и извилистой дороге, расстилавшейся перед ним, по пути, на который они с Дамблдором ступили вместе, и который — Гарри теперь знал — придётся пройти в одиночку.

Существуют ещё четыре хоркрукса, и каждый необходимо найти и уничтожить, только тогда появится шанс убить Волдеморта. Юноша всё время твердил про себя: «медальон, чаша, змея… какая-то реликвия, принадлежавшая Гриффиндору или Рэйвенкло… медальон, чаша, змея… реликвия Гриффиндора или Рэйвенкло…» — словно от повторения названий предметы могли стать достижимыми…

Эта мантра, казалось, пульсировала в сознании даже по ночам — и во сне он никак не мог дотянуться до мелькающих чаш, медальонов, таинственных реликвий… Дамблдор пытался помочь — протягивал верёвочную лестницу, но стоило ступить на неё, и лестница оборачивалась клубком змей…

Наутро после смерти Дамблдора Гарри показал Эрмионе записку из медальона. Он надеялся, подруга сразу же вспомнит о каком-нибудь полузабытом колдуне с такими инициалами, но увы. Однако с тех пор Эрмиона наведывалась в библиотеку гораздо чаще, чем требовалось ученику, не обременённому домашней работой.

— Нет, — с грустью ответила девушка. — Я старалась, Гарри, но ничего не нашла… есть, правда, двое довольно известных колдунов с такими инициалами: Розалинда Антигона Бангс и Руперт «Алебардист» Брукстантон… но вряд ли они нам подходят. Судя по тексту записки, неизвестный, похитивший хоркрукс, знал Волдеморта. Но я не смогла найти ни малейшего намёка, что Бангс или Алебардист имели какое-то отношение к Tёмному лорду… Нет. Моя новость — про… гм… в общем, про Снэйпа.

Судя по виду Эрмионы, имя далось ей нелегко.

— Ну? — резко спросил Гарри, снова откидываясь в кресле. — И?

— В общем оказалось, я была недалека от истины с Принцем-полукровкой, — нерешительно произнесла девушка.

— Послушай, тебе действительно необходимо сыпать соль на рану? Сама подумай, каково мне сейчас об этом слышать?

— Нет! Нет, Гарри, я совсем другое имела в виду! — поспешно возразила Эрмиона. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не подслушивает, она продолжила:

— Просто я оказалась права — эта книга когда-то принадлежала Эйлин Принц… Матери Снэйпа!

— То-то я подумал, что красотой она не блистала, — заметил Рон.

Эрмиона пропустила комментарий мимо ушей.

— Я тут листала старые подшивки Пророка и наткнулась на короткое объявление о свадьбе Эйлин Принц и Тобиаса Снэйпа, а позже — о том, что у неё родился…

— …убийца! — выпалил Гарри.

— В общем… да. Поэтому в чём-то я была права. Понимаешь, Снэйп, видимо, гордился тем, что он — наполовину Принц. А Тобиас Снэйп — маггл, об этом написано в Пророке.

— Да, всё совпадает! — озарило Гарри. — Он всячески выпячивал свою «чистокровную половину», чтобы стать своим для Люция Малфоя и остальных… Отец-маггл и чистокровная мать, как и у Волдеморта… Оба стыдились своего происхождения, пытались внушить другим страх с помощью Тёмных искусств, взяли новые звучные имена… Лорд Волдеморт — Принц-полукровка… Ну почему, почему Дамблдор не обратил на это внимания, как же он мог?!!

Гарри замолчал и посмотрел в окно. Он всё никак не мог перестать думать о непростительной доверчивости Дамблдора… Но ведь, как невольно напомнила Эрмиона, он и сам точно так же попался! Рукописные заклинания на полях учебника становились с каждой страницей всё более жестокими, однако он отказывался плохо думать о Принце, который был столь умён и так ему помог…

Так ему… ПОМОГ! Теперь эта мысль казалась почти невыносимой…

— Всё равно не понимаю, почему Снэйп не сдал тебя, почему не уличил в использовании своего учебника, — развёл руками Рон. — Он-то всяко был в курсе, откуда взялись твои знания.

