"Все страхи мира" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 12 Жестянщики

– Увеличиваю ставку еще на десять центов, – сказал Райан, заглянув в карты.

– Блефуете, доктор, – ответил Чавез, глотнув пива.

– Я никогда не блефую, – бросил Джек.

– Я – пас. – Кларк положил карты на стол.

– Так все говорят, – заметил сержант ВВС. – Принимаю девять и ставлю двадцать пять.

– Открываем, – потребовал Чавез.

– Три валета.

– Куда мне с восьмерками, – проворчал сержант.

– Но не одной масти, док. – Динг осушил стакан с пивом. – Итак, я выигрываю пять баков.

– Никогда не считай выигрыш, пока он еще на столе, сынок, – посоветовал ему Кларк.

– Эта песня мне не нравится, – ухмыльнулся Чавез. – А вот игра по душе.

– Я считал, что пехота – никудышные картежники, – недовольно буркнул сержант. Он проигрывал уже три доллара, хотя и был отличным игроком в покер. Во время продолжительных перелетов сержант практиковался с политическими деятелями – если им требовался хороший партнер.

– Первое, что узнаешь в ЦРУ, – как метить карты, – объяснил Кларк, отправляясь за выпивкой.

– Мне всегда казалось, что нужно пройти обучение на Ферме, – заметил Райан. Он оставался при своих, но всякий раз, когда у него подбирались хорошие карты, у Чавеза оказывались еще лучше. – В следующий раз вместо меня будет играть жена – тогда вы все пожалеете.

– Она действительно здорово играет? – поинтересовался Чавез.

– По профессии она хирург и сдает так ловко, что может обмануть профессионального игрока. А карты ей нужны для поддержания ловкости рук, – объяснил Райан усмехнувшись. – Я никогда не позволяю ей сдавать.

– Миссис Райан не способна на такое, – заметил Кларк, опускаясь на свой стул.

– Твоя очередь, – сказал Динг.

Кларк принялся тасовать карты, проделывая эту операцию с незаурядным мастерством.

– Как ваше мнение, док?

– О Иерусалиме? Лучше, чем я ожидал. Согласен?

– Когда я был там в последний раз – году в восемьдесят четвертом, по-моему, – Боже, мне показалось, что я снова в Олонгапо на Филиппинах. Запах напряженности, беспорядков. Вроде ничего не видно, но может разразиться в каждый момент. Все время чувствуешь, что за тобой наблюдают. А сейчас стало спокойнее, намного спокойнее. Сыграем в пятикарточный покер? – предложил Кларк.

– Ставки по выбору сдающего, – оживился сержант. Кларк раздал всем по карте "рубашкой" кверху, затем по второй, открывая их. – Девятка пик – военно-воздушным силам. Пятерка бубен – нашему испанцу. Дама треф – доктору. А что сдающему? Сдающий получает туза. Итак, туз ставит двадцать пять центов.

– Ну так что, Джон? – спросил Райан после того, как все сделали ставки.

– Вижу, ты действительно полагаешься на мою наблюдательность, Джек. Через пару месяцев будем знать точно, хотя мне кажется, что все идет нормально. – Он раздал еще по карте. – Флешь-рояль представителя военно-воздушных сил. Извольте назвать ставку, сэр.

– Еще двадцать пять центов. – Сержант чувствовал, как везение вернулось к нему. – Израильская служба безопасности тоже подобрела.

– Вот как?

– Видите ли, доктор Райан, израильтяне строго заботятся о безопасности. Всякий раз, когда мы прилетаем туда, они тут же воздвигают забор вокруг самолета, понимаете? На этот раз забор был не таким высоким. Я поговорил с парой охранников, и они признались, что чувствуют себя лучше, будто опасность уменьшилась – неофициально, между нами, так сказать. Раньше они даже не разговаривали. Похоже, многое изменилось.

Райан улыбнулся и решил воздержаться от ставок. Его восьмерка, дама и двойка и так никуда не денутся. Подобный ход никогда не подводит. Всегда получаешь от сержантов более надежную информацию, чем от генералов.

– Итак, перед нами, – Госн открыл книгу на нужной ему странице, – израильский вариант американской атомной бомбы М-12. Она сконструирована с увеличенной мощностью взрыва.

– Что это значит? – спросил Куати.

– Это значит, что в момент начала взрыва в ядро впрыскивается тритий. В результате создается больше нейтронов, что резко увеличивает эффективность реакции распада. Поэтому для бомбы требуется относительно небольшое количество расщепляемых материалов…

– Но? – Куати почувствовал, что сейчас последует "но". Госн откинулся назад, не сводя глаз с ядра бомбы.

– Но механизм для впрыскивания трития уничтожен при падении. Криотронные переключатели для одновременного взрыва блоков повреждены, и на них нельзя положиться. Их придется заменить. У нас достаточно взрывчатых блоков, чтобы рассчитать их первоначальную конфигурацию, однако изготовить новые будет очень трудно. К сожалению, нельзя полагаться на то, что я восстановлю бомбу исходя из уцелевших деталей. Придется сначала сделать теоретические расчеты, определить, что может быть сделано и что нет, и затем воссоздать процессы изготовления. Ты не задумывался над тем, какова была первоначальная стоимость создания атомной бомбы?

