"Только когда я смеюсь" - читать интересную книгу автора (Дейтон Лен)

Глава 7 Боб

Всему, что я знаю, меня научил Сайлас. Ладно. Но почему именно он всегда граф, продающий свои картины, или председатель правления, или миллионер, который и не догадывается, какие документы у него в руках? А я почему-то всегда шофер или клерк, достающий бумаги из папок. Или привратник, или владелец земель, которые я продаю Сайласу, даже не предполагая, что территория буквально залита нефтью. Такие мысли мучили меня, когда я возвращался в «Честер», пыхтя под тяжестью двух армейских форменных комплектов.

И только я опустился в кресло, уставший, умирающий от жажды, в дверь легонько постучали. Вошел Сайлас – в котелке, пижонски сдвинутом набекрень. Ему приходилось так носить тот, что поменьше. А тот, что побольше, падал ему на уши. Я купил два котелка в том самом магазине, где Сайлас приобрел свой гардероб. Одна шляпа была на четверть дюйма больше его размера, вторая – на четверть дюйма меньше. И каждый раз я подменяю шляпы – ну, он и разнервничался: все время поглаживает лоб, разглядывает себя в зеркало. На днях я застал его с сантиметром.

Сайлас снял котелок и начал вертеть в руках армейскую форму. Я надел свою. Мне казалось, что я выгляжу ничего, но Сайлас только сказал:

– Это что, старина Пэдди тебе подсунул?

Мое обмундирование было жестким, как наждак и торчало, как кусок фанеры, – огромные мешковатые штаны и ужасная фуражка. Форма же Сайласа была из мягкой ткани, точно пригнана по талии, с аккуратными штанинами. На груди красовались в несколько рядов награды, на воротничке – красные знаки отличия, фуражка – мягкая и элегантная, с украшением из золотых листьев. Сайлас надел ее и прошелся несколько раз туда-сюда по комнате, вглядываясь в свое отражение в зеркале, а я скромно стоял возле камина, как старый мешок с песком. Сайлас остановился, отдал мне честь и скомандовал себе в зеркало: «Смирно, полковник», потом повернувшись, задумчиво осмотрел меня. Некоторое время он молчал, затем повторил:

– Значит, старина Пэдди дал тебе это?

– Да, – ответил я.

– Он теряет хватку, – заметил Сайлас.

– А что, что-то не так? – притворился я.

Сайлас пересек комнату и снова уставился на меня:

– Только взгляни на себя, парень. – В его голосе звучали бригадирские нотки.

Я посмотрел – ну, младший капрал транспортных войск – и пожал плечами. Сайлас надел мой капральский китель и, едва нацепил его на себя, сразу начал орать на разные голоса «Смирно!» и подпрыгивать, со страшным грохотом приземляясь на каблуки. «Затянуть ремень! Втянуть живот!» – распевал он забавным контральто. «Носки выровнять по стрелке брюк, ступни на сорок пять градусов. Голову поднять, подбородок не выпячивать. Смотреть прямо, ждать приказа!»

Я влез в бригадирский пиджак Сайласа.

– Просто замечательно, – заявил я в ответ на вопли Сайласа. – Никогда не предполагал, что ты просто прирожденный капрал, браток. – И принялся маршировать по комнате, пародируя бригадирское поведение Сайласа.

– Ты похож на девицу на своем первом балу. Ты, негодник, – запричитал Сайлас, низко наклоняясь ко мне и завывая: – Ты что, не знаешь, как ведут себя солдаты? Смир-на! – прогремел он, и я старательно щелкнул каблуками.

– Ты что, не знаешь, как ведут себя солдаты?

– Разумеется, не знаю. Я ведь никогда не служил в армии, верно?

Он неодобрительно цыкнул и снова надел свою шикарную форму.

– Это ваша беда, детки, – с сожалением заявил он. – Самая худшая вещь, которая когда-либо происходила в Англии, – это отмена обязательной воинской повинности. Отсюда все несчастья в нашей стране, если хотите знать мое мнение.

– Не хочу знать ваше мнение, – заверил я. – Армия – самое крупное мошенничество за всю историю человечества, и я не очень стремлюсь туда влипнуть.

– Мошенничество? – удивился Сайлас. – Что ты хочешь этим сказать?

– А что, так не ясно? Мужики, имеющие высокие чины, большое жалованье, личных шоферов и собственные замки, никогда сами не нюхавшие пороху, только тем и занимаются, что приказывают придуркам, получающим по пятерке в день, куда идти, в кого стрелять. Армия – классическая махинация.

– Неужели?! – Сайласа душил гнев.

– Жаль, что вы не можете хоть на пять минут прикинуться дурачком, – сказал я. – Если вы считаете, что я неубедительно смотрюсь в роли вшивого младшего капрала, тогда я буду бригадиром танковых войск, потому что мне кажется, что эта роль полегче.