— Он ЗНАЛ, — с горечью отозвался Гарри. — Он понял, когда я воспользовался Рассекатумом. Тут и мыслечтения не требовалось… вполне возможно, он догадался ещё раньше, когда Хорохорн рассказывал о моих достижениях в Алхимии… эх, и зачем только Снэйп оставил свой старый учебник в том чулане!

— Но почему он всё-таки не выдал тебя?

— Думаю, не хотел, чтобы его хоть как-то связывали с этой книгой, — предположила Эрмиона. — Дамблдор вряд ли пришёл бы в восторг если б узнал. И даже притворись Снэйп, что учебник не его, Хорохорн обязательно распознал бы почерк бывшего студента. В любом случае, книга хранилась именно в классе алхимии, а Дамблдор — я уверена — знал, что фамилия матери Снэйпа — Принц.

— Я должен был показать учебник Дамблдору, — сокрушался Гарри. — Дамблдор всё это время демонстрировал мне, каким чудовищем Волдеморт был ещё в школе, а я, идиот, держал в руках доказательство, что Снэйп — такой же…

— Чудовище — сильное выражение, — тихо произнесла Эрмиона.

— Сама же твердила, что эта книга опасна!

— Я пытаюсь сказать, Гарри, что ты слишком строго себя судишь. Конечно, чувство юмора у Принца весьма гаденькое — это резало глаз, но мне бы и в голову не пришло, будто он способен на убийство…

— Никто из нас не смог бы предположить, что Снэйп… в общем, ты понимаешь, — сконфуженно добавил Рон.

Друзья замолчали. Каждый размышлял о своём, но Гарри был уверен, что остальные — как и он — думали о завтрашнем дне, утром которого им предстояло навсегда проститься с Дамблдором. Гарри ни разу раньше не приходилось присутствовать на похоронах: Сириуса хоронить не пришлось… Юноша не знал, чего ожидать, и немного волновался, думая о том, что ему предстоит увидеть, и как он это воспримет.

Гарри задавался вопросом: станет ли для него смерть Дамблдора более реальной после похорон? Да, бывали минуты, когда юношу захлёстывало отчаяние от осознания ужасной правды; но были и периоды эмоциональной пустоты, когда — несмотря на незатихающие пересуды в замке — всё равно с трудом верилось, что Дамблдора больше нет.

Правда, надо признать, теперь Гарри не пытался ухватиться за воображаемую соломинку, как после гибели Сириуса, не искал в отчаянии какой-то невероятной возможности, с помощью которой Дамблдору удалось бы вернуться…

Юноша нащупал в кармане холодную цепочку фальшивого хоркрукса. Теперь Гарри всегда носил этот медальон с собой, — не талисманом, но напоминанием о великой плате, отданной за него.

На следующий день он встал рано, чтобы успеть упаковать вещи: Хогвартс-экспресс отправлялся через час после похорон. Гарри спустился к завтраку. В Большом зале стояла непривычная тишина, казалось, никто из присутствующих не проголодался… Студенты и преподаватели были одеты в парадные мантии.

Троноподобное кресло директора за учительским столом профессор Мак-Гонагалл оставила незанятым. Кресло Хагрида тоже пустовало; Гарри решил, что лесничий, вероятно, просто не в силах смотреть на еду. Однако на месте Снэйпа уже бесцеремонно угнездился Руфус Скримджер. Желтоватые глаза министра шарили по залу, и Гарри попытался избежать этого взгляда: у юноши возникло неприятное ощущение, что Скримджер высматривает именно его. В министерской свите Гарри разглядел рыжую шевелюру и роговые очки Перси Висли. Рон не подавал вида, будто заметил присутствие брата, и лишь с необычной жестокостью кромсал копчёного лосося.

За столом Слитерина перешёптывались Крабб и Гойл. В отсутствие долговязого бледного Малфоя, обычно сидевшего между ними и отдававшего приказы, они, несмотря на свои устрашающие размеры, выглядели как-то сиротливо.

Сейчас Гарри почти не думал о Малфое, вся его ненависть сосредоточилась на Снэйпе. Однако… юноша не забыл ни страха, звучавшего в голосе слитеринца там, на Башне, ни того, что Драко опустил волшебную палочку перед тем, как подоспели другие Пожиратели смерти… Гарри не верилось, что Малфой смог бы убить Дамблдора. Да, гриффиндорец по-прежнему презирал Драко за помешательство на Тёмных искусствах, но сейчас эта неприязнь смешивалась с крошечной толикой жалости. Гарри задавался вопросом, где же Малфой теперь и что Волдеморт заставляет его делать под страхом убийства родителей?

