Глава восьмая

Господина полковника я встретил стоя, засунув руки в карманы халата. Уже не того, в котором был внизу — другого, с карманом без дырки, но и без пистолета. Оба браунинга (мой и Войновского) были теперь у Львова, а револьвер, не говоря уже о маузере, был для кармана великоват. Впрочем, без оружия я оставался недолго. Полковник, как вошел, так сразу вернул мне пистолет. Я небрежно опустил браунинг в карман, абсолютно не сомневаясь в том, что он разряжен. Я и сам на месте полковника не стал бы рисковать. Львов сел в кресло подле журнального столика и жестом предложил мне занять другое. Губы полковника тронула легкая улыбка.

— О трупе можете забыть, он вас больше не побеспокоит.

Я тоже слегка растянул уголки губ, давая понять, что шутка до меня дошла. Полковник же, напротив, перестал улыбаться и смотрел на меня изучающе, этаким взглядом-рентгеном. Я, чтобы угодить полковнику, сделал вид, что немного этим смущен, чем вызвал на его холеном лице самодовольную улыбку.

— Ну-с, милостивый государь, — бархатным голосом произнес Львов, — вы уже выбрали себе кодовое имя?

— Да, господин полковник. С вашего позволения, пусть это будет Странник.

Этот псевдоним я выбрал в память о прошлой жизни. Странник — таков был мой сетевой ник. Разумеется, полковнику я об этом не сказал. Мой выбор не встретил с его стороны никаких возражений.

— Странник так Странник, как вам будет угодно. Итак, милейший Странник, я добился вашего перевода в свое подразделение с целью поручить весьма необычную миссию. В основу этого решения легли три факта вашей биографии: ваш высокий профессионализм, ваша склонность к авантюрам, ваш университетский диплом. Кстати, не поможете мне решить одну задачу? Полковник что-то быстро написал в блокноте, вырвал лист и протянул мне вместе с карандашом. Посмотрев на бумажку, я внутренне усмехнулся: мне предлагалось взять производную от функции. Забавно. Недоучка — полковник ведь покинул университет после второго курса — экзаменует недокандидата. Я быстро написал ответ, и протянул листок полковнику, будучи уверен, что этим проверка и кончится. Но не тут-то было. Мне пришлось решать задачи из области матанализа и высшей алгебры, а потом мы прошлись по курсу элементарной физики. Наконец Львову это надоело, — мне самому это надоело еще в самом начале — и он принял экзамен.

— Оставим это, — сказал он, сминая исписанные бумажки. — Теперь, Странник, я коротко изложу вам, чем занимается вверенное мне подразделение…

И какой же фигней с точки зрения любого нормального полицейского занималось ведомство, возглавляемое 'его высокоблагородием'. От чистой мистики до вполне реальных масонов, идолопоклонников и сектантов всех мастей. Поначалу я, честно говоря, слушал вполуха. Просто прикрылся маской заинтересованности и параллельно думал о том, как мне повезло. Теперь я был практически уверен в том, что Войновский относился к той редкой категории агентов-инициативников, работающих, как правило, не за деньги, а за какой-то иной интерес. Работая в режиме краткого оперативного контакта, они редко попадали в обычную картотеку. А уж с учетом саботажа, который организовали Львову его коллеги, вряд ли он имел на Войновского что-то, кроме справки-объктивки с кратким изложением анкетных данных агента и описанием его деяний. Так что до того момента, когда полковник узнает, что 'я' это не 'он', пройдет достаточно времени. Меж тем в речи полковника проскользнуло упоминание реки Тунгуски. С этого момента я стал слушать со всем вниманием. Ведь это я в студенческие годы с усердием опровергал известную кометную теорию тунгусского феномена И.С. Астаповича. Тогда мне не хватило аргументов. А у полковника, они, возможно, были. Он несколько раз упомянул о некой папке, хранящей уникальные материалы, те, которые науке, которую я имел честь когда-то представлять, известны не были. Что и не удивительно, если учесть, что папка хранилась в жандармском управлении, и наверняка погибла в пламени пожара в 1917 году. Стоп! Но теперь-то год 1916. И тут есть над чем поразмышлять…

