Глава двадцать вторая. После похорон

Над башнями замка, в просветах между облаками, начали появляться кусочки голубого неба. Однако эти признаки приближения лета не радовали Гарри. Ему до сих пор не удалось узнать, чем занимается Малфой. Попытки поговорить с Хорохорном, убедить его поделиться воспоминанием, которое тот скрывал, кажется, уже не один десяток лет, тоже ни к чему не привели.

— Забудь ты наконец про Малфоя! — твёрдо сказала Эрмиона.

После обеда троица расположилась в солнечном уголке внутреннего дворика. Рон и Эрмиона вцепились в министерские листовки «Типичные ошибки при телепортации и их предупреждение» — через пару часов им предстоял экзамен. Пока что листочки успокоиться не помогали: когда из-за угла показалась девушка, Рон вздрогнул и попытался спрятаться за Эрмионой.

— Это не Лаванда, — устало произнесла она.

— Вот и здорово, — с облегчением отозвался Рон.

— Гарри Поттер? — спросила девушка. — Меня попросили передать…

— Спасибо…

Сердце Гарри ухнуло вниз, когда он взял у неё маленький свиток пергамента. Не успела девушка отойти, как он выпалил:

— Дамблдор ведь сказал, что занятий не будет, пока я не получу воспоминание!

— Может, он хочет узнать, чего ты добился? — предположила Эрмиона, пока Гарри разворачивал записку. Но вместо узкого, наклонного почерка Дамблдора он обнаружил неопрятные каракули, которые едва можно было разобрать из-за множества клякс.

— Ну и как тебе это? — спросил Гарри, протянув записку Эрмионе.

Быстро проглядев её, она не смогла удержаться:

— Боже ты мой!

Эрмиона передала записку Рону. Тот читал, не веря своим глазам.

— Нет, Хагрид просто ненормальный, — возмутился он. — Эта тварь разрешила своему выводку сожрать меня и Гарри! Угощайтесь, типа! А теперь он хочет, чтобы мы пришли порыдать над его жутким волосатым трупом!

— Мало того, — добавила Эрмиона, — Хагрид просит нас выйти из замка ночью, хотя знает, что охрану усилили в миллион раз, и у нас будет куча неприятностей, если нас поймают…

— Но мы ведь уже ходили к нему по вечерам, — возразил Гарри.

— Да, но тогда всё было по-другому! — не унималась Эрмиона. — Мы здорово рисковали ради Хагрида, но тут-то… Арагога ведь уже не вернуть. Вот если б нужно было его спасти…

— …тогда бы я тем более не пошёл, — решительно заявил Рон. — Эрмиона, ты его не видела. Поверь, смерть ему только на пользу.

Гарри забрал записку у Рона и уставился на чернильные кляксы, покрывавшие её. Похоже, пергамент заливали ручьи слёз.

— Не вздумай туда идти, — предупредила Эрмиона. — Не хватало ещё заработать взыскание по такому нелепому поводу.

Гарри вздохнул:

— Да, знаю. Наверное, придётся Хагриду хоронить Арагога без нас.

— Придётся, — успокоилась Эрмиона. — Слушай, поскольку мы все сдаём экзамены, на Алхимии сегодня днём почти никого не будет… Попытайся уболтать Хорохорна!

— Думаешь, на пятьдесят седьмой раз мне повезёт? — едко поинтересовался Гарри.

— Повезёт!.. — эхом отозвался Рон. — Гарри, точно! Надо, чтобы тебе повезло!

— Ты о чём?

— Выпей зелье удачи — чтобы наверняка повезло!

— Рон, это… именно то, что надо! — ошеломлённо воскликнула Эрмиона. — Ну разумеется! И почему я об этом не подумала?!

Гарри уставился на них.

— Феликс Фелицис? — повторил он. — Ну не знаю… Я его вроде как попридержать хотел…

— Для чего? — удивился Рон.

— Что может быть важнее этого воспоминания? — поразилась Эрмиона.

Гарри не ответил. Образ маленького золотого флакончика с некоторых пор будоражил его воображение. Смутные и неопределённые планы, в которых Джинни ссорилась с Дином, а Рон был рад видеть её с новым парнем, зрели в глубинах его сознания, проявляясь лишь в мечтах или дрёме между сном и явью…

— Гарри? Ты где витаешь? — спросила Эрмиона.

— А? Нигде, — отозвался он, приходя в себя. — Ну что… ладно. Если не получится уговорить Хорохорна днём, выпью Феликс Фелицис и попытаюсь ещё раз вечером.

