"Львиная охота" - читать интересную книгу автора (Щеголев Александр)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В подземелье я попал через сейф...

Впрочем, сначала меня довели до главного корпуса, и там мы потеряли нашего удивительного врача-поэта. Гончар отправился в свою амбулаторию, а мы с Милой, миновав столовую, снова вышли на воздух. Выяснилось вдруг, что меня ведут к древнему замку. Странный это был путь, кружной, нелепый через главный корпус, через столовую, через редкий лесок - от одного этого становилось интересно.

Человечек в моей черепной коробке был возбужден до крайности, норовил выскочить наружу и усесться мне на плечо, но я ловил его двумя пальцами за шкирку и с отвращением засовывал обратно под крышку.

Я заставлял себя размышлять о прекрасном, отталкивая поганые видения. Я заполнял пустоту, уводя свою душу как можно дальше от места происшествия... Омолодиться, и вперед, думал я. А ведь они здесь веруют не просто в замедление или консервацию старения - в омоложение! Только сейчас я осознал это. Если их вера основана хоть на чем-нибудь реальном, тогда нужны изменения на генном уровне, потому что жизненный цикл клетки непременно становится иным. Но ведь это - невозможно...

Тпру, Жилов, осадил я себя. Ты не специалист, Жилов. Прекратив семь лет назад опасные игры со жмурью, ты отчаянно захотел понять, почему тебя так тянет снова обвеситься часами "Ракета", ты и писателем-то стал, чтобы заменить один вид зависимости на другой, но воздержись от выводов, Жилов, ты всегда был и остаешься только наблюдателем...

С другой стороны, если изменяется жизненный цикл клетки, почему мы не сталкиваемся с массовыми душевными расстройствами? Или как раз это и имеем, стоит лишь осмотреться? Тпру, Жилов!

Меня доставили к руинам замка, потчуя рассказами о жутком Конраде де Молина, который вовсе не был колдуном, а был средневековым астрологом, алхимиком и спиритом (иначе говоря, большим ученым). Затем мне указали на проход сквозь фрагменты крепостной стены - так я попал на территорию архитектурного памятника середины 16-го века. До революции здесь было что-то вроде музея спиритизма на открытом воздухе, который я так и не успел осмотреть. Не об этом ли музее говорила Рэй? А меня тянули и тянули вперед, попутно разъясняя положение вещей: мол, археологическое отделение исторического факультета - вот оно, в бывшем жилье челяди, сама же археологическая экспедиция занимает бывшую псарню, а вон там у нас тренажерный раскоп для студентов, а в бывших конюшнях устроена камералка так называется рабочее помещение, где собираются и восстанавливаются находки... Байки насчет археологической экспедиции, которыми развлекало меня обаятельное волосатое чудовище, вызывали во мне добрую понимающую улыбку, поскольку крепкотелые спортивные парни, изображавшие рабочих возле раскопов, ни на секунду не выпускали нас из виду, передавая один другому. Поджарый художник-фотограф даже подбежал и спросил у Милы, профессионально оглядев меня, не нужна ли помощь. Если б не шагал рядом со мной их разговорчивый начальник, вряд ли б я погулял так свободно по территории замка, это было ясно, и еще было ясно, что их археологическая экспедиция всего лишь удобная легенда, позволявшая охранникам-энтузиастам круглые сутки торчать в этих местах. А потом Мила Аврамович, то ли провожатый мой, то ли телохранитель, пригласил меня внутрь, и мы вошли под каменные своды, миновали бытовку, комнату отдыха и наконец уперлись в его кабинет, и вот там-то, между картотекой и книжным шкафом, обнаружился тот самый сейф, предназначенный для хранения ценных находок.

Сначала главный археолог, сосредоточенно сведя брови, исследовал меня двумя детекторами сразу. Конечно, хозяевам хотелось знать, не излучает ли гость чего лишнего. Гость, однако, был безупречен, как свежий подгузник лишь впитывал все в себя. И тогда распахнулись заветные врата. Задняя стена сейфа оказалась на самом деле бронированной дверью, скрывавшей проход в подземелье. Мила бодро сказал мне: "Вас там встретят", похлопал меня по спине, и тогда я, согнувшись пополам, пополз по тесной витой бесконечной лестнице...

