"Учись, Сингамиль!" - читать интересную книгу автора (Моисеева Клара Моисеевна)

ВОЗВРАЩЕНИЕ СИНГАМИЛЯ

Долго горевал Сингамиль, вспоминая потерянное серебро. Закон о том, что клеветник должен отдать вдвое больше потерянного, а его могут назвать клеветником, заставил молчать. Надин перестал ходить в хранилище табличек, возможно, что Балату поручил ему другую работу. Теперь рядом с ним трудился только Гамиль-Адад, ставший ему добрым другом и помощником. Сделав положенную ему работу, эламит тут же принимался за переписку законов. Он делал это очень старательно. Сингамиль был спокоен, он знал, что не будет ошибок.

Когда у Сингамиля оставался всего один сикль серебра и он знал, что нечего будет есть, ему довелось писать заключительную часть свода законов Хаммурапи.

«Я – Хаммурапи, царь справедливый, которому Шамаш даровал постановления права. Мои слова превосходны, мои дела бесподобны, лишь для безумного пусты, а для мудрого сияют во славу.

Если этот человек будет чтить мои слова, написанные на моей стеле, не отменит моего законодательства, не исказит моих слов, не изменит моего памятника, этот человек, как я, – справедливый царь. Да удлинит ему Шамаш жезл, пусть пасет он людей своих справедливо.

Если же этот человек не будет чтить мои слова, написанные на моей стеле, позабудет мое проклятие, не побоится проклятия богов, отменит суд, что я судил, исказит мои слова, изменит мой памятник, выскоблит мое написанное имя и впишет свое или из страха перед этими проклятиями побудит другого, то будет ли это царь, или владыка, или правитель, или какой бы то ни было человек, носящий имя, – пусть великий Ану, отец богов, назвавший годы моего правления, лишит его царского блеска, сломает его жезл, проклянет его судьбу; Энлиль, владыка, судящий судьбы, повеления которого неотменимы, возвеличивающий мою царственность, да разожжет против него в его доме неподавимые смуты, мятежи, ведущие его к гибели»…[16]

«Хаммурапи оградил свои законы от враждебных и корыстных правителей, – подумал Сингамиль. – Кому нужны законы? Только правителям».

Настал день прощания. В последний раз Сингамиль вместе с Гамиль-Ададом прошелся по улицам Вавилона. Он полюбовался крылатыми быками, грозно стоящими у входа во дворец повелителя. Долго стоял у Зиккурата, столь богато украшенного, что Зиккурат Ура показался ему убогим. Ему повезло. В этот час заката по главной широкой улице Вавилона пронеслась позолоченная колесница Хаммурапи. По обе стороны улицы стояли воины со сверкающими в лучах заходящего солнца бронзовыми щитами. В правой руке каждого воина – копье. Сингамиль обратил внимание на прекрасные сады, зеленеющие на крышах дворцов и храмов. У крепостной стены дворца он увидел рабов, которые крутили гигантское колесо, несущее кожаные мешки воды из бассейна для полива сада. Эламит объяснил Сингамилю, что колесо должно крутиться круглые сутки. И круглые сутки здесь трудятся рабы.

– Среди них есть эламиты, – сказал Гамиль-Адад, – я как-то говорил с ними, они из знатных людей Элама, а вот их постигла несчастная судьба.

На рассвете, когда Сингамилю предстояло встретиться с купцом из Ура, чтобы вместе с ним добраться до дома, Гамиль-Адад передал другу корзинку с едой.

– Возьми с собой, – сказал он. – Это я накопил за последние дни. Тут немного лепешек и фиников. Тебе пригодится, я знаю, у тебя не осталось денег для пропитания.

