Глава двадцать четвёртая. Рассекатум

Утром на Колдовстве усталый, но довольный ночным похождением Гарри, наложив Приглушио на сидящих поблизости учеников, всё рассказал Рону и Эрмионе. Захваченные его рассказом, друзья радовались за него, восхищались ловкостью, с которой он заполучил схороненное воспоминание, и испытали настоящий ужас, когда услышали о хоркруксах Волдеморта, о стремлении Дамблдора их найти и обещании взять Гарри с собой, если директору это удастся.

— Круто! — воскликнул Рон, едва Гарри замолчал. Он вяло помахивал направленной в потолок палочкой, не обращая ни малейшего внимания на то, что делает. — Круто! Ты отправишься вместе с Дамблдором… и попробуешь уничтожить… Круто!

— Рон, из-за тебя на нас снег падает, — снисходительно заметила Эрмиона, хватая друга за руку и отводя его палочку от потолка, откуда и впрямь спускались крупные белые хлопья. Гарри заметил, как сидящая за соседним столом Лаванда Браун уставилась на Эрмиону покрасневшими глазами, и та немедленно выпустила руку Рона.

— Ой, и правда, — пробормотал Рон, удивлённо глянув себе на плечи. — Прости… похоже, будто всех нас одолела жуткая перхоть…

И он стряхнул наколдованный снег с плеча Эрмионы. Лаванда разрыдалась. Рон с виноватым видом повернулся к ней спиной.

— Мы расстались, — пробормотал он Гарри уголком рта. — Вчера вечером, когда она увидела, что я выхожу из спальни с Эрмионой. Тебя она, понятное дело, не заметила и подумала, что мы вдвоём.

— А-а, — понимающе протянул Гарри. — Так… ты не жалеешь, что между вами всё кончено?

— Нет, — признался Рон. — Вообще-то, было довольно скверно, пока она вопила, но, по крайней мере, мне не пришлось заводить разговор самому.

— Трусишка, — вставила Эрмиона, хотя и слепому было видно, как она довольна. — Ну, вчерашний вечер вообще оказался на редкость пагубным для романтики. Джинни с Дином тоже расстались, Гарри.

Эрмиона посмотрела на Гарри так, будто догадывалась, что при этих словах его сердце пустилось в пляс. С каменным выражением лица и самым безразличным тоном, на какой только был способен, Гарри поинтересовался:

— Из-за чего?

— О, из-за какой-то ерунды… Джинни упрекнула Дина, что он всегда помогает ей пролезть через портретный ход, как будто она сама не может… А, вообще-то, они уже давно не ладили.

Гарри глянул в другой конец классной комнаты на Дина. Тот выглядел несчастным.

— Конечно, теперь тебе придётся сделать выбор, верно? — продолжала Эрмиона.

— Ты о чём? — насторожился Гарри.

— О квиддитчной команде, — пояснила девушка. — Раз Джинни с Дином не разговаривают…

— А-а-а…

— Флитвик, — предупредил Рон. К ним вприпрыжку двигался маленький учитель Колдовства, а из всей троицы пока только Эрмиона сумела превратить уксус в вино. Её стеклянная колба была полна тёмно-красной жидкости, тогда как ёмкости Гарри и Рона всё ещё щеголяли тёмно-коричневым содержимым.

— Так-так, мальчики, — укоризненно пропищал профессор Флитвик. — Меньше слов, больше дела… Покажите-ка мне, что у вас получается…

Они одновременно подняли палочки, направили их на свои колбы и сосредоточились изо всех сил. У Гарри уксус превратился в ледышку, а колба Рона взорвалась.

— Н-да… Домашнее задание — потренироваться , — резюмировал профессор Флитвик, выбираясь из-под стола и стряхивая осколки со шляпы.

После Колдовства у всех троих было «окно», и они вернулись в гостиную. Рон находился явно в приподнятом настроении из-за разрыва с Лавандой, Эрмиона тоже светилась, хотя, когда Гарри спросил, отчего она улыбается, девушка ответила: «Да просто чудный денёк». Ни один из них, казалось, не замечал, что в голове у Гарри бушует жестокая битва:

«Джинни—сестра Рона ».

«Но она бросила Дина!»

«Всё равно, она—сестра Рона».

«А я — его лучший друг!»

«Тем хуже».

«Если я сначала скажу ему…»

«Он тебе врежет».

«А если мне наплевать?»

«Так он же—твой лучший друг!»

