"Убик" - читать интересную книгу автора (Дик Филип Киндред)

VII

— Мне кажется, — сказал Джо Чип, — целесообразнее приземлиться в Цюрихе.

Он взял микроволновый аудиофон, входящий в состав роскошного оборудования люкс-корабля Рансайтера, и набрал номер Швейцарии.

— Если мы поместим его в том же моратории, где находится Элла, то сможем контактировать одновременно с обоими; их можно соединить при помощи электронной аппаратуры, чтобы они принимали совместные решения.

— Соединить протофазонически, — поправил его Дон Дени.

— Кто-нибудь из вас знает, как зовут директора Моратория Любимых Собратьев? — спросил Джо.

— Герберт какой-то, — припомнила Типпи Джексон. — У него немецкая фамилия.

— Герберт Шонхайт фон Фогельзанг, — поразмыслив минуту, отозвалась Венди Райт. — Я запомнила фамилию, господин Рансайтер рассказывал мне когда-то, что она означает: Герберт — красивая певчая птица. Я еще подумала тогда: вот бы меня так называли.

— Ты можешь выйти за него замуж, — сказал Тито Апостос.

— У меня намерения стать женой Джо Чипа, — парировала Венди.

— Ах так? — горящие огнем черные глаза Пэт Конли широко раскрылись. — У тебя действительно такие планы?

— А что, ты и это можешь изменить при помощи своих способностей? — спросила Венди.

— Я живу с Джо. Я его любовница. У нас договор, по которому я оплачиваю все его счета. Сегодня утромя заплатила за двери, иначе он не выбрался бы из квартиры. Если бы не я, то он сидел бы там до сих пор.

— И дело не дошло бы до нашего путешествия на Луну, — сказал Эл Хэммонд, присматриваясь к Пэт. Его лицо отражало противоречивые чувства.

— Сегодня, возможно, и нет, но, в конце концов, к этому все шло, — возразила Типпи Джексон. — Какая разница? Так или иначе, я думаю, Джо выгодно иметь любовницу, которая платит его дверям.

Она ткнула Джо в бок. Ее лицо, неожиданно для Джо, выражало одобрение.

— Есть на этом корабле универсальная телефонная книга? Дайте мне ее. Я предупрежу мораторий о приезде. — Джо посмотрел на часы. — У нас еще десять минут полета.

— Бот она, господин Чип. — Джон Илд после недолгих поисков вручил Джо тяжелый прямоугольный ящик, оборудованный поисковым блоком и клавиатурой.

Джо набрал: «Швейц.», затем «Цюр.» и наконец «Мор. Люб. Собр.».

— Как на иврите, — произнесла за его спиной Пэт.

Поисковый блок двигался туда-сюда, выбирая одни элементы и минуя другие; в конце концов прибор выбросил перфокарту, тут же вставленную Джо в специальную щель видеофона.

— Выдаю заданную информацию, — произнес металлическим голосом видеофон, и из него выскочила перфокарта. — Предложенный вами номер не существует. Если вам необходима помощь, поместите красную карточку в…

— Какого года эта книга? — спросил Джо у Илда, пытающегося засунуть ее в настенный шкаф.

— 1990, ей два года, — ответил Илд, проверив печать, отбитую на тыльной стороне ящика.

— Это невозможно, — сказала Эди Дорн. — Два года назад и корабля-то еще не существовало. Все оборудование — новое.

— Может, Рансайтер на чем-то решил сэкономить? — вставил Тито Апостос.

— Что вы! — вскрикнула Эди. — При строительстве не жалели ни средств, ни усилий, ни новейшего оборудования. Всем об этом хорошо известно: корабль — радость и гордость Рансайтера.

— Был его радостью и гордостью, — поправила ее Фрэнси Спэниш.

— Я не согласен с этим, — сказал Джо. Он вставил красную карту в щель видеофона. — Прошу номер Моратория Любимых Собратьев в Цюрихе, Швейцария. — И снова обратился к Фрэнси Спэниш: — Этот корабль по-прежнему является радостью и гордостью Глена. Рансайтер продолжает существовать и сейчас.

