"Пять из шести" - читать интересную книгу автора (Гулин Юрий Павлович)

Книга вторая "ЛАТИНСКОЕ ТАНГО"

Генерал Сологуб

Первое утро на пенсии. Проснулся по привычке в заданное время, а вставать-то и не обязательно. Лепота! Будь она неладна. Снова заснуть не получается, тогда чего лежать? Встал, пошлепал в ванную. На кухне непривычно тихо. Роза решила: раз мужу не на работу, то и с завтраком можно не торопиться. Чудно?. Уж и не припомню, когда последний раз вставал раньше жены. Мы с некоторых пор спать стали порознь. Как общие интересы спать вместе пропали, так и стали. Благо, жилплощадь позволяет. Принял душ, не спеша побрился, вышел из ванной, а на кухне уже что-то шкворчит. Услышала, значит, боевая подруга, что я на ногах. Пошел целовать в щеку. Пенсия пенсией, а ритуал соблюсти должно.

– Чего вскочил? – спросила жена. – Машина-то, когда должна приехать?

– К половине десятого. – Лешка Збруев, которому я сдал дела, обещал прислать машину, чтобы отставной генерал смог забрать из кабинета личные вещи. Осуществить, так сказать, прощальный – слово-то какое гадкое – визит.

– А сейчас едва перевалило за семь. Мог бы еще часок поваляться.

– Да я не специально. Просто глаза сами открылись, а мять попусту простынь, ты знаешь, я не привык.

– Какие твои годы, привыкнешь, – обнадежила жена. – Садись завтракать, пенсионер!

Меня аж передернуло всего. Хорошо, Роза не видела, приняла бы на свой счет. Вот ведь, был "товарищ генерал", да весь вышел. Генерала, конечно, никто не отнимет, так им и помру, а за "товарища" обидно. К слову "пенсионер" его не подставишь. "Товарищ пенсионер" звучит совсем глупо.

– Может тебе чего покрепче налить? – покосилась Роза, ставя передо мной чашку с чаем. – Ты как после вчерашнего?

Как, как – хреново! Но спиртного перед работой, пусть теперь и бывшей, употреблять все одно не буду. Ни разу Михаил Сологуб не входил через КПП с запашком – обратно всякое было, даже выносили под руки, но туда, ни-ни! – не сделает этого и сегодня. А вчера хорошо погуляли. Деньжищи, конечно, ушли немереные, но так и случай особый. Ладно, Роза присоветовала деньги загодя откладывать. За раз не потянул бы. Интересно, можно куда подарки пристроить, что вчера надарили? Хотя бы за полцены. Они ведь дорогие, хоть и бесполезные. А орден порадовал. Теперь уж точно не крайний – последний в жизни.

Что там время? Пора одеваться. Смотрюсь в зеркало. Мундир выглажен, – Роза свое дело знает – сидит как влитой, а вот рожа подкачала. Ну, это мы подправим. Пара глотков спецпойла из потайной бутылочки. Припас как-то по случаю и прячу теперь от жены. Роза эту микстуру не любит, говорит, что шибко она для здоровья вредна. Ну и пусть. Зато ни вида, ни запаха! Алкозельцер хваленый по сравнению с ней – моча. Есть, правда, один побочный эффект: от этого спецпойла мозги становятся оловянными. Но так мы люди военные, других нам и не положено, дабы иметь перед начальством вид лихой и придурковатый, как завещал нам Петр Великий. Перед подчиненными, правда, вид получается тот же, но так я ж говорю: есть побочный эффект.

Лешка Збруев встретил меня на пороге теперь уже своего кабинета. Он для моих проводин больше всех старался. Так ведь не задаром. Управление, вот, получил, на днях генерала получит. Хотя, что это я? Он ведь больше не как зам, как друг старался.

Собрал вещички. Лешка коньяк по рюмкам разлил – теперь можно, тут адъютант: "Товарищ генерал-лейтенант, вас генерал-полковник Еременко просит зайти к нему в кабинет". И так меня это "просит" задело. Лучше бы вызвал, но на работе оставил. Отставил я рюмку.

– Извини, Леша, узнаю чего начальству из-под меня треба, вернусь, тогда и выпьем.

Петр Петрович Еременко чуток помладше меня будет, а поднялся на пару ступенек выше. Так у него и плечи шире. В закадычных друзьях мы друг друга никогда не держали, но уважали всегда. Вчера Петр Петрович хорошо про меня говорил, а c женой его Леной я потом очень лихо отплясывал.

Мой бывший начальник был явно чем-то озабочен. Светскую дребедень свернул быстро.

– Неприятности у нас, Михаил Иванович…

Мое лицо по устоявшейся привычке сразу приняло озабоченное выражение. Молчу, жду продолжения.

