"Сезон охоты на ведьм" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)2. ГнездоИз коридора тихонько постучали. — Да-да,— сказал Вадим рассеянно, хотя за шагами следил едва не с верхнего этажа.— Сейчас. Затем он поднялся и открыл дверь, пропустив внутрь Алису. — Ну что, котяра, нагулялся? — первым делом спросила она, привычно, будто подчиняясь уставу здешнего монастыря, сбрасывая халатик на спинку стула, а на сиденье опуская неизменный пакет. — Да уж,— с ухмылкой подтвердил Вадим.— Не приведи бог!.. Сегодня на Алисе оказалось поменьше металла и каменьев, однако до полной наготы было ехать и ехать. Как ни старалась женщина угодить Вадиму, что-то ей мешало — интересно, что? Как тут насчет соотношения Хаоса и Порядка? И какова ситуация с совестью — вообще, какой у Алисы |Однако внутрь себя красавица не звала (если опустить анатомию), а заходить без спросу Вадим не решался. И побаивался, если честно: кто знает, чего могло там скопиться? — Как дела сегодня? — спросил он.— “Что у нас плохого?” — Сегодня — замечательно,— похвалилась женщина без видимой радости.— Марк даже не возникал. Заработался отче наш, слава Всевышнему! — А на службе как? — продолжал допытываться Вадим.— У многих ты сидела на коленях? Не ответив, Алиса забралась с ногами на диван — как и обычно, не сбрасывая туфелек. Порнофильмов, что ли, пересмотрела? Там даже ванны принимают в обуви, будто самое непристойное, что у человека имеется,— его ступни. Рассеянно женщина подняла со стола оставленную Тимом дискетку, повертела в руках. Только сейчас Вадим заметил, что к золотым колечкам, продетым через ее соски и пупочную складку, добавились еще два, подвешенные совсем уж в непотребном месте. А он удивлялся, откуда в перезвоне, сопровождавшем каждый Алисин шаг, возникли новые тона!.. — Тошно мне,— сообщила гостья со вздохом.— Может, съела чего? Ты поройся в пакете — к чаю и вообще. — Скандалов недобрала,— предположил Вадим.— Наверно, за этим и снизошла? — С тебя-то здесь какой прок? — фыркнула Алиса.— Еще меньше, чем в постели. Лось, называется! — Тогда зачем? — Как всегда: за массажем и помывкой. Или свой ненаглядный чан ты для соплячек бережешь? — Для одной,— уточнил Вадим.— Но эту теперь есть кому ублажать. И уж у нее проблем с водой не бывает. — Да? — вскинула бровь женщина.— Кажется, тебя бортанули наконец? Это радует. Впрочем, она и сама в это не верила. Смотавшись на кухню, Вадим поставил перед гостьей дымящуюся пиалу — с тем же ароматным колдовским чаем, заваренным загодя. Потом принялся раскладывать по тарелкам дань самой Алисы, уже становившуюся ежевечерней. И тут по потолку гулко протопали, словно бы пробежала лошадь,— так, что задребезжали стекла в окне и качнулась люстра. — Господи, что это? — вздрогнула Алиса. — Так мы живем: друг у друга на головах,— усмехнулся Вадим.— И едва не пихаемся локтями во сне, ибо кровати стоят вплотную, разделенные хилой перегородкой,— и кто знает, кто лежит рядом? — Ах ты, кобель!.. — А когда из-за стены доносятся ахи да стоны — это ж песня! Кто на сытом Западе такое помнит? — То ли еще будет, когда переселят в людятник! — пригрозила она.— Допрыгаешься ты. — Это называется социальное расслоение. Кому-то становится лучше, но большинству — хуже. И если бы воздавалось по заслугам!.. — Вадичек, я тебе нравлюсь? — сменила Алиса тему. — Сегодня меньше, чем вчера. Опять прибавила кило. — Это называется целлюлит. — Расскажи тому, кто тебя не знает! Если б ты вкалывала в полную силу да ограничивала себя хоть в чем… — Может, хватит болтать? — А? — Займись наконец делом. — Как скажешь. Пододвинув столик к диванному изголовью, Вадим уложил женщину на спину, а сам присел у нее в ногах, все-таки решившись Алису разуть — она не возражала. Потом принялся ее разминать, как и обычно, начав с дальних подступов. — Осторожней! — с внезапным раздражением прикрикнула она, а когда Вадим отдернул руки, добавила мягче: — Больно же, дурачок! Он и сам ощутил, как по пальцам хлестнуло разрядами. Ни фига себе! Такого перепада меж ними еще не случалось. — Ты где была сегодня? — спросил Вадим, настораживаясь.