Занятый душевными терзаниями Гарри и не заметил, как они пробрались через портретный ход в солнечную гостиную, и теперь рассеянно смотрел на стоящую тесным кружком маленькую группу семиклассников. И только когда Эрмиона воскликнула: «Кэти! Ты вернулась! Как себя чувствуешь?» — Гарри осознал, что перед ним — выздоровевшая Кэти Белл в окружении ликующих друзей.

— Преотлично! — счастливо ответила она. — Меня выписали из святого Мунго в понедельник, я побыла пару дней дома с родителями, а этим утром вернулась в школу. Линн только что рассказала мне о матче с Мак-Лаганом, Гарри…

— Да ну его, — отмахнулся Гарри, — теперь, раз вернулась ты и поправился Рон, у нас неплохие шансы сделать Рэйвенкло. А это значит, что мы всё ещё можем выиграть Кубок. Слушай, Кэти…

Ему необходимо было задать ей этот вопрос прямо сейчас, немедленно — любопытство даже ненадолго отвлекло его мысли от Джинни. Друзья Кэти как раз начали собирать вещи — очевидно, они спешили на Преобразование, — и Гарри, понизив голос, спросил:

— …то ожерелье… Ты можешь вспомнить, кто тебе его дал?

— Нет, — Кэти с сожалением помотала головой. — Все меня спрашивали, но я понятия не имею. Последнее, что помню, — как вошла в дамский туалет в «Трёх мётлах».

— Но ты точно вошла в туалет? — подключилась Эрмиона.

— Ну, я помню, что открыла дверь, — уточнила Кэти, — так что, думаю, кто бы ни наложил на меня Империус , он стоял за ней. Потом у меня провал в памяти до того, как я недели две назад очнулась в святом Мунго. Ладно, мне пора бежать, а то Мак-Гонагалл накажет и не посмотрит, что я сегодня первый день…

Она подхватила сумку, книги и отправилась догонять своих друзей. Гарри, Рон и Эрмиона остались одни и присели за стол у окна.

— Выходит, ожерелье Кэти точно дала девочка или женщина, — начала Эрмиона, — раз она была в дамском туалете.

— Или кто-то, похожий на девочку или женщину, — уточнил Гарри. — Не забывай про котёл с Многосущным зельем. Мы знаем, что часть зелья украли… — и перед его мысленным взором замаршировали краббы и гойлы в девчачьем обличье. — Думаю, надо ещё глотнуть Феликса и попробовать с Пожелай-комнатой…

— Пустая трата зелья, — категорически объявила Эрмиона, доставая из сумки «Записки заклинателя». — Удача не может сделать за тебя всё, Гарри. С Хорохорном ведь как было? Убедить его ты мог в любое время, требовалось лишь удачное стечение обстоятельств. А вот чтобы обойти мощное заклинание, одной удачи недостаточно. Не трать остатки зелья понапрасну! Тебе как никогда понадобится удача, если Дамблдор возьмёт тебя с собой… — шёпотом добавила она.

— Разве нельзя сварить ещё? — спросил Рон у Гарри, пропустив слова Эрмионы мимо ушей. — Было бы круто иметь запасец… глянь-ка в книгу…

Гарри вынул свою «Продвинутую алхимию» из сумки и поискал статью про Феликс Фелицис.

— Н-да, непростое зелье, — пришёл он к выводу, просмотрев список компонентов. — Нужно целых шесть месяцев, чтоб оно настоялось.

— Вот так всегда, — буркнул Рон.

Гарри собирался уже засунуть книгу обратно, как вдруг заметил загнутый угол страницы, расправил его и прочёл: «Рассекатум — для врагов». Он заприметил это заклятье ещё несколько недель назад, но до сих пор не узнал, как оно действует (главным образом потому, что не хотел проверять при Эрмионе). Теперь он решил испробовать его на Мак-Лагане, если тот подвернётся под руку.

Единственным человеком, который не особо обрадовался возвращению Кэти Белл в школу, оказался Дин Томас: ведь больше не нужно было играть за неё в нападении. Он хорошо держался, когда Гарри сказал ему об этом, — просто хмыкнул и пожал плечами. Но, уходя, Гарри отчётливо слышал, как Дин и Шэймус недовольно перешёптываются.

Ещё никогда за всё время капитанства Гарри команда не тренировалась с таким энтузиазмом. Уход Мак-Лагана воодушевил ребят ничуть не меньше, чем возвращение Кэти, поэтому летали они великолепно.