– Никогда тебя не забуду, мой добрый друг, Гамиль-Адад, – сказал Сингамиль, сдерживая подступившие слезы. – В беде лучше всего узнаешь друга. Я все эти дни думал о тебе. И знаешь, что я придумал? Я хочу открыть свой «дом табличек», хочу выкупить тебя, чтобы ты стал моим помощником. Я хочу, чтобы «отцом школы» был мой отец. Ты будешь «старшим братом»,[17] и у тебя будет одна забота – готовить таблички для учеников. Я буду учить мальчиков понимать прочитанное и запоминать все то, что они будут писать на своих табличках. Я кое-что придумал. Мои ученики обязательно выучат на память мое любимое сказание о Гильгамеше. Знаешь ли ты это сказание, Гамиль-Адад?

– Нет, не знаю. Мне не доводилось его читать, и даже слышать не пришлось.

– Если сумеешь, попроси у хранителя табличек это сказание, прочти его внимательно. Подумай о том, как прекрасна дружба и как много можно сделать, имея друга и помощника. Я поверил в дружбу, и теперь, чем старше я становлюсь, я все больше понимаю, что без дружбы не обойтись. Если ты одинок, то можешь погибнуть среди злых людей. А ведь злые люди есть. Часто мы их видим рядом. Вот сидел с нами рядом Надин. Мы думали, что сын писца – благородный человек. Ведь наука должна была его научить благородству. А он оказался настоящим злодеем. Если бы он не ограбил меня, я бы еще кое-что записал в этом хранилище. Я видел здесь много табличек, достойных того, чтобы их переписать для царского хранилища Рим-Сина. Но вот случилась беда, и не пришлось мне сделать задуманное.

– Не огорчайся, Сингамиль. Ты скажешь мне, что привлекло тебя в этом хранилище табличек, я постараюсь переписать. А когда представится случай, я перешлю тебе.

Гамиль-Адад проводил Сингамиля к гавани, где предстояло встретить купца из Ура. Они долго прощались, и Сингамиль запомнил печальные глаза эламита.

«Я выкуплю его, и он станет моим „старшим братом“, – думал Сингамиль, радуясь возвращению домой. Не так уж долго он отсутствовал, а ему казалось, что прошли годы с тех пор, как он покинул свой дом. „Теперь важно угодить Нанни, будет ли суровый Нанни доволен моей работой? А может быть, скажет, что я сделал ее небрежно. Ему не скажешь о том, что значительная часть работы была сделана с обидой в сердце и на пустой желудок. Ему не скажешь…“

Трудно передать радость Уммаки, когда в дом вошел запыленный, уставший и голодный Сингамиль.

Ей показалось, что он так вырос, возмужал и стал настоящим мужчиной и уже нельзя броситься ему на шею. А можно лишь низко поклониться и, сдерживая слезы, сказать:

– Как я рада, сыночек! Как мы ждали тебя! Каждый день делали подношение нашей доброй богине. Умойся скорее, сынок. Я покормлю тебя свежими лепешками и мясной похлебкой. На днях мы приносили жертву Энки, просили милости для тебя. Вот у нас и оказалась праздничная еда ко времени. Отец пошел к Нанни, скоро вернется. Какое счастье нам выпало, Сингамиль! Наш ученый сын вернулся из Вавилона. Во всем Уре нет такого события. Только у нас.

– Вернулся! Переписал все законы Хаммурапи, недаром я говорил тебе: «Учись, Сингамиль!» – Отец с восторгом рассматривал таблички, исписанные рукой Сингамиля. – Хорошо владеешь тростниковой палочкой! – похвалил отец. – Я проверю, чтобы не было ни одной ошибки. Получив такую прекрасную работу, Нанни пожелает тебя сделать царским писцом. Да повыше меня. Ты будешь сидеть рядом с ним, в хранилище. Вот как обернулась к нам судьба!