Красная карточка выпала из щели с выбитыми на ней соответствующими знаками. Джо вставил ее в отверстие аппарата. На сей раз компьютерный механизм видеофона отреагировал спокойно: на экране появилась бледная физиономия лицемерного, уверенного в себе, дотошного человека, руководившего мораторием. Джо вспомнил его с явной неохотой.

— Я — Герберт Шонхайт фон Фогельзанг. Вы решили обратиться ко мне со своей болью, сэр? Дайте, пожалуйста, свой адрес и фамилию на случай, если связь с вами прервется, — владелец моратория производил впечатление удивительно спокойного человека.

— Произошел несчастный случай, — сказал Джо.

— То, что мы считаем случаем, — ответил фон Фогельзанг, — в действительности — провидение Божие. В определенном смысле всю нашу жизнь можно назвать случаем. Однако…

— Я не собираюсь вдаваться в теологические дискуссии, — заявил Джо. — По крайней мере сейчас.

— Однако именно сейчас, сильнее чем когда-либо, утешение, которое несет религия, доставит вам наибольшее облегчение. Умерший приходился вам родственником?

— Шефом, — ответил Джо. — Это Глен Рансайтер, президент «Корпорации Рансайтера» из Нью-Йорка. Его жена, Элла, находится у вас. Мы приземлимся через восемь-девять минут. Можете ли вы прислать машину-холодильник?

— Сейчас он в холодильнике?

— Нет! — разозлился Джо. — Греется на пляже Тампа во Флориде.

— Догадываюсь: ваш шутливый ответ означает утверждение.

— Я прошу, чтобы машина ожидала нас в аэропорту, — произнес Джо и прервал связь.

«И отныне мы вынуждены вести дела при посредничестве такого человека», — подумал он.

— Мы доберемся до Рея Холлиса, — обратился он к собравшимся вокруг инерциалам. — Найдем и уничтожим, За все им содеянное…

«Глен Рансайтер… — думал он. — Замороженный, в вертикальном положении в прозрачном пластиковом гробу, украшенном искусственными розами. Раз в месяц на один час возвращенный к активной полужизни. Разрушающийся, слабеющий, все более трудно слышимый. Боже! — им овладела ярость, — среди всех людей на свете именно с ним это случилось. Он так любил жизнь. Он излучал столько витальности».

— Во всяком случае, — отозвалась Венди, — так он ближе к Элле.

— В определенном смысле, — согласился Джо. — Надеюсь, мы поместили его в холодильник не слишком… — он прервался, не захотев высказать вслух своих мыслей. — Я вообще не люблю мораториев и их владельцев, а Герберта Шонхайта фон Фогельзанга и вовсе не перекошу. Почему Рансайтер выбрал швейцарский мораторий? Чем плох ему нью-йоркский?

— Это швейцарское изобретение, — пояснила Эди Дорн. — Согласно исследованиям, проведенным независимыми фирмами, средняя продолжительность полужизни в швейцарских мораториях на целых два часа больше, чем в наших. Швейцарцы знают какие-то особенные способы.

— ООН должна запретить пребывание людей в полуживом состоянии, — сказал Джо. — Это нарушает естественный цикл рождения и смерти.

— Если бы Бог был сторонником полужизни, то каждый из нас рождался бы в гробу, заполненном льдом, — усмехнулся Эл Хэммонд.

— Мы уже в радиусе действия микроволнового передатчика из Цюриха, — сказал сидевший за пультом управления Дон Дени.

— Внимание! Идем на посадку. — Дон встал с хмурым выражением лица.

— Не расстраивайся, — повернулась к нему Эди Дорн. — Ты подумай, как нам повезло. Мы вернулись, а могли погибнуть от бомбы или лазерного оружия. Ты почувствуешь себя лучше, как только мы приземлимся.

— Сам факт предстоящего полета на Луну вызывал подозрения, — подумав, сказал Джо. — Рансайтер всегда говорил: «Будьте подозрительны к каждому, кто предлагает вам работу вне Земли. С особой осторожностью относитесь к предложениям полететь на Луну. Слишком многие профилактические учреждения на этом обожглись». Будь он жив, повторил бы это и сейчас.

«Если в моратории его возвратят к жизни, — подумал он, — его первыми словами будут: «Я всегда с подозрением относился ко всему, связанному с Луной». Но на сей раз осторожность покинула Рансайтера: контракт казался очень выгодным, и не хватило решимости его отклонить. Он попался на крючок, как сам и предсказывал».

