"Лишний доллар не помешает" - читать интересную книгу автора (Питерс Джефф)

КТО ПЬЕТ ВИСКИ ДНЕМ?

Над железнодорожной станцией близ городка Сан-Хуан стояло облако, сотканное из пыли, мычания, свиста и криков погонщиков. Стадо пятнистых черно-белых бычков застоялось в ожидании погрузки. Ковбои по одному выводили их на дощатый помост и подталкивали к открытому проему вагона, откуда уже слышались удивленные стоны парнокопытных пассажиров.

Полковник Мортимер прибыл на станцию в таком же вагоне, только порожнем, и ему пришлось долго вычищать свой черный сюртук от соломы и пыли. Что поделать, у него не было времени дожидаться пассажирского поезда до Сан-Хуана.

До города он дошел пешком. Пройдя мимо офиса шерифа, мимо аптеки и кожевенной лавки, он остановился на площади перед почтовой станцией. Часовая прогулка наполнила тело приятной усталостью, и он с удовольствием расположился за столиком в углу пустого и прохладного салуна.

От стойки бара отделился небритый субъект в черной, когда-то щегольской шляпе. Он прошелся между столиками, щелчком сбивая с клетчатых красно-белых скатертей невидимые крошки. Наведя таким образом порядок, он остановился перед столиком полковника.

— Позвольте представиться, святой отец, — обратился он к полковнику Мортимеру. — Клавдий Тиберий Питерсон, радикальный атеист и буржуазный материалист.

Полковник снисходительно кивнул в ответ, но не стал называть себя. Похоже, что в этом и не было необходимости, потому что материальный радикал уже развалился на стуле за соседним столиком и перешел ко второй части своего выступления.

— Вы явно рассчитываете, что расторопные официанты сейчас сбегутся к вашему столику, чтобы принять заказ и в ту же секунду его исполнить. Эти расчеты беспочвенны, святой отец. Вы исходите из ложных посылок. Вам представляется, что официанты видят смысл своей жизни в том, чтобы угождать всякому, сюда входящему. Но поверьте, они иначе представляют себе свое предназначение. Предназначение официанта — опустошить ваш кошелек и набить свой. Но вы, святой отец, не позволите ему осуществить свою жизненную функцию. Самое дорогое, что вы можете заказать себе в этом заведении — это стакан воды. Потому что воду здесь подают бесплатно. Неудивительно, что из троих бездельников, которые сейчас прячутся в буфете, ни один не спешит обслужить вас!

Буржуазный атеист умолк, обнаружив, что рядом стоит официант, терпеливо постукивая карандашиком по раскрытому блокноту.

Полковник Мортимер знал, что в каждом салуне обязательно должны быть две вещи — бутылка с настоящим виски под прилавком и пьянчужка, который знает все про всех. Он поднял глаза на официанта и произнес только одно слово:

— Виски.

— Виски? — уточнил официант.

— Бутылку из-под прилавка. И два стакана.

Он жестом пригласил атеиста за свой столик:

— Подсаживайтесь, мистер Питерсон.

— Клавдий, просто Клавдий, святой отец, — он не заставил себя долго упрашивать. — Признаюсь, у меня всегда вызывали восхищение люди, которые позволяют себе пить виски в любое время дня и ночи.

— А у меня, к сожалению, люди не вызывают восхищения.

— О, святой отец, не торопитесь делать выводы только на основании личного опыта. Наш личный опыт крайне ограничен… Спасибо, любезный, — повернулся Клавдий к официанту, — и принеси, пожалуйста, спичек.

Полковник плеснул виски по стаканам, и воздух наполнился тошнотворным ароматом сивухи. Кажется, официант все-таки перепутал бутылки. Но на разговорчивости Клавдия это не отразилось.

— Так вот, святой отец, встречаются отдельные экземпляры рода человеческого, вполне достойные восхищения, даже если они не пьют виски. Вот, например, что вы скажете о месте, на котором сидите?