– Ты же в курсе, что нас Счетная палата проверяла?

– Так, обошлось, вроде?

– А статья?

– Какая статья?

Удивился Петр Петрович, но быстро сообразил, что к чему.

– Прости, я как-то упустил, что тебе последние дни не до сплетен было.

Это он в точку попал. Слышал я, конечно, что шум по Конторе идет, но в подробности не вникал.

– На вот, почитай.

Протягивает мне Петр Петрович газету, в заголовке которой имя некогда очень популярной молодежной организации упоминается. Хорошая была газета, да сильно пожелтела со временем. Этот номер мне и листать не пришлось. Через всю первую страницу крупный заголовок: "Муха в стиле "латинос", а под ним статейка, вернее, ушат помоев на Контору. Я сейчас попробую содержание этой статейки воспроизвести в сжатом виде. Дословно вряд ли получится, потому – звиняйте:

Есть такой старый анекдот: задумал один молодой ученый вывести бескрылую муху. Защитил "кандидатскую". Получил лабораторию. Защитил "докторскую". А муха возьми и улети. Смешно. И, одновременно, очень грустно. Грустно потому, что разведением бескрылых мух в наши дни занимаются не только псевдоученые. Любители пустить на ветер государственные деньги плодятся прямо-таки как те же мухи. Аудиторы Счетной палаты не так давно выявили их даже внутри наших уважаемых спецслужб. По понятным причинам мы не можем назвать в этой статье имен и фамилий. Даже точного места действия назвать не можем. Но довести до широкой общественности суть этой авантюры века (или вековой глупости – называйте, как хотите) обязывает нас журналистский долг. Речь идет о так называемом "золоте Колчака". Прочитав эти строчки здравомыслящие люди или улыбнуться, или поморщатся и будут абсолютно правы. Ведь совершенно ясно, что все якобы пропавшее золото, еще в далекие 20-ые, кануло в недра зарубежных банков, оставив на поверхности только красивый миф. А миф, что та бескрылая муха: рассуждать о нем можно сколько угодно, а потрогать не получится. Остается одно: оставить его на откуп безнадежным романтикам да нам, журналистам. С журналистами как раз все в порядке. Совсем недавно прошло сообщение, что "золото Колчака" наблюдали на дне озера Байкал с борта глубоководного Аппарата "Мир". Наблюдали, но не подняли – то, что и надо! А вот с романтиками случился казус. Кто же мог предполагать, что они просочатся в столь неромантичные структуры? Однако же не только просочились, но и сумели организовать спецоперацию по поиску все того же "золота Колчака". И что, как вы думаете, стало основным местом проведения операции? Нипочем не угадаете! Латинская Америка! Нет, не подумайте, золота романтики в штатском там не искали, иначе они были бы идиотами, а не романтиками. На той стороне Земли искали лишь следы пропавших сокровищ. Но, как и следовало ожидать, не нашли, и операцию прикрыли. Прикрыли спустя десять лет после ее начала. Подумайте: сколько за столь долгий срок было впустую потрачено бюджетных средств? Пока вы думаете, Счетная палата уже успела подсчитать и схватилась за голову – пока за свою. Но хочется надеяться, что придет черед и той головы (или голов), по чьей вине была совершена столь крупная – иначе этого не назовешь – растрата государственных средств".

Я закончил чтение и вернул газеты Петру Петровичу.

– Как я понимаю, речь в статье идет об операции "Латинское танго"?

– О ней самой, – кивнул Еременко.

– А откуда журналисты узнали название?

Еременко не сразу сообразил, что я имею в виду, но потом до него дошло.

– А, вот ты о чем. Ничего они не узнали. Просто совпадение. Да ерунда все это!

Если это ерунда, то, что же нет? Попробую угадать.

– Уже есть последствия?

Еременко тяжело вздохнул и кивнул:

– Есть. С утра ездил туда, – он возвел очи горе, – за "поздравлениями".

Судя по глубине вздоха, "поздравления" были тяжелыми. Я даже спрашивать не осмелился, пусть сам скажет.

– Мне выговор, заму, что курировал управление Николаева, неполное служебное.

Ну, это семечки, а кого назначили "стрелочником"?

– Николаева Президент со службы уволил.

От такой новости я даже присел на стул, но Еременко на нарушение субординации внимания не обратил.

– Да как же так? – спрашиваю. – Николаеву два года до пенсии осталось.

– А их там это, думаешь, е-т?!

Я аж вздрогнул. Последний раз подобные слова от Еременко слышал, когда нас в горах огнем своей же артиллерии накрыло.

– Геннадий Викторович уже знает?