Но тут Джинни слегка подтолкнула Гарри локтём, и тот отвлёкся от своих мыслей. Профессор Мак-Гонагалл встала, и грустный гул разговоров в Зале немедленно затих.

— Пора. Прошу вас, следуйте за деканами ваших факультетов. Гриффиндорцы, за мной.

Все безмолвно поднялись из-за столов. Во главе слитеринцев Гарри разглядел Хорохорна, облачённого в роскошную изумрудно-зелёную мантию, расшитую серебром. Юноша никогда ещё не видел профессора Росток, декана Хаффлпаффа, одетой настолько аккуратно, в шляпе без единой заплатки… В вестибюле студентам встретилась мадам Пинс, до колен задрапированная в чёрную вуаль. Библиотекаря сопровождал благоухавший нафталином Филч в ветхом чёрном костюме и при галстуке.

Оказавшись на каменных ступенях парадного входа, Гарри увидел, что процессия направлялась к озеру. Ласковое солнце согревало лица гриффиндорцев, шагавших за профессором Мак-Гонагалл туда, где сотни пока ещё пустых стульев были развёрнуты к мраморному постаменту, возвышавшемуся в конце центрального прохода.

Стоял прекрасный летний день.

Половину мест уже занимали самые разные люди: старые и молодые, оборванные и элегантно одетые. Большинство из них было незнакомо Гарри; но кое-кого, включая членов Ордена Феникса, он узнал: Кингсли Кандалболта, Дикоглаза Хмури, мистера и миссис Висли, Билла — его поддерживала Флёр. За ними, облачённые в чёрные куртки из драконьей кожи, следовали Фред и Джордж. Рем Лупин и Тонкс (чьи волосы чудесным образом вновь обрели ярко-розовый цвет), кажется, держались за руки… Ещё Гарри разглядел мадам Максим, в одиночку занимавшую два с половиной стула, хозяина «Дырявого Котла» Тома, свою соседку-сквиба Арабеллу Фигг, косматого бас-гитариста из ансамбля «Вещие Сестрички» и Эрни Бомбардира, водителя «Ночного Рыцаря»… Присутствовали здесь и мадам Малкин, владелица магазина одежды на Диагон-аллее, и люди, с которыми Гарри едва был знаком: бармен из «Свиной Башки» и ведьма, катавшая тележку с обедами в Хогварс-экспрессе.

Школьные привидения тоже пришли. Еле различимые при ярком солнечном свете, они слабо мерцали в воздухе и становились заметными, лишь когда двигались.

Гарри, Рон, Эрмиона и Джинни заняли места в конце ряда у самого озера. Пенье птиц заглушало тихий, как шелест ветра в траве, шёпот людей…

Толпа продолжала расти. При взгляде на Луну, помогавшую Невиллу устроиться на стуле, на душе у Гарри потеплело. Только эти двое из всей ДА откликнулись на призыв Эрмионы в ночь гибели Дамблдора… Гарри понимал, почему: они больше других скучали по занятиям и, вероятно, постоянно проверяли свои монеты в надежде, что очередной сбор всё-таки состоится…

С несчастным выражением лица, вертя в руках зелёную шляпу-котелок, мимо прошёл Корнелий Фадж… Затем Гарри разглядел Риту Москиту. От вида блокнота, зажатого в её руке с красными когтями, его обуяла ярость, которая дошла до предела в момент появления Долорес Хамбридж, с неубедительным выражением печали на жабьей физиономии и чёрным бархатным бантиком на кудряшках стального цвета. Заметив Флоренца, безмолвным стражем стоявшего у кромки воды, бывшая инквизиторша шарахнулась в сторону и, развив небывалую прыть, устремилась к самому дальнему от кентавра ряду…

Последними заняли места преподаватели. Угрюмый министр магии с достоинством восседал в первом ряду рядом с профессором Мак-Гонагалл. Гарри задумался, действительно ли Скримджер или кто-либо из присутствовавших важных персон сожалели, что Дамблдора больше нет… но внезапно послышалась странная, нечеловеческая музыка, и, позабыв о неприязни к министерству, юноша заозирался. И не только он: многие, сидевшие рядом, тоже настороженно осматривались.