Джинни вовсе не выглядела расстроенной из-за разрыва с Дином. Напротив, она была душой и сердцем команды: передразнивала Рона — как он тревожно мечется перед кольцами, когда к нему подлетает кваффл; изображала кричащего на Мак-Лагана Гарри — до того, как его сбили с метлы. Гарри, хохотавший вместе со всеми, был рад лишний раз посмотреть на Джинни. И ему не раз попадало от бладжеров на тренировках, потому что следил он вовсе не за происходящим на поле.

Внутри Гарри всё ещё шла битва: Джинни или Рон? Иногда он думал, что порвавший с Лавандой друг не станет особо возражать, если Гарри пригласит Джинни на свидание, но затем вспоминал реакцию Рона, когда тот увидел, как она целует Дина. Да Рон сочтёт его предателем, осмелься Гарри всего лишь взять его сестру за руку…

Однако, сколько бы его ни грызла совесть, Гарри ничего не мог с собой поделать. Возвращаясь вместе с Джинни с тренировок, разговаривая с ней и веселясь, он постоянно ловил себя на мысли, как бы застать девушку одну. Идеальным вариантом стала бы вечеринка у Хорохорна, потому что Рона там не будет. Но, похоже, профессор забросил свою затею. Пару раз Гарри подумывал уже попросить помощи у Эрмионы, но сомневался, что сможет выдержать её самодовольный вид. «Уж я-то знаю!» — говорило её лицо всякий раз, стоило ей заметить, как он смотрит на Джинни или смеётся над её шутками. И вдобавок юношу терзало беспокойство, что если он не решится сейчас, наверняка скоро кто-нибудь другой пригласит Джинни. В одном они с Роном были совершенно солидарны: Джинни пользовалась слишком уж большой популярностью среди мальчишек.

В общем, искушение ещё раз глотнуть Феликс Фелицис становилось сильнее с каждым днём, поскольку это был тот самый случай, когда жизненно необходимо, как выразилась Эрмиона, «удачное стечение обстоятельств». Сумасшедшие майские дни ускользали один за другим, а Рон постоянно околачивался рядом. Гарри уже почти молился, чтобы приятель в один прекрасный день решил: ничто на свете не принесёт ему большего счастья, чем взаимная любовь его сестры и лучшего друга, — и чтобы он наконец-то оставил их наедине дольше, чем на пару секунд. Но до финального квиддитчного матча об этом можно было лишь мечтать: Рон то и дело порывался обсудить с Гарри тактику предстоящей игры, ни о чём другом он и думать не мог.

В своей одержимости Рон был не одинок — лихорадка перед матчем Гриффиндор-Рэйвенкло охватила всю школу: от игры зависел результат чемпионата. Если Гриффиндор победит с перевесом более трёхсот очков (высокая планка, и всё же команда сейчас была на пике формы), то они выиграют первенство. Если перевес будет меньше трёхсот — займут второе место. Если продуют сто очков, то будут третьими после Хаффлпаффа, ну а если больше ста — окажутся в самом хвосте. И никто, понимал Гарри, никто и никогда не даст ему забыть, что он был тем самым капитаном, который привёл Гриффиндор на последнее место в таблице, впервые за двести лет.

Канун решающего матча прошёл, как и полагается: в коридорах ученики конкурирующих колледжей старались запугать команду противника; вслед игрокам скандировали обидные кричалки. Сами же члены команд или расхаживали туда-сюда, наслаждаясь вниманием, или каждую перемену, мучимые тошнотой, бегали в туалет. Каким-то образом результат игры в сознании Гарри крепко связался с успехом или неудачей в его планах относительно Джинни. Его не покидало чувство, что если они выиграют с перевесом более трёхсот очков, общее ликование и шумная вечеринка после матча могут оказаться ничуть не хуже глотка Феликс Фелицис.

Но даже за всеми нынешними заботами Гарри не покидал мучавший его вопрос: что нужно Малфою в Пожелай-комнате? Он по-прежнему проверял Карту Мародёров, и поскольку Малфоя на ней частенько не оказывалось, знал, что тот, как и раньше, проводит в комнате много времени. Гарри уже потерял надежду проникнуть туда, но оказавшись рядом, каждый раз снова пытался подобрать ключик. Однако, какими бы словами он ни высказывал свою просьбу, дверь в стене не появлялась.

За несколько дней до матча с Рэйвенкло Гарри в одиночестве спускался из гостиной на обед: Рон скрылся в ближайшем туалете — его в который раз тошнило, а Эрмиона умчалась к профессору Вектор — поговорить об ошибке, которую она, вроде бы, сделала в последней работе по Гаданиям по числам. Скорее просто по привычке Гарри направился окольным путём через коридор восьмого этажа, сверяясь по дороге с Картой Мародёров. Не заметив Малфоя на карте, он предположил, что тот опять в Пожелай-комнате, но потом обнаружил точку, обозначающую Драко, в туалете для мальчиков этажом ниже. Он находился там в компании не с Краббом или Гойлом, а с Мрачной Миртл.

