9

У большой дороги я вынужденно приостановился. По ней проезжала колонна военных грузовиков, и пришлось ждать. Из-под тентов болотного цвета на нас смотрели безмолвные солдаты, равнодушные к тому, что мы поневоле обращаем на них внимание. Наконец колонна миновала подъездную дорогу, и я выехал на большую дорогу, повернул в другую сторону от военных грузовиков, быстро набрал приличную скорость.

– Что вы о нас думаете? – вопрос Ольги был неожиданным. – Только честно.

– Честно? Избыток денег тебя ещё не испортил. И сестру тоже.

– Вы уверены?

– Мне так кажется.

Она подумала и согласилась.

– Пожалуй.

Я затормозил у перекрёстка, однако тут же загорелся жёлтый глаз, и мы проскочили под зелёный свет, понеслись по широкой полосе проспекта.

– Теперь твоя очередь,– я глянул на спутницу. – Почему он тебе не нравится?

– Кто? А-а, этот. Неприятно, когда о тебе знают слишком много. И не скрывают, что знают.

– Да уж, неприятно, – согласился я. – И совсем неинтересно. Такие даже хорошей выдумке не верят.

Она фыркнула и вдруг искренне расхохоталась.

– Вы ночью, правда, поверили, я Вика?

– Давай, на ты, – уклонился я от ответа. И сменил тему: – Человек, к которому я еду, назвал её ведьмой.

– Иван, что ли?

– Ты его знаешь?

– Он был у нас, приезжал к отцу. Вика не ведьма, просто она никого не любит, кроме отца.

– И тебя.

– Я говорю о мужчинах. Очень плохо, когда женщина слишком умная. Она быстро разочаровывается. А это плохо, возникают сомнения в себе.

– Она что, так никого и не любила? Кроме отца. Что-то не верится.

Ольга поморщилась, ответила неохотно.

– Я не знаю… Любила, конечно. Очень сильно. Я не хочу говорить об этом.

– Ладно, не будем. Извини.

– Дело не в извинении. Я просто не хочу об этом.

Минут через двадцать я подъехал к Малому Тишинскому переулку, и она показала угол, где остановиться.

– Пройдусь, – сказала она и приоткрыла дверцу, но не выходила, будто осталось что-то недосказанное.

– Рад знакомству с тобой, – признался я. – Когда общаешься с тем, кто тебе приятен, больше ничего не нужно.

– Я знаю, – тихо произнесла она. – До свиданья.

– Пока.

Я не позволил ей захлопнуть дверцу, сделал это сам и помахал рукой. Она ответила тем же, и я тронулся с места. Выезжая из переулка, я смотрел в зеркальце заднего обзора, как она легко удаляется по тротуару. Она словно догадалась, обернулась и ещё раз вскинула руку.

Вскоре я влился в поток машин на Садовом кольце. Тогда и смирился, что в любом случае не успеваю к трём часам, и у Ивана, наверное, сложится нелестное мнение о моих обещаниях быть точным. Но меня это мало заботило. Я ни о чём не жалел, и было такое чувство, что день прожил не зря, что это хороший день, какие бы пакости он мне не готовил до своего окончания.

К моему удивлению, когда я звучным шагом вошёл в рабочее помещение Ивана, перешагнул порог и остановился, он ни словом не обмолвился о моём опоздании. Иван сидел во вращающемся кресле и не отрывался от компьютера. Он постукивал двумя пальцами по клавиатуре и замирал от происходящего на экране монитора. Обойдя спинку кресла, я увидел, что он играет с компьютером на раздевание белокурой девицы. На моих глазах он выиграл расклад, и компьютер скинул с лежащей девицы яркий лифчик. В следующем раскладе он опять выиграл, и девица бесстыдно оголилась.

– Как обед? – полюбопытствовал он, возвращая игру к началу. Затем отвлёкся, кинул в рот лимонную дольку мармелада и, обсасывая её, не спеша запил глотком крепкого чая. – Чай будешь? Схожу, подогрею.

Я с отрицанием повёл головой, хотя он не мог этого видеть.

– Кто такой Эдик?

Вопрос его не удивил, но он движением руки указал на стены, стол, люстру у потолка. Я понял и не настаивал.