— В какую грязь опять влетела? — Что ты выдумал!.. — Хватит, Алиса, шутки кончились! Думаешь, я смогу вечно удерживать тебя на краю? Если сама себя не бережешь… — О чем ты, Вадичек? — О том, что с каждым днем ты уходишь все дальше. Сколько сил я ни трачу на тебя, они проваливаются точно в прорву, ибо кто-то, на стороне, забирает у тебя еще больше. Бог мой, Алиска, ведь ты закрылась от меня наглухо! — Разве? — со странной улыбкой спросила она и слегка раздвинула колени: — А так? — А так еще больше,— ответил Вадим.— Ты старательно демонстрируешь открытость, но лишь играешь ее, как одну из Студийных ролей. — Вот как? — Улыбка застыла на ее лице, как приклеенная,— впрочем, при такой практике это не требовало от Алисы усилий.— А зачем? По-твоему, я заряжаюсь у тебя — Да мне не жаль — упейтесь. Но ведь ты берешь не только энергию? — Не только? — эхом отозвалась Алиса, наконец перестав улыбаться. — Ну да, я только сейчас сообразил. После тебя мне каждый раз делалось легче — не то что после других. Потому, наверно, и зачастил к тебе. — Эгоист! — Все — эгоисты,— согласился он.— Не все признаются. Но странно, правда? Если б ты забирала — Кто же тогда? — Ты забираешь у меня Хаос,— сказал Вадим.— Разряжаешь мое — “Зачем нам, поручик, чужая земля”? — Именно. Вы умеете только копировать — и то по верхам. — Потому что свою уделали,— ответила женщина, словно бы себе.— Очередь за чужой. — Черт возьми, Алиса! — воскликнул Вадим.— Ты хоть понимаешь, что значит отнимать Хаос? Бог с ней, с — Разве Хаос не ведет к разрушению? — Переизбыток — да, прямая дорога к безумию. Необходимо равновесие. — Так, может, я просто снимала излишки? — Я что, похож на психа? — осведомился Вадим.— Сама ж говорила: “тяжело здоровый человек”. Да меня б хватило еще на столько, я тут такого бы насозидал!.. Алиска,— вдруг спросил он,— ты не подосланная? — Все же ты псих,— вздохнула она,— хотя и “тяжело здоровый”. Мания величия, да? Или преследования? Да кому ты сдался вообще, кроме меня и той соплячки! — У меня не может быть мании,— возразил Вадим.— Распад личности — куда ни шло. Просто я логичен. Раз каждый вечер ты черпала из моего источника, то давно бы переполнилась, если б не растрачивала Хаос на творчество (это в Студии-то?) либо не делилась награбленным. — Опять умствуешь? — спросила Алиса.— Гимнастика ума, да? — И погрозила пальцем: — Смотри, гимнаст, не заиграйся. Один такой уже висит — на кресте. Я-то тебя знаю, но ведь кто-нибудь может всерьез отнестись. — Вот и отнесись,— предложил Вадим.— Всерьез. — Ты вправду этого хочешь? — Какие шутки, когда в воздухе отчетливо пахнет кровью! Мы уже столько с тобой дружим, что не худо бы познакомиться. А вдруг тебя приставили специально, чтоб я не слишком буйствовал? — Не проще ли было тебя изолировать? Даже убить! — Вроде проще,— согласился он.— Но ведь я могу не все знать? — Как ты не прав, Вадичек! — сказала женщина и снова засияла улыбкой.— Дело-то совсем в ином. Совершенно. — Да неужто? — Просто я решила остепениться. И посвятить себя Богу. — В монастырь, что ли, пойдешь? — изумился Вадим.— Уже открывают? Ах ты, господи… А ты ни с чем его не перепутала? — Не кощунствуй! — Вот так: думала-думала — и решила? — спросил он.— Или домашний пастырь надоумил?.— Вадим покачал головой.— Накопила грехов вдоволь — теперь пора замаливать? Или усугублять? Представляю, какой может проклюнуться монастырчик — при таких-то пастырях!.. — Ты что, ревнуешь меня к Богу? — Да нет там никакого бога! — рассердился Вадим.— И вряд ли был. Просто очередная “группа товарищей” узурпировала легкие подступы к вере, а прочие объявила ведущими в ад, но вовсе не “к Храму”. А что там, за перекрытым церковниками перевалом,— может, сам дьявол? — Не желаю слушать! — заявила Алиса.— Думаешь, я предпочту тебя Всевышнему? Или его помазаннику на Земле? — Или помазку,— буркнул Вадим.— Где уж мне, даже не претендую!.. А кстати, кого ты считаешь здешним “помазанником” — не Первого же? — Он рассмеялся: — “Нет бога, кроме Основателя, а Первый — пророк его”. Черт возьми, ну и ересь! — Что — Первый! — фыркнула женщина.