Гарри так и шёл, не спуская глаз с этой невероятной пары, пока не врезался в доспехи. Оглушительный грохот вывел его из задумчивости. Покуда на шум не явился Филч, Гарри бросился вниз по мраморной лестнице и прямо по коридору. Добежав до туалета, он прижался ухом к двери, но ничего не услышал. Тогда юноша тихонько приоткрыл дверь.

Драко Малфой стоял спиной к двери, склонив белокурую голову и опершись руками о раковину.

— Не надо, — напевала Мрачная Миртл из соседней кабинки. — Не надо. Скажи мне, что случилось… я могу тебе помочь…

— Никто не может мне помочь, — простонал Малфой. Его трясло. — Я не могу это сделать… не могу… ничего не помогает… А если я вскоре не сделаю… он говорит, что убьёт меня…

Малфой плакал, плакал по-настоящему. Это так потрясло Гарри, что он буквально прикипел к полу. Слёзы струились по бледному лицу слитеринца и капали в грязную раковину. Малфой всхлипнул, дёрнулся, случайно взглянул в потемневшее зеркало и увидел стоящего в дверях Гарри.

Слитеринец резко обернулся, вынимая палочку. Не задумываясь, Гарри выхватил свою. Проклятье пролетело в нескольких дюймах от гриффиндорца и разбило лампу на стене. Гарри отпрянул и, взмахнув палочкой, мысленно выпалил«Левикорпус!» , но Малфой отразил заклинание и вновь вскинул палочку…

— Нет! Нет! Перестаньте! — завопила Мрачная Миртл, и эхо заметалось по выложенной плиткой комнате. — Перестаньте! Перестаньте!

За спиной Гарри с громким хлопком взорвалось мусорное ведро. В ответ юноша запустил заклятием Ватных ног, но оно срикошетило от стены за самым ухом Малфоя и разбило бачок под Мрачной Миртл, отчего та громко взвизгнула. Хлынула вода, Гарри поскользнулся, а Малфой с перекошенным лицом выкрикнул:

— Терза …

— Рассекатум! — проревел Гарри с пола и яростно взмахнул палочкой.

Словно невидимый меч рассёк лицо и грудь Малфоя, струями хлынула кровь. Слитеринец пошатнулся и со всплеском рухнул на залитый водой пол. Палочка выпала из его обмякшей руки.

— Нет… — выдохнул Гарри.

Поскальзываясь и шатаясь, он поднялся и кинулся к Малфою — лицо его теперь было ярко-красным от крови, а бледные руки лихорадочно зажимали раны на груди.

— Нет… я не…

Гарри не понимал, что говорит. Он упал на колени возле Малфоя, который бился в луже собственной крови. Мрачная Миртл душераздирающе заголосила:

— УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ! УБИЙСТВО!

Позади Гарри со стуком распахнулась дверь, он испуганно оглянулся — в комнату ворвался мертвенно-бледный Снэйп. Грубо оттолкнув гриффиндорца в сторону, он опустился на колени перед Малфоем, достал палочку и провёл ею вдоль глубоких ран, оставленных проклятьем. Заклинание профессора звучало почти как песня. И, похоже, крови стало меньше. Снэйп вытер её остатки с лица Малфоя и повторил заклинание. Теперь начали затягиваться раны.

Гарри, в ужасе от содеянного, не отводил взгляда, едва ли осознавая, что он тоже весь мокрый и в крови. Сверху беспрестанно рыдала и причитала Мрачная Миртл. Проговорив контрзаклинание в третий раз, Снэйп помог Малфою подняться на ноги.

— Вам нужно в больничное крыло. Могут остаться шрамы, но если немедленно принять ясенец, этого можно избежать. Идёмте.

Он проводил Малфоя через комнату, обернулся в дверях и с холодной яростью распорядился:

— А вы, Поттер, ждите меня здесь.

Гарри и не подумал ослушаться. Он медленно поднялся, шатаясь, и посмотрел вниз на мокрый пол — в луже воды плавали пятна крови, похожие на тёмно-красные цветы. У него не было сил даже приказать Мрачной Миртл замолчать. И она, войдя во вкус, продолжала вопить и заливаться слезами.

Снэйп вернулся через десять минут. Он вошёл в туалет и закрыл за собой дверь.

— Вон отсюда, — велел он Миртл, и та нырнула в унитаз.