– Мне сегодня везёт, – вместо ответа сказал он. – Разделась, как я хотел. Помнишь про настенную надпись в картинной галерее: «Жаль, ты только на картине»? Кто нам рассказывал, а?

Я пожал плечами: этого я не помнил и не желал вспоминать.

– Ну ладно, – он выключил компьютер. – Когда везёт, главное – вовремя остановиться. – Он поднялся с кресла, раскрыл шкаф и снял с плечиков свой плащ. Надел его, однако застёгивать не стал. – Пошли-ка, проветримся. Рядом приличный скверик.

Воздух стал суше, асфальт подсыхал, под ногами шуршали жёлтые и бурые листья. Как бы прогуливаясь, мы шли по узкой улочке, и, может быть, напоминали людей иной эпохи, рассудительной и неторопливой.

– Так кто же он, этот Эдик? – повторил я вопрос, стараясь не выказывать личные мотивы такого интереса.

– Не берусь утверждать на все сто… по-моему, спец по особым поручением у их папаши. Я бы сам не решился оказаться на его пути без крайней необходимости, и тебе не советую.

– Кажется, он метит в мужья Вики.

– Вполне возможно. И смею тебя уверить, папаша не будет возражать, если она согласится. Семейный синдикат укрепляется от таких браков, а это для него самое важное.

– У них что, делишки в Южной Африке?

– У них бизнес повсюду. Кстати, не вижу в этом ничего плохого. Наоборот. Пусть их называют мафией или чем угодно ещё.

Мы обошли забор у ветхого двухъярусного строения. Асфальтовое покрытие проулка тонуло в слое тёмно-рыжей глины, изрезанной колёсами тяжёлых грузовиков. Шагах в ста от нас завершалось строительство кирпичного здания производственного назначения. Там без особой суеты подводили какие-то провода, кабели. Иван впереди меня прошёл по шаткому деревянному настилу, подождал, пока я оказался рядом, затем кивнул в сторону грузовика с откидным задним бортом, стоящего поодаль, возле строительного вагончика.

– Смотри, – в его голосе было одобрение. – Никаких чиновников, а дело идёт, здание строится. Что людьми движет? Одни интересы. Капиталовложения в будущую прибыль, заработок, во всём здравый смысл и общий интерес, и везде порядок. Недаром Японию даже америкашки с завистью называют единой корпорацией. А почему? Япошки создали такие национальные цели, в которых заинтересованы все.

– Что ж нам-то мешает позаимствовать на Западе лучшее, а не воровство, уголовщину? – спросил я, слушая его разглагольствования вполуха.

– Недостаток ума либеральной власти, – он постучал пальцем по лбу. – Наша власть ничего не способна объяснить даже себе. Она сама не знает, что делать. Я тебе серьёзно говорю, у них нет никакой осмысленной стратегии, никакой общественной цели. Будь такая цель, власть была бы сплочённой, не боялась страны. И не понадобилось бы плодить такую орду бесстыжего чиновничества, которое только обирает нас, бизнес. Из-за них растут затраты, цены. А расплачивается остальное население, оно нищает из-за развала производства, и великая держава превращается в страну третьего мира, в сырьевой придаток Запада. Нынешний режим держится лишь на чиновниках, и во всём идёт им на уступки, сдавая одну позицию за другой. Эта власть недееспособна и недолговечна. Она обслуживает кучку беспринципных дельцов и шарлатанов от политики, которым наплевать на Россию. Нас же они обирают и грабят, как и прочих…

Я начинал раздражаться очевидными для меня противоречиями в такой позиции и прервал его.

– Мне не нравится, когда во всех бедах винят одну власть. Жизненный опыт подсказывает мне, что прав Макиавелли, а не ты. Каждый народ достоин своего правительства. И я очень сомневаюсь, что наш бизнес, каким его видел и знаю, способен подняться до общенациональных задач. Не надо уповать на бизнес, как на идола.

