Глава девятая

Ёшкин каравай! До сих пор не могу прийти в себя. С теми же мозгами и на десять лет моложе — шикарный бонус! Только я об этом не сразу узнала. Зеркало, через которое я прошла, все пошло трещинами, и, вообще, как сказал Мишка, из волшебного артефакта превратилось в бесполезный хлам. Выполнило, значит, задачу — и кранты! Да и фиг с ним, я на обратную дорогу особо-то и не рассчитывала. Мишке очень понравился мой прикид. Спросил, как я до этого додумалась. Я честно все выложила: про Игната Степановича, про его секту и про то, что они думают про нашу четверку. Мишку мой рассказ заинтересовал чрезвычайно. Час я соловьем заливалась, а он слушал, не перебивая, только глазенками поблескивал. Когда я выдохлась — начал задавать вопросы.

— Говоришь, нас во временную воронку не случайно затянуло?

— Это не я говорю, это они так говорят. Выходит — не случайно.

— Интересно. Я ведь и сам так же подумал. Говоришь, мы тут все четверо?

— Да я-то тут причем? Они считают, что все четверо.

— Да-да, очень может быть… Говоришь, нет нам обратного пути?

Я устала объяснять непонятливому Мишке, что я при этой теме наподобие попугая, потому ответила — как спросил: — Нет. Останемся тут до конца жизни.

— Все правильно, — кивнул головой Мишка и отчего-то погрустнел.

Вот тут-то и заметила я перемены в его внешности.

— Слушай, мне это кажется? Ты, вроде как помолодел…

— Да, думаю лет на десять, — самодовольно заявил Мишка. Потом посмотрел на меня лукаво: — Побочный эффект перехода, знаешь ли.

Минуты две он на меня так таращился пока до меня дошло. Я вскочила и кинулась в ванную комнату. Ведь в той квартире, откуда и пришла, второе зеркало было именно там. В этой квартире все, за исключением верхней комнаты, выглядело иначе. И зеркало в ванной было другим, но, главное, — было! Полчаса я любовалась своим обновленным отражением. Мишка подходил пару раз. Что-то там гундел, я не слушала. Потом я нашла его наверху на диване с книгой в руках.

— Налюбовалась? — ехидно осведомился Мишка, глядя на меня снизу вверх.

Обычно я в таких случаях сержусь, но на этот раз даже бровей не свела.

Потом мы пили чай. Потом я слушала Мишкин рассказ. Потом попала под репрессии.

— Значитца так! — заявил новоявленный узурпатор. — На улицу ни ногой. Да и к окнам тоже подходить не надо.

— А че так строго-то? — вежливо осведомилась я. — Может, сделаете бедной девушке какое послабление?

Мишка знал меня достаточно хорошо, чтобы уловить в моем тоне предвестие крупных для себя неприятностей, потому поспешил пояснить:

— Львов мог установить за квартирой наблюдение. Хотя, навряд ли, — тут же опроверг он только что сказанные слова. Немного помолчал и добавил: — Но нам лучше все-таки перестраховаться.

Вы думаете, я что-то поняла? Вот и я так думаю. Но со скандалом решила повременить и лишь спросила тоном примерной школьницы:

— А какой прок в том, чтобы Львов ничего не знал о моем появлении?

— Понимаешь, предвижу я от этого сукиного сына пользу великую для дела нашего, — Мишка, когда его несет, начинает изъясняться весьма витиевато, — и потому хочу его завербовать. А ты в этом деле вроде как мое секретное оружие.

Насчет оружия спорить не буду — что есть, то есть. А вот насчет вербовки спешу уточнить:

— У тебя уже разработан план?

— В общих чертах. Осталось продумать некоторые детали. Ты не волнуйся, как только все будет готово, я тебя посвящу.

— Так начинай посвящать сейчас. Вместе и додумаем. Как говориться: одна голова хорошо, а две… — тут я осеклась под его насмешливым взглядом.

— Не обольщайся. Стать первым думающим оружием тебе не суждено, — скороговоркой выпалил Михаил и тут же устремился к двери. Если бы взгляд мог прожигать, то дыра в спине ему была обеспечена.

