"На третий раз повезет" - читать интересную книгу автора (Кросс Клер)

Глава 17

Это был ад кромешный. Я краснела за поведение отца весь вечер. Было ужасно неудобно перед Ником. Нет, конечно, я ожидала, что отец не станет держать язык за зубами, но что он наговорит такого!

А тогда он сидел во главе стола и вообще ничего не говорил. Он бросал на Ника вызывающие взгляды, но Ник, надо отдать ему должное, держался молодцом и просто игнорировал отца.

Ник вообще вел себя идеально. На самом деле он показал им всем, как надо вести себя в обществе, но они даже не заметили этого. Я знала, что он злится, что внутри он кипит, просто чувствовала. Но он и виду не подал, так что никто не догадался. Мама весь вечер смотрела на Ника ястребом, но я все же чувствовала, что она смягчается. Она не равнодушна к мужчинам, которые следят за собой. Поэтому и сама следила за собой и держала безупречную форму.

Разговор не клеился. Помощи ждать было неоткуда. Да и не мудрено: мама могла говорить только о выпивке, а говорить об этом в присутствии жен своих сыновей ей было стыдно. Вдруг они начнут болтать лишнее, кому нужны такие сплетни? Нам, женщинам, оставалось только собирать тарелки и выносить новые блюда.

Мама к приготовлению пищи подходила по-особому. Она долго настраивалась на нужный лад. Она хорошо готовила, вот только слишком рано начинала прикладываться к хересу. В течение дня она подливала себе все чаще, и потому последние блюда не всегда ей удавались.

Сегодняшний ужин не стал исключением. Салат был превосходным, суп из аспарагусов – нежным и утонченным. Это был любимый суп отца, и он нетерпеливо кряхтел, пока мы разносили тарелки. Мама уже неважно держалась на ногах, поэтому мы с Лесли настояли, чтобы она сидела, пока мы накрываем.

Мне нравится возиться на кухне с Лесли. Она очень здраво рассуждает и дала мне немало дельных советов. Я подавала ей тарелки, она наливала, и вместе мы относили их в столовую. Получалось неплохо.

На горячее была жареная говядина, еще одно любимое папино блюдо, с пюре, овощами и подливкой. Мама всегда вешала на холодильник меню, что было удобно. Даже если она уже забывала, что за чем, мы видели на листе.

Все, казалось, шло по плану. Мясо немного подгорело, но мы замаскировали все подливой, и никто ничего не заметил. Но вот дальше начались трудности. Горошек и отварная морковь были на месте, а картошки не было.

Ни кастрюли, ни блюда с пюре. Ни в холодильнике, ни в духовке. Мы обыскали всю кухню, но нашли лишь корзину с нечищеной сырой картошкой, давшей побеги.

Вот так-так.

– Готовить ее слишком долго, – подытожила Лесли, бросив взгляд на разложенное мясо с овощами и подливкой. Блюдо начинало остывать. – Придется подавать как есть.

Отец одобрительно кивнул, когда мы принесли блюдо, но затем заметил недостающий элемент и нахмурился:

– А где картошка? Беверли, ты разве не делала пюре? – Мама выпила еще хересу и мутным взором осмотрела стол, проверяя, что мы принесли. Она удивленно посмотрела на меня:

– Разве я не приготовила? – Я покачала головой.

Она улыбнулась и попыталась сесть прямо.

– Значит, картошка все еще в корзине, Роберт. Картофелечистка во втором ящике справа от мойки. Ты можешь взять любую кастрюлю. – Сказав так, Беверли осушила бокал, поставила его на стол и нетерпеливо забарабанила пальцами по хрусталю. Мэтт опомнился и подлил ей вина.

Отец чуть галстук не проглотил. Слова высыпались из его рта по одному:

– Ты. Забыла. Приготовить. Пюре? – Он вскочил на ноги. – Ты что, дура? – Он бросил взгляд на жену. – Опять напилась?

Мама холодно ему улыбнулась:

– А ты хам.

Его лицо побагровело. Отец не выносит критики, и обычно мама ему подыгрывает. Но сегодня, видно, не захотела.

Что-то она расхрабрилась. Отец, похоже, пришел к такому же выводу. Он перевел взгляд с матери на Джеймса – тот, потупив взгляд, ковырялся в тарелке, – дальше, на Ника, затем на меня.