Он рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Чудак, разве я спорю? Наша буржуазия пока стадо баранов или, лучше сказать, анархистов от бизнеса. Они не задумываются о социальных обязательствах, о классовой солидарности и национальных интересах, мало чем отличаются от уголовного быдла, которое вовремя успело отхватить кусок пирога воровской приватизации. Они предпочитают жрать свой кусок по своим норам, урча от подвалившего счастья. Их потребности примитивны – кабак и бабы, психология – уголовно-революционная. Никакого понятия о значении государства, общественного сознания. Государство для них – и для меня в том числе – абстракция, некий враг номер один в образе чиновника, который пытается надеть на нас ошейник и запрячь в упряжку. Вместо того, чтобы брать на себя ответственность за управление страной, обществом, наш буржуа, а точнее «новый русский», предпочитает бандитски, исподтишка воровать и грабить всё, что подвернётся, не желая видеть, что рубит сук, на котором сидит. Я потому и говорил тебе, неизбежно второе перераспределение собственности. Она будет изъята теми, кто способен стать политическим классом предпринимателей, осознать свою ответственность перед государством и будет считать её своим первоочередным, кровным интересом.

– Как же, жди! – съязвил я. – Так тебе нынешние собственники и позволят изъять их богатства! С их-то связями в правительстве и наёмными головорезами.

– Диктатура, старик. Неужели не видишь, мы идём к диктатуре? Сравни человеческий материал в промышленно развитых странах и у нас. Небо и земля. С таким человеческим материалом мы не будем конкурентоспособны и через сотню лет. Станем глухой колонией, дикой и хронически бедной. Но наш отечественный капитал этого не позволит. Нам нужны совсем другие люди, иного качества, иной культуры. Парламентаризм с этим не справится, это ж и дураку ясно. Да и что это за дума, которую я, например, презираю. Парламент тогда парламент, когда он нужен нам, предпринимателям. А если он пускается в собственное плавание, не может выдвинуть ни одного разумного деятеля, предложить толковой программы, он превращается в корабль дураков, в фикцию при чиновничьем произволе, и представляет фасад, не больше. Только мы можем вытащить страну из нищеты и хаоса, мы, а не они. Если мы забастуем, обязательно появится тот, кто возьмётся выражать наши интересы, скажет им «Цыц!» и загонит туда, где им и место. Так оно в конечном итоге и будет. Потому что глупость не поумнеет, и она ни на что не способна, кроме злопамятства. Особенно в России, где такие глубокие корни косности и отсутствие культуры стратегического анализа.

– А как же Пётр Великий, Ленин, Богданов, другие?

Он дёрнул плечом, не вынимая рук из карманов распахнутого плаща.

– Это гении в океане бездарности. Гении здравого смысла или идеи. В России личность от косности спасают только прозрения, гениальные прозрения. А таких людей единицы. Нам и нужно господство предпринимателей, чтобы не зависеть от гениальных случайностей, как было до сих пор.

Мы прогуливались без определённой цели, во всяком случае, мне так казалось, и вышли к просторной, как небольшое поле, площади. Она была светлой в сравнении с улочками старого города. Сразу за площадью открывалась перспектива Тулинской улицы. Слева необычным видом выделялся Андроников монастырь. Там загромыхал неторопливый трамвай, остановился возле сквера у монастыря, потом пересёк площадь и удалился, скрылся за современным зданием. А тоже слева, но ближе, за железной оградой красовался голубой собор: золотые кресты на высоких и стройных луковицах, гармония пропорций, резные окна. Собор огибали трамвайные рельсы, устремляющиеся к пологому спуску, застроенному домами. Иван повёл меня именно туда. Взору открывался такой простор, что дух захватывало: широкая дорога ровной стрелой протянулась вдоль русла Яузы, вдалеке возвышалась внушительная громада высотного здания, шпилем пронзающая бескрайнее небо.

Мы спустились к реке. Иван остановился на мосту, засмотрелся в мутную неприветливую Яузу.

– Ты что, решил тащить меня в политику? – спросил я.

Он вынул из кармана спички. Зажёг одну и выпустил из пальцев, проследил, как она тухнет на лету и падает в воду, медленно плывёт по течению.

– Я изложил, что наболело. Теперь мне легче перейти к делу. Пойми, я не против мафий, семейственных кланов. Сейчас любая организация – прогресс в сравнении с анархией и либеральным индивидуализмом. В том числе с моим и твоим проклятым индивидуализмом образованных интеллигентов…

Я знал, что он прав, но не смог удержаться от защиты личной свободы.

