"Снежный человек" - читать интересную книгу автора (Торбан Раиса Семеновна)Глава XIX. РАЗВЕДЧИКНа веревке, протянутой над огнем, висит белье: носовой платок гостя и кукольное платьице. Обе вещи тщательно прикреплены деревянными зажимами. Валенки гостя сушатся на печи. Пылает очаг. Над очагом — крючки. На одном из них бурлит и пузырится котелок с молочной пшенной кашей. На другом — подвешен кофейник. Ячменный кофе закипел и грозит сбежать. Крышка кофейника дребезжит и прыгает. Душистый пар вырывается из почерневшего от огня и времени носика. Анни в длинном фартуке, завязанном под мышками, с большим трудом дотянулась до кофейника и сняла его с огня. Мери усердно помешивала ложкой кашу, чтоб не пригорела, и время от времени пробовала: готова ли. Обе подруги говорили шепотом и ходили на носочках, чтоб не потревожить спящего. Но всегда, когда хочется, чтоб было тихо, обязательно что-нибудь уронишь… Так случилось и у Мери. Она пробовала, пробовала кашу и уронила ложку на пол. Звякнул металл. Спящий вздрогнул и сразу сел. Несколько секунд он осматривался вокруг, пытаясь сообразить, что с ним и где он находится. Анни и Мери застыли у печки, как мышата. Гость крепко потер лоб здоровой рукой и уставился на двух маленьких стряпух. — Я долго спал? — прозвучал в тишине его хриплый после холода и сна голос. Анни взглянула на ходики, висевшие на стене. — Не больше часу. В избе вдруг запахло горелым молоком. — Ах! Каша ушла! — И Мери бросилась снимать котелок. — Сейчас мы вас покормим. — Анни подвинула к гостю стол, покрытый чистой скатертью. Мери тоже суетилась и хлопотала, выкладывая кашу на глубокую тарелку. — Кушайте, кушайте, пожалуйста, — угощала она раненого. Анни налила для гостя горячий кофе с молоком в большую чашку и положила побольше сахару. — Пейте! Гость жадно ел кашу и запивал ее кофе. — Что, вкусно? — справлялась каждую минуту Мери. Он молча кивал головой. — Проголодались? — улыбалась Анни, глядя на гостя. — Да… Два дня не ел ничего горячего. Анни удивилась: — Разве в погранотряде едят не каждый день? — Я пошутил… Гость кончил есть. На щеках проступил румянец. Он почувствовал, как вместе с теплом к нему вернулись силы. — Ну, спасибо, хозяюшки! — На здоровье, товарищ… Луми… — Мери запнулась:- Лумимиези! — Как ты сказала? Повтори-ка, — заинтересовался гость. — Лумимиези! — четко повторила Мери. Гость улыбнулся: — Почему Лумимиези? — Такая у вас занятная фамилия, — засмеялась Мери. — Потому что вы очень походили на снежного человечка, когда вас нашли в лесу красноармейцы, — пояснила Анни. — Ну, а как меня зовут? — спросил гость. — Онни! — поторопилась Мери. — Правильно! — сказал гость. — Правильно, меня зовут Онни Лумимиези. И как это вы про меня все знаете? — Про вас все всё знают. Иван Фомич рассказывал и в газетах писали… — А кто такой Иван Фомич? — Не знаете Ивана Фомича? Наш учитель… Ну, конечно, вы его не знаете, — вспомнила Анни. — Товарищ Андреев не пустил его к вам. Вы еще тогда без памяти лежали… — Да, да… да, — подтвердил гость. Теперь он отлично понимал, что его принимают за кого-то другого. За какого-то товарища Онни Лумимиези. Наверное, за того проводника с его страшной собакой Диком… Но теперь с ними покончено. Их тела закоченеют на морозе. Голодные звери растащат, сожрут их трупы раньше, чем их хватятся здесь, в поселке, или на заставе, а он уйдет. Но перед уходом он выспросит и узнает у этих двух девочек все, что ему надо. — Ну, а как тебя зовут? — обратился он к рыженькой девочке. — Мери Ивенс. Мой папа — машинист. — А тебя? — повернулся он к сдержанной, молчаливой Анни. — Анни Кярне. Мой отец — здешний лесник. — И давно? Ты, верно, родилась в этой избушке? — ласково спрашивал гость. — Нет, что вы… мы в лесниках недавно… с осени перебрались сюда, после Кондия. — А кто такой Кондий? — Лесник был, только он убежал. — Почему? — Он кого-то прятал у себя на полатях в женской одежде, а когда товарищ Большаков понял и хотел его схватить, он в него выстрелил, а сам убежал… — Так… Ну-ка, давайте мне сюда валенки, — потребовал гость. И это было сказано таким тоном, что Мери без всяких возражений полезла на печь за валенками. Гость прильнул к окну на одно мгновение и отпрянул. Страшная маска из-под нахлобученной до бровей шапки глядела в избу. Сквозь стекла громадных автомобильных очков за ним наблюдали с большим любопытством узкие серые глаза… В избе раздался веселый смех — будто бросили на пол горсть серебра и оно раскатилось по всем углам. — Не бойтесь! Это Юрики в противогазе, — смеялась Анни. В морозном воздухе послышалась песня. Одна из тех песен, которые поются только в нашей родной стране. Десятки шагов заскрипели на снегу. Зазвучали в сенях голоса… Распахнулась дверь, и в избу ввалилась шумливая группа ребят. Увидев гостя, они на минуту