"Сезон охоты на ведьм" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)1. Почти что ЮстасДень не заладился с утра. Для начала сломался транспорт, на котором Вадим ехал в КБ, и ему, вместе с дюжиной таких же бедолаг, пришлось пройти через унизительные объяснения на проходной — тем более абсурдные, что масштаб ночных событий становился уже несопоставимым с крепостными реалиями. Давно следовало послать эти реалии подальше, “отряхнуть прах”, однако набранная за годы инерция неумолимо влекла Вадима дальше. Требовалось, видимо, нечто более весомое (еще?), чтобы вышибить из накатанной колеи. И сама служба прокатилась сегодня вкривь да вкось да через пень колоду, словно Вадима уже вовсю мотало по этой самой колее. А в конце дня его неожиданно вызвал Управитель и сообщил: — Вот что, Смирнов, в главк тебя требуют — срочно. Такие, понимаешь, дела. — Зачем еще? Управитель пожал плечами. Был он мужчиной пожилым, болезненным и в подробности вдаваться не любил. Ну вызвали и вызвали — ему что? Лишь бы самого не трогали. Вадим прислушался к себе: ехать не хотелось. — Куда сейчас? — спросил он.— Скоро отбой. Мотор, что ли, брать? Конечно, это была шутка. Вообще частные колесники по Крепости мотались, но, как говорится, “не про нашу честь”. Однако Управитель смотрел на подчиненного без улыбки, будто у него снова прихватило печень. — Права с собой? — Вадим машинально кивнул.— На,— Управитель уронил на стол связку ключей.— Потом пригонишь ко мне. Щедрость была из ряда вон, и это насторожило Вадима еще больше. Он не любил странностей: обычно те имели неприятные последствия. Спустившись ко входу, Вадим повернул на служебную стоянку, высматривая управительскую машину, но вдруг оцепенел, услыхав властное: “Эй!” — и оглянулся на голос. Неподалеку, через дорогу, был припаркован двуколесник, а к нему прислонилась приземистая фигура поперек себя шире, слепленная из тяжелых глыб,— Николь собственной персоной, ближний гард росского князя, крутарь из крутарей. В гардии росичей он был едва ли не самым старшим и всегда отличался апломбом — Вадим знал его по секте билдеров, где коротыш начинал. И запомнился Николь агрессивной манерой поучать новичков: “Ты что, совсем тупарь, ни хрена не петришь?!” А караулил он Вадима, хотя тот мог возникнуть из проходной на час позже. Более того: остановив спеца окриком, крутарь сам же к нему и направился, будто опасался, что Вадим ускользнет. Красуясь ловкостью, Николь перемахнул стояночный парапет, вразвалку приблизился. Цедя слова, зарокотал: — Князь велел передать… — Брон, что ли? — перебил Вадим, откровенно дразнясь.— Королёк ваш? На секунду крутарь прикрыл глаза, будто пережидая приступ гнева, затем начал снова, столь же размеренно: — Князь велел, чтобы ты ни в какие разборки не встревал. Ежели надо, мы сами утрясем. Ты ни фига в этом не смыслишь, понял? А мы собаку съели. — Вкусно было? — Слушай, умник, будешь выпендриваться!.. В переводе это значило: “Ах, ты не боишься меня — такого сильного, уважаемого? Так я тебе устрою!” — Кто ты такой вообще? — добавил крутарь, искренне недоумевая. Вадим ухмыльнулся, едва не тявкнув: “А ты кто такой?” Кажется, Николю очень хотелось сквитаться с “умником”. Хотя делить вроде нечего. — Ежели невтерпеж, можешь приступать,— подбодрил Вадим.— Правда, я давно не выясняю отношений на кулаках. — Твое счастье,— проворчал Николь, отступая.— Не было указаний. — И ладно,— покладисто сказал Вадим.— Всё? Он втиснулся в начальническую малолитражку — всего и достоинств, что четыре колеса,— и выехал на серую улицу, с обеих сторон сдавленную унылыми домами. Внезапный вызов не предвещал хорошего: с чего вдруг о нем вспомнили? По слухам, общение с отраслевым Главой могло обернуться чем угодно — вплоть до мордобоя и кутузки. Конечно, Вадим сумел бы на это возразить, но он ненавидел скандалы. Правда, до Главы еще надо добраться… Кативший навстречу грузовик, громадный и кряжистый, как стегозавр, внезапно вильнул на полосу Вадима. Мгновенным взглядом он выхватил из сумрака кабины нацеленное лицо водителя и понял, что тормозить тот не станет, сомнет малолитражку, точно картонку. Не раздумывая, Вадим крутанул баранку влево, чудом увернувшись от надвигающегося таранного буфера. Его кроху едва не вынесло на тротуар, но она снова вильнула и пошла метаться по шоссе, распугивая редкий транспорт. Обуздав колесник, Вадим ударил по тормозам, оглянулся. Грузовик уже скрывался за поворотом. В нарушение всех правил Вадим развернулся и ринулся в погоню, пылая негодованием. Нырнул в тот же переулок и затормозил, удивленный: железный стегозавр смирно застыл у тротуара. Кабина, разумеется, была пуста. Только сейчас Вадима стала трепать дрожь, прорвавшись сквозь Но, граждане, это уже серьезно! Ясно как день: меня хотели убрать — в лучших традициях киношных боевиков. (“Меня, мою