– Да уж догадался. Ты и твой бизнес жаждите порядка, чтоб оставить меня без работы.

– Но пока порядка нет. Недавно человек человеку был волком. По правилу: не ты – так другие, не другие – так ты. К этому я приспособился. А теперь волчьи стаи рыщут по лесу отечественной собственности и не щадят никого из одиночек. Образно говоря, первоначальное развитие нашего капитализма заканчивается, мы вползаем в стадию империализма. Вся прибыльная собственность и капиталы поделены и разворованы, пришло время перераспределения.

– То есть, ты хочешь остаться свободным одиночкой, а ввязаться в…

Моя левая бровь потянулась вверх, изгибаясь в вопросительный знак.

– Совершенно верно. В войну за передел. У меня нет выбора. Либо банкрот, благодаря либеральной тупости нашей власти, либо осторожным браконьером влезаю на территорию одного из кланов, который прикрыт режимом.

– А отец Вики один из хозяев этой территории?

Он резко прижал к губам указательный палец.

– Не будем уточнять. По возможности. – Его взгляд вновь опустился к реке. – Мы стоим здесь, – он понизил голос, – а вполне возможно, совсем близко от нас, течение волочит по дну покойника; обезображенного до неузнаваемости. И вероятней всего, оказался он там не по собственному желанию.

Он отвернулся, оторвался от чугунного ограждения. Мимо нас прошла седовласая женщина в выцветшем пальто и с блеклой сумкой из кожзаменителя, затёртой и изъеденной трещинами. Сумка обвисала под весом батона, краем торчащего у ручек. Женщина шла тяжело, сутулясь, и никуда не торопилась.

– Не знаешь, – спросил я, – почему у него нет особняка?

– А тебе хочется, чтоб у них был?

– Да брось! Просто интересно, зачем рвать глотки ради обогащения, а жить не в особняке.

– Наверное, он умнее, чем ты думаешь. А может, ещё строит. Главное, не особняки, а капитал. К чему мне особняк здесь, если хочу быть свободным и мотаться по всему миру? Лучше куплю виллу где-нибудь у моря, на известном курорте.

– Пожалуй, ты прав.

Иван как бы невзначай окинул взором дорогу и пешеходные подходы.

– А теперь слушай внимательно, – он стал деловитым, достал из кармана плаща пачку сигарет «Лаки страйк». Вытряхнув одну сигарету, вытянул её, после чего убрал пачку на прежнее место. В руке у него появилась зажигалка. – Надеюсь, им хватит работы, по губам разбирать, что я наговорил.

– Думаешь, записывали?

Я тоже огляделся, небрежно, однако пристально, не упуская из виду никакую мелочь. С тем же успехом я мог искать иглу в стоге сена.

– Бережёного бог бережёт, – сказал Иван, прикрывая рот рукой с сигаретой. – На фондовой бирже готовится афера. Не могу сейчас вдаваться в подробности, но поверь, рядом с этим жулики из «МММ» будут выглядеть детишками, срывающими цветы на лужайке Александровского сада.

– Ты в этом уверен? – спросил я, будто услышав, он видел саблезубого тигра у своего подъезда.

– У меня плёнка.

– Видео?

– Нет.

– Та-ак, – сказал я. – Значит, это из-за неё подставил на том плавучем гадюшнике, как ты точно выразился. – Ответа я не дождался. Внезапное озарение заставило меня продолжить. – Ты знал, что в каюте взрывчатка?

Помедлив, он неохотно признался:

– Я сам её туда подложил.

– Только не рассказывай, к ним вот так, запросто, проходят с чемоданчиком, в котором бомба, а в другой руке затаскивают канистры с бензином. Ты что, подкупил кого-то?

Он посмотрел на меня с насмешкой.

– Кого?

– Ну, не знаю, из команды …

– Чтобы дёргаться, не продаст ли? Брось, старик. Всё было гораздо проще. Я посетил Курский вокзал, подыскал бомжа. Предложил заработать. Спустил его ночью в надувную лодку, сунул в руки удилище, чтоб изображал рыбака, и объяснил, когда он должен подплыть к левому борту. Риск был, могли заметить, как он передаёт мне груз в иллюминатор. Но мне повезло.