— Договорились, — подхватила Эрмиона, встала и грациозно повернулась на каблуках, повторяя: — Сознание… Стремление… Сосредоточение…

— Ой, прекрати, — взмолился Рон. — Меня уже и так тошнит… быстро, спрячь меня!

— Это не Лаванда! — раздражённо сказала Эрмиона, когда во внутреннем дворе появились ещё две девушки, и Рон снова нырнул ей за спину.

— Класс! — Рон, на всякий случай проверяя, выглянул из-за плеча Эрмионы. — Что-то выглядят они не очень…

— Это сёстры Монтгомери. Конечно, они выглядят не очень — после того, что случилось с их младшим братом. Ты разве не слышал? — спросила Эрмиона.

— Честно говоря, я уже не разбираюсь, что с чьей роднёй происходит.

— На их брата напал оборотень. Говорят, мать отказалась помогать Пожирателям смерти. Мальчику было всего пять, и его не смогли спасти, умер в святом Мунго.

— Умер? — Гарри был потрясён. — Но ведь оборотни не убивают, они просто превращают человека в одного из них?

— Иногда убивают, — отозвался Рон, который теперь стал необычно серьёзным. — Я слышал, так бывает, если оборотень чересчур распаляется…

— И что это был за оборотень? — быстро спросил Гарри.

— Фенрир Сероспин, вроде, — ответила Эрмиона.

— Так я и знал! Маньяк, которому нравится нападать на детей! Мне о нём рассказывал Лупин! — гневно воскликнул Гарри.

Эрмиона угрюмо посмотрела на него.

— Гарри, ты должен добыть это воспоминание, — сказала она. — Нужно остановить Волдеморта. Вся эта жуть — из-за него.

В замке прозвенел звонок, и Рон с Эрмионой в ужасе вскочили на ноги.

— Всё будет хорошо! — подбодрил их Гарри по дороге в вестибюль, где перед экзаменом оп телепортации собирались остальные. — Ну, удачи!

— Тебе тоже! — многозначительно ответила Эрмиона, и Гарри направился в подземелья.

После обеда на Алхимии было всего трое: Гарри, Эрни и Драко Малфой.

— Слишком молоды для телепортации? — добродушно осведомился Хорохорн. — Ещё не исполнилось семнадцать?

Они кивнули.

— Итак, — оживлённо сказал Хорохорн, — поскольку нас так мало, займёмся чем-нибудь для души. Я хочу, чтобы вы приготовили что-нибудь… забавное!

— Здорово звучит, сэр, — сподхалимничал Эрни, потирая руки.

Малфой, напротив, даже не улыбнулся.

— Что вы имеете в виду под «забавным»? — раздражённо уточнил он.

— Ну, удивите меня, — беззаботно отозвался Хорохорн.

Малфой с мрачным выражением лица открыл свой экземпляр «Продвинутой алхимии». Яснее некуда: этот урок для него — пустая трата времени. Наблюдая за Малфоем поверх учебника, Гарри подумал, что тот, скорее всего, предпочёл бы оказаться сейчас в Пожелай-комнате.

Интересно, ему показалось, или Малфой похудел, как и Тонкс? В любом случае он выглядел бледнее; его лицо имело всё тот же землистый оттенок, похоже, в последнее время он слишком редко бывал на солнце. Пропали самодовольство, возбуждение и превосходство; исчезла развязность, с которой он в Хогвартс-экспрессе открыто хвастался миссией, возложенной на него Волдемортом… Что позволяло сделать только один вывод: исполнение той миссии, в чём бы она ни заключалась, продвигалось плохо.

Успокоенный этой мыслью, Гарри пролистал учебник и нашёл сильно исправленный Принцем-полукровкой рецепт эликсира, вызывающего эйфорию. Хорохорн, видно, и хотел получить нечто в таком духе, а значит (сердце Гарри бешено заколотилось, как только он об этом подумал), если бы он уговорил Хорохорна попробовать, эликсир мог бы так развеселить профессора, что тот с удовольствием отдал бы своё воспоминание…

— Ну что — выглядит чудесно! — сказал Хорохорн спустя полтора часа, взглянув на солнечно-жёлтое содержимое котла Гарри и поаплодировав такому успеху. — «Эйфория», угадал? А почему такой запах? Ммм… ты добавил сюда побег перечной мяты, да? Необычно, но какая изумительная интуиция, Гарри! Таким образом можно устранить возможные побочные эффекты — неумеренное пение и щипание в носу… Не представляю, откуда ты берёшь такие блестящие идеи, мой мальчик… разве что…

Тот ногой затолкнул книгу Принца-полукровки поглубже в сумку.