– Проверь таблички, отец. Я хочу, чтобы Нанни был доволен. Но я не хочу сидеть с ним рядом. Я задумал другое, отец. Я хочу иметь свой «дом табличек». Мы получим кое-что за мою работу, купим кирпич, расширим наш двор и поставим скамьи для учеников. Я задумал стать хорошим уммиа, чтобы мои ученики запомнили меня на всю жизнь. Я хочу научить их понимать наши старинные сказания, хочу, чтобы они узнали все, что можно, про небесные звезды, чтобы умели хорошо подсчитать свои барыши, когда станут хозяевами поля или оружейной. Я приготовлю для них таблички с рецептами, они очень нужны, когда человек болен, а заклинатель не может ему помочь своими заклинаниями. И еще я задумал, отец… боюсь сказать, а надо…

– Что же ты задумал, Сингамиль? Разве мало того, что ты уже сказал?

– Я хочу, чтобы Игмилсин стал «отцом школы», а «старшим братом» я хочу сделать моего друга, эламита Гамиль-Адада из Вавилона. Я расскажу тебе об этом хорошем человеке, и ты сам пожелаешь позвать его к нам. Только его надо выкупить. Он раб в хранилище табличек во дворце Хаммурапи.

– Уту, великий и праведный, что задумал этот выдумщик! Или мой сын потерял разум? Где мы возьмем деньги для выкупа грамотного раба? И кто нам продаст грамотного писца из хранилища табличек Хаммурапи? И зачем тебе заниматься трудным и неблагодарным делом? Разве ты забыл свой «дом табличек»? Сколько раз ты хотел его оставить? Сколько раз проклинал тот день, когда я отвел тебя туда еще совсем несмышленым мальчишкой? Что ты придумал, Сингамиль? Я так радовался твоим успехам, я был рад, когда Нанни, такой суровый и неприступный, доверил тебе великое дело. Ведь законы Хаммурапи будет читать сам великий правитель Ларсы. А писал их ты, Сингамиль! Но самое удивительное, самое немыслимое – это твое желание сделать меня «отцом школы». Вот к чему я никогда не стремился и никогда не соглашусь на это.

– Очень жаль, – промолвил Сингамиль. – Я представил себе «дом табличек» в нашем дворе, где будут учиться хорошие мальчики. Когда я думал об этом, я понял, что буду очень старательным, принесу пользу, меня будут ценить.

– Какая тут польза? Одни потери! Нанни платил бы тебе больше. К тому же во дворце писцы в почете и часто получают что-либо в дар. Я вижу ты не стремишься умножить свое достояние. На что ты будешь жить и строить свой дом? Я уже приглядел тебе невесту с приданым, но его будет мало, если ты не станешь трудиться в царском хранилище табличек. Абуни стал писцом в храме Нанна, а тебе пристойно быть царским писцом.

– Я рад, судьба к Абуни благосклонна, – сказал Сингамиль. – Я думаю, он доволен и ничего лучшего не желает. А я задумал другое и буду стараться достичь цели. Не сердись, отец. Старательный писец-учитель не будет голодным. Но кроме пропитания, он еще может заработать благодарность своих учеников. Я не очень благодарен своему уммиа, он плохо нас учил. Если бы я не читал таблички, которые ты переписывал для Нанни, я бы был так же бестолков, как и другие ученики нашего уммиа. Согласись со мной, отец. И давай покупать кирпичи. Мы с Абуни притащим их от кирпичника и сами станем класть стену и ставить скамьи.

Прошло несколько дней, прежде чем Нанни прочел таблички, доставленные Сингамилем. Он не спешил передать их во дворец жрецу Иликуму, который знает, когда можно их прочесть Рим-Сину, что следует читать, а что нужно пропустить. Нанни приказал переписать их красиво и без единой ошибки.