Воцарилась леденящая душу тишина.

— Я не хотел, — вырвалось у Гарри. Его голос отозвался эхом в холодной, сырой комнате. — Я не знал, что делает это заклинание.

— Очевидно, я недооценил вас, Поттер, — зловеще процедил Снэйп. — Кто бы мог подумать, что вы знакомы с таким Тёмным волшебством? Кто научил вас этому заклинанию?

— Я где-то читал о нём.

— Где?

— Это была… библиотечная книга, — судорожно придумывал Гарри. — Я не помню точно, как она назы…

— Ложь, — перебил Снэйп. У Гарри пересохло во рту. Он знал, что собирается сделать Снэйп, а у Гарри никогда не получалось противостоять этому…

Комната, казалось, померкла у него перед глазами. Он изо всех сил пытался скрыть мысли, но, несмотря на все старания, учебник «Продвинутой алхимии» Принца-полукровки маячил в его сознании.

А затем зрение вернулось, и он снова очутился посреди разрушенной туалетной комнаты напротив Снэйпа. Он заглянул в чёрные глаза, безумно надеясь, что профессор не увидел то, чего Гарри так опасался, но…

— Принесите мне рюкзак, — тихо сказал Снэйп, — и все учебники. Все до одного. Принесите их сюда. Сейчас же!

Возражать было бессмысленно. Гарри немедленно развернулся и выскочил из туалета. Оказавшись в коридоре, он бросился бежать к гриффиндорской башне. Большинство учеников шли в обратную сторону. Они удивлённо оглядывались на него, мокрого и окровавленного, но он мчался мимо, не отвечая на летевшие вдогонку вопросы.

Гарри был ошеломлён до глубины души, словно домашний ручной котёнок вдруг превратился в дикого разъярённого тигра. Как мог Принц записать в свою книгу такое заклинание? И что случится, когда Снэйп её увидит? Расскажет Хорохорну (в животе у юноши похолодело), почему весь год у Гарри такие успехи в Алхимии? Или заберёт и уничтожит книгу, которая столь многому научила Гарри… книгу, которая стала своего рода наставником и другом? Гарри не мог позволить… просто не мог…

— Где тебя носи…? Почему ты такой мокрый?.. Это что,кровь? — наверху лестницы стоял Рон и изумлённо глядел на Гарри.

— Мне нужна твоя книга, — задыхаясь, выговорил Гарри. — Твоя «Алхимия». Быстрее… давай сюда…

— А как же Принц-полу…

— Потом расскажу!

Рон вынул «Продвинутую алхимию» из сумки и протянул другу. Гарри со всех ног кинулся мимо него в гостиную. Там он схватил рюкзак и, не обращая внимания на поражённые взгляды нескольких человек, уже вернувшихся с обеда, бросился назад через портретный ход и понёсся прочь по коридору восьмого этажа.

Он затормозил у гобелена с танцующими троллями, закрыл глаза и дальше пошёл медленнее.

«Мне нужно место, чтобы спрятать книгу… Мне нужно место, чтобы спрятать книгу… Мне нужно место, чтобы спрятать книгу… »

Три раза он прошагал туда и обратно вдоль голой стены. А когда открыл глаза, вход в Пожелай-комнату, наконец-то, показался. Гарри распахнул дверь, заскочил вовнутрь и захлопнул её за собой.

Несмотря на спешку, панику и ужас перед тем, что ожидает его в туалете, Гарри не мог не испытать благоговейный страх перед открывшимся ему зрелищем, и у него перехватило дыхание. Он стоял в комнате размером с большой собор, сквозь высокие окна наклонно падали лучи света. Они освещали подобие города, высокие стены которого были сложены, как догадался Гарри, из всего, что спрятали здесь обитатели Хогвартса. Дорожки и аллеи пролегали между грудами поломанной и исковерканной мебели, убранной сюда, скорее всего, затем, чтобы скрыть результаты неудачного волшебства, а может, притащенной бережливыми домовыми. К потолку уходили штабеля тысяч и тысяч книг, без сомнения, запрещённых, изрисованных или украденных. Здесь же стояли крылатые катапульты, и над горами прочих незаконных вещиц вяло парили несколько клыкастых фрисби, в которых ещё теплилось волшебство. Кучи треснувших бутылок с засохшими зельями, шляпы, драгоценности, плащи; нечто, смахивающее на скорлупу драконьих яиц, закупоренные бутылки, содержимое которых всё ещё зловеще мерцало, несколько ржавых мечей и тяжёлый, заляпанный кровью топор.