— …в тебе говорят гены твоей матери!

— А… ага, может быть, — ответил Гарри с облегчением.

Эрни выглядел довольно понуро; решив хоть раз затмить Гарри, он наспех состряпал зелье собственного изобретения, которое, в конце концов, свернулось и прилипло фиолетовым месивом ко дну котла. Малфой, с кислым выражением лица, уже собрался уходить — Хорохорн счёл его Икотное зелье всего лишь «приемлемым».

Прозвенел звонок, и Эрни с Малфоем тут же ушли.

— Сэр, — начал было Гарри, но Хорохорн оглянулся и, увидев, что в классе кроме них никого нет, заторопился к двери.

— Профессор… Профессор, разве вы не попробуете мой эли… — в отчаянии попытался задержать его Гарри.

Но Хорохорн уже исчез. Разочарованный, Гарри опорожнил котёл, собрал вещи, вышел из подземелья и медленно направился наверх, в гриффиндорскую гостиную.

Рон и Эрмиона вернулись только к вечеру.

— Гарри! — радостно закричала Эрмиона, проходя через портретный ход. — Гарри, я сдала!

— Молодец! — порадовался Гарри. — А Рон?

— Он… провалился, — прошептала Эрмиона, когда Рон, чернее тучи, ссутулившись, появился в комнате. — Просто не повезло, мелочь — экзаменатор заметил, что он оставил полброви… А как с Хорохорном?

— Да никак, — ответил Гарри, когда к ним подошёл Рон. — Не повезло тебе, значит. Ну ладно, сдашь в следующий раз. Вместе и сдадим.

— Ага, наверное, — угрюмо ответил тот. — Но всего полброви — сплошные придирки!

— Понимаю, — утешала его Эрмиона. — Это и правда слишком строго…

За ужином они на чём свет стоит ругали экзаменатора по телепортации, так что, когда возвращались в гостиную, по пути обсуждая нерешённую проблему с воспоминанием Хорохорна, Рон в конце концов немного повеселел.

— Гарри, будешь пить Феликс Фелицис? — спросил он.

— Похоже, без него не обойтись, — откликнулся Гарри. — Хотя вряд ли мне понадобится весь флакон, ведь мне не нужно двенадцать часов. Не всю же ночь профессора уговаривать… Сделаю глоточек. Двух-трёх часов хватит.

— С зельем удачи так здорово, — мечтательно сказал Рон. — Как будто вообще не можешь ошибиться.

— О чём ты говоришь? — засмеялась Эрмиона. — Ты же его никогда не пил!

— Да, но я-то думал, что пил! — ответил Рон, будто объясняя очевидное. — А это одно и то же…

Так как они заметили, что Хорохорн вошёл в Большой зал совсем недавно, и знали о его склонности не торопиться за едой, то решили ещё немного посидеть в гостиной. Их расчёт состоял в том, чтобы Гарри отправился к кабинету Хорохорна точно к возвращению туда профессора. Когда заходящее солнце коснулось верхушек деревьев Запретного леса, они решили, что пора. Убедившись, что Невилл, Дин и Шэймус сидят в гостиной, друзья проскользнули в спальню юношей.

Гарри достал со дна чемодана скрученную пару носков и вытащил крошечный мерцающий флакончик.

— Приступим! — он сделал точно отмеренный глоток.

— Ну как? — прошептала Эрмиона.

Гарри ответил не сразу. Медленно, но неотступно в нём поднималось упоительное ощущение безграничных возможностей; Гарри казалось: он в состоянии добиться чего угодно… заполучить воспоминания Хорохорна внезапно представилось ему не просто осуществимым, а даже очень лёгким делом…

Он встал, улыбаясь, до краёв наполненный уверенностью в себе.

— Вот это да! — в голосе Гарри звучал восторг. — Просто класс! Так… я пошёл к Хагриду.

— Куда? — хором воскликнули поражённые Рон и Эрмиона.

— Погоди, Гарри, тебе ведь нужно к Хорохорну, не забыл? — сказала Эрмиона.

— Нет, — убеждённо ответил юноша. — Я пошёл к Хагриду. Я чувствую — мне нужно именно туда.

— Ты чувствуешь, тебе нужно заняться похоронами гигантского паука? — ошеломлённо переспросил Рон.

— Ну да, — отозвался Гарри, вытаскивая из сумки мантию-невидимку. — У меня такое впечатление, что моё место сегодня там, понимаете?

— Нет, — опять хором ответили Рон и Эрмиона, теперь уже явно испуганные.

