"Страна клыков и когтей" - читать интересную книгу автора (Маркс Джон)

29

Наконец во мне проснулась потребность говорить, хотя бы чтобы удостовериться самой, что все случилось на самом деле, а Клемми довольствовалась ролью слушательницы и вопросов не задавала. Я рассказала почти все, опустив лишь историю своего последнего столкновения с Торгу. Она же ревностная христианка, убеждала я саму себя, и никогда меня не поймет. Но, может, она и поняла бы, вот только мне не хотелось, чтобы она знала. «Ее осведомленность подвергнет тебя опасности», — нашептывал мне голос из глубины души, и мне не хотелось, чтобы кто-то про него знал, пока я не пойму, что поселилось во мне. Я стала носительницей великой и все растущей тайны. В этой тайне крылась великая и растущая сила. Клемми слушала с жадным спокойствием, не выказывая недоверия даже самым необъяснимым подробностям. К тому времени, когда я закончила, мы добрались до окраин Брасова.

— Ух ты! — Клемми отвела взгляд. — Теперь я понимаю, почему тебе не хотелось такое рассказывать.

Спускаясь по склону, мы миновали несколько ресторанов и продовольственный магазин. На стене рядом с ним красовалась моя фотография. Снимок был сделан прошлым летом в Ньюпорте, и был бы неплох, если бы не тот факт, что женщины на нем больше не существовало. Интересно, уже развесили фотографии норвежца? Знает ли кто-нибудь, что он пропал? Клемми тоже увидела листовку и искоса глянула на меня. Я даже с шага не сбилась. Я умирала с голоду, но все до последнего цента бросила в отеле, и у Клемми тоже деньги вышли. Впереди толклись какие-то люди — из автобуса выходила группа иностранных туристов.

— Прошу прощения, — громко сказала Клемми. — Вы не знаете, в этом городе есть американское консульство?

Наклейка университета Тель-Авива на дорожной сумке подсказала национальность туристов. Оказалось, это приехавшие с экскурсией израильтяне. Вперед вышел здоровяк с грубоватыми манерами. Некоторое время он переводил взгляд с меня на Клемми.

— Могу я вам чем-то помочь?

— У нас вышли неприятности с местными, — объяснила Клемми. — Моей подруге сильно досталось.

Убеждать его не потребовалось. Мой вид говорил сам за себя. Он пощупал мне лоб — наверное, лоб оказался горячим.

— Вы еврейка? — спросил он.

— Нет.

— Хм. А выглядите как еврейка. Вы можете идти? Если я вас поддержу? Тут поблизости есть больница.

— Вы очень добры, сэр, — остановила его Клемми. — Но в настоящий момент врачебная помощь нам не нужна. Нам не хотелось бы поднимать шум, пока мы не поговорим с каким-нибудь представителем американского госдепартамента.

— А девчонка не глупа, Даниэль, — подала голос одна из женщин. — Незачем ее подруге связываться с румынскими врачами. Дай им немного денег, и поедем дальше.

— Вам нужны деньги?

Он достал из кармана пачку и вынул несколько банкнот.

— Нет, сэр. С нами все будет в порядке. Поймаем на шоссе машину до Бухареста.

— Не глупите. — Он насильно всучил ей деньги.

Несколько минут спустя мы ели свиные шницели, пюре из кукурузы, козий сыр и салат из помидоров.

— А ты ловкачка, — сказала я.

— Спасибо. — Клемми зарделась. — Со временем много чего набираешься. Мы постоянно выклянчиваем спонсорские.

Интересно, чего еще она набралась? И было это, уж конечно, не в церкви. Мне вдруг отчаянно потребовалось знать. Клемми стала моим спасательным тросом к внешнему миру и единственным живым свидетелем моего состояния. И то, как она подобрала меня на лесной дороге… слишком уж очевидно это совпадение, слишком уж подстроенным кажется. Нет ли у нее других мотивов, помимо заботы о моем благосостоянии? Она едва меня знает. С чего бы ей беспокоиться?

— В какую игру ты играешь, Клементина? На самом деле?

— Я же тебе говорила.