– Знает. Врач в кабинете отхаживает.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Если ты о пенсии, то это поправим. Через годик волна уляжется, вернем на службу, доработает до пенсии чьим-нибудь замом. А если ты про душу, то этого плевка с нее никто не сотрет.

Добавить к этому было нечего, и мы замолчали. Наконец Еременко сказал.

– У меня к тебе вопрос, Михаил Иванович, как ты смотришь на то, чтобы погодить с пенсией?

Зачем лукавить? Догадался я уже, зачем пригласил меня в свой кабинет генерал Еременко. Ответил честно:

– Служить рад, но не за счет товарища!

– Значит, будешь служить без радости! – отрезал Еременко. – Сейчас в кадры, потом принимай у Николаева управление.

Кожа кресла еще хранила тепло чужой задницы. Неприятное ощущение, особенно если зад этот принадлежит приятелю. Но Николаев, когда прощались, сам сказал: "Лучше уж ты, чем кто другой". Ну, так тому и быть! Жму кнопку, адъютант у Николаева хорош, но я бы предпочел своего, проверенного. Надо погутарить со Збруевым. Если ему все равно – махнемся хлопцами. Ну, а пока будем иметь того, кого имеем.

– Кто у нас отвечал за операцию "Латинское танго"?

– Подполковник…, извините, майор Максимов, товарищ генерал-лейтенант!

– Значит так! Материалы по операции и личное дело Максимова мне на стол немедля. Самого майора к пятнадцати ноль-ноль. Задание ясно?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

– Выполняйте.

Ну-с, что у нас Максимов? В конторе чуть больше десяти лет. А попал он к нам… Опа-на! Хлопец из "задвиженцев". С таким тестем мог бы задвинуться куда и побогаче. Теперь понятно, почему его не уволили, а ограничились понижением в звании и отрешили от должности начальника отдела. Однако других грешков окромя тестиной руки за ним, вроде как, и не водится. Зато водится несколько удачно проведенных операций. Получается что и все награды, и подполковничьи погоны хлопец получил вполне заслужено. Чего ж он, если, выходит, не дурак, так с танцулькой-то обмишурился? Хотя, сочинил он это "Латинское танго" давненько, когда еще в капитанишках сопливых ходил. Видно и впрямь романтика в одном месте играла.

Майор Максимов

Ну, где, скажите, справедливость? Мало того, что с должности сняли и в звании понизили, так еще сослуживцы мне чуть ли не бойкот объявили. Обращаются только по службе. За ее пределами меня для них как бы ни существует. Даже дружок мой, майор Самохин, когда прижал я его к стенке, сказал: "А чего ты хотел? Из-за твоей гребаной операции начальству такого пендаля отвесили, что генералы еще долго сидеть не смогут. Ну и нам, кто пониже, тоже перепало, и, заметь, по тому же месту. Так что терпи. Сам знаешь: каков результат, такова и награда". Охренели они все что ли? Причем тут результат, если не было никакого результата? То есть, он, конечно, был, но промежуточный, не окончательный. Я пытался убедить в этом генерала Николаева, но старик собздел и операцию прикрыл. За что и поплатился. А обиду на меня затаил. Когда уходил, даже руки не подал. Всем подал, а мне нет. А все потому, что я для них как был "задвиженец" так им и остался. Ну, продвинул меня сюда тесть, не спорю. Так ведь когда это было? Я с тех пор это продвижение верой и правдой отработал. Службой не манкировал, от командировок не отказывался, дежурил по графику. Обидно, как есть обидно. Одна надежда, на нового начальника управления. Как вызовет меня, а он меня обязательно вызовет, так и выложу все как есть. Сологуб, говорят, мужик хоть и со странностями, но с головой и справедливость любит. Если он меня не поймет, тогда все, хана, надо искать другое место. Тесть уже намекал. Только ведь это дерьмо всю жизнь за мной таскаться будет.

Генерал Сологуб

Только что закончил изучать материалы по "Латинскому танго" и возникло у меня сомнение: а не рано ли эту операцию прикрыли? Тут как раз и Максимов нарисовался. Вошел ровно в пятнадцать, доложился, чин по чину. А что, офицер, как офицер. Форма по фигуре и выправка соответствует. А что скован маленько, так у него обстоятельства.

– Присаживайтесь, товарищ майор и доложите все, что можете доложить по операции "Латинское танго".

Майор Максимов

Доклад начальству вещь, право, скучная. Пусть казенные речи Сологуб слушает, а вам я расскажу все, то же самое, но другими словами.