Взревели тормозные двигатели, приведенные в действие по команде из Цюриха через микроволновый передатчик. Корабль слегка задрожал.

— Джо, — обратился Тито Апостос, — ты должен сообщить Элле о муже. Как ты объяснишь случившееся?

— Я думаю об этом, — ответил Джо, — с того момента, как мы стартовали с Луны.

Корабль заметно сбавил скорость и, управляемый с помощью различного гомеостатического вспомогательного оборудования, приготовился к посадке.

— Кроме того, — заметил Джо, — я должен все сообщить Товариществу. Они нам сразу укажут на то, что мы попались на крючок.

— Однако Товарищество по отношению к нам настроено доброжелательно, — вставил Сэмми Мандо.

— После такого фиаско на это надеяться не стоит, — возразил Эл Хэммонд.

В Цюрихе, на краю аэропорта, их ожидал вертолет на солнечных батареях с надписью на борту: «Мораторий Любимых Собратьев». Рядом с вертолетом стоял похожий на жука человек, одетый в твидовый костюм, удобные спортивные мокасины, клетчатый шарф и пурпурную шляпу. Как только Джо спустился на гладкую поверхность аэропорта, владелец моратория подбежал к нему мелкими шажками, протягивая руку в перчатке.

— Судя по всему, путешествие оказалось для вас несчастливым, — произнес фон Фогельзанг, обмениваясь с Джо вялым рукопожатием. — Мои люди могут войти на корабль и начать?..

— Да, — ответил Джо. — Поднимитесь и заберите его.

Засунув руки в карманы, сгорбленный и поникший, он потащился в сторону кафе.

«С этого момента все пойдет на лад, — убеждал он себя. — Мы вернулись на Землю. Нам повезло: Холлис не уничтожил нас. Операция на Луне — ловушка, в которую мы попали. И вообще, весь кошмар уже позади».

— С вас пять центов, — произнесла дверь, ведущая в кафе.

Джо подождал, пока мимо него пройдет пара влюбленных с цветами, ловко прошмыгнул за ними и уселся за свободный столик.

— Принесите кофе, — сказал он, изучив меню.

— Со сливками или с сахаром? — спросил громкоговоритель, соединенный с аппаратурой, управляющей кафе.

— И с тем и с другим.

Из маленького окошка появились чашка кофе, два бумажных кулечка с сахаром, сливки в посудине, напоминающей пробирку, и остановились прямо перед носом Джо.

— С вас один международный поскред, — проскрипел громкоговоритель.

— Запишите на счет господина Рансайтера, президента «Корпорации Рансайтера» из Нью-Йорка, — потребовал Джо.

— Пожалуйста, вложите соответствующую кредитную карточку, — произнес громкоговоритель.

— Мне уже шесть лет не разрешают пользоваться кредитной карточкой, — сказал Джо. — Я еще оплачиваю кредиты, которые…

— С вас один поскред, — твердил громкоговоритель. Из него послышалось зловещее тиканье. — В противном случае — через десять секунд я сообщу в полицию.

Джо бросил монету, тиканье прекратилось.

— Нам не нужны такие клиенты, — констатировал громкоговоритель.

— Когда-нибудь, — сказал с отчаянием Джо, — такие люди, как я, восстанут и ограничат ваши возможности, поставив крест на тирании гомеостатических машин. Вернутся времена, когда лучшими человеческими качествами считались сердечность и сочувствие. Тогда такой человек, как я, прошедший через тяжелые испытания и действительно нуждающийся в чашке горячего кофе для поддержания нормальной работоспособности в ситуациях, требующих от него активной деятельности, получит кофе, несмотря на то, есть у него поскред или нет. — Он поднес миниатюрную посудинкусо сливками ко рту и тотчас поставил ее обратно. — Кроме того, сливки или молоко, поданные вами, прокисшие.

Громкоговоритель молчал.

— Вы ничего не хотите предпринять в связи с этим? — полюбопытствовал Джо. — Вы много говорили, когда речь шла о деньгах.

Платная дверь открылась, и вошел Эл Хэммонд. Он приблизился к Джо и сел рядом.

— Работники моратория уже перенесли Рансайтера в вертолет, приготовились к полету и интересуются, летишь ли ты с ними.

