Глава семнадцатая. Схороненное воспоминание

Через несколько дней после Нового года, ближе к вечеру, Гарри, Рон и Джинни выстроились у камина в кухне: пришло время возвращаться в Хогвартс. Министерство установило одноразовое соединение с Дымолётной сетью для быстрого и безопасного возвращения учеников в школу. Их провожала только хозяйка дома, все остальные были на работе. В последний момент миссис Висли расплакалась. Надо сказать, с недавних пор расстроить её было чрезвычайно легко — после того, как на Рождество Перси выскочил из дома в очках, перепачканных шпинатовым пюре (оба близнеца и Джинни наперебой приписывали эту выходку себе).

— Не плачь, мам, — утешала Джинни, поглаживая по спине рыдающую у неё на плече мать. — Всё будет хорошо.

— Да, не волнуйся за нас, — добавил Рон, подставляя щёку для влажного поцелуя. — И по поводу Перси тоже не переживай. Раз уж он оказался таким идиотом, то мы ничего не потеряли.

Обнимая Гарри, миссис Висли захлюпала носом ещё пуще.

— Обещай, что позаботишься о себе… И держись подальше от неприятностей.

— Я так всегда и делаю, миссис Висли, — заверил Гарри. — Я люблю жить спокойно, вы же меня знаете.

Она хмыкнула сквозь слёзы и отошла в сторону.

— Хорошо себя ведите, все…

Гарри шагнул в изумрудное пламя и крикнул: «Хогвартс!». Прежде чем огонь поглотил его, он напоследок окинул взглядом кухню и заплаканную хозяйку Норы. Потом юношу стремительно закружило, замелькали размытые очертания других комнат, исчезая прежде, чем их удавалось рассмотреть. Затем вращение замедлилось, и он обнаружил, что находится в кабинете профессора Мак-Гонагалл. Декан Гриффиндора на мгновение отвлеклась от бумаг и подняла глаза на Гарри, перебиравшегося через каминную решётку.

— Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не вымазать ковёр сажей.

— Хорошо, профессор, — ответил Гарри, поправляя очки и приглаживая волосы.

Из камина появился Рон, а следом за ним — Джинни, и все трое покинули кабинет декана и направились в гриффиндорскую башню. Гарри мимоходом взглянул в окно коридора: закатное солнце бросало рассеянный свет на покрытые снегом окрестности, а сугробы выглядели глубокими — во всяком случае, в саду возле Норы снега было меньше. Вдали он заметил Хагрида, кормящего перед своей избушкой Конклюва.

— Забавы , — уверенно произнёс Рон, когда они подошли к Толстушке. Та выглядела бледнее обычного и вздрогнула от его громкого голоса.

— Нет, — возразила она.

— Как это нет?

— Сейчас новый пароль. И, пожалуйста, не кричите.

— Но нас здесь не было. Откуда…

— Гарри! Джинни!

К ним спешила раскрасневшаяся Эрмиона в плаще, шляпе и перчатках.

— Я здесь уже пару часов и успела навестить Хагрида и Кон… то есть Сизокрыла, — выпалила она на одном дыхании. — Хорошо провели Рождество?

— Ну да, — тут же отозвался Рон. — Скучать не пришлось. Руфус Скри…

— У меня есть кое-что для тебя, Гарри, — перебила Эрмиона, демонстративно игнорируя Рона. — И, кстати, пароль сейчас — «Трезвость».

— Вот-вот, — невнятно пробормотала Толстушка и посторонилась, открывая проём.

— Что это с ней? — поинтересовался Гарри.

— Очевидно, перебрала на Рождество, — закатила глаза Эрмиона, входя в гостиную, где уже собралось много народа. — Со своей подругой Виолеттой они выпили всё вино на картине с пьяными монахами — той, что висит в коридоре возле кабинета Колдовства… Так вот… — она полезла в карман и достала оттуда подписанный Дамблдором свиток пергамента.

— Здорово, — Гарри тут же развернул пергамент и выяснил, что очередной урок с директором назначен на следующий вечер. — Мне о многом надо поговорить с ним. С тобой, кстати, тоже. Давай присядем…

В этот момент раздался вопль: «Бон-Бон!». Из ниоткуда возникла Лаванда Браун и бросилась в объятия Рона. Окружающие захихикали. Эрмиона издала нервный смешок и предложила:

— Давай за тот стол… Джинни, ты с нами?

— Нет, спасибо, я обещала встретиться с Дином, — ответила та, хотя, как показалось Гарри, без особой радости. Оставив Рона и Лаванду Браун продолжать своего рода борцовский поединок, Гарри отвёл Эрмиону к свободному столу.

— Ну, как провела Рождество?

— Нормально, — пожала плечами девушка. — Ничего особенного. Как тебе жилось у Бон-Бона?

— Потом расскажу, — отмахнулся Гарри. — Слушай, не могла бы ты?..

— Не могла бы, — отрезала она. — Даже и не проси.

— Я думал, может, хоть после Рождества…

— Это Толстушка выпила бочку пятисотлетнего вина, Гарри, а не я… Ну, какие там у тебя важные новости?