– Нет, – признался Куати, полагая, что сейчас ему сообщат об этом.

– Это обошлось дороже, чем высадка людей на Луне. В работе принимали участие самые блестящие умы в человеческой истории:

Эйнштейн, Ферми, Бор, Оппенгеймер, Теллер, фон Ньюманн, Альварец, Лоуренс – сотни других! Гиганты современной физики. Гении.

– Ты хочешь сказать, что не сможешь выполнить работу? Госн улыбнулся.

– Нет, командир, я говорю, что смогу. Если для первоначальной работы требовались гении, то, чтобы повторить ее, годятся и жестянщики. Тогда потребовались гениальные умы, потому что исследования велись впервые, а также потому, что в то время технология была крайне примитивной. Все расчеты приходилось вести вручную, на ручных вычислительных машинах. Но уже расчеты первой водородной бомбы проводились на первых примитивных компьютерах – насколько я помню, один из них назывался "Эниак". Но сегодня? – Госн рассмеялся. Ситуация была действительно абсурдной. – Аппарат электронных игр обладает большей вычислительной мощностью, чем "Эниак". Я могу за несколько секунд повторить на персональном компьютере все расчеты, на которые Эйнштейн потратил месяцы. Но самое главное заключается в том, что они не были полностью уверены в осуществимости своих замыслов. А эти замыслы были осуществимы, и мне это известно! Далее, они вели записи о порядке работы. Наконец, у меня имеется шаблон, рабочий эталон, и, хотя я не могу воспользоваться им для обратного построения механизма бомбы, он ложится в основу ее теоретической модели. Знаешь, через два или три года я смогу сделать все в одиночку, своими руками.

– Ты считаешь, что у нас есть эти два или три года? – Поднял голову Куати.

Госн покачал головой. Он уже доложил командиру, что видел в Иерусалиме.

– Нет, будет слишком поздно.

Куати объяснил, какое поручение он дал немецкому другу.

– Хорошо. Куда мы переезжаем?

Берлин снова стал столицей Германии. Бок тоже стремился к этому, разумеется, но только не в такой Германии. Он прилетел сюда через Сирию, Грецию и Италию и всюду без всяких затруднений проходил паспортный контроль. В Берлине он просто взял напрокат машину и поехал на север от столицы по шоссе Е-74 к Грейфсвальду.

Гюнтер остановился на "мерседес-бенце". Он попытался обосновать свой выбор тем, что находится в Германии под прикрытием документов бизнесмена, да и выбрал он не самый большой автомобиль. Скоро он понял, что вполне мог бы взять в аренду и велосипед. Это шоссе не ремонтировалось при властях ГДР и теперь федеральное правительство старалось восполнить пробел. Шоссе – по крайней мере одна его сторона – представляло собой протянувшееся на много километров поле деятельности ремонтных бригад. Стоит ли говорить, что другая половина была уже отремонтирована и по ней мчались сотни мощных стремительных "мерседесов" и БМВ, – направляющихся на юг, к Берлину. Капиталисты с Запада торопились экономически завоевать то, что рухнуло в результате политической измены.

Бок свернул с шоссе, не доезжая Грейфсвальда, и поехал на восток в сторону Кемнитца. Усилия ремонтных бригад еще не достигли второстепенных автодорог. Миновав десяток выбоин, Гюнтер остановился и посмотрел на карту. Проехал три километра, сделал несколько поворотов и оказался в ранее престижном районе, где стояли дома прежней элиты. Во дворе у подъезда одного из домов он заметил "трабант". Трава была, разумеется, все еще аккуратно подстрижена, дом содержался в порядке, вплоть до занавесок на окнах – в конце концов, это все-таки Германия, – но ощущался дух начинающегося упадка и ветхости. Бок оставил машину в квартале от нужного ему дома и обходным путем подошел к нему.

– Мне хотелось бы увидеть доктора Фромма, – сказал он женщине – по-видимому, фрау Фромм, – открывшей дверь.

– Кто его спрашивает? – холодно спросила хозяйка. Ей было далеко за сорок, кожа лица туго обтягивала худые щеки, множество морщин разбегалось от тусклых синих глаз и бесцветных узких губ. Она смотрела на пришельца с интересом и даже с надеждой. Еще не зная, почему она смотрит на него с надеждой, Бок решил тем не менее воспользоваться этим.

– Старый друг. – Бок улыбнулся, чтобы подчеркнуть образ давнего знакомого. – Мне хочется удивить его.

Женщина на мгновение заколебалась, затем на лице появилась улыбка и к ней вернулись хорошие манеры.

– Заходите, прошу вас.