– И куда делся тот бомж?

– Какое это имеет значение? Не знаю. Я получил груз, отдал деньги, и он уплыл. Или ты полагаешь, мы должны были встретиться в кабаке и обмыть удачное дельце?

– А зачем им такой большой иллюминатор? Явно переделанный?

Он снова облокотился об ограждение, выбросил в реку потушенную сигарету.

– Откуда мне знать, старик, – глядя ей вслед, устало сказал он. – Может, у них там пыточная. Удобно. В случае чего вывалил тело наружу, и пусть потом вылавливают в реке, разбираются… Мне это сейчас неинтересно. Давай перейдём к нашим баранам.

Он посмотрел на холм, где взор привлекал белый монастырь.

– Давно хотел заглянуть туда, и всё никак не удавалось. Пойдём?

Я не возражал.

Пропустив резвый трамвай, мы перешли дорогу и, укорачивая шаги на подъёме, продолжили беззаботную прогулку, на этот раз к определённой цели.

– Мы выиграем отличный приз, – убеждённо сказал Иван. – У тебя есть свободные деньги? Я имею в виду достаточно крупную сумму.

– Достаточно крупную для тебя или для меня?

– Ладно. Сколько можешь получить взаймы, под залог собственности или в кредит? Впрочем, кредит тебе дадут только под залог.

Последнее замечание он высказал без одобрения.

– Тысяч сто.

– Долларов? – для ясности переспросил он, и сам тут же ответил: – Мало. Очень мало.

– Даже в ста не уверен. Главная моя собственность, которую мог бы заложить, – квартира. А рисковать ею не могу и не хочу. Всё ж она не вполне моя.

– Это та, родителей? Они же умерли.

– А если явятся их привидения и станут меня искать, как папаша Гамлета? – Я поморщился от мысли, что паясничаю не по делу. – Давай оставим эту тему. Мне легче жизнью рискнуть, чем чувствовать себя подонком.

Он не ответил, но насупился.

– Так что и ста не наберу. Да что там сто, много меньше.

– У меня нет свободных средств, – проворчал Иван. – Всё вкладываю, что набрал. Заложил всё, что удалось, даже страховой полис. Если б не был убеждён в выигрыше, разве пошёл на такой шаг?

Что я мог ответить? А он дожимал меня:

– Решай… – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Я тебе сделаю страховку на сумму, которую получишь под залог квартиры. Даже если произойдёт невероятное и мы не получим прибыли, а моя фирма лопнет, потеряешь при этом процентов пять, не больше. Вот что, бери всё, где сможешь и что сможешь, времени у тебя – до завтрашнего полудня. Имей в виду, чем больше, тем лучше.

Он начинал заражать меня своей уверенностью. Бастион моих сомнений стал давать трещины. В конце концов, почему бы и нет? Что я теряю? Скорее всего – голову. А если её потеряю, кому нужна моя собачья верность привидениям предков? Наследников у меня нет, жены тоже… С другой стороны, есть возможность хорошо заработать. Это же не шальной грабёж, я рискую головой, а значит, занимаюсь своим непосредственным делом, своим бизнесом, на который имею лицензию. Так что заработок для меня вполне легальный, даже честный. Правда, он несколько непривычен по форме. Но по сути, мне не в чем упрекнуть себя, он будет заслуженным. Деньги же никогда не бывают лишними. Они создают проблемы, придётся придумывать, на что их тратить, куда пристраивать. Однако их отсутствие тоже не украшает жизнь, не делает её безоблачной. Иван мне поможет пустить их в оборот, чтобы они крутились и приносили новые деньги, а те в свою очередь ещё и ещё…

– Ладно, – согласился я, – уговорил.

Мой ответ определённо пришёлся ему по вкусу.

– Старик! – Он обхватил мои плечи. – Мы ещё поплывём с тобой на белой яхте куда-нибудь подальше от этих прохвостов. Вырвем у них кусок пирога, который они решили проглотить сами, и поплывём.

Сославшись на необходимость искать большую для меня сумму, я отказался войти во двор монастыря, и мы расстались.