Началась эта история как раз в конце второго миллениума. Я тогда только-только удачно женился. Под словом "удачно" я подразумеваю брак – для меня второй – с очень красивой девушкой, с которой мы по-прежнему души друг в друге нечаем, а не "мохнатую" лапу ее отца. Хотя тогда, не скрою, эта лапа меня сильно поддержала. Вернее, не столько поддержала меня, сколько сохранила наш с Ларисой брак. Не уверен, что Ларочка была бы со мной столь же счастлива вдали от Москвы, куда я непременно бы отправился, не похлопочи за меня тесть.

Впервые, в Конторе я появился в новеньких о четырех маленьких звездочках погонах, с небольшим – правда, тогда я так не считал – опытом оперативной работы и непомерными амбициями. Благодаря им, я в конце концов оказался в архиве, куда не в меру ретивый капитан был сослан на время: дабы сам охолонился, и другие от него отдохнули. Дело о "золоте Колчака" попалось мне в руки толи на второй, толи на третий день вынужденного заточения. К этому времени оно настолько обросло бумагами, что занимало три увесистых тома. Я читал их как приключенческий роман. Чего там только не было: отвага и трусость, доблесть и предательство, была даже любовь, которая, правда, закончилась весьма трагически, а так же много-много крови – и не крупицы золота. Дело напоминало место преступления, затоптанное толпой зевак, после которых взять след уже не представляется возможным. В чем и расписались десятки моих предшественников, раз за разом отправляя дело в архив. Но я-то считал себя гением сыска, и на свою беду единственный раз в жизни оказался прав. Во что в конечном итоге вылилась моя правота, вы уже знаете. Но все по порядку. Где-то в конце второго тома мне попалась справка, составленная одним их моих предшественников, в которой говорилось, что некоторые старожилы города Култук рассказывали об угоне со станции в конце января 1920 года тремя белогвардейскими офицерами паровоза и четырех вагонов, предположительно с колчаковским золотом. С этого места показания свидетелей разняться. Одни утверждают, что поезд ушел в сторону станции Слюдянка, другие – в сторону станции Маритуй. В ходе оперативно-розыскных действий полученная информация подтверждена не была. По сути это был даже не документ, поскольку основывалась справка исключительно на домыслах скучающих стариков. Но фраза о трех белогвардейских офицерах и золоте показалась мне знакомой. Весь остаток дня я вспоминал: где я мог подобное слышать или читать? И вспомнил-таки!

В то время я увлекся сбором информации о Белом движении. Как-то попалась мне в руки книжка воспоминаний одного каппелевского офицера, в которой он упоминал, что после захоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года стал свидетелем ссоры, которая произошла между его приятелем и тремя другими офицерами. Приятель мемуариста был изрядно пьян, обвинял тех троих в скаредности, кричал, что они угнали эшелон с золотом, а ему не хотят дать денег взаймы. Автор мемуаров извинился тогда за своего приятеля и с помощью других офицеров увел скандалиста, благодаря чему ссора продолжения не имела. И еще мне помнилось, что в мемуарах указываются звания и фамилии всех участников ссоры. Придя домой, я нашел книжку и принялся ее листать. Так и есть! Скандал затеял подполковник Серов, а обвинения были высказаны в адрес капитана Рощина, есаула Егорова и капитана Вяземского. Я отложил книжку в сторону и задумался: а что если три упомянутых в мемуарах офицера это те самые, что угнали со станции Култук вагоны с золотом? И я решил выяснить, как сложилась судьба трех каппелевских офицеров после 1920 года. След капитана Рощина оборвался сразу: никаких упоминаний о его дальнейшей жизни мне обнаружить не удалось. Есаул Егоров вскоре после событий описанных в мемуарах вернулся в Россию на территорию занятую в то время войсками атамана Семенова, где его след так же затерялся. А вот с капитаном Вяземским мне повезло больше (или не повезло, если смотреть на вещи сегодняшним взглядом). Из Харбина он направился прямиков в США, но долго там не задержался, уехал в Южную Америку, где нашел окончательное пристанище в республике Рагвай. Теперь там живут его прямые потомки, и, как мне удалось выяснить, весьма неплохо живут. Не легло ли в основу их благополучия "золото Колчака"? Я не мог пока обратиться к руководству Конторы с просьбой выяснить это по нашим каналам, поэтому обратился к тестю, у которого были крепкие связи в МИДе. Тот отнесся к моей просьбе без понимания, но обещал помочь. Вскоре у меня на руках оказалась бумага без признаков ведомственной принадлежности, из которой явствовало, что весь достаток семьи Вяземских имеет чисто рагвайское происхождение. Впору было бы закрыть мой частный сыск, если бы на этом бумага и закончилась. Но в ней имелось продолжение, в котором упоминалось о существовании некой таинственной шкатулки, некогда принадлежавшей тому самому капитану Вяземскому и о странном завещании, которое он касательно этой шкатулки оставил. Это была уже ниточка, на дальнем конце которой вполне могли оказаться четыре вагона с золотом. Свои соображения я изложил в рапорте, который положил на стол начальнику своего отдела. Полковник прочел бумагу, после чего посмотрел на меня с явным сочувствием. "Моя вина, – сказал он. – Совсем, видно, забило тебе мозги архивной пылью, коли ты в кладоискатели решил податься. Давай поступим так: бумагу эту твою рвем, и ты возвращаешься к оперативной работе". Полковник у меня на глазах разорвал мой рапорт, после чего сказал весьма доброжелательным тоном: "Ну, чего встал? Иди, работай". Я продолжал стоять на месте. Радость на лице полковника сменилась недоумением. "Тебе чего-то не ясно?" – спросил он. – "Товарищ полковник! – сказал я решительным тоном. – Разрешите подать повторный рапорт на имя начальника управления". Лицо полковника стало совсем печальным. "Запретить я этого тебе не могу, пиши, – потом добавил. – Видит бог, я хотел как лучше, но видно судьба у тебя такая. Свободен" – "Мне в отдел? – уточнил я. – "В архив", – буркнул полковник и склонился над бумагами давая понять, что разговор окончен.