Выглядела она столь свирепо, что Гарри не рискнул спорить. Он оставил в покое Рона и пересказал подслушанный разговор Снэйпа и Драко.

Когда он закончил, Эрмиона помедлила, обдумывая ответ.

— А тебе не кажется, что…

— …он делал вид, будто предлагает помощь, пытаясь выведать у Малфоя его план?

— Ну да, — кивнула Эрмиона.

— Отец Рона и Лупин считают так же, — неохотно признался Гарри. — Но нет никаких сомнений: Малфой явно что-то замышляет, теперь ты не можешь этого отрицать.

— Действительно, не могу, — медленно проговорила она.

— И, как я и говорил, он выполняет приказ Волдеморта.

— Хм… кто-нибудь из них упоминал Волдеморта?

Гарри, напрягая память, нахмурился.

— Не уверен… Снэйп определённо сказал «твой наставник». Кого же ещё он мог иметь в виду?

— Не знаю, — закусила губу Эрмиона. — Может, отца Малфоя? — явно погружённая в свои мысли, она обвела гостиную невидящим взором, даже не обратив внимания на щекочущую Рона Лаванду. — А как там Лупин?

— Не очень, — ответил Гарри и рассказал ей о задании Лупина и возникших у того сложностях в отношениях с оборотнями.

— Ты слышала про Фенрира Сероспина?

— Конечно, слышала! — изумлённо воскликнула Эрмиона. — И ты тоже!

— На Истории магии? Но ты же знаешь, я никогда…

— Нет-нет, не на Истории магии, — перебила Эрмиона. — Малфой пугал им Борджина! Помнишь — тогда, на Мрак-аллее? Он предупредил, что Фенрир, как старый друг семьи, лично проверит результаты работы Борджина!

У Гарри отвисла челюсть.

— Как я мог забыть!.. Но ведь это доказывает, что Малфой — Пожиратель. Иначе как он может общаться с Сероспином и командовать им?

— Да, это очень подозрительно, — вздохнула Эрмиона. — Разве что…

— Ну, начинается… — досадливо скривился Гарри. — Ты даже теперь сомневаешься!

— Но… Это могла быть лишь пустая угроза.

— С тобой невозможно разговаривать, — покачал головой Гарри. — Увидим, кто окажется прав… Ты ещё проглотишь свои слова, Эрмиона. Так же, как и Министерство. Ах, да, у меня ведь была стычка с Руфусом Скримджером…

Остаток вечера они провели, наперебой ругая Министра магии. Как и Рон, Эрмиона посчитала большой наглостью, что Министерство, третировавшее Гарри в течение всего предыдущего года, смеет сейчас обращаться к нему за помощью.

Новое полугодие началось для шестиклассников с приятного сюрприза: к доске объявлений в гостиной был пришпилен большой плакат.

ЗАНЯТИЯ ПО ТЕЛЕПОРТАЦИИ

Те, кому уже исполнилось 17 лет или исполнится до 31-го августа с.г., могут записаться на двенадцатинедельный курс Телепортации, проводимый под руководством официального инструктора из Министерства магии.

Желающие должны поставить свою подпись ниже.

Стоимость курса: 12 галлеонов.

Гарри и Рон присоединились к толпе возле объявления и встали в очередь желающих записаться на курс. Не успел Рон достать перо, собираясь следом за Эрмионой поставить своё имя, как позади него возникла Лаванда, закрыла ему руками глаза и прощебетала: «Угадай кто, Бон-Бон?». Гарри отвернулся и успел увидеть сорвавшуюся с места Эрмиону. Он поспешил вдогонку, не имея ни малейшего желания оставаться с Роном и Лавандой. К его удивлению, Рон присоединился к ним уже у выхода из гостиной; его уши пылали, во взгляде читалось раздражение. Эрмиона молча прибавила шаг, догоняя Невилла.

— Значит, телепортация, — произнёс Рон тоном, явственно дающим понять, что Гарри лучше не упоминать о произошедшем только что. — Думаю, будет весело, а?

— Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Возможно, если делаешь это сам, лучше… Мне не очень понравилось, когда Дамблдор «подвёз» меня таким способом.

— Я и забыл, что ты уже пробовал… — протянул Рон. — Хотелось бы мне сдать тест с первого раза, как Фред и Джордж.

— Но ведь Чарли сначала провалился?

— Да, но Чарли крупнее меня, — Рон ссутулился и развёл руки в стороны, изображал гориллу, — так что Фред и Джордж не слишком-то ёрничали по этому поводу… по крайней мере, не в его присутствии…

— А когда можно сдавать тест?

— Как только исполнится семнадцать. Значит, мне — не раньше марта.

— Ну, даже сдача теста не поможет тебе телепортироваться в замке.

— Какая разница? Зато все будут знать, что я в любой момент могу переместиться, если захочу.

Перспектива освоить телепортацию взволновала не одного Рона. Целый день ученики только и толковали о предстоящих занятиях, всем хотелось научиться появляться и исчезать по желанию.