МИХАИЛ

Дулась на меня Ольга не долго. Скоро ей стало скучно, и она первой пошла на примирение. Со своим вынужденным заточением она смирилась довольно легко. Будучи человеком военным, она просто прировняла мою просьбу к приказу, а приказ, как известно, пояснений не требует. Из квартиры она не рвалась, к окнам, кроме как в темноте, не подходила, на тему вербовки Львова разговоров не заводила. Зато на другие темы мы говорили подолгу. В основном о Глебе и Николае и о нашей общей роли в грядущих событиях. О местонахождении ребят наши мнения разнились, но в одном мы сошлись: где бы они ни были, путь их лежит в Петроград, где мы вскоре с ними и встретимся. Что касается нашего предназначения, то тут версий было много — и все мои. Ольга сразу заявила, что ее роль вспомогательная. Будет дело — будет думать. Тут она показала мне язык. А вот ломать столь чудесным образом помолодевшую головку над столь чудовищными проблемами она категорически отказывается. Меня же она слушала с видимым удовольствием, не отвергая ни одну из предложенных версий. У меня даже закралось подозрение, что я заменю ей телевизор. Чтобы усилить эффект я даже притащил из чулана пустую раму, видимо от картины, и попробовал вещать через нее, но рейтинга мне это не прибавило и рама отправилась пылиться дальше.

Шло время. Львов несколько раз звонил, интересовался моими успехами в разгадке тайны зеркала, но делал это как-то вяло, видимо, его волновали другие проблемы.

Настало 16 декабря и пришло время посвятить Ольгу в мой план. По моему значительному виду она догадалась, что я намерен говорить с ней о важном, и, сделав серьезное лицо, приготовилась слушать.

— Значитца так, Львова надо ломать сегодня… — я сделал паузу и посмотрел на Ольгу, но она только кивнула головой.

— Ты даже не спрашиваешь почему? — удивился я.

— Сам скажешь, — лаконично пояснила Ольга.

В этом она была абсолютно права. Мне оставалось только утереться и продолжать:

— Дело в том, что сегодня во дворце Юсупова будет убит Распутин!

Ольга вновь лишь кивнула головой. Это стало меня слегка раздражать. Однако сам виноват, надо было в прошлый раз удержаться от прикола насчет думающего оружия.

— Если нам удастся заманить полковника сюда, — а нам это удастся! — то ты возьмешь его под контроль, а я расскажу ему о том, что мы попаданцы. В качестве доказательства предъявлю тебя — Ольга не смогла удержаться от самодовольной улыбки — и расскажу об убийстве Распутина… Да не молчи ты, хватит уже!

— А если он кинется спасать Старца? — тут же спросила Ольга.

— Да как же он кинется, если ты ему этого не позволишь? — с улыбкой поинтересовался я.

— Да? Тогда, точно, не кинется. И ты думаешь, этих доказательств ему окажется достаточно?

Я пожал плечами.

— Может — да, может — нет, да это, по сути, и не так важно. Главное, чтобы он засомневался и не принялся тут же нас арестовывать.

— Интересно, как это он примется нас арестовывать, если я ему этого не позволю? — спросила на голубом глазу Ольга.

Я с подозрением посмотрел на нее.

— Ну, не вечно же ты его будешь контролировать…

— Так ведь это как вы тащ подполковник решите…

Вот язва!

— Я говорю: не вечно!

— Все, поняла, значит, будет сомневаться!

Ольга посмотрела на меня, поняла, что переборщила и примеряющим тоном спросила:

— А как ты его сюда заманить собираешься?

— Не фокус как. Позвоню, скажу, что есть срочная информация по зеркалу, примчится, как миленький. Но лучше бы он приехал сам, без вызова.

— Оно, конечно. Сам — оно завсегда лучше! — кивнула головой Ольга.

— Ну, хватит уже?!

— Хватит, так хватит, — согласилась Ольга. — Пойдем обедать?

Когда часы в прихожей пробили семь раз, я решительно поднялся с кресла.

— Все! Иду звонить.

Еще не дойдя до аппарата, я услышал, как с той стороны двери вставляют в замочную скважину ключ. В три прыжка взлетев по лестнице, я ворвался в комнату.

— У нас гости! — шепнул я встрепенувшейся Ольге.

