"Лишний доллар не помешает" - читать интересную книгу автора (Питерс Джефф)ИНДИО — ПЛОДЫ ИЗОЛЯЦИИВосемнадцать месяцев, проведенные в подземельях крепости, не прошли бесследно для Индио. Если он и не исправился, то, по крайней мере, очень изменился. Как полагали многие, свою кличку Эль Индио, по-испански «индеец», заслужил, проявляя изощренную жестокость. И мало кто знал, что детство Фредди Гривс провел среди апачей. Ему было десять лет, когда индейцы напали на ферму, где жила его семья. Перестрелка была короткой, работники и родственники, метавшиеся по двору, вскоре затихли в разных углах фермы, а из их спин торчали стрелы с лохматым оперением. Такая же стрела пробила грудь его матери. Ей повезло — она умерла сразу и не досталась индейцам. Фредди забился в собачью конуру, и все видел оттуда. На его глазах раненого отца связали и подвесили головой вниз на задранной оглобле фургона, а под ним развели костер. Самого Фредди выволокли из конуры, связали и бросили в мешок, привязанный сбоку седла. Апачи сожгли ферму, уведя с собой волов, мулов, овец, и унося в мешке белого мальчишку. Он думал, что они его съедят. Но белый мальчишка был нужен для другого. В клане Мескальеро, куда попал Фредди, не хватало мужчин. Молодые индейцы, выбрав жену из другого клана, уходили в ее семью. А пойманный чужак, если доживет до зрелости, останется в семье, женится на девушке из семьи, а потом еще и поможет ей нарожать новых воинов. Семь лет Фредди жил в племени, в горном хвойном лесу. Ему тяжело давались многие навыки, естественные для апачей. Например, он так и не стал хорошим следопытом. У него не хватало терпения ощупывать взглядом каждый клочок земли, чтобы увидеть след. И даже когда он видел примятые травинки, пятно на камне, волосок на коре, он думал, что это травинка, пятно, волосок, и не понимал, что это и есть след. Наездник из него тоже не получился, но в этом он был настоящий апач, потому что и они с лошадьми не ладили. Конину апачи любили больше мяса мулов, но наездники были никудышные. Единственное, что освоил Фредди, это стрельбу из лука. Он не промахивался, стреляя по взлетающей утке, и даже по белке, прячущейся среди ветвей. А еще, как настоящий апач, Фредди был азартным игроком. В этом он даже превзошел своих воспитателей. У каждого мужчины был свой кожаный мешочек с мечеными палочками, которые служили им для несложной, но захватывающей игры: двое одновременно вытаскивали, не глядя, по палочке из своего мешка, и чья метка была сильнее, тот и забирал обе палочки. Тот, кто проиграл весь мешочек, мог выкупить его обратно, отдав победителю что-нибудь из своего имущества. Такой мешочек завелся и у Фредди, когда его признали взрослым — по волосам на лобке. Но тупо вытаскивать палочки ему быстро надоело, и он придумал новую игру. Участники становились на разных краях поляны, между ними в землю неглубоко вбивалась длинная жердочка, а у ног каждого соперника лежала дубинка. По сигналу надо было метнуть дубинку так, чтобы жердочка свалилась в сторону противника. В этой игре Фредди был непобедим, потому что у него были свои секреты. Апачи с простодушной хитростью клали дубинку перед собой, чтобы в момент броска оказаться ближе к мишени. А Фредди, наоборот, стоял чуть впереди своей дубинки — наклонившись за ней, ему уже не надо было тратить время на замах. А второй секрет был в том, что он не ждал сигнала. Он зорко следил за противником. И как только тот делал первое движение, все тело Фредди взрывалось в броске. И оставалось лишь не промахнуться. Ему иногда приходила в голову мысль о побеге из племени, но это было слишком сложно и опасно, да и что ему было делать среди белых? Но в конце концов белые все сделали за него. Ему было семнадцать, когда на территорию племени забрел торговец и рассказал, что в стране белых идет война, многие ранчо остались без хозяев, стада разбредаются, а опустевшие дома заносит песком. Молодые апачи загорелись желанием посетить "благословенные края, пока там еще не все разворовали команчи и кайова note 22. Старики были против, но