ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Выставка декоративно-прикладного искусства была открыта уже второй день. Полли и Квиллер проследовали к Центру искусств лесной дорожкой. У Полли был составлен длинный список подарков на Рождество, и многие из них она надеялась приобрести на выставке. Квиллер, обычно даривший что-нибудь съестное, собирался поискать симпатичный стаканчик для карандашей, Чтобы поставить его на стол в библиотеке. Они осмотрели множество гончарных поделок, домотканых салфеток, шарфиков ручной вязки, расписанных от руки изразцов, кованых железных заклепок, выструганных вручную деревянных салатниц и открыток, нарисованных художниками-любителями.

Квиллер отыскал и поделки Торнтона: чаши, блюда, подсвечники, вазы и прочее, отшлифованные до атласной гладкости и демонстрирующие естественный узор древесины. Полоски, завитки, глазки и пятна всех оттенков коричневого выглядели на бледно-восковой поверхности дерева весьма привлекательно.

– Я использую расслоившуюся древесину, – объяснил Торнтон. – Повреждения, нанесённые грибком, древоточцами, дятлами или неправильным ростом, создают абстрактные рисунки, которые проступают при шлифовке.

– Мне нравится вот это, – Квиллер указал на сосуд классической формы с мраморными прожилками. – Как ты это называешь – ваза, чаша, кувшин или ещё как-нибудь?

– Просто сосуд. В емкостях такой формы в Древнем Египте хранили воду и оливковое масло. Он изготовлен из вяза. А круглая шкатулка с крышкой – это клен.

– Беру и то и другое.

– Шкатулка уже продана.

И действительно, на дне её была прикреплена красная наклейка с инициалами lt;М. Р.gt;.

– А как ты изготавливаешь эти… сосуды?

– Сначала нахожу подходящий кап.

– А это ещё что такое?

– Нарост на стволе, ветках или корнях, вызванный болезнью дерева. Вырезаю из него кусок нужной формы, натираю воском и несколько месяцев сушу. Потом обтачиваю на токарном станке, выдалбливаю долотом, шлифую и снова натираю воском или маслом.

– Для этого требуется умение.

– И терпение… Головой тоже приходится работать, прошу прощения за нескромность. Нужно немало знать о разных сортах дерева.

– Где ты всему этому научился?

– Брал уроки у одного токаря из Локмастера. И очень жалею, что не занялся этим раньше. Токарным работам по дереву можно посвятить всю жизнь.

Чтобы перевезти многочисленные покупки Полли, не считая приобретенного им самим сосуда из вяза, Квиллеру пришлось сбегать домой за пикапом.

– А где ты поставишь этот… сосуд? – спросила Полли.

– На кофейном столике. – У Квиллера имелся большой современный низкий столик квадратной формы, возле которого он поместил мягкий диванчик.

– Отличная штука, – похвалила Полли, разглядывая приобретение Квиллера.

– Жаль, ты не видела другую, которая мне не досталась! Поменьше этой, размером с грейпфрут, но очень впечатляет. Шкатулка с крышкой куполообразной формы и маленькой ручкой-набалдашником сверху, выточенной из одного куска с крышкой. Действительно стоящая вещь. Но меня опередили, её уже продали.

Про стаканчик для карандашей он и забыл. Сейчас его толстые желтые карандаши стояли в коричневой кофейной кружке с надписью: lt;Что заваришь, то и попьешьgt;. Он обещал доллар всякому, кто угадает автора этого изречения. Пока угадала только Полли.

– Нравится вам в Пикаксе?

– Объясните мне, пожалуйста, кто-нибудь, – попросил в ответ Барри, – что за деревянные башни стоят вдоль дороги?

– Это копры заброшенных шахт. В девятнадцатом веке там велась добыча, но в начале двадцатого запасы ископаемых истощились. Всего в округе десять таких шахт.

– Так надо снести эти постройки и засыпать шахты, – высказался не в меру ретивый приезжий из Центра. – На их месте можно пасти овец.

– Не вздумайте предложить такое всерьёз, приятель, – отозвался Квиллер. – Эти развалины греют сердце каждого жителя Мускаунти. Да и туристам интересно. В сувенирных магазинах открытки с видами шахт пользуются небывалым спросом. А один из местных художников не успевает писать акварели – все немедленно раскупаются.

– В таком случае надо написать о них книгу! – внёс новое предложение Барри.

– Уже написана! – хором ответило несколько голосов.

– Она есть у нас в библиотеке – можете взять, если хотите, – сказала Полли.