— Это точно Феликс Фелицис? — встревожилась Эрмиона, поднося флакончик к свету. — У тебя ведь не было ещё одного маленького пузырька с… ну, не знаю…

— Настойкой помешательства? — предположил Рон, пока Гарри набрасывал мантию-невидимку.

Гарри расхохотался, отчего Рон и Эрмиона испугались ещё больше.

— Поверьте, — сказал он, — я знаю, что делаю. Или, в любом случае, — он решительно двинулся в сторону двери, — это знает Феликс.

Накинув мантию-невидимку на голову, Гарри спустился по лестнице; Рон и Эрмиона поспешили за ним. Внизу Гарри скользнул в открытую дверь.

— Чем это вы там вдвоём занимались? — взвизгнула Лаванда Браун, сквозь него уставившись на Рона и Эрмиону, которые вместе вышли из спальни юношей. Слыша бормотание Рона за спиной, Гарри быстро пересёк комнату.

Пройти через портретный ход оказалось совсем просто; когда он подошёл к нему, Джинни и Дин как раз входили в гриффиндорскую гостиную, и Гарри успел проскочить между ними, случайно задев Джинни.

— Не пихай меня, пожалуйста, Дин, — разозлилась она. — Ты всё время меня поддерживаешь! Я и сама прекрасно справлюсь…

Прежде чем портрет закрылся, Гарри успел услышать, как Дин возмущается… Гарри двинулся по замку в ещё более радужном настроении. Ему даже не нужно было скрываться, так как по пути он никого не встретил. Гарри совершенно не удивился: сегодня вечером он был самым везучим человеком в Хогвартсе.

Он понятия не имел, откуда взялась уверенность, что нужно идти к Хагриду. Зелье будто освещало дорогу на несколько шагов вперёд. Он не видел, что в конце пути, не знал, где пересечётся с Хорохорном, но был убеждён, что именно этот путь приведёт его к воспоминанию профессора. Дойдя до вестибюля, Гарри увидел, что Филч забыл запереть входную дверь. Широко улыбаясь, Гарри вышел из замка и постоял немного, наслаждаясь запахом свежего воздуха и травы, прежде чем окунуться в сумерки.

На нижней ступеньке лестницы ему пришло в голову, что стоило бы пойти к Хагриду мимо теплиц. Они были не совсем по дороге, но Гарри даже не сомневался, что нужно поддаться этому желанию. А потому тут же направился к грядкам, где с радостью, но ничуть не удивившись, обнаружил профессора Хорохорна, беседующего с профессором Росток. Ощущая в себе умиротворение и единство с мирозданием, Гарри притаился за низкой каменной оградой, прислушиваясь к разговору.

— Благодарю, Помона, что нашли для меня время, — учтиво говорил Хорохорн. — Большинство специалистов сходится во мнении, что они действуют лучше всего, если сорваны в сумерках.

— Могу только согласиться, — дружелюбно ответила профессор Росток. — Этого вам хватит?

— Более чем, более чем, — отозвался Хорохорн, который, как заметил Гарри, держал в руках охапку листьев какого-то растения. — По паре листочков для каждого из третьекурсников, и небольшой запас на случай, если кто переварит… Что ж, доброго вам вечера и ещё раз премного благодарю!

Профессор Росток скрылась в темноте в сторону своих теплиц, а Хорохорн пошёл прямо туда, где стоял невидимый Гарри.

Повинуясь внезапному порыву показаться на глаза, Гарри взмахом руки скинул с себя мантию.

— Добрый вечер, профессор.

— Мерлинова борода, Гарри, ты меня напугал! — с некоторой опаской сказал Хорохорн, резко остановившись. — Как ты вышел из замка?

— По-моему, Филч забыл запереть двери, — охотно откликнулся Гарри, довольно отметив, как нахмурился профессор.

— Я пожалуюсь на него. Кажется, он больше озабочен мусором, чем обеспечением безопасности… Но всё же — почему ты не в замке, Гарри?

— Видите ли, сэр, — из-за Хагрида, — ответил Гарри, чувствуя, что сейчас лучше всего сказать правду. — Он так расстроен… Вы никому не расскажете? Я не хотел бы, чтобы у него были неприятности…

Хорохорн явно заинтересовался.

— Ну, обещать я не могу, — отрезал он. — Хотя знаю — Дамблдор полностью доверяет Хагриду, а потому думаю, что ничего дурного он сделать не может.

— Это из-за гигантского паука, который у него был много лет… Он жил в лесу… Мог разговаривать и так далее…

— До меня доходили слухи, что в лесу живут акромантулы, — тихо сказал Хорохорн, глядя на стену тёмных деревьев. — Так это правда?