Бок ждал в гостиной. Он сразу понял, что первое впечатление было верным – но причина поразила его. Обстановка дома напоминала его собственную квартиру в Берлине – та же сделанная по заказу мебель, что выглядела так хорошо по сравнению с мебелью, доступной рядовым гражданам ГДР, теперь не произвела на него впечатления. Может быть, виной тому сравнение с "мерседесом", на котором он приехал? – подумал Бок, слыша приближающиеся шаги. Но нет, такое впечатление создавала пыль. Фрау Фромм не следила за чистотой в доме, как подобает хорошей немецкой домохозяйке. Верный признак, что в семье не все в порядке.

– Вы хотели встретиться со мной? – произнес доктор Фромм, и в это же мгновение узнал гостя. – Как я рад видеть тебя!

– Я не был уверен, что ты узнаешь старого друга, – ответил с улыбкой Бок и протянул руку. – Сколько времени прошло, Манфред!

– Действительно, сколько времени пролетело! Пойдем в кабинет. – Мужчины вышли из гостиной под пристальным взглядом фрау Фромм. Доктор Фромм плотно закрыл дверь и лишь потом повернулся к Боку.

– Прости мою жену. То, что произошло, ужасно.

– Это уже прошлое. Ну, как у тебя дела?

– Разве не слышал? "Зеленые" не оставляют нас в покое. Придется закрыть станцию.

Доктор Манфред Фромм был, правда только на бумаге, заместителем директора атомной станции Любмин-Норд. Ее построили двадцать лет назад по проекту советских инженеров и оборудовали реакторами ВВЕР-230. Несмотря на примитивную конструкцию, эти реакторы при квалифицированных немецких инженерах и операторах работали вполне удовлетворительно. В отличие от Чернобыля на этой станции реакторы находились под защитным куполом. Станция была не особенно надежной – как и не слишком опасной, – но исправно работала: два реактора давали 816 мегаватт электроэнергии плюс немалое количество расщепляемого материала, пригодного для военных целей.

– "Зеленые", – тихо повторил Бок. – Опять они. – Партия "зеленых" являла собой естественное продолжение германского духа, который, с одной стороны, преклонялся перед всем живым в мире, пытаясь всеми силами умертвить это живое – с другой. Партия "зеленых", созданная из крайних – или наиболее последовательных – элементов движения за охрану окружающей среды, выступала против многого, в равной степени неприятного и для Коммунистического блока. Однако "зеленые", потерпевшие неудачу в борьбе против развертывания тактических ракет с ядерными боеголовками – и после того как их успешное развертывание завершилось договором об уничтожении ракет средней дальности, – теперь подняли адский шум в той части Германии, которая раньше называлась ГДР. Кошмарные масштабы заражения окружающей среды на востоке страны превратились для "зеленых" в навязчивую идею, и первой в списке для расправы была атомная промышленность, которую они называли отвратительной и предельно ненадежной. Бок напомнил себе, что "зеленые" никогда не находились под серьезным политическим контролем. Их партия не станет влиятельной силой на политической арене страны, и теперь ею пользовалось то же самое правительство, которое относительно недавно было так ею недовольно. Если раньше "зеленые" вопили об отравлении Рейна и заражении Рура заводами Круппа, а также ужасались при размещении ядерных ракет НАТО, то теперь они отправились в крестовый поход на восток с куда большей страстью, чем Барбаросса во главе армии крестоносцев на Святую землю. Их непрерывное брюзжание по поводу беспорядков на востоке Германии гарантировало, что социализм не скоро вернется сюда. Активность "зеленых" вынудила Бока и Фромма серьезно задуматься, а не была ли деятельность экологов ловким тактическим ходом капиталистов с самого начала.

Бок и Фромм впервые познакомились пять лет назад. Фракция Красной армии разработала план саботажа западногерманского реактора, и ей потребовался совет специалиста, как осуществить это с наибольшей эффективностью. Хотя попытка не стала достоянием общественности, предотвратить нападение на атомный реактор удалось лишь в последнюю минуту. Ликование по поводу успеха западногерманской службы безопасности поставило бы атомную промышленность ФРГ на грань краха.

– Осталось меньше года до полного закрытия станции. Я хожу на работу всего три дня в неделю. Меня заменил "технический эксперт" с Запада, хотя он, разумеется, позволяет мне "давать советы", – сообщил Фромм.