Затем она развлекла присутствующих рассказом о компьютерных войнах, которые велись в библиотеке. Читатели в знак протеста против замены старого каталога на карточках автоматизированным организовали пикет и сожгли свои читательские билеты на ступенях здания.

– Не забывайте, Барри, что местные жители – потомки гордых первопроходцев, которые превыше всего ставили независимость, – ввернул Квиллер.

Все были довольны проведённым временем. Шумного застолья не получилось, но ведь и цивилизованный отдых может доставить удовольствие. К концу вечера Квиллер поделился с Бартером своими планами проникновения на чаепитие. Адвокат посмеялся, приняв это как невинную забаву. Затем они раскрыли секрет Барри.

– Блеск! – была реакция управляющего.

– Сейчас мы тебя немного подкрасим, наденешь тёмные очки, натянешь на уши фуражку, и никто не узнает. Вот смех-то!

Квиллер не уставал поражаться Ланспикам. Ничто в их внешности и манерах не выдавало людей, наделенных артистическим даром, между тем Кэрол могла одинаково убедительно изобразить и королеву, и нищенку, да и Ларри равно блистал в амплуа благородного отца, героя-любовника или злодея. В них обоих бурлила энергия, без чего немыслим подлинный актерский талант.

– Эта краска легко смоется, так что не волнуйся, – приговаривала Кэрол. – Правда, сиамцы могут тебя не узнать.

– Юм-Юм наверняка зашипит, а вот Коко не проведёшь.

– Я вижу, ты немного подстриг усы: Это хорошо.

-Я всегда подстригаю их, когда иду на чью-нибудь свадьбу или на деловое свидание.

– Сначала подбери себе мундир. Элис подгонит его по фигуре, если понадобится, а я тем временем буду тебя гримировать.

Элис Тодуисл уже стояла наготове с портновским сантиметром на шее и наперстком на пальце.

Квиллер выбрал тёмно-синюю форму с нашивкой на рукаве и фуражку, которая выглядела вполне внушительно, если особенно не присматриваться. Когда он напялил на себя всё это и вышел в примерочную, женщины пришли в ужас. Брюки были слишком коротки, рукава длинны, а фуражка размера на три больше, чем нужно.

– Вам в театре не нужен актер на роль неандертальца? – спросил Квиллер.

– Костюм я подгоню мигом, – успокоила Элис, – а фуражку набьём папиросной бумагой.

В гримерной Кэрол взялась за дело с профессиональной ловкостью, и вскоре тронутые сединой виски, усы и брови Квиллера потемнели.

– Делакамп прибыл по расписанию? – спросил он.

– Да. На этот раз привез с собой племянницу – тихая, скромная девушка, во всем его слушается. Он немного располнел, но для своего возраста выглядит очень импозантно. По-моему, он сделал пластическую операцию. И носит накладку, скрывающую лысину… Ой, прости! Я чуть не выбила тебе глаз.

– Не страшно, у меня есть ещё один.

– На обеде в Кантри-клубе он показывал слайды знаменитых ювелирных украшений из разных музеев мира. Среди прочего там было ожерелье, которое Наполеон подарил Жозефине. Весит, наверное, не меньше фунта: рубины, изумруды, эмаль… А знаешь, почему в девятнадцатом веке в моду вошли бриллианты? На смену свечам пришло более яркое искусственное освещение – газовые рожки, затем электрические лампы. Блеск стали ценить больше цвета… Ну вот! – Кэрол сдернула с его плеч накидку. – Теперь слушай план действий. Я отвожу тебя на машине в гостиницу. Там нас встречает Барри Морган, который поднимет тебя на лифте к себе наверх, а в три часа отведёт в банкетный зал. Когда всё закончится, ты вернешься в его кабинет, он позвонит нам в универмаг, и Ларри доставит тебя обратно в театр.

– Кэрол, у тебя всегда всё так четко организовано, что даже страшно.

– Поневоле станешь организованным, если лет двадцать пять повертишься в универмаге, поставишь в театре три десятка спектаклей и вырастишь троих детей.

Квиллер знал, что старший сын Ланспиков стал священником и поселился в штате Нью-Йорк, дочь работает врачом в Пикаксе, а вот младший сын оказался паршивой овцой. О нём предпочитали не говорить.

– А что испытывает доктор Диана в связи с предстоящим чаепитием? – спросил он.

– Говорит, что не нервничала так с тех пор, как вскрыла свой первый фурункул. Они с Полли будут час без малого непрерывно разливать чай, после чего их сменят Сьюзан Эксбридж и Мэгги Спренкл. Мэгги предоставила свою парадную скатерть из бельгийских кружев, а Сьюзан – два серебряных чайных сервиза и серебряный канделябр на шесть свечей.