Тем временем полковник закончил вводную часть и перешел к части технической. Со словами: — Ну-с, а теперь сделаем-ка мы вам новые документы, — полковник стал доставать из портфеля бланки и коробочки с печатями и штемпельными подушками. Меня, как опера, пусть и из другого времени, такое развитие событий ничуть не смутило. Изготовление временных документов прикрытия для агента руками его куратора — дело вполне обычное даже для 2010 года, а уж для 1916, надо полагать, тем более.

— И что же мы для вас придумаем… — протянул Львов, готовясь заполнять бланк.

Тут меня охватило непреодолимое желание использовать свое собственное имя. Я набрался наглости и произнес:

— Господин полковник, если позволите, я хотел бы использовать собственную заготовку.

Львов с интересом на меня взглянул.

— Давайте послушаем, что вы там напридумывали.

— Пусть будет: Жехорский Михаил Макарович, уроженец Выборгской губернии Великого княжества Финляндского, дворянин.

— На дворянство потянуло? — съязвил полковник. — А, впрочем, для нашего дела это даже лучше. Вот только род вы выбрали старинный, хоть и обедневший, по плечу кольчужка-то?

Глядя на мое обиженное лицо, полковник поспешил добавить:

— Ладно, ладно, Жехорский так Жехорский. Где вы его откопали-то, никак 'Бархатную книгу' читывали?

Я утвердительно кивнул головой.

— А герб сможете описать?

Я счел за благо изобразить растерянность. Нечего блистать большим умом перед начальством.

— Ну, как же, — пожурил меня полковник. — Свой герб дворянин должен помнить. Ладно. Слушайте и запоминайте: на червлёном щите золотая змея, кусающая свой хвост.

Когда документы были готовы, полковник сложил принадлежности обратно в портфель и сказал:

— А теперь перейдем непосредственно к вашему заданию. Сначала небольшая преамбула. Я, знаете ли, в чертовщину не очень-то верю. Думаю, что всякая чертовщина это или просто обман, или непознанный наукой феномен. Так вот. Не так давно попал к нам в подразделение один артефакт. Как попал, откуда, про то вам знать не обязательно. Только это зеркало, да то самое, огромное на подставке, в которое вы сейчас смотритесь. По слухам, принадлежало оно самому графу Калиостро, и было оставлено им в России во время поспешного бегства. И приписывают этому зеркалу способность переносить человека из одного времени в другое. Вот только как это работает, никаких сведений нет. Скажите ерунда? Я и сам так думал. Но только как-то обедал я с Распутиным и обмолвился об этом зеркале. Старец пожелал самолично взглянуть на него, а когда взглянул, то страшно побледнел, зашатался и второпях покинул комнату. Мне потом сказал, что видит в этом зеркале силу огромную, а государю, сказывают, именно после этого посещения выдал пророчество: 'Не будет меня — не станет и Вас'. Так-то! Вам, Странник, вменяется в обязанность быть при этом зеркале хранителем и, одновременно, разобраться в принципе его действия, если таковое, конечно, имеет место быть. Из дома прошу надолго не отлучаться. Питаться советую в ресторане. Есть тут неподалеку весьма даже приличный. А сегодня ужин от меня в подарок. И как раз из того самого ресторана. Я распорядился доставить. Ждет вас внизу. Полковник направился к двери. Я на правах хозяина отправился его провожать. Проходя мимо накрытого стола, из чистого озорства предложил:

— Не отужинаете со мной?

Полковник наглость стерпел, лишь окатил меня холодным взглядом.

— Благодарю, но я, сегодня, уже отужинал. Честь имею! Да, чуть не забыл. Полковник извлек из кармана и высыпал на столик горсть патронов от браунинга.