— Классно будет, когда мы сможем просто… — Шэймус щёлкнул пальцами, изображая исчезновение. — Мой кузен Фергус постоянно меня этим достаёт. Вот подождите, скоро я и сам сумею… он у меня ещё попляшет…

Размечтавшись о своём счастливом будущем, он слишком сильно взмахнул палочкой, и вместо струйки чистой воды — темы сегодняшнего урока Колдовства — у него получилась мощная, как из шланга, струя, которая ударила в потолок и отрикошетила, сбив профессора Флитвика с ног. Профессор высушил себя заклинанием и задал Шэймусу строчки[6]: «Я волшебник, а не размахивающий дубиной бабуин».

— Гарри уже телепортировался, — сообщил Рон несколько смущённому происшествием Шэймусу. — Дам… эээ… кто-то брал его с собой. Ну, совместная телепортация, ты же знаешь.

— Ух ты! — прошептал Шэймус, и они вместе с Дином и Невиллом придвинулись ближе, твёрдо намереваясь из первых уст услышать, каково это — телепортироваться. Остаток дня Гарри осаждали шестиклассники, просившие поделиться ощущениями от перемещения. Они скорее с благоговением, чем с разочарованием, слушали о всех неудобствах процесса, которые он живописал. Гарри продолжал отвечать на их дотошные вопросы, пока не настало без десяти восемь — тогда ему пришлось соврать, что он забыл вернуть книгу в библиотеку, иначе он не успевал на урок Дамблдора.

Кабинет директора был ярко освещён, в своих рамах тихо посапывали предыдущие директора. Думоотвод уже стоял на столе, меж рук Дамблдора. Правая рука профессора оставалась по-прежнему чёрной, словно обугленной. Она, похоже, вообще не заживала, и Гарри — наверное, раз в сотый — задумался о том, что могло вызвать столь необычную травму. И всё же спрашивать он не собирался, ведь Дамблдор сказал, что Гарри всё узнает в своё время, к тому же сейчас у него была более важная тема для обсуждения. Но прежде чем юноша успел завести речь о Малфое и Снэйпе, Дамблдор поинтересовался:

— Я слышал, ты на каникулах встречался с Министром магии?

— Да, — согласился Гарри, — но он остался не слишком мной доволен.

— Что ж, — Дамблдор вздохнул, — мной он тоже не особенно доволен. Однако, Гарри, мы, пожалуй, не станем предаваться унынию по этому поводу, а продолжим стоять на своём.

— Ему хотелось, чтобы я поведал волшебному сообществу, как замечательно Министерство выполняет свою работу, — усмехнулся Гарри.

Директор улыбнулся.

— Первоначально это была идея Фаджа. Он отчаянно пытался удержаться в кресле министра, и последние несколько дней своего пребывания в должности искал возможность поговорить с тобой, надеясь получить поддержку…

— После всего, сотворённого Фаджем в прошлом году? — не поверил Гарри. — После Хамбридж?

— Я предупредил Корнелия о безнадёжности этой затеи. Но с его отставкой идея не умерла. Я встретился со Скримджером через несколько часов после его назначения, и он потребовал встречи с тобой.

— Так вот почему вы повздорили! — догадался Гарри. — Я прочитал об этом в «Ежедневном пророке».

— В «Пророке» иногда пишут правду, — сказал Дамблдор. — Хотя, как правило, случайно. Да, именно по этому вопросу у нас возникли разногласия. Но, похоже, Руфус всё-таки сумел до тебя добраться.

— Он обвинил меня в том, что я целиком и полностью человек Дамблдора.

— Очень грубо с его стороны.

— Я ответил ему, что он прав.

Дамблдор открыл рот, собираясь заговорить, и закрыл его снова. Тихо курлыкнул сидящий позади Гарри феникс Фокс. Ярко-голубые глаза директора подозрительно заблестели, а заметивший это юноша смутился и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Правда, когда Дамблдор всё-таки заговорил, голос его звучал твёрдо.

— Я очень тронут, Гарри.

— Скримджер хотел знать, где вы бываете, когда покидаете Хогвартс, — отозвался Гарри, продолжая упорно разглядывать колени.

— Да, он не в меру любопытен насчёт этого, — в голосе директора зазвучало веселье, и Гарри наконец решился поднять голову. — Он даже пытался за мной проследить. Забавно, честно говоря. Он повесил мне на хвост Галкиса. Не слишком-то вежливо. Однажды мне уже пришлось заколдовать Галкиса, теперь, с величайшим прискорбием, я сделал это вновь.

— Значит, они всё ещё не знают, куда вы уходите? — задавая вопрос, Гарри и сам втайне надеялся получить побольше информации на столь интригующую тему.

Но Дамблдор лишь с улыбкой посмотрел на него поверх своих очков-полумесяцев:

— Нет, не знают, и тебе тоже знать рановато. Поэтому, если у тебя больше ничего ко мне нет, предлагаю продолжить…

— Вообще-то есть, сэр, — ответил Гарри. — Это касается Малфоя и Снэйпа.