Отец ткнул пальцем в моем направлении:

– Это все ты виновата.

– Не стоит говорить в таком тоне с дочерью, – заметил Ник тоном, полным скрытой угрозы.

– Не указывай, как мне разговаривать с детьми!

– Я не стану сидеть и молча слушать, как вы оскорбляете Фил без причины.

– Ну так катись отсюда.

– А мне нравится этот мальчик, – сказала мама и отсалютовала Нику бокалом. – Пора уже кому-нибудь указывать, когда ты не прав, Роберт. А ты частенько бываешь не прав. – Она выпила за это.

Джеймс, Мэтт и Зак в шоке смотрели на нее.

Отец сжимал и разжимал кулаки. Он готов был смести любого с пути.

Лесли и Марша переглянулись и подняли детей.

– Малыши, пойдемте принесем торт.

– Но мы же еще не доели ужин, – пожаловался Джеймс-младший.

– Ничего, ничего, пойдемте.

Мать, похоже, наслаждалась моментом. Она откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу.

– Зак, ответь, в чем разница между Богом и адвокатом?

– Хм, не знаю, мам.

– Бог не считает себя адвокатом. – Она улыбнулась мужу и снова осушила бокал. Графин рядом с Мэттом был уже пуст. – Джеффри, будь хорошим мальчиком, передай мне вон ту бутылку.

Джеффри протянул руку, чтобы выполнить просьбу, но голос отца остановил его:

– Не тронь, Джеффри. Не потакай ей.

Джеффри застыл с бутылкой в руках, он не знал, как поступить. Кого слушать – хозяина или хозяйку?

Победил босс. Джеффри поставил бутылку обратно на стол.

От напряжения стало нестерпимо жарко.

Зак положил локти на стол и улыбнулся:

– Знаете, мне кажется, сейчас подходящее время, чтобы поделиться с вами кое-чем. Что получается, когда студент школы адвокатов проваливается на выпускных экзаменах три раза подряд?

– Зак Коксуэлл, – пробормотал Мэтт.

– Неудачник, – добавил Джеймс сразу за ним.

– Получается, что нужно лучше учиться, а не дурака валять, – жестко ответил отец.

– Не-а, никто не угадал. Получается фотограф.

Если Зак добивался нашего внимания, то теперь он завладел им полностью. Мы все смотрели на него в недоумении. Мать нахмурилась:

– По-твоему, это смешно?

– Нет, по-моему, это хорошая новость. Что же вы не поздравляете меня с тем, что я наконец-то нашел свою нишу в этом мире?

– Ты будешь адвокатом! – рявкнул отец. – Это было решено еще до того, как ты появился на свет.

– Нет, папа, если Филиппе можно заниматься своим делом, то и мне можно. Адвокатура – это не мое. Я прошел курс художественной фотографии и думаю…

– Филиппе, – перебил его отец, – за многое сегодня придется ответить. – Он разом отпил полбокала вина и через весь стол бросил тяжелый взгляд на мать. – Впрочем, чтобы понять, что дурное семя дает дурные всходы, нужно лишь немного времени, не так ли, Беверли? – Мама моргнула несколько раз.

– Не понимаю, о чем ты?

– О нет, прекрасно понимаешь. Просто ты считала, что я не знаю того, что известно тебе. Ты думала, что обвела меня вокруг пальца, но я все это время был в курсе. Я все знал, но вел себя благородно по отношению к тебе, несмотря на твое поведение. Но пора положить этому конец.

– Да пожалуйста, Роберт, потому что, кроме тебя, никто не понимает, о чем ты толкуешь.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Оглядись, Беверли, тебя не удивляет, что у меня только один рыжий ребенок?

Внутри у меня все похолодело. Я сразу вспомнила о письмах, перевязанных ленточкой, и о маминых слезах. Две точки соединились прямой линией.

– Точнее будет сказать, что у меня нет рыжих детей. У меня нет дочери с дурной наследственностью, которая даже не стремится к семье, которая не похожа на меня, не похожа ни на кого из присутствующих. Ты считаешь меня идиотом, Беверли? – Отец стукнул кулаком по столу, и бокалы жалобно звякнули. Он зарычал: – Может, расскажешь нам, кто отец этого ребенка? – Он указал на меня пальцем, и кровь застыла в моих жилах.