– Роль полегче, – Сайлас с истерическим отвращением выплюнул эти слова обратно. – Роль полегче, – мрачно повторил он. – Так вот что ты называешь ролью. Ты, заросший, скрюченный, вечно ноющий бродяга. Ты, жалкий обломок классового кораблекрушения. Когда я подобрал тебя, у тебя копейки за душой не было. Много же ты мне помог за все это время! Может, я имею право рассчитывать на мелкую благодарность, или признание, или уважение? Но у тебя не было даже желания учиться. Ты ни на йоту не продвинулся в нашей работе, тебя даже не интересует то, чему я учу тебя, ты даже не хочешь слушать, что я говорю. Тебе все легко далось. Роль полегче! Да я был бригадиром, причем настоящим, когда ты еще мочился в пеленки. Понятно? – И Сайлас кончиком трости ткнул в одну из медалей. – Это Аламейн, первая волна танковой атаки. В этом спектакле мы потеряли столько танков, что я больше никогда не встретил ни одного из моих одногодков.

При этих словах он сник. Сайлас редко говорил о войне, но в таких случаях всегда становился мрачным.

– Ты бунтарь, – продолжил он. – И думаешь, что ты первый бунтарь в мире. Мне известно это чувство, потому что в твоем возрасте все бунтари, но в тридцатые было против чего восставать. Гитлер толкал свои безумные речи на пару с Муссолини, и многие мои приятели, слушая его бред, доказывали мне, что все это правда. Я был бунтарем, паренек. Как и ты сейчас, я тогда воображал, что открыл бунтарство как форму искусства. Я служил бухгалтером в коммерческом банке большого города. Господи, как трудно мне было найти работу. Меня готовили к звездным вершинам, у меня были особые обязанности, и два раза в неделю я посещал высшие курсы банковского бизнеса. К настоящему времени я был бы уже крупным, всемирно известным банкиром. Но я понимал, что приближалась война, и бросил карьеру ко всем чертям, и пошел в танковые войска. Объявили войну – и я оказался в центре событий. Меня сразу же произвели в капитаны действительной службы. Вот каким был мой бунт: от коммерческого банка до временно не оплачиваемого чина капитана действительной службы.

Тут я не выдержал:

– Я не возражаю, когда вы обращаетесь со мной как с безнадежным идиотом, но не думайте, что удастся разжалобить меня историями о своем несостоявшемся образовании, потому что моему образованию пришел конец, когда мне исполнилось пятнадцать. Мамке нужны были деньги.

– Ну, сам виноват, – сделал вывод Сайлас. – Есть всякие там стипендии и фонды. Сегодня все имеют равные возможности.

– Да бросьте, – прервал я его. – Все верно, если кому-то хочется изучить историю Британской империи, научиться считать до десяти и запомнить парочку слов по-французски, чтобы стать мастером на заводе или продавцом в магазине. Но мужики, которые по-настоящему держат все в своих руках, заседают в храме Афины и посылают своих деток учиться в Итон. Они продолжают снимать сливки и управлять страной, а пролетарии типа меня должны быть благодарны за то, что им дают возможность выучить четыре действия арифметики.

– Ты отстал от жизни. С тех времен в нашей стране произошла социальная революция.

– Пара фотографов-кокни и одна поп-группа из Ланкашира стали зашибать бабки, да их портреты время от времени печатают в прессе – вот и вся революция, но меня этим не проведешь, это всего лишь большой-пребольшой трюк – такой, что нам даже и не снилось. Никаких перемен не было, ими и не пахнет.

– Хорошо, я дам тебе возможность получить образование, – ответил Сайлас. – Я собираюсь прочитать тебе ускоренный курс армейской подготовки. Я из тебя сделаю лучшего в Королевской армии младшего капрала, самого знающего сержанта. Так что забудь на пару дней о Навуходоносоре и о дороге в Вавилон и займись более насущными вещами.

Сайлас достал какие-то книги. Одна называлась «Устав Королевской армии», в другой были картинки разных армейских значков, в третьей – разные там пушки и танки.

– Ты станешь солдатом, прежде чем мы отправимся к старине Каплану за машиной. Слышишь? – солдатом. А начнем мы с того, что срежем твои длинные жирные патлы.

– Этот сволочной парикмахер испортил тебе все волосы, детка. – Питер-двоеженец умел разговаривать, не шевеля губами.

Я на это ничего не ответил.

– Чарли не тронул бы тебя пальцем, если бы я присматривал за тобой.

Я не реагировал.

– Если надумаешь, дай мне знать, – сказал Питер-двоеженец. – Хочешь сигаретку?

– Нет, спасибо.

– Чарли хочет пришить тебя в пятницу утром, детка, – сообщил он.

Теперь он заговорил совсем по-другому. Он такой же опасный как Чарли, только в два раза умнее. Умные голубые могут быть очень опасными в тюряге, будто они обвиняют всех остальных в том, что оказались за решеткой. Я не поинтересовался, откуда он знает, что это будет именно в пятницу, все равно он сам скажет. Наконец он раскололся.

– Чарли переводят отсюда.

– Когда он уходит? – спросил я.

Питер улыбнулся, и я готов был укусить свой локоть за то, что спросил.

– Его переводят в какую-то тюрьму на севере. Он уезжает в пятницу – грузовиком в десять утра. И уже устроил, что тебя выпустят на прогулку, вот тогда-то он и прикончит тебя. Берегись этого подонка, детка.