— Правда, — подтвердил Гарри. — Но этот паук, Арагог, был первым, которого завёл Хагрид… Он умер вчера. Хагрид в ужасном состоянии и не хочет хоронить его в одиночку. Вот я и пообещал прийти.

— Н-да, трогательно… — задумчиво проговорил Хорохорн, не отрывая усталых глаз от далёких огней в хижине Хагрида. — Однако же яд акромантул чрезвычайно дорог… Если животное умерло недавно, он, возможно, ещё не высох… Конечно, я бы не хотел вести себя бестактно, да к тому же если Хагрид так расстроен… но если бы можно было раздобыть немножко… поди добудь яд у живого акромантула…

Хорохорн, казалось, разговаривал больше с собой, чем с Гарри.

— …кошмар, так зачем же ему пропадать за так… яд может стоить сотню галлеонов за пинту… Если честно, моё жалование не такое уж большое…

Теперь Гарри ясно понял, как следует поступить.

— Знаете… — начал он, с очень убедительной нерешительностью, — знаете, если вы тоже хотите пойти, профессор… Хагриду бы очень понравилось… устроить для Арагога достойные проводы…

— Да, конечно, — согласился Хорохорн, в глазах которого теперь сверкал неподдельный энтузиазм. — Вот что, Гарри, встретимся у Хагрида. Я прихвачу с собой пару бутылочек… Выпьем за… ну… пусть не за здоровье бедного животного… но хоть помянём его подобающе. И я ещё сменю галстук, этот слишком цветастый для такого случая…

Он поспешил в замок, а Гарри, довольный собой, отправился к Хагриду.

— А вот и ты, — прохрипел Хагрид, открыв дверь и увидев Гарри, который сбросил мантию-невидимку.

— Рон и Эрмиона всё же не смогли, — сказал Гарри. — Они просят извинить их.

— Не… не важно… Он был бы тронут, что ты пришёл, Гарри.

Хагрид громко всхлипнул. Его рукав был перевязан траурной лентой, похоже, из тряпки, предварительно вымоченной в ваксе; глаза покраснели и опухли. Гарри сочувственно похлопал лесничего по локтю — выше было всё равно не дотянуться.

— Где мы его похороним? — спросил он. — В лесу?

— Да ты что! — отозвался Хагрид, вытирая ручьи слёз подолом рубахи. — Теперь, когда Арагог помер, остальные пауки меня и близко к своей паутине не подпустят. Выходит, это, они… только по его приказу меня не трогали! Ты представляешь, Гарри?

Честнее всего было сказать «да»; Гарри очень отчётливо вспомнил, как они с Роном оказались лицом к лицу с акромантулами. Тогда они поняли, что только Арагог не даёт паукам сожрать Хагрида.

— В лесу ещё не было места, куда бы я не мог пойти! — качал головой Хагрид. — Да, скажу я тебе, нелегко было утащить тело Арагога от них — знаешь, они ж обычно пожирают своих мёртвых… Но я хотел как следует его похоронить… помянуть, как положено…

Он опять разрыдался, а Гарри снова похлопал его по локтю, заметив (как подсказывало ему зелье):

— Хагрид, по дороге сюда я натолкнулся на профессора Хорохорна.

— У тебя теперь будут неприятности? — разволновался тот. — Тебе ведь надо сидеть в замке по вечерам. Знаю, это всё я виноват…

— Да нет, когда Хорохорн узнал, куда я иду, то тоже захотел прийти… проводить Арагога, — успокоил его Гарри. — Кажется, он просто собирался переодеться во что-нибудь более подходящее… и сказал, что прихватит пару бутылок вина, чтобы мы могли выпить в память Арагога…

— Да ты что! — изумился и растрогался Хагрид. — Это он молодец, что не стал тебя наказывать. Раньше я с ним мало дела имел. Значит, он придёт на похороны старины Арагога, а? Ну… ему, Арагогу то есть, это бы понравилось…

Про себя Гарри подумал, что больше всего Арагогу понравилось бы в Хорохорне то количество съедобного мяса, из которого состоял профессор. Но вслух он об этом ничего не сказал, а просто подошёл к заднему окошку хижины Хагрида, откуда открывался жуткий вид на гигантского мёртвого паука, лежащего на спине, с торчащими в небо ногами, скрюченными и переплетёнными.

— Хагрид, ты хочешь похоронить его прямо в огороде?

