"Драгоценный дар" - читать интересную книгу автора (Робертс Памела)

4

Вирджиния в очередной, наверное сотый или даже больший за истекшие двое суток, раз подошла к компьютеру, нетерпеливо подключилась к Интернету и проверила почту. Ничего… опять ничего.

Она бессильно поникла в кресле и несколько мгновений безучастно смотрела на мерцающий экран.

Значит, так оно отныне и будет в ее жизни. Каждый день, каждый час, каждую минуту… пустота, одиночество, молчание. Неизвестность… Никогда больше она не сможет смотреть людям прямо в глаза, потому что теперь ее версия событий проверена и признана неправдоподобной, не заслуживающей доверия. Итак, она убийца. Возможно, и не хладнокровная, но…

Значит, этот мужчина, этот детектив Стэтсон, никогда больше не появится в ее доме…

В твоем? — иронично осведомился внутренний голос — единственный, который Вирджиния слышала с того момента, как открыла глаза и увидела вокруг белые больничные стены, а перед собой — приветливо улыбающуюся медсестру в белом халате. Губы ее зашевелились, произнося какие-то слова, но Вирджиния не услышала ни звука. Ни звука!

Ну хорошо, не в моем, в доме Лайонела… Но он был и моим при жизни Лая…

Был… Да, был. Это верное время. И единственно возможное теперь для меня. Моя жизнь закончилась вместе с его… Сейчас я просто совершаю необходимые и неизбежные механические движения, имитирующие жизнь молодой и богатой вдовы. На самом же деле я в тюрьме, в одиночке, в полном безмолвии и уже вступила на путь, ведущий к камере смерти… Единственной моей надеждой мог стать детектив Стэтсон, но и он не верит в мою невиновность. Это совершенно очевидно. Ведь даже мистер Бернштейн не связался со мной за эти дни. А уж ему-то следовало бы. Он немалые деньги получает за то, чтобы помешать мне войти в ту комнату, лечь на кушетку — или что у них там предусмотрено для таких, как я, — и позволить ввести себе в вену иглу, по которой потечет смертоносный коктейль снотворного и яда.

Только вот… стоит ли продолжать этот фарс? К чему мне защитник, если я и сама уже почти уверена, что заслуживаю смерти? К чему мне эта жалкая, проклятая жизнь? Зачем дом, деньги, зачем все, если я не в состоянии ни с кем общаться? Кем я буду, если даже он спасет меня? Придатком к компьютеру?

Жалкая перспектива… Лучше уж было бы решить этот вопрос сразу и избавиться от унизительного существования раз и навсегда, только вот… да, только вот… О, почему я не свободна? Почему не имею права самостоятельно выбирать свою судьбу? Почему обязана бороться до последнего вздоха, последнего цента?

Сама знаешь, сурово откликнулся внутренний голос. Потому что пожелала большего, чем заслуживаешь, вот почему.

Да разве я для себя? Что мне нужно в этой жизни? Вернее, было нужно? Пока отец еще не умер, я сама себя обеспечивала. Не бог весть как, но все же имела возможность чувствовать себя вполне комфортно. Неужели это моя вина, что отец решил жениться так скоро после маминой смерти? Я так просила его, так просила! Но ведь нет, он словно разума с горя лишился.

Вирджиния закрыла глаза руками и всхлипнула раз, потом другой, потом третий. Из глаз полились слезы, горькие слезы неизбывной тоски и муки.

Почему, Боже, ты ополчился на меня? Именно на меня? За что ты…

Вибрация у левого бедра помешала ей упиваться жалостью к себе. Молодая вдова вытерла мокрое лицо и достала из кармана уютного старого шерстяного жакета, который прошлым утром отыскала в сундуке на чердаке, телефонный аппарат.

Сообщение от мистера Бернштейна было кратким: «Буду у Вас сегодня после 19.00».

Буду после 19? И все? Почему? Интересно, что бы это могло значить? Никогда еще мистер Бернштейн не был столь краток, почти невежлив… И ни слова о его друге, детективе Стэтсоне… и о результате той таинственной экспертизы…

Или это как раз и есть результат? Таким образом адвокат дает ей понять, что она не прошла проверку?

Но я же написала все, как помню, растерянно думала Вирджиния. Не больше, но и не меньше… Господи, но как я могу знать, правильны ли вообще мои воспоминания о том дне? Что, если я внушила их себе? Что, если я подсознательно отвергаю правду, отказываюсь верить в свою вину, поэтому и забыла все после того, как сбежала вниз?

Она нахмурилась, зажмурилась и в тысячный раз попыталась прорваться сквозь черный заслон, который упорно не желал падать и продолжал скрывать от нее то ужасное, что случилось в гостиной.