– Я убью его, – сказал я.

Питер-двоеженец скривился в кислой улыбке.

– Вот это дело.

Он сгреб пыль в кучку и наклонился, чтобы смести ее на клочок бумаги, потом аккуратно скатал это и щелчком бросил тонкую самокрутку к моим ногам.

– Привет от начальства, – сказал Питер.

– Нет, мерси, – ответил я. – Пусть идет к черту. – И я ушел.

– Ладно. Не пропадай, – крикнул он мне вслед.

Машина выглядела очень внушительно. В некотором смысле мне она понравилась даже больше, чем «роллс». Это был «феррет» второго выпуска, как сказал Сайлас. Потешная вещица. Довольно небольшая, с угловатой бронированной обшивкой и толстенными резиновыми шинами, которые, наверное, тоже были почти пуленепробиваемые. И повсюду торчали разные металлические штучки. Сайлас настаивал, чтобы я выяснил, что представляет собой каждая из них. Металлические шторы опускались так, что оставалась небольшая обзорная щелка для водителя. Прямо под зеркалами заднего вида, довольно-таки большими, были выходы выхлопной системы. Две фары впереди и ячейки для автомата или браунинга. В машине стоял роллсовский бензиновый двигатель Б60, шестицилиндровый, 4265 кубиков, 96 лошадиных сил, 3300 оборотов. Гидравлическое сцепление и два ведущих моста. Понятия не имею, что машина делала с горючим, но жрала она его, как весь ирландский флот.

Конечно, мы не могли появиться на ней на обычной заправке, поэтому Сайлас наполнил дюжину канистр и запихнул их внутрь, отчего нам стало еще теснее. Машина была предназначена только для двоих: водителя и командира. Можно не уточнять, кто из нас был командиром.

Старик Каплан с автосвалки покрасил старенький броневик и установил на него огнетушители и фары, безжалостно сорванные с других машин, так что наша малышка была в отличном состоянии. Этот «феррет» стоял в дальнем конце свалки, и в первый раз, когда мы пришли туда, Сайлас сказал, что я должен научиться заскакивать и выскакивать из машины с «непринужденной прытью». В результате я расшибал себе голень и набивал синяки на руках о каждый выступ, пока Сайлас рявкал свои команды, как тот сержант-маньяк, которого показывали в каком-то фильме по телевизору, – кстати, в конце сержант задушил свою жену. К концу дня я выучился водить этот гроб. Пятиступенчатая коробка передач, хитрое управление и тормоза с гидроусилителем – никогда не имел дела ни с чем подобным, но через полтора часа Сайлас вынужден был признать, что я гоняю по свалке, как специалист.

На следующий день мы вернулись на свалку, взяли наш броневик, и операция началась. По мне, так лучше было бы переодеться в форму поближе к месту действия, но Сайлас настоял, чтобы мы выехали со свалки при полном параде. Мы немного попачкали форму и надели сверху комбинезоны. Видок у нас был, как у парочки общипанных героев, – до такой степени, что когда мы остановились у обочины перекурить и я сделал неприличный жест в сторону проезжающей мимо артиллерийской колонны, то солдаты заорали мне в ответ. Когда они проехали, я занервничал: до меня дошло, что стоит только одному из полицейских рейдов наткнуться на нас и начать выяснять, кто мы такие, как последует цепь непоправимых событий. Но Сайласу об этом говорить все равно без толку, у него всегда наготове была какая-то военная прибаутка вместо разумного ответа. Я вытер о форму взмокшие ладони.

– Не вздумай нервничать, – успокоил Сайлас.

Я промолчал. Сайлас никогда не нервничает, у него просто портится настроение. Для него вполне естественно быть не в духе: ведь он всегда играет роль генерала или миллионера или что-то в этом роде, – но можете ли вы представить себе, чтобы прислуга или мелкий служащий или младший капрал за рулем закатили истерику?

– Я сказал, не вздумай нервничать, – повторил Сайлас.

– Я не вздумаю, черт подери, я уже нервничаю.

– Поехали за колонной, – приказал он.

Я влез в машину.

– А что, если они остановятся и потребуют предъявить права? – спросил я.

– Мы достали эту машину вполне законным образом, – успокаивал меня Сайлас. – Твои гражданские права позволяют тебе водить такую машину, жители Челси покупают такие для своих загородных владений. А форменную одежду мы взяли напрокат, чтобы разыграть одного нашего старого школьного приятеля. И чем нам это грозит? – ну, уплатим десятку штрафа.

– Будем надеяться, – ответил я.

Я завел машину и рванул в хвост колонны. До обеда мы были уже на танковой площадке для маневров Королевских вооруженных сил в Дорсете.

Был ясный солнечный день, редкие облака лишь подчеркивали синеву неба. На многие километры вокруг земля кишела танками – «центурионами» и «чифтенами». Благодаря какой-то любопытной структуре почвы каждый изгиб оставленного танком следа давал новый, неожиданный цвет, и весь ландшафт, исполосованный красными, серыми и многоцветными шрамами, был похож на гигантские полотна Нэша или Пайпера.