Господин Скребутан ждал меня внизу.

Стас Скребутан и вправду смотрелся, как полноценный, добротный господин. Габардиновый костюм фисташкового цвета. Рубашка в тон костюму. Галстук со слабо выраженным рисунком. Эх, где наша молодость? Узкие очки в металлической оправе, прицепившиеся к его длинному тонкому носу - вот и все, что осталось от задиристого хулигана-расстегая.

- Здесь я временно живу, - сказал он, глупо улыбаясь.

Он приложил ключ куда-то к стене, и плита встала на место. Проход исчез, как и не было его. Мы стояли в глухой каменной келье. На то, что здесь и вправду кто-то живет, указывали только раскладушка и здоровенный термос, а также - видавший виды ночной горшок, тщательно спрятанный под раскладушкой. Все, никаких других предметов в келье не было.

- Это так у вас банкиры болеют? - гулко удивился я.

- Банкиры у нас сразу сходят в могилу, - возразил он и по-хозяйски обвел каменное чрево рукой. - Минуя, так сказать, промежуточную стадию.

Он любил и умел мрачно пошутить.

- И все-таки врать нехорошо, - сказал я.

- За вранье наказывают только приезжих, - ответил он. - Двойные стандарты, цинизм властей и так далее. Ну, ты понимаешь.

Первая неловкость встречи была снята, но обниматься мы не стали, не в наших это было правилах. Стас вытолкнул дверь ногой - здесь, оказывается, еще и дверь была, - и мы вышли в коридор. Сразу двинулись вперед - он первым номером, я вторым. На прощанье я оглянулся. Вместо таблички к двери был приклеен скотчем лист писчей бумаги, на котором кривыми детскими буквами было выведено: "Покои Президента. Без доклада не входить".

А вот почерк у господина Скребутана решительно не изменился...

Шаги у нас получались звучными, объемными - оттого, что пол был выстлан базальтовой брусчаткой. Подземный ход вообще мало походил на путь в могилу; был он настолько просторен, что я мог перемещаться, не кланяясь каждой арке. Светильники-таблетки, расположенные в перекрестиях сводов, давали достаточно света. По стене тянулся плоский короб вентиляции. Поблескивали глазки телекамер, пристально следя за порядком. Сводчатые потолки были защищены гидроизоляционным покрытием, а стены были обшиты пластиковыми панелями, чтобы ничего тут не плесневело и не подтекало.

Так кто же все-таки на самом деле хочет убить безобидного туриста Жилова, подумал я, дыша в затылок старого друга. Иллюзорность обстановки очень не способствовала здравости мыслительного процесса.

- Куда ведет эта нора? - спросил я.

Ощущался едва заметный наклон вниз.

- В шестнадцатом веке доходила до катакомб, - ответил Скребутан.

- Примерно пять километров? - сориентировался я. - Впечатляет.

- Какие пять, там давно все обвалилось, - сказал он равнодушно. Известняк - не главная статья городских доходов. Но ты, я надеюсь, все равно шокирован?

- Чем?

- Нашими тайными фортификациями.

- Я предполагал увидеть что-то в таком роде, когда меня отконвоировали к руинам, - сказал я. - Не предполагал только тебя здесь встретить.

- Без меня никак, - расстроился он. - Как же без меня, если я здесь босс.

На полу и в стенах появились звукопоглощающие включения, гасящие эхо. Голоса тут же потеряли романтическую гулкость.

- И что ты здесь прячешь? - спросил я.

- Деньги, - сообщил Стас шепотом. - Мы с тобой в центральном денежном хранилище, в узловом объекте Национального Банка. Страшный государственный секрет, между прочим.

- Тогда понятно, - сказал я. - Наверху охрана, внизу телекамеры... Властелин подземелий.

- Телекамеры? - встрепенулся он. - Где?

Я показал. Скребутан остановился и вдруг закричал:

- Подглядываем? - Он снял очки, заглянул прищуренным глазом в самый объектив и решительно заявил. - Это не я. У вас там пылинка.