— Есть и повыше. Все же традиционный массаж состоялся, хотя начинать Вадиму пришлось с самых нейтральных участков и только затем, по мере взаимного привыкания, переходить на другие. Зато Алиса завелась сегодня куда быстрей и взлетела выше прежнего, словно их разнополярность предполагала такие бои местного значения, с которыми не сравнились бы никакие любовные сцепки. Конечно, тут недоставало тепла, зато был восторг, упоенье — “бездны мрачной на краю”. И звуковое сопровождение не подкачало, так что соседи могли вообразить здесь сценку покруче, вплоть до садо-мазохистской (и не слишком бы промахнулись). И сам Вадим неприлично распалился — на одних тактильных ощущениях, фонтанирующих от ладоней. Это было вовсе не то, что он переживал с Юлей, но впервые Вадим обнаружил томительную сладость в боли, в судорогах, от кистей разбегающихся по телу,— даже в удушье, когда спазмы схватывали горло. Правда, ни боль, ни судороги не достигали настоящей силы: Вадим контролировал их, балансируя на грани, и пытался разобраться, в чем тут все-таки дело. Безусловно, они с Алисой оказались по разные стороны нейтрали, причем женщину занесло уже далеко (“а те далече” — это про нее). Между ними не могло быть единения, зато вполне мог разразиться роскошный поединок, яростный и беспощадный,— если б Вадим находил в таких вещах вкус. Вдобавок их тела, эти запрограммированные природой оболочки, тянулись друг к другу, точно магниты,— по закону дополнения или в силу биологической совместимости, когда и формы и запахи будто взывают: вот оно, твое! И верилось, что это так. Хотелось вбрызнуть в здешнюю лунку семя, поддаться наваждению, даже если потом разнополярные души будет воротить друг от друга. Но кто заглядывает так далеко? Разве только “блаженные”. Повернув голову, он обнаружил рядом Жофрея, возбужденно трущегося пушистыми щеками о подушку. Бедняга — и он завелся. И то: сколько ночей по девочкам не гулял! — Как дополняем друг друга, а? — хрипло пробормотала Алиса.— Взялся бы за меня, Вадичек,— может, я не “совсем пропащая”. — Как взяться-то? — спросил он грустно.— Силу, что ли, применить? — Хотя бы… Ласки не оценю — поздно. — Чтоб сделать из тебя человека, самому придется озвереть,— сказал Вадим.— А это, как понимаешь, нонсенс. — Ты ограничиваешь мою свободу,— пожаловалась женщина.— Каждый волен выбирать себе хлыст. — Но у меня нет хлыста! — Так заведи! Во-первых, “клиент всегда прав”; во-вторых, “если женщина не права, надо попро…”. Вадим вдруг накрыл ладонью ее рот и вскинул голову, слушая. Ах, дьявол, подумал он, опять этот гул! Неужто за мной? Подкачало мое чутье. Вскочив с дивана, Вадим метнулся к окну и слегка приоткрыл, не выпуская из внимания дверь. Шелестящей тенью “ворон” наплывал на его дом, даже вроде бы на его этаж, но целился на другую квартиру, ближе к дальнему углу. Приблизясь к стене, застыл, почти беззвучно вращая лопастями. Перегнувшись через подоконник, Вадим высунулся наружу, пытаясь рассмотреть сегодняшнюю мишень. Кажется, второе окно от угла. Или третье? Бог мой, это же Тим! Уже не колеблясь, Вадим ринулся к выходу, по пути прихватив заготовленный дрын, ураганом пронесся по темному коридору и с разбега ворвался в Тимову конуру, благо дверь оказалась отворена. Возле распахнутого окна высился силуэт давешнего ночного гостя. Слегка отклонившись назад, он удерживал трос, по которому уже скользил к черной кабине безжизненный сверток. Понимая, что опоздал, Вадим с трудом дождался, пока сверток исчезнет в “вороне”, затем безмолвно прыгнул на похитителя и единственным выверенным ударом уложил на месте, не тратя время на рыцарские заморочки. Подхватив трос, Вадим в секунду привязал его к паровой батарее и снова бросился в коридор, к торцевому окну, надеясь хоть на пару минут форы. Без церемоний рванул за ручку, с корнями выдрав створку из рамы. Вертолет уже был напротив, как и обычно, норовя сразу улизнуть за угол,— только на сей раз его не пускал зацепившийся трос. Кренясь, “ворон” набирал обороты, однако с места не двигался. Впрочем, сорваться мог в любой миг: мощности у него было в избытке. Выискивая слабину, он то поднимался чуть, то опускался, и тогда смертоносные лезвия с шелестом рассекали воздух возле самого окна, будто предупреждали