– Стоп, – крикнул Сайлас.

Я тормознул, и мы остановились у обочины в клубах пыли, отдающей запахом резины. Сайлас буквально вжился в свою роль.

– Ради бога, парень. Поосторожнее с машиной. Ее нужно вернуть в приличном состоянии к восьми часам вечера сегодня.

Я отдал честь.

– В двадцать часов, как говорим мы, армейцы, – поправил я. – Ну, не беспокойтесь. Старик Каплан не оштрафует нас за пятиминутное опоздание или за лишнюю царапину. У него две свалки, полные всякой рухляди, и он берет по фунту за штуку, даже если мы испортим эту.

Сайлас гневно повернулся:

– Тысячу раз тебе говорил – не выходи из роли в середине операции.

– Есть, – ответил я.

Я выбрался из машины и пошел прочь, подальше от него. Во время его припадков с ним нужно быть поосторожнее, он всегда очень вспыльчив в начале операции. Теперь я на это уже не очень реагирую, сам я не шалею, как он, только вот ладони потеют. Я отломал от живой изгороди веточку. Сайлас догнал меня и принялся рассматривать полигон в бинокль.

– На пригорке шесть «центурионов-5», – вслух рассуждал он. – Есть минометная установка «виджилант» – вон там, где стоят несколько солдат. Нет, соврал, один «центурион-2» со старой семнадцатифутовой пушкой. Даже не знал, что такие еще существуют. Не удивлюсь, если его используют в качестве мишени. Да, на нем белый крест.

– А откуда вы узнали, что сегодня испытывают «виджилант», – удивился я.

– Элементарно. Позвонил в службу информации и спросил. Правительство продает эту технику. И они не делают из этого секрета. Они уже продали больше «центурионов-5», чем ты съел обедов за всю свою жизнь.

– Так Ибо просто не повезло, что они не хотят продать ему эту ерунду?

– Скорее, это нам повезло. Триста тысяч фунтов стерлингов удачи, – подытожил Сайлас.

Танки с грохотом двинулись с места. Гул стоял такой, что у нас даже уши заложило, хоть мы и далеко стояли.

– Во-а-а-т они па-а-а-шли, – загнусавил я.

Сайлас прокомментировал:

– Они идут на запад. Триста тысяч живых бабок, идущих на Дикий Запад.

Зажав в руке конец отломанной ветки, я со всего размаху ткнул себя по колену.

– Боюсь, тут-то меня и нашла стрела, старик, – задыхаясь, сказал я. – Труба, труби отбой. – И со стоном показал на рану.

– Есть попадание, – подтвердил Сайлас. – Не двигаться, лейтенант. – Он вытащил из раны ветку и внимательно осмотрел ее. – Хорошо, нечего сказать. Не знаю, чему вас там учили, в Вест-Пойнтской академии для благородных девиц, но это вовсе не похоже на боевую стрелу.

Я отмахнулся:

– К черту, старик, если они устраивают свои игрища так далеко на севере, как насчет тех баб и сосунков, которые остались беззащитными в форте Декстер?

– Вперед в атаку! – заорал Сайлас с таким энтузиазмом, что я даже испугался, как бы его не услышали солдяты, сгрудившиеся у орудий на пригорке.

И мы оба помчались к нашей бронированной машине. Я прибежал первым. Двигатель еще работал, и, едва Сайлас взгромоздился наверх, я сразу же отжал сцепление. Он схватил фуражку обеими руками и поудобнее устроился на сиденье.

– О-й-ооо, – закричал он. – Поехали посмотрим, как покорялся Запад.

Мы должны были встретиться с клиентами в маленькой гостиничке для офицеров возле танкового полигона. Я очень боялся, что там будет много вояк и что они вычислят нас, но Сайлас успокоил меня. В обеденное время почти все в столовке, а остальные не осмелятся подойти при виде красных нашивок. Прежде чем мы вошли, я протянул Сайласу совершенно новенькую фунтовую бумажку, вытянув ее из середины таких же десяти, что лежали у меня в бумажнике. Мы этот номер проделывали много раз, даже когда не нуждались в деньгах, – просто так, для развлечения. Дальше увидите, как все происходит, если еще до сих пор не догадались сами. Сайлас подошел к стойке бара и заказал:

– Виски с содовой и со льдом мне, пинту пива – водителю.

– Есть, сэр, – ответил бармен, который так привык иметь дело с военными, что даже не поднял глаз, взял фунтовую банкноту и дал Сайласу сдачу.

Мы с Сайласом стояли возле бара, пытаясь смягчить наше социальное неравенство беседами на тему о футболе, коробке передач и графике отпусков. Сайлас спросил:

– Вы ездили домой на Пасху?

Я ответил:

– Нет, оставался в части, чтобы сэкономить деньги. В следующем месяце у меня наберется уже десять дней, тогда и поеду.