Полковник Мортимер мог бы сказать, что с этого места отлично просматривается площадь перед почтовой станцией. Он видел, как из офиса выносили и складывали на дощатый тротуар обшитые ящики и мешки с бирками. По этим признакам можно было догадаться, что скоро на площади покажется почтовый дилижанс. Видел он и то, как внутри офиса мелькали фигуры клерков в голубых рубашках с черными нарукавниками, а за открытым окном соседней комнаты охранник в потертом кожаном жилете набивал патронами свой патронташ.

Очень много интересного и полезного можно было увидеть с этого места, поэтому полковник и собирался просидеть здесь до самого вечера. Но на вопрос Клавдия он ответил только неопределенной усмешкой.

— Вы даже не догадываетесь, святой отец, что именно на этом самом месте сидел знаменитый сыщик Рудольф Пинкертон!

— Чем же он знаменит? — поинтересовался полковник, догадываясь, что речь идет об агенте Грабере, чью смерть так красочно описывал репортер «Эль Пасо Трибьюн».

Детективы Пинкертона были, наверно, самыми популярными персонажами салунной мифологии. Впрочем, они заслужили свою репутацию неподкупных и бесстрашных сыщиков и могли гордиться победами над многими преступниками, неуязвимыми для полиции. Да и сам основатель частного сыска был фигурой, достойной уважения.

Сын бедного ирландского полицейского, Аллан Пинкертон, перебравшись в Новый Свет, долгое время работал простым бондарем. Ему было уже тридцать лет, когда он случайно разоблачил шайку мошенников. Воодушевленный успехом, он изменил всю свою жизнь, создав Национальное детективное агентство. Со своими девятью сотрудниками Пинкертон творил чудеса, как считали его клиенты. Но не было никаких чудес, было только мастерство. Знание психологии, умение перевоплощаться, отчаянная смелость и безупречное владение револьвером. И, конечно, удача. Именно удачный случай способствовал славе Пинкертона и крепко-накрепко привязал его к могучей государственной машине. Идя по следу шайки фальшивомонетчиков, Аллан раскрыл заговор против президента Линкольна. С этого времени его агентство стало эталоном американской уголовной полиции.

Связи связями, но все же «пинкертоны» и сами создавали свою славу. Правда, при этом они выполняли заказы своих клиентов, а их клиентами были те же самые политиканы и миллионеры, которые содержали и полицию. Так что никакого сочувствия к отважному Рудольфу Граберу полковник не испытывал.

Однако сейчас представился случай выяснить, по каким таким делам агент Пинкертона оказался в Сан-Хуане.

— Однако, ваше преосвященство, вы совсем не пьете, — заметил Клавдий Питерсон, с громким стуком поставив свой стакан рядом с бутылкой.

— Мне некуда спешить, — ответил полковник, подливая ему виски. — Так чем же так знаменит этот ваш сыщик?

— Меня не удивляет ваш вопрос, — важно заявил Клавдий Питерсон. — Ибо до самой его кончины никто из окружающих и не подозревал, что под личиной вульгарного торговца мануфактурой таится неустрашимый рыцарь Закона. Ваше здоровье, святой отец. Мне неловко спрашивать у вас сигару…

— И не спрашивайте.

— Но человек, который заказывает виски до обеда, не может обойтись без хорошей сигары! — воскликнул Клавдий Питерсон. — Я усматриваю в этом вопиющее противоречие!

— А кстати, что заказывал здесь рыцарь закона? Тоже виски? Или бесплатную воду?

Пропустив этот вопрос мимо ушей, Клавдий Питерсон долго рылся во внутреннем кармане своего засаленного клетчатого сюртука, пока, наконец, не извлек неплохо сохранившиеся останки сигары. Он чиркнул спичкой по скатерти и, причмокивая, разжег уголек на конце окурка. Едкое облако на какое-то время скрыло его от собеседника, а когда одним движением ладони Клавдий Питерсон развеял дым, это был совсем другой человек. Шляпа чудом держалась на затылке, а отвисшие губы вряд ли смогли бы теперь произнести словосочетание «буржуазный материалист».