ОЛЬГА

Вот уж не думала, что когда-нибудь превращусь в затворницу. А так хотелось побродить по Питеру. Я ведь здесь впервые. Хотя, так даже лучше. То, что рядом с домом, я изучить успела — остальное остается на потом. Вот окажусь в своем 1916 году, тогда и поброжу. В том, что я там окажусь и притом в самом ближайшем будущем, после той психологической обработки, которой подверг меня 'преподобный' Игнат, более сомнений у меня нет. Следуя его же совету, я избавилась от всего, что может хоть как-то изобличить меня как попаданку (Ну и словечко, Господи прости!). Сняла с себя все, включая нижнее белье, и отдала Игнату Степановичу. После моего перехода это наденут на безымянный труп, который вместо меня сгорит в 'Мерседесе' рядом с таким же ряженым под Михаила. Как подумаю, что мои любимые трусики наденут черт знает на чью попу… Брр! Даже представлять не хочется. Теперь я ношу то, что носили женщины в начале прошлого века. Все это принес Игнат Степанович. Говорит, что сейчас это вновь входит в моду. Ну, не знаю. Одно радует — сплошной шелк. А поверх длинное серого цвета платье с глухим воротом. Я теперь даже от макияжа отказалась. Так, на всякий случай. Здесь мне красоваться не перед кем, а ТАМ что-нибудь придумаем. На улицу я теперь выхожу редко. Исключительно ради выгулять Герцога. Братьев-сектантов, которые таскают мне еду, псина переносит с трудом, а о том, чтобы даться им руки и речи не идет. Телевизор почти не смотрю. Как-то стало неинтересно. Зато много читаю, в комнате, где зеркало. Я теперь и живу в этой комнате, чтобы не пропустить момента, когда Мишка, наконец, соизволит за мной явиться. В те минуты, когда меня здесь нет, в комнате дежурит один из людей Игната Степановича. Они теперь установили надо мной круглосуточную опеку.

Календарь худеет на глазах, год на исходе, да и Мишкин отпуск давно истек. Телеграмма, которую я дала от его имени на службу с просьбой о продлении отпуска по семейным обстоятельствам, большого выигрыша во времени не даст. Его скоро станут искать всерьез. Вчера уже кто-то звонил в дверь — я не подошла. Телефоны, наверное, уже давно оборвали наши родственники. Думаю, что так, хотя проверить не могу: городской я отключила, а сотовый выкинула. Мне нечего ответить. Представляю, что о нас все подумают, когда мы 'погибнем' в автокатастрофе. Впрочем, тут я уже ничего исправить не могу. Думаю только об одном: лишь бы Мишка пришел раньше, чем спецназ начнет штурм квартиры.

МИХАИЛ

Как это треклятое зеркало работает, я знаю. Скажу больше, испытал это на себе и даже с успехом. А вот как оно выбирает момент, когда включиться, вот этого я никак понять не могу, хотя прыгаю вокруг подкидыша Калиострова уже который день. И с чего Львов решил, что физику с этим разобраться будет легче чем, скажем, чукотскому шаману? Нет, безусловно, определенная закономерность в работе этого магического устройства — а что, по-моему, очень точное определение? — присутствовать должна. Вот только в магии я ни ухом, ни рылом, а элементарная физика тут пасует. Был бы рядом знакомец Войновского Никола Тесла, он может чего и накопал. Помнится, великий был затейник. Ну вот, опять был! Никак не могу привыкнуть, что это я буду, а те, кто был, включая Теслу и Распутина, они есть, живут и здравствуют. Хотя, Распутину уже недолго осталось. Скорее бы перетащить сюда Ольгу, а то сижу возле зеркала, как на привязи, а часики-то тикают. И каждая минутка приближает меня к тому моменту, когда ворвется в эту комнату полковник Львов с пистолетом наперевес и скомандует: 'Руки вверх, самозванец!' Ну, это будет чуть позже, а сейчас пойду, заварю чайку.