Он сорвал с моей головы кепочку и накрыл ею камеру. Умный человек дурачился - тяжелое было зрелище.

- Я себя неуютно чувствую перед телекамерой, - азартно пожаловался он, - потому что я за это ничего не получаю. Где, спрашивается, гонорар? Нет, я согласен только на фотоаппарат.

Если Стас шутил, значит, дела обстояли не очень хорошо, но если он дурачился, значит, дела шли из рук вон плохо; впрочем, насчет хранилища было сказано всерьез, ибо друг мой расстегай позволял себе шутить на любые темы, кроме финансовых, он всегда питал к деньгам особые чувства, чистота и святость которых сделали его в свое время бухгалтером, а после революции, вероятно, тропа этой бескорыстной любви и вывела его в топ-менеджеры. Вернув свой головной убор на место, я сказал:

- Деньги, как хорошее вино, должны настояться в погребе, иначе они не приобретут целительной силы. И что, все деньги в твоем подземелье волшебные?

Господин Скребутан молча надел очки и молча посмотрел на меня. Мы отправились дальше и, лишь прошагав несколько метров, он мне ответил вроде бы возразил:

- Деньги - как вода, вкуса не имеют. Все-таки мы хорошо поработали, согласись.

Я согласился:

- Трепет душу охватывает.

- Душа, - сказал Стас задумчиво. - Дело не в душе, а в возрасте. Если есть еще силы, ты что-то пытаешься сделать, а когда сил не хватает, тогда остается ручка, бумага и письменный стол.

- Это вызов? - осведомился я. - Тебе тоже не нравятся писатели?

- Ой. Извини, - легко улыбнулся он. - Я ничего не имею против писателей. Народу нужны хорошие детско-юношеские книги, которые дают подрастающему поколению образцы того, как нужно идти к цели - прямым путем, иногда рискуя жизнью...

- Хорошие детско-юношеские книги - это мои? - растрогался я. - Высокая оценка.

- Космос, цивилизация, чужие, - со вкусом произнес он. - Романтика. Так и хочется поверить, что это было на самом деле.

- Это было на самом деле, - сказал я.

- Но этого мы не знаем, - пожал он плечами. - Некоторые книги позволяют любому двоечнику и разгильдяю, лежа на диване кверху пузом, испытывать те же чувства, которые испытываешь, например, прикасаясь к древнему манускрипту или любуясь только что выведенной цепочкой формул. Вот в этом, по-моему, гораздо больше волшебства, чем в наших деньгах.

- Бог с ними, с книгами, - сказал я. - Лучше объясни, зачем все это? Я показал на уходящий вдаль коридор.

- Режим секретности? - участливо спросил он.

- Избирательность чуда, - сказал я. - Когда волшебство - не для всех, оно колдовство, и есть в этом что-то неприятное, несправедливое. Зачем?

- Хорошим людям нужно помочь, слишком много здоровья у них уходит на поддержание душевного равновесия, - объяснил Стас. - Хороший человек должен жить долго.

- Как Ульянов-Ленин, - кивнул я ему в спину.

- Это политическая провокация? - осведомился он, коротко глянув назад.

- Нет, просто я сегодня уже слышал точно такую же фразочку. По-моему, хороший человек - всего лишь тот, кто не совершает дурных поступков. Этого достаточно. И что там у него в голове, то ли гордыня, то ли просто глупость - никого не касается.

- Всегда так, - сказал он с неожиданным раздражением. - Стоит только появиться хоть каким-нибудь результатам, обязательно приезжает кто-то, кому подавай вселенскую справедливость... - Он вдруг споткнулся.

- Scheisse[19]! - непроизвольно вырвалось у него.

- Уймись, - развеселился я. - Ты меня с кем-то спутал, я, кажется, тебя всего лишь о ваших деньгах спрашивал. Почему, собственно, деньги? Во все века они были синонимом алчности, средоточием греха, в лучшем случае всеобщим эквивалентом, а вы тут рождественские гирлянды из них скручиваете. Какой в этом скрытый смысл?

Он поправил съехавшие с носа очки, размышляя над ответом.

- По-моему, никакого скрытого смысла, Мак. Деньги - самое удобное средство. У нас не было времени подыскивать другое.