— Ты посмотри на эти сливки, — сказал Джо, поднимая стаканчик; они осаждались твердыми комочками на стенках. — Вот, что ты получаешь за один поскред в одном из современнейших, технически наиболее развитых городов мира. Я не выйду отсюда до тех пор, пока мне не вернут деньги или не доставят свежие сливки.

Эл Хэммонд положил руку на плечо Джо и внимательно посмотрел на него.

— В чем дело, Джо?

— Сначала моя сигарета, — недоумевал Джо, — затем недействительная уже два года телефонная книга. А сейчас мне подают скисшие сливки недельной давности. Я ничего не понимаю, Эл.

— Выпей кофе без молока, — предложил Эл, — и иди к вертолету. Нужно перевезти Рансайтера в мораторий-. Остальные останутся на корабле до твоего возвращения. А потом поедем в ближайшее отделение Товарищества и составим полный отчет.

Джо поднял стаканчик и удостоверился, что кофе холодный, густой и несвежий, а на его поверхности плавает пористая плесень. Он с отвращением отставил чашку. «В чем дело? — подумал Джо. — Что со мной происходит?»

Внезапно отвращение сменилось странным, необъяснимым страхом.

— Идем же, Джо. — Эл крепко взял его за плечо. — Забудь ты кофе — это несущественно. Главное сейчас — отвезти Рансайтера до…

— Знаешь, кто дал мне этот поскред? — спросил его Джо. — Пэт Конли. И я сразу же поступил с ним, как обычно делаю с деньгами: выбросил на ветер. Отдал за чашку сваренного в прошлом году кофе. — Под тяжестью ладони Эла Хэммонда он сдвинулся с места. — Может, ты поедешь со мной? Мне нужны помощь и поддержка, особенно во время разговора с Эллой. Что ей говорить? Обвинить Рансайтера? Напомнить, что именно он решил лететь на Луну? Это ведь правда. Или придумать что-нибудь другое, например: корабль потерпел аварию, либо он умер собственной смертью?

— Но ведь Рансайтера в конце концов к ней подключат, — сказал Хэммонд, — и он скажет правду. Поэтому ничего не придумывай.

Они вышли из кафе и направились к вертолету Моратория Любимых Собратьев.

«А не лучше ли предоставить возможность Рансайтеру самому ей обо всем поведать? — размышлял Джо, входя в вертолет. — Почему бы и нет? Это его решение — лететь на Луну, пусть сам и расскажет. Он умеет с ней говорить».

— Вы готовы? — спросил фон Фогельзанг, уже сидящий за штурвалом вертолета. — Мы можем начать наш печальный путь к месту вечного покоя господина Рансайтера?

— Стартуем, — произнес Эл.

Уже в воздухе фон Фогельзанг нажал какую-то кнопку на приборной доске. Из громкоговорителей, размещенных по всей кабине, полились звуки Missa Solemnis Бетховена. Многочисленные голоса повторяли: Agnus Dei qui tollis peccata Mundi[2]; им вторил усиленный электроникой симфонический оркестр.

— Знаешь ли ты, что Тосканини, дирижируя оперой, имел привычку петь вместе с исполнителями? — спросил Джо. — И что в записи «Травиаты» его голос можно услышать во время исполнения арии Sempre Libera?

— Я не знал об этом, — ответил Эл. Он рассматривал проплывающие под ними массивные дома Цюриха.

Джо невольно отметил, что и сам присматривается к их величественному шествию.

— Libera me, Domine, — произнес он. — Что это означает?

— «Помилуй меня, Господи». Ты не знал? Странно, это знают все.

— Почему ты вспомнил эти слова?

— Из-за музыки. Этой чертовой музыки. Прошу вас, выключите динамики, — обратился он к фон Фогельзангу. — Рансайтер все равно не слышит, а я большене могу ее слушать. Тебе она тоже надоела, правда? — обратился он к Элу Хэммонду.

— Успокойся, Джо, — сказал Эл.

— Мы везем нашего умершего шефа в Мораторий Любимых Собратьев, а ты мне говоришь «успокойся», — сказал Джо. — Ты же знаешь: Рансайтер вообще мог не лететь с нами на Луну, он имел право отправить нас туда, а сам остаться в Нью-Йорке. А сейчас он, самый большой жизнелюб из всех, кого я знал…

— Ваш темнокожий товарищ дал хороший совет, — вмешался фон Фогельзанг.