Вадима не соваться. И потоки воздуха толкали его назад — к тому ж шестой этаж! Трусливое тело вопило об осторожности, но разве когда-нибудь Вадим его слушал? Так что? — спросил он себя. Вот и дошло дело до проверки. Способен ты ради друга на безрассудство? “Что сделаю я для людей!..” Отступив в глубь коридора, Вадим оцепенел в шатком равновесии. И в этот момент из квартиры Тима донесся протяжный скрежет: кажется, первой не выдержала батарея. Вертолет вздрогнул, и тотчас Вадим отчаянно рванулся к окну, больше не позволяя себе рассуждать. Руками вперед он нырнул в дыру, обмирая от ужаса, пролетел несколько метров бушующей пустоты и со всего маху ударился грудью о “вороний” хвост, вблизи оказавшийся неожиданно громадным. Елозя конечностями по гладкому металлу, Вадим заскользил вниз, уже холодея в предчувствии того, как сорвется и понесется, кувыркаясь, к далекому асфальту. Но тут пальцы зацепились за скобу, судорожно сжались. Мгновенным рывком Вадим оседлал толстенный цилиндр, сдавив его, точно обручами. А в следующий миг вертолет сорвался с места, наконец освободившись от якоря, и понесся прочь, наклонясь вперед и все круче забирая вверх. По счастью, сопла “ворона” оказались достаточно разнесены, чтобы не хлестать струями прямо в Вадима, а кабина прикрывала его от встречного потока,— иначе он не продержался бы долго. Но и нисходящих вихрей вполне хватало, чтобы за минуты вымыть тепло из голого тела, ободранного в кровь о вертолетные заклепки. Хорошо, хоть эти беззадые, почти условные трусики он не снял, как ни настаивала Алиса!.. Смотреть вниз Вадим избегал и вообще старался меньше думать о высоте, запуганный собственными снами, в которых рушился столько раз. А еще в своих снах Вадим частенько оказывался на улице нагишом — словно в далеком детстве, босоногом и голопузом. Но тогда на нем хотя бы трусы оставались, зато в снах — ничего, почти как сейчас. Да полно, уж не снится ли это? Судорожно стискивая и нехотя разжимая руки, Вадим по редким скобам подобрался вплотную к кабине, обнаружив здесь подходящую выемку, и всем телом приник к черной броне, разогретой от близости мотора. И снова зацепенел, не зная, на что решиться. То ли попробовать забраться внутрь “ворона” и там, уж как выйдет, разобраться с экипажем. То ли удерживать занятые позиции до посадки. В обоих вариантах шансы на успех представлялись мизерными, а потому Вадим остался в укрытии, самой пассивностью выбирая полет. Странно, но проникнуть сознанием в кабину он не мог, сколько ни пытался,— будто ее накрыли экраном. А может, сами Шершни зашторили души настолько, что больше не будоражат В конце концов, сконцентрировавшись до звона в ушах, Вадим сумел пробиться вглубь, однако так и не смог разобрать, сколько Шершней там засело. Пожалуй, в сумме они тянули на двух-трех, не больше. А “ворон” уже забрался в такие выси, откуда земля казалась далекой, а потому и безопасной, точно картинка. Назад уносились игрушечные дома, улицы, площади, парки, много раз виденные Вадимом с земли, но теперь узнаваемые с трудом. Не разжимая сведенных пальцев, он отклонялся сколько мог в сторону и вдобавок вытягивал шею, пытаясь разглядеть, куда уносит громадная стрекоза,— однако цели не разгадал. Во всяком случае, летела она к окраине либо еще дальше — “за темные леса”. К этому способу транспортировки Вадим успел приноровиться, даже согрелся в железном закутке, куда почти не задували ветра, буйствующие вокруг. И вибрация оказалась на диво слабой, хотя моторы старались вовсю, а скорость была приличной. Сюда бы привязные ремни да стюардессу с напитками — тогда порхайте хоть до утра! Город давно остался позади, а они мчались все дальше, и теперь Вадим наблюдал внизу только бесконечную череду рощиц, полян, топей, изредка разрываемую запущенными дорогами и тесными заболоченными полями. И что там водилось ныне, не хотелось думать. Внезапно вертолет пошел на снижение, опасно кренясь, и Вадим снова стиснул пальцами скобы — до побелевших костяшек. Будто пытаясь его стряхнуть, “ворон” заложил крутой вираж и одновременно ухнул вниз, как подстреленный. Но ближе к земле снова ухватился за воздух и по наклонной