Он звал меня "Мак", а не "Макс". Еще со времен интерната.

- Абсурд на службе перевоспитания, - сказал я. - Средство от чего?

- Не "от", а "для". Представь себе уникальный механизм, где каждый элемент энергетически связан со всеми остальными. Это и есть деньги. Так почему бы не использовать уже готовую систему, чтобы соединить с ее помощью и людей? В единый здоровый организм.

Все-таки он был изрядный выдумщик, мой друг Стас! Не мог я не подыграть ему:

- Ретранслятор, выполненный в виде денежных россыпей, да? В каком спектре излучаем, товарищи? Биотроника, кстати, пока не одобрена Мирздравом. Или вы используете запахи, меняющие гормональную регуляцию? Специальную краску, содержащую летучие реверсанты...

Он оскорбился:

- Чем потрясать стены эрудицией, не проще ли допустить существование неизвестных науке полей и взаимодействий?

- Не проще, - сказал я. - Проще жить по Оккаму, не плодя новых сущностей.

- Энергетическое Поле Желания, - объявил Стас на весь коридор. Великая русская мечта - сделать реальность сном. Лампа Алладина, Золотая Рыбка, Золотой Шар. И вот теперь, когда появилась физическая возможность сцеплять кванты желаний в один всепобеждающий луч, мелкие государственные деятели вроде нас пользуются этим эффектом, чтобы излечить кого-то от энуреза. Смешно, товарищи.

Он упорно продолжал общаться в обычной своей манере, когда непонятно, шутит человек или говорит серьезно, и я вдруг почувствовал неуверенность.

- Физическая возможность? - переспросил я. - В каком смысле?

- Многие люди мечтают... ну, скажем, быть здоровыми и молодыми. Их тоскливые, несбыточные желания уходят попусту в пространство, не совершая никакой полезной работы. Жуткая расточительность.

Я коротко поаплодировал собеседнику в спину:

- Сюжет для детско-юношеской книги?

Он не обиделся. Он остановился и сказал:

- Пришли.

Готический подземный ход расширился, превратившись во вполне современный бункер. Здесь было что-то вроде Т-образного перекрестка: вбок уходил просторный тоннель с проложенными по земле рельсами. Рельсы начинались у компактного перрона, из тоннеля тянуло холодом. В бункере был светящийся потолок, а на перекрестке дежурил скучающий богатырь, одетый в комбинезон с нашивкой "АХЧ" и в рабочую кепочку. Внутренняя охрана? Увидев нас, дежурный ослепительно улыбнулся и лихо взял под козырек.

А еще здесь были стальные двери с номерами, на одной из которых красовалась такая же приклеенная скотчем бумажка. Было написано от руки: "Музей современного спиритизма". Дети подземелий развлекались, кто как умел.

- Где это мы? - спросил я.

- Как раз под холмом.

- Железную дорогу тоже в шестнадцатом веке проложили? Один мой знакомый мечтает прорыть здесь метро, а у вас, оказывается, все уже готово.

- Это же остатки оборонной инфраструктуры, - ответил Стас. - Никаких излишеств, Мак. Забытое Убежище с размахом строили. Старая штольня до нас, конечно, не доходила, но мы ее удлинили и почистили.

- Этак что, до Райских Кущ доехать можно? - сообразил я. - Ах, вот почему кибер-такси таранило заповедную шахту. Попытка ограбления века?

- Scheisse, - сказал господин Скребутан с сердцем. - Все-то вы, детские писатели, знаете. Нет, вряд ли нас хотели грабить, скорее это была разведка боем... - Он увлек меня к двери. К той самой, к "Музею".

- В Райских Кущах у нас только временное хранилище, где заказанные средства ждут транспорта, - продолжал он. - Тем более, деньги сегодня не перевозились... Ты входи, не стесняйся.

Мы вошли. И оказались под открытым небом.

На долю секунды я потерял чувство реальности. Вновь я был на холме; или нет, заметно выше холма; солнце било в подставленную щеку, стая чаек тревожно носилась над деревьями, не находя себе пристанища, лишь движение воздуха отчего-то не ощущалось - воздух стоял, как теплая жижа в трясине... А через миг наваждение прошло.