– Тебе этого недостаточно, Манфред, – заметил Бок. Доктор Фромм в недавнем прошлом был главным инженером военного проекта, который вынашивал Эрих Хонеккер. Несмотря на то что русские и немцы были союзниками в рамках мировой социалистической системы, они так и не стали настоящими друзьями. На протяжении доброй тысячи лет обе нации относились друг к другу с подозрительностью. Германская Демократическая Республика по крайней мере попыталась построить социализм, тогда как русские потерпели полную неудачу. В результате вооруженные силы Восточной Германии так и не смогли сравниться по своей мощи с армией на Западе. До последнего момента русские опасались немцев, даже тех, что были на их стороне, и вдруг, совершенно неожиданно, допустили объединение Германии в единое государство. Но задолго до этого непонятного шага русских Эрих Хонеккер пришел к выводу, что подобная подозрительность может оказать влияние на стратегический баланс, и решил сохранить в ГДР часть плутония, получаемого в Грейфсвальде и на других реакторах. Манфред Фромм обладал ничуть не меньшими знаниями, необходимыми для создания атомной бомбы, чем любой русский или американский ученый, хотя ему и не довелось воспользоваться этими знаниями на практике. В течение десяти лет восточные немцы тайно накапливали плутоний до тех пор, пока в последнем приступе марксистской преданности его не передали русским товарищам, чтобы не допустить захвата плутония Западом. Этот заключительный акт стал поводом для яростных взаимных упреков, причем настолько несдержанных, что не все материалы, связанные с подготовкой атомного оружия, были переданы русским. Теперь все контакты между русскими атомщиками и коллегами Фромма были прерваны.

– Мне сделали отличное предложение. – Фромм поднял со своего письменного стола конверт из плотной бумаги. – Приглашают на работу в Аргентину. Мои коллеги с Запада, да и многие прежние друзья уже там, переехали несколько лет назад.

– Хорошие условия? Манфред фыркнул.

– Миллион немецких марок в год до завершения проекта. Никаких налогов, деньги перечисляются в швейцарские банки, и все остальные прелести, – произнес он бесстрастным голосом. Оба понимали, что принять такое предложение Фромм не мог. Для него работать на фашистов было так же невозможно, как дышать водой. Его дед, один из основателей спартаковского движения, погиб в нацистском концлагере вскоре после прихода Гитлера к власти. Отец работал в коммунистическом подполье, участвовал в знаменитой шпионской группе "Красный оркестр", сумел каким-то образом пережить войну, несмотря на беспрерывные преследования со стороны гестапо и "Зихерхайтсдинст", и оставался уважаемым членом партии до самой смерти. Фромм учился марксизму-ленинизму с того момента, как стал ходить, а ликвидация его профессии не заставила полюбить новую политическую систему, которую его всегда учили презирать. Его увольняют с работы, он не сумел осуществить свои честолюбивые мечты, а теперь какой-то недоучка – инженер из Геттингена – обращается с ним, как с мальчишкой. Но хуже всего было то, что жена настаивала, чтобы он согласился на предложение переехать в Аргентину, и превратила семейную жизнь в ад из-за его отказа. Наконец он решил, что может задать вопрос.

– А ты как оказался здесь, Гюнтер? Вся страна охотится за тобой. Несмотря на то что ты ловко изменил внешность, тебе угрожает опасность.

Бок улыбнулся, довольный.

– Правда, удивительно, как меняют твой вид новая прическа и очки?

– Ты не ответил на вопрос.

– Мои друзья нуждаются в твоей квалифицированной помощи.

– И кто же эти друзья? – В голосе Фромма прозвучало сомнение.

– Они политически приемлемы для нас с тобой. Я не забыл Петру, – ответил Бок.

– Помнишь, как хорошо мы тогда подготовились? Так что же случилось?

– Среди нас оказалась предательница. Из-за нее на станции изменили систему охраны, когда до начала операции оставалось всего три дня.

– Одна из "зеленых"?

Гюнтер позволил себе горькую улыбку.

– Да. Узнав о возможном числе пострадавших среди гражданского населения и ущербе для окружающей среды, она заколебалась. Нам ничего не оставалось, как превратить ее в часть окружающей среды. – Гюнтер вспомнил, что стреляла Петра. Нет ничего хуже осведомителя, и было только справедливо, что именно Петра исполнила приговор.

– Часть окружающей среды, говоришь? Весьма поэтично. – Это была первая попытка Фромма пошутить, и она оказалась такой же безуспешной, как и обычно. Манфред Фромм был начисто лишен чувства юмора.

– Я не могу предложить тебе деньги. Кроме того, не могу ничего прибавить к тому, что уже сказал. ТЫ должен принять решение на основе услышанного. – У Бока не было сейчас пистолета, только нож. Он подумал, понимает ли Манфред выбор, перед которым оказался? Вряд ли. Несмотря на свою идеологическую чистоту, Фромм оставался технократом и его взгляд на события в мире был недостаточно широким.

– Когда нужно ехать?

– За тобой следят?

– Нет. Для обсуждения делового предложения аргентинцев мне приходится ехать в Швейцарию. Подобные вещи нельзя обсуждать в Германии, даже теперь, когда она объединилась и все счастливы, – объяснил он. – Я сам купил билет, получил паспорт, визы и тому подобное. Нет, не думаю, что за мной следят.

– Тогда выезжаем немедленно. Вещи можно не собирать.

– Что сказать жене? – спросил Фромм и тут же понял, что задал вопрос напрасно. Его семейную жизнь нельзя было назвать счастливой.

– Выбери какую-нибудь отговорку.