"Вот чем отличается хорошее виски от плохого, — отметил про себя полковник Мортимер. — Хороший напиток выделяет лучшие черты человека, а плохой — худшие. Как быстро два глотка самогона смыли последние следы образованности… "

— Вот на этом самом месте он и сидел, этот янки, когда Рей Джунти вдруг принялся в него палить, — сказал Клавдий.

Полковник Мортимер снова подлил ему виски и спросил:

— А что, этот янки и вправду был наряжен старухой мексиканкой?

— Враки. Это он по улицам так ходил. Маскировался. А в салуне сидел в обычном своем костюме. Да и кто бы пустил старуху в приличное заведение?

Клавдий Питерсон остановился на полуслове, заметив нового посетителя салуна. Полковник Мортимер тоже не оставил без внимания вновь прибывшую персону.

К ним приближался человек в клетчатой рубахе до колен и в городском котелке, слегка надвинутом на гриву черных длинных волос. Его лицо имело цвет хорошо обожженной глины, а широкие скулы украшала татуировка — две волнистые линии под каждым глазом.

— Ты пьешь, — пророкотал утробный бас откуда-то из недр индейца, но губы его при этом сохраняли неподвижность.

— Знакомьтесь, ваше пыр… прыс… преосвященство, это Альвино, мой лучший друг! — Клавдий Питерсон попытался привстать. — Альвино, садись с нами, мы как раз вспоминаем твоего приятеля, Рея Джунти.

— Рей Джунти не был моим приятелем, — Альвино опустился на стул. — Я хотел убить его.

— Наверно, у вас были веские причины? — спросил полковник.

— Он был, как бешеная собака. Таких убивают.

— Что же вам помешало?

— Я индэ, — сказал Альвино.

— Это апачи так себя называют, — пояснил Клавдий Питерсон. — «Индэ» значит человек. А все остальные для них не люди.

— Интересно, — сказал полковник. — А что же тогда значит слово «апач»?

— В их языке и слова такого не имеется. Это слово из языка их соседей, индейцев зуни. А означает оно — «враг». И правильно. Самые страшные враги — это соседи!

— Но почему индэ не мог убить Рея Джунти? — спросил полковник, повернувшись к индейцу.

— Он белый. Это город белых. Я живу в городе белых.

— Альвино, выпей, — предложил Клавдий Питерсон, подвинув к индейцу свой стакан.

Альвино отодвинул стакан обратно.

— Твой долг — двадцать два пива.

— Выпей это виски, и останется двадцать одно пиво, — сказал Клавдий Питерсон. — Ваше преосвященство, вы же можете подтвердить, что порция виски равносильна одной порции пива.

— Подтверждаю, — кивнул полковник.

— Альвино, не сомневайся, я прекрасно помню, что задолжал тебе немного. Подожди, пройдет черная полоса в моей жизни, и я снова начну всех угощать, как раньше.

— Не помню, — сказал Альвино.

— Мы говорили про то, как этот Джунти расстрелял тут сыщика, помнишь? — заискивающим голосом продолжал Клавдий Питерсон. — Вот за этим самым столом. Просто зашел в салун, огляделся и начал палить. Наверно, он знал, что перед ним сидит сыщик, а не торгаш. По глазам догадался. У сыщиков глаза особенные. Ваше преосвященство, а не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны, если я попрошу принести еще один стаканчик?

— Я не думаю, что в человека могли разрядить револьвер только из-за его глаз, — сказал полковник. — Может быть, этот сыщик задавал слишком много подозрительных вопросов?

— Никаких подозрительных вопросов, — отрезал Клавдий Питерсон. — Мне-то вы можете поверить, я сидел с ним за столом не один час, и он не задал ни одного подозрительного вопроса. Мы говорили только о мануфактуре. Он торговал корсетами, тканями, выкройками, нитками и прочей ерундой. Я рассказал ему обо всех дамочках Сан-Хуана, кому только могли понадобиться его товары. Их мужьям такие вопросы могли показаться подозрительными, тут я не спорю. Кому сколько лет, и как проводят время, и какую почту получают, и куда ходят, и кто ходит к ним? Мы с ним всем перемыли косточки, как две старые сплетницы, ни одной юбки не пропустили. Скажите, мог ли я подумать, что нашими вертихвостками интересуется знаменитый сыщик, а не прощелыга коммивояжер?