Наконец все было готово. Квиллер облачился в маскарадный костюм и глянул в зеркало.

– Ну как? – в один голос спросили Кэрол и Эллис.

– Хм… Нет, не знаю такого, – ответил он.

– Ты знаешь духи, которые называются lt;L'Heure Bleuegt;?

– Разумеется. Это классика. Очень тонкий цветочный аромат с привкусом ванили. Их изобрел Жак Герлен для опереточной дивы Ивонн Прентан в тысяча девятьсот двенадцатом году. Между прочим, Ларри подарил мне флакон lt;L'Heure Bleuegt;, когда мы проводили медовый месяц в Париже …дцать лет назад.

– Вы могли бы заказать их? Хочу сделать подарок Полли.

– С удовольствием. Я думаю, ей понравится туалетная вода в спрее… Кстати, у вас с ней нет никаких планов на четверг? Мы даём скромный обед в честь Делакампа и его племянницы. Заодно и познакомишься с ним – вряд ли представится другой случай. Только предупреждаю: он жуткий болтун.

– Вот и хорошо, лишь бы наболтал что-нибудь полезное.

– Насчёт этого не беспокойся. Он буквально напичкан всевозможной информацией.

– Итак, – сказал Квиллер, – я Джо Баззард, полицейский в отставке. Подрабатываю охранником. Каждый встречный для меня потенциальный грабитель.

Он выбрался из автомобиля и с неприступным видом вразвалочку направился ко входу, не обращая внимания на Барри.

– Вы из службы охраны? – невозмутимо спросил управляющий.

– Так точно, сэр.

– Следуйте за мной.

– Просто блеск, Квилл! Узнать невозможно. До трёх часов ещё есть время. Чашечку кофе? Краска не потечёт?

– Пожалуй, лучше пить через соломинку. А как вам понравился вечер у Бартеров?

– Всё было очень здорово. Столько интересных людей. И держатся все очень просто, в отличие от городских снобов.

– Да, здешние люди дружелюбны, но очень любопытны и болтливы, так что будьте начеку.

– Кстати, насчёт городских снобов, – сказал Барри. – Угадайте, кто ввалился сегодня утром ко мне в кабинет в марокканском кафтане, обвешанный пятью фунтами серебряных украшений? lt;Я Делакампgt;, – заявил он высокомерно. Я вскочил, чтобы поприветствовать его, и он милостиво протянул мне кончики пальцев. Оказывается, он явился с жалобой на шеф-повара. Делакамп отправился на кухню, чтобы отдать распоряжения по поводу чая, а шеф-повар, как он выразился, вёл себя очень негостеприимно и грубо. Я, конечно, извинился, но объяснил, что Служба общественного здравоохранения запрещает появляться на кухне людям, не имеющим отношения к процессу приготовления пищи.

– На мой взгляд, вы действовали совершенно правильно, Барри.

– Я тоже так считаю… Погодите минутку, Квилл. Не хватает одной детали. Переговорное устройство! Вот, возьмите. Повесьте его на пояс.

В банкетном зале приковывал к себе внимание длинный стол, застеленный кружевной скатертью и украшенный высоким серебряным канделябром и двумя большими вазами цветов. На каждом его конце было приготовлено по чайному сервизу. Маленькие столики со стульями расставили по всему залу. В углу за целым лесом комнатных растений в больших кадках прятался рояль. А к одной из стен был приставлен стол для демонстрации ювелирных изделий, покрытый восточным ковром. Самих изделий ещё не было видно – только кожаные футляры. За ними присматривала молодая женщина в строгом костюме и шляпке.

По совету Барри Квиллер занял наблюдательный пост в тёмном углу на лестничной площадке, откуда отлично просматривался весь зал. Сам же он оставался в тени, и прибывшие Полли и Диана прошествовали мимо, не заметив его. На Полли была скромная голубая шляпка в тон платью, Диана надела ток с вызывающе длинным фазаньим пером. Они заняли свои места по обоим концам стола. Официантки внесли блюда с закусками и серебряные чайники, поставив последние на горелки. Наблюдая за ними, Квиллер подумал, что коротких чёрных платьиц и кружевных наколок ещё недостаточно, чтобы превратить студенток колледжа в настоящих кельнерш.