бессмертную душу” — у-у-у!..) И кого мог так раздразнить скромный служащий захудалого КБ? Разве только Юльку с Алисой, но ни одна из них не стала б меня убивать. “Правда, имеются еще Шершни, но этим что, ночей мало? Зачем выходить на охоту днем и так близко от Центра — к чему такой риск? Или кто-то решил им подсобить… Но кто? Слишком многие подпадают под подозрение: этот внезапный вызов, невиданная щедрость Управителя — как складно все подгадали!.. Да полно, уж не мания ли у меня? — спохватился он. И у меня тоже, хм… Этого не хватало! Однако ехать в главк Вадиму расхотелось окончательно. Конечно, вряд ли его порешат прямо в кабинете, однако вывеску могут испортить. И все ж ему повезло. Полезно быть слегка размазанным по времени — еще не прорицатель, однако жить помогает. Фиг бы он выскочил из-под колес, не будь настороже!.. Решившись, Вадим стронул машину с места и порулил домой. К дьяволу все начальство губернии, пора пойти рутине наперекор. Кто бы за ним ни охотился, вряд ли они так быстро среагируют на неудачу. Время еще есть, но лучше не тратить его попусту. Поднявшись к себе, Вадим озабоченно оглядел квартирку с порога. Знать бы, что искать, подумал он. Хорошо, барахла осталось немного. Не сразу, но вышел навстречу Жофрей, и выглядел он перешуганным, даже не мявкнул, как обычно. Кто-то побеспокоил бедного котейку, причем недавно,— хотя у этого “кого-то” хватило ума не оставить видимых следов. А у Жофрея не спросишь. Методично, клочок за клочком, Вадим принялся обыскивать комнату, помогая себе внутренним видением, и к исходу часа наткнулся на инородное вкрапление. Микропередатчик, укрытый внутри безжалостно загубленной книги, с выведенным наружу крохотным датчиком. Оч-чень занятно. Вадим наконец опустился в кресло. Истомившийся ожиданием Жофрей сейчас же запрыгнул ему на колени, а затем взобрался на плечи, где и разлегся, умиротворенно мурлыча, будто отыскал самое безопасное место на свете. Чтоб он не расслаблялся, Вадим подцепил к пушистому хвосту прищепку, и озадаченный кот принялся исследовать загадочную связь между подергиванием хвоста и подскоками ожившей прищепки, заодно пытаясь приструнить нахалку когтистой лапой. Ну вылитый я! — подумал Вадим, с усмешкой наблюдая его забавные потуги. Осталось выяснить, на который из хвостов мне сели и кто тут в роли прищепки. Вариантов полно: от крутарей до репрессоров. Правда, последние вполне могли забрать меня сразу — оснований довольно, никто бы и не возбухнул. Из крутарей тоже неизвестно, кто подсуетился: дружественный мне Брон или злокозненные Шершни. И зачем надо подслушивать, если все равно решили прибить? Или это разные ведомства расстарались? В общем, заключил Вадим, домыслам просторно в условиях ограниченной видимости. А что можно сделать, и вовсе не ясно. Остаток вечера Вадим посвятил переезду — конечно, частичному. Всю предосудительную технику он разобрал и по частям перенес на новую базу, обнаруженную прошлой ночью. Затем не поленился и разыскал в подвале вентили, перекрывающие воде и газу доступ наверх. Не без труда разблокировал их, предварительно проверив краны по всей линейке, чтобы не случилось беды,— а заодно подбирая себе мебель поудобней. Под конец даже прибрался в квартире сколько успел, невольно позавидовав простору и достатку, некогда услаждавшим здешних жильцов,— сам Вадим успел от такого отвыкнуть. От прежней благодати сохранились лишь пустые каменные коробки, больше напоминавшие надгробия. В общем, денек выдался еще тот. Но самое паскудное: за все время Юлька ни разу не дала о себе знать, хотя могла это сделать в любой миг. Конечно, Вадим делал поправку на ее всегдашнюю безалаберность, на обиду. Но почему б ей хоть раз не поберечь его нервы? В конце концов, это еще и глупо: а вдруг девочке потребуется помощь? Ближе к ночи, как и обычно, нагрянул Тим. Только на этот раз явился не один, а привел обещанного “кое-кого”: парня вдвое себя крупнее, упитанного и флегматичного, чем-то похожего на прибалта,— в котором Вадим без удивления признал давешнего предводителя воображенцев. Завидя хозяина, тот усмехнулся и молча покачал головой, подтверждая знакомство. Звали воображенца Юстиан, почти Юстас,— хорошо, не Штирлиц. И был он, судя по всему, научником — то ли физик, то ли астроном. Пожав его большую мягкую руку, Вадим пригласил обоих в комнату и для начала, следуя традиции, налил всем чаю (фирменного, колдовского), а в тарелку вывалил остатки дареного печенья — как говорится, чем богаты. Тим сразу погрузился в привычное кресло, обхватив чашку ладонями и приспустив набухшие веки. На обезьяну он походил сегодня больше обычного и вообще смотрелся помятым и старым, обычная живость испарилась напрочь. — Где тебя валяли? — полюбопытствовал Вадим.— Выглядишь как после запоя. — “Меня сегодня муза посетила”,— нехотя признался Тим.