- Аппаратура что, на мачте с флагом установлена? - спросил я.

- Где только чертова аппаратура не установлена, - сказал Стас.

Это была мониторная. Стены и потолок представляли собой сплошной экран, возле стенда колдовали два оператора, совсем еще молодые ребята, и картинка на куполе вдруг изменилась - сверху, с неба нависло над нами огромное лицо господина Скребутана. А рядом - мое, размером не меньше. В таком увеличении и в таком ракурсе наши рожи выглядели, мягко говоря, неаппетитно.

- Камера включена! - помахал нам рукой один из шутников. - Босс, скажите что-нибудь смешное.

- Смотря какой дубль, - оглушительно произнесла циклопическая голова Стаса в небесах. - Я без дублей не работаю. И вообще, мне нужен трюкач.

Операторы с готовностью заржали. Мальчики любили своего босса, это было ясно. Стас грозно поиграл желваками.

- Торжественная встреча закончена, - объявил он. - Не отвлекаться.

Панорама академического городка развалилась на множество экранов-сегментов. Стал виден и портал главного входа с суровым пограничником на страже, и руины Замка Колдуна с боевыми археологами на крепостных стенах, и даже бетонный кубик Забытого Убежища, расположенный в полукилометре от Академии. Строили Убежище в прошлом веке, надеясь выжить в ядерной войне, да так и бросили эту затею. Вообще, стало видно множество мест как по эту, так и по ту сторону ограды. Потрясающе. Телеобзор, что ни говори, был у них поставлен на широкую ногу - ни одна точка периметра не осталась без присмотра. Оазис новой жизни не ждал от землян ничего хорошего...

Отлично было видно, как вызванная Вивьеном группа в количестве пяти сотрудников работает на холме: исследует место боя, опрашивает свидетелей и все такое прочее. Носилки с запакованным командировочным вносились в полицейский вертолет. Лишь самого мичмана почему-то нигде не оказалось.

- Роскошная была драчка, - сказал Стас, причмокнув.

- Так вы все видели? - рассердился я. - Ну, братцы... Нехорошо подглядывать за друзьями.

- Зато мы за тебя болели, - возразил он. - Особенно девушки.

- Фикус жалко, - вздохнул я.

- За это не волнуйся, фикус входит в стоимость курсовки. Твой спарринг-партнер ведь на курорт приехал, подлечиться? Процедура называется "фитотерапия".

- Хорошо тут у вас, - невольно вырвалось у меня. - Никто никого не хочет зарезать, не то, что наверху.

- Оставайся, - воодушевился Стас.

А потом один из сегментов стены отъехал в сторону, оказавшись дверью.

- Danke schцn, - сказал господин Скребутан в воздух. Мы торжественно проследовали дальше.

Нас ждал накрытый праздничный стол, занявший изрядную часть комнаты. Это первое, что бросалось в глаза - накрытый стол. Очень уж сильный контраст с остальным интерьером. Стол был раскладной, трубчатый: в сложенном состоянии, очевидно, он занимал ноль целых пространства. Была вторая дверь, которая вела куда-то вглубь бункера. А в целом, судя по всему, здесь был устроен счетный центр: приглушенно гудели вычислительные блоки в нишах, за окошечками шароводов крутились носители информации повышенной емкости, трещало печатающее устройство. Я присмотрелся, подняв брови. Хорошая у них была машина. Хорошая - не то слово. Уникальный комплекс "777", последний в знаменитой серии машин: "13", "33", "72"... короче, штучная сборка. Не на каждом плазмодроме, не в каждой лаборатории Службы Контроля такой стоял, разве что у Дэнди Голдфинча... или непосредственно в Центре Управления Полетами... Я улыбнулся всем присутствующим, спрятав удивление за щеку.

Присутствующих, собственно, было двое. В кресле возле второй двери спал, повернувшись на бок, некто бородатый, голый по пояс, а за дисплеем, спиной к нам, сидела Рэй, которая так и не соизволила повернуться. Дисплей располагался перед полусферической стеной, в которую были вмонтированы цифровые табло и электронные графопостроители. Все это работало пульсировало, жило собственной жизнью. Моя принцесса, очевидно, тоже работала. Она говорила с кем-то, чье усатое лицо занимало весь дисплей. Впрочем, усы не вмещались, так и норовили выскочить за пределы экрана.

