"Желтая зона" - читать интересную книгу автора (Ломер Кит)

10

Я показал Хельму, как пользоваться сканером, а сам пошел к главному пульту посмотреть на приборы.

— Голубой счетчик! — воскликнул он. — Цифры резко пошли вверх!

Я заверил его, что этого следовало ожидать — счетчик показывал смещение энтропии между кораблем и внешней средой. Другие показатели тоже были в норме, но вдруг я натолкнулся на нечто необычное: темпоральный градиент. Он был слишком высоким.

— Разрыв во времени превышает тысячу лет, — произнес я.

— Как это может быть? — резко спросил Хельм. — Вы хотите сказать…

— Вот именно, — подтвердил я его догадку. — Мы застряли как раз на том уровне, где недавно погиб Шарлемань, на Линии Ноль-ноль.

— Спасатели нас здесь никогда не найдут, — сказал Хельм. Он выглянул в открытый люк, всматриваясь в клубящийся туман. — Но ИМ нас здесь тоже не найти, — добавил он уже более весело.

Я тоже смотрел на возникающие из дымки неясные очертания. В один из разрывов я заметил нечто, совсем не похожее на окружающий ландшафт: искусно украшенную карету, которой, казалось, не хватало только четверки черных красавцев-коней, чтобы превратить ее в экипаж, достойный королевы. Одна из дверец была приоткрыта, и через нее была видна пурпурная атласная обивка.

— Держись, — сказал я Хельму. — Я постараюсь подобраться поближе.

Я сел в кресло пилота и включил двигатель. У нашего корабля была воздушная тяга, и, несмотря на липкую грязь, покрывавшую все пространство вокруг, он мог довольно легко двигаться. Я несколько раз сдавал назад и вперед, пока не подвел машину вплотную к карете так, чтобы встать против открытой дверцы.

— Еще немного, сэр, — подсказал Хельм. — Еще дюйм. Все! Отлично.

Взглянув вверх, я увидел розовый ореол там, где наш люк касался кареты.

Мы заглянули внутрь роскошного, хотя и такого примитивного, сооружения. На сиденье лежал туго оплетенный белый сверток. Из него раздался жалобный плач.

— Дьявол! — воскликнул в изумлении Хельм. — Это же младенец!

Физический контакт с кораблем образовывал энтропический щит, который не пропускал ничего извне. Я шагнул внутрь кареты. Розовое облако задрожало, но не исчезло. Это темпоральная энергия утекала через несовершенное темпоральное уплотнение. Я взял в руки маленький мягкий комочек, закутанный в одеяло, — на меня смотрел детеныш йлокков, с короткой мордочкой, беззубый и большеглазый. Серо-желтая шкурка на его лбу была мягкой и нежной, и одна маленькая пухлая ручонка бесцельно хватала воздух. Что мне оставалось делать? Я шагнул назад, и Хельм, стоявший сразу за мной, невольно попятился.

— Сэр! — воскликнул он. — Эта старая колымага — она похожа на государственную карету — она не то, чем кажется на первый взгляд!

Я уже и сам заметил полускрытую складную консоль в спинке сидения. Протянув руку, Хельм откинул сиденье — и перед нами появилось множество приборов и клавиш управления. Без сомнения, это был пульт управления корабля.

— Крысы! — выдохнул в изумлении Хельм, увидев сверток у меня в руках. — Но почему, скажите на милость, они оставили здесь ребенка? — Он осторожно потрогал пальцем расшитый гербами угол белого одеяла. — Это, видимо, ребенок высокопоставленного лица, — сказал он почти торжественно.

Верноподданный короля Швеции, Хельм с большим почтением относился к титулованным особам, даже если это были дети. Меня же тронул этот детеныш, и я испытал нечто схожее с тем чувством, из-за которого собака берет в приемыши котенка, а кошка начинает кормить крысят. Как бы то ни было, мы оба понимали, что надо что-то предпринять.