Но мать смотрела на него с легкой улыбкой.

– Я никогда не считала тебя глупцом, Роберт, но только что ты доказал обратное. – Она пальцем поманила Джеффри. – Дай мне бутылку.

Тот отвернулся.

Они все отвернулись от нее, как будто она стала невидимой.

Ник негромко выругался. Он встал, обогнул стол, взял бутылку и сорвал обертку с горлышка, пока подходил к маме. Откупорив бутылку, он наполнил маме бокал, затем поставил бутылку рядом с ней и вернулся на свое место.

– Значит, Салливан решил потакать ей. – прошипел отец.

– Разумеется. Раз Коксуэллы не признают моего существования, – дерзко ответила мама. Она красиво поблагодарила Ника и отпила вина. Отец негодовал.

– Пора рассказать правду, Беверли.

– Что ж, пожалуй, ты прав. Но запомни. Роберт, ты сам напросился.

– Ты рассказала правду ей, поэтому она и отвергает меня. Ты… – Он приготовился разразиться оскорбительной тирадой, но мама гордо вскинула голову, и он осекся.

– Что ж, прими мои поздравления, Роберт. Ни одна душа не знала об этом, но ты сам вскрыл то, чего им и знать-то не следует.

– Ты была неверна мне…

– Если ты хочешь услышать правду, то слушай. – Взгляд матери стал ледяным. – Да, у меня был роман. Я была молода и неискушенна и никогда раньше не встречала человека, столь страстного и поэтичного. Он очаровал меня, хотя был груб, у него не было будущего, и я знала, что он не всегда будет так красив. – Она заглянула в опустевший бокал и улыбнулась. – Он писал чудесные любовные письма.

– Избавь нас от деталей.

– Ну уж нет, вам придется выслушать все.

– Если ты думаешь, что я позволю тебе при сыновьях предаваться сладким воспоминаниям о своем любовничке, то…

– Опять ошибочка. Вот твой сын и вот. Бог мой, раскрой глаза, Роберт. Уж если кто и не похож на тебя, так это Джеймс.

Джеймс побледнел.

Отец поперхнулся.

Ник прикрыл рот рукой, и мне показалось, что он смеется.

– Это случилось еще до того, как мы поженились, старый болван. Я знала, что буду за тобой как за каменной стеной, мне просто хотелось немного любви. Ты был таким здравым, таким надежным, правильным. Родители просто обожали тебя. Ты не представляешь, как много это значит для юной девушки… Однажды наши с ним ласки зашли слишком далеко. – Она сделала паузу ради глотка вина. – Я вышла за тебя по любви, Роберт. Тогда я была наивной, и мне казалось, что этого будет достаточно.

Мама твердо поставила бокал на стол, в глазах ее застыли слезы. Хрустальная ножка не выдержала резкого удара и сломалась, бокал упал, расплескав херес по скатерти.

Отец смотрел на нее точно громом пораженный. Да и все мы были шокированы ее признанием.

Раздался детский смех, и почти сразу открылась кухонная дверь. Вошли дети, Лесли с тортом, из которого торчали бесчисленные свечи, и Марша. Марша выключила свет. Не понимая, чему они только что помешали, они дружно запели «Happy Birthday».

Мне показалось, что это может исправить положение, но я ошибалась. В дверь позвонили. Мэтт пошел открывать и вскоре вернулся и угрюмо оглядел всех.

– Это шериф О'Нилл. Он хочет, чтобы Филиппа поехала с ним в участок.

– Что? – воскликнула я удивленно.

– Что, черт возьми, происходит? – спросил Ник. Отец выругался и накрыл голову ладонями.

Шериф О'Нилл появился в дверях, снял шляпу, кивнул матери, словно извиняясь за то, что прервал семейное торжество.

– Мы хотели бы задать несколько вопросов по делу о нападении на Люсию Салливан.

– Можете задавать здесь, – попыталась защитить меня мать.

– Никак нет, мэм. Мы бы хотели снять отпечатки пальцев. – Он вздохнул и достал блокнот. – У меня есть ордер, если кто-нибудь желает взглянуть. Если вам нужно несколько минут, чтобы собраться, я подожду.