— Там! — шепнула на ухо Джинни.

И Гарри увидел… в нескольких дюймах от поверхности прозрачной, зелёной, пронизанной солнечным светом воды… русалов, хором певших на диковинном, непонятном языке; по бледным лицам пробегала рябь, фиолетовые волосы клубились в воде. Гарри в первый миг едва не принял их за инфери… От звуков этих голосов волосы на голове встали дыбом. Но песня не внушала ужаса: она говорила о горе и утрате. Глядя вниз, на исступлённые лица певцов, юноша почувствовал, что русалы, по крайней мере, искренне сожалеют о смерти Дамблдора.

Потом Джинни снова подтолкнула Гарри, и он оглянулся.

По проходу медленно шёл Хагрид с мокрым от слёз лицом. Беззвучно рыдая, он прижимал к груди, как сразу понял Гарри, тело Дамблдора, завёрнутое в фиолетовый бархат с сияющими золотыми звёздами… На мгновение горло пронзила острая боль: жуткая музыка и сознание того, что мёртвый Дамблдор так близко, казалось, унесли тепло летнего дня. Рон сидел с побелевшим от горя лицом; Джинни и Эрмиона захлёбывались слезами.

Разглядеть происходившее впереди оказалось нелегко. Должно быть, Хагрид положил тело на постамент и теперь брёл по проходу, сморкаясь так громко и трубно, что некоторые, включая Долорес Хамбридж, возмущённо оборачивались… Но Гарри знал, что Дамблдору было бы всё равно. Когда Хагрид проходил мимо, юноша помахал ему, но глаза несчастного опухли от слёз, и казалось удивительным, что он вообще видел, куда идти. Оглянувшись, Гарри обнаружил ориентир лесничего: в последнем ряду возвышался Гроуп, в куртке и штанах размерами с полковые палатки. Он кротко, как-то очень по-человечески, склонил безобразную, огромную, как валун, голову. Когда Хагрид сел рядом, Гроуп дружески хлопнул его по голове, да так сильно, что ножки стула ушли в землю. Гарри чуть было не рассмеялся… Но тут музыка затихла, и он снова стал наблюдать за происходящим впереди.

Маленький лохматый человек в неказистой чёрной мантии подошёл к постаменту. Гарри не мог расслышать, что именно говорил оратор: поверх сотен голов доносились лишь обрывки речи, ничего не значащие слова… «благородство души»… «интеллектуальный вклад»… «величие сердца»… Фразы имели мало общего с тем Дамблдором, которого знал Гарри. Внезапно юноша вспомнил о пристрастии директора к смешным словечкам вроде «простофиля», «прищепка», «баю-бай», и вновь пришлось сдержать улыбку… да что же это с ним происходит?

Слева послышался тихий всплеск: русалы выглянули на поверхность и тоже внимали. Гарри вспомнил, как два года назад неподалёку от этого места Дамблдор сидел на корточках у кромки озера и говорил по-русалочьи с предводительницей морского народа. Где же Дамблдор научился русалочьему языку? О стольком Гарри не спросил, столького не рассказал сам…

И внезапно нахлынуло осознание ужасной правды, на этот раз окончательно и бесповоротно. Дамблдор мёртв, его больше нет… Гарри крепко, до боли, сжал в ладони холодный медальон, но всё равно не смог удержать горячий поток слёз; он отвернулся от Джинни и перевёл взгляд на озеро, и дальше, на лес, а маленький человечек в чёрном всё бормотал…

Какое-то движение среди деревьев… Это кентавры явились отдать последние почести Дамблдору. Они не вышли из леса, но Гарри заметил едва видимые в тени зарослей фигуры. Вооружённые луками, кентавры неподвижно стояли и наблюдали за церемонией. И Гарри вспомнился первый, жуткий, как страшный сон, поход в лес… первое столкновение с Волдемортом в его тогдашнем обличии и последовавший разговор с директором о борьбе и поражении… Дамблдор сказал тогда, что главное — не сдаваться и продолжать борьбу, и только так можно отсрочить наступления зла снова и снова, хотя полностью уничтожить его не удастся…