— Если мы его здесь оставим, он просто умрет, — печально сказал Хельм.

— Это уж точно, — подтвердил я. — Но ведь мы не можем заботиться еще и о детях. У нас нет ничего — ни специальной еды, ни белья, всяких там пеленок, а самое главное — нет умения.

— Тогда мы должны отвезти его домой! — вырвалось у него.

Я протянул младенца лейтенанту.

— Блестящая идея, — сказал я. — И где же его дом, и как мы туда попадем?

Он взглянул на маленький пульт управления.

— Полковник, — начал он уверенно, но затем продолжал уже более сдержанно, — разве мы, разве вы, сэр, не можете покрутить тут что-нибудь и отправить эту штуковину обратно, откуда она прилетела? Ведь должен же быть какой-то способ…

— Ну, давай поищем, — предложил я. Он начал выдвигать ящики и вынимать их содержимое, чтобы заглянуть на дно. Над простой панелью, на которой не было достаточно приборов для навигации в Сети, я увидел маленький экран, который показался мне чем-то знакомым. Рядом я заметил ручной триггерный переключатель с неизвестными мне обозначениями. Я нажал его, и экран загорелся красным, потом розовым, а потом появилась тонкая паутинка сетки

— как раз то, что нам было нужно. Это понял и Хельм — он заговорил так радостно, словно только что сбылось его самое заветное желание.

— Это же самая настоящая карта! — сказал он, счастливо улыбаясь.

Я не так уж обрадовался: я понимал, что это всего лишь карта Желтой Зоны, а остальная Сеть показана была нечетко.

— Не торопись, — предупредил я его. — Мы даже не знаем масштаба. Но вот это большое сплетение справа от центра, наверное, база йлокков.

Я внимательно рассматривал тонкие пересекающиеся линии, пытаясь сопоставить их узор с известными мне картами Сети Империи и с положением черной точки в Зоне на большой карте Манфреда. У левого нижнего угла экрана линии спутывались в узелки, некоторые резко обрывались, другие поворачивали обратно. Край экрана не давал возможности их получше разглядеть.

— Это самая подробная карта Распада, какую я когда-либо видел, — сказал я Хельму, указывая на хаотически сплетенные линии. — Видно, эти парни не такие уж профаны в технике Сети. Только из-за одного этого стоило проделать весь путь.

— Но, сэр, а как же этот несчастный принц? — взволнованно спросил Энди.

— Мы просто должны вернуть его домой!

— Специалисты Сети в Стокгольмском центре Ноль-ноль лучше нас смогут справиться с этим делом, — заметил я.

— Сэр! — Хельм не мог успокоиться. — А эта карета? Ведь не могли же мы случайно оказаться как раз на этой линии. Они, должно быть, хотели, чтобы мы ее нашли.

— Они или кто-то другой, — поправил его я. — Вероятно, кто-то, кого заботило, что случится с ребенком.

— Он здесь недолго лежал, — рассуждал вслух Хельм. — Пеленки еще чистые.

— Верно, — кивнул я. — Сдается мне, мы и этот младенец оказались в этой точке почти одновременно. Ты прав: это не может быть просто совпадением.

— Но кто? — недоумевал Хельм. — Кто мог захотеть бросить ребенка — ребенка королевской крови — в таком месте? И зачем понадобилось это делать, но так, чтобы быть уверенным, что бедного малыша спасут?

— Спасут? — переспросил я машинально. — Он же застрял здесь, как и мы.

— Но, сэр, ведь несомненно… — Хельм проговорил, запинаясь, а затем, с видимым усилием взяв себя в руки, выпрямился.

— Вы же знаете, как, сэр: у нас есть машина. И даже старая карета — вы сказали, что это тоже шаттл! — Он, видимо, увлекся этой идеей. — Мы можем полететь на нем. Если необходимо, — добавил он.