Гарри поспешно направился по одной из множества дорожек между грудами утаённых сокровищ. За огромным чучелом тролля он свернул направо, немного пробежался, свернул налево у сломанного исчезающего шкафа, куда в прошлом году засунули Монтага, и, наконец, остановился около большого буфета, на который, похоже, плеснули кислотой, поскольку его поверхность пошла пузырями. Гарри открыл одну из скрипучих дверец. Буфет однажды уже использовали как потайное место: на полке стояла клетка, но тварь в ней давно издохла, остался только пятиногий скелет. Гарри сунул книгу Принца-полукровки за клетку и захлопнул дверцу. Он задержался на секунду — сердце жутко стучало — и огляделся… Как потом отыскать книгу среди этого барахла? Вытащив расколотый бюст уродливого старикашки из ближайшей корзины, он водрузил его на буфет, где теперь была спрятана книга, напялил на голову статуи старый пыльный парик и потускневшую диадему, чтобы сделать место более заметным. И пулей полетел обратно к двери по дорожкам среди забытого хлама, выскочил в коридор и закрыл за собой дверь. Та тут же снова обернулась каменной стеной.

Гарри со всей скоростью, на какую был способен, побежал к туалету этажом ниже, засовывая по дороге «Продвинутую алхимию» Рона в свой рюкзак. Минуту спустя, тяжело дыша и чувствуя жгучую боль в груди, он снова стоял перед Снэйпом. Профессор молча протянул руку. Юноша отдал рюкзак и стал ждать.

Одну за другой Снэйп вынимал книги и рассматривал их. Наконец осталась только «Алхимия», которую он просмотрел очень тщательно и заговорил:

— Это ваша «Продвинутая Алхимия» — так, Поттер?

— Да, — ответил Гарри, всё ещё с трудом дыша.

— Вы в этом совершенно уверены, Поттер?

— Да, — подтвердил Гарри чуть твёрже.

— Тот ли это учебник «Продвинутой алхимии», что вы купили в «Завитках и Кляксах»?

— Да, — твёрдо заявил Гарри.

— Тогда почему тут на обороте обложки написано «Рунил Визлиб»?

Сердце Гарри, казалось, замерло на секунду.

— Это моё прозвище, — ответил он.

— Ваше прозвище? — повторил Снэйп.

— Ну… так меня друзья называют, — пояснил Гарри.

— Я знаю, что такое прозвище, — пронизывающие чёрные глаза Снэйпа снова остановились на Гарри.

Юноша старался не встречаться с ним взглядом. «Закрой мысли… закрой мысли… » Он ведь так этому и не научился…

— Вы знаете, что я думаю, Поттер? — очень тихо продолжил Снэйп. — Я думаю, что вы — лгун и обманщик и заслуживаете наказания. У меня. Каждую субботу. До конца семестра. Что скажете, Поттер?

— Я… я не согласен, сэр, — ответил Гарри, всё ещё избегая взгляда Снэйпа.

— Ну что же, посмотрим, как вы заговорите, когда отработаете своё наказание, — проговорил Снэйп. — Утром в субботу, Поттер. В десять часов. В моём кабинете.

— Но сэр! — отчаялся Гарри. — Квиддитч… финальный матч сезо…

— В десять часов, — прошептал Снэйп с улыбкой, обнажившей его жёлтые зубы. — Несчастный Гриффиндор… Боюсь, четвёртое место в этом году…

И, не проронив больше ни слова, он покинул туалет, оставив Гарри перед треснувшим зеркалом в таком паршивом состоянии, какое Рону, верно, ещё никогда не приходилось испытывать.

— Даже не стану говорить «я ведь предупреждала», — высказалась Эрмиона час спустя в гостиной.

— Брось, Эрмиона, — сердито оборвал Рон.

Гарри так и не пообедал. Есть ему совсем не хотелось. Он только что закончил рассказывать Рону, Эрмионе и Джинни о случившемся, хотя особой нужды в этом не было. Новость и без того молниеносно разнеслась по школе: очевидно, Мрачная Миртл решила взять дело в свои руки и побывала во всех туалетах замка; в больничном крыле Малфоя навестила Панси Паркинсон, после чего, не теряя времени, всем и каждому дала понять, какого она мнения о Поттере; Снэйп ввёл в курс дела учителей. Гарри вызвали из гостиной, и ему пришлось выдержать пятнадцать очень неприятных минут в обществе профессора Мак-Гонагалл. По её словам, юноше повезло, что его не исключили из школы, и она искренне поддерживает в качестве наказания отработку у Снэйпа каждую субботу до конца семестра.