— Я думал, сразу за грядкой с тыквами, — сипло ответил тот. — Я уже выкопал… это самое… могилку. Наверное, надо сказать пару добрых слов над ним — всякие там хорошие воспоминания…

Его голос задрожал, и Хагрид умолк. В дверь постучали. Хагрид пошёл открывать, по пути сморкаясь в большой и грязный носовой платок. На пороге появился Хорохорн с бутылками; теперь на нём был мрачный чёрный галстук.

— Хагрид, — похоронным голосом начал профессор, — примите мои соболезнования по поводу вашей утраты.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Хагрид. — Премного благодарен. И спасибо, что не наказали Гарри…

— Даже не думал об этом! — возразил Хорохорн. — Печальный вечер, печальный… Где же несчастное создание?

— Там, — дрожащим голосом ответил Хагрид. — Пошлите, что ли?

Все трое вышли к грядкам за хижиной. Луна бледно сияла сквозь ветви деревьев. Её свет, смешиваясь со светом из окон Хагрида, озарял тело Арагога на краю глубокой ямы, рядом с десятифутовой насыпью только что выкопанной земли.

— Потрясающе! — восхитился Хорохорн, приблизившись к голове паука. Восемь белёсых глаз безучастно смотрели в небо, а два огромных загнутых жвала неподвижно блестели в лунном свете. Когда Хорохорн наклонился над ними якобы для того, чтобы лучше разглядеть гигантскую волосатую голову, Гарри послышалось звяканье бутылок.

— Не каждый может оценить красоту таких существ, — сказал в спину Хорохорна Хагрид; из его окружённых морщинками глаз лились слёзы. — Не знал, что вы тоже ими интересуетесь, Гораций.

— Интересуюсь? Мой дорогой Хагрид, я преклоняюсь перед ними, — ответил Хорохорн, отходя от тела. Гарри увидел, как сверкнула бутылка, исчезая под плащом, хотя Хагрид, снова вытиравший слёзы, ничего не заметил. — Приступим, пожалуй, к погребению?

Хагрид кивнул и вышел вперёд. Он поднял гигантского паука на руки и, зарычав от натуги, скатил в тёмную яму. Тот ударился о дно со зловещим скрипом. Хагрид опять зарыдал.

— Разумеется, вам тяжело, ведь вы лучше всех знали его, — произнёс Хорохорн и похлопал Хагрида по локтю, поскольку, как и Гарри, выше дотянуться не мог. — Позвольте мне сказать несколько слов…

Профессору зельеварения, наверное, удалось нацедить с Арагога много отличного яда, подумал Гарри, поскольку довольная ухмылка не сходила с лица Хорохорна, когда тот шагнул к краю могилы, чтобы медленно и внушительно проговорить:

— Прощай, Арагог, король арахнидов, чью долгую и верную дружбу не забудут те, кто знал тебя! Пусть тело твоё исчезнет, но дух твой будет вечно обитать в безмолвных, затянутых паутиной, уголках родного леса. Пусть многоглазые потомки твои процветают, а человеческие друзья утешатся после понесённой ими утраты.

— Это было… Это было… великолепно! — взвыл Хагрид и рухнул в компостную кучу, разрыдавшись ещё безутешней.

— Ну, довольно, довольно! — пробормотал Хорохорн и взмахнул палочкой. Огромная груда земли поднялась, а затем с мягким стуком упала на мёртвого паука, образовав аккуратный могильный холмик.

— Давайте зайдём внутрь и выпьем. Гарри, бери его за другую руку… Вот так… Поднимайтесь, Хагрид… Отлично…

Они усадили Хагрида в кресло у стола. Клык, который все похороны прятался в своей корзине, теперь тихо подошёл к ним и, как обычно, положил тяжёлую голову на колени к Гарри. Хорохорн откупорил одну из принесённых бутылок с вином.

— Я проверил их все на яд, — заверил он Гарри, вылив почти всю бутылку в одну из кружек, больше смахивающую на ведро, и передавая её Хагриду. — После несчастья с твоим другом Рупертом я заставил домового перепробовать вино из каждой бутылки.

Гарри тут же представил себе, какое выражение появилось бы на лице Эрмионы, узнай она о таком надругательстве над домовыми, и решил ничего ей об этом не говорить.

— Это тебе, Гарри… — сказал Хорохорн, разделив содержимое второй бутылки на две кружки. — А это мне. Ну, — он поднял свою кружку, — за Арагога!

— За Арагога! — хором повторили Гарри и Хагрид.

И Хорохорн, и Хагрид выпили до дна. Гарри же, каждый шаг которого продолжал озаряться Зельем удачи, понял — пить нельзя, а потому лишь притворился, что пригубил, и вернул кружку на стол.