- Ну? Ты женился или нет? - строго спрашивала Рэй.

- Нет, - смущенно отвечал тот.

- Так и не женился? У тебя целая неделя была!

- И не женится, - громко сказал Стас. - Он уже был когда-то свидетелем на свадьбе.

Дама наконец повернулась к нам:

- Мне кажется, ему просто лень ухаживать за женщинами.

Усач вставил нервно:

- Кое-кому, кстати, здесь не смешно.

- А те женщины, за которыми не нужно ухаживать, ему не нравятся, - как ни в чем не бывало подытожила Рэй. - Беда.

- Вы, босс, не обращайте внимания, у нас с Инной маленький расслабон, - торопливо объяснил усач. - Сигнал пока на прежнем уровне. Расконсервацию обоих хранилищ закончили, к эвакуации готовы.

- Что, появились идеи? - быстро спросил Скребутан. - Насчет эвакуации?

Усы на экране печально обвисли.

- Никак нет...

- Какие тут идеи, - проворчала Рэй.

- Кто это с вами, босс? - обнаружил меня человек из дисплея, тогда я улыбнулся еще шире.

- Знакомьтесь, - объявил господин Скребутан. - Это - Хилари, комендант Забытого Убежища, второй человек под землей. Его грубо отозвали из отпуска. А это - наш дорогой гость Максим, инженер-программист человеческих душ.

- Инженер-программист? - встрепенулся усатый Хилари. - Нам позарез нужны программисты...

Он отключился, не прощаясь. Лицо исчезло, но рисунок усов еще долго сохранялся на экране.

- Всем нужны программисты, - сказал я и подошел к Рэй, обогнув накрытый стол. - Да у вас тут Центр Управления Полетами! Что в Космосе происходит, коллега?

- Волновую активность засекли еще вчера утром, - сказала она. - Кто-то просвечивает объекты на территории Академии.

- А сегодня, когда было замечено движение, - сказал Скребутан весело, - мы в нашем маленьком Космосе объявили тревогу.

- Движение? - спросил я.

- Возня, - сказала Рэй и положила руки на клавиатуру. - Полюбуйся.

Перед полусферической стеной, прямо в воздухе, появилась рельефная карта. Вся ограда горела красным, словно в огне была, а по ту сторону периметра перемещались кляксы черных провалов. Кляксы сливались и распадались, мало-помалу поглощая внешнее пространство - дерево за деревом, дорогу за дорогой, дом за домом.

- Квантовые рассеиватели, - пояснила Рэй. - Сплошной заслон. Кто-то ползает там под прикрытием...

- Arschgesicht, - добавил сзади Стас. - Насекомые. Смотрят на нас фасеточными глазами, verdammten.

Я поморщился:

- Полегче, камрад, полегче. Не пора ли распылять ядохимикаты?

- Leck in meinem Arch, - врезал он от души. - Само собой, с этим у нас строго.

Не люблю, когда хорошие парни гадят, тем более при дамах. Одно дело "шайсcе", которое вываливается из простых немецких ртов независимо от воспитания и общественного статуса, и совсем другое дело - этакий навоз... Я склонился над праздничным столом, обнюхал немытые тарелки и поинтересовался:

- Есть повод для торжества?

Рэй вдруг вспорхнула с места.

- Ой, ребята, забыли! У господина Президента сегодня день рождения!

- Это у меня, - сконфузился Скребутан. - Такой день испорчен.

И правда - такой день. Мне стало стыдно. Да, голова моя была шумной скандальной общагой, жильцами в которой были навязчивые вопросы, но это плохое оправдание. Как я мог забыть? Ведь достаточно было увидеть Рэй за пультом, чтобы напряжение исчезло. Я увидел Рэй, и паранойя затаилась до поры, мерзкая тварь. Тем более не имело смысла беспокоиться о том, что нас наверняка засекли возле главных ворот Академии, потому что теперь это было совершенно неважно... Но как я мог забыть?