— Не знаю, Энди, — честно сказал ему я. — Мы здесь в точке стасиса. У нас здесь субъективное время, ведь по-другому наша нервная система не сможет работать — так уж мы устроены. Но сколько времени прошло? Наш хронометр в шаттле показывает, что прошел год. А что такое год? Воображаемое понятие…

— Сэр! — перебил меня Хельм. — Год — это время одного оборота Земли вокруг Солнца. Это не воображаемое понятие! Мы это не придумали!

— Да нет, придумали, — поправил я его. — Эта наша идея, она всего лишь догадка. Может, она и соответствует природному явлению, а может быть, и нет. Может, это всего лишь фантазия. Этот вопрос еще не решен философами.

— Но, сэр, — каждый знает…

— Столетиями люди знали, что Земля плоская, — напомнил я ему, — и что Солнце вращается вокруг нее.

— Но они ошибались! — поспешил напомнить мне Хельм.

— Ошибались? Да любой последний идиот посмотрит на море, на прерии и увидит, что Земля плоская. Ты только посмотри сам: Солнце проходит по небосводу каждый день, и всходит оно на востоке, как раз тогда, когда должно было бы, если бы ночью прошло под Землей. Так что ты отрицаешь очевидное!

— Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр. Но у нас есть приборы, и их показатели объективны. Они показывают, что происходит в действительности.

— А ты поставь автомобиль на подъемник, так чтобы колеса были в воздухе, и погоняй мотор, — предложил я. — По спидометру получится, что ты едешь со скоростью восемьдесят или девяносто миль в час.

— Но в действительности, — поправил он меня, — он просто показывает, что колесо, к которому подсоединен датчик, вращается. И это реальное явление. Спидометр это не придумал.

— И это показывает, насколько интерпретация, основанная на наших предубеждениях, влияет на наше понимание даже самых простейших наблюдаемых событий, Энди.

— Ну, — сказал мой молодой напарник, — это ведь не так уж важно…

— Ты прав. Сейчас нам надо решить, что делать, и сделать это. И решение должен принять я. Я не могу переложить ответственность на младшего офицера.

Он кивнул, соглашаясь.

— Я не хотел сказать, сэр… — он умолк.

Я сказал ему, что все понимаю, и отвел корабль от кареты. Только сейчас я обратил внимание на то, что она была покрыта сверкающим черным лаком и выглядела совершенно новенькой. На высоких колесах со спицами красовались массивные резиновые шины.

— Это подделка, — сказал я Хельму. — Они, вероятно, хотели, чтобы мы подумали, что ищем А-Линию с отсталой техникой передвижения. Но это синтетический лак и резина. Давай взглянем, что же они хотели спрятать.

Я опять подвел корабль поближе, так что отверстия для входа — наши «двери» — были вплотную друг к другу. Розовый ореол отступил вверх. Я снова шагнул внутрь, пригибаясь, чтобы не задеть низкий потолок, обитый узорчатой материей.

— Сэр, — заговорил снова Хельм. — Может, ее сделали еще в девяностые годы, когда два парня из Италии построили первый челнок-шаттл. Может, они хотели замаскировать его…

— Да, конечно, — согласился я. — Все может быть. Но тогда это музейный экспонат, и мы возьмем его с собой. А пока я пойду его проверю.

Я снова вылез из кареты и взобрался на высоко поднятое место кучера. Если лошадей не было, значит, в движение карету должен был приводить какой-то механизм. Я оказался прав. Подозвав Хельма, я показал ему панель управления, скрытую под изогнутым щитком, который на настоящей карете должен был защищать от грязи, летящей из-под копыт лошадей. Проследив, куда идут провода, я нашел компактный, но мощный на вид аккумулятор, проводка от которого шла к левому заднему колесу. Я коснулся одного из рычагов, и экипаж плавно тронулся вперед, проехав несколько дюймов.