— Профессора Снэйпа, Гарри.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке профессора Хорохорна… Если честно, я следил за ними…

Дамблдор внимал рассказу с невозмутимым выражением лица. Когда юноша закончил, директор несколько секунд помолчал, а затем проговорил:

— Спасибо за информацию, Гарри, но рекомендую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что это столь уж важно.

— Не столь уж важно? — поразился Гарри. — Профессор, вы не поняли?..

— Гарри, поскольку природа наделила меня, не побоюсь этого слова, выдающимся интеллектом, я понял всё, сказанное тобой, — Дамблдор не скрывал иронии. — Полагаю, ты не ошибёшься, посчитав, что я понял даже больше тебя. Повторяю: я рад твоему решению поставить меня в известность, но, могу заверить, я не услышал ничего, заставившего меня беспокоиться.

Гарри молчал, ошарашенно уставившись на Дамблдора. Что же это получается? Выходит, Дамблдор сам поручил Снэйпу разузнать о занятиях Малфоя — и, следовательно, всё, о чём сейчас поведал ему Гарри, уже узнал от Снэйпа? Или директор просто скрывает свою тревогу?

— Значит, сэр, — начал Гарри вежливым и спокойным, как он надеялся, тоном, — вы всё ещё продолжаете доверять?..

— Мне достало терпения уже ответить на этот вопрос, — отрезал Дамблдор, терпение которого в данный момент, судя по голосу, подходило к концу. — Ничего нового я не сообщу.

— Полагаю, нет, — послышался ехидный комментарий: Финеас Найджелус, очевидно, лишь притворялся спящим.

Дамблдор пропустил его слова мимо ушей.

— А теперь, Гарри, нам, наконец, следует перейти к делу. Сейчас у нас есть гораздо более насущные проблемы, требующие внимания.

Гарри внутренне готов был взбунтоваться. Может быть, стоило отказаться от смены темы и настоять на обсуждении действий Малфоя? Словно прочитав мысли юноши, Дамблдор покачал головой:

— Ах, Гарри, как часто такое происходит, даже между лучшими друзьями! Каждый человек полагает, что волнующие его вопросы куда значительнее того, о чём собирается говорить собеседник, но кому-то так или иначе приходится уступать…

— Я не считаю, что вы собираетесь говорить о пустяках, сэр, — выдавил Гарри.

— И правильно, поскольку это действительно важно, — оживился Дамблдор. — У меня есть ещё два воспоминания — ты их сегодня увидишь. Оба они добыты с огромным трудом, и второе я полагаю первостепенным среди собранных мной.

Гарри промолчал. Он по-прежнему был рассержен столь равнодушным отношением к своим новостям, но не видел смысла спорить дальше.

— Итак, — громким голосом начал Дамблдор, — тема нашей сегодняшней встречи — продолжение истории Тома Ребуса, которого мы оставили в прошлый раз на самом пороге Хогвартса. Ты помнишь, как он был взволнован, узнав, что является волшебником, как отказался от моего сопровождения в поездке на Диагон-аллею, и как я предупредил его о недопустимости дальнейшего воровства по прибытии в школу.

Но вот начался учебный год, и Том Ребус, тихий мальчик в поношенной одежде, вместе с другими первоклассниками оказался в очереди на сортировку. Он попал в Слитерин практически сразу же, едва Сортировочная шляпа коснулась его головы, — продолжал Дамблдор, повреждённой рукой указав вверх — на полку, где неподвижно лежала древняя шляпа. — Насколько быстро Ребусу довелось узнать об умении знаменитого основателя колледжа говорить со змеями, мне неизвестно — возможно, в тот же вечер. Это вполне могло заставить его возгордиться. Однако если он и пугал кого-то или просто похвалялся перед приятелями-слитеринцами, демонстрируя в гостиной своё знание змеиного языка, учителя ничего об этом не знали. Он никак не проявлял своё высокомерие или агрессивность. Будучи необычайно талантливым и очень симпатичным сиротой, он, естественно, с самого начала вызывал у преподавателей повышенное внимание и сочувствие. Он казался спокойным, уравновешенным и стремящимся к знаниям учеником. Почти на всех он производил весьма благоприятное впечатление.

— Так вы никому не рассказали о том, что видели и слышали в приюте, сэр? — спросил Гарри.

— Нет, не рассказал. Хотя Том и не обнаружил никакого намёка на раскаяние, нельзя было исключить, что он сожалел о прошлом и собирался начать всё с чистого листа. Я хотел дать ему такой шанс.

Дамблдор замолчал и вопросительно взглянул на юношу, открывшего было рот, собираясь возразить. Опять эта склонность Дамблдора верить людям, явно того не заслуживающим! Однако тут Гарри кое-что припомнил…

— Но ведь вы не слишком-то доверяли ему? Он говорил мне… ну, Ребус, из дневника… Он сказал: «Дамблдору я никогда не нравился так, как другим учителям».