— З-зараза!.. И чего она повадилась — шляться по ночам? Втихаря от кабэшных сотрудников Тим кропал стишата, почему, наверно, и прибился к творцам — вполне независимо от Вадима. А так как собратья по касте вряд ли одобрили б такое отступничество, сокровенным Тим делился с очень немногими и то — с большой опаской. Конспиратор! — Сегодня отоспишься,— посулил Вадим.— Если позволят. — Чего? — с подозрением спросил коротыш.— Это прогноз? Вадим пожал плечами: он и сам толком не знал — так, свербило что-то в самой глубине сознания. — К сожалению,— сказал он уже Юстиану,— не могу гарантировать конфиденциальной беседы. Не знаю, кто здесь побывал, однако мне подбросили эту штуковину,— Вадим уронил на столик крохотный передатчик.— Так что примите к сведению. — А где сейчас безопасно? — пожал плечами воображенец.— Эту комнату хотя бы проверили. — Вы настолько беспечны? — поинтересовался Вадим.— Или тоже поняли, что бояться поздно? — Почти все мы дилетанты,— признался Юстиан.— И если за нас возьмутся профи, даже местного разлива,— сами понимаете. А прочих мы постараемся обскакать: все же мозги у нас не худшие. — И чего вы добиваетесь? Можно в двух словах. — В двух не получится: слишком широко расходятся цели. Проще сказать, против чего мы. — Ну? — Против нынешних порядков, ведущих в тупик, если не в пропасть. У кого хватает смелости это уразуметь, а не прятать голову в песок, как до сих пор поступает большинство,— примыкают к нам. — Ведь это не единственная пропасть? — Зато самая близкая. Пока главное: общими усилиями отвернуть от нее,— затем можно подумать о выборе пути. — Насколько “общими”? — спросил Вадим.— Вместе с крутарями? — Как раз по этому вопросу у нас разногласия,— сказал Юстиан.— Никак не договоримся. — Ясно,— кивнул Вадим.— И на краю пропасти продолжается грызня? Воображенец только повел плечом. — А чем вы занимаетесь — вообще? — снова спросил Вадим и сам же принялся перечислять: — Копите сведения, проводите анализ, разбрасываете листовки, взрываете мосты, кромсаете женщин на улицах… Что? — Вадичек, не гони волну! — вяло вступился Тим.— Чего напал? Мы делаем что можем. — Так я и хочу понять, чего вы можете, кроме как ворчать по кухням да саботажничать на службе,— последним, впрочем, сейчас заняты все… Ах да, еще вы обмениваетесь рукописями! — А вам бы хотелось, чтоб мы вышли на баррикады? — поинтересовался Юстиан.— И свергли ненавистный режим, так? — Да не выйдете вы — даже если бы в этом был толк,— отмахнулся Вадим.— Вы умеете только клеймить и брезговать, иначе не утвердиться. И собрали вокруг себя пугливых спецов-белоручек, до сих пор валяющих дурака за счет государства, либо оставшихся не у дел управленцев, привыкших загребать жар чужими руками… Я не прав? — Вряд ли такие определения сохраняют смысл,— возразил гость.— Что толку вспоминать старые клише и навешивать прежние ярлыки? — Но люди-то, носители ярлыков, остались теми же! Или, по-вашему, они не захотят воссоздать прежние порядки, при которых так благоденствовали? — Давайте сначала избавимся от нынешних,— предложил Юстиан.— Ибо сейчас “везде у нас дорога” только глупцам, а таких, будьте уверены, мы к себе не пускаем. У вас неприязнь к бывшим аппаратчикам? У меня тоже, но ведь и среди них есть умные люди. Что до порядочности, то как ее проверишь? — Однако крутарей у вас не приемлют. Неужто теперешние бандиты настолько хуже тогдашних чинодралов? Какая разница, кто нас грабит: криминалы или “слуги народа”? Важен масштаб грабежа. Или вы опасаетесь их силы: как бы потом, при дележке, крутари не оттяпали кусок пожирней? — А что помешает им слопать все? На то они и бандиты, чтоб не стеснять себя в средствах. — Да уж, конечно, не божьи коровки!.. Но если выбирать между одной бандой и многими, лично я предпочту второе, ибо нет хуже монополии — особенно в политике. Спохватившись, Вадим подлил гостям чая. — Послушайте, Юстиан,— снова заговорил он.— Ну хорошо, я готов признать, что вокруг вас сплотились люди неглупые и умелые, а лично к вам я отношусь даже с симпатией. Вы сами и многие у вас наверняка знаете больше меня. Так неужели вы не видите, что поздно рядиться и колебаться, поздно даже бояться, ибо самое страшное — что грядет, что уже на подходе, пока вы договариваетесь и делите портфели. Вам не надоели эти игры? — Если признаете, что мы знаем больше,— поинтересовался Юстиан,— отчего так уверены в своей правоте? — Потому что имел случай в ней убедиться. Чтобы правильно решить задачу, не обязательно знать все — довольно некоего минимума. Сколько раз бывало, начиная со школы, когда лобастые очкарики, пространно рассуждавшие на элитные темы и сыпавшие неведомыми мне терминами, оставались у меня за спиной, как только дело доходило до решения задач — все равно каких: по алгебре, психиатрии, социологии… — Стало быть, вы интуитивист? — улыбаясь, спросил Юстиан. — Вам обязательно навесить ярлык? А что такое интуиция, вы определили? Может, я предвижу будущее — это ясновидение или интуиция? Хорошая штука теория, нужная, даже необходимая, однако рано или поздно приходится браться за дело. А кто за вас станет марать руки — я, что ли? — А разве нет? — Ну и я, конечно,— без энтузиазма согласился Вадим.