Она, молча, кивнула головой и приняла расслабленную позу, где до этого и сидела: на боковом диванчике. Я опустился в кресло лицом к двери. Судя по шуму, вошедший был один. Он сразу же направился к лестнице, лихо пересчитал каблуками ступени, и вот он уже в комнате, полковник Львов собственной персоной с решительным выражением на лице и пистолетом в руке. Не надо быть большого ума, чтобы сообразить: господин полковник наконец-то узнал, что я не тот, за кого себя выдаю. Ну, что ж, так даже лучше! Вот только пришел ли он один, не стоят ли за входной дверью ребята в голубых мундирах? Ну, если даже и стоят, то один-два, не больше. А это значит, что если мой план даст осечку, то мы уйдем, оставив после себя два-три трупа, только и всего! Эта мысль заставила меня улыбнуться, что не осталось незамеченным со стороны полковника.

— Да я смотрю, вам весело, господин, не знаю, как вас там по-настоящему величать! — сверкнул глазами Львов. Тут он заметил скромно сидящую на диване Ольгу.

— Вы еще и не один? Сударыня, кем бы вы ни были, но я попрошу вас спуститься вниз и подождать меня там, пока я побеседую с этим господином. Из квартиры выходить не советую, за дверью мои люди!

Значит, все-таки не один. Дежурный офицер и шофер? Полковник сегодня не в крагах, думаю, что моя догадка верна.

Ольга поднялась и скромно пошла к двери. Вот она зашла за спину полковника, вот подхватывает обмякшее тело — нам лишний шум ни к чему — и бережно опускает его на ковер. Верно мыслит — вдруг напарниками будут?

— Быстро вниз! — тихо командую я, и Ольга бесшумно исчезает за дверью. Вскоре возвращается, в руках веревка и полотенце.

— Дверь не заперта, но закрыта. Я растяжку поставила, попробуют войти — услышим.

Растяжку Ольга заготовила заранее, привязав конец бечевки к язычку колокольчика. Мы выдвинули на середину комнаты второе кресло, усадили в него полковника, зафиксировали веревкой руки на подлокотниках и завязали рот полотенцем. А что делать, скотч-то еще не изобрели? Ольга вернулась на диван. Я уселся в кресло напротив полковника, и мы принялись ждать. Вскоре наш пленник стал приходить в себя. Открыл глаза, дернулся, что-то промычал сквозь полотенце и принялся буравить меня глазами. Я же заговорил по-дружески:

— Петр Евгеньевич, право, не стоило так сюда врываться: с пистолетом в руке. Вы просто не оставили нам выбора. Пришли бы как обычно, мы бы побеседовали, и я рассказал бы вам все, что вас интересует. Напрасно вы смотрите на меня с таким недоверием. Я уже и сам, вот Ольга не даст соврать, собирался вам звонить и именно с целью пригласить вас на серьезный разговор. Ах, пардон, вы же не представлены друг другу. Господин полковник! Это моя напарница, Ольга. Вы же для нее в представлении не нуждаетесь, она о вас наслышана достаточно. И вот что я вам предлагаю. Вы пообещаете не кричать и не создавать другого шума, а мы уберем это дурацкое полотенце. Ваше решение?

Ох, как не хотелось полковнику давать это обещание. Но сидеть в таком виде ему хотелось еще меньше, и он, наконец, утвердительно кивнул. Ольга тут же подошла к нему и сняла полотенце. Полковник шумно вздохнул и принялся ругаться, без крепких, правда, — все-таки в комнате дама — выражений. Ругался он скучно, без выдумки, аристократ, одним словом. Я терпеливо ждал, пусть выговорится. Вскоре полковник замолчал, и я вежливо поинтересовался:

— Полегчало? Вот и славно! Теперь послушайте, что скажу я. Я действительно Жехорский Михаил Макарович. Документ вы выправили на мое настоящее имя. Вот только Войновским я никогда не был. Впрочем, его вы тоже видели, и даже хлопотали о его похоронах. Вот только не надо скрипеть зубами, я, право, не собирался никого убивать. Однако судите сами, что остается делать, когда на тебя прут с обнаженным стилетом? Ну а вам представился чужим именем по причине полной безысходности. Я ведь в квартиру эту попал чуть раньше Войновского…

— Вот тут вы врете! — перебил меня Львов. — За квартирой начали следить незадолго до прихода Войновского и уже по приходу сняли наблюдение.

— И как же я тут оказался? — сладким голосом поинтересовался я.

— Теперь и не знаю, — честно признался полковник.