К начальнику управления меня вызвали уже через три дня. Моложавый генерал, поблескивая новенькими погонами, приказал мне повторить все то, что я изложил в рапорте. Я повторил то, о чем написал, и то, что на бумагу не вместилось, тоже добавил. Генерал слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. В конце спросил: "О какой сумме может идти речь?" Я понял, что он имеет в виду. Подсчеты возможной стоимости увезенного каппелевцами золота я сделал заранее, поэтому ответил сразу: "По приблизительным подсчетам не менее 150 миллионов рублей".

Откуда берется ветер в голове молодых капитанов понять можно, а вот как он попадает в голову новоиспеченных генералов, понять гораздо сложнее. Или это новенькие погоны делают их обладателей на время романтиками? Так или иначе, но операция под кодовым названием "Латинское танго" стала первой самостоятельной операцией в моей карьере. По иронии судьбы она же может поставить на этой карьере жирный крест.

А ведь "Латинское танго" могло заглохнуть еще в самом начале. Время шло, а я никак не мог придумать ход, который поможет нам со временем гарантированно завладеть шкатулкой. Старшие товарищи спрашивали меня: "Чего ты так суетишься. По завещанию, когда можно будет вскрыть шкатулку?" – "Десятого октября 2010 года" – "А сейчас, какой на дворе год?" – "2000-ый" – "Ну и заморозь начало операции на десять лет" – "А потом что?" – "А потом что-нибудь придумаешь", – пожимали плечами старшие товарищи. Сейчас-то я понимаю, что они давали мне дельный совет. Способов добраться до содержимого шкатулки после того, как она покинет банковскую ячейку, действительно существует много. Но тогда мне казалось правильным внедрить в окружение Сергея Сергеевича Вяземского – он являлся на тот момент хранителем шкатулки – нашего агента заранее. "И что он там будет все эти годы делать?" – спрашивали меня старшие товарищи. "Исполнять роль нашего резидента, – неуверенно отвечал я. – Ведь у нас нет в Рагвае резидента?" На этом месте слова у старших товарищей обычно кончались, и они начинали крутить пальцем у виска, видимо, для того, чтобы что-то подправить у себя в мозгу. Впрочем, все прекрасно понимали истинную подоплеку моих стараний. "Латинское танго" была первой и единственной на тот момент операцией, где я числился руководителем. Это хоть как-то тешило мое самолюбие, тем более что в других операциях мне отводили крайне незначительные роли. Вот и в операции… – вот ведь, запамятовал ее кодовое название, зато хорошо помню, что какой-то хохмач нарек ее "Буря в пустыне" – мне досталась скромная роль "третьего стражника во втором ряду". Блистала же в ней Машенька Остроухова.

Мария Остроухова

Извините, товарищ майор, но свою часть истории я расскажу сама. Вот только придумаю с чего бы начать? Может с тихого подмосковного городка времен позднего застоя? Облупившиеся, почерневшие стены малоэтажных домов, тусклый свет редких зимних фонарей, пустые полки магазинов. Короче, дыра-дырой. Таких дыр вокруг столицы было понатыкано великое множество. Их даже провинцией нельзя было назвать. В провинции, какая-никакая, но жизнь. В этих городках жизни не было. Всю жизнь притягивал к себе, словно чудовищных размеров магнит, купающийся в море огней, праздности и роскоши (такого мнения придерживались все, кому не посчастливилось иметь прописку внутри МКАДА) Москва-город. "И на свет его лучей" спешили из дыр-городов в перенабитых электричках люди-мотыльки. У большинства, кто порхал по маршруту Дыра-Москава-Дыра с регулярностью раз в неделю: туда – за впечатлениями и товарами, обратно – сколько упру, у тех и крылышки были лишь слегка подкопченными, и холодильники полными. Меньшинство отчаянно пыталось прилепиться к этой огромной лампе и не сгореть. Везло не многим.