— Только много ли я осилю — один? Не Тима же запрягать: от него больше трескотни? — Но-но! — встрепенулся помянутый.— Кто бы говорил!.. — Ага, проснулся,— ухмыльнулся Вадим.— Чего отмалчиваешься? Или по-прежнему не смеешь прекословить начальству? — Хотите знать, чем мы занимаемся? — спросил Юстиан.— Кое-что вы уже видели. — Секта воображенцев? — Это лишь одна из полулегальных форм нашей деятельности — то, что впрямую не запрещено. Мы пытаемся дать людям альтернативу — хотя бы в сфере развлечений. Понятно, рукописи не расходятся широко — однако надо же поддерживать огонек хоть как-то? Книги сохранились сейчас у немногих, сами знаете,— он кивнул на полки,— да и сколько можно их перечитывать? — Ну, здорово! — хмыкнул Вадим.— Альтернативное развлечение как форма революционной борьбы. Есть чем гордиться. — А вы не задумывались, почему на развитом Западе, где между творцами и поклонниками не стоит государство, первые нередко становятся мультимиллионерами? — Ну как же: от зависти чего не передумаешь!.. — Человек так устроен, что потребность в зрелище стоит в нем едва не следом за голодом,— за избавление от скуки он готов щедро платить. — Если найдется чем,— вставил Вадим.— Или если не вмешается государство, на безрыбье подсунув гнилой, зато идеологически выдержанный товар. И куда деваться тогда? — Ну, при мне державу крыть не обязательно.— Вадиму вспомнились слова Юльки.— С этим я и сам справляюсь — худо-бедно. — Конечно, наши потуги — капли в море, однако и капли долбят камень. — Только не в самом море,— возразил Вадим.— А сами вы смотрите тивишник? — Боже упаси! И никто из наших. Если хотите, это непременное условие. — Из-за пластиковых вставок? — Из-за них тоже. Уже набрана немалая статистика, и тенденции обозначились явственно: под влиянием Студийных программ люди деградируют с катастрофической быстротой. Этого не объяснить обычной массированной пропагандой — это сродни гипновнушению, только еще сильней и куда прочнее. На удивление быстро население города превращается в покорное стадо. — А люди — в баранов? — спросил Вадим.— Помните заклятие Цирцеи? — Вроде того,— кивнул Юстиан.— Только там, по-моему, фигурировали свиньи. — Еще круче… Кстати, крутари почти не смотрят тивишных программ. По вечерам у них самая суета, и других развлечений хватает. — Зато все они потребляют “химию” — без этого не выжить. А знаете, откуда она вышла? — Из Института? — Скорее всего. А если так, какой в этом прок властям? Не может ли “химия” оказаться еще одним арканом, наброшенным на общество? А если так, при чем здесь Шершни? — подумал Вадим. “Это — жжжжжж — неспроста!” Оч-чень занятно… — Во всяком случае, люди звереют как от тивишников, так и от “химии”,— подтвердил он,— только по-разному. А зверьем управлять проще, даже и буйным. Между прочим, что вы знаете про “воронов”? После секундного недоумения Юстиан усмехнулся: — И вам пришла на ум эта аналогия? Увы, известно немного. Забирают только спецов, но без видимой системы и не самых беспокойных, как вытворяли сталинские “воронки”. Так что это мало походит на репрессоров — если допустить, будто они втихаря, под покровом ночи, закручивают гайки. Правда, все пропавшие, насколько известно, не смотрели ТВ. Но это характеризует скорее уровень их интеллекта, чем нелояльности. — Разве это не связано? — Не напрямую, скажем так. Необходимое, но не достаточное условие. В любом случае, такие мозги разумнее использовать, нежели уничтожать. — Для этого, как минимум, требуется упомянутая вами разумность. — Или рассудочность, если быть точным,— одна из составляющих разума. — Не самая важная, верно? — Согласен. — И что, никаких следов? — спросил Вадим.— Пропали-то, наверно, десятки. — Если не сотни. Увы, не вернулся ни один, зато и трупы пока не всплывали. Мы пытались вшивать кандидатам маячки в одежду, некоторым даже вживляли в тело — без толку, хотя нескольких “меченых” уже прихватили. — А на что вы надеялись? — Вадим пожал плечами.— Тому может быть масса объяснений: от весьма вероятного экранирования до почти неизбежной, при таком охвате, утечки… Ладно,— сказал он,— а как вы объясняете новшества последних лет? По всем законам любое замкнутое общество должно отставать от прочего мира — тем быстрей, чем меньше численность. А мы, наоборот, кое в чем даже “впереди планеты всей”. Не Институт, а прямо питомник гениев! — Кто может знать, Вадим? Ничего запредельного Институт не выдавал: все могло быть уже придумано — где-нибудь, кем-нибудь. Единственная сложность: доставить сюда. — Через Бугор? — осведомился Вадим.