— Понимаю, — кивнул я, — вы не успели еще об этом подумать после того как узнали что я это не он. Кстати, как вы про это узнали? Молчите? Дайте, я сам догадаюсь. Что, из Ростова прислали-таки агентурное дело Войновского с отпечатками пальцев, а то и фотографией, угадал? Ну, молчите, молчите, сам вижу, что угадал! Так вот, насчет моего прихода. А пришел я в квартиру через зеркало, то самое с коим пручили вы мне разобраться и которое стоит сейчас за моей спиной закрытое покрывалом. Что вы смотрите на меня, как на сумасшедшего? Вам ведь радоваться надо. Зеркало-то ваше настоящим чудом оказалось, с его помощью действительно можно перемещаться во времени! Правда, вынужден тут же оговориться: можно было перемещаться во времени. Ибо теперь оно ни на что уже не годно. Смотрите сами. — Я подошел к зеркалу и сдернул покрывало. Полковник не удержался от восклицания. — И случилось это после того, как через зеркало прошла Ольга. Поэтому-то вам и не доложили об ее появлении в квартире.

— Не доложили потому, что и не могли доложить, — буркнул полковник. — За квартирой никто не следил.

Я старался не смотреть на Ольгу, но ее уничижительный взгляд жег мою левую щеку.

— Хотел я установить за вами наблюдение, хотел, — стал для чего-то оправдываться полковник, — да людей мне на это выделить отказались.

Мою щеку тут же перестало жечь.

— То-то вы как-то вяло отреагировали на ее присутствие, за что, впрочем, и поплатились.

— Чем это она меня? — спросил, кивая в сторону Ольги, полковник.

— Так вы считаете, что Ольга ударила вас по голове? — сообразил я. — Так ощупайте голову и убедитесь, что с ней все в порядке! Освободи ему правую руку, — обратился я к Ольге.

Ольга развязала одну из веревок, и полковник тут же принялся ощупывать голову. Вот теперь выражение его лица стало мне нравиться: на нем появилось сомнение. Но и из голоса оно пока тоже не исчезло.

— Так откуда вы к нам изволили прибыть? — спросил Львов. — Полагаю, из будущего?

— Правильно полагаете, — согласился я. — И заметьте, из довольно далекого будущего, из 2010 года!

После этих слов полковник стал сомневаться уже во всем. Он критически осмотрел меня, потом перевел взгляд на Ольгу, которая вновь закрепила его руку на подлокотнике и теперь скромно стояла в сторонке.

— Вы намекаете на одежду? — спросил я. — Так должен вас огорчить. Из будущего в прошлое нельзя пронести ничего, что могло бы выдать… — Тут я замялся. Чуть ведь не сказал 'проходимца' пытаясь найти синоним слову 'попаданец'. -… Того, кто пришел, совершенно коряво закончил я фразу, за что был удостоен от Ольги неодобрительного взгляда. Но полковник, казалось, не обратил на это внимания.

— Чем же вы тогда докажете, что прибыли из будущего? — почти весело спросил он.

— А Ольга вам что, не доказательство? — нахмурился я. — Где вы видели женщин с такими бойцовскими навыками? Или хотите, чтобы она продемонстрировала на вас что-нибудь еще?

— Нет, нет, увольте, — поспешил отказаться полковник. Тут его лицо озарилось догадкой. — Если вы те, за кого себя выдаете, то, верно, вы можете предсказать будущее?

Это была уже почти победа! Мне пришлось очень постараться, чтобы мой голос звучал ровно.

— Только ближайшее. Нас ведь сюда за тем и вызвали, чтобы мы будущее изменили.

Я всерьез опасался, что полковник полезет в дебри, но тот, видимо, был далек от праздного любопытства.

— Ближайшее — даже лучше, — заявил Львов. — Легче проверить. Что, например, произойдет завтра?

— Завтра возле Петровского моста будет поднят из полыньи завернутый в холстину труп Распутина!

Полковник так дернулся, что только реакция Ольги не позволила ему наделать много шума. Пришлось вновь надеть на него намордник из полотенца. Но и после этого он пытался дергаться, выкрикивал приглушенные угрозы и бешено вращал глазами. И откуда у него такая любовь к Старцу? Или все гораздо проще, Львов и Распутин оба близки к царю, к тому же Распутин покровительствует Львову. Так или иначе, но пришлось мне полковника вразумлять:

— И чего вы, Петр Евгеньевич, так всполошились? Дайте угадаю! Вы, верно, думаете, что Григория Ефимовича собираются порешить революционеры, и я из их числа, а вам тут просто зубы заговариваю?

По глазам полковника было видно, что я угадал.