– Можете арестовать ее прямо сейчас, – резко сказал отец. – Моя кровь течет в ее жилах или нет, я не желаю больше видеть ее в своем доме.

Я встала, стараясь вложить в слова всю гордость:

– Мне понадобится адвокат. Может быть, кто-то из вас возьмется?

Затем я вышла из дома вместе с шерифом О'Ниллом.

В итоге ко мне допустили Джеффри. Я не удивилась, что отец не пришел, но вот от Джеймса и Мэтта я не ожидала, что они откажутся защищать родную сестру.

Это сводило меня с ума.

Джеффри улыбнулся, но выглядел все равно напряженно.

– Предполагается, что я должен образумить тебя.

– Это значит, что я должна на коленях вымаливать у отца прошение. Но он даже не пожелал явиться сюда. Или он ждет, что я признаюсь в том, чего не совершала?

– Успокойся, Филиппа. Вечер ни для кого не был приятным.

– Тем не менее ночь в тюрьме пришлось провести именно мне. – Я встала и прошлась по комнате, но это не помогло. – Ты найдешь мне адвоката? Не из тех, с кем лично знаком, конечно, чтобы отец не припомнил тебе этого в будущем.

– Филиппа…

– Может быть, ты позвонишь в надежную юридическую фирму? Я и не надеюсь, что хоть кто-нибудь из нашей адвокатской семейки решится помочь мне.

– Твой отец очень расстроен.

– Мой отец – полное ничтожество. Джеффри усмехнулся, не сдержавшись:

– Да, твоя команда поддержки за дверью считает так же.

– Что? Кто там?

– Ник. Он чуть не разнес участок, когда ему сказали, что он не имеет права видеться с тобой.

Мне стало легче просто от того, что Ник рядом, что он пытается что-то предпринять.

– Твоя мать пьяная в стельку, но требует, чтобы тебя отпустили под залог. Она все кричит, что по улицам бродят маньяки, а ее бедную девочку держат за решеткой.

Я села, даже такая поддержка была приятна.

– Ладно, я пока держусь.

– Что ж, не будь таким оптимистом. Все не так просто, как кажется.

– Они ведь не возбудили против меня дело?

– Улики косвенные, но их достаточно, чтобы выдвинуть обвинения.

– Это шутка, Джеффри? – Он поморщился:

– Да нет. Но я вот чего не понимаю, Филиппа, зачем ты связалась с этим парнем? У него же за плечами судимость, пусть обвинения в итоге и сняли. Кроме того, всем известно, что ты можешь быть сообщницей из-за ваших отношений. Зачем ты впуталась в это? С такими людьми общаться – только неприятности на себя навлекать. Надо было просто держаться от него подальше.

– А где сказано, что самый простой ответ всегда правильный? – спросила я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что порой стоит хвататься за свой единственный шанс, стоит мечтать, стоит тянуться за звездой. Иногда стоит пройтись по канату без страховки, просто чтобы проверить, на что ты способен. Может быть, это единственный способ понять, что ты все еще жив.

Джеффри смотрел на меня как на сумасшедшую. Может быть, я действительно сошла с ума. Ну и черт с ним.

– Иногда сердце подсказывает тебе, за что стоит бороться, а ради чего, может быть, стоит принести себя в жертву. И даже если здравый смысл говорит тебе, что дело обречено на провал, сердце все равно настоит на своем. – Я вдохнула полной грудью. – Я сохла по Нику Салливану с пятнадцати лет. И единственным способом проверить, тот ли он парень, которого я буду любить всю жизнь, было рискнуть и попробовать.

Джеффри с сомнением покачал головой:

– И как, работает?

– Может быть, нет. Но то, что было в пути, стоило того, чтобы признаться себе в этом. – Он внимательно смотрел на меня. – Так что можешь смело пойти к моему отцу и сказать, что ты честно пытался вразумить меня, но все тщетно. – Я похлопала его по руке. – Не бойся, Джеффри, он переживет.

Но Джеффри был серьезен.

– Филиппа, я просто стараюсь помочь тебе избежать ошибки.

Я улыбнулась. Как ни крути, а приятно, когда кому-то ты не безразлична.

– Слушаться своего сердца не может быть ошибкой.