Около трёх часов хозяин приёма, облачённый в восточный кафтан и препоясанный тяжелой золотой цепью, торжественно сошёл по лестнице. Дородность Делакампа только добавляла ему величия. Он представился дамам, которым предстояло разливать чай, оглядел стол с закусками, обсудил что-то со своей секретаршей у стола с драгоценностями и подал сигнал пианистке.

Под звуки лирических мелодий в зал стали медленно спускаться дамы в огромных шляпах, обдавая lt;охранникаgt; парфюмерными ароматами.

Делакамп встречал женщин у подножия лестницы, устремив на них восхищённый взгляд. По ходу спектакля он кланялся, целовал дамам руки и говорил комплименты, вызывавшие приятное удивление или наивный восторг. lt;Ну и клоун!gt; – подумал Квиллер.

Затем в течение полутора часов обладательницы экстравагантных шляпок несколько скованно прохаживались по залу, потягивали чай, пощипывали закуски, вполголоса переговаривались и издавали мелодичные восклицания возле футляров с бриллиантовыми брошами и жемчужными колье. Кэрол в немыслимом головном уборе играла, по-видимому, роль распорядительницы: она командовала официантками и регулировала поток, устремлявшийся к столу с ювелирными изделиями. Украшения помещались на подставках, выдвигавшихся из кожаных футляров. Ни Кэрол, ни Полли ни разу не взглянули в сторону lt;охранникаgt;.

Вдоволь насмотревшись на пышное зрелище, наслушавшись сладких мелодий и приторных благоуханий, Квиллер украдкой бросил взгляд на часы. Всего лишь двадцать минут четвёртого! Между тем он был уже сыт впечатлениями по горло. Если бы он присутствовал здесь как корреспондент, давно бы уже смылся потихоньку, но в качестве охранника не мог себе такого позволить. Больше всего в жизни он боялся стать заложником ситуации, а тут сам расставил себе западню и вынужден был терпеть происходящее ещё целый час и десять минут. Нетрудно представить, что сказал бы Арчи Райкер, увидев его в этом положении, да ещё в таком обличье. Арчи вечно издевался над страстью Квиллера к разнюхиванию и расследованию, и этот конфуз дал бы ему прекрасный повод для зубоскальства.

Квиллер собрал волю в кулак и стал придумывать, как убить время. Для начала он попытался найти ответ на некоторые вопросы.

Скольких присутствующих здесь женщин он знает лично или встречал в связи с теми или иными делами?

Почему пианистка исполняет только Дебюсси и Сати? Что Делакамп имеет, например, против Шопена? Не свидетельствует ли это о какой-то особенности его психики? Что, если бы пианистке вдруг вздумалось сыграть lt;Полёт шмеляgt;?

– Как дела?

– Умираю от скуки! – пробормотал Квиллер, не поворачивая головы.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Да. Включите противопожарную систему.

– Здесь довольно душно. Я включу вентиляторы. В половине пятого можете покинуть свой пост и подняться ко мне.

Квиллер опять остался один. По его часам он ещё тридцать минут должен был исполнять роль охранника Джо Баззарда. Он потихоньку пробовал подниматься на носки, потягиваться, сгибать и разгибать руки и ноги, моргать за тёмными стеклами очков.

Дежурство Полли возле чайника закончилось, и теперь она ходила по залу, болтая с другими гостьями. Она знала буквально всех! Постепенно она приблизилась к столу с драгоценностями. Квиллер предложил ей выбрать что-нибудь в подарок себе на Рождество. Полли сопротивлялась, заявляя, что он уже подарил ей опалы, а бриллианты она не любит. Но он настоял на своём, и вот она нехотя подошла к столу, обратилась к секретарше, равнодушным взглядом окинула выставленные изделия, но вдруг чем-то заинтересовалась, и даже очень. Секретарша сделала очередную запись в блокноте, а Полли выпила ещё чашку чая.

Так, сколько ещё осталось?.. Двадцать минут! Хоть бы ограбление случилось, что ли!

Квиллер даже придумал подходящий сценарий. Одна из официанток роняет блюдо сандвичей с огурцом, чтобы отвлечь внимание… хватает пустой чайник и с силой бьёт им секретаршу… сгребает драгоценности в передник… бежит к служебному выходу. lt;Охранникgt; устремляется за ней. Он размахивает деревянным пистолетом и кричит: lt;Держите вора!gt;

-Тебе не кажется, что ваш ювелир немножко переигрывает? Костюм заимствовал из lt;Тысячи и одной ночиgt;, манеры – у Мольера… Прости меня, Ларри, но мне кажется, что вся эта помпезность ничего не стоит – с деловой точки зрения, я имею в виду.