молодежь имела право на вольную охоту. Фредди вместе со сверстниками пересек Рио-Гранде, и там их радужные планы рухнули раньше, чем зашло солнце. Оказывается, о войне здесь никто и не слыхал, и на каждом ранчо хватало вооруженных мужчин. Пара неудачных налетов, потерянные друзья, первое ранение, второе… Когда у самой реки отступающие индейцы натолкнулись на отряд рейнджеров, Фредди свалился с коня и прикинулся мертвым. Бой откатился за холмы, а Фредди отполз в заросли ивняка. Он догадался украсть одежду на первой попавшейся ферме и забраться подальше от границы. Ковбои, перегонявшие стадо на север, приняли его в свою команду, и он дошел с ними до индейских территорий Оклахомы, а там сбежал. За семь лет он не забыл адреса, по которому жил один из братьев его отца, — Оклахома, поселок Фаунтри, у моста. Дядя принял его как ни в чем не бывало и тут же отправил на ранчо забивать телят. С тех пор руки Индио не отмывались от крови. Там, на дядином ранчо, началась у него новая жизнь. Никто не признавал его своим. Для белых он был «индейцем», они смеялись над его акцентом и привычками. Только несмышленыши-карапузы играли с ним, и он делал для них луки со стрелами и запускал змеев. Дети постарше уже чурались его. Сопливые мальчишки передразнивали как он держится в седле, и ни одна шлюха не соглашалась даже посидеть рядом с ним на лавочке. Для ковбоев-мексиканцев он был «гринго», к тому же безродным. Потомки испанских грандов высоко ценили родословную, а Фредди не был даже хозяйским выблядком. Но он терпел все. Он умел терпеть, притворяясь, что ничего не слышит, не замечает, не понимает. Иногда он вспоминал апачей, особенно когда мимо него, смеясь, проходили женщины. Их голоса, их запах, колыхание юбок — все это заставляло его возвращаться мыслями в свое племя. Он думал, что, если бы он не покинул клан Мескальеро, сейчас у него уже была бы своя женщина. И странное дело, он почти никогда не вспоминал о гибели своих родителей, а если и вспоминал, то без боли и страха. Он словно забыл о том, что их убили индейцы. И ему стало казаться, что не индейцы, а дядя Натаниэль виновен в их гибели. Почему он не остановил брата, когда тот решил перебраться из мирной Оклахомы в дикий край апачей? А он бы и не смог остановить отца, сам себе отвечал Фредди. Отец не хотел оставаться под одной крышей со своим братцем, потому что братец был кровосос и живоглот, скряга и хапуга. Десять лет Фредди исправно гнул спину на свою родню, пока в дядином доме не случился страшный пожар. Кто-то сказал, что Фредди вышел из дома за минуту до того, как полыхнуло пламя. Помощник шерифа приехал за ним на ранчо и нашел его в сарайчике при бойне, где Фредди жил все эти десять лет. Он играл в карты с двумя другими резниками, Санчо Пересом и Нино. Помощник шерифа неправильно повел себя, и Фредди вспылил. Его тесак рассек помощнику шерифа череп пополам, вместе со шляпой. Санчо подсказал, что ранчо придется поджечь. Так и сделали. Когда пламя полыхнуло, двинулись в одну надежную деревушку, где обитали отчаянные парни. Они быстро признали Фредди Гривса за главаря, поверив ему, что смогут вырваться из нищеты набравшись смелости и отняв деньги у богатеев. Да только ничего из этого не вышло. Богачи остаются богачами, даже если их убивают. Поначалу Индио не мог понять, почему спокойный хладнокровный Нино срывал одежду с убитых? Скупщики краденого брали от Индио только украшения, так что вполне можно было оставить. Но Нино срывал эти сюртуки английского сукна, эти глянцевые шелковые сорочки, потому что ему невыносимо было видеть, что убитый хоть в чем-то сохраняет превосходство над ним. И все-таки даже без одежды труп богача оставался трупом богача. Сдирать с них эту ненавистную белую ровную кожу Нино не мог, и его продолжало терзать унизительное бессилие перед устоявшимся порядком вещей. Он успокоился только тогда, когда Индио завел привычку вызывать пленников на поединок. Нино стал самым заинтересованным зрителем и арбитром всех представлений. Правила были простыми, но строгими. Пленнику выдавался