И вот Имликум читает вступление к своду законов:

«Когда славнейший Анум, царь Ануннаков, и Эллиль, владыка небес и земли, устанавливающий судьбы страны, вручили Мардуку, первородному сыну Эйи, главенство над всеми людьми, возвеличили его среди Игигов, назвали Вавилон его славным именем, возвысили его над четырьмя странами света и установили в нем вечное царствие, чьи основания прочны, подобно небесам и земле, тогда-то меня, Хаммурапи, правителя заботливого и богобоязненного, дабы справедливость в стране была установлена, дабы погубить беззаконных и злых, дабы сильный не притеснял слабого, дабы, подобно Шамашу, над черноголовыми я восходил и страну озарял, Анум и Эллиль, дабы плоть людей была ублаготворена, назвали по имени».[18]

– Вот как! – воскликнул Имликум. – Хаммурапи возомнил, будто Вавилон – владыка над всеми да еще на вечные времена. Этого мы не покажем Рим-Сину. Это вызовет гнев владыки.

Еще больше не понравилась Имликуму заключительная часть свода законов Хаммурапи, хотя он отлично понимал, что правитель, написавший такие нужные для его страны законы, должен оградить свое писание от злых сил. Мало ли кто может присвоить себе эту честь!

Имликум понимал всю ценность этих законов, предусмотревших все стороны жизни царства Хаммурапи, да и не только царства Хаммурапи, но и многих царств. Верховный жрец Ура понимал, что законы Хаммурапи пригодятся царству Ларсы. Но он отлично знал, что владыка не потерпит похвалы по адресу Хаммурапи, который все больше возвышается и нисколько не считается с величием правителя Ларсы, победителя многих сражений, покорителя Исина. Не случайно отсчет дней в царстве Ларсы идет от дня покорения Исина.

«Я скажу ему, что не так уж ценны эти законы, но мы должны их знать, – решил Имликум. – А что, если спросит, какие законы показались мне ценными? Кое-что прочту».

Имликум предстал перед великим правителем Ларсы с корзиной табличек. Поставив корзину на пол, он пал ниц перед владыкой и спросил разрешения доложить.

– Целая корзина табличек? – удивился Рим-Син. – Сколько же записано законов?

– Триста! Многие из них повторяют наши законы, записанные в давно минувшие дни, – ответил Имликум.

– Я так и думал! – Рим-Син потеребил привязанную к подбородку бороду и потребовал прочесть табличку, «где есть законы, нам неведомые».

– Прочту закон о чародействе, – предложил жрец. – «Если человек бросит на человека подозрение в чародействе и не докажет этого, – тот, на кого брошено подозрение в чародействе, должен пойти к Реке и броситься в Реку. Если Река овладеет им, то обвинивший его может забрать его дом, а если Река этого человека очистит от обвинения и он останется невредим, – того, кто бросил на него подозрение в чародействе, должно убить, а бросившийся в Реку получает дом своего обвинителя».

– И мы бросали в Реку обвиняемого, и Река нам множество раз отвечала! – воскликнул Рим-Син. – Что там еще?

– Я прочту о судьях, мне кажется, это полезные слова, – сказал Имликум. – «Если судья вынесет приговор, постановит решение, изготовит документ с печатью, а потом свой приговор изменит, этого судью должно изобличить в изменении приговора и он должен уплатить в 12-кратном размере иск, предъявленный в этом судебном деле, а также должен быть в совете свергнут со своего судейского кресла и не должен никогда вновь восседать с судьями на суде».

– С этим я согласен! Мне помнится, мы не раз прощали судьям такие проделки. Я всегда думал, что это приносит вред нашему правосудию. Пусть этот закон утвердится в Уре.

Рим-Син смотрел на Имликума беззлобно, даже снисходительно. Это воодушевило жреца. Он стал сам решать, какие статьи закона прочесть повелителю.

«Если человек украдет имущество бога или дворца, – его должно убить; и того, кто примет из его рук украденное, должно убить».

«Если в чьем-нибудь доме вспыхнет огонь и человек, пришедший тушить его, обратит свой взор на имущество домохозяина и возьмет себе что-нибудь из имущества домохозяина, этого человека должно бросить в этот огонь».

– Мне помнится, – сказал Рим-Син, – мы бросали не в огонь, а в Реку. Пожалуй, огонь тут уместней. Такой закон может остановить грабежи во время пожара. А ведь пожары у нас часто бывают.