И сейчас, в лучах яркого летнего солнца, Гарри вдруг ясно увидел тех, кто любил и заботился о нём… Один за другим перед мысленным взором вставали мама, папа, крёстный и, наконец, Дамблдор… люди, исполненные решимости защитить Гарри…

Только теперь всё это в прошлом. Он больше никому не позволит встать между собой и Волдемортом. Чувство абсолютной защищённости в объятиях родителей — всего лишь иллюзия. С ней следовало распрощаться ещё в годовалом возрасте. От этого кошмара невозможно пробудиться; отныне никто не утешит Гарри, прошептав в темноте, что всё хорошо, он в безопасности, а этот ужас лишь плод воображения. Ушёл из жизни последний, самый могущественный защитник, и теперь Гарри стал более одинок, чем когда-либо прежде.

Наконец человечек в чёрном закончил вещать и вернулся на своё место. Гарри ожидал, что поднимется кто-нибудь другой, возможно — министр, что последуют другие речи… но никто не встал.

Кто-то вскрикнул: вокруг постамента взметнулось яркое, белое пламя. Оно поднималось всё выше и выше, заслоняя тело… Клубы белого дыма причудливо свивались в небе. На мгновение Гарри показалось, что он увидел гордого феникса, улетавшего в синеву, и сердце юноши замерло… но в следующий момент пламя исчезло. Теперь на месте погребального костра возвышалась белая мраморная гробница, укрывшая постамент с телом Дамблдора.

Вновь послышались испуганные возгласы: в воздухе ливнем просвистели стрелы. Но все они упали вдали от толпы, и Гарри понял: это был прощальный салют кентавров, которые тут же растворились в тени деревьев. Вслед за ними пропали из виду русалы, медленно погрузившись в зелёные воды…

Гарри посмотрел на своих друзей. Лицо Рона искажала гримаса, словно его слепил солнечный свет, лицо Эрмионы было мокрым от слёз… но Джинни больше не плакала. Она встретила взгляд Гарри таким же твёрдым, горящим взглядом, как перед первым объятием — после победы Гриффиндора в квиддитчном первенстве… И Гарри почувствовал, что в этот момент они полностью понимают друг друга, и когда он скажет то, что собирался, Джинни не воскликнет: «Будь осторожен!» — или — «Не надо, не делай этого». Она примет его решение, потому что меньшего не ждёт. И Гарри наконец собрался с духом сказать то, что должен был сказать сразу же после смерти Дамблдора.

— Джинни, послушай… — начал он очень тихо; люди вокруг стали подниматься, нарастал гул разговоров. — Мне нельзя быть с тобой. Мы не должны больше встречаться. Нам нельзя быть вместе.

— Это ведь по какой-то глупой, благородной причине? — она как-то неестественно, горько улыбнулась.

— Последние несколько недель с тобой… они будто из чьей-то другой жизни. Но я не могу… нам нельзя… То, что мне предстоит, я должен совершить один.

Джинни не плакала, просто смотрела на Гарри.

— Волдеморт использует слабости своих врагов, их близких. Однажды он уже использовал тебя — сестру моего лучшего друга — как приманку… Пойми, ты будешь в ещё большей опасности, если наши отношения продолжатся. Он узнает о нас, он догадается. И сделает всё, чтобы добраться до меня — через тебя…

— А если мне всё равно?! — в отчаянии воскликнула Джинни.

— Зато мне — не всё равно, — покачал головой Гарри. — Подумай, что бы я чувствовал, если бы сейчас хоронили тебя?.. По моей вине…

Девушка отвела взгляд.

— Знаешь… я никогда не теряла надежды, что мы будем вместе, — почти прошептала она. — Честно. Я всегда верила в это… Эрмиона посоветовала встряхнуться, встречаться с другими ребятами и не комплексовать так в твоём присутствии… Помнишь ведь, каждый раз, когда ты входил в комнату, я теряла дар речи? Она считала, что ты обратишь на меня внимание, если я стану вести себя ну… как обычно.

— Ох уж эта Эрмиона… Кладезь премудрости, — Гарри попытался улыбнуться. — Об одном жалею… почему я так сглупил, почему мы не начали встречаться раньше. Месяцы, даже годы назад… мы потеряли столько времени!