заряженный револьвер в кобуре на поясе. Расходились на десять шагов. Сигналом к стрельбе служило окончание мелодии карманных часов. Все просто и честно. Индио всегда выигрывал. Может, потому, что в отличие от своих противников, он знал эту мелодию наизусть. Сам-то он был уверен, что никто не может сравниться с ним в быстроте выхватывания оружия. Индио нравилось доказывать это всем, а еще ему нравилось каждый раз испытывать судьбу. Ведь пленник всегда мог выхватить кольт и выстрелить, не дожидаясь окончания музыки. Даже удивительно, что никто не попытался этого сделать. Наверно, на них давила обстановка. Но ведь рано или поздно Индио мог встретить и достойного противника, и тогда… Эта мысль не путала его, а доставляла неизъяснимое наслаждение, и он не упускал ни одной возможности для нового поединка, Ну и что? Что осталось у меня после стольких лет беспутной и опасной жизни, спрашивал себя Индио. Ничего, кроме нескольких верных друзей, старого кольта да золотых часов с музыкой. Теперь все будет по-другому. Будет много денег, целая куча денег, и мозговитый Слим научит его, как сделать из нее целую гору денег. Такое сейчас время процветания и роста. Все только об этом и говорят. Все делают деньги, но для начала их надо найти. Найти, или отнять, или украсть. А как иначе? Деньги не растут на дереве и не водятся в речке, и сколько ни копайся в земле, денег в ней не найдешь. Индио прикрыл глаза, слушая мелодию карманных часов. Он давно решил перебраться в Нью-Йорк, построить огромный особняк с высокой чугунной оградой, цветными стеклами в окнах, как в католическом соборе в Мемфисе. Две дюжины негров будут сдувать пылинки с ковров и роскошной мебели, повар-француз готовить новые блюда, красавица жена, дочка графа или банкира, мыть ему ноги перед сном. Раз в день он будет объезжать в шикарной карете свои плантации, и негры будут кланяться ему, как в старое время. Вечерами он будет сидеть в огромном зале, где на блестящем дубовом столе будут лежать все те же золотые часы, и все так же будут источать свою мелодию, напоминая ему о прошлом… Часы достались Индио нелегко. И вспоминать об этом тоже было трудно. Трудно и больно, но все же то была сладостная боль… Дело было в Теннеси. Весна разгулялась по-летнему, солнышко хоть и пряталось за плотными облаками, но и сквозь них пригревало густые рощи, покрытые прозрачной первой зеленью, и персиковые сады на холмах, утопающие в розовой пене цветов. По ночам выпадали короткие мягкие дожди, и каждое утро начиналось в густом тумане. Эль Индио со своими людьми двигался по ночам, и этот утренний туман был как нельзя кстати. Они успевали уйти с дороги в лес, поднимаясь повыше, подальше, в самую чащу, чтобы там переждать день. Весна дурманила его запахом ожившей земли и блеском теплой реки за стволами деревьев. Хотелось забыть обо всем, сорвать с себя одежды, голым кинуться вниз по склону и, упав в ласковые волны, кружиться в течении, лежа на спине и глядя в серое бездонное небо… Но и эта невинная радость была недоступна Индио. И тогда его переполняла злоба. Там, внизу, по дороге катились повозки, проносились всадники, поднимая легкую пыль. Где-то в реке плескались мальчишки, и их звонкие крики и смех далеко разносились по воде… Индио не завидовал им: как можно завидовать тем, кого ненавидишь? Слим пронюхал, что на станции ожидают каких-то богачей из Каролины. Молодожены с родителями и богатым приданым. Самая подходящая публика для налета. Они перехватили дилижанс в таком месте, где этого меньше всего ожидалось. Две мили от станции, полторы мили до придорожной таверны. Обычно, нападая на пустынных дорогах, Индио стрелял в возницу, Санчо в охранника, а все остальные по окнам дилижанса. После хорошей пальбы люди становятся послушными, если… остаются в живых. Но здесь нельзя было стрелять, потому что на звук выстрелов наверняка примчались бы люди и со станции, и те, кто был в таверне. Потому-то это место и считалось безопасным, хотя дорога вплотную прижималась к склону горы, покрытому густым лесом. Кони остановились сами. На