– Позволь мне все-таки собрать вещи. Так будет проще. Сколько времени потребуется…

– Я не знаю.

Через полчаса все было готово. Жене Фромм объяснил, что уезжает на несколько дней для дальнейших консультаций по поводу работы. Она поцеловала мужа в щеку, глядя на него с надеждой. Так приятно жить в Аргентине, но еще приятнее хорошо жить где угодно. Может быть, этот старый друг сумел убедить его. В конце концов, он ведь приехал на "мерседесе". Возможно, он знал, что их ждет в будущем.

Три часа спустя Бок и Фромм поднялись на борт самолета, вылетающего в Рим. Там они пересели на другой самолет, прибыли в Турцию и затем проследовали в Дамаск. В Сирии они разместились в отеле, чтобы отдохнуть.

Марвин Расселл выглядит еще внушительнее, чем раньше, подумал Госн. Если у него и был небольшой лишний вес, он исчез вместе с потом после ежедневных учений. Постоянные тренировки с бойцами движения развили его и без того мощную мускулатуру, а под жаркими лучами солнца Марвин так загорел, что его можно было принять за араба. Единственной диссонирующей чертой оставалась его религия. Товарищи докладывали, что Марвин настоящий язычник, неверный, поклоняется – представьте себе! – Солнцу. Это тревожило мусульман, но они старались, не подавая виду, исподволь показать ему подлинную ценность ислама. Передавали, что Марвин прислушивался к их проповедям с интересом. Кроме того, стало известно, что он метко стреляет из любого оружия и с любого расстояния, непобедим в рукопашной схватке и едва не сделал инвалидом их инструктора. Наконец, его искусству в поле позавидует даже лиса. По общему мнению, Марвин оказался хитрым, находчивым бойцом. Если не принимать во внимание его религиозные отклонения, все любили и уважали Марвина.

– Марвин, если ты станешь еще сильнее, к тебе будет страшно подойти! – засмеялся Госн при виде своего американского друга.

– Ибрагим, это была самая лучшая мысль из всего, что приходило мне в голову, – приехать сюда. Я даже не думал, что в мире существуют другие народы, которых преследуют вроде моего, – но вы защищаетесь и очень успешно. Вы – настоящие мужчины. – Госн не верил ушам: и это говорит человек, что сломал шею полицейскому, будто спичку. – Я хочу помочь вам, всеми силами.

– Среди нас всегда есть место для настоящего бойца. – Если Марвин овладеет арабским, из него выйдет превосходный инструктор, подумал Госн. – Ладно, мне пора отправляться.

– Куда?

– У нас есть лагерь к востоку отсюда. – База находилась на севере. – Там мне нужно выполнить специальное поручение.

– Эта штука, что мы откопали? – небрежно спросил Расселл. Даже слишком небрежно, но ведь такое невозможно, правда? Бдительность – это одно, но мания преследования – совсем иное.

– Нет, кое-что другое. Извини, дружище, но нужно соблюдать крайнюю осторожность. Марвин кивнул.

– Ты прав, приятель. Из-за этого погиб мой брат – забыл о бдительности. Увидимся, когда вернешься.

Госн сел в автомобиль и выехал из лагеря. В течение часа он ехал по шоссе, ведущему к Дамаску. Иностранцы обычно не обращают внимания на то, что Ближний Восток так мал – по крайней мере его наиболее важные места. Например, по хорошему шоссе можно доехать от Иерусалима до Дамаска за пару часов, несмотря на то что это два совершенно противоположных мира с политической точки зрения – были противоположными мирами, напомнил себе Госн. За последнее время из Дамаска доносились зловещие слухи. Неужели даже сирийское правительство устало от борьбы? Так просто заявить, что это невозможно, однако такие слова утратили свое первоначальное значение.

В пяти километрах за пределами Дамаска он увидел стоящий в условленном месте автомобиль. Госн проехал мимо, осматриваясь вокруг в поисках слежки. Через две тысячи метров он убедился, что все в порядке, развернулся и спустя минуту остановился рядом с автомобилем. Оба пассажира вышли из машины, как было условлено, и их водитель, член организации, сразу уехал.

– Доброе утро, Понтер.

– Привет, Ибрагим. Это мой друг Манфред. – Они сели в машину, и Госн тут же тронулся с места.

Инженер посмотрел в зеркало на незнакомца. Старше Бока, худой, с глубоко посаженными глазами. Плохо одет для местного климата и весь потный, как свинья. Ибрагим передал назад пластмассовую бутылку с водой. Незнакомец достал носовой платок и вытер горлышко, прежде чем поднести бутылку к губам. Значит, арабы для тебя недостаточно чистые? – подумал Госн. Ну да ладно, это, в конце концов, не его забота.

Потребовалось еще два часа, чтобы добраться до нового лагеря. Госн намеренно выбрал кружной путь, хотя это не запутает опытного человека – он определит направление по солнцу. Инженер не знал, насколько подготовлен этот Манфред, и хотя было разумно исходить из того, что он владеет определенными навыками, не менее разумно использовать все средства, чтобы нейтрализовать их. К тому моменту, когда они прибыли к месту назначения, только опытный и отлично подготовленный разведчик смог бы запомнить дорогу.