Я сидел на кухне, пил чай с баранками, — знатные тут, я вам скажу, баранки! — когда по полу прошла какая-то вибрация, я ее реально ощутил через ноги. Началось? Выскочил из-за стола и побежал к лестнице. Так и есть! Сверху из-под двери пробивается белый свет. Перепрыгивая через ступеньку, мчусь наверх. Зеркало в комнате источает яркий белый свет. Но, главное, на раме появилось углубление для ключа. Вытаскиваю на ходу ключ из ворота и тычу им в углубление. Не попадаю, но ключ сам встает на место. Тут же в зеркале появляется комната, но не отображенная, а, как бы, я смотрю на нее с той стороны. Ольга спит на диване, укрывшись пледом, Герцог лежит у ее ног. Устремляюсь к ним — не тут-то было! Не пускает меня зеркало дальше рамы. Тогда кричу: 'Оля, проснись!', - но звук моего голоса тоже, кажется, не проникает в тот мир. Засада! Сколько будет открыта дверь, я не знаю, и как пробудить Ольгу не ведаю. Выручил Герцог. Проснулся, вскочил и начал беззвучно лаять. Это для меня беззвучно, а Ольга, та сразу проснулась, села на диване и таращится на меня. Отчаянно машу ей рукой, давай, мол, сюда. Поняла, вскочила, ухватила Герцога за ошейник и ко мне…

ОЛЬГА

Разбудил меня собачий лай. Открываю глаза — Ёшкин каравай! Зеркало светится, в раме стоит Михаил, открывает по-рыбьи рот и машет руками. И, главное, смотрит на меня, как на дуру непонятливую. А я понятливая, только спросонья. Наконец, до меня все дошло. Вскакиваю с дивана, хватаю Герцога за ошейник и к зеркалу. Ошейник-то на Герцоге тоже старинный, Игнат Степанович постарался. За шаг до рамы псина уперлась всеми лапами. Слава богу, пол паркетный, дотащила я Герцога до зеркала. Михаил посторонился, и я ввалилась в раму, а со мной и Герцог. По инерции пролетели мы еще несколько шагов, и чувствую я спиной, что сзади происходит что-то неладное…

МИХАИЛ

Когда Ольга и Герцог проскочили мимо, послышался звук колокола, только какой-то дребезжащий, как будь-то колокол треснутый. Я на всякий случай отпрянул от зеркала. Вижу, оно вбирает в себя источаемый доселе белый свет. Потом свет исчез, а зеркало все пошло трещинами. Бог с ним, потом разберемся! Поворачиваюсь к Ольге, а та тут же виснет у меня на шее и начинает осыпать лицо поцелуями. Честно говоря, никак не ожидал такого от Ведьмы.

НИКОЛАЙ

Не знаю, кто мне ворожит, но, видимо, на нелегальном положении побыть не придется. А ведь настроился уже. Как вернулся с военно-врачебной комиссии, так и начал Фролу глазки строить, мол, пора, а то на фронт загребут. А он про предписание давай спрашивать. Вот, думаю, дурья башка, какое тебе предписание, когда я за ним еще не ходил? Ну, и вслух примерно то же самое сказал. А он смотрит укоризненно, зачем про фронт говоришь, если в предписание не заглядывал? А че в него смотреть, когда и ежу понятно, что годен я безо всяких ограничений? Ежову, говорит, может и понятно, а мне, товарищ, сначала бы на бумажку глянуть. Тут меня тоска взяла. Если он теперь такой бюрократ, то, что с ним будет, когда до власти дорвется? Однако делать нечего. Встал сегодня утром, собрался и потопал за предписанием. Вот тут-то чудеса и начались. Сам начальник госпиталя, еще третьего дня с радостным видом пророчивший мне окопы, сегодня с недовольной миной сообщил, что Окружная военно-врачебная комиссия не утвердила решения госпитального начальства и признала меня ограниченно годным к воинской службе. Вследствие чего, я направляюсь для продолжения службы в мастерские Запасного автомобильного бронедивизиона в качестве младшего мастера-механика. Ну и за каким лядом мне при таком раскладе переходить на нелегальное положение? Бегом в канцелярию за документами, пока не передумали. Гляжу в проходное свидетельство и глазам не верю. Оказывается, я полностью удовлетворен в вещевом имуществе. Поскольку х/б третьего срока носки, раздолбанные сапоги да порыжевшие от времени шинель с папахой никакого удовлетворения у меня не вызывали, помчался я к каптенармусу. И кто бы сомневался! В ведомости напротив моей фамилии, какая-то сволочь — и я даже знаю, какая, — успела проставить крестики. А ведь там мне, как лицу связанному с ремонтом техники, полагалась и кожаная куртка, и брюки… Короче взял я эту тыловую крысу — и хрен с ним, что унтер! — за грудки и страшным голосом — откуда он у меня только взялся? — объяснил, что если он немедля не выдаст мне все, что положено, то вытрясу я из него его поганую душу и ничего мне за то не будет, поскольку после фронта я весь из себя заслужено-контуженый и на то у меня справка имеется. Душу не душу, а положенное мне казенное имущество я из него вытряс. Переоделся во все новое, что не вошло, запихал в сидор и отправился по новому месту службы.