— Но ты был слишком занят спасением волшебного мира, — Джинни полусмеялась, полуплакала. — Что ж, я не очень удивлена. Я знала, что в конце концов это произойдёт, знала: ты не будешь счастлив, пока не выследишь Волдеморта. Наверное, именно поэтому ты мне так дорог…

Слушать дальше было невыносимо. Гарри чувствовал — если он останется рядом с Джинни, то сдастся… Юноша видел, как Рон обнимал плакавшую у него на плече Эрмиону, гладил её волосы, с его длинного носа капали слёзы… Горестно махнув рукой, Гарри встал и, оставив за спиной Джинни и гробницу Дамблдора, зашагал вдоль берега. Ему было куда легче двигаться, чем сидеть неподвижно. И, наверное, отправиться поскорее на поиски хоркруксов и схватку с Волдемортом будет легче, чем ждать и собираться с силами…

— Гарри!

Юноша обернулся. К нему, опираясь на посох, торопливо ковылял Руфус Скримджер.

— Не возражаешь, если я немного пройдусь с тобой? Я надеялся, мы сможем поговорить…

— Не возражаю, — равнодушно бросил Гарри и пошёл дальше.

— Гарри, то, что произошло, — ужасная трагедия, — тихо начал министр. — Не могу передать, насколько меня потрясло это известие… Дамблдор был величайшим волшебником. Как тебе известно, в некоторых вопросах мы с ним расходились, но никто не может понять лучше, чем я…

— Что вам нужно? — без обиняков спросил Гарри.

На лице Скримджера мелькнуло раздражение, но, как и раньше, министр сразу же напустил на себя грустно-понимающий вид.

— Конечно же, ты в шоке, — кивнул он. — Вы с Дамблдором были очень близки, я знаю. Из всех его учеников, думаю, ты был самым любимым. И ваша дружба…

— Что вам нужно? — повторил Гарри, останавливаясь.

Министр тоже остановился. Опираясь на посох, он буравил взглядом несговорчивого собеседника.

— Ходят слухи, будто ты сопровождал директора в ночь перед гибелью.

— Слухи? Откуда? — равнодушно спросил Гарри под пронизывающим взглядом министра.

— После смерти Дамблдора кто-то оглушил Пожирателя смерти на Башне. Кроме того, там обнаружили две метлы. В Министерстве, знаешь ли, работают неглупые люди.

— Рад слышать. Но где мы были и что делали — касается только меня. Дамблдор не хотел, чтобы это стало достоянием общественности.

— Разумеется, такая верность делает тебе честь, — Скримджер с трудом сдерживал раздражение. — Но Дамблдор мёртв, Гарри. Его больше нет.

— В этой школе его не будет только тогда, когда в ней не останется верных ему людей, — неожиданно для самого себя улыбнулся Гарри.

— Но, дорогой мой мальчик… даже Дамблдор не может вернуться из…

— Я и не говорю, что может. Вы не поймёте. Больше мне нечего вам сказать.

Мгновение министр колебался, а затем тактично — как он, видимо, полагал — заметил:

— Знаешь, Гарри, Министерство готово обеспечить тебе какую угодно защиту. Я с удовольствием предоставлю в твоё распоряжение несколько ауроров…

Гарри рассмеялся.

— Волдеморт хочет убить меня. Лично. И ауроры его не остановят. Так что спасибо за заботу, но — не стоит.

— Итак, — теперь уже с прохладцей осведомился Скримджер, — моё предложение, о котором мы говорили на Рождество…

— Какое предложение? Ах, да… чтобы я поведал миру, как замечательно вы работаете, в обмен на…

— … чтобы дать людям надежду! — поспешно вставил министр.

Несколько мгновений Гарри молча смотрел на него.

— Стэн Шанпайк уже на свободе?

Лицо Скримджера стало отвратительного бордового оттенка, живо напомнив Гарри о дяде Верноне.

— Ты, я вижу…

— …целиком и полностью человек Дамблдора, — закончил Гарри. — Именно так.

Ещё мгновение Скримджер испепелял собеседника взглядом, затем повернулся и, не сказав ни слова, захромал прочь.