— Вы видели тамошних зверюг? — Да-а,— неопределенно протянул гость,— уж эти нам звери!.. — Существуют как бы два входа,— сказал Вадим.— Через один к нам попадают новинки, сквозь другой проникает зверье. А почему сию гипотетическую пару не объединить в единственную дверь, через которую и прет все это вместе? Добавьте сюда явное превышение потребления над производством, полную фантастичность пресловутого Бугра, вопиющие отклонения подбугорных чудищ от земной фауны… Знаете, на что это смахивает? На вторжение!.. Простите за банальность, но сколько еще можно избегать этого слова?! Будто кто-то внушил на него стойкую аллергию. — Пограничный барьер и вправду необычен,— согласился Юстиан,— однако, повторяю, не запределен. Кто-то вполне мог додуматься до него и на Земле. А звери — что же, побочный эффект. — Может, и “побочный”,— не стал настаивать Вадим.— А насчет “эффекта” поинтересуйтесь у селян — уж они его оценили. — К тому ж о каком вторжении идет речь? Об инопланетном, из параллельного мира, о потустороннем? А может, кто-то из наших по нечаянности распахнул дверцу в отдаленное, еще дочеловечье, прошлое? — На секунду Юстиан запнулся, будто сболтнул лишнее, затем все же добавил: — Почему нет? Как можно по немногим найденным костям судить о тех эпохах, если даже в знаниях о современной фауне полно пробелов! Вадим вгляделся в гостя с любопытством. — Кажется, вы намекаете на працивилизацию,— предположил он.— Есть и такая гипотеза? — Среди прочих,— нехотя подтвердил Юстиан.— Кстати, наличие двери объясняет и отсутствие всяких следов предшественников по разуму — к чему было усмирять тогдашнюю буйную природу? — Когда теперешнюю разложили на все лопатки,— заключил Вадим.— И что она им — при их мезозойской либо кайнозойской закалке! На один зуб… А между прочим, тогда не водились вампиры? Скажем, ящерные аналоги наших летающих кровососов, только крупнее и опасней? — Тогда могло водиться все,— убежденно повторил Юстиан.— До нас дошли крохи, к тому ж не самые важные. И все, что вы видели нового, уже могло существовать на Земле. — Включая технику? — По-вашему, за сотни миллионов лет от нее могло что-то уцелеть? Я сомневаюсь. Может, через тысячу-другую лет этот замечательный пластик рассыплется в прах? — А как насчет бластеров? Посылать взамен пуль мощнейшие сгустки энергии!.. До такого мы еще не доехали. — Это вовсе не означает, что пришельцы из мезозоя обставили нас в целом,— возразил Юстиан не без азарта, будто сам и выдвинул эту гипотезу.— Если помните, в те времена климат изобиловал грозами, а значит, мезозойцы куда теснее людей контактировали с электричеством — было где поднабраться. К тому же многих тамошних зверюг не усмирить иначе как молниями. Стало быть, изобретать порох мезозойцам было незачем: слишком медленный путь,— когда ещё они додумаются до современных нам взрывчаток и реактивных носителей! — Насчет “помните” — это вы в точку,— пробормотал Вадим.— Хотя не думал, что выгляжу настолько древним. Но в общем версия показалась занятной. По крайней мере, не столь заезженной, как вариант “пришельцы из космоса”. Раса мезозойских вампиров — жизнестойких, могущественных. И совершенно безжалостных к людям, ибо те настолько выпадают за их — Может, дело не только в этом? — добавил он, поневоле вовлекаясь в сотворчество.— Может, они не способны “додумываться”, а умеют только копировать — природу, творения других? Может, они формалисты похлеще японцев, а вдобавок обладают исключительной способностью к мимикрии? — Бластер — ни фига себе! — наконец пробудился Тим.— И где, интересно, его могли скопировать? — А ты представь бластер как некий гибрид шаровой и линейной молний,— предложил Вадим.— Слышал, что говорил Юстиан,— а, засоня? Если шаровики вьются вокруг, точно мухи, не так сложно постичь их механизм, чтобы затем воссоздать искусственно. — Сколько я в жизни падал,— возразил коротыш,— а механизма гравитации не постиг. — Ты реже приземляйся на голову,— с ухмылкой посоветовал Вадим.— Может, тогда озарит. — А сам-то, сам!.. — Но я ж не падаю. — Голова, что ли, легкая? — съязвил Тим.— Не перевешивает? — Для головы важен объем,— пояснил Вадим.— Вес больше характеризует толщину черепа: мозги-то легче костей. — А почему вы заговорили про мимикрию? — заинтересовался Юстиан.— Способ выживания, да? — Скорее охоты. Если они вправду кровососы, им не обойтись без умения затесаться в любое подходящее по габаритам стадо, чтобы затем втихаря накрыть жертву. Мимикрия на уровне оборотней — каково? — Меня настораживает терминология: вампиры, оборотни… Вы не съезжаете в мистику? Вадим коротко рассмеялся: господи, еще один! — Поверьте, я обращусь к ней, лишь перебрав прочие варианты,— сказал он.