– Здесь много законов о правах наследства, прочесть? – спросил Имликум.

– Не надо! Сам решай, какие из этих законов для нас полезны. Я не стану читать триста законов Хаммурапи. Можно подумать, что боги наградили его умом превыше всех правителей земли. Не стану слушать его законов, и правосудие Вавилона не кажется мне лучшим в мире. Да и что такое Вавилон? Вот Ларса – великая страна, мудрая страна. Бог Луны Нанна покровительствует нам, мы еще покажем свою силу, свою мощь. Ведь показали при Исине?

– Показали, великий господин! Я все понял. Я велю переписать на таблички нужные нам законы и прикажу судьям запомнить их на вечные времена, чтобы воцарился порядок в нашем царстве.

Имликум сказал и вдруг понял, что слова его могут привести в ярость господина. Из этих слов можно понять, что нет порядка и справедливости в Ларсе. Какой правитель поверит в это? Уже много лет великий царь Рим-Син уверен в справедливом управлении и в незыблемом порядке. Он не хочет видеть злодейства, которое обуяло стяжателей, корыстолюбивых купцов и даже жрецов и заклинателей.

Не дожидаясь замечаний Рим-Сина, Имликум тотчас же добавил:

– Не подумай, великий повелитель, что в Ларсе творится беззаконие. На землях Тигра и Евфрата нет страны, где правитель так мудро и справедливо пасет свой народ во славу Уту, Энлиля, Энки и Нанна. Позволь удалиться, будь ты здрав, невредим и в полном благополучии.

Имликум уполз, пятясь назад к резной деревянной двери, самой роскошной во всем царстве. Когда он обернулся, чтобы открыть дверь, навстречу ему кинулась рыжая мартышка, любимица Рим-Сина. Она мгновенно прыгнула на колени царя и неосторожным движением сорвала бороду, но не вызвала гнева своего хозяина. Это было единственное живое существо во всем царстве, которому многое прощалось.

Покидая покои повелителя, верховный жрец проклинал тот час, когда ему пришла в голову мысль послать писца в Вавилон. «Лучше бы не говорить владыке о новых законах Хаммурапи, – думал Имликум, – не надо было разжигать его любопытства. Чем старше он становится, тем труднее ему угождать. Однако сегодня Рим-Син дал понять, что все самое разумное и прекрасное происходит только в его царстве. С каждым годом эта мысль становится все более навязчивой. Ему кажется, что правители всех соседних царств глупы и немощны, а вот он сильнее всех, умнее всех…»

Имликум приказал Нанни посадить писцов за работу – переписать сто отобранных им законов для судей Ура, пусть судят по справедливости. Верховный жрец не похвалил писца, который переписал таблички в Вавилоне, и Нанни решил, что не возьмет на работу Сингамиля.

Когда Игмилсин пришел договариваться о работе сына, Нанни встретил его враждебно, приказал взять таблички с законами и переписать по двадцать табличек каждого образца, чтобы выдать судьям. От Сингамиля он отказался. Нанни не только не похвалил молодого писца, но умудрился урезать плату. И получилось так, что Сингамиль получил за свои труды и тревоги немного зерна, масла и чеснока. Такой жалкой платы Игмилсин никогда не получал. Писец понял, что Нанни не угодил верховному жрецу, а тот не угодил самому Рим-Сину.

Возвращаясь домой с обидой и разочарованием, Игмилсин подумал, что сын, пожалуй, прав. Чем угождать злобному Нанни, уж лучше открыть свой «дом табличек», и пусть люди узнают, как умен его сын, как овладел науками.

– Покупай кирпич, – сказал он Сингамилю. – Зови Абуни, и принимайтесь за дело. Ты сам будешь «отцом школы», Абуни, если захочет, станет «старшим братом». Найдем человека, «владеющего хлыстом», и пойдем по городу собирать мальчиков.