— Знаете, я ведь вырастил его из яйца, — скорбно сказал Хагрид. — Он вылупился совсем крошечным паучонком, не больше пекинеса.

— Какая прелесть! — восхитился Хорохорн.

— В школе я обычно держал его в шкафу, пока… ну…

Лицо Хагрида помрачнело, и Гарри знал, почему: это Том Ребус подстроил всё так, чтобы Хагрида исключили из школы, обвинив в том, что он открыл Потайную комнату. Однако Хорохорн, похоже, не слушал; он уставился на потолок, где висели медные котелки и длинные шелковистые мотки белоснежных волос.

— Хагрид, это, случайно, не волосы единорогов?

— Ну да, — равнодушно отозвался тот. — Они ж, единороги, цепляются за ветки и всё такое в лесу, вот волосы из хвостов и выдираются.

— Но, мой дорогой друг, вы хоть представляете, сколько они стоят?

— Я ими зверьё перевязываю, если кто поранится, — ответил Хагрид, пожимая плечами. — Довольно удобно, они ж такие крепкие.

Хорохорн ещё раз отхлебнул из кружки; его глаза теперь внимательно осматривали хижину — как понял Гарри — в поисках ещё чего-нибудь ценного, что можно превратить в богатые запасы настоянной в дубовых бочках медовухи, ананасовых цукатов и бархатных домашних курток. Он снова налил Хагриду и себе, расспрашивая про существ, живущих в Запретном лесу, и как Хагрид успевает с ними со всеми управляться. Хагрид, разговорившийся от выпивки и лестного внимания Хорохорна, перестал вытирать слёзы и с радостью пустился в долгие объяснения о лешеводстве.

Тут Феликс Фелицис напомнил Гарри о себе, заставив заметить, что количество спиртного, принесённого Хорохорном, стремительно уменьшается. Гарри ещё ни разу не сумел выполнить Наполняющее заклинание невербально, но сама мысль о том, что у него может не получиться, сегодня казалась уморительно смешной. И вправду, Гарри лишь усмехнулся, когда незаметно для Хагрида и Хорохорна (которые теперь обменивались байками о незаконной торговле драконьими яйцами) указал под столом палочкой на пустеющие бутылки — и они тут же стали наполняться.

Примерно через час Хагрид с Хорохорном принялись произносить шумные тосты: за Хогвартс, за Дамблдора, за вино, сделанное домовыми, за…

— За Гарри Поттера! — проревел Хагрид, опорожняя, кажется, четырнадцатую бадейку, немалая часть вина из которой оказалась у него на бороде.

— То… точно, — поддакнул Хорохорн заплетающимся языком. — За… З… арри Портера, Избранного… Мальчика, который… ну, что-то там в таком духе… — пробормотал он и тоже осушил кружку.

Вскоре Хагрид снова разразился слезами и стал навязывать весь хвост единорога Хорохорну, который спрятал его в карман с возгласами «За дружбу! За великодушие! За десять галлеонов за волос!»

Через некоторое время Хагрид и Хорохорн уже сидели бок о бок, обнявшись, и пели медленную и печальную песню о гибели волшебника по имени Одо.

— Э-эх, лучшие всегда помирают молодыми, — пробормотал Хагрид, глаза которого стали подозрительно собираться к переносице, и повалился на стол, пока Хорохорн продолжал старательно выводить припев. — Мой па тож ушёл раньше времени… и твои папа с мамой тоже, Гарри…

Большие слёзы медленно стекали из уголков его глаз; он схватил руку Гарри и потряс её.

— Лучшие среди своих одногодков… лучшие, каких я знал… ужасно… ужасно…

Хорохорн заунывно тянул:

— …ужасно, — вздохнул Хагрид, его большая косматая голова упала на руки, и он тут же захрапел.

— Извини, — икнул Хорохорн. — Ничего не могу поделать — слон на ухо наступил.

— Хагрид говорил не про пение, — тихо пояснил Гарри, — а про смерть моих родителей.

— А… — Хорохорн чуть не рыгнул. — Ох, лихо… Да, это было… правда ужасно. Ужасно… ужасно…

Не найдя больше что сказать, он занялся наполнением кружек.

— Гарри, ты ведь вряд ли… вряд ли что помнишь? — неуклюже поинтересовался он.

— Нет, — мне ведь был всего год, когда они погибли, — сказал Гарри, глядя на пламя свечи, трепетавшее в моменты громких хагридовых всхрапов. — Но мне удалось довольно много узнать, что тогда произошло. Мой папа погиб первым. Вы знали об этом?