Джеффри встал и потряс головой, как будто пытался избавиться от воды, которая попала в уши. Или вытряхнуть из ушей то, что я наговорила ему. Он пошел к двери, но остановился на полпути. Я приготовилась к новой порции убеждений. Но он удивил меня.

– Возможно, я пожалею об этом, но… я могу быть твоим адвокатом.

– Отец тебе этого не простит.

– Думаю, переживет, – сказал Джеффри и улыбнулся.

– У меня не так много денег, Джеффри. Едва ли смогу платить по счетам.

– В этом году я еще не занимался благотворительностью. Так что о счетах не беспокойся.

– Но почему?

Он нахмурился, глядя на свои идеально начищенные ботинки.

– Потому что я уверен, что ты невиновна. Но едва ли кто-то осмелится выступить против твоего отца. А тут кто-то совсем недавно говорил мне, что нужно слушаться голоса сердца, невзирая на последствия. – Джеффри посмотрел на меня и – о чудо! – подмигнул. – Кроме того, я вспомнил, что правосудие должно защищать невиновных.

Этот подход мне понравился.

– Ты нанят. Спасибо.

– Благодарить еще рано. – Он открыл дверь. – Давай судить по результатам.

Ник прошел в кабинет вслед за О'Ниллом. Ему не нравилось, какой оборот принимает дело.

– Вы же не думаете, что Фил замешана в этом? – О'Нилл повернулся к Нику лицом, его взгляд оставался совершенно непроницаем. Это был высокий, худой, но поджарый мужчина. Шеф полиции Розмаунта был одет в вельветовые брюки и фланелевую рубашку. Остатки волос все еще были ярко-рыжими. Пожалуй, веснушек на лице прибавилось. Ему было за шестьдесят, но выглядел он моложе, несмотря на тяжелую жизнь.

О'Нилл указал на свободный стул напротив стола:

– Прошу, проходите, мистер Салливан. – Он бросил взгляд на мнущуюся в коридоре Беверли Коксуэлл. – Закройте дверь, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз.

Он не бросал слова на ветер, но взвешивал каждую фразу. То же самое, слово в слово, он сказал ему пятнадцать лет назад, будучи еще не шефом полиции, а лишь детективом. Ник колебался, он заметил умный огонек в его карих глазах. Пятнадцать лет назад Ник не обратил на это внимания. Но теперь он не подросток.

Ник закрыл за собой дверь и сел на стул, не позволяя молчанию О'Нилла произвести впечатление. Офицер взял трубку из лотка на безупречно прибранном рабочем столе.

– Если не возражаешь.

Ник покачал головой, и О'Нилл не торопясь раскурил трубку. Удовлетворенно вздохнул, когда табачок дал аромат, и пустил струи густого дыма. Запах успокаивал.

О'Нилл развалился в кресле.

– Я могу с одинаковой легкостью построить линию обвинения как против Филиппы Коксуэлл, так и против другого человека. – Он говорил спокойным голосом, словно они обсуждали погоду или качество кофе в местной забегаловке. – У меня есть ее отпечатки. От дверей и далее по всему дому. У меня есть свидетель, показавший, что она приезжала в течение недели как с тобой, так и без тебя. По ее собственному признанию, вчера, во время совершения преступления, она была одна. Кроме того, у нее был мотив, поскольку она сама призналась, что Люсия застала ее с поличным, когда она была в доме. Ее бизнес ведь нельзя назвать прибыльным, не так ли? Один большой контракт может вывести ее в плюс или утопить окончательно.

– Филиппа ни при чем.

О'Нилл улыбнулся и удобнее устроился в кресле.

– Ты любишь охотиться, мистер Салливан? – Ник покачал головой.

– А вот я охочусь с луком. – О'Нилл затянулся. – Сейчас это почти забытое искусство.

– Не понимаю, какое это имеет отношение к делу?

– Имеет, имеет. Видишь ли, я охочусь с луком потому, что люблю трудности. Я люблю предоставлять добыче шанс. Только я и олень, мои навыки против его желания выжить. Нужно подобраться действительно близко, чтобы уложить оленя излука. Нужно подкрадываться. – Он снова затянулся и выдохнул дым. – Нужно понять, как олень думает. Иначе его не застать врасплох.

– Полагаю, не так уж сложно предсказать поведение оленя.