Сайлас кивнул, сказал что-то о погоде, а я продолжал разыгрывать нерадивого рядового. Затем Сайлас поинтересовался у бармена, где можно помыться и снять робу. Бармен посоветовал ему подняться в гостиницу и воспользоваться ванной комнатой, потому что, наверное, Сайлас был в офицерской форме. А вот когда я задал тот же вопрос, бармен послал меня в дворовый туалет, где ветер сбивает с ног через дверь и в кране только холодная вода. Я вернулся в бар, вытирая по дороге руки о штаны. К тому моменту там уже набралось человек двадцать, в основном гражданские – работники танкового парка. Сайлас еще не вернулся. Тогда я решил разыграть вторую часть нашего фокуса с фунтовой банкнотой. Заказав пинту пива, я расплатился десятью шиллингами. Получив сдачи десять пенсов, я осторожно возразил:

– Извините, но я дал вам фунт.

Бармен отрицал, я настаивал. В конце концов, я сказал:

– Ладно, поглядите-ка в кассу, будьте любезны, и увидите, что я прав. – И разложил новенькие фунтовые бумажки на стойке бара. Все номера шли по порядку, но один отсутствовал. – Он в кассе.

За барменом внимательно наблюдали несколько гражданских, и он очень спокойно дал мне еще десять шилингов сдачи. Никогда я не доверял таким тихоням, и этому не следовало доверять.

Еще несколько минут я потягивал свое пиво в ожидании Сайласа, как вдруг бармен подошел ко мне и очень тихо и вежливо сказал:

– Простите, сэр, в холле вас спрашивают два джентльмена. Вон через ту дверь, пожалуйста.

Я подумал, что это простаки прибыли чуть раньше назначенного срока, и, оставив недопитое пиво, вышел им навстречу. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил там двух паршивых офицеров военной полиции из мотоциклетного взвода. Бриджи, нашивки, белые шлемы.

– Что это за история с фунтом, юноша? – спросил один из них.

– Очень просто, – объяснил я. – Я же сказал бармену. Я дал фунт. И он нашел его в кассе.

– Неужто? – насмешливо поинтересовался лягавый.

Они переглянулись. Ну и парочка! Одному из них было не меньше пятидесяти, лицо его пересекал ужасный шрам, который не могли скрыть даже огромные усы, вся грудь – в орденских ленточках.

– Покажи-ка свой бумажник, сынок. Думаешь, мы не знаем этого фокуса? Я это проделывал в каирских барах, когда тебя еще в проекте не было. Один кореш расплачивается фунтом, а затем ты протягиваешь десять шиллингов и выходишь сухим из воды. – И он передразнил: – «Только гляньте в кассу, бармен». Ну, этот бармен уже знает эту шутку, и мы тоже. Так что ты идешь с нами, и не воображай, что избежишь наказания за гражданское правонарушение.

– Это не совсем удобно, капрал. – Сайлас спускался по лестнице, постукивая тростью по ладони другой руки.

Оба лягавых вытянулись по стойке смирно и отсалютовали. Сайлас приблизился ко мне. Его нос почти уткнулся в мой:

– Какого черта вы здесь делаете, Катрайт?

– Я дал десять шиллингов вместо фунта, сэр. Простите, сэр. Я, должно быть, ошибся.

– Ты изобретательный негодяй, – сказал Сайлас. – Ты ловкач. Ты мерзавец. Так кто ты?

– Я мерзавец, – согласился я.

– Правильно, – медленно выговорил Сайлас. – Грязный, гнусный, бездарный мерзавец.

– Работает с кем-то в паре, сэр, – пояснил полицейский. – Наверняка с кем-то из гражданских.

– А что я говорил тебе о выпивке и о гражданских? Ненавижу их. Достали. Не выношу гражданских. Еще раз увижу тебя возле кого-то, кастрирую. Понял?

– Ну, кроме девчонок, конечно? – конкретизировал я.

Мне не нужно было особенно разыгрывать страх, полицейские уже нацелились потребовать у меня документы, и если Сайлас не прекратит переигрывать, то они и за него возьмутся с минуты на минуту. У меня возникло чувство, что он собирается отхлестать меня тростью. Он так размахивал ею, будто дирижировал Лондонским филармоническим оркестром, исполняющим увертюру.

– Если бы ты мне не был так нужен в ближайшие десять дней, я бы отдал тебя на растерзание. Ты понимаешь?

– Да, сэр.

Я видел, что старший вояка был решительно настроен упечь меня. Он повернулся к Сайласу.

– Боюсь, сэр, это очень серьезное обвинение. К тому же здесь гражданское правонарушение, сэр.

– Не говорите мне о гражданских!

Сайлас распалился еще больше, чем при разговоре со мной. Я уж было подумал, что он собирается сказать лягавому, что тот не справляется с ролью, но Сайлас смолчал. Полицейский сник.

– Ненавижу гражданских, – продолжал Сайлас. – И ни один гражданский суд не получит ни одного моего мальчика… Это медаль за службу в Индии?

– Да, сэр, – ответил тот, что постарше. – И за северо-западную границу.

– Хорошее было дельце. Кажется, тридцать восьмой год?

– Так точно, сэр. Я был новобранцем.

– Вы, должно быть, проходили учебу примерно в то же время, что и я. Припоминаете фамилию адьютанта?

– Нет, сэр, – отвечал лягавый. – Столько времени прошло.