Куати выбрал отличное место для базы. Всего несколько месяцев назад здесь располагался командный пункт группировки "Хезболла". Он был врыт в крутой склон холма, и крыша из рифленого железа была покрыта землей, на которой росли хилые кусты. Только опытный наблюдатель, точно знающий, что он ищет, мог обнаружить базу – а это было очень маловероятно. "Хезболла" особенно успешно боролась с осведомителями в своей среде, настолько успешно, что их не осталось. Грунтовая дорога шла мимо и кончалась у заброшенной фермы, чьи поля были настолько истощены, что здесь нельзя было выращивать даже опийный мак или индийскую коноплю – основную культуру этого района. Внутри помещение было весьма просторно. На бетонированной площадке размером около ста квадратных метров можно было даже разместить несколько автомашин. Единственным недостатком этого укрытия было то, что во время землетрясений – частых в этих местах – оно превратится в западню, из которой будет непросто выбираться. Госн поставил машину между двумя столбами и, выйдя из нее, опустил за собой маскировочную сетку. Да, Куати выбрал отличное место.

Как всегда при обеспечении безопасности, самым трудным оказалось выбрать между двумя крайностями. С одной стороны, чем меньше людей знают о назначении базы, тем лучше. Однако с другой – необходимо иметь охранников, чтобы обеспечить ее безопасность. Куати взял с собой личную охрану – десять бойцов, в преданности и мужестве которых он не сомневался. Охранники знали Госна и Бока в лицо, и начальник охраны подошел к Манфреду.

– Это – наш новый друг, – представил Госн Манфреда. Охранник внимательно посмотрел ему в лицо и отошел.

– Was gibts hier?16 – нервно спросил Фромм

по-немецки.

– Здесь у нас, – ответил по-английски Госн, – нечто весьма интересное.

Это было для Манфреда уроком.

– Kommen sie mit, bitte17

– Госн подвел их к стене. Тут у двери стоял часовой с винтовкой, что было куда надежнее дверного замка. Госн кивнул часовому, тот наклонил голову в ответ. Инженер открыл дверь, пропустил спутников в комнату и потянул за шнурок. Загорелись лампы дневного света. В середине комнаты стоял большой металлический верстак, накрытый брезентом. Не говоря ни слова, Госн поднял брезент. Ему уже надоело играть в театр. Пришло время браться за работу.

– Gott im Himmel18!

– Я тоже вижу это впервые, – признался Бок. – Значит, вот как она выглядит.

Фромм надел очки и склонился над устройством. Прошла минута, прежде чем он поднял голову.

– Американская конструкция, но собрана не в Америке. – Он указал пальцем. – Иная схема. Примитивная система, тридцатилетней давности – нет, даже старше по методике, но не по изготовлению. Посмотрите на эти контуры… Шестидесятые годы, может быть, начало семидесятых. Советское производство? Не исключено, из складов в Азербайджане?

Госн молча покачал головой.

– Неужели израильская? Ist das moglich?19 –

Ответом на этот вопрос стал кивок.

– Не просто возможно, мой друг. Она перед нами.

– Значит, так. Авиационная бомба. Впрыскивание трития в ядро для увеличения взрывной силы – от пятидесяти до семидесяти килотонн, по-видимому. Взрыватели радиолокационный и ударный. Ее действительно сбросили, но взрыва не произошло.

Почему?

– Похоже, на ней не было взрывателей. Все, что нам удалось обнаружить, – перед вами, – ответил Госн. Манфред успел произвести на него глубокое впечатление.

Фромм провел рукой внутри бомбового корпуса, ища разъемы.

– Да, вы правы. Очень интересно. – Наступило молчание. – Знаете, ее, по-видимому, можно отремонтировать.., и даже…

– Даже что? – спросил Госн, уже зная ответ.

– Бомбу этого образца можно превратить в спусковой механизм.

– Спусковой механизм? – озадаченно произнес Бок. – Но для чего?

– Для водородной бомбы, – ответил Госн. – Я надеялся на это.

– Она будет очень тяжелой, далекой от совершенства современной конструкции. Как принято говорить, примитивная, но эффективная. – Фромм посмотрел на инженера. – Вы хотите, чтобы я помог отремонтировать ее?

– Вы согласны?

– Десять лет.., нет, больше, лет двадцать я изучал и думал… Как вы предполагаете использовать ее?

– Это вас беспокоит?

– Она не будет использована в Германии?

– Нет, разумеется, – ответил Госн не без раздражения. Чего ради? – подумал он. – Ведь у их организации нет разногласий с немцами?

Тем не менее что-то заставило Бока обратить внимание на последние фразы, словно реле замкнулось у него в сознании. Он закрыл глаза, чтобы запечатлеть эту мысль в своей памяти.

– Да, я готов оказать содействие.