— Интересно, — сказал полковник. — С какой это стати знаменитому сыщику перемывать косточки вашим вертихвосткам?

— Может быть, он искал какую-нибудь опасную преступницу? Слышали, как говорят французы? Хотите совершить преступление, ищите женщину. И правильно говорят. Все зло от них, проклятых. Верно, Альвино?

— Нет.

— Много ты понимаешь в женщинах! А ведь каждого преступника родила женщина, и женщина его воспитала таким. И женщина толкает нас на разные поступки, о которых мы потом жалеем, и за которые расплачиваемся всю жизнь. А пока мы расплачиваемся, эти твари находят себе нового дурака! — с болью в голосе воскликнул Клавдий Питерсон.

— Значит, вы думаете, что он искал женщину, а не Рея Джунти?

— Он искал Джунти, и он нашел Джунти, — упавшим голосом произнес Клавдий Питерсон. — А разговорами он просто убивал время. Ему надо было чем-то себя занять, когда он сидел тут, на вашем месте, и глядел в окно.

— Как же, в таком случае, он не заметил своего противника?

— А кто это вам сказал, что он его не заметил? Очень даже заметил. Сразу послал меня за спичками. Только я отошел к стойке, и вдруг… — Клавдий Питерсон горестно всплеснул руками. — Бац-бац-бац! Все в дыму, все кричат, а Рея и след простыл. Только бедняга Руди сидит на стуле, как живой. Голову вот так положил на стол, вроде задремал. А стол уже весь в крови…

Он щелчком сбил очередную невидимую крошку с клетчатой скатерти.

— Вот он и нашел то, что искал… — заключил Клавдий Питерсон и поднял стакан.

— Нет, — сказал Альвино. — Он не искал Джунти.

— Почему вы так думаете? — спросил полковник у индейца.

Альвино выпил свое виски, бесшумно опустил стакан, припечатав его к скатерти, и сказал Питерсону:

— Твой долг — двадцать.

— Я записываю, записываю, — закивал головой должник.

— Хорошее виски, — сказал индеец.

Полковник понял намек и откупорил бутылку. Индеец проглотил «огненную воду» так запросто, словно это было молоко, и сказал:

— Джеронимо.

Полковник Мортимер задержал свой взгляд на лице собеседника чуть дольше, чем это дозволялось правилами общения с индейцами. Но терракотовое лицо Альвино привыкло к дерзким взглядам белых братьев.

— Он говорил слишком много, — пояснил Альвино, не шевеля губами. — Он спросил все у всех. Когда я ищу белую лошадь, я буду спрашивать про черную.

— Значит, он ничего не спрашивал только о Джеронимо? — уточнил полковник, и индеец важно кивнул.

Вождь апачей, старик Джеронимо, всегда считался главным противником белого населения на западе. В свое время его даже судили заочно и приговорили к повешению. Взять его не могли, потому что он укрылся в Мексике и совершал набеги оттуда. Мексиканцы все же ухитрились его изловить и выдали федеральным властям. Поскольку это были уже новые власти, проводившие Политику Мира, они не стали вешать Джеронимо, а предоставили ему и всему его клану превосходную резервацию в пустынях Аризоны. Долгое время Джеронимо обитал в резервации, иногда совершая оттуда редкие вылазки против особо наглых белых поселенцев.

Но совсем недавно он прослышал, что власть у белых снова переменилась, и новые хозяева страны не забыли о его старых проделках. Доброжелатели донесли неприятную новость о том, что давний смертный приговор, оказывается, остался в силе. И Джеронимо снова исчез из резервации, спасаясь от петли.

А среди белых поселенцев снова усилились панические настроения, и все меньше новых ферм появлялось на западных границах. Этот Джеронимо ощутимо тормозил развитие прогресса и цивилизации. Так почему бы агентству Пинкертона не заняться его персоной?

— Джеронимо… — задумчиво повторил полковник Мортимер.