— Вернее, я не считал его вполне заслуживающим доверия, — заметил Дамблдор. — Так вот — я уже говорил, что решил за ним присматривать, а потому не выпускал из поля зрения. Не стану утверждать, будто много узнал поначалу. Том вёл себя очень скрытно, несомненно чувствуя, что, находясь в эйфории от раскрытия своей истинной сути, излишне разоткровенничался со мной. Он старался более не допускать подобной ошибки, но вернуть прошлое, разумеется, был не в силах. Беспокоило его и то, что я мог узнать о нём от миссис Коул. Так или иначе, он понимал: не стоит и пытаться произвести на меня столь же благоприятное впечатление, как на моих коллег.

За время учёбы он собрал вокруг себя группу преданных друзей. Я говорю «друзья» за неимением более подходящего слова, хотя, как я уже отмечал, Ребус, бесспорно, не испытывал к ним ни малейшей привязанности. Эта группа обладала своего рода мрачной притягательностью и представляла собой весьма разношёрстную компанию: малодушные прохвосты, ищущие покровительства, честолюбцы, жаждущие урвать свой кусок славы, и негодяи, нуждающиеся в лидере, способном продемонстрировать самую изощрённую жестокость. Иначе говоря, они были предтечами Пожирателей смерти, и некоторые из них действительно стали впоследствии первыми из Пожирателей.

Находясь под жёстким контролем Ребуса, его команда никогда открыто не нарушала правила, хотя те семь лет, пока они учились в Хогвартсе, были отмечены множеством неприятных инцидентов, к которым окружение Тома не имело на первый взгляд никакого отношения. Самым серьёзным из таких происшествий стало, разумеется, открытие Потайной комнаты, в результате чего погибла девочка. Как ты знаешь, Хагрид был ложно обвинён в этом преступлении.

Мне удалось найти мало воспоминаний о жизни Ребуса в Хогвартсе, — Дамблдор положил иссохшую руку на думоотвод. — Единицы из тех, кто знал его тогда, соглашаются о нём рассказывать: страх слишком велик. Всё, что я выяснил, было собрано мной уже после окончания им Хогвартса. Я изрядно потрудился, вытягивая сведения из немногих разговорившихся, копаясь в давних отчётах и собирая свидетельства как у магглов, так и у волшебников.

Те, кого я всё-таки смог убедить поделиться информацией, сообщили мне, что Ребус был одержим тайной своего происхождения. Его можно понять: он вырос в приюте и, естественно, хотел знать, как там очутился. По-видимому, поначалу он тщетно искал какие-нибудь следы Тома Ребуса-старшего на стендах Призовой комнаты, в списках префектов, в старых школьных ведомостях, даже в книгах по магической истории. В конце концов ему пришлось признать, что его отец никогда не учился в Хогвартсе. Я полагаю, именно тогда он навсегда отказался от имени, назвавшись лордом Волдемортом, и начал поиски семьи своей, доселе презираемой, матери — женщины, которая, если ты помнишь, по его мнению, никак не могла являться ведьмой, поскольку уступила такой позорной человеческой слабости, как смерть.

Всё, что у него было — лишь единственное имя «Дволлодер»: от воспитателей в приюте он знал, что это имя отца его матери. Кропотливо изучая родословные старинных волшебных семейств, он вычитал об уцелевшей линии потомков Слитерина. На шестнадцатом году жизни он покинул приют, куда всякий раз возвращался летом, и отправился на поиски своих родственников — Гонтов. А теперь, Гарри…

Дамблдор встал, и Гарри увидел в его руках очередную маленькую хрустальную бутылочку, заполненную вихрящимся перламутром воспоминания.

— Мне очень повезло, что я смог раздобыть это, — сказал директор, переливая мерцающую массу в думоотвод. — Сейчас ты в этом убедишься. Приступим?

Гарри пододвинулся к каменной чаше и послушно наклонил голову, окунув лицо в воспоминание. Его охватило знакомое ощущение провала в небытие, вслед за чем он оказался на грязном каменном полу в почти полной темноте.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать это место. Тем временем к юноше присоединился Дамблдор. На этот раз в лачуге Гонтов было неописуемо мерзко. Гарри ещё не приходилось бывать в настолько отвратительном месте. Фестоны паутины свешивались с потолка, на полу застыл слой грязи. Заплесневелые, гниющие объедки валялись на столе вперемешку с грудами немытой посуды. Комнату освещала единственная оплывшая свеча, стоявшая в ногах мужчины — настолько обросшего, что за волосами и бородой не было видно лица, — он полулежал в кресле возле камина, и на какое-то мгновение Гарри даже счёл его мёртвым. Неожиданно раздался громкий стук в дверь, мужчина встрепенулся и вскинул руки, правой сжимая палочку, а левой — короткий нож.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа старинный фонарь, стоял мальчик. Гарри узнал его сразу: высокий, бледный, темноволосый красавец — юный Волдеморт.

Волдеморт медленно обвёл взглядом хижину, в итоге остановив взор на сидящем в кресле человеке. В течение нескольких секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина вскочил, опрокинув пустые бутылки, которые звеня покатились по полу.