– Вам хорошо заплатят, – пообещал Госн и тут же понял, что допустил ошибку. Впрочем, разве это имеет значение?

– Я не собираюсь оказывать помощь за деньги! Неужели я похож на корыстного наемника? – возмущенно ответил Фромм.

– Прошу прощения. Я не хотел обидеть вас. Квалифицированный специалист получает вознаграждение за свой труд. В конце концов, мы не нищие.

Я тоже, чуть не вырвалось у Фромма, но здравый смысл победил. Это ведь не аргентинцы, правда? Не фашисты, не капиталисты, это товарищи по революции, которые тоже попали в тяжелую политическую ситуацию.., хотя он был уверен, что их финансовое положение в высшей степени благополучно. Советы никогда не дарили вооружение арабам. Его всегда продавали за свободно конвертируемую валюту, даже при Брежневе и Андропове, и если на это соглашались русские, когда они еще придерживались правильного курса.., то…

– Я всего лишь объяснил свое отношение и тоже не хотел оскорблять вас. Да, я знаю, что вы не нищие. Вы – солдаты революции, борцы за свободу, и для меня большая честь помогать вам в борьбе. – Он махнул рукой. – Меня устроит любая плата, которую вы сочтете справедливой… – Если только это будет, разумеется, не какой-то жалкий миллион марок! – подумал он. – ..Важно, чтобы вы поняли, что я не продаю себя за деньги.

– Так приятно встретить честного человека, – согласился Госн с довольной улыбкой.

Бок подумал, что они оба хватили через край во взаимных похвалах, но промолчал. Он начал понимать, как расплатятся с Фроммом.

– Итак, – произнес Госн, – когда мы примемся за работу?

– Сначала мне понадобятся бумага и карандаш.

– Кто вы такой, позвольте спросить? – поинтересовался Райан.

– Бен Гудли, сэр.

– Из Бостона? – Акцент был очень характерным.

– Да, сэр. Школа имени Кеннеди. После защиты диссертации продолжаю там учиться, а теперь стал стипендиатом Белого дома.

– Нэнси? – Райан повернулся к секретарше.

– Директор внес его в ваш календарь, доктор Райан.

– Хорошо, доктор Гудли, – улыбнулся Райан. – Заходите. – Кларк окинул взглядом молодого ученого и снова сел.

– Хотите кофе?

– Только без кофеина.

– Хотите работать здесь, юноша, привыкайте к настоящему продукту. Ну, садитесь. Значит, отказываетесь?

– Да, сэр.

– Ну хорошо. – Райан налил свою обычную кружку и опустился в кресло за письменным столом. – Что привело вас в этот дворец загадок?

– Если вкратце, сэр, то поиски работы. Темой моей диссертации были разведывательные операции, их история и перспективы. Мне нужно узнать кое-что для того, чтобы закончить исследование, начатое в школе Кеннеди. Затем хочу узнать, не смогу ли действительно работать здесь.

Джек кивнул. Да, обычное дело.

– Допуск?

– Разрешающий ознакомление со специальными программами и материалами государственной важности. Его я получил недавно. У меня уже был допуск к секретным документам, потому что во время работы в школе Кеннеди пришлось знакомиться с материалами нескольких президентских архивов, главным образом в округе Колумбия, однако некоторые документы в Бостоне все еще засекречены. Я входил в состав группы, которая изучала массу данных по, кубинскому ракетному кризису.

– Это работа доктора Николаев Бледсоу?

– Да.

– Признаюсь, я не согласен со всеми выводами Ника, но проведенные исследования произвели на меня глубокое впечатление. – Джек поднял кружку, салютуя поиску ученых.

Гудли написал почти половину этой монографии, включая выводы.

– С чем конкретно вы не согласны – если мне будет позволено задать такой вопрос?

– Действия Хрущева не основывались на здравом смысле. Мне кажется – и материалы подтверждают мою точку зрения, – что при размещении ракет на Кубе он не следовал заранее обдуманному плану, а скорее действовал импульсивно.

– Не могу согласиться. Монография указывает на то, что Советы были обеспокоены в первую очередь нашими ракетами средней дальности в Европе, и особенно в Турции. Представляется разумным предположить, что это был тактический ход, направленный на достижение стабильной ситуации в отношении оперативных сил.

– Ваши исследования не основывались на всех существующих материалах, – заметил Джек.

– Каких, например? – Гудли попытался скрыть раздражение.

– Разведданных, которые мы получали от Пеньковского и других агентов. Эти документы по-прежнему закрыты и останутся в секретном архиве еще двадцать лет. – Вам не кажется, что пятьдесят лет – это слишком долго?

– Разумеется, – согласился Райан. – Но на то существуют веские причины. Некоторые сведения, содержащиеся в них, остаются.., ну, если не все еще злободневными, то по крайней мере способными открыть некоторые подробности, которые нам хочется сохранить в тайне.

– Мне представляется, что это немного отдает паранойей, – заметил Гудли бесстрастным, как ему казалось, голосом.