– По правде говоря, мы не получаем ни пенни комиссионных со сделок, которые он здесь проворачивает, – согласился Ларри. – Но что с того? Это происходит раз в пять лет, а в промежутке мы заказываем у него для наших клиентов жемчуга, обручальные кольца и прочее и делаем обычную наценку. Кроме того, вся эта шумиха работает на нас и помогает старой гвардии сбывать свои фамильные драгоценности.

– Как ты считаешь, Делакамп предлагает справедливую цену?

– Жалоб не было. Делакамп посылает им розы, и они счастливы уже оттого, что он наносит им визит.

Высадив Квиллера у служебного входа в театр, Ларри вручил ему небольшую книжечку.

– Это пьеса, которую мы ставим. Может, захочешь заглянуть в текст перед премьерой? Ведь рецензию будешь писать ты.

– А кто же ещё?

– Впервые её поставили в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Эмлин Уильямс написал роль слуги для себя. Вызов для всякого актера.

– Я знаю. Видел новую постановку на Бродвее несколько лет назад. Очевидно, эту роль будет играть Дерек Каттлбринк?

– К сожалению, нет. Он, конечно, справился бы с нею, но теперь занят по вечерам в отеле.

Ты ведь знаешь, Дерек – метрдотель в lt;Макинтошеgt;… Можешь оставить всё это на столе в костюмерной.

– Хорошо. И спасибо за всё, Ларри. Незабываемое приключение.

Дерек в роли метрдотеля вызывал у Квиллера дурные предчувствия. Последние два ресторана, в которых работал Каттлбринк, кончили провалом: один был накрыт лавиной общественного негодования, другой – оползнем.

Когда поздно вечером Квиллер позвонил Полли, чтобы отчитаться о проделанной работе, галопом прискакал Коко и вспрыгнул на стол. То ли кот считал, что обязан контролировать все телефонные разговоры, то ли чувствовал, что на другом конце провода – ещё один сиамец по кличке Брут. А может, всё ещё мучился вопросом, каким образом действует загадочный аппарат.

– Ну и как, стоила овчинка выделки?

– Не вполне, – признался он. – А как тебе выставка шляп?

– Ну, они ведь просто разыграли мистера Делакампа. А он притворялся, будто клюнул на удочку.

– Что ты думаешь по поводу его коллекции?

– У него есть очень эффектные вещи. Например, старинная булавка, усеянная алмазами каратов на тринадцать – и с клеймом. Он просит за неё тридцать пять тысяч.

– В Мускаунти он вряд ли найдет покупателя.

– Как знать… Коллекционеры гоняются за вещами с клеймом, и у нас есть люди со средствами, которые вкладывают их в ювелирные изделия, но не афишируют этого. Я видела у него чайное ситечко из чистого золота за тысячу восемьсот, и его уже купили. Наверняка не для того, чтобы разливать чай.

– А для себя ты что-нибудь присмотрела?

– Да! – произнесла она с энтузиазмом. – Кольцо с камеей.

– С камеей? – разочарованно протянул Квиллер. Он был невысокого мнения о камеях.

– Вовсе не ширпотреб для туристов, Квилл. Сейчас снова входят в моду античные камеи с искусной резьбой. Я видела одну с изображением Венеры и Купидона в лесу. Резьба такая тонкая, что можно пересчитать листочки на дереве! А это кольцо я и сама готова носить. Камея в золотой оправе, на ней изображены три Грации, богини красоты и радости, олицетворения женской прелести.

– Прямо для тебя. Надеюсь, ты взяла её?

– Да, сделала заказ. Должна прийти за ней в два часа в четверг.

– Замечательно. Я выпишу чек. На сколько?

– Они не принимают ни чеков, ни кредитных карточек – только наличные.

– Странно… – проговорил Квиллер, думая о булавке за тридцать пять тысяч. – Но это не имеет значения. Я сниму деньги утром в четверг и привезу тебе в библиотеку – или лучше прямо в отель к двум часам. Так сколько?

– Восемьсот.

– Всего-то? Я думал, тысяч восемнадцать, и собирался заказать бронированный автомобиль.

– Честно говоря, – рассмеялась Полли, – семьсот девяносто пять включая налог.

– Я сниму восемьсот, но не забудь вернуть сдачу.

– Что думаешь? – спросил он Коко, который сидел возле телефона.

Вместо ответа кот спрыгнул на пол и подчеркнуто неторопливо направился к буфету, где хранились lt;кабибблзgt;, в то время как сидевшая на холодильнике Юм-Юм взяла самое высокое lt;доgt;, от которого кровь стыла в жилах.