Сайлас улыбнулся:

– Его звали Лоутер. Это был мой отец.

– Неужели, сэр?

Полицейский выказал не меньше радости по этому поводу, чем сам Сайлас. Ну и обманщик этот Сайлас. Его старик никогда не служил в армии. Его отец был врачом.

– За это стоит выпить, – решил Сайлас. – А это ничтожество оставьте мне. Катрайт!

– Да, сэр, – откликнулся я.

– Иди к машине. Набери холодной воды и возьми жесткую тряпку. И чтоб на ней пылинки не осталось! Чтоб она мне блестела! Я загляну внутрь и, если хоть пятнышко замечу, ты у меня попрыгаешь, Катрайт. Она должна сиять с крыши до колес. Будешь драить ее до тех пор, пока она не исчезнет. А то исчезнешь ты, на губу на три месяца. Понятно?

С минуту я ничего не мог ответить. На улице было дико холодно, и я представлял себе, что он устроит, если я признаюсь, что предпочел бы пойти с вояками. С другой стороны, Сайлас теряет чувство реальности, когда увлекается операцией. То есть, вполне вероятно, он может так увлечься своей ролью, что отдаст меня этим двоим.

– Есть, сэр, – наконец заставил себя сказать я.

– И отдай капралу десять шиллингов для бармена.

Я отдал деньги.

– Это недоразумение, – промямлил я.

– Несомненно, – насмешливо бросил Сайлас, и все трое направились в бар.

До меня донеслись слова Сайласа:

– Когда он начал канючить, что это просто ошибка, я сразу понял, что такие вещи трудно доказать.

Я вышел на холод и получил от бармена полное ведро ледяной воды. Судя по температуре, вода была из холодильника. У меня посинели костяшки пальцев, едва я приступил к мытью машины. Видел бы меня старый Каплан – умер бы со смеху. Мыть эту чертову машину! Да она в жизни не была такой чистой! Да еще перед тем, как вернуть ее на старую грязную свалку!

Клиенты прибыли в час тридцать на машине марки «линкольн-континентал». За рулем сидел шофер в мундире, на заднем сиденье восседали два черномазых, одетые как банкиры, а рядом с ними белокожий франт с часами на цепочке и цветком в петлице – Жижи Грей.

– Бригадир Лоутер? – спросил белый.

– Пойду доложу, – ответил я и бросился в бар.

Сайлас и два полицейских неплохо сошлись, болтая о войне.

– Прибыла африканская делегация, – отрапортовал я, очень старательно отдавая честь.

– Ну, вот и они, – сказал Сайлас. – Давайте лучше сделаем вид, что у нас официальные отношения, а то посыплются расспросы, почему мы пьем вместе. Эти мужики из министерства иностранных дел могут быть ужасно дотошными.

Оба лягавых вышли из бара вместе с Сайласом. Сайлас отдал честь всем прибывшим, включая Жижи, а затем обратился к полицейским:

– Спасибо за проделанную работу. Думаю, назад в Лондон нам сопровождение не потребуется. Поездка будет неофициальной.

Оба лягавых лихо козырнули Сайласу, оседлали свои мотоциклы и с ревом умчались прочь.

– Я счел, что лучше провести нашу эту встречу неофициально, – пояснил ситуацию Сайлас.

– Мое правительство так и хотело: как можно меньше огласки, – согласился военный министр.

– Отлично, – заключил Сайлас. – Я поеду первым на своей машине. Пусть ваш водитель следует за мной. Лучше всего осмотреть технику прямо с трассы, вряд ли стоит подходить ближе, если мы не хотим привлекать внимания.

– Нет, не стоит, – опять согласился военный министр.

Мы влезли в бронированную машину. Я медленно тронулся с места.

– Придется отказаться от фокуса с фунтом, – сказал я.

– Да. – Сайлас не скрывал своего раздражения.

– Как удачно, что вы узнали его медаль.

– Никакой удачи, – отрезал Сайлас. – Просто подготовка. Тысячу раз говорил тебе: наша профессия не для губошлепов и идиотов и не для тех, кто хочет легких денег. Нужно работать, учиться, уметь собраться. Последние три дня я напряженно работал – армейские уставы, мемуары, справочник наград, танковой техники. Теперь я знаю об армейской жизни больше, чем большинство офицеров этой части. За десять минут я могу доказать любому из них, что он и есть настоящий самозванец.

– Сайлас, вы старый прохвост, – сказал я.

Сайлас улыбнулся. Некоторое время мы ехали молча, затем он сказал:

– Если хочешь серьезно изучить наше дело, брось свою археологическую ерунду. Это ни к чему не приведет. – И в глубине души я понимал, что он где-то прав.

Я притормозил, когда мы начали приближаться к заранее выбранному месту. Сайлас сказал:

– Если этот парень задумал провернуть путч, то ему понадобятся не только противотанковые, но и противопехотные средства. Не забудь сообщить ему, что «виджилант» прекрасно действуют против пехоты. Я изобрел для этих целей устройство инфракрасного излучения. Ты помнишь свои реплики?

– Да, – заверил я.