— ТЫ! — проревел он. — ТЫ! — и, пьяно шатаясь, ринулся на Ребуса, подняв палочку и нож.

— Остановись , — Ребус заговорил на змеином языке.

Мужчина отшатнулся к столу, смахнув заплесневелые горшки, и уставился на юношу. Они долго изучали друг друга не произнося ни слова. Наконец мужчина прервал паузу:

— Это ты сказал?

— Я , — Ребус шагнул в комнату. Покосившаяся дверь захлопнулась за его спиной. Гарри невольно почувствовал ревнивое восхищение абсолютным бесстрашием Волдеморта, чьё лицо выражало лишь отвращение и, в какой-то степени, разочарование. — Где Дволлодер? — спросил он.

— Умер , — последовал ответ. — И уже давненько .

Ребус нахмурился.

— А ты кто такой?

— Я — Морфин. Вроде бы…

— Сын Дволлодера?

— Кто ж ещё?..

Морфин откинул волосы с немытого лица, чтобы разглядеть Ребуса получше, и Гарри заметил на правой руке Гонта перстень Дволлодера с чёрным камнем.

— Я поначалу решил, что ты — тот маггл , — прошептал Морфин. — Ты очень похож на того маггла.

— Что за маггл? — вскинулся Ребус.

— Маггл, которым увлекалась моя сестра. Он живёт дальше, в большом доме, — Морфин неожиданно сплюнул на пол. — Ты выглядишь совсем как он. Ребус. Но ведь он сейчас должен быть старше. Да, он точно старше тебя, теперь я в этом уверен…

Морфин казался несколько ошарашенным; он пошатывался, по-прежнему опираясь на край стола.

— Представь себе, он вернулся , — добавил он невпопад.

Волдеморт пристально, словно оценивая, рассматривал Морфина. Подойдя поближе, он переспросил:

— Ребус вернулся?

— Да, он бросил её. Так ей и надо, вышла за грязного маггла , — Морфин вновь сплюнул на пол. — К тому же, сбегая, ограбила нас! Где медальон, а? Где медальон Слитерина?

Волдеморт ничего не ответил. Морфин вновь разъярился: он размахивал ножом и кричал:

— Эта маленькая потаскушка опозорила нас! И кто ты такой, чтобы являться сюда и расспрашивать меня? Это уж чересчур! Всё уже в прошлом, разве нет? Всё в прошлом!..

Пошатнувшись, он отвлёкся, и Волдеморт подался вперёд. Тотчас же всё поглотила странная тьма, погасившая лампу Волдеморта и свечу Морфина…

Пальцы Дамблдора сжали руку Гарри, и они вернулись в настоящее. Мягкий золотой свет в кабинете Дамблдора, сменивший непроницаемую тьму, ослепил Гарри.

— И это всё? — удивился Гарри. — Что произошло? Почему всё почернело?

— Потому что с этого момента Морфин ничего не помнил, — ответил Дамблдор, жестом предлагая Гарри сесть на место. — На следующее утро он очнулся на полу; в доме, кроме него, никого не было, перстень Дволлодера исчез. И в это же время по центральной улице городка Малый Ганглетон с криком бежала горничная, обнаружившая в гостиной большого дома три тела: Тома Ребуса-старшего и его родителей.

Маггловские власти были озадачены. Насколько мне известно, они до сих пор не знают причины смерти Ребусов. Авада Кедавра обычно не оставляет следов… Единственное исключение находится сейчас передо мной, — добавил Дамблдор, кивнув на шрам Гарри. — Министерство же, в свою очередь, сразу определило, что убийца — волшебник. Знали в Министерстве и о живущем неподалёку от дома Ребуса отъявленном магглоненавистнике. Мало того: магглоненавистнике, который уже отсидел в тюрьме за нападение на одного из ныне убитых людей.

Поэтому Министерство направило к Морфину ауроров. Им не понадобилось допрашивать его, используя Веритасерум или легилименцию, — он сразу же сознался в убийстве, приведя подробности, которые мог знать лишь преступник. Он заявил, что гордится содеянным, что мечтал об убийстве этих магглов много лет, и предоставил свою палочку, которая послужила доказательством вины — именно с её помощью были убиты Ребусы.

Морфин не сопротивлялся, когда его препровождали в Азкабан. Единственное, что его беспокоило — это пропажа отцовского перстня. «Он убьёт меня за эту потерю, — раз за разом повторял он тюремщикам. — Он убьёт меня за потерю своего кольца». Больше он никогда ничего не говорил. Он прожил остаток своей жизни в Азкабане, оплакивая потерю последней семейной реликвии, доставшейся ему от Дволлодера, и был похоронен возле тюрьмы, рядом с другими несчастными, нашедшими свой конец в её стенах.

— Значит, Волдеморт украл палочку Морфина и воспользовался ей? — спросил Гарри, выпрямляясь.