дороге, лицом вниз, лежала женщина. Дорожная шляпка с вуалью сбилась на затылок, рядом валялся распахнутый саквояж, из которого тянулась белая окровавленная тряпка. Возница, натянув поводья, привстал, чтобы лучше разглядеть необычную и пугающую картину. Охранник рядом с ним вставил ружье в гнездо и тоже приподнялся, готовый соскочить с кареты, чтобы оказать женщине помощь. Но женщина зашевелилась и медленно поднялась с земли, встав на одно колено и опираясь на изогнутую ветку, которую она до этого держала под собой. Возница разинул рот от изумления, увидев в руках у женщины лук! Туго щелкнула тетива, и стрела с хрустом пробила грудь охранника. Возница растерянно повернулся к товарищу. Тот был еще жив, он стоял, шатаясь, с вытаращенными глазами, а из уголков рта уже сбегали две полоски крови — и тут же вторая стрела воткнулась самому вознице в горло. Он свалился под колеса дилижанса, а охранник упал между лошадьми, запутавшись в постромках. Индио вскочило земли, срывая с себя женское платье. Его люди, выбежавшие из-за деревьев, уже подложили под дилижанс заранее приготовленные пучки сухой травы и подожгли их. Удушливый сизый дым окутал карету, внизу он был густой и плотный, как сметана, у окон уже становился прозрачным, и совершенно таял, когда поднимался над крышей. Такой дым не увидят издалека, да и здесь он продержится недолго, но этих минут хватит, чтобы до смерти напугать удушьем несчастных пассажиров. «Выбрасывайте оружие и не дергайтесь!» — скомандовал Индио людям, сидевшим внутри и уже начавшим кашлять. «Если кто-то попытается выстрелить, вы все тут сгорите живьем!» Из окна вылетели пара револьверов и карманный «дерринджер» note 23. Дверца кареты распахнулась, и на дорогу вывалился седой толстяк в сером мундире, прижимая к багровому лицу кружевной платок. За ним из кареты повалил дым. Слышался женский плач. Санчо Перес схватил стоящего на четвереньках толстяка за шиворот и поволок к лесу. Там его перехватил Нино. Он оттолкнул Санчо, коротко взмахнул дубиной и с треском опустил ее на затылок толстяка. Тот уткнулся лицом в траву и завалился набок, а в дилижансе завизжала женщина. «Выходите!» — крикнул Индио. Их было пятеро — двое мужчин и три женщины. Индио сразу решил, что молоденькую в зеленом платье он оставит себе и, схватив ее за руку, оттащил в сторону, пока Слим и Кучилло связывали остальных. Санчо, обыскав убитого толстяка, радостно потряс над головой широким кожаным поясом, туго набитым деньгами. Нино выволок из багажного ящика саквояжи, связал их ручки и навьючил на себя. «Пошли!» — скомандовал Индио, и они принялись подниматься по склону между деревьями, а Хью задержался, чтобы загасить огонь. Дым стелился по дороге, не поднимаясь кверху. Столько лет прошло, а Индио до сих пор помнил мельчайшие подробности того дела. Как у нас складно все получалось, вздохнул он и снова щелкнул крышкой золотых часов, чтобы послушать музыку. Пленников нельзя было отпускать. Они добежали бы до таверны раньше, чем Индио мог уйти на безопасное расстояние. Поэтому их поодиночке отводили в расщелину между скал, и Нино забивал их ударом дубинки под затылок. Это делалось тихо, чтобы остальные не волновались. Им говорили, что там, в расщелине, есть пещера, в которой они поживут какое-то время. Только сначала мы вас обыщем, снимем вот эти сережки, и этот поясок тоже… Они подчинялись безропотно, парализованные страхом. А та, молоденькая, сидела в стороне, зажав лицо ладонями. Индио решил, что она останется жить. Она легкая, лошадь и не заметит такой прибавки к обычному грузу. Молчит, значит, понимает, что кричать бесполезно. Она будет послушной девочкой. Молоденькая, свежая. Какой чистый у нее белый воротничок над зеленым платьем… Наверно, у нее такая же чистая сорочка под платьем. И там, под сорочкой, ее грудь… Такая маленькая, умещается в ладонь, с розовыми полупрозрачными сосками… Была у него однажды малолетка, хныкала все время. А эта держится. Дня через три он отпустит ее где-нибудь в Арканзасе. Она ему нравилась так, как давно никто не нравился, хотя он