Мы остановились на том же месте, что и раньше. «Линкольн» тоже остановился. Сайлас подошел к машине гостей и, слегка прикоснувшись к фуражке кончиком трости, елейно улыбнулся.

– Посмотрите вон туда, на пригорок. Оружие называется «виджилант». Это первая противотанковая абсолютно портативная индивидуальная минометная установка. – Не проявляя никакого энтузиазма, Сайлас монотонно выдавал сведения, как человек, настолько часто занимающийся этим, что не испытывает ничего, кроме скуки. – Один человек может управлять шестью пусковыми устройствами. За полдня мы предполагаем обучить наших солдат поражать девять целей из десяти…

– Вот так учения! – удивился Авава. – С настоящими танками? Это, должно быть, ужасно дорого. – Он налил Сайласу вина и протянул ему бокал. Себе же он взял воды.

– Нет, в качестве мишени используется не настоящий танк, а модель, – объяснил Сайлас. – Мы и вам, наверное, дадим такую. С дистанции тысяча пятьсот ярдов предполагаются только башенные попадания. Снаряд снабжен встроенным стабилизирующим устройством, которое непосредственно реагирует на команду стрелка, а не просто отклоняется в нужном направлении. Это увеличивает вероятность попадания, особенно по сравнению с радиоуправляемыми снарядами. Несомненно, это самое совершенное противотанковое оружие, имеющееся на сегодняшний день. Вот простой график и некоторые данные. Документы, как видите, отпечатаны на машинке, мы всегда так делаем для внутреннего пользования. Пехотинец передвигается, неся на себе контейнер со снарядом. Контейнер одновременно является и пусковым устройством. Установка орудия занимает не более двух минут. Снаряд весит всего пятьдесят один фунт. Контейнеры также можно устанавливать на транспортные средства: например, на «феррет» типа моего или на вертолет.

Его последние слова утонули в грохоте мотоциклов, и мимо нас проехали два наших знакомых полицейских. Они сбавили ход, но лишь для того, чтобы помахать рукой Сайласу, который поднял в их сторону бокал вина. В ответ лягавые обдали нас улыбками и клубами выхлопных газов. Сайлас же даже не прервал свою лекцию.

– Стрелок направляет орудие при помощи прицельного устройства, которое находится у него в руках.

– Это влияет на элерон или что-то такое? – спросил Жижи, изо всех сил стараясь проявить свой интеллект.

– Приводится в движение твердым топливом, – отрезал Сайлас. – Шлейфовые заслонки боковых крыльев и гиростабилизируемый автопилот – оба приводятся в действие газом, подаваемым из ракетного двигателя. Точные цифры указаны в выданных вам документах, но, грубо говоря, длина снаряда примерно три с половиной фута, а диаметр меньше одного фута. Однако, доложу я вам, джентльмены, это верная смерть. Разрушается все: танки, легкие транспортные средства, пехота – все, что попадается на пути.

Мистер Ибо Авава с воодушевлением кивал.

– Очень холодный ветер. Давайте сядем в машину, – предложил он.

Сайлас забрался в «линкольн», не переставая болтать, но я, сидя в своей машине, уже ничего не слышал. Я только видел, как шофер вытащил огромную коробку, из которой поочередно извлек вино, холодную курицу, паштет и салат, все это аккуратно разложив на откидном столике, встроенном в спинку водительского сиденья. Я тут же решил, что и мне нужно сделать себе такую же штуку в моем «роллсе». Я сидел и смотрел, как Сайлас разглагольствовал, уминая бутерброды и запивая их вином. Наконец, вспомнив обо мне, сидящем в холодной бронированной машине, они прислали куриную ножку и стакан кока-колы. Принес все это Жижи.

– Бригадир сказал, что вам не положен алкоголь на службе.

– Да, конечно, – подтвердил я.

Жижи взгромоздился на сиденье – высоченный детина в хорошо сидящем готовом костюме от Остина Рида. Он наблюдал за тем, как я ем курицу. Когда я прожевал, он предложил мне сигару.

– Я не прочь, – согласился я и взял штучку.

Он вынул сигару у меня из рук и, подрезав конец золотым ножичком, вернул ее мне и дал прикурить.

– Давно знаешь бригадира?

– Вовсе не знаю, – ответил я.

– Не знаешь?

– Каким это образом я могу его знать?

– Я плохо выразился, – поправился Жижи. – Сколько ты с ним работаешь?

– Ну, если не считать перерывов, два года, – ответил я. – Но четыре года он был офицером моего подразделения.

– Долго, – произнес Жижи.

– Да, черт подери, – согласился я. – Долго, но это кругленькое число.

Я затянулся сигарой, не спуская глаз с орудий и танков. Один из танков завелся и пополз через борозды к ближайшему препятствию а затем снова вернулся на исходную позицию. Я украдкой взглянул на соседнюю машину. Сайлас склонился вперед, показывая на танк.

Военный министр, должно быть, что-то сказал своему адьютанту, и тот, открыв дверцу машины, вышел и направился к броневику, где сидели мы с Жижи.

– Привет, Чарльз, – сказал Жижи.