О'Нилл улыбнулся и ткнул трубкой в направлении Ника:

– Ты не охотник, сразу видно. Каждый зверь уникален. Некоторые из них убегают, кто-то принимает бой, а кто-то пытается обмануть охотника. Нужно сразу определить, какого из трех ты преследуешь. Нужно складывать маленькие кусочки головоломки, чтобы увидеть всю картину. Где он питается, где оставляет помет, где ночует, как реагирует на первую встречу с тобой. Я предпочитаю рассматривать это как изучение характера. – Ник скрестил на груди руки, но сказать ничего не успел, О'Нилл продолжал: – Работа полицейского в маленьком городке очень похожа на охоту. Помогает изучать характеры. В таком городишке, как Розмаунт, не много тайн. Есть время разобраться в каждом. Я здесь с самого начала своей карьеры. Некоторые полагают, что это из-за того, что я лишен амбиций. Но они ошибаются. Просто я люблю разбираться в людях до конца. – Он выбил трубку в пепельницу. – Взять, к примеру, тебя. Я помню, как ты появился здесь в первый раз, хотя сам, возможно, этого не помнишь. Ты был не более семи месяцев от роду.

Ник попытался скрыть изумление.

– О да. Твой отец был счастливым папашей, гордился сыном, всем показывал. – О'Нилл замычал, вспоминая. – Вот тогда они и поссорились с Люсией. К сожалению, ссора не осталась незамеченной, поскольку повздорили они в баре «Гранд-отеля» в центре. Твой отец угощал выпивкой всех. Он был уже не в состоянии контролировать себя, когда Люсия приехала за ним, но она-то была трезвой. Она высказала ему все, в том числе и об ответственности за семью. – О'Нилл улыбнулся. – Я тогда только вступил в доблестные ряды правопорядка, и меня послали уладить дело. Разумеется, у меня не было ни шанса. – Он замолчал, а Ник был заинтригован выслушать до конца историю, о которой до этой минуты и не подозревал. – Люсия требовала, чтобы бар закрыли. Она, видно, решила, что если людям перестанут наливать, то ей удастся увести твоего отца домой. Разумеется, бармен отказался. Владелец видел, что у твоего отца полно денег, и не собирался терять выгодного клиента. Так что охрана попробовала выдворить Люсию. Назревала нешуточная потасовка, и я не был уверен, что в одиночку смогу удержать толпу, – О'Нилл покачал головой, в глазах его читалось уважение. – Но Люсия сделала все сама, не пошевелив и пальцем. Я до сих пор вижу эту картинку: она стоит в дверях бара с младенцем – то есть с тобой – на руках. Знаешь, это был старый бар с дубовой стойкой и бокалами, выставленными рядами позади бармена. Я не сильно разбираюсь в музыке, но она запела одну ноту – не знаю, что это было – си верхней октавы или что-то еще, – и бокалы стали лопаться один за другим. – О'Нилл защелкал пальцами, подражая лопавшимся бокалам. – Никогда не забуду выражение лица бармена. – Шериф засмеялся. – Она сказала, что они могут развлекаться дальше, хотя все прекрасно понимали, что веселье закончено. Люди не один год трепались о том случае. Хозяева гостиницы пытались засудить ее, но у них ничего не вышло. Однако примечательно другое: твои родители уехали той же ночью из Розмаунта и больше не возвращались.

– Надо же, никогда не слышал об этом.

– Я иначе и не предполагал. – О'Нилл понизил голос. – Ты, возможно, также не знаешь, мистер Салливан, что твой отец был пьян той ночью, когда погиб. – Он говорил это совершенно серьезно, глядя Нику в глаза. – Тебе это может показаться странным, но это лишь часть моей работы, изучение характера, если хочешь, но когда я услышал о случившемся, я позвонил, чтобы проверить. И это был не первый случай, когда он садился за руль в нетрезвом виде.

О'Нилл снова закурил трубку и с наслаждением затянулся, давая Нику время обдумать услышанное. Получалось, что его отец вовсе не был героем, напротив, его глупость повлекла за собой смерть четырех человек. Неожиданно отношение Люсии к алкоголю приобретало совершенно иной смысл. Как и ее слова о том, что Шон пошел в отца. Только сейчас Ник понял, что это был вовсе не комплимент.