— Какой?

— Чтобы вы успокоились. — Фон Фогельзанг открыл крышку у приборной доски и вручил Джо цветную коробку. — Попробуйте, господин Чип.

— Жевательная резинка с успокаивающим эффектом, — прочитал Джо на коробке, открывая ее. — Абрикосовая. Я могу ее попробовать? — спросил он Эла.

— Обязан, — ответил Хэммонд.

— Рансайтер бы не принял нейролептики в такой ситуации. Глен никогда не употреблял успокоительных средств. Знаешь, сейчас я понял одну вещь, Эл. Он отдал свою жизнь за нас. Не непосредственно, а косвенно.

— Очень косвенно, — повторил Эл. — Вот мы и на месте.

Вертолет начал снижаться на посадочную площадку, размеченную на крыше здания.

— Ты в состоянии взять себя в руки? — допытывался Эл.

— Я приду в норму лишь после того, как услышу голос Рансайтера, — сказал Джо. — Когда я удостоверюсь, что он по-прежнему — в жизни или полужизни, но существует.

— Пусть это вас не беспокоит, господа, — спокойно произнес владелец моратория. — Обычно мы добиваемся удовлетворительного потока протофазонов. По крайней мере в начале. И только позже, когда срок полужизни приближается к концу, наступает печальное время. Но если все разумно рассчитать, то можно его отодвинуть на много лет. — Он заглушил двигатель вертолета и, дотронувшись до какой-то ручки, открыл двери кабины. — Добро пожаловать в Мораторий Любимых Собраться, — произнес он, пропуская их к выходу.

— Мой секретарь, госпожа Бизон, проведет вас в переговорную. Подождите там. Надеюсь, окружающаяобстановка поможет вам обрести покой. Господина Рансайтера я доставлю туда, как только мои техники установят с ним контакт.

— Я хочу присутствовать во время процедуры, — сказал Джо. — Я должен видеть действия ваших техников по его оживлению.

— Попробуйте объяснить вашему приятелю неразумность его поведения, — обратился к Элу владелец моратория.

— Мы должны подождать в переговорной, Джо, — убеждал Эл.

— Ты ведешь себя, как дядя Том, — пришел в ярость Джо.

— Все моратории функционируют таким образом, — сказал Эл. — Пойдем в переговорную.

— Как долго придется ждать? — спросил Джо владельца моратория.

— Ситуация прояснится через пятнадцать минут. Если за это время мы не получим сигнала…

— Вы намерены пробовать только пятнадцать минут? — удивился Джо. Он обратился к Элу. — Только четверть часа они будут пытаться вернуть к жизни человека, более великого, чем все мы, вместе взятые. — Ему хотелось плакать. И громко: — Иди, Эл. Мы пойдем…

— Нет, ты пойдешь со мной, — настаивал Эл. — В переговорную.

Джо поплелся за ним.

— Хочешь сигарету? — спросил Эл, усаживаясь на диван, оббитый искусственной кожей, и протягивая ему пачку.

— Они лежалые, — произнес Джо.

Ему не требовалось прикасаться к ним — он был в этом уверен.

— Действительно, — Эл спрятал пачку. — Откуда ты узнал? — Минуту он ждал ответ. — Ты более впечатлительный, чем кто-либо из известных мне людей. Какое счастье! Мы остались живы, а могли бы все лежать сейчас в холодильнике. А Рансайтер сидел бы в этой разрисованной нелепыми цветами переговорной. — Эл посмотрел на часы.

— Все сигареты в этом мире лежалые, — произнес Джо.

Он взглянул на часы. Прошло уже десять минут. Он задумался. Множество горьких мыслей беспорядочно и бессвязно проплывали в голове, как серебристые рыбки. Опасения и неуверенность в себе. А потом серебристые рыбки уступили место страху.

«Если бы Рансайтер сидел в переговорной, все бы уладилось. Не знаю почему, но я уверен в этом».

Он подумал о том, что сейчас делают техники моратория с телом Рансайтера.

— Ты помнишь дантистов? — спросил он Эла.

— Не помню, но знаю, чем они занимались.