Если честно, то насчет того, что я не догадывался, кто приложил руку ко всем этим чудесам, — я имею в виду мою ограниченную годность — так это больше для красного словца. Без товарища Матвея со товарищи тут точно не обошлось.

Мастерские, по сути, представляли собой один из цехов Путиловского завода и располагались вблизи рабочих казарм. Войдя в открытые высокие ворота, я увидел два бронеавтомобиля разной степени разобранности, возле которых копошились рабочие, а стоявший поодаль военный что-то рассматривал на большом листе то ли ватмана, то ли синьки, водя по нему пальцем. Подойдя поближе, я обнаружил, что пребывает военный в чине фельдфебеля, потому радостно гаркнул:

— Господин фельдфебель, дозвольте обратиться!

Подняв голову, фельдфебель не сразу сфокусировал на мне взгляд из-под маленьких очечков на толстом мясистом носу. Наконец рассмотрев, кто орет ему под ухо, совсем не по уставу спросил:

— Тебе чего, хлопец?

— Господин фельдфебель, рядовой Ежов прибыл из госпиталя для дальнейшего прохождения службы после ранения!

— Ну, чего ты орешь, — поморщился фельдфебель, — здесь тебе не плац. А доложиться должно начальнику мастерских, его благородию инженеру Полосухину. Ступай в конец цеха, там контора за перегородкой, не заблудишься, — и, покачав головой, добавил: — Экий горластый, еще б работал так, как горло дерет.

Постучав в фанерную филенку двери, табличка на которой гласила, что за ней находится сменный инженер, я тут же получил разрешение войти. В небольшом кабинетике за столом заваленном бумагами, рулонами чертежей и разными железками сидел немолодой мужчина с чеховской бородкой и в таком же пенсне, в зелёном мундире военного чиновника с серебряными узкими погонами, на которых виднелся один просвет без звёздочек, что свидетельствовало о чине титулярного советника и соответствовало армейскому капитану.

— Чем обязан, молодой человек? — тихим голосом спросил чиновник, не выпуская из пальцев карандаш, которым он до того, видимо, делал какие-то пометки.

— Ваше благородие, дозвольте доложить! Рядовой Ежов прибыл для дальнейшего прохождения службы после ранения!

— А… да-да! Мне телефонировали о вас. Вы один? Мне обещали в штабе округа, что пришлют еще специалистов. Совершенно некому стало работать, всех квалифицированных рабочих мобилизовали по прошлому году…

Фрол, когда я, испросив краткосрочную увольнительную, забежал за вещами, посмотрел на меня с усмешкой.

— А ты, я вижу, передумал переходить на нелегальное положение?

Я досадливо подернул щекой.

— Ты, чем зубы скалить, лучше скажи, через кого мне связь держать?

— Не боись, без связи не останешься, — снова усмехнулся Фрол. — А пока служи — не напрягайся. Кто надо — о тебе знает. Когда будет надо — подойдет и передаст привет от товарища Матвея. Ну, бывай, что ли? — И крепко пожал мне руку.