Чарльз оказался очень темнокожим негром в дорогом твидовом костюме и такой же шляпе. Его штиблеты были начищены до зеркального блеска. Он брезгливо дотронулся до бронированной поверхности машины, словно та была пропитана каким-то смертельным ядом.

– Привет, Жижи, старина, – откликнулся Чарльз.

Он говорил с едва уловимым оксфордским акцентом, при этом так нелепо коверкая слова, что я с трудом его понимал.

– Что, прогуляться захотелось? – поинтересовался Жижи.

– Его высочество посчитал, что прогулка мне не повредит, – ответил, обращаясь ко мне Чарльз. – Ваш бригадир, кажется, поладил со стариком.

– Меня этим не удивишь, – хмыкнул я. – Он ладит со всеми. Он потрясный офицер, наш бригадир Лоутер. Строг, но справедлив, и так щепетилен в делах, что диву даешься. Он инспектирует орудия – ну, он ведь отвечает за списание артиллерии и противотанковых минометов…

– Да, мы знаем, – пропел Чарльз.

Я продолжал:

– Иногда он говорит: «И не возитесь больше с этим. Прекратите его чистить, ребята. Я уже знаю, как его списать. И если начальство скажет, что орудие, мол не вычищено, так и говорите, что я списал его». Или вот еще. Недавно, списывая технику для повторного пользования, Лоутер все время напоминал, чтобы мы помнили, что орудия пойдут в другую армию и ими будут пользоваться такие же солдаты, как и мы, только иностранцы. «Вы же не хотели бы, чтобы затвор взорвался и покалечил какого-то беднягу, не важно в какой стране. Они ведь наши братья». Правда, сам я никогда так не думал. Очень необычная точка зрения, но я хорошо понимаю, что он имеет в виду. А вот когда мы перепродавали автоматы, он как зыркнет на возвратный механизм – и сразу: «Лом, лом, лом». И так всю партию из сорока пяти штук. На них и царапинки нет, они абсолютно новенькие. Ну, мы все смотрим на него, а он толкует: «Перепроданное оружие предназначено для каких-то бедолаг в других странах. И хотя выглядит оно сейчас нормально, но я смотрел отчеты о техническом состоянии, своими глазами видел затворы и знаю, как изнашивается металл. Не хочу подвергать опасности тех вояк». Повторю слово в слово его фразу: «Никакие солдаты не должны пострадать из-за бракованного оружия». Ну, вы понимаете, что имеется в виду. «Они наши братья по оружию», – говорит он. Братья по оружию. Да. Точно, он забавный старина, этот наш бригадир Лоутер.

Я глубоко затянулся сигарой. Жижи и Чарльз переглянулись, уже совершенно уверенные, что Сайлас один из самых ушлых хитрецов в форменной одежде. Из салона Линкольна донесся оглушительный звук. Танк снова тронулся. С другого пригорка открыл огонь «виджилант». Маленький снаряд взвился в воздух, таща за собой провод и меняя направление по командам стрелка. Приблизившись к объекту, он на короткое, едва заметное мгновение завис, а затем раздался грохот. «Центурион» содрогнулся и замер. Два следующих выстрела пробили броню, и с грозным ревом машину объяло пламя.

– Снаряд снабжен зажигательным устройством, – прокомментировал я.

– Три выстрела, – отметил Чарльз.

– Пробита лобовая броня, – продолжал объяснять я. – Эта штука местами достигает толщины сто пятьдесят два миллиметра, а для старой, менее мощной корпусной модели хватило бы одного попадания.

Гул усиливался, дистанционно управляемый танк покидал полигон, скрываясь за дымовой завесой.

Сайлас в сопровождении Военного министра вылез из «Линкольна». Он широко улыбался.

– Ну, как вам нравится, Катрайт? – крикнул он мне.

– «Виджилант» – супероружие. Я как раз рассказывал этим джентльменам. Корпусная модель полетела бы с первого попадания. А ночью мы можем справляться не хуже, используя ваш ИК-прибор…

Сайлас приложил к губам кончик трости. Военный министр спросил:

– Что это такое ИК?

Сайлас пояснил:

– Это, в общем, не для прессы. Но мы собираемся вводить его с начала будущего года, так что ничего не случится, если скажу вам. Может, и вам перепадет парочка, хотя они чертовски дорогие. Это прибор инфракрасного излучения, который реагирует на всякий объект, выделяющий тепло. Стоит только нажать кнопку. Любой танк может быть уничтожен в самое темное ночное время, причем танкисты и не заметят снаряда.

– Тепло? – переспросил военный министр. – И что, это можно использовать и против пехоты?

– Тепло, выделяемое человеческим телом, тоже вызывает реакцию, – сказал Сайлас. – Это довольно дорогой способ, но против колонны пехотинцев такие противотанковые снаряды более эффективны, чем шрапнель.

– Вот как? – задумчиво протянул военный министр. – Это ужасно, не правда ли?

– Да, – согласился Сайлас. – Но ваши войска ведь намереваются использовать их только в противотанковых целях, не так ли?

– Как знать, – ответил министр.

– Вот именно, – уточнил Сайлас.