Итак, попробуем еще раз. Она в своей спальне на втором этаже, лежит на кровати, лениво перелистывает журнал и бездумно поглядывает в окно. Лайонел внизу, в гостиной. Он приехал около получаса назад. Естественно, не один…

На губах Вирджинии возникла привычная горько-ироничная усмешка при воспоминании о том, как она удивилась и искренне возмутилась, когда всего через несколько месяцев после свадьбы впервые узнала, что муж изменяет ей. И не просто узнала, а стала свидетельницей.

Тогда она тоже вернулась домой раньше, чем предполагала, веселая и беззаботная, как птичка, предвкушая, как проведет оставшиеся до возвращения Лайонела полтора часа, разглядывая и примеряя купленные наряды. В то время она еще интересовалась модой, и, надо отдать должное Десмонду, он никогда не отказывал ей в деньгах на платья, шляпки, туфли, духи и прочие приятные пустяки. Даже приветствовал и поощрял. Ему нравилось, когда знакомые отмечали: «Какая у вас элегантная супруга, мистер Десмонд».

Подумать только, это ведь было всего четыре года назад. А сейчас… сейчас знакомые ее покойного мужа смотрят на нее как на ядовитую гадюку, а не элегантную женщину.

Ну и плевать. Кто они такие, чтобы меня заботило их мнение? — подумала Вирджиния и снова погрузилась в воспоминания.

Да, так вот, она остановила свой новенький «крайслер» не у черного хода, которым обычно пользовалась, а у парадного подъезда. Она была так возбуждена, что даже не обратила внимания на стоящий неподалеку черный «мерседес» мужа, которого в это время дня там никак не должно было быть. Выскочив из машины, достала с заднего сиденья многочисленные свертки и коробки и вбежала в просторный холл.

Лестница наверх находилась прямо перед ней, и она взбежала бы по ней, не задерживаясь внизу, но один из пакетов выскользнул у нее из-под локтя, и ей пришлось нагнуться, чтобы поднять его. Остальные покупки посыпались следом, и ей пришлось присесть на корточки, чтобы собирать их. В эти мгновения до ее слуха донеслись странные звуки. Кто-то не то стонал, не то вздыхал.

Вирджиния удивилась — в доме не должно было быть никого, кроме Габриэллы, а той полагалось находиться в кухне, совсем в другом крыле. Она тихо положила уже собранные свертки на пол, встала и на цыпочках отправилась на разведку. Сделав несколько осторожных шагов, подумала, что неплохо было бы прихватить что-нибудь в качестве средства самозащиты — мало ли кто забрался в дом и с какими намерениями. Но звук повторился, и на сей раз ошибиться в его природе было невозможно. Это был женский стон сексуального наслаждения. Вирджиния ускорила шаги и заглянула в гостиную.

На ковре — даже не на одном из диванчиков, а прямо на ковре — лежал ее муж, полностью одетый, а на нем сидела верхом обнаженная блондинка. Она-то и издавала услышанные Вирджинией стоны. Оба не заметили ее появления в основном потому, что глаза их были закрыты, и продолжали заниматься сексом. Блондинка двигалась все быстрее и быстрее, а Лайонел подгонял ее непристойно-грубыми словами.

Содрогнувшись от омерзения, Вирджиния повернулась и хотела скрыться, пока ее не обнаружили, но в этот момент глаза ее мужа открылись и устремились прямо на нее. Очевидно, сознание того, что жена видит его с другой женщиной в их доме, придало сочности и остроты его ощущениям, и он немедленно кончил, издав что-то среднее между звериным рыком и хриплым стоном.

А она прижала ледяные ладони к внезапно запылавшему лицу, повернулась и кинулась прочь, прочь, прочь, не разбирая, куда бежит, натыкаясь на стены и мебель и задыхаясь, пока не оказалась вдруг в чьих-то объятиях.

— Тихо, тихо. Успокойтесь, миссис Десмонд, успокойтесь, дорогая, — ласково поглаживая ее по спине, приговаривала Габриэлла.

Вирджиния отчаянно забилась, стараясь высвободиться. Ей нестерпима была мысль о том, что кто-то не только стал свидетелем ее унижения, но и жалеет ее. Но служанка не собиралась отступать. Она подтолкнула сопротивляющуюся молодую женщину к лестнице, помогла ей подняться и уложила на кровать в спальне. Затем исчезла на несколько мгновений и вернулась с бокалом бренди, заставила выпить его залпом, после чего отправилась набирать ванну. А когда вернулась, присела рядом с сотрясающейся от рыданий Вирджинией и принялась гладить ее по длинным темным волосам, мягко приговаривая что-то успокаивающее и утешительное по-испански.