- Полста? - с ужасом спросил я.

- Они, - горестно подтвердил Стас, поправив очки.

Полста... Когда человек, с которым ты еще вчера сражался на пластиковых шпагах, оглашая воплями интернатский двор, вдруг оказывается почти стариком - становится страшно. Не за него, за себя. И становится безнадежно жалко - опять же себя, кого же еще. Закусить, это дело срочно требовалось закусить. Однако всё на столе было уже сожрано, только выпивка оставалась нетронутой, и я разлил по бокалам содержимое красивой бутылки с надписью: "Бухта Цуруга". Рука дрогнула, и растеклась по подносу темная лужица.

- Полвека - солидная дата, как не поздравить с нею солдата, - виновато пробормотал я.

Мы расселись. Рэй оседлала стул верхом.

- Стасик! - позвала она, взяв свой бокал.

- Ау, - откликнулся он.

- Рядом с тобой сидит твой друг. Еще не старый, но давний...

- Бывший, - подсказал я.

- Здравствуйте! - возмутилась она. - Вы уже поссорились?

- Он мне на ногу наступил, - мрачно сообщил Стас. - Это еще до того, как он в свою начальную школу шпионов сбежал.

- Но ведь мы были когда-то друзьями? - напомнил я.

- Но это было давно, - возразил он и заграбастал вместо бокала всю бутылку целиком.

- Так вот, - настойчиво сказала Рэй. - Вы оба - такие разные, такие, не побоюсь этого слова, асинхронные, что нет более странной дружбы, чем ваша. Только общее детство и могло вас соединить. Детство - самый сильный в природе клей. Давайте выпьем за детей. Мой любимый тост. За детей! Пусть им будет хорошо.

- Даже если мы не будем им этого желать, - произнес Стас, со значением посмотрев на меня.

Рэй сказала всё то, что должен был бы сказать я, но сделала она это гораздо лучше, и опять мне стало стыдно, - приступ какой-то, ей-богу, никак не проходит, - хотя, по-моему, говорила она все-таки о чем-то своем, о чем-то глубоко личном... я поднес бокал к губам.

- Осторожно, сахар на дне, - заботливо предупредил меня Стас.

Рука моя остановилась. Почти сорок лет я не слышал этих слов, забыл об их существовании. Вот тебе и полвека...

- Грубые провокации, Скребутан, на меня больше не действуют, - сказал я и отпил. Это простое действие стоило мне некоторых усилий, которых я постарался не показать.

Рэй изучала нас взглядом, ничего не понимая. Ну и ладно. Нужно было пересечь по диагонали материк, нужно было поменять Финский залив на Средиземное море, чтобы снова услышать эти слова: "Сахар на дне". Спасибо тебе, друг детства. Злой ты все-таки человек... Занятный вкус был у напитка. Под солидной этикеткой (шторм, буйство морской стихии) скрывался лекомысленный настой на травах, и алкоголь почти не ощущался, несмотря на заявленную крепость (60%). Нейтрализаторы в действии?

- Ваш бальзам изумительно хорош, - возгласил Скребутан, разом высосав половину бутылки. Неужели надеялся опьянеть? Он продолжил, отдуваясь: - Ты, конечно, знаешь, Жилов, что в бухте Цуруга однажды утопили колокол, об этом еще твой любимый Басё написал. Так что колокол, слава Богу, больше ни по ком не позвонит. Давайте за это.

Я с сомнением посмотрел на висящую в воздухе карту, на сходящие с ума диаграммы и графики, я оглянулся на спящего в кресле бородача и попытался привести этот рехнувшийся мирок в чувство:

- По-моему, вы рано расслабились, ребятки.

- Это только начало, - угрожающе сказал Стас. - Мы еще только за детей пьем.

Бородач проснулся на мгновение, окинул тусклым взглядом стол и хрипло пробормотал:

- За наше безнадежное музейное дело...

Рэй посмотрела свой бокал на просвет:

- Нет на дне никакого сахара! Эй, шуты гороховые, при чем здесь "сахар на дне"?