скользнул под навес, открывшийся меж деревьев. Мягко коснулся опорами бетона и успокоенно замер, продолжая по инерции шуршать лопастями. Из кабины выбрались трое Шершней — все крупные, массивные, в шипастых скафандрах и шлемах с забралами,— сноровисто побросали длинные свертки в подъехавшую тележку, загрузились туда сами и укатили по темному наклонному тоннелю. Вспомнив о своей наготе, Вадим скрипнул зубами от досады: хорош же он будет в одних трусах против этой бронированной своры! Как видно, Шершней действительно отбирали по габаритам, а может, еще доращивали до требуемого стандарта. Конечно, это не серки, прошедшие весь путь, однако доспехи, которые даже Вадиму показались “на вырост”, этим здоровякам годились вполне. А из “ворона” уже вываливался четвертый Шершень, наверное пилот,— тоже не маленький и в скафандре. Подобравшись, Вадим изготовился упасть ему на спину, чтобы завладеть популярной здесь формой, но тут на бетон спрыгнул еще один — штурман или стрелок. Елы-палы! — в смятении подумал Вадим, шарахаясь обратно в тень. Хорошо, не сунулся тогда в кабину — вот была б им потеха, пятерым-то! Все-таки бережет меня судьба. За экипажем, безмолвно слонявшимся по площадке, скоро приехала вторая тележка — а может, та же самая, только успевшая обернуться. Молча латники втиснулись на переднее сиденье, рядом с верзилой-водителем, оставив кузов пустым. Будто подхлестнутый изнутри, Вадим сорвался со своего насеста, в несколько летящих скачков догнал тронувшуюся тележку и, легко перемахнув бортик, тут же укрылся под широкой лавкой. Переводя дух, покаянно качнул головой: похоже, еще один его выверт остался без последствий. Эдак недолго и авантюристом заделаться. Тележка уже катилась под уклон, почти не задействуя мотор. Прикрыв глаза, Вадим следил за дорогой, на своей внутренней карте отмечая немногие повороты, чтобы не заблудиться при возвращении. Пожалуй, больше всего Вадима смущал вопрос: а если его застукают под этой лавкой — голым, в странной позе? Идиотизм! Наконец тележка остановилась, и Вадим тут же забился в самую глубь своей щели, ощутив приближение нескольких сумрачных сознаний. Впрочем, они только заглянули в кузов и сразу повернули обратно, вполне равнодушно. Либо ничего не заметили, либо такой пустяк, как Вадим, их не заинтересовал. Сосредоточась, он разбросал вокруг незримые сети, и в них немедленно угодило с дюжину чужих разумов, на удивление инертных. Среди всех выделялись Шершни, уже знакомые Вадиму своей укрощенной свирепостью, в любой момент готовой выплеснуться взрывом,— остальные не показались ему опасными. Напрягшись еще, он обнаружил спящее сознание Тима, по первому впечатлению благополучное, и пяток других засонь. Подождав, пока грозные латники уберутся, Вадим осторожно выглянул из тележки. И едва сдержал истеричный смешок, вдруг обнаружив себя словно бы на нудистском пляже, в окружении таких же голышей, как он сам. Даже еще более голых, поскольку паховая гроздь у них отсутствовала напрочь, будто снесенная рубанком местного папы Карло,— так что и прикрывать было нечего. Кожа у всех оказалась по-южному оливковой, кое-где сгущающаяся до синевы, да и лица не местной лепки. Вдобавок сложение у большинства озадачивало женственностью, будто бедняг оскопили в раннем детстве и с тех пор они так и не оформились в мужчин. В любом случае на выкраденных спецов голыши походили мало, зато затеряться среди них Вадиму было значительно проще — конечно, если не присматриваться к его распираемому естеством мешочку и шнуркам на ягодицах. Он и сам был немногим светлее здешних смугляков, а по габаритам некоторые даже превосходили его, несмотря на женственность. Затем Вадим обратил внимание на здешнюю архитектуру — точнее интерьер, поскольку речь шла о помещениях, вырытых глубоко под землей. Окружавший его зал оказался просторным на удивление — с высоким сводчатым потолком, подпертым резными колоннами, и мерцающими черными стенами, сложенными из полированного мрамора. Этот помпезный стиль, с его мрачным величием и деспотическим выпендрежем, в самом деле походил на восточный. Но если его почитатели принадлежали к горцам, то уж никак