— Раньше у людей портились зубы.

— Знаю, — сказал Эл.

— Отец мне рассказывал, что переживали люди, сидя в приемной у дантиста. Каждый раз, лишь медсестра открывала дверь, человек думал: «Ну вот сейчас…» Я боялся этого всю жизнь.

— И так ты чувствуешь себя в настоящую минуту? — спросил Эл.

— Знаешь, сейчас я думаю: «Господи, почему этот олух, директор моратория, не придет сюда в конце концов и не скажет, что он жив. Что Рансайтер жив. Или что его уже нет. Одно из двух. Да или нет».

— Ответ всегда положительный. Как говорил Фогельзанг, статистически…

— На сей раз ответ окажется отрицательным.

— Но ты не можешь этого знать.

— Я думаю, — сказал Джо, — у Рея Холлиса в Цюрихе есть представительство.

— Конечно, есть. Но пока ты приведешь сюда ясновидца, то и так уже обо всем узнаешь.

— Я позвоню, — решился Джо, — и договорюсь с кем-нибудь из них. — Он поднялся, соображая, где может находиться видеофон. — Дай мне двадцать пять центов.

Эл отрицательно покачал головой.

— В определенном смысле, — сказал Джо, — ты являешься моим работником и должен выполнять мои приказания, в противном случае я тебя уволю. Сразу же после смерти Рансайтера я принял руководство фирмой. Это я решил привезти его сюда, и мне нужен на несколько минут ясновидец. Дай двадцать пять центов, — закончил он, протягивая руку.

— Подумать только, «Корпорацией Рансайтера» управляет человек, не имеющий при себе и пятидесяти центов, — сказал Эл. — Возьми. — Он достал из кармана монету и бросил ее Джо. — Приплюсуй эту сумму к моей ближайшей зарплате.

Джо вышел из переговорной и потащился по коридору, задумчиво потирая затылок.

«Это неестественное место, — подумал он, — размещенное на полдороге между жизнью и смертью. Действительно, сейчас я являюсь шефом «Корпорации Рансайтера», не считая Эллу, которая полуживая и может подавать голос только тогда, когда я приеду в мораторий и прикажу разбудить ее. Мне известны условия завещания Глена Рансайтера, автоматически вступающего в силу уже сейчас: я должен руководить фирмой до тех пор, пока Элла или они совместно не решат, кто займет место Глена. Лишь обоюдное согласие — в обоих завещаниях данный пункт — обязательное условие. А может, они придут к выводу, что я могу постоянно оставаться на этой должности. Нет, подобное невозможно. Человека, не способного привести в порядок собственные финансы, нельзя воспринимать всерьез. Ясновидец Холлиса и это должен знать, — пришло ему в голову. — Сейчас выясню, получу ли я разрешение на должность директора фирмы или нет. Хорошо бы иметь уверенность и в этом вопросе».

— Где находится видеотелефон для общественного пользования? — поинтересовался Джо у работника моратория.

Тот указал ему направление. Он нашел автомат, снял трубку и, услышав сигнал, бросил полученную от Эла монету.

— Мне очень жаль, сэр, но я не принимаю деньги, вышедшие из обращения, — произнес аппарат.

Монета выпала из отверстия и упала к ногам Джо.

— Что такое? — изумился тот, с трудом наклоняясь за монетой. — С каких пор двадцать пять центов Североамериканской Федерации не имеют хождения?

— Мне очень жаль, сэр, но то, что вы предложили мне, не двадцать пять центов Североамериканской Федерации, а старая монета США, отчеканенная в Филадельфии. Сейчас она имеет только нумизматическую ценность.

Джо взглянул на двадцатипятицентовик. На его матовой поверхности виднелся профиль Джорджа Вашингтона. И дата. Монета отчеканена сорок лет назад и, как утверждает аппарат, давно уже не имеет хождения.

— Какие у вас трудности, сэр? — вежливо спросил работник моратория, приблизившись к Джо. — Я видел, как автомат вернул вашу монету. Могу я на нее взглянуть? — Он протянул руку, и Джо вручил ему двадцатипятицентовик Соединенных Штатов.

— Я дам вам за нее современную монету стоимостью в десять швейцарских франков. И вы заплатите за разговор.