— Н-нет, не знал, — приглушённо ответил Хорохорн.

— Да… Волдеморт убил его, а потом перешагнул через тело и направился к маме, — сказал Гарри.

Хорохорн заметно вздрогнул, но не смог отвести полный ужаса взгляд от лица Гарри.

— Он приказал ей отойти, — безжалостно продолжал тот. — Он сам сказал мне, что она могла бы и не умирать. Ему нужен был только я. Она могла спастись.

— Ой, лихо-лихо, — выдохнул Хорохорн. — Она могла… ей не надо… Это ужасно…

— Да, лихо, — голос Гарри был едва слышен. — Но она осталась. Папа уже был мёртв, но она не хотела, чтобы я тоже умер. Она пыталась остановить Волдеморта… но он только смеялся…

— Хватит! — прервал Хорохорн, поднимая дрожащую руку. — В самом деле, мой дорогой мальчик, хватит… Я пожилой человек… Нельзя мне такого слышать… Я не хочу слушать…

— Я забыл, — солгал Гарри, ведомый Зельем удачи, — вам ведь она нравилась, да?

— Нравилась? — переспросил Хорохорн; его глаза снова наполнились слезами. — Не могу представить себе человека, которому она бы не нравилась… Такая смелая… Такая весёлая… Это было самым ужасным…

— Но вы не хотите помочь её сыну! — нажал Гарри. — Она отдала за меня жизнь, а вы не хотите отдать мне даже воспоминание.

Громоподобный храп Хагрида заполнил всю хижину. Гарри решительно посмотрел в глаза Хорохорна, полные слёз. А профессор алхимии, казалось, мог смотреть только на Гарри.

— Не говори так, — прошептал он. — Дело не в этом… Если бы это могло помочь тебе, то конечно… но оно же ведь бесполезно…

— Нет, — чётко произнёс Гарри. — Дамблдору нужны сведения. Мне нужны сведения.

Он знал, что может не беспокоиться: Феликс говорил ему, что наутро Хорохорн ничего не вспомнит. Глядя профессору прямо в глаза, Гарри наклонился немного вперёд.

— Я — Избранный. Я должен его убить. Мне необходимо это воспоминание.

Хорохорн побледнел ещё сильнее, его лоб блестел от пота.

— Ты — Избранный? Я…

— Конечно, — спокойно подтвердил Гарри.

— Но в таком случае… мой дорогой мальчик… ты просишь об огромной услуге… ты фактически просишь меня помочь тебе уничтожить…

— Вы ведь хотите избавиться от волшебника, убившего Лили Эванс?

— Гарри, Гарри, конечно, хочу, но…

— Вы боитесь, он узнает, что вы мне помогли?

Хорохорн ничего не ответил. Он выглядел перепуганным до смерти.

— Будьте смелым, как моя мама, профессор…

Хорохорн поднял пухлую руку и прижал дрожащие пальцы ко рту; на мгновение он стал похож на огромного ребёнка.

— Мне нечем хвастаться… — прошептал он, не отнимая пальцев. — Я стыжусь того… того, что показывает это воспоминание… Наверное, я совершил огромную ошибку в тот день…

— Вы можете всё исправить, отдав мне воспоминание, — сказал Гарри. — Это было бы очень смелым и благородным поступком.

Хагрид вздрогнул во сне и снова захрапел. Хорохорн и Гарри глядели друг на друга поверх оплывшей свечи. Повисла долгая-предолгая тишина, но Феликс Фелицис подсказал Гарри не нарушать её, а ждать. Потом, очень медленно, Хорохорн опустил руку в карман и достал волшебную палочку. Порывшись другой рукой в складках мантии, он вытащил маленькую пустую бутылочку. По-прежнему не сводя с Гарри глаз, Хорохорн прикоснулся кончиком палочки к виску и отвёл её, так что за ней, как приклеенная, потянулась серебристая ниточка воспоминания. Она тянулась и тянулась, пока не оторвалась и не повисла, покачиваясь, на палочке, яркая и серебристая. Хорохорн опустил нить в бутылочку, где она свернулась спиралью, а затем расширилась, завихряясь словно газ. Дрожащей рукой он закупорил бутылочку и передал её через стол Гарри.

— Большое спасибо, профессор.

— Ты хороший мальчик, — сказал Хорохорн, по толстым щекам которого в моржовые усы текли слёзы. — И у тебя её глаза… Только не думай обо мне слишком уж плохо, когда увидишь…

Затем он тоже опустил голову на руки, глубоко вздохнул — и заснул.