— Именно, — кивнул Дамблдор. — У нас нет никаких воспоминаний, подтверждающих это, но, я полагаю, мы можем быть вполне уверены в том, что произошло в действительности: Волдеморт заклинанием оглушил дядю, взял его палочку и отправился «дальше, к большому дому». Там он убил бросившего его мать мужчину-маггла, а за компанию — и его родителей, уничтожив таким образом последних из недостойного рода Ребусов и отомстив отказавшемуся от него отцу. Затем он вернулся к лачуге Гонтов, применил сложное заклинание, внедрив в голову Морфина ложные воспоминания, положил палочку около бессознательного владельца, присвоил древний перстень и отбыл.

— Значит, Морфин так никогда и не узнал, что не совершал этого преступления?

— Никогда. Как я уже говорил, он с гордостью во всём признался.

— Но ведь его реальные воспоминания никуда не исчезли!

— Да, но чтобы добраться до них, была необходима высококвалифицированная легилименция. Однако зачем кому-то было рыться в голове Морфина, если он и без того признался в преступлении?.. Я сумел добиться свидания с последним из Гонтов незадолго до его смерти — в то время я разыскивал все сведения о прошлом Волдеморта. Когда я обнаружил и с большим трудом извлёк эти воспоминания, то начал хлопотать об освобождении Морфина из Азкабана. Но прежде чем Министерство успело зашевелиться, Морфин умер.

— Почему же Министерство не определило, что всё это проделал именно Волдеморт? — сердито воскликнул Гарри. — Ведь тогда он был несовершеннолетним, я не путаю? Я всегда считал, что у Министерства есть способы обнаружения магии, сотворённой несовершеннолетним!

— Ты совершенно прав: они могут обнаружить магию. Но не нарушителя. Если помнишь, ты был ложно обвинён Министерством в использовании заклинания левитации, хотя на самом деле его выполнил…

— Добби, — буркнул Гарри, он ещё не забыл о давней несправедливости. — Значит, если несовершеннолетний колдует в доме, принадлежащем взрослой ведьме или волшебнику, Министерство ничего не узнает?

— Безусловно, им не удастся определить, кто применил волшебство, — Дамблдор мягко улыбнулся при виде возмущения Гарри. — Они полагаются на родителей-волшебников, которые должны следить за поведением своих чад.

— Но это же полная чушь! — кипятился Гарри. — Неужели произошедшее с Морфином их ничему не научило?

— Система несовершенна, — признал Дамблдор. — Независимо от того, каков был Морфин, он не заслужил такой смерти — осуждённым за убийства, которых не совершал… Но уже становится поздно, а тебе нужно ознакомиться ещё с одним фрагментом воспоминания…

Дамблдор достал из внутреннего кармана другой хрустальный сосуд, и Гарри немедленно притих, вспомнив слова директора об особой важности этого воспоминания. Он заметил, что содержимое склянки как-то неохотно перетекало в думоотвод, словно было слегка застывшим. Неужели воспоминания могут портиться?

— Это не займёт много времени, — пообещал Дамблдор, наконец опустошив склянку. — Мы вернёмся раньше, чем ты себе представляешь. А пока — снова в думоотвод…

И Гарри вновь окунулся в серебристую жидкость, оказавшись на сей раз перед человеком, которого он сразу узнал: Гораций Хорохорн, только гораздо моложе. Гарри настолько привык к его лысине, что был поражён, увидев пышную шевелюру соломенного цвета — голова Хорохорна напоминала сноп сена; впечатление портила лишь уже заметная, размером с галлеон, плешь на темени. А вот пшеничные усы профессора были не столь густы, как теперь. Ещё этот Хорохорн казался несколько стройнее, чем привычный Гарри, хотя золотые пуговицы на богато вышитом жилете, несомненно, испытывали определённую нагрузку. Коротенькие ноги профессора лежали на обитом бархатом пуфике, а сам он, откинувшись назад, расположился в удобном кресле с подголовником, пальцами одной руки сжимая небольшой бокал вина, другой — копаясь в коробке с ананасными цукатами.

Рядом появился Дамблдор. Гарри огляделся и обнаружил, что они находятся в кабинете Хорохорна. Полдюжины подростков сидели вокруг Хорохорна на стульях — более низких или жёстких, чем кресло преподавателя. Среди прочих учеников Гарри сразу же выделил Волдеморта — лицо того было самым красивым и безмятежным, правая рука небрежно лежала на подлокотнике стула. Внезапно Гарри заметил на его пальце золотой с чёрным перстень Дволлодера — значит, Том уже убил своего отца.

— Сэр, правда ли, что профессор Мерисот увольняется? — спросил Ребус.

— Том, Том! Даже если бы я знал, я не в праве был бы тебе сказать, — ответил Хорохорн, порицающе погрозив Ребусу облепленным крупинками ананаса пальцем, и, вопреки произнесённому вслух, легонько подмигнул. — Хотел бы я понять, мальчик, где ты добываешь информацию, если осведомлён лучше, чем половина преподавателей.

Ребус улыбнулся; остальные подростки засмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.