– Можно сказать, что безрассудство было в характере твоего отца, – сказал О'Нилл. – И много лет спустя для меня стало очевидным, что один из его сыновей унаследовал это удивительное неуважение к окружающим, любовь к красивому времяпрепровождению, тягу быть душой компании, чего бы это ни стоило. – Он снова посмотрел Нику прямо в глаза. – А другой сын не унаследовал. – Шериф смотрел, как клубы дыма поднимаются к потолку. – Я знаю, ты думаешь, что обманул меня много лет назад. Скажу тебе, поначалу так и было. Ты всегда был смышленым парнем, слишком смышленым для своего возраста. А еще ты умел скрывать от посторонних, что у тебя на уме. – О'Нилл поднял палец. – Поэтому я и решил, что ты не стал бы влезать в неприятности. Я же всегда ожидал неприятностей от твоего брата, но, как ни странно, он ни разу не попался. – Шериф твердо посмотрел на Ника.

– Вы вычислили это, изучая характеры? – О'Нилл улыбнулся:

– О да. Поначалу это были мелочи: взломанные двери сараев, спущенные шины, отвязанные лодки, оборванные сети, пропавшие велосипеды, которые находились сами собой на другом конце города. Детские проказы, не более того. – О'Нилл кивнул, думая о чем-то своем. – Мне просто нравилось знать, кто за этим стоит. Нравилось знать, за кем нужно приглядывать. – Ник подозревал, что произойдет дальше. – Но вождение в нетрезвом виде – это уже не шалости. – О'Нилл наклонился, облокотившись на стол. – Сбить человека не шутка, мистер Салливан. – Ник выдержал взгляд шерифа, он не собирался раскрывать карты. – Ты предоставил мне все улики. Даже больше, чем нужно. Уровень алкоголя в крови выше нормы, не настолько, чтобы ты вел как сумасшедший, но все же. Ты же сам признался, что раньше не пил. Сложно сказать, как алкоголь повлияет на человека в первый раз, а официально ты преступил закон. – Он отложил трубку. – Но с самого начала я задумался: а кто же выпил все те бутылки, что валялись на заднем сиденье? Уж точно не ты. У меня было признание, был разбитый автомобиль, были твои отпечатки и заключение медицинской экспертизы о твоем состоянии. Достаточно, чтобы закрыть дело. Был даже свидетель, но знаешь, что-то не клеилось, не вписывалось в мое понимание твоего характера. – Он указал на Ника пальцем. – Допустим, ты выпил. Допустим, здравый смысл, которым ты, несомненно, обладал, покинул тебя, и ты, будучи пьян, сел за руль. Допустим, ты сбил пешехода. Но ты, Николас Салливан, никогда бы не оставил место преступления. Ты бы побежал за помощью. Ты рос на моих глазах, и я точно знал, что ты бы не бросил человека при смерти.

Странно было понимать, что кто-то знает тебя едва ли не лучше, чем ты сам. Ник никак не выдал своих чувств, потому что прекрасно осознавал, что шериф наблюдает за ним.

О'Нилл снова раскурил трубку и выпустил безупречное кольцо дыма, напомнив Люсию.

– Ты бы не позволил брату взять на себя вину за свои проступки.

Ник молчал. Что тут скажешь?

– Я не знал о пешеходе, пока дело не дошло до суда.

– Об этом я тоже догадывался. Ты помог ему, потому что не знал, насколько высоки ставки. Ты думал, что это очередная шалость, верно?

Ник молча кивнул.

– Я знал, кто виноват, но единственный человек, который мог помочь мне вывести виновного на чистую воду, не стал бы этого делать. С твоей стороны это было очень благородно, но и глупо. Впрочем, вполне характерно для тебя. – О'Нилл наконец отложил трубку. – Однако тебе здорово повезло. Наверное, ты прилежно молился. При опознании свидетель указал на Уолли Лонга, хотя тот во время происшествия разносил гамбургеры на глазах по меньшей мере двадцати добропорядочных граждан. Пешеход отделался сломанной ногой и не стал настаивать на строгом наказании, сославшись на то, что такой «славный парень» не заслуживает тюрьмы. Дело разваливалось на глазах, и я решил поговорить с судьей Таппером. Мы с Таппером – упокой, Господи, его душу – хорошо работали в паре. У него всегда было припасено отличное виски, и мы немало часов провели за разговорами. Еще одно преимущество маленького города – всегда найдется минутка для доброго разговора. Таппер согласился со мной, и мы закрыли дело. Но могло сложиться и по-другому, мистер Салливан.