не к кавказцам. Скорее Памир, еще лучше — Тибет, ибо здесь ощущалась культура изощренная, древняя, далекая до жути — то ли персидская, то ли индийская, то ли китайская, то ли всего вперемежку. (Может, и вовсе ацтекская?) Бог знает, откуда принесло эту экзотику и что за люди ее насаждали, но меньше всего Вадиму хотелось в нее углубляться — как бы и самого не оскопили, для общего единообразия. Ничего ужасного, конечно, однако он привык к своей “грозди гнева”, жаль было б лишиться. Вообще это смахивало на муравейник. Здешние солдатушки уже набедокурили чего надо и убрались на заслуженный отдых. А за дело принялись бесполые работяги, сортируя безжизненную добычу, пока что в беспорядке сваленную на пол, неподалеку от тележки. По двое они подхватывали ближайший сверток и уносили в одну из трех дверей, распахнутых в дальней стене. По какому принципу шла сортировка, Вадим не понял — во всяком случае не по весу. Судя по всему, никто грузчиками не руководил и впрямую за ними не надзирал, хотя под потолком Вадим ощутил бдящее око страж-камеры,— просто каждый был нацелен на работу и монотонно ее исполнял, особенно не заботясь об эффективности. Очередной раз решившись, Вадим вымахнул из тележки и смешался с голышами, отчего-то уверенный, что те не обратят на него внимания. “Восток — дело тонкое”,— стучало в голове, пока он пробирался между безмолвно снующих фигур. А рвется, где тонко. И откуда он взялся здесь, этот Восток? К россыпи свертков Вадим подоспел как раз вовремя, чтобы оттеснить одного из бесполых, уже готовившихся поднимать Тима. Без возражений тот переключился на соседнее тело, а Вадим, на пару со вторым голышом, понес Тимку к дверям — в холодильник, что ли, на мясной склад? Однако выяснять это не стал, как ни любопытно, а сразу за входом, чуть углубясь в сумеречный коридор, подбросил сверток себе на плечо и отпихнул напарника: шагай, мол, обратно, управлюсь без тебя! И снова наткнулся на безропотное согласие, более подобавшее автомату. Дождавшись, когда бесполый удалится, Вадим затрусил по коридору, свободной рукой тычась во все двери, пока наконец не угодил в незапертую. Сейчас же нырнул внутрь и замер в кромешной тьме, прощупывая ее Ощупью он распаковал Тима, уложив на подходящий ящик. Затем попытался Огорчаться не стал, тем более в темноте обострялись прочие его чувства, включая диагностический дар. Стараясь не отвлекаться на снующих по коридору голышей, Вадим наскоро обследовал приятеля. Как и предполагалось, Тима усыпили, однако проделали это странным способом, даже обойдясь без лекарств,— попросту вогнали иглу в подходящий нервный узел. (Кстати, вполне в духе Шершней.) Соответственно и привести спеца в чувство труда не составило: лишь Вадим выдернул иголку, как похищенный зашевелился. — Только не спрашивай, где ты,— вполголоса сказал Вадим, накрепко зажав ему рот.— Хотя бы сейчас обойдись без банальностей. Ну, ты вменяем? С трудом Тим кивнул, сейчас же получил свободу действий и ошалело закрутил головою по сторонам. — Не пугайся, ты не ослеп,— добавил Вадим.— Просто здесь темно. — Хорошо, а где тогда ты? — сипло выдавил Тим.— Остальное как-нибудь домыслю. — Мыслитель! — фыркнул Вадим.— Был бы умный — не угодил сюда. — Это мудрые не попадают в ситуации, умные с блеском из них выпутываются. — С треском,— буркнул Вадим.— Мы у Шершней, понял? И в сотне метров под землей. Пока нас не хватились, а снаружи толкотня, но при некотором везении можно добраться до транспорта. — Это в одних-то трусах? Представляю! — А вот твои семейные придется снять,— решительно сказал Вадим.— Вместе с цветами. Чтоб ты знал, здесь не принято носить даже гениталий,— но твой гвоздик еще разглядеть надо! — Погоди,— растерянно попросил Тим.— Чего-то не поспеваю… Там что, одни кастраты? — Сейчас — да. Им все до лампочки, но за ними приглядывают сверху, так что сам понимаешь… И шевелись, ладно? Если не слиняем сейчас, потом случай вряд ли представится. Несколько раз Тим глубоко вздохнул, успокаивая нервы, затем сел, спустив ноги на пол. В сомнении затеребил просторные трусы, спросил: — А ты не валяешь дурака? Сейчас выйдем, а там… Юля. — Снимай, снимай,— подстегнул Вадим.