Постепенно несчастная начала утихать, всхлипы становились реже и тише. И она, вероятно, уснула бы, не дождавшись ванны, но тут дверь спальни распахнулась.

На пороге стоял Лайонел Десмонд.

— Габриэлла, вон!

Служанка проскользнула мимо него и скрылась. Вирджиния села на кровати, натянув одеяло до самого подбородка, хотя была полностью одета, и уставилась на мужа со смесью ужаса, отвращения и праведного гнева. После она чуть ли не со смехом вспоминала, как ожидала от него слов раскаяния, сожаления, извинений — в общем, чего угодно, только не того, что услышала. Сказанное им показалось ей столь чудовищными, что она сначала даже засомневалась, действительно ли эти слова прозвучали на самом деле или только послышались ей.

— Немедленно прекрати этот непристойный спектакль, Вирджиния! — потребовал Лайонел. — Впредь либо не смей возвращаться домой в неположенное время без предупреждения, либо отправляйся прямо к себе и сиди тихо как мышка! Ясно?

Устремленный на нее взгляд серых глаз был таким холодным и презрительным, что по ее спине пробежал холодок.

— Непристойный спектакль? — вздрагивающими губами повторила несчастная молодая женщина. — И это все, что вы можете мне сказать?

— Да, — тяжело, как бетонный блок, уронил он, не сводя с нее этого жуткого взгляда.

— Вы чудовище, Лайонел, чудовище! — выкрикнула она. — Как вы смеете являться ко мне в спальню после того, что я видела внизу, и говорить со мной таким тоном? Я ненавижу вас, ненавижу! Вы животное, грязное, мерзкое животное…

Тяжелый удар кулаком в лицо прервал ее тираду. Из разбитого рта потекла кровь, из глаз посыпались искры. Вирджиния утратила способность здраво оценивать ситуацию и подумала, что сходит с ума, что у нее начались галлюцинации, что такое не может происходить с ней. Потом все вокруг закачалось, закрутилось и почернело. Она потеряла сознание…

А когда пришла в себя, то тут же пожалела об этом. Ибо Лайонел, без сомнения распаленный ее истерикой, воспользовался тем, что она не могла оказать сопротивления, взгромоздился на нее и приближался к желанной цели, с силой погружаясь в нее в быстро нарастающем ритме.

Природа сжалилась над ней — Вирджиния снова потеряла сознание, а когда очнулась, то была к спальне уже одна…

Она содрогнулась, словно заново пережила тот кошмар, поднялась с кресла, налила в бокал немного вина, сделала несколько глотков. Потерла виски, прогоняя остатки видения.

О чем только я думаю? — упрекнула она себя. Лайонел мертв, и вспоминать прошлое бессмысленно. К чему терзать себя, если ничего нельзя сделать, никак нельзя изменить то, что произошло. Да, я совершила ошибку — страшную, непростительную, — согласившись на брак с нелюбимым человеком только потому, что его банковский счет был выражен восьмизначным числом. Но я и заплатила за нее, Бог свидетель, заплатила!

А вот и нет! — возразил голос сомнений и неуверенности. Расплата еще только ждет тебя. Ты думаешь то, что случилось в той же гостиной почти два месяца назад, останется безнаказанным, так просто сойдет тебе с рук?

Значит… значит, это все же я спустила курок?

А кому же еще было это сделать? Более того, кому это было выгодно?

Кто мог сделать, не знаю, а вот кому выгодно… Она усмехнулась, выпила еще немного вина и сама себе ответила: да Кристин, конечно, кому же еще.

Эй-эй, не пытайся свалить все на Крис, строго одернул ее внутренний голос.

Но я не могла сделать этого! Я не могла застрелить их! Я и стрелять-то не умею!

Может, и не умеешь, но не надо быть снайпером, чтобы попасть с трех шагов в цель. Тем более что и попадание было не из точных. Сколько Лайонел промучился с нанесенными ему ранами? Ну-ка, дорогая, вспомни, сколько раз ты представляла себе эту сцену? Сколько раз мечтала, как подкрадешься к нему, когда он развлекается с очередной шлюхой, с пистолетом, заранее снятым с предохранителя, чтобы не делать этого в последнюю секунду и не вспугнуть жертву, и медленно-медленно, наслаждаясь каждой секундой, спустишь курок? Потом еще раз, и еще, и еще, пока не закончатся патроны… А теперь, когда сделала то, о чем мечтала все эти годы, пытаешься спрятаться за чьей-то спиной? Обвинить другую в преступлении, совершенном тобой?