почти не видел ее лица. Она сидела, наклонившись и закрывая лицо. И сейчас он видел только ее тонкую розовую шею между белым воротничком и каштановыми волосами, зачесанными кверху под шляпку. Эта шейка ему нравилась больше всего на свете. Он не отпустит ее через три дня. Он будет возить ее с собой, сколько это будет возможно. Они уедут в Мемфис, он покажет ей, что такое красивая жизнь… Он все любовался ее шейкой, и вдруг один из пленников, молодой красавец, связанными руками оттолкнул Слима, ногой врезал Санчо Пересу между ног, а потом, согнувшись, головой вперед, как бычок, кинулся на Индио. Они оба повалились, и парень все тянулся зубами к горлу Индио, пока не подоспел Кучилло со своим тесаком. Когда парень обмяк, Индио смог выбраться из-под него — и тут он услышал хруст веток, топот ног, а потом два выстрела, «Чуть не убежала», сказал Слим. "Зачем ты стрелял… " «Да здесь никто не услышит». "Зачем ты стрелял… " Он кинулся вниз по склону, туда, где зеленело широкое платье, разметавшееся на ржавом ковре листьев. Слим, мазила, ну почему ты не промазал в этот раз… Она лежала на боку и уже не дышала. Пуля попала ниже левой лопатки и вышла из груди, оставив огромную рваную рану. Индио перевернул тело на спину и бережно сложил руки убитой на груди, чтобы не видеть этой раны, этого красного месива пленок и серой пены, этих белых обломков костей, он прикрыл все это, чтобы наконец полюбоваться ее лицом. Он сдул с ее щеки прилипшие листья и сухие травинки, расправил волосы, открывая выпуклый лоб. «Уйдите все», приказал он, стоя над телом. «Уходите, я догоню». Он опустился перед ней на колени и дрожащими пальцами принялся расстегивать мелкие пуговки. Пальцы нащупали цепочку, он потянул за нее, и из кармашка на талии выпала луковица часов. Индио переложил часы к себе в карман и снова принялся за пуговицы. Дойдя до сложенных рук, он остановился и развел полы платья в стороны. Под зеленым платьем оказалась плотная серая юбка. Он попытался стянуть ее вниз, но она была пристегнута к поясу крючками. Крючки не поддавались ему, и тогда он в ярости выхватил нож и вспорол эту юбку снизу до живота, и вторую юбку, шелковую, он разодрал руками, и, наконец, увидел ее ноги, обтянутые полосатыми штанишками. Он гладил эти остывающие колени и не понимал, почему они блестят, почему они мокрые, пока перед глазами не поплыли радужные пятна, и только тогда он догадался, что плачет. Это его слезы намочили ее колени. Оказывается, он плакал, раскачиваясь над ней и приговаривая: "Зачем ты стрелял? Зачем ты стрелял?.. " Слим потом долго старался не попадаться ему на глаза, держался сзади и помалкивал. Слим зря боялся. Гнев Индио никогда не вредил делу, и он прекрасно понимал, что Слим поступил правильно. А вот Кучилло, как оказалось потом, здорово их подвел. Тот юный красавчик, который со связанными руками кинулся защищать свою невесту, остался жив! Кучилло поленился вытащить застрявший тесак, а ведь сколько было случаев, когда нож, оставшийся в ране, не давал вытечь крови, и это возвращало к жизни тех, кого уже считали мертвым. Да только такая уж у него привычка, вечно он оставляет ножи, где попало. Так этот красавчик с тесаком в спине, связанный, дополз до дороги, и его сразу нашли, и устроили погоню. И вместо того, чтобы праздновать удачу, банде пришлось прятать добычу в тайник, рассыпаться и уходить поодиночке… Но все кончилось хорошо. Даже этот оживший покойник оказал им невольную услугу. Все опять заговорили про неуловимого Индио, про его звериную жестокость. И все теперь знали — с ним лучше не спорить. Да, тогда все у них получалось складно, и денег они в тот раз унесли целую кучу — ну и где они сейчас? Ничего не осталось, кроме этих вот часиков. Кроме этой музыки… Мелодия печально замедлила свое течение, как бы теряя силы, всплеснулась напоследок двумя ударами невидимых колокольчиков и угасла окончательно. Нет, теперь все будет иначе, твердо сказал себе Индио и захлопнул крышку часов. Никакой Мексики. Берем банк, и я уезжаю в Нью-Йорк. Пора начинать жить, как люди. |
||
|