Сестричек-близняшек Машу и Катю Остроуховых между собой различала только мама. Всех остальных, включая отца, сестры обманывали с раннего детства, быстро осознав преимущество своего удивительного сходства. Будучи детьми, как и большинство их сверстников, они не считали свой городок дырой. В Москву ездили, как на праздник, и верили в папины слова: "Праздник не должен длиться вечно, иначе он превращается в будни". Повзрослев, папу усовершенствовали: "Если праздник превратился в будни – придумай себе новый праздник". Характеры у сестер были так же схожи, как и лица: оба заточены на достижение цели. Вот только цели у них были разные. Это выяснилось после того, как обе девушки одновременно выполнили норматив кандидата в мастера спорта по художественной гимнастике. К этому времени они уже осознали, что живут в дыре. Уходить от нее каждая решила своим путем. Катя поставила перед собой цель стать олимпийской чемпионкой. И, поначалу, двигалась к этой цели довольно уверенно. Выиграла "город", потом "область", на нее обратили внимание и пригласили на сборы, где она тренировалась в составе национальной сборной. Маша хотела стать разведчицей. Основной упор она сделала на изучение иностранных языков. Победила на городской, потом на областной олимпиаде и получила гранд на годичное проживание за границей для углубленного изучения языка. Гранд предоставила иностранная гуманитарная организация. Она же занималась размещением и осуществляла опеку над юной россиянкой весь период ее пребывания за рубежом. Очень быстро Маша поняла, что за спиной у "гуманитарной" организации торчат далеко не гуманитарные уши. Не будь у Маши принципов и очень может быть, что из нее получилась бы отличная Мата Хари. Но принципы у девочки были. Она желала стать исключительно Штирлицем (с поправкой на пол, разумеется). Потому на вербовку не поддалась, аккуратно обошла все расставленные ловушки а-ля секс, наркотики, алкоголь. Подобная рассудительность в столь нежном возрасте еще больше распалила желание иностранной разведки – помните про уши? – заполучить ее в ряды своих агентов. И Маша на свой страх и риск начала игру. В Россию она вернулась так ничего и не подписав, но и не от чего не отказавшись. Она не кинулась прямо из аэропорта на Лубянку, справедливо полагая, что за ней могут следить, а спокойно уехала в свой неприметный городок. И только там, через старого отцовского приятеля, по совместительству оказавшегося местным чекистом, передала в спецслужбы свой меморандум. Сочинение подмосковной школьницы поразило взрослых дяденек из контрразведки. Несколько исписанных четким почерком страниц содержали в себе не только подробное описание методов вербовки, не только словесный портрет и характеристику на каждого из агентов иностранной разведки, вступавших с ней в контакт, в них был дан общий анализ событий и предложена схема контригры.

Когда Маша, идя привычной дорогой из школы домой, неожиданно встретила дядю Колю, того самого папиного друга, через которого она передала свои заметки, то ничуть этому не удивилась. Чего-то подобного она ждала на протяжении последних нескольких дней. Потому, когда папин друг неожиданно пригласил ее посетить День рождения своего сына, который был на два класса ее младше, и с которым она почти никаких отношений не поддерживала, Маша лишь кивнула головой.

Вручив имениннику подарок и посидев для приличия за столом, Маша была препровождена дядей Колей в дальнюю комнату, где ее уже ждал мужчина с приятной, но совершенно не броской внешностью.

– Присаживайтесь, Мария, – улыбнулся мужчина. – Меня зовут Петр Петрович, я специально приехал из Москвы, чтобы поговорить с вами о вашем письме. Если вы не возражаете, я хотел бы услышать всю историю еще раз, теперь уже в форме устного рассказа.

Петр Петрович слушал Машу внимательно, делая пометки в блокноте. Иногда просил уточнить отдельные моменты.

Маша закончила и выжидательно посмотрела на Петра Петровича. Тот улыбнулся в ответ ободряющей улыбкой и спросил:

– Ну что, поговорим теперь без протокола? – после чего убрал блокнот в карман пиджака.

Маша робко улыбнулась, давая понять, что шутку поняла, и кивнула. Петра Петровича интересовало о Маше все: ее привычки и интересы, отношения с сестрой и родителями, со школьными друзьями и учителями. Спросил, чего она ждет от занятий художественной гимнастикой. Маша ответила, что не ждет больше ничего – все, что хотела, она уже получила. Очередной вопрос Петра Петровича, который был задан все тем же доброжелательным тоном, застал Машу врасплох.