Его внимание отвлек всадник, появившийся на площади, державший карабин в руке, стволом вниз. Конь кружился на месте, в то время как наездник внимательно оглядывал утлы площади и окна окружающих домов. Вот он поднял руку с карабином над головой, подскакал к почтовой станции и спешился, воткнув карабин в гнездо у седла. Через несколько секунд послышался грохот приближающейся кавалькады, и на площадь вылетели разгоряченные кони эскорта, а вслед за ними появилась и четверка, тянувшая за собой дилижанс.

На площади сразу стало тесно. Всадники, крепкие парни, увешанные оружием, спрыгивали на землю и отводили лошадей к коновязи. Дверцы дилижанса распахнулись, и оттуда выбрались трое вооруженных охранников. Они направились к салуну, а из почтового офиса уже выскочили клерки в голубых рубашках, чтобы тут же исчезнуть в дилижансе.

Охранники, громко топая грубыми сапогами, подошли к стойке бара.

— Эй, Бобби, а ну-ка достань нашу бутылку из-под прилавка! Да поживее, у нас мало времени! Ты же видишь, мы и присесть не успеем!

Полковник поймал на себе беглые изучающие взгляды охранников. Небрежно прислонившись к стойке бара, они перебрасывались короткими репликами и беспечно посмеивались, радуясь скорому окончанию рейса. Но глаза всех троих цепко охватывали и площадь, которую они видели через окна, и широкую улицу, видную в дверном проеме, и фигуры трех пьянчужек за угловым столиком.

Чтобы не вызывать подозрений, полковник отпил из своего стакана и поставил его обратно на стол с излишним стуком, слегка расплескав виски. Охранники отвернулись от него. Этот благообразный джентльмен не стоил их внимания, как и те двое бездельников, что пьянствовали вместе с ним в разгар рабочего дня.

Горечь, тоскливая горечь на миг охватила полковника. Эти крепкие парни презирали его, а ведь он много лет командовал как раз такими парнями, любил их, и берег, и водил за собой под пули и картечь, водил на смерть и сам был готов погибнуть вместе с ними. Теплое чувство солдатского братства вспоминалось ему каждый раз, когда он встречал тех, кто был похож на его рейнджеров. И ему было все равно, на чьей стороне они воевали двадцать лет назад.

Охранники почтового дилижанса были моложе его, и война, скорее всего, была только частью их детства. Но и такой молодежью полковник успел покомандовать на индейском фронте. Там все было не так, как в Гражданскую. Они уже не бились за свободу, не защищали родной дом, они всего лишь выполняли приказы правительства и иногда защищались. Все было не так, как раньше, но раны были настоящими, и кровь была такой же красной, и могильная земля такой же холодной. Война оставалось войной, а солдаты оставались солдатами.

Полковник снова почувствовал, на какое дно опускается он в погоне за Индио, и это длится уже пять лет. Будет ли его возвращение более коротким? И будет ли оно, возвращение?

Продолжая балагурить, охранники расплатились с буфетчиком и пошли к выходу. Судя по тому, как небрежно и естественно они носили оружие, это были опытные люди, и полковник подумал, что Индио не так легко будет справиться с ними, если он и решится напасть на их дилижанс.

— Ва… Ва… Ваше преосвященство, я хотел спросить у вас, — пробормотал Клавдий Питерсон, опуская голову на стол и складывая руки под щекой. — Вы только… Никуда не исчезайте…

— Убрать его? — спросил Альвино.

— Незачем, — полковник встал, закупорил бутылку и положил ее в свою дорожную сумку. Но, вспомнив кое-что, тут же достал обратно, откупорил и плеснул виски в стакан индейца. — В счет его долга.

— Осталось девятнадцать.

— Я ищу фургон, — сказал полковник. — Армейский фургон, передние колеса обтянуты холстом, на задних — голые железные ободья. На правом борту след оторванного ящика.

— Три ночи назад он был здесь, — сказал Альвино. — Уехал в сторону Эль Пасо.

— Спасибо за содержательную беседу, — сказал полковник. — Кстати, чем вы занимаетесь в «городе белых»?

— Живу, — ответил индеец.