– Так вы намекаете, что я ваш должник?

– Нет. Я намекаю, что на этот раз хочу посадить мерзавца. На этот раз я хочу, чтобы ты рассказал мне правду и помог довести дело до конца. Это уже не игрушки. Твоя бабушка могла умереть, и я не единственный, кто оплакивал бы ее. – О'Нилл откинулся на спинку кресла. – Но что-то подсказывает мне, что шансы на сотрудничество невелики.

– И поэтому вы арестовали Фил?

– Считай это моей страховкой.

– Ивлин Доннели обвиняет мою бабушку в смерти своей кошки.

Шериф фыркнул:

– Да, да. Потому что она навела порчу на бедное создание из-за их разногласий по поводу планов твоей бабушки расширить оранжерею. Об этом все знают, мистер Салливан. На самом деле никто не видел, как кошка болела, так что скорее всего она просто потерялась. У Ивлин их штук тридцать. – О'Нилл покачал головой. – Не было никакой свежей могилки в ее саду, и она не обращалась к ветеринару. Так что она либо выкинула труп в мусорный бак – что маловероятно, учитывая ее отношение к этим полосатым чудовищам, – либо она просто наплела с три короба. Впрочем, принимая во внимание ужасную вонь в ее доме, не исключено, что труп до сих пор валяется где-нибудь в подвале.

– Это вы тоже поняли, изучая ее характер? – О'Нилл улыбнулся:

– Ивлин любит приврать. Временами она говорит правду, но правды на все истории не хватает. Большой беды в этом нет, учитывая, что все знают о ее слабости. Так что тебе придется рассказать мне что-нибудь поинтереснее.

О'Нилл решил, что знает о Нике все, но в одном он ошибся. Ник наклонился вперед и побарабанил пальцем по столу.

– Вы ошибаетесь. Я бы преподнес вам Шона на блюдечке с голубой каемочкой за то, что он сделал с Люсией. Но не могу. У меня нет никаких доказательств. И это не потому, что я не пытаюсь их заполучить.

О'Нилл внимательно смотрел на него.

– Может быть, ты не в курсе, что твой брат заезжал к ней в понедельник? Может быть, ты не знаешь, что он требовал от нее деньги и угрожал расправой?

Ник откинулся на спинку стула.

– Откуда вам это известно? – спросил он с сомнением.

– Может быть, ты не знаешь, что твой брат сидел на пособии для безработных, но сейчас лавочку прикрывают? Ему чертовски не хватает денег, а для такого мота это ужасная новость. – Шериф расправил плечи. – Видимо, ты и не догадываешься, насколько велико состояние Салливанов, и не знаешь, что Люсия завещала вам все поровну. Люсия подала заявку на аренду старого театра в центре города. Она хотела восстановить его и организовать выступления. Дорогостоящее удовольствие и без сиюминутной прибыли, заметь. Все или ничего. Большой кусок наследства уплывает из рук. – Нику не составило труда подсчитать все в уме. Действительно, сейчас или никогда. Он или Шон решили получить от наследства максимум.

– Он бьет свою девушку. – О'Нилл не удивился.

– Что ж, начало положено, мистер Салливан. – Шериф взял карандаш, лист бумаги и стал писать.

– Вы, похоже, знаете довольно много о делах бабушки. – О'Нилл резко задвинул ящик – первый признак нетерпения.

– Налицо конфликт интересов, мистер Салливан, но это не помешает мне расправиться с мерзавцем, который поднял на Люсию руку. Я профессионал и приложу все усилия, чтобы схватить твоего брата, даже если это будет мое последнее дело.

Для Ника этого было достаточно. Если О'Нилл питал к бабушке теплые чувства, то его лояльность не подлежала сомнению.

– Ничего весомого у меня нет, а то, что я могу рассказать, настолько невероятно, что вы не поверите.

О'Нилл улыбнулся:

– А ты попробуй. С тех пор как я стал встречаться с твоей бабушкой, я начал верить в самые невероятные вещи.