— Когда станет совсем уж некуда деваться. Как и у вас, у меня к мистике иммунитет, привитый фантастикой. Однако, если припрет… Абсолютных истин не бывает, верно? И что есть мистика, как не выпадение из сферы, очерченной современными науками? Еще не познанное, однако вполне постижимое. Как те же путешествия во времени. — Но почему вы так упорно приписываете пришельцам вампиризм? Что-то умалчиваете, да? — Как и вы,— подтвердил Вадим.— И что вам до моих построений? Вас же интересуют факты. Впрочем… есть признаки, что пришельцы нацелены именно на сапиенсов и только кровь “братьев по разуму” обеспечивает им полноценное питание. Стало быть, в своем мезозое (или откуда они) вампиры были не единственной расой. И если вы разрабатываете версию всерьез, нелишне иметь это в виду: вдруг нам повезет на союзников! — Похоже, мы отвлеклись,— Юстиан покосился на Тима, видимо, вспомнив, что находится не на сходке воображенцев.— Какое “всерьез”, что вы!.. Обычная гимнастика ума. — Уже испугались — собственной гипотезы? — Вадим укоризненно покачал головой.— Конечно, и я предпочитаю легковерию скептицизм… — Чего-чего, а гипотез хватает,— усмехнулся гость.— И не доказать их, и не опровергнуть. Например, один предположил, будто мы и вовсе в другом мире, а стоит подняться над слоем туч, как увидим под собой купол клубящегося тумана — с краями, обрывающимися в пустоту. — Не проходит,— сказал Вадим.— Тогда бы не принимались спутниковые программы. Пока что Земля рядом. — Предлагаю еще вариант,— вступил Тим.— Пришельцы из “темного” будущего!.. Почему нет? Сам же говорил, сколько нового высыпало: бластеры, материалы, эти фокусы с пространством. А на службе у них киборги-терминаторы — чудовищной силы и без всяких нервов. Кто еще смог бы сотворить с людьми такое? — Ну ты фантаст! — усмехнулся Вадим.— И похищают людей тоже киборги? — Конечно. Потому всё у них и проходит без сбоев: громадный разрыв возможностей!.. — Ты забыл: я-то отбился. В изумлении Тим уставился на приятеля и неожиданно выпалил: — А ты тоже киборг! Я давно подозревал, даже высказывал — помнишь? Только из иного будущего, из “светлого”. Может, даже коммунистического. — Ну, спасибо тебе, Тимушка,— Вадим изобразил подобие поклона.— Из коммунизма, говоришь? Тоже, выходит, “ориентирован на добро” — запрограммирован неведомыми умниками? — Как видите, версий много,— сказал воображенец,— и все исключают друг друга. А значит, нет ни одного объяснения. Факты нужны, факты!.. Снова подлив всем чаю, уже остывшего, Вадим произнес: — Юстиан, как я говорил, вы мне симпатичны… — Вы мне тоже,— улыбнулся тот.— Нет, правда: сочетание воли и ума — большая редкость. А если добавить к этому совесть… Поморщась, Вадим отмахнулся: — Куда мне столько — одному? Это уже триада, значит, и делить надо на троих. Наверно, среди спецов вы из лучших,— продолжал он.— Может, у вас даже хватит рассудочности, чтоб оценить себя трезво. — Может быть,— согласился Юстиан, выжидательно на него глядя. — Мне вообще приятны спецы: как технари, так и гуманитарии,— в конце концов, я сам из них. — Из которых? — хмыкнул Тим. — Из всех. Мне нравятся их сообразительность, ироничность, фантазия. Конечно, пропорции этого разнятся — в каждой профессии свой оптимум. Но кое-чего спецам не хватает. — Чего же? — вежливо спросил Юстиан. — Как раз силы — имею в виду не физическую. Чтобы верно рассуждать, мало интеллекта — нужен сбалансированный крепкий характер, не позволяющий возобладать эмоциям. Пока задачка абстрактна, спецы еще способны ворочать мозгами, но не дай бог наступить им на мозоль!.. Вообще, спецы, почти поголовно, напоминают мне больших и трудных детей, обожающих выдавать грезы за реальность. — Что ж, ваша точка зрения не слишком расходится с официальной,— заметил Юстиан.— Крепостники охотно выдают спецов за деток, не готовых к самостоятельной жизни и потому нуждающихся в опеке. — А разве это не так? — грустно спросил Вадим.— Дай им сейчас волю, многие ли обрадуются? И не попросится ли большинство обратно, в теплые и сытые клетки? — Пусть сперва дадут,— возразил гость.— Там посмотрим. — Ну да, “главное — ввязаться в бой”!.. И вам не жаль “деток”? — Но если это единственный способ повзрослеть? — Пусть так,— согласился Вадим.— Однако нынешний режим в их взрослении не заинтересован, иначе зачем он станет нужен. Вот я и думаю: а не сделали ли спецов такими искусственно? — Ну, ты хватил! — воскликнул Тим. — А заодно им привили презрение и ненависть к силе,— продолжал Вадим.— Что, впрочем, оказалось не сложно, ибо как еще оправдать свою слабость? Ненавидят — чего боятся, презирают — чему завидуют. Чтобы признать это, тоже требуется сила — а где ее взять? — Не у крутарей же? — улыбнулся Юстиан. — Почему нет? Ну да, у них культ тела и непомерная тяга к власти, а кобели они еще те — сродни “золототысячникам”!.. И все-таки крутари для вас именно то, что именуется естественным союзником, ибо и они сейчас противостоят Крепости, а может, так же являются ее жертвами. — Ничего себе — жертвы! — снова хмыкнул Тим. — Полагаете, их перекос тоже создан искусственно? — сообразил Юстиан и задумался. — “Ищи, кому выгодно”,— напомнил Вадим.