— Может, ты вообще не христианка? — попыталась я спровоцировать ее. — Может, ты просто лихая деваха, которая любит надевать чужие личины? Вот что я думаю.

— Ха! А что случилось с твоим обручальным кольцом? — провокационно прозвучало в ответ, но в вопросе сквозила искренняя тревога. Я вспомнила, как она рассматривала его при первой нашей встрече. Ее тогда больше интересовало кольцо, чем я сама.

— Потеряла, — ответила я.

Она недоверчиво покачала головой, словно ушам своим не поверила. Возможно, я слегка ее пугала. Нет, дело было не в событиях вчерашней ночи: на нее выскочила считающаяся пропавшей женщина, ее товарища убили, на ее машину напали жуткие твари. Тут было что-то посерьезнее. За неимением лучшего слова, назовем это самим моим существом. От моей изменившейся сущности ее бросало в дрожь.

— У тебя его отобрали?

— Да, — соврала я.

Отведя глаза, она парировала собственной ложью:

— Я тебе верю. Кто-нибудь другой назвал бы твою историю нелепой. Указал бы на дыры и нестыковки. На пропуски. Но не я. Как, по-твоему, почему?

— Ты веришь, что Иисус восстал из мертвых. Почему бы тебе не поверить мне?

Клемми раздраженно втянула носом воздух. На нас стали оборачиваться, но ей было наплевать.

— Невысокого же ты мнения о моей вере. Воскрешение Иисуса опирается на личные свидетельства, сохранившиеся по меньшей мере в четырех источниках. У твоей истории — источник один и потенциально ненадежный. Есть множество верующих, которые и на минуту не поверят, что какой-то тип пьет человеческую кровь и говорит на жутковатых языках, способных заражать тех, кто их слышит. Они списали бы все на шизофрению. Но не я. Бог свидетель, знаю, что все это правда.

Да, она меня спасла, но почему-то я начала считать ее смутной угрозой себе.

— Если ты этому веришь, Клемми, то только потому, что сама что-то знаешь.

Ведь не без причины она поехала за Торгу в горы! Не без причины дала мне крестик. Но ее знание не беспредельно. Она блуждает в потемках настолько, что дала мне крест для защиты от существа, которое эти чертовы штуковины коллекционирует.

— Ты все, что у меня сейчас есть. Если тебе что-то известно, лучше выкладывай.

Клемми приложила палец к губам. Мы привлекали внимание. Все разговоры в ресторане стихли. Люди, словно узнавая, вглядывались в мое лицо. Клемми бросила на стол банкноту, и мы отправились гулять по старому Пойана Брасов, средневековому городку с выгоревшей церковью в центре. Небо затянуло тучами — ворчащими клубками сизой синевы. В воздухе запахло озоном. К югу молнии разили горы. Нога у меня всерьез разболелась, я хромала.

— Уверена, что не хочешь, чтобы я ее осмотрела? — спросила она.

— Перестань повторяться.

Во мне нарастала необъяснимая паника. Клемми хочет заставить замолчать шепотки в моих мыслях. Она против меня, против моих глубинных побуждений. Я не знала, как и почему, но она заодно с моими врагами.

— Расскажи, что тебе известно, — попросила я.

Клемми улыбнулась. Она любила жеманничать. Так и полагается вести себя девчонкам из Далласа. Уж я-то таких знаю. Такое и во мне есть. Но на сей раз у меня не было сил подыгрывать. На карту поставлена моя жизнь. Даже больше, чем жизнь. Меня посетило странное ощущение, словно я вышла из тела, а оно отошло на два шага назад и с каждой минутой отодвигается все дальше. Фоном к этим мыслям пугающе ритмично бормотал странный голос: «Капоретто, Солферино, Бородино, Манзикерт».

— Ты готова поверить в мою историю, как я была готова поверить в твою? — спросила Клемми.

В голове у меня все затягивало дымкой, но я кивнула. Я слышала имена и зажмурилась в тщетной попытке их заглушить, но стало лишь хуже. Стоило векам опуститься, передо мной раскинулась панорама. Я увидела дым, блеск стали и горы порубленных тел. Они были далеко, но видела я их так же ясно, как зонтики над столиками кафе, когда открыла глаза. И те и другие были реальны. И те и другие не исчезли. Раскат грома не избавил меня от этого двойного зрения.