- Потом расскажу, когда детство кончится, - пообещал я ей. - Это чертово детство, дорогие товарищи, никак не желает кончаться...

И вдруг она встала. Словно невидимая рука потянула ее вверх. Словно сила тяжести исчезла, и девочка полетела, оттолкнувшись от стула, и лицо ее вспыхнуло, осветилось изнутри, и я подумал: неужели из-за моих случайных слов? - и пустота подкатила к горлу: неужели мне удалось наконец сказать что-то по-настоящему значительное?.. Оказалось - нет. Просто отъехала вторая дверь, ведущая вглубь бункера. На пороге возникла инвалидная пневмоколяска, в которой помещался некто. Ага, подумал я, сразу поняв, кто он, этот новый гость. Ну, вот и всё, подумал я. Всё! А может, я сказал это вслух? А может даже пропел, пользуясь присутствием публики?

К спинке пневмоколяски была прикреплена стойка с несколькими банками, от которых тянулись к пациенту тонкие гибкие трубки. В банках колыхались разноцветные жидкости. Гость снял с себя ошейник-впрыскиватель, поднялся и сделал шаг, оказавшись по сию сторону двери. Это движение и этот шаг дались ему с исключительным трудом.

- Да что же вы делаете? - дико закричал Скребутан. - Кто вам позволил из лазарета выходить?

- Боюсь, у нас очень мало времени, - прошелестел человек остатками губ.

Легендарный Покойник был жив, определенно жив, однако выглядел он ужасно. Нет, ужасно - не то слово. Биопластырь не мог скрыть увечий. Я содрогнулся, хотя мне всякого довелось повидать.

- Мы и так к вам шли! - опять закричал Скребутан. - Пять минут не подождать?

Гость беззвучно повалился набок. Он повалился точно на кресло, в котором спал бородач, и не избежать бы кому-то из них легких повреждений, если бы я не сиганул прямо через стол. Рефлексы. Разлетелись пластиковые тарелки, грохнули о плитку опрокинутые стулья.

Проснувшийся бородач вскочил, бешено озираясь:

- Об мои ноги, да? Растопырился я тут, простите ради Бога...

Я поймал бессильное тело и спросил:

- Они вас что, Вася, пытали?

Зачем спрашивал, если и так знал? Покойник молчал, прикрыв глаза. Я оглядел публику и приветливо поинтересовался:

- Ну? Так они его пытали?

- Они - это которые? - сварливо осведомился Скребутан.

Темная, концентрированная ярость проникла в мою кровеносную систему, смешавшись с "бухтой Цуруга". Небезопасное сочетание, очень скверно действует на гладкую мускулатуру, покрывающую стенки сосудов. Интоксикация.

- Перестаньте, Максим, какие там у них пытки, - прошептал раненый, словно почувствовал. - Успокойтесь, Максим. Вертолет горел... потом падение в бухту... это да. А пытки... Вы, главное, не волнуйтесь, со мной все в порядке. - Он приподнял голову и посмотрел на Рэй. - Инна, ты тоже здесь? Здравствуй, Инна.

- Познакомься с нашим программистом, - зачем-то сказал мне Стас, указывая на бородача.

Тот пятился к двери и бормотал, потерянно бормотал:

- Растопырился я тут... Растопырился...

Несмотря на изрядный рост, Покойник был ненормально легким - как тряпочная кукла. Покойник был в моих руках маленьким и ненастоящим. Словно выжали человека, гигантскими челюстями пожевали. Рабочий комбинезон с надписью "АХЧ", распоротый почти во всю длину, был ему не по размеру висел складками, мешок мешком, - очевидно, костюм был взят напрокат у кого-то из настоящих мужчин.

- Да положи ты его в кресло! - вышла Рэй из ступора.

Она обогнула стол и медленно встала передо мной на колени...

Передо мной? Что-то дрогнуло в моей груди. Но опять оказалось - не так, все не так! Вовсе не мне предназначалось это проявление чувств: девушка поймала изломанную, безвольно висящую руку и поцеловала ее.

- Ну что ты, - мучительно дернулся Василий.

Тогда Рэй, ни секунды не раздумывая, коснулась губами его страшной, босой, изувеченной ступни.