— И еще: “разделяй и властвуй”. Что может быть выгоднее для властей, чем разделение ума и силы? Да чего они стоят — порознь! — Ну да, а ты вроде как этого избежал,— обиженно вставил Тим.— И нашим и вашим, верно? “Миров двух промежность”. — Во всяком случае, полностью я не принадлежу ни к кому — а потому на всех могу глядеть со стороны. Очень выигрышная позиция. — “Моя хата с краю”, да? Причем ото всех. — Еще пришей нехватку кастовой солидарности! — усмехнулся Вадим.— Кстати, раньше она звалась “классовой”. Такое же “прибежище негодяев”, как патриотизм, на поверку чаще оборачивающийся шкурничеством. — Выходит, ты космополит? — Скорее индивидуалист — если тебе не хватает табличек. “Мое” (и твое тоже, Тимка, не плачь) для меня выше “нашего”, как ни зови его: общиной, державой или Крепостью,— ибо там слишком много прилипал. Вот для чинуш нет греха страшнее, чем “измена” государству — кое, по сути, и есть они. А как можно изменить государству — это что, любовница или брат? Даже чинуши, в общем, не люди — так, некие функции, призванные облегчать гражданам жизнь. Ну можно ль изменить канализационной сети? — Вернемся к крутарям,— предложил Юстиан. — Вернемся,— кивнул Вадим.— Что невыгодно режиму, выгодно нам, разве нет? А потому не лучше ли заключить с ними союз? — Чтоб они нас подмяли? — снова спросил гость.— Вы так уверены в их благородстве? — Я верю в их здравый смысл. И в то, что у них есть чему поучиться. И в то, что другого пути сейчас нет — ни у вас, ни у них. — “Вместе — победим”, да? — кисло осведомился Тим.— Заветы Ильича, ну еще бы!.. Конечно, если он вправду это изрек. — Чего вы боитесь — собственной слабости? — спросил Вадим.— Поймите, они заинтересованы в вас не меньше. Безусловно, подмять вас попытаются, на то и крутари,— так не будьте же слабаками! Здесь игра на равных — не то что с Крепостью. — По-моему, крутари немногим лучше. В такую первозданную дикость опасно ввергаться. Только ослабнет давёж управителей, как крутари компенсируют его с лихвой, а методы у них куда жестче. Предлагаете “из огня в полымя”? — Им придется договариваться — с вами, между собой: иначе не выживут. Это хоть какое-то продвижение. — Очень мизерное, вам не кажется? — спросил Юстиан.— По-моему, вы романтизируете крутарей. У большинства сила лишь средство — для достижения богатства, власти. Для самоутверждения, наконец,— за чужой счет. — Но есть и такие, кто устремлен к доблести или славе… даже красоте. От вас зависит, какую долю они составят. Как правило, крутари простые парни, и в жизни им требуются вешки, чтоб не заплутать,— так дайте же их!.. Или за вас это сделают другие, и вот тогда — не обессудьте. — По-вашему, нам удастся поладить? А если да, то надолго ли? — На длинном пути к свободе неизбежны временные союзы,— сказал Вадим.— У каждого здесь собственный предел. И после каждого перегона некоторые из сподвижников будут превращаться во врагов, потому как большего им не надо, а лишних вольностей они страшатся и станут бороться против них всеми способами. Кто-то отстанет раньше, кто-то — позже. — И только ты пойдешь до конца,— съязвил Тим.— “В абсолютной темноте”. — Я-то пойду,— согласился Вадим,— поскольку в себе уверен. Однако, не скрою, хотелось бы хорошей компании. — Сплошь “гуси”, а не “свиньи”, да? А теперь, товарищи, всей стаей и полетим!.. К счастью, по третьему кругу разговор не пошел, и скоро поздние визитеры убрались, предоставив Вадима себе. Выдвинув из глубины шкафа монитор, он положил клавиатуру на колени и принялся раскручивать на экране сведения с принесенной гостями дискетки. Оказалось их не много, но уж побольше, чем знал он сам. А вместе с личными его накоплениями вырисовывалась занятная картина. Во-первых, если верить набранной статистике, в большинстве по ночам гибли девушки, в возрасте от двенадцати до двадцати (любимая пища драконов, если доверять и сказкам). Вряд ли дело заключалось в том, что именно они чаще разгуливают по темным улицам,— статистика задержаний утверждала обратное, к тому же многие девицы гибли дома. Конечно, как жертвы они казались наиболее уязвимыми, если не считать совсем уж детей, но при этом вполне подходили для секса. Попутно выяснилось, что ни одна из погибших и еще пригодных для осмотра девиц к роковой для себя ночи не сохранила девственность (а тут приходят на память единороги). О чем это говорило: о раннем пробуждении женственности, о распущенности, о своеволии, о безоглядности чувств? Вадим подозревал, что причина в ином, то есть и в ином тоже: в их насыщенной Хаосом крови. Кому-то очень ее