— Я не миссионер, — призналась Клемми.

— Ты носитель перемен. Ты сама мне так сказала.

— Нет, я про то, что у меня совершенно другое пастырство.

Несколько раз мне доводилось видеть, как человек буквально меняется у меня на глазах, такое сейчас произошло и с Клемми. Даже сомневаясь в ее честности, я представляла себе ее миссионеркой. А теперь передо мной стояла женщина, которой я совсем не знала, полнейшая и совершеннейшая загадка. Открытие меня ужаснуло.

— Я не врала, — продолжала она. — Просто так мы говорим тем, кто не готов понять.

— Мы?

Ветер с гор трепал зонтики над столами. Вскоре польет дождь, и далеко мне не уйти, и я понятия не имела, куда двигаться. Я чувствовала, как меня охватывает отчаяние, как вновь поднимает голову тот страх на горе, сливаясь сейчас с ужасом перед тем, что вот-вот расскажет мне эта незнакомка.

— Я сотрудничаю с организацией под названием «Всемирный центр пастырства». Следует сказать, что изначально они меня наняли, и я выполняла обычные задания в Южной Азии и Африке. Иногда приходилось проводить обряды изгнания демонов, хотя не они давали нам средства к существованию. Мы называли их избавлением. Мы многое повидали. Я говорю про нас с мужем.

Это признание чуть умерило мой ужас перед надвигающимся безумием. Выходит, не я одна вижу что-то за гранью реального.

— Но год назад, после того, как меня бросил муж, это было после происшествия в Малави, после того, как мы перебрались в Кашмир, меня вернули в Лондон и послали в базовый лагерь для переподготовки. — Клемми внимательно посмотрела на меня. Мне не понравилось выражение «базовый лагерь» — слишком уж оно отдавало военщиной. Кажется, она заметила мою неловкость, но продолжала: — На контрактной основе я работаю в отделении ВЦП под названием «Комитет нижних слоев стратосферы» — это оно для прикрытия такое мудреное. Наша задача — изолировать феномен, который остальной мир связывает с некромантией и прочими формами оккультной деятельности.

Тут я едва не рассмеялась.

— По-твоему, Торгу — Сатана?

Она поглядела на меня очень серьезно. И мне вновь почудился какой-то заговор. У нее есть какая-то своя цель. Она хочет знать про голоса у меня в голове. Хочет знать, что они мне нашептывают. Ее рассказ — прелюдия к допросу.

— Это ведь ты начала про изгнание демонов, — сказала я.

Клемми подняла руки жестом учительницы, спеша развеять ложное впечатление.

— Извини. Просто мы никогда и никого не называем Сатаной, разве что формально. Сатана — слишком большая сила, слишком обширное заражение ума или души. Этот тип не Сатана, но если то, что ты рассказывала, верно, на нем, возможно, лежит его печать.

Вдумавшись в ее слова, я тряхнула головой. Потерла виски. Внезапно мне захотелось защитить Торгу, и от одной этой мысли меня стало подташнивать. У Торгу не этот вирус. Он выше его.

— Кресты для него ничего не значат. Он собирает артефакты сражений, разрушенных городов и селений, и некоторые из них были… да и остаются священными предметами. Мне он нечестивым не показался. Напротив. В нем было что-то извращенно-духовное.

Но Клемми покачала головой, словно мы ушли от темы. Ей хотелось вернуться к объяснениям:

— Я аналитик. Мне не полагается ничего предпринимать, только ждать и наблюдать там, где налицо признаки проблемы. Землей правит Сатана. Это мы знаем из Священного писания. Это не секрет, и не наше дело переписывать базовую операционную систему. Мы вмешиваемся только, если речь идет о наших собственных интересах. А покаты не пропала, данный случай их никак не затрагивал.

— Почему твой комитет мной интересуется?

— Не интересуется. Он даже не знает о твоем существовании. Но ты интересуешь меня. Вот что важно.

— Значит, ты про меня не докладывала?

— Я уже несколько недель не посылала докладов. В штаб-квартире не знают, где я.