– Давайте предположим, к примеру, что в то время в России работал наш агент "Банан". Допустим, сейчас он умер – скажем, от старости, – но вот агент "Груша", завербованный им, продолжает свою деятельность. Таким образом, если Советам удастся выяснить, кем был агент "Банан", они могут получить ключ к разгадке личности агента "Груша". Кроме того, нам следует оберегать некоторые методы передачи сведений. В бейсбол играют уже сто пятьдесят лет, но замена остается заменой. В свое время я рассуждал точно так же, как и вы, Бен. Скоро вы узнаете, что большинство шагов, предпринимаемых в Лэнгли, продиктованы разумными причинами.

Попал в ловушку системы, подумал Гудли.

– Между прочим, вы обратили внимание на то, что в своих последних магнитофонных лентах Хрущев красноречиво доказал, что Ник Бледсоу не правильно истолковал некоторые его шаги – это тоже важно.

– Да?

– Предположим, что весной 1961 года у Джона Кеннеди оказались неопровержимые сведения, свидетельствующие о том, что Хрущев намеревался перестроить советскую систему. В 1958 году Хрущев резко ослабил армию и попытался приступить к реформе партии. Предположим далее, что информация по этому вопросу – надежная, достоверная информация – была в распоряжении Кеннеди и маленькая птичка прошептала ему на ухо, что, если он даст некоторую свободу русским, возможно, у нас произошло бы уменьшение напряженности в отношениях между государствами еще в шестидесятых годах. Скажем, гласность наступила бы на тридцать лет раньше. И еще предположим, что президент отказался от такой мысли, пришел к выводу, что по политическим причинам невыгодно давать больше свободы Никите… Это означает, что в шестидесятые годы была допущена величайшая ошибка. За этим последовал Вьетнам и все остальные колоссальные неприятности.

– Я не могу в это поверить. Мы просмотрели архивы. Наши исследования показывают, что здесь нет никакой логики…

– Логика у политического деятеля? – прервал его Райан. – Вот это действительно революционная концепция!

– Если вы действительно утверждаете, что так было на самом деле…

– Это гипотетическое предположение, – заявил Джек, поднимая брови. Боже мой, да ведь эти сведения на виду и доступны всем, кто захочет свести их в единое целое. То обстоятельство, что это никому до сих пор не пришло в голову, является признаком намного более широкой и тревожной проблемы. Однако его больше всего беспокоила та часть вопроса, которая была в этом самом здании. Историю он был готов оставить историкам.., до тех пор, пока сам не пополнит их ряды. И когда это произойдет, Джек?

– В это никто не поверит.

– Большинство людей считают, что Линдон Джонсон проиграл первичные выборы в Нью-Гемпшире Юджину Маккарти из-за наступления Тэт во Вьетнаме. Так что добро пожаловать в мир разведки, доктор Гудли. Знаете, что самое трудное в распознавании правды?

– Что?

– Понять, что правда подошла и вцепилась вам в зад. Все не так просто, как вам кажется.

– А распад Варшавского договора?

– Наглядное подтверждение, – согласился Райан. – Мы получали массу сведений, факты были у нас перед носом – и мы не поверили. Ну, если говорить честно, то дело обстояло по-другому. Немало молодых сотрудников в РУ – разведывательном управлении, – добавил он, как показалось Гудли, с излишней снисходительностью, – указывали на это, но руководители управления пренебрегли их мнением.

– А вы сами, сэр?

– Если директор согласится, вам разрешат посмотреть кое-какие документы по этому вопросу. Даже почти все. Большинство наших агентов и полевых сотрудников тоже были застигнуты врасплох. Всем нам следовало проявить большую проницательность, и меня это касается в неменьшей степени. Если уж говорить о моей слабости, она состоит в слишком узком видении проблемы.

– Деревья вместо леса?

– Вот именно, – признался Райан. – Это – опасная ловушка, и даже понимание своих недостатков не всегда помогает.

– Видимо, поэтому меня и послали сюда, – заметил Гудли.

Райан усмехнулся.

– Черт побери, ваше появление мало чем отличается от того, как начал здесь свою деятельность я сам. Добро пожаловать на борт. С чего вы хотели бы начать, доктор Гудли?

Бен, разумеется, уже отчетливо представлял это. И если Райан ничего не подозревает, разве это моя вина? – подумал он.

– А где вы собираетесь раздобыть компьютеры? – спросил Бок. Фромм уже сидел с бумагой и карандашами.

– Начнем с Израиля, может быть, в Иордании или Турции, – ответил Госн.

– Это недешево обойдется, – предостерег его Фромм.

– Я уже узнал стоимость станков с компьютерным управлением. Действительно, они дорогие. – Ну, не чрезмерно дорогие, подумал Госн. Ему пришло в голову, что доступные ему суммы в твердой валюте могут потрясти этого неверного. – Посмотрим, каковы ваши потребности. Впрочем, что бы ни было нужно, мы достанем.