— Сдался ты ей!.. Лучше оставить здесь трусы, чем их содержимое. Поднявшись, Тим покорно разоблачился, и тотчас Вадим повел его к выходу, держа за локоть. Выждав, приоткрыл дверь и скользнул наружу, легким рывком преодолев последние сомнения приятеля. Один за другим они зашлепали в сторону зала, а навстречу уже брела понурая пара бесполых, неся на плечах очередного похищенного. Тим чуть замедлил шаг, изумленно вглядываясь, но Вадим тотчас щелкнул языком, поторапливая, и коротыш снова прибавил, стараясь не отставать от рослого спутника. Видимо, загадочный облик голышей его впечатлил. В зале мало что изменилось, только из тюков на полу остался один, а предпоследний уже уносили двое кастратов, и больше тут не было никого. — Делай, как я,— шепнул Вадим, направляясь к мешку и при этом неотрывно следя за реакцией надзирающего “ока”. Одним движением друзья забросили куль на плечи, размеренно зашагали к тележке, так и оставленной на виду,— будто у них что-то засбоило в программе. Опустили его в кузов и так же неспешно, с обеих сторон, забрались на переднее сиденье. — А вот теперь держись! — сказал Вадим, срывая машину с места. И вовремя, потому что в следующую секунду под сводом раздалась очередь, а позади беглецов камень вспахали пули. Натужно воя, тележка понеслась вверх по тоннелю, с каждой секундой наращивая скорость,— как выяснилось, резервов у нее хватало. Дорогу Вадим запомнил накрепко, и его И перекрестков здесь обнаружилось много больше, чем показалось Вадиму из-под лавки,— вообще это походило на громадный запутанный лабиринт, пробраться через который неподготовленному человеку вряд ли бы удалось. Каких трудов и скольких затрат стоило его вырыть да еще выложить изнутри гранитом, которого в губернии не так много, и мрамором, которого нет вовсе, а вдобавок оборудовать страж-системой, сюрпризами и странными светильниками, помещенными у самого пола! Очередной раз Вадим повернул за угол и едва не затормозил, увидев поперек тоннеля три зловещие фигуры в шипастых латах и с громоздкими огнестрелами в руках. Разом они вскинули стволы к плечам, разом нажали на спусковые крючки — огнестрелы застрочили, Тим запоздало вскрикнул,— а тележка уже неслась дальше, пронизав латников, точно мираж. Впрочем, они и были миражом, как определил Вадим на второй, более пристальный Затем путь преградило бронированное чудище, распахнув чемоданную пасть, утыканную неправдоподобными зубами (такого красавца Вадим не видал даже на фотках крутарей); потом — бушующее пламя, готовое за секунды сожрать любого; следом — разверзшаяся сразу за поворотом бездна, из которой клубился сизый дымок. Тим уже не вскрикивал и не охал потерянно, только жмурился да сильнее стискивал поручни, когда они пронизывали новый мираж, а затем долго озирался, будто сравнивал свои впечатления с разных ракурсов. — Знаешь,— вдруг заявил он, едва разжимая вздрагивающие челюсти,— похоже, эти ребята не сильны в красках. То ли плохо их чувствуют, то ли не умеют воспроизвести. Зато формы безупречны! — Полагаешь, это устроили дальтоники? Тим воззрился на приятеля с изумлением. — А чего,— ответил он чуть погодя,— вполне может быть. Ну не полные, конечно,— просто спектр поуже, как у неисправного тивишника. И все равно о подобном уровне голографии я даже не слышал! Вообще, не находишь, что наше отступление смахивает на погоню Кощея за Иванушкой и Василисой? — Только у тех задницы не были голыми,— хмыкнул Вадим.— Хотя — кто знает! Как известно, “русской литературе свойственно целомудрие” — может, при записи причесали и сказку? — На твоих чреслах хоть что-то сохранилось,— с завистью сказал Тим.— А каково мне? — В морге все голые,— успокоил Вадим.— Сначала выберись. — А там кто? — Тим ткнул пальцем за спину.— Может, глянем? — Пожалуй, пора. — Ну да, а то вдруг он задохся! Зачем нам выкладываться из-за покойника, верно? — Он-то живой, будь спокоен. Только… — Что? — Только это не он,— заключил Вадим.— Ты взгляни. Растерянно покосясь на приятеля, Тим перебрался в кузов, распахнул сверток. — Черт, девица! — пробормотал он.