– Мария, вы уже взрослая девушка, через год закончите школу. Ответьте мне честно: что вы думаете о ситуации в стране?

Маша подняла на Петра Петровича недоумевающий взгляд. Его глаза больше не улыбались. Они были строгими, а взгляд цепким. Маша подумала, что сейчас, возможно, решится ее судьба. Лгать этому человеку она не могла, да и не хотела, потому, набрав в грудь воздуха, выдала все, что она думала и про жизнь, и про власть. Она понимала, что говорит сбивчиво и слишком эмоционально. Оттого смущалась. Смущаясь, краснела и, как следствие, смущалась еще сильнее. Глаза она убрала еще в начале монолога, и посмела поднять их только, когда выговорилась. Петр Петрович смотрел на нее уже совсем не строго, скорее, участливо. "Похоже, я провалила экзамен", – подумала Маша, вновь опуская взгляд; ей стало себя жалко. Глаза предательски заблестели, но слезы она сдержала.

– У меня к вам остался последний вопрос, Маша, – услышала она голос Петра Петровича. – Нам показалось, что ваше письмо сродни заявлению о приеме на работу, это так?

Маша горестно вздохнула и кивнула.

– Можешь считать, что твое заявление принято к рассмотрению, – переходя на "ты" сказал Петр Петрович.

Маша вскинула на него враз высохшие глаза.

– Правда?

В этом "правда" было столько вырвавшейся наружу потаенной доселе надежды, что Петр Петрович не выдержал и рассмеялся.

– Правда!

Теперь рассмеялась и Маша. Лицо Петра Петровича стало серьезным.

– С этой минуты ты, Маша, включена в список кандидатов на работу в специальных службах, задачей которых является обеспечение безопасности России. Вот два документа, которые тебе необходимо подписать. Прежде чем поставить подпись, внимательно их прочти. Маша прочитала бумаги, которые достал из папки Петр Петрович. Это были "Подписка о сотрудничестве" и "Подписка о неразглашении".

Убрав в папку бумаги, Петр Петрович сказал:

– Слушай свое первое задание. Тебе необходимо как можно лучше окончить среднюю школу.

– А как же?… – конец вопроса застрял в горле огорченной девушки.

– Что "как же"? – переспросил Петр Петрович.

Маша растерялась. Она ведь хотела спросить про спецподготовку, но в последний момент передумала. Теперь лихорадочно искала замену. Вот они, спасительные слова!

– Ну, если проявятся те, из-за границы?

– Вряд ли они сунутся к тебе, пока ты живешь здесь. Но если такое все-таки произойдет, немедленно сообщи об этом Николаю Сергеевичу.

Маша понуро кивнула головой. Петру Петровичу, видимо, стало ее жаль.

– Ну, пойми ты, – сказал он. – Не могу я организовать для тебя специального обучения в вашем городке. Хотя… – Маша с надеждой подняла голову. – Если ты готова два раза в месяц приезжать на выходные в Москву…

– Я готова приезжать каждые выходные! – вырвалось у Маши.

Петр Петрович улыбнулся.

– Поверь мне, это будет перебор. Четырех дней в месяц вполне достаточно. О дне первого приезда я сообщу дополнительно, когда будет составлен график твоей учебы. Договорились?

Маша кивнула.

– А здесь я дополнительно запишусь в какую-нибудь секцию рукопашного боя.

– В какую-нибудь не стоит, – покачал головой Петр Петрович. – Да и вообще, живи как жила. Нам лишнее внимание ни к чему. Кстати, как ты объяснишь родителям свои поездки в Москву, у тебя там есть, где переночевать?

– Ночевать буду у тети Люды, это хорошая мамина подруга. А поездки объясню просто: нужны дополнительные занятия для поступления в институт.

– Хорошо придумала, – одобрил Петр Петрович. – А мы, со своей стороны, твою легенду подсветим. Ну что, будем прощаться? Но перед этим я хочу тебя, как свою будущую коллегу, предостеречь. То, что ты высказала о положении в стране, первому встречному не рассказывают. И не делай обиженное лицо. Ты меня совсем не знаешь, может я тебя провоцировал? Запомни на будущее: такое – только проверенным товарищам.

– А вас я могу считать проверенным товарищем? – спросила Маша.

– Можешь, – улыбнулся Петр Петрович, – мы с тобой по одну сторону баррикад.

– Зачем вы это сказали? – воскликнула Маша. – А вдруг я вас провоцировала?

Петр Петрович ошеломленно посмотрел на нее, потом расхохотался.