— При всей твоей необъяснимой способности узнавать то, что тебе знать не положено, и умении ненавязчиво льстить нужным людям… благодарю, между прочим, за цукаты — ты абсолютно прав, я их обожаю…

Некоторые из подростков вновь захихикали, и вдруг произошло нечто странное: комната неожиданно заполнилась густым белым туманом, и Гарри мог разглядеть лишь лицо стоящего рядом Дамблдора. Голос Хорохорна прозвучал сквозь туман неестественно громко:

— …ты плохо закончишь, мальчик, запомни мои слова.

Туман исчез так же внезапно, как и появился. Никто в комнате не прокомментировал случившегося — словно для них ничего необычного не случилось. Гарри озадаченно огляделся. В это время маленькие золотые часы, стоящие на столе Хорохорна, пробили одиннадцать.

— О Боже, неужели так поздно? — встрепенулся Хорохорн. — Вам пора, мальчики, иначе у нас будут неприятности. Лестранг, я жду твоё эссе не позже завтрашнего утра. То же самое относится и к тебе, Авери.

Хорохорн выгрузил себя из кресла и поставил на стол пустой бокал. Подростки гурьбой направились к выходу. Волдеморт, однако, отстал. Гарри отметил, что тот задержался специально, стремясь остаться с Хорохорном наедине.

— Поторопись, Том, — посоветовал Хорохорн оборачиваясь и видя, что тот ещё не ушёл. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя, префекта, поймали вне спальни в столь поздний час?..

— Сэр, я хотел вас кое о чём спросить.

— Ну, так спрашивай, мальчик мой, спрашивай…

— Сэр, меня интересует, известно ли вам что-нибудь о… о хоркруксах?

Вновь густой туман заполнил комнату, скрывая от Гарри и Хорохорна, и Волдеморта; лишь Дамблдор невозмутимо улыбался рядом. И, как и в предыдущий раз, из мутной пелены прогремел голос Хорохорна:

— Я не имею никакого представления о хоркруксах, а если бы даже и слышал о чём-то подобном, то всё равно не рассказал бы тебе! А сейчас — немедленно вон, и не вздумай даже заикаться о них!

— Что ж, это всё, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться.

И пол кабинета исчез из-под ног Гарри, через секунду сменившись ковриком возле стола Дамблдора.

— Это — всё, что есть? — непонимающе уточнил Гарри.

По словам Дамблдора, данное воспоминание было самым значительным из всех, но Гарри не нашёл в нём ничего особо существенного. Конечно, странный туман, а также то, что никто его, похоже, не замечал, наводили на размышления. Однако — ничего более интересного; разве что Волдеморт задал вопрос и не смог получить на него ответ.

— Как ты, по всей вероятности, заметил, — Дамблдор вновь сел за стол, — это воспоминание изменили.

— Изменили? — переспросил Гарри, тоже усаживаясь.

— Несомненно, — подтвердил Дамблдор. — Профессор Хорохорн подправил своё воспоминание.

— Но зачем он это сделал?

— Я считаю, ему совестно. Он помнит что-то, чего стыдится, — ответил Дамблдор. — Поэтому он пытался откорректировать воспоминание и выставить себя в лучшем свете, удалив позорящие его факты. Как видишь, проделано это было весьма грубо. Оно и к лучшему, поскольку очевидно, что истинные воспоминания не уничтожены, а лишь скрыты изменениями… А теперь, Гарри, я впервые даю тебе домашнее задание. Ты должен убедить профессора Хорохорна раскрыть реальные воспоминания, содержащие, несомненно, ключевую для нас информацию.

Гарри в ответ лишь захлопал глазами.

— Сэр, — наконец заговорил он, пытаясь придать голосу максимальную почтительность, — вы, конечно же, не нуждаетесь во мне, ведь вы можете применить легилименцию… или Веритасерум.

— Профессор Хорохорн — чрезвычайно опытный волшебник, и его непросто застать врасплох, — откликнулся Дамблдор. — Он гораздо сильнее в окклюменции, чем бедняга Морфин Гонт, и я буду удивлён, если он не носит с собой противоядие к Веритасеруму с тех самых пор, как я выжал из него эту пародию на воспоминание… Нет, на мой взгляд, глупо пытаться силой вырвать правду из профессора Хорохорна — это может принести гораздо больше вреда, чем пользы. И мне бы не хотелось, чтобы он ушёл из Хогвартса. Однако, как и любой из нас, он не лишён слабостей, и ты, я считаю, как раз тот человек, который способен пробиться через его броню. Получить его истинное воспоминание очень важно, Гарри… Насколько важно — мы узнаем, лишь когда добудем его. А потому удачи тебе… И доброй ночи.

Слегка озадаченный столь неожиданным прощанием, Гарри вскочил.

— Доброй ночи, сэр.

Закрывая за собой дверь кабинета, он отчётливо услышал слова Финеаса Найджелуса:

— Я не понимаю, каким образом мальчик сумеет сделать это лучше чем ты, Дамблдор.

— Я и не ожидал от тебя понимания, Финеас, — отозвался Дамблдор, а Фокс снова издал низкий, музыкальный звук.