— И тоже — нагишом. — Ты против? — Да нет, ей идет… Только что она вообразит, когда очнется и увидит рядом нас, особенно меня? — А на тебе особенном — его, красавца,— усмехаясь, продолжил Вадим.— Да уж, тут-то тебе не отбиться! — Как бы в истерику не ударилась или в бега? Только и забот сейчас, что за ней гоняться! — А потому — пусть себе спит. Не такая она тяжелая. — Даже я унесу,— подтвердил Тим.— Славная у нас подбирается компашка, а? Сейчас бы на пикничок, да еще Юльку прихватить — для симметрии. — Сейчас тебе устроят пикник,— пообещал Вадим, настораживаясь.— Ложись-ка, Тимчик, на дно. — Чего? — удивился тот.— Это еще зачем? — На днище, живо!.. И подружку придержи — сейчас помотает. Торопливо Вадим откинул сиденье к самой спинке и втиснулся в открывшуюся внизу щель, почти усевшись на пол. На виду остались только руки, вращающие руль, а ориентироваться он мог и вслепую. И тотчас тележка вырвалась из тоннеля на посадочную площадку, со всего разгона устремившись к “ворону”. А тот уже поджидал гостей, нацелив на тоннель носовую пушку. По счастью, его лобовое стекло оказалось для Потом стрельба прекратилась, и они влетели под вертолет, едва успев затормозить. В следующий миг Вадим вымахнул из тележки, торопясь проскочить в незапертую дверь салона, а из темной кабины на него уже надвигался шипастый силуэт, размахивая конечностями. Но Вадим по-прежнему был настроен на Шершня “всеми фибрами” и от ударов ускользал так же легко, как от молний, угадывая в зародыше, и заманивал противника все ближе к дверце, пока не оказался вплотную к ней. Латник кинулся снова, Вадим опять увернулся, подхватывая за разящую руку и упираясь в спину. Затем мощным рывком вышвырнул Шершня наружу, отправив кувыркаться по бетону. И тут же склонился над тележкой, принимая безвольное тело девушки, с натугой поданное Тимом. Следом в салон впрыгнул сам Тим, сразу захлопнув за собой дверцу. А Вадим уже пробирался к пульту, оставив девицу на полу, благо здешнее покрытие напоминало роскошный ковер. — Править-то умеешь? — поинтересовался Тим так небрежно, будто не хотел огорчать себя ответом.— Вообще знаешь, как эта штука летает? — Теоретически,— ответил Вадим.— А у тебя есть другие идеи? Тим только вздохнул и, пока Вадим запускал двигатель, перенес девушку во второе кресло, накрепко спеленав ремнями. Отдуваясь, оглядел ее с обычным нахальством, на этот раз, за ненадобностью, не раздевая взглядом. А посмотреть было на что: пропорции у малышки оказались на зависть, а мускулы плотные и упругие, точно у билдерши,— и это при изящном костяке топ-модели. На неприрученном Западе она вполне могла бы пробиться в мировую элиту по категории “figure”: атлетичность, женственность, красота,— в крайнем случае “fitness”. (Но уж, конечно, не “muscular” — упаси бог!) — Секс-экипаж к полету готов,— пробормотал Тим.— Бесштанная команда, это ж надо! Даже стюардесса есть. А кто я — штурман, что ли? — Органическое удобрение,— сказал Вадим.— Сейчас будем разбрасывать над полями. — Лучше над городом… Как считаешь,— спросил Тим,— уже стоит ее будить? Небось теперь не убежит! — Пусть поспит еще. Гробиться лучше во сне. — Ну да, ну да… Лучше, конечно, не гробиться. Винт слился над их головами в мерцающее марево, наполняя кабину ровным гулом, “ворон” подрагивал, едва удерживаясь на земле, а Вадим все не решался его отпустить. Как бы эта его авантюра (которая по счету?) не оказалась последней. — Да не тяни ты! — не выдержал Тим.— Хуже нет — ждать. Или рассчитываешь на прощальный салют вдогонку? — “Он сказал: поехали,— процедил сквозь зубы Вадим, очень плавно наращивая давление на рычаги,— он взмахнул рукой…” — Ага — щас! — огрызнулся Тим.— Двигай же! “Ворон” наконец оторвался от площадки, плавно выплыл из-под навеса — в разгулявшуюся к середине ночи пургу — и тут же принялся метаться и скакать под порывами свирепого ветра. — Черт,— тоскливо вскричал Тим,— этого не хватало!.. — “Небось, небось”,— вспомнил Вадим присказку крутаря Гризли и уверенней взялся за рычаги.— Поздно пугаться. Вертолет круто взмыл в вышину, где мотало не меньше, зато можно было маневрировать, не рискуя на что-нибудь налететь. И сразу лег на обратный курс, будто в нем включился автопилот. |
||
|