— Я тут подумал, сэр, — внес свой вклад Хельм, взбираясь на сиденье рядом со мной и все еще держа на руках спящего младенца, — может, хозяин этой повозки задержался немного, отстал от графика. Скажем, они хотели войти в фазу прежде чем мы найдем детеныша, но ошиблись в координатах, и мы успели заскочить как раз перед ними.

— И это тоже возможно, — согласился я. — Но зачем им надо было оставлять здесь ребенка, потом заманивать нас сюда, а потом бросаться на помощь прежде, чем мы успеем даже среагировать на приманку?

Я не стал ждать его ответа, но сам продолжал размышлять над этой загадкой. Кто-то, парни из службы безопасности йлокков, или еще кто-то, еще не вступивший в игру, сделал все возможное, чтобы подловить нас. И раз уж они пошли на такое, значит, им было это очень нужно.

Я велел Хельму быть наготове, чтобы мы смогли убраться отсюда в любую минуту, и сам снова вернулся в наш корабль.

Знаете, мне ужасно не хотелось бросать этот сверкающий черным лаком экипаж в нуль-времени. Любой музей Империи, не задумываясь, махнул бы на него лучшую коллекцию динозавров Юрского периода. Но я лишь зафиксировал его положение и приказал Хельму сесть в кресло и пристегнуть ремни. Смовия все проспал — и то, как мы осматривали карету, и как нашли ребенка. Я решил его не будить. Бедняга! Он провел на ногах двадцать четыре часа субъективного времени, с тех самых пор, как я привел к нему Свфта, а теперь я снова планировал надуть его.

— Энди, — обратился я к парню, стараясь не особенно пугать его, — я могу кое-что предпринять, но не знаю, что из этого выйдет. Это отчаянная затея, и она еще не использовалась. Мы либо снова начнем двигаться нормально, или нас вышвырнет на другой энтропический уровень. Ты как, за или против?

— Против, сэр? — потрясенно переспросил он. — Мой долг, сэр, выполнять приказы полковника.

Ну и хорошо, — согласился я. Я не хотел, чтобы он испугался. — Так и попробуем. Постарайся расслабиться и немного поспать.

Я прошел к пульту и поочередно выдвинул вперед блоки, отсоединяя предохранительные устройства. В теории все было довольно просто: даже в энтропическом вакууме течет энергия. Не обычные энтропическая и временная энергии проблионового потока, но более таинственные, хотя и менее значительные силы, которые в нормальном континууме мало заметны. Та коварная девятая сила, например, которая приводит в действие законы случайности; или десятая, отвечающая за сохранение момента количества движения, вследствие которой пылинки-кометы, находящиеся на расстоянии одного светового года от Солнца, вдруг поворачиваются по четкой эллиптической траектории и устремляются обратно к Солнцу из той невероятной дали, откуда и само наше светило кажется всего лишь яркой звездочкой. Если перестроить управление, приложив силы так, чтобы сдвинуть корабль с А-Линии, на которой он сейчас находится, и одновременно задействовать энтропическое давление, стремящееся противодействовать нашему А-энтропическому движению, две эти силы придут в прямое противодействие: одна непреодолимая сила столкнется с другой непреодолимой силой, корабль сожмет, как семечко арбуза, и он либо выскочит наружу, — либо взорвется.

По правде сказать, я немного сомневался в правильности своего выбора. В лаборатории Сети мы как-то попытались провести эксперимент, используя только один-единственный нейтрон, и в результате целое крыло здания взорвалось — его просто вышвырнуло в область нереализованного потенциала. Но ничего другого я не смог придумать. Потребовалось не больше минуты на изменение волноводов и соединителей, и все было готово. Оставалось только потянуть на себя рычаг с обозначением «запуск — максимальное усиление», и посмотреть, что получится. Простая серая пластмассовая ручка казалась чуть розовой — энтропический ореол указывал на утечку стремящейся вырваться из узды энергии вселенной. Я рванул рычаг. Весь мир взорвался передо мной.