Нет! Ничего я не пытаюсь! Я даже не знаю, как все было, не уверена, я ли выстрелила в них или нет, а уже несу наказание! Сижу в одиночной камере удушающего безмолвия и гнетущей тишины. Не думаю, что другая, в настоящей тюрьме, окажется намного хуже. Или вечное забвение… Медленный переход из мира терзаний и скорби в светлое царство покоя — это скорее не наказание, а избавление…

Да, верно, избавление, думала Вирджиния. Наконец-то все закончится раз и навсегда — все эти муки, сомнения, неуверенность и боль… И надо ли ждать так долго, участвовать в непристойном фарсе процесса, в котором не можешь быть не только активным участником, но даже полноценным наблюдателем. Какая ирония: не услышать пылкой речи прокурора, расписывающего твои преступления ярчайшими красками и требующего смертного приговора, не знать, с какими трогательными словами защитник обратится к присяжным…

О да, избавление, насмешливо подтвердил голос неспокойной совести. Но заслуживаешь ли ты его? А главное, есть ли у тебя право на такой легкий выход? Подумай о долге, об обязанностях…

А о чем же я, черт побери, думала четыре с половиной года? Ради чего терпела этого подонка? Только ради того, чтобы сдержать данное отцу обещание. Впрочем, даже если бы и не оно, разве я смогла бы бросить на произвол судьбы беспомощное, беззащитное существо?

Нет, никогда!

О, папа, дорогой мой, почему ты не послушал меня, почему женился на Лесли? Почему…

Стоп! — оборвала она себя. Туда не ходи, это болезненно и бессмысленно. Вспомни лучше, что вечером приедет мистер Бернштейн, и попытайся встретить его чем-то еще, кроме уже в зубах навязшего «К сожалению, я пока не смогла вспомнить ничего нового».

Итак, вернемся снова в двадцать восьмое сентября. Я приехала домой около двух на такси — моя машина в ремонте — и сразу поднялась к себе. Прошла в ванную и пустила воду. У Габриэллы был выходной, а постоянную прислугу муж выгнал со страшным скандалом примерно месяц назад, так что звонить и приказывать было некому. Я быстро сбегала в кухню, сделала пару сандвичей и достала из холодильника бутылку кока-колы. Отнесла все это в спальню, разделась, полежала в ванне, понежилась, вымыла голову. Потом перекусила и прилегла почитать и отдохнуть. Затем услышала звук приближающейся машины и с нехорошим предчувствием выглянула из окна. Так и есть, «мерседес». Лайонел опять притащил с собой потаскуху. Новую. Каждый раз новую. Но всегда блондинку.

Теперь, слава богу, ее уже не волновали его выходки и измены. Или все же волновали?..

Не думай об этом, перебила Вирджиния себя. Сосредоточься не на чувствах, а на событиях.

Итак, «мерседес» подкатил к подъезду, а я отскочила от окна и вернулась на кровать. Потянулась к наушникам, надела их и включила плеер, дабы не быть невольным «слушателем» сексуальных увеселений Лайонела и его очередной подруги. Я листала журнал и слушала «Длинную мокрую осень» в исполнении Джеффри Хогана. Сколько прошло времени? Полагаю, порядка получаса, максимум минут сорока. Потом я услышала тот странный шум. Странный, потому что он прорвался в наушники. Я не поняла, что это такое, но вдруг разнервничалась, потому что внизу происходило что-то необычное. Даже лежа на кровати, я ощутила, как содрогнулся дом. Будто уронили что-то очень тяжелое.

О чем я тогда подумала? Первой мыслью было, что Лайонел избивает приехавшую с ним женщину. Я пошарила рукой в тумбочке, разыскивая пистолет, купленный вскоре после того инцидента, сунула его в карман, плотнее запахнула халат и на цыпочках стала спускаться вниз…

Ну-ну, подбодрил ее единственный в эти дни умозрительный собеседник, вот ты спустилась и что увидела?

Увидела? — Вирджиния потерла руками виски, пытаясь стимулировать кровообращение, а с ним и память. Но тщетно. Опять черная пустота. Снова. В который раз…

Нет-нет, я вспомню. Итак, вот я спускаюсь вниз, сворачиваю налево, к закрытой двери в гостиную, откуда доносится голос. Мужской или женский? Мужской… нет, нет, кажется, женский, но грубый.

Отлично, подбодрил ее вечный соратник-противник внутренний голос. А дальше? Ты подходишь и открываешь дверь? Так? И что видишь?

Я подхожу, берусь за ручку, медленно поворачиваю ее, стараясь не шуметь…

Ну-ну, продолжай. Давай же, вспоминай!

Я приоткрываю дверь и…

Если бы Вирджиния не утратила дар речи, она бы закричала от разочарования, а так только закрыла лицо руками и заплакала слезами бессильной ярости. Потому что перед ней опять опустился черный экран, скрывавший то и тех, что было в гостиной.