— Не знают, что ты в Румынии?

Она почти проказливо тряхнула головой.

— Я пересаживалась в Отопени с рейса «Эль-Аль» на самолет «Бритиш Эйрвейс», когда увидела красавицу и решила последовать за ней. Интуиция, если хочешь. Она мне всегда подсказывает, когда случится беда. С тех самых пор я в самоволке.

Эта информация лишь все запутывала. Она последовала за мной по личным мотивам. Верить ей или нет? И что, скажите на милость, это значит? Она уязвима. Первые капли дождя забарабанили по зонтикам кафе, но мы продолжили прогулку. Мужчины оборачивались на нас, стараясь поймать наш взгляд. Невзирая на боль в ноге, лучше не задерживаться на месте.

— Должна признать, ты не в своем уме, — сказала я.

— Как Иисус. — Она поняла, что я различила слабину в ее фасаде. — Встреча с тобой была божественным предназначением. Я была послана защищать тебя, и я тебя защитила, но, если это тебя успокоит, у меня была и другая причина для того, чтобы приехать сюда. В Лондоне зафиксировали слух, который требовалось проверить. Такое у нас правило, рутинное дело, по сути. Здешние немцы говорят о каком-то существе, которое называют Об.

— Значит, дело все-таки не во мне.

— В тебе, в Боге и в Обе.

На последних словах ее голос дрогнул. Мне было страшно, но и ей тоже.

— Слишком уж смахивает на выдумку, — сказала я.

— Об как облом. Но это сокращенное от «Отсутствие Бога» и сродни латинскому dues abscinditus, что тоже означает «Отсутствие Бога» или «Отсутствующий Бог». Или еще лучшим переводом было бы просто Отсутствие.

— С твоих слов выходит, это он на меня напал?

— Не знаю. — Клемми сдала назад. — Не знаю. Я надеялась, ты снабдишь меня деталями.

— На Отсутствие та тварь не слишком походила. Скорее, он был даже чересчур здесь, если ты понимаешь, о чем я.

В ответ она многозначительно промолчала. Интересно, что я такого сказала? Нога у меня начала неметь, и я поняла, что далеко мне не уйти.

— И вообще, — продолжала я, занервничав от растущей тревоги у нее в лице, словно она обнаружила нечто крайне важное, — твой Об скорее похож на обстоятельство, чем на существо.

— Возможно, но живущие в горах потомки саксонских иммигрантов, перебравшихся сюда в тринадцатом веке, говорят о нем как о человеке. Они говорят, Об сделал то, Об сделал это. Крайне странно. А еще они считают, что это «обстоятельство» способно распространяться — как вампиризм.

Тут она бросила на меня очередной тревожный взгляд, будто эта самая инфекция уже перебросилась на меня. Неужели она думает, что я превращаюсь в вампира?

— А о том, как выглядит это существо, они ничего не говорят? — спросила я.

Накатил новый раскат грома, и небеса разверзлись. Нам пришлось искать укрытия в дверном проеме, и все равно мы вскоре промокли до нитки. Из пятки боль поднялась в лодыжку и щиколотку. Вскоре придется подчиниться физической необходимости — нам обеим. Ее трясло от холода, но она все говорила, не сводя с меня глаз. Каждое слово, срывавшееся с ее губ, превращалось в вопрос.

— В местном фольклоре не существует его описания, и редкие упоминания в старых текстах не дают никаких зацепок. Но едва я увидела человека, который ждал тебя в гостинице, то сразу поняла, что нашла Оба саксонцев.

Меня обуяла странная звериная жажда. Мне захотелось ее придушить. Голоса бились у меня в голове стуком крови в ушах. Клемми подалась вперед, на носу у нее повисла капля воды.

— Еще что-нибудь можешь мне рассказать, Эвангелина?

Тут я впервые заметила, что на ней все та же розовая рубашка на пуговицах, как и во время нашей первой встречи. От воды она облепила ее тело. Повернувшись к Клемми лицом, я сообразила, что на самом деле она на целый дюйм выше меня. В ее глазах поблескивало подозрение. Зубы у меня стучали. Холод забрался мне в кости. Ради меня она погрозила небу кулаком.