— Говорила же тебе: что-то не так с этим Принцем, — продолжала Эрмиона, не в силах совладать с собой. — И я оказалась права, согласен?

— Нет, не согласен, — упрямо ответил Гарри.

Ему и без её лекций было плохо. Когда он сообщил своей команде, что не сможет играть в субботу, ребята поглядели на него так, что худшего наказания нельзя было и придумать. Теперь он чувствовал на себе взгляд Джинни, но старался не смотреть на неё. Гарри боялся увидеть гнев и разочарование на её лице. Он просто сказал, что она будет ловцом в субботу и что Дин снова в команде и играет вместо неё нападающим. Возможно, если они победят, Джинни и Дин помирятся на фоне общего ликования… эта мысль ледяным ножом резанула Гарри по сердцу.

— Гарри, — не унималась Эрмиона, — ну как ты можешь заступаться за эту книгу, раз там такое заклинание?..

— Да перестанешь ты цепляться к книге? — вспылил Гарри. — Принц всего лишь скопировал заклятье, а не советовал использовать его! Всё, что нам известно — он просто делал заметки о заклятьях.

— Не верю я в это, — возразила Эрмиона. — Ты хочешь оправдать…

— Я не оправдываю то, что сделал! — быстро возразил Гарри. — Как бы мне хотелось, чтобы всё вышло иначе! И не только из-за дюжины наказаний. Ты же знаешь, я бы никогда не использовал подобное заклятье, даже на Малфое! Но ты не можешь обвинять Принца, он ведь не написал: «Попробуй, это классно». Он делал примечания для себя, а не для кого-то другого…

— Ты хочешь сказать, — начала Эрмиона, — что собираешься вернуться и…

— …и забрать книгу? Да, — с нажимом ответил Гарри. — Слушай, без Принца я никогда не выиграл бы Феликс Фелицис. Я никогда не догадался бы, как спасти Рона от яда, я бы никогда не…

— …заработал репутацию гения Алхимии, которой ты не заслуживаешь, — мстительно вставила подруга.

— Ну что ты заладила, Эрмиона! — вступилась Джинни. Гарри настолько поразило её вмешательство, и он был так благодарен за это, что взглянул на девушку. — Как я поняла, Малфой собирался наложить Непрощаемое проклятье. Ты должна радоваться, что у Гарри оказалось кое-что в запасе!

— Конечно же, я рада, что он не пострадал! — обиделась Эрмиона. — Но ты ведь не будешь утверждать, что Рассекатум — хорошее заклинание, Джинни? Смотри, чем оно обернулось! И, я думаю, после того, как из-за него ваши шансы выиграть в матче…

— Ой, только не делай вид, словно разбираешься в квиддитче! — перебила Джинни. — Только сама себя перемудришь.

Гарри и Рон уставились на них: девушки, всегда очень хорошо ладившие, теперь скрестили руки на груди и отвернулись друг от друга. Рон нервно глянул на приятеля, затем раскрыл первую попавшуюся книгу и спрятался за ней. А Гарри вдруг ощутил невероятную радость, хотя и знал, что не заслужил права на неё.

Остаток вечера прошёл в полном молчании.

Радость капитана была недолговечной. Следующий день принёс кучу колкостей от слитеринцев и гневный ропот гриффиндорцев — они совсем отчаялись, когда их лучший ловец лишил себя возможности играть в финальном матче сезона. К утру субботы, чего бы он там ни наговорил Эрмионе, Гарри с удовольствием обменял бы весь Феликс Фелицис в мире на возможность выйти на квиддитчное поле вместе с Роном, Джинни и остальными. Школьники с флажками и значками, в шляпах и шарфах цветов своих команд спешили к выходу. И до чего же невыносимо было удаляться от них, спускаясь по каменным ступеням в подземелье, и слушать, как где-то наверху затихает гомон толпы. Гарри знал, что внизу не услышит ни комментатора, ни возгласов болельщиков — ничего.

— А, Поттер, — сказал Снэйп, когда юноша постучал и вошёл в до боли знакомый кабинет — профессор по-прежнему занимал его, хотя преподавал теперь несколькими этажами выше. Там, как обычно, царил полумрак, и все стены были заставлены склянками с отвратительными дохлыми тварями в разноцветных зельях. На столе, за которым, как догадался Гарри, ему предстояло сидеть, зловеще возвышалась груда покрытых паутиной коробок. От них исходила аура утомительной, трудной и бессмысленной работы.