— Спасибо. — Джо бросил десятифранковую монету в щель и набрал номер международного центра фирмы Холлиса.

— Фирма «Таланты Холлиса», — отозвался приятный женский голос.

На экране появилось лицо молодой девушки в легком макияже из наиновейших косметических средств.

— А, господин Чип, — произнесла она, узнав его. — Господин Холлис предупредил о вашем звонке. Мы ждем целый день.

«Ясновидцы», — подумал Джо.

— Господин Холлис, — продолжала девушка, — попросил соединить вас с ним, он хочет лично решить вашу проблему. Подождите, пожалуйста, минуту.

Ее лицо исчезло. Перед ним остался серый тусклый экран. Потом на нем появилось мрачное голубое лицо с глубоко посаженными глазами — таинственное создание, лишенное шеи и остальных частей тела. Глаза напоминали ему монеты с изъяном: блестящие, но плохо отшлифованные. Глаза Холлиса неровно отражали свет в разных направлениях.

— Здравствуйте, господин Чип.

«Так вот как он выглядит», — подумал Джо.

Фотографии не могли запечатлеть его в точности: они не фиксируют неровности на поверхности и плоскости. Казалось, вся конструкция упала на землю, разбилась и затем оказалась склеенной заново, но не обрела прежнего вида.

— Товарищество, — заявил Джо, — получит полный отчет об убийстве Глена Рансайтера, которое вы совершили. У них достаточно способных адвокатов; остаток жизни вы проведете в тюрьме. — Напрасно он ждал какой-нибудь реакции со стороны владельца фирмы. — Мы знаем: это ваших рук дело, — добавил он, понимая всю бесплодность и бессмысленность разговора.

— Если речь идет о деле, по которому вы к нам обратились, — сказал Холлис голосом, напомнившим Джо шелест ползающих друг по другу змей, — господин Рансайтер не будет…

Джо повесил трубку.

Он возвратился обратно тем же путем. В переговорном зале сидел печальный Эл Хэммонд, ломая на части сухой, как порох, предмет, бывший когда-то сигаретой.

Минуту царила тишина, затем Эл посмотрел на Джо.

— Ответ отрицательный, — сообщил Джо.

— Сюда заходил Фогельзанг и спрашивал тебя, — сказал Эл. — По его странному поведению я понял: ничего хорошего там не происходит. Держу пари: восемь против шести — он побоится сказать тебе об этом прямо и станет юлить. Ну и что теперь? — он ждал ответа.

— Мы уничтожим Холлиса.

— Навряд ли нам это удастся.

— Товарищество… — он замолчал.

В зал вошел владелец моратория. Сильно расстроенный, он все же пытался сохранить вид человека, стойко переносящего превратности судьбы.

— Мы сделали все возможное. При таких низких температурах прилив тока происходит без нарушений; при минус 150 °C не наблюдается заметного сопротивления. Мы должны получить выразительный и сильный сигнал, но усилитель передал нам только шумы частотой 60 герц. Однако обратите внимание: мы не оказывали никакого влияния на работу холодильного оборудования, в котором вы доставили господина Рансайтера. Прошу вас помнить об этом.

— Да, да, помним, — сказал Эл, с трудом поднимаясь. — Ну что, вроде бы все? — обратился он к Джо.

— Я поговорю с Эллой, — заявил Джо.

— Сейчас? — спросил Эл. — Лучше отложи встречу на завтра: подумай, что ты ей скажешь. Поезжай домой и выспись…

— Ехать домой — это значит ехать к Пэт Конли, — уточнил Джо. — Но я не в состоянии с ней разговаривать.

— Тогда сними номер в отеле здесь, в Цюрихе, — посоветовал Эл. — Исчезни. Я вернусь на корабль, расскажу обо всем оставшимся и подам рапорт в Товарищество. Можешь письменно распорядиться об этом. — Он обернулся к фон Фогельзангу. — Не принесете ли вы нам бумагу и ручку?

— Знаешь, с кем бы я хотел поговорить? — спросил Джо, когда владелец моратория удалился за письменными принадлежностями. — С Венди Райт. Я уверен: она знает, как нам поступить. Я считаюсь с ее мнением, сам не пойму почему, ведь я ее почти не знаю. — Переговорную заполнила тихая, неясная мелодия. Та же самая, что и на борту вертолета.