— Так нет же. Революционеры тут не причем. Распутина убьют самые преданные государю люди. Произойдет это во дворце князя Юсупова. Помимо хозяина в злодействе примут участие Пуришкевич и… великий князь Дмитрий Павлович. Ну, что, может, вновь вернемся к данному вами слову?

Полковник угрюмо кивнул. Я подал знак, и Ольга сняла полотенце.

— Когда это должно произойти? — хриплым голосом спросил полковник. — Может можно все еще предотвратить?

— Бросьте, полковник! Вы же умный человек и должны понимать, что останавливать колесо истории — себе дороже. Ну, спасете вы Старца сегодня, так его порешат завтра, а вам сие благодеяние боком выйдет!

— А вы-то сами здесь зачем? — зло спросил полковник.

Хороший вопросик! И не хотел бы я на него сейчас отвечать, но деваться некуда.

— Мы — другое дело! — со значением ответил я. — Да и кто вам сказал, что мы собираемся лезть под колесо. Так подтолкнем чуток, оно, глядишь, и покатится по другой колее.

— А до вашего времени оно, значит, не ту колею проложило? — уже сдаваясь, проворчал полковник.

— А вот об этом я с вами говорить, не намерен! — твердо заявил я. — По крайней мере, сейчас. Давайте я вам лучше расскажу, как будут убивать Распутина. — Заметив, что Львов страдальчески поморщился, я поспешил добавить: — Уверяю вас, мне самому это претит, но должны же вы потом убедиться, что все так и было. Сначала его отравят. Когда яд не подействует, начнут стрелять. Всадят в него с десяток пуль. Потом тело завернут в холстину и сбросят в прорубь. А теперь вот что. Мы вас тут все равно до утра продержим, для вашего же, поверьте, блага. Поэтому, если вы дадите слово, то мы вас развяжем, потом спустимся вниз, позовем ваше сопровождение, и вы отпустите их домой, приказав заехать за вами утром. Договорились?

Полковник крепко задумался, потом сказал:

— Даю слово!

В прихожей мы образовали живописную группу: Ольга встала у дверей, полковник расположился чуть подальше, я встал у него за спиной, уткнув ему в спину дуло браунинга.

— Запомните, полковник, — предупредил я. — Начнете шутить — станете трупом, как и ваши люди, а мы все равно уйдем.

Львов только кивнул.

— Оля, давай, — сказал я негромко.

Ольга распахнула дверь и обратилась к стоящим за ней жандармам:

— Господин полковник просят вас зайти!

Когда жандармы удалились, мы вновь вернулись наверх, заняли те же места, только связывать полковника больше не стали. Разговор не клеился, больше молчали. В начале двенадцатого я произнес:

— Началось!

Львов вздрогнул и побледнел. Потом закрыл глаза и сделал вид, что собирается уснуть. Не знаю, как он, а мы с Ольгой в эту ночь практически не спали. Утром за полковником приехала машина, и мы его отпустили. В тот день арестовывать нас так никто и не приехал. Вечером мы с Ольгой отправились гулять. Город гудел. Об убийстве Распутина шептались, говорили и даже кричали, казалось, на каждом углу.

ОЛЬГА

— Миш, а ты не помнишь, кто и когда изобрел джинсы?

Мишка посмотрел на меня с видимым интересом.

— Если не ошибаюсь, то Леви Страусс в 185… не припомню, каком году. А что?

— А то, что достали меня уже эти сиротские тряпки!

И это была чистая правда. Постоянно носить одно и то же серое до полу платье, для улицы надевать поношенное, с чужого плеча, пальто, мне, такой красивой, а теперь еще и такой молодой? И так мне тут стало обидно, что я поспешно отвернула лицо, чтобы Мишка не увидел моих набухших слезами глаз. Но он таки допёр, даром что мужик, и я услышала за спиной его сочувственное сопение.

— Ну, джинсы, по правде говоря, тебе бы мало помогли, — произнес он, стараясь быть участливым. — В моду они войдут лет этак через сорок, а в их теперешнем виде ты бы их не надела.

Спасибо — утешил!

— Но у меня есть для тебя другое предложение! — Что-то в его голосе заставило меня повернуться к нему лицом. — А не совершить ли нам набег на магазин модной женской одежды? Нет, право, деньги у нас есть — дед Юзек побеспокоился, прошвырнемся вдоль канала до Невского. Собирайся!

Глаза мгновенно высохли, но некоторые сомнения еще остались.

— А как же Львов?