— Мистер Филч искал кого-нибудь, чтобы разобрать эти старые дела, — неторопливо начал Снэйп. — Это записи о таких же, как вы, нарушителях правил Хогвартса и об их наказаниях. Ваша задача — переписать преступления и наказания с выцветших или погрызенных мышами карточек, а потом заменить их в коробках. Удостоверьтесь, чтобы они лежали в алфавитном порядке. И никакого колдовства.

— Хорошо, профессор , — ответил Гарри, вложив максимум презрения в последние три слога.

— Я полагаю, вы можете начинать, — Снэйп нехорошо улыбнулся. — Коробки с тысяча двенадцатой по тысяча пятьдесят шестую. Вы встретите там некоторые знакомые имена. Они должны добавить интереса вашей работе. Вот, взгляните-ка… — он картинно выудил запись из верхней коробки и прочёл: — «Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны за наложение незаконного заклятья на Бертрама Обри. Голова Обри увеличилась вдвое. Двойное наказание », — потом презрительно усмехнулся. — Какое это, должно быть, утешение: знать, что, хотя их больше нет, записи о великих достижениях остались…

Знакомое жгучее чувство гнева заклокотало в Гарри. Прикусив язык, чтобы не сорваться, он уселся за стол перед коробками и придвинул к себе одну.

Работа оказалась, как и ожидал Гарри, бесполезной и скучной. Кроме того — на что, без сомнения, и рассчитывал Снэйп, — всякий раз, когда Гарри встречал имя своего отца или Сириуса, внутри у него всё сжималось. Обычно их имена упоминались вместе в различных мелких нарушениях, иногда — в компании с Рэмом Лупином и Питером Петтигрю.

И всё время, пока юноша переписывал разнообразные проступки и наказания, он не переставал гадать, что же происходит снаружи, где уже должен был начаться матч… Джинни играет ловцом против Чоу…

Гарри то и дело косился на большие настенные часы. Казалось, те идут вдвое медленнее, чем обычно. Наверное, Снэйп заколдовал их, чтобы они еле шевелились. Не может быть, чтобы он провёл тут всего полчаса… час… полтора часа…

Когда часы показали половину первого, в животе у Гарри начало урчать. Снэйп, который не произнёс ни слова после того, как дал задание, в десять минут второго наконец-то обратил на юношу внимание.

— Я думаю, достаточно, — холодно произнёс он. — Отметьте место, где вы остановились. Продолжите в десять часов в следующую субботу.

— Да, сэр.

Гарри наугад сунул согнутую карточку в коробку и выскочил за дверь, пока Снэйп не передумал. Юноша мчался по каменным ступеням, напряжённо прислушиваясь к звукам с квиддитчного поля, но всё было тихо. Значит, матч уже закончился…

Он замешкался перед входом в переполненный Большой зал, но затем побежал по мраморной лестнице. Выиграл Гриффиндор или проиграл, команда обычно праздновала победу или переживала поражение в гостиной.

— Ну, как там дела[9]? — осторожно спросил он у Толстушки, пытаясь разведать, что ожидает его за портретом.

По выражению её лица невозможно было что-либо понять. Она ответила:

— Сам увидишь, — и открылась.

Гостиная за портретом взорвалась праздничным рёвом. Гарри потерял дар речи, когда гриффиндорцы, завидев его, дружно закричали, и несколько рук потащили его в комнату.

— Мы победили! — вопил невесть откуда взявшийся Рон, размахивая серебряным Кубком. — Мы победили! Четыреста пятьдесят — сто сорок! Мы победили!

Гарри огляделся. К нему бежала Джинни. Не сводя с него сияющего взгляда, она обвила юношу руками. И как-то само собой, не раздумывая и не беспокоясь, что на них смотрят пятьдесят человек, Гарри её поцеловал.

После нескольких долгих мгновений… или сладких часов… или даже ярких солнечных дней… они отстранились друг от друга. В комнате стало очень тихо. Затем кто-то присвистнул, послышалось нервное хихиканье. Гарри посмотрел поверх головы Джинни и заметил, что Дин Томас сжимает в руке лопнувший бокал, Ромильда Вэйн, кажется, готова запустить в него чем-нибудь увесистым, а глаза Эрмионы сияют. Но Гарри искал Рона. Наконец он нашёл его — друг всё ещё сжимал Кубок, а выражение лица у него было таким, точно его огрели битой по башке. Долю секунды они смотрели друг на друга, а затем Рон кивнул, словно говоря: «Ну, надо — так надо».

Зверь внутри Гарри испустил победный рык, юноша улыбнулся Джинни и молча кивнул в сторону портретного хода. Их ждала долгая прогулка, и, может быть, они даже обсудят матч, если у них найдётся время.