— Будь Ты проклят! — крикнула она Богу.

— Вот уж истинная христианка.

Она пригвоздила меня мрачным взглядом.

— Напротив. Моя вера коренится так глубоко, что большинству добродетельных мира сего даже не снилось. — Уголок ее рта вздернулся в жестокой улыбке. — Я мародер Божий, Эвангелина. Берегись.

Мы приготовились еще промокнуть и выбежали назад в грозу. Клемми взяла меня за руку. Вода ручьями бежала меж старинных камней, обвивала наши лодыжки. Мы оказались возле обветшалого отеля. Дав портье за стойкой пару смятых банкнот, Клемми попросила номер. Смерив нас с головы до ног недоверчивым взглядом, портье протянул толстый стальной ключ. В комнате было сыро и пахло плесенью, словно тут давно никто нежил, но я все равно стащила мокрые вещи. Я уже собиралась нырнуть под одеяло, когда она коснулась моего бедра.

— Не так быстро. Я все-таки осмотрю твою ногу. Ложись на спину.

Она не разделась, и мне вдруг стало стыдно своей наготы, но я послушалась. Сев на край кровати с тюбиком «Неоспорина», который достала из отсыревшего рюкзака, она осторожно положила мою ногу себе на колени. Обхватив ногу за щиколотку, она осторожно стерла песок и иголки полой собственной влажной рубашки. Я вскрикнула и непроизвольно дернулась, а она погладила мою ногу и извинилась. Закрыв глаза, я дала ей спокойно работать. Покончив с порезом, она стала вытирать мои ноги влажной рубашкой, прикосновения наплывали и отступали прибойными волнами, но не прекращались. Я ей не препятствовала, я утратила способность сопротивляться. Растерев все мое тело, Клемми снова перевернула меня на спину. Закончив, она приложила палец к низу моего живота.

— Что это? — спросила она, в ее голос опять вкрались тревожные нотки.

Опустив глаза, я увидела какое-то родимое пятно, но нет, не может быть. Я никогда раньше его не видела. По форме оно отдаленно напоминало свастику, и я решила, что это, вероятно, синяк.

— Не знаю, — честно ответила я.

Нахмурившись, она осмотрела его внимательнее, а после сбросила одежду, и я впервые увидела ее тело — длинноногое, худощавое, но сильное, с сухожилиями, каких никогда не было у меня. Она была девчонкой с прямыми волосами — чистой и простой.

Забравшись под одеяло, она уютно прижалась ко мне и под стук дождя продолжила свой допрос. Она не собиралась бросать преследование. Ей было нужно от меня что-то очень ценное.

— Тебе лучше? — спросила она.

Я глубоко заглянула ей в глаза.

— Саксонцы рассказывали, как убить то существо, о котором ты говорила?

Мы обе лежали на боку лицом друг к другу, согревая друг друга. Она коснулась моей щеки.

— Я надеялась, ты мне про это расскажешь.

Я почувствовала, как заливаюсь краской паники.

— Если бы я его убила, то рассказала бы.

Голоса трепетали у меня в голове, как птичьи крылья. Она снова погладила мою щеку, но я отстранилась от ее пальцев. Дождь с силой хлестал в окна.

— Возможно, не убила, но сбежала от него. Почему бы тебе не рассказать как?

Я отвела взгляд. Коснувшись моего подбородка, она снова заставила меня взглянуть ей в глаза.

— Только посмотри на себя. Краснеешь? О чем ты умалчиваешь?

От дождя ее лицо светилось. Губы приоткрылись в неотступном вопросе. Мне хотелось, чтобы она замолчала. Хотелось причинить ей боль. Хотелось остановить поток вопросов. Она почувствовала мой страх и легчайшим движением погладила меня по животу.

— Ты никому, никому не расскажешь, — предостерегла я. — До смерти.

— Никому.

Я приблизила губы к ее уху, холодному и влажному. Пока она слушала, ее руки лежали у меня на талии.

— Так я и знала, — прошептала она.

Ее руки скользнули с моей талии к низу живота, где она обнаружила странный синяк. Она поцеловала меня в губы.