«Реквием Верди, — подумал Джо. — Наверное, фон Фогельзанг, приходя на работу, собственноручно включает музыку».

— Попробую уговорить Венди Райт, — сказал Эл, — навестить тебя.

— Это аморально, — констатировал Джо.

— Что? — Эл посмотрел на него с удивлением. — В такое время? От всей организации может не остаться даже воспоминания, если ты не соберешься с силами. Все, что тебе поможет работать, является желательным и даже необходимым. Иди к видеофону, договорись с отелем, затем приходи сюда и скажи мне его название…

— Все наши деньги ничего не стоят, — сказал Джо. — Я не могу пользоваться видеофоном, разве что найду нумизмата, который со мной обменяется на еще одну десятифранковую монету.

— О, Боже! — воскликнул Эл, глубоко вздохнув и покачав головой.

— Разве я в этом виноват? — спросил со злостью Джо. — Моя ли это вина, что двадцатипятицентовая монета устарела?

— Каким-то странным образом, — сказал Эл, — это действительно может оказаться так! Но я не знаю каким. Надеюсь, когда-нибудь я это выясню. О’кей, пойдем на корабль вместе. Ты можешь забрать Венди Райт с собой оттуда.

пел хор.

— Чем я заплачу за отель? Они, как и — видеофоны, не принимают наших денег.

Эл выругался, вытащил портмоне и просмотрел находящиеся там банкноты.

— Эти старые, но еще в обращении. — Затем вытащил из кармана мелочь. — Эта уже не действительна. — Эл бросил ее на ковер, покрывающий пол переговорной, избавляясь от нее с таким же отвращением, как перед этим ее выплюнул видеофон. — Возьми эти деньги. — Он вручил Джо пачку банкнот. — Их тебе хватит на один день в отеле, а также на ужин и выпивку для вас обоих. Завтра я вышлю за вами корабль.

— Я верну тебе деньги, — пообещал Джо. — Как исполняющий обязанности директора «Корпорации Рансайтера» я получу высокую зарплату и смогу оплатить все свои долги вместе с налогами, штрафами…

— Без Пэт Конли? Без ее помощи?

— Сейчас я могу ее выгнать, — сказал Джо.

— Не уверен, — усомнился Эл.

«Теперь я могу начать жизнь заново. Я сумею управлять фирмой, — подумал он. — Я не повторю ошибку Рансайтера: прикинувшийся Стэнтоном Миком Холлис не выманит ни меня, ни моих инерциалов за пределы Земли и не сможет нас там атаковать».

— По-моему, — проговорил глухо Эл, — у тебя — тяга к поражению. И никакие обстоятельства этого не изменят, даже теперешняя ситуация.

— В действительности я чувствую стремление к успеху, — возразил Джо. — Это видел Глен Рансайтер, поэтому и отметил в своем завещании, что, если он умрет, а Мораторий Любимых Собратьев или какой-нибудь другой, внушающий доверие мораторий, который я выберу, не сможет вернуть его к полужизни, я должен принять руководство фирмой.

Он обрел уверенность в своих силах, представив открывшиеся перед ним возможности так четко, словно обладал даром ясновидения. Но тут же вспомнил о возможностях Пэт и представил, что она может сделать с ясновидцем или тем, кто силился предвидеть будущее.

пел хор.

— Ты не можешь ее выгнать, — сказал Эл, читая мысли на его лице. — С ее способностями.

— Я сниму номер в отеле «Руте», — решил Джо. — Так, как ты предлагаешь.

«Эл прав, — подумал он. — Ничего из этого не получится. Пэт или что-то похуже может уничтожить меня. Я заранее обречен на гибель, это мое предназначение в классическом понимании этого термина».

В возбужденном и уставшем мозгу Джо внезапно возник образ запутавшейся в паутине птицы. Он как-то отражал связь с проблемами времени, и это наполняло его страхом: образ казался конкретным и реальным.

«И пророческим, — подумал Джо. Но он не мог себе объяснить почему. — Монеты, — размышлял он, — вышедшие из обращения, выброшенные видеофоном. Нумизматические объекты словно образцы из музея. В них ли дело? Трудно сказать». Он действительно не знал.

пел хор.

Он пел так все время без перерыва.