– А ты молодец, быстро учишься!

Петр Петрович и Маша прогуливались вдоль стены Новодевичьего монастыря. Осень уже дважды примерила свой конечный серебряный убор, осталась довольна и теперь спешно избавлялась от остатков золотистого и багрового, чтобы окончательно облачиться в зимние одежды. В начале встречи Петр Петрович передал Маше папку и теперь молчал, искоса наблюдая за тем, как девушка знакомится с ее содержимым. Когда та закрыла папку и вернула, спросил:

– Все запомнила? На руки график занятий, сама понимаешь, я выдать не могу.

– А чего там запоминать? – пожала плечами Маша. – Четыре названия: иностранный язык, спецподготовка, спецпредметы и бассейн.

– А даты проведения занятий, их ведь довольно много?

– А зачем мне их запоминать? Проще после каждого занятия оговаривать дату следующего, мало ли что может измениться?

– Разумно, – одобрил Петр Петрович, – молодец! Ну, а темы занятий тебе понятны?

– Иностранный язык понятен, – начала перечислять Маша. – Спецподготовка это, наверное, что-то для тела, а спецпредметы для мозгов, – быстро закончила она и посмотрела на Петра Петровича.

Ее спутник выглядел довольным.

– Ну, а бассейн? – спросил он.

Поскольку в Машином мозгу кроме фантастической мысли о боевых пловцах ничего не вертелось, она просто пожала плечами.

– Ну, ладно, – не стал настаивать Петр Петрович. – В пределах той информации, которой ты на данный момент обладаешь, ответ получился вполне удовлетворительный. А теперь послушай меня. Английским языком ты владеешь почти свободно. А вот французский и испанский необходимо подтянуть.

"Крепко же они за меня взялись, – думала Маша, – если им известны такие подробности".

– Этим займется Инга Яновна, – продолжал Петр Петрович, – которая ждет нас, – он посмотрел на часы, – через один час и двадцать три минуты. Но это еще не все. Мы хотим предложить тебе начать изучать арабский язык. Курс проводит довольно популярная в Москве языковая школа. К нам она никакого отношения не имеет. Твое присутствие на них оплачено молодежным фондом "Культурное возрождение России". Туда ты поедешь завтра. Спецподготовка, как ты тонко подметила, поможет твоему телу приобрести новые навыки. Оно должно научиться владеть холодным и огнестрельным оружием, уметь постоять за себя в рукопашном бою, плавать на воде и под водой, прыгать с парашютом и уметь водить автомобиль – все это пока, хотя бы, на уровне азов. На это в твоем графике зарезервировано четыре часа в субботу и столько же в воскресение. Название "спецпредметы" пусть тебя не смущает. На самом деле это будут просто беседы со знающими свое дело людьми. Это поможет тебе узнать кое-что из того, что пригодится в будущей профессии, а что-то и закрепить на практике. Первый урок из цикла "спецпредметы" проведу я, и начнем мы прямо сейчас.

– А бассейн? – вырвалось у Маши.

– Ах, да, бассейн! – хлопнул себя по лбу Петр Петрович. – Извини, пропустил. Бассейн, Маша, к занятиями никакого отношения не имеет. Бассейн это бонус. – Маша непонимающе свела брови. – Ну, как награда, что ли. Хорошо ведь окунуться после рабочего дня?

– Не знаю, – неуверенно сказала Маша, – в нашем городе нет бассейна.

– Уверяю, тебе понравится, – сказал Петр Петрович. – Так что бассейн это просто абонемент на посещение… – лицо его сделалось удивленным. – Получается, на посещение бассейна. Такая вот тавтология. Кстати, там бывает много наших. И по этому поводу первый урок. Когда случайно встречаешь сослуживца, ни в коем случае не подавай вида, что вы знакомы – он может быть на задании…

Инга Яновна оказалась аккуратной старушкой с умными глазами.

– Хочешь чаю? – спросила она по-французски у Маши, когда та избавилась от верхней одежды и сапожек.

Маша от неожиданности растерялась, но сумела подобрать нужные слова на языке Вольтера.

– Да, спасибо.

Старушка кивнула и обратилась к Петру Петровичу на русском языке:

– А вы, судя по тому, что не спешите раздеваться, от чая отказываетесь?

– Увы, но это так. Дела, знаете ли…

– В таком случае, не смею задерживать. Конкурировать с вашими делами мне не по силам.

Закрыв за Петром Петровичем дверь, Инга Яновна посмотрела на мнущуюся в прихожей Катю и вновь перешла на французский:

– А ты чего робеешь? Мой руки и за стол!

Чай пили молча. Ароматный напиток хорошо сочетался с удивительно вкусными пирожными, которые Петр Петрович купил