недостает. Кстати, сюда же вполне вписываются похищения — ведь что есть упомянутая Юстианом “нелояльность”, как не избыток Хаоса, побуждающий выламываться из рамок? Можете считать это паранойей, господа, но тогда подбросьте идейку получше!.. Хорошо, что имеем из прочего? — спросил он себя. Подбугорные странности, зловещие тивишники, а к ним чудесные латы, пробиваемые лишь не менее чудесными стрелами. Не слишком ли много чудес? Наверно, все они и вправду разновидности одного чуда. А что под рукою сейчас? До Бугра далеко, латами не запаслись, зато тивишная вставка — вот она, в наличии!.. И что с ней можно сотворить, сверх прежнего? Прибавился у нас инструментарий? Но для начала все же запустим шарманку. Без особенной охоты Вадим включил тивишник — единственный кроме компа прибор, оставшийся после переезда,— и тут же притушил звук и яркость до минимума, чтоб не отвлекали. Конечно, содержание передач могло играть в этом роль, но вряд ли первостепенную. Главную исполняла сама вставка, а запускалась она при общем включении — хоть это было ясно. Что же дальше? Как и всегда, Вадим ощутил исходящую от экрана угрозу, словно оттуда хлестало жесткое излучение (не обнаруженное пока никакими датчиками). И на что это похоже, а? — напрягся он. Я вас спрашиваю! Где я уже чувствовал этот чужой, враждебный аромат? Ну да, на подбугорном склоне… и вблизи Шершней… а еще, совсем недавно, во взгляде пойманного серка… Поспешно Вадим выключил тивишник, чтоб удержаться от искушения впустить в себя А ведь это многое объясняет! — подумал Вадим. Если они (мезозойцы, вампиры?) принялись за пространство всерьез, почему не использовать открытие на всех уровнях, от глобальных закороток между мирами до латных покрытий, непроницаемых для любых предметов, кроме подобных: стрел или, скажем, мечей? Эдак по-простому, без затей, развернуть пространство на пол-оборота — черта лысого тогда сквозь него продерешься!.. Но как все-таки устроен Бугор? И что случится, когда сфера непроницаемости накроет нас полностью? Скакнем всей губернией на миллион веков назад или окажемся в иной Вселенной? А если против одного тивишника поставить другой, что произойдет? — внезапно заинтересовался он. Обычное зеркало вряд ли сработает: наверняка те, кто это затеял, застраховались от случайностей. Однако наткнуться рядом на такой же экран — это уже не случай. И что затем? Два идентичных глаза уставятся друг на друга, пытаясь подмять, проникая один в другой, открывая вход в Зазеркалье. Словно зеркальная дорожка, по которой гулял Калиостро. Недаром с зеркалами связано столько сказок — надо лишь уметь их открывать!.. Фу, кажется, меня опять заносит, пора делать перерыв. Который раз за сегодня Вадим попытался вызвать Юлю — скорее от безысходности, чем действительно на что-то надеясь. В прежние времена, с Эвой, это удавалось, но только когда общения хотели оба. К тому ж Эва в таких делах куда изощренней — и, конечно, не только в таких. Юлька лишь похвалялась опытностью, а истинные ведьмы болтают мало, зато играючи разносят вдрызг и жизнь, и психику. Выдерживают единицы, но отношение к этим шалуньям определяют не они. А нарываться на скандалы ведьмы умеют — еще б научились соизмерять силы… Черт побери, что же случилось с Юлькой? — волновался Вадим. Или подумала-подумала и решила обидеться насмерть? С женщинами такое сплошь и рядом. Хорошее забывается, остаются претензии. Она, понимаешь, к нему со всей душой, раскидав пошире коленки, а он, мерзавец эдакий, ее в сестренки записывает! Или во внучки? “Добрый дедушка Мороз, он подарки нам…” Во кретин-то! Закрыв глаза и расслабившись, В окружившем его тумане Вадим различил аскетичное бесстрастное лицо, размеренно вещавшее (голос тоже пробивался словно сквозь вату): — …а в предзакатные часы указанными субъектами овладевает неодолимое беспокойство, и зуд делается нестерпимым, и голод сводит с ума, будто разрываются в сознании старые связи и формируются новые. И меняются они не только обликом, но и сутью. И нет у них больше ни родичей, ни друзей — лишь единый Хозяин, коему обязаны они Силой и самой жизнью. А стоит спустить означенных зверей с привязи, как устремляются они на охоту. И нет у них ни жалости, ни пощады к загнанной дичи, ибо для зверей она еда и пуще того — угроза, поскольку вольно или нет готовит им гибель. Кто смог бы удержаться на месте зверей и что смогло б его удержать? Немыслимо противиться сути, разве вначале. Но тогда это кажется пустяком… Затем странный лик сгинул, вместе с голосом, а Вадим будто вынырнул на поверхность — мокрый от пота, хватая ртом воздух. Черт, что это было? — недоумевал он. К чему я прикоснулся? Вообще я к Юльке попал или заблудился? Переводя дух, Вадим покачал головой: называется, отвлекся. Кто мог знать, что это потребует столько сил! Может, меня все же не хотели впускать? |
||
|