Гарри отметил, что ожидавшие министра Перси и другие члены делегации с опаской косились на плачущего Хагрида и Гроупа рядом с ним.

Навстречу Скримджеру шагали Рон и Эрмиона: они спешили к Гарри. Юноша повернулся и медленно побрёл дальше, ожидая, пока друзья его нагонят… Ребята остановились возле того самого бука, в тени которого сиживали в более счастливые времена.

— Скримджер… что ему понадобилось? — прошептала Эрмиона.

— То же, что в Рождество, — пожал плечами Гарри. — Информация о Дамблдоре и моё согласие изображать символ эффективной работы Министерства.

Несколько мгновений Рон боролся с собой, наконец, не выдержал и громко воззвал к Эрмионе:

— Слушай, давай я вернусь и набью Перси морду!

— Нет, — твёрдо ответила девушка, удерживая его за руку.

— Но мне станет гораздо легче!

Гарри засмеялся. Даже Эрмиона слегка улыбнулась, однако улыбка её исчезла, стоило взглянуть на замок.

— А если мы сюда никогда не вернёмся… — прошептала она. — Мне невыносима эта мысль… Закрыть Хогвартс — уму непостижимо!..

— Может, и не закроют ещё, — отозвался Рон. — Что здесь, что дома — теперь везде одинаково опасно. Пожалуй, в Хогвартсе чуть безопаснее, тут ведь куча волшебников для защиты замка… А ты как думаешь, Гарри?

— Даже если Хогвартс снова откроют, я не вернусь.

Рон, разинув рот, уставился на друга, а Эрмиона с грустью кивнула:

— Я так и знала. Но что же ты будешь делать?

— Ненадолго загляну к Дёсли, — равнодушно ответил Гарри. — В последний раз — этого хотел Дамблдор. А потом навсегда с ними распрощаюсь.

— Но куда ты отправишься, если не пойдёшь в школу?

— Скорее всего, в Годрикову Лощину, — пробормотал Гарри. Эта мысль не покидала его с той ночи, когда погиб Дамблдор. — Ведь для меня всё началось именно там. И я чувствую, что должен побывать на могилах родителей.

— А потом? — спросил Рон.

— Потом я должен разыскать остальные хоркруксы, — Гарри не сводил глаз с отражения белой гробницы в озере. — Этого хотел Дамблдор, потому-то и рассказал мне о них. Если он прав, в чём я уверен, существуют ещё четыре… Найду их и уничтожу, а потом настанет очередь седьмой части души Волдеморта, той, которая до сих пор у него в теле. И я убью его! А если на моём пути встретится Северус Снэйп — тем хуже для него…

Повисло долгое молчание…

Теперь толпа почти рассеялась, отставшие старались как можно дальше обходить огромную фигуру великана. Гроуп по-прежнему обнимал Хагрида, чьи рыдания всё ещё отзывались эхом через озеро…

— Мы — с тобой, — заявил Рон.

— Что?!

— Поедем к твоим дяде и тёте. И будем с тобой, куда бы ты ни собрался.

— Нет! — поспешно возразил Гарри: ещё чего не хватало! Неужели они не понимают, что в такое опасное путешествие он должен отправиться один!

— Однажды ты сказал, что у нас есть время передумать, если захотим, — спокойно произнесла Эрмиона. — Так вот, у нас было достаточно времени.

— Мы будем рядом, что бы ни случилось, — заключил Рон. — Но перед тем как ты, приятель, куда-либо отправишься — хоть в ту же Годрикову Лощину — обязательно загляни ко мне домой.

— Зачем?

— Неужели ты забыл? А свадьба Билла и Флёр?

Гарри потрясённо смотрел на друга: мысль о том, что в мире по-прежнему происходят нормальные вещи, вроде свадеб, казалась невероятной и — чудесной.

— Да, этого пропустить нельзя, — наконец кивнул Гарри.

Он машинально сжал в руке фальшивый хоркрукс. Несмотря на всё случившееся, на расстилавшийся перед ним извилистый путь, на последнюю битву с Волдемортом, которая — Гарри знал — рано или поздно состоится — через месяц, год или десять лет, сердце юноши радостно забилось при мысли, что есть ещё один день, последний мирный день, который можно разделить с Роном и Эрмионой.

КОНЕЦ