— А что Львов?

— Ты же сам сказал, что на улицу мы будем выходить только вечером, а днем будем ждать сообщений от Львова.

— Да пошел он в задницу, чистоплюй хренов! Сколько он там еще будет созревать? К тому же, знаешь что? Если он заглотит наживку, то за пару-тройку часов не сорвется, я тебе гарантирую. Так что — собирайся!

В пару-тройку часов мы, конечно, не уложились, но через пять были уже возле дома. Подкатили на извозчике — столько свертков и коробок мы бы вдвоем не унесли. Мишка подрядил дворника и тот перетаскал поклажу в дом.

— Ну, как я тебе?

В новом платье да с новой прической — а вы думаете, что мы пять часов только по магазинам ходили? — я была неотразима. И Мишка не устоял. Крякнул и заявил, что этим вечером мы ужинаем в ресторане. Вот как? А я думала, что мошну деда Юзи я вытрясла основательно. Да, Ведьма, недоработочка вышла…

Вернулись заполночь, навеселе, а под утро нас пришли грабить. Дворник, сволочь, навел, а может извозчик? Сколько было 'гостей', про то мне неведомо, поскольку прошли они черным ходом, на кухню и попали прямехонько на Герцога. Тот с ним разобрался по-свойски и очень быстро. Так что когда я влетела на кухню, наш песик уже гнал кого-то по лестнице. Первым делом я отозвала пса и лишь потом осмотрелась. Ничего страшного. Небольшой раскардаш, пятна крови, да еще кто-то ножичек обронил.

— Не повезло ребятам, — раздался за спиной Мишкин голос. — Хорошо, что ушли, — добавил он, — нам разборки с полицией ни к чему. — И пошел спать.

А я занялась уборкой. Терпеть не могу беспорядок.

Шел третий день после убийства Распутина. Я сидела на диване в верхней комнате и занималась рукоделием — купила ради забавы. Вошел Мишка и торжественным тоном сообщил, что только что звонил Львов и сказал, что сейчас приедет. И еще добавил, чтобы я прекратила заниматься глупостями и приготовилась. Чтоб он понимал! Куда ж еще готовиться, когда спицы в руках? Так что ничего я менять не стала, так и встретила Львова за рукоделием. Полковник был при параде, очень сосредоточен и слегка бледен. Поздоровался коротко, но вежливо. А потом Мишка попросил меня удалиться: ему, мол, надо поговорить с полковником с глазу на глаз. Было бы сказано. Я ушла, Герцог вошел — все по-честному, вряд ли у полковника могли возникнуть на этот счет какие-либо претензии. Разговор у них получился долгим, без малого три часа. Потом спустились. Полковник был уже не столь деловит, да и лицо слегка порозовело — похоже ребята мадеру употребили, а Мишка так просто был весел. Потом полковник откланялся и ушел, а Мишка уставился на меня хитрым глазом в ожидании, когда я начну проявлять женское любопытство. Не дождетесь! Я ведь вижу, как его распирает от желания с кем-нибудь поделиться и долго он не продержится. Так оно и вышло.

— А ведь вербанул я таки полковника!

Я оторвалась от рукоделия и подняла глаза.

— Он поначалу жалится начал, что тучки над ним сгущаются, — продолжил ободренный вниманием Мишка, — а потом попросил рассказать, что будет дальше.

— И ты рассказал?

— Все как есть! И про революцию, и про Гражданскую войну, и про убийство царской семьи, и про Советскую власть, и про наше время.

— Вот так все-все и рассказал?

— Не все-все, а только в общих чертах без подробностей и фамилий.

— И правильно, а то кинется большевиков мочить, до кого дотянется.

— Вот и я так подумал.

— А про то, что ты вроде как его коллега тоже рассказал?

— Обижаешь, — Мишкино лицо расплылось в самодовольной улыбке, — и о том, что мы с ним почти в одних чинах, и о милиции в целом. А как же, просветил коллегу!

Бедный, бедный Львов, три часа тет-а-тет с Мишкиным занудством — от такого и помереть не долго.

— И как он твой рассказ воспринял?

— Чуть не сомлел, пришлось его мадерой отпаивать.

Кто бы сомневался. Но вслух я это не скажу, вслух я ограничусь короткой репликой:

— Я заметила.

— Да ладно тебе, тем более что я почти не пил, больше ему подливал. Пойдем, пропустим за успешное начало? Там еще немного осталось.