смолкли. Затем отдали пионерский салют и не совсем стройно, но громко и весело прокричали: — К труду и обороне всегда готовы! — Вот! — взмахнул Юрики самодельным противогазом. — Речь-то скажи, речь, — подтолкнул его сзади Тяхтя. — Я забыл речь, — беспомощно оглянулся на него Юрики. — Можно без речей, друзья, — любезно сказал гость. — Здравствуйте, товарищ Лумимиези! — заулыбались ребята. — Это — вам… — и, преодолев смущение, они вручили ему гостинцы. Матери прислали пирогов, калиток, блинов… Всего, что было вкусного в выходной день на столе лесорубов. А от себя каждый из ребятишек принес какое-либо свое «сокровище». — Вот возьмите… Он вырастет и будет, как ваш померший Дик, трепать ихнего брата. Юрики вынул из-за пазухи и поставил на пол своего щенка. Гость взял щенка к себе и принялся гладить его. Он гладил щенка, слушал болтовню ребят и гул большой толпы людей, высыпавших из лесу на освещенную луной полянку, к избе. Он хорошо видел их в оттаявшее окно. Вот они идут сюда. Он думал о том, что положение усложнилось. Теперь уйти труднее. Он сделал одну большую оплошность… Нет, не одну, а две… Во-первых, он должен был обязательно дождаться Кондия в условленном для встречи месте и идти с ним. Но он прождал Кондия сутки и не был обнаружен советскими пограничниками только в силу своей дьявольской выносливости и благодаря поразительному умению маскироваться. Возвращаться было опасно, и он пошел на «явку»… Во-вторых, он не должен был оставаться здесь, раз обстановка изменилась. «Но я все равно замерз бы где-нибудь в лесу в эту проклятую стужу, — пытался он оправдать свое поведение. — А в избе было тепло, и так хотелось спать… Ведь человек же я, наконец!» — бросил он про себя кому-то со злобой. Но другой голос в его душе холодно и настойчиво отрицал все это. Он говорил: «Ты — разведчик…» — А вы уже здесь?… Наш пострел везде поспел, — загудел старый Лоазари, протискиваясь в избу вслед за Большаковым и лесником Кярне. За ними вошли в избу и другие лесорубы. Все были вооружены топорами, охотничьими ружьями, ножами; кто захватил сплавной багор. Все годится. А у одного на плече красовалась даже рыбачья сеть. — Что ты их, как рыбу, ловить собираешься? Они на земле не плавают, — шутили над товарищем лесорубы. — А может, живыми придется взять голубчиков, вот и запеленаем, — объяснил он насмешникам. Лесорубы входили в избу, снимали шапки и здоровались с гостем. Народу — полная изба. Кто не смог протиснуться в дверь, глядел в окна. Все с любопытством смотрели на раненого «пограничника» и прислушивались к разговорам. Большаков сердечно поздоровался с гостем и назвал свою фамилию. Анни, как внимательная хозяйка, выдернула из-под Тяхти табуретку и подставила ее Василию Федоровичу. Он сел подле раненого гостя и сразу же приступил к делу: — Мы отправили в погранотряд гонца. Сегодня ночью на заставе будут знать все, а к утру, наверное, ваши будут здесь. — Очень хорошо! — И мнимый пограничник приподнялся на локте. Его глаза блестели, а лицо с крепкими челюстями было бледно. — Но и мы не собираемся на полатях лежать. Люди готовы, — оглядел собравшихся вокруг него лесорубов Большаков. Они были серьезны, полны решимости и гнева. — Медлить нельзя ни одной минуты, — заговорил раненый глуховатым голосом. — Их было трое. Одного, переодетого пограничником, я убил, а двое, в крестьянском платье, ранили меня, и я едва спасся. Убили и мою чудесную собаку — Дика. Он тяжело вздохнул и опустил голову. — Вы, товарищ, не волнуйтесь. Враги далеко не уйдут. К утру будут пойманы. Я ручаюсь, — горячо уверял молодой лесоруб. — Это еще неизвестно, — усмехнулся «пограничник». — Какие они с виду, куда пошли? — приступил к нему с вопросами Большаков. Раненый подробно описал наружность выдуманных им диверсантов и направление, по которому они двинулись. Он хорошо знал местность и намеренно указал лесорубам район гнилых болот. Они не замерзают даже зимой. Люди всегда стараются обходить эти гиблые места. Но никто из лесорубов даже не задумался. — Болото так болото, лишь бы поймать молодчиков. Раненый мельком взглянул на ходики. Время мчалось как сказочный олень. — Торопитесь, товарищи, торопитесь, — устало сказал «пограничник». — Я бы сам повел вас, но не могу ступить на ногу. Боюсь, что никогда не смогу больше ходить… Он в самом деле почувствовал себя неважно и, побледнев, опустился на подушку. Большаков заметил его состояние и дал знак лесорубам выходить. Тихонько, стараясь не шуметь, выходили люди из избы. — А вы, мелочь, марш по домам! — приказал он детворе. — Дайте товарищу покой! — Сейчас уйдем, — тянули ребята, а сами не двигались с места и во все глаза смотрели на «героя». — Я сейчас вернусь, дочка, — и Кярне вышел вслед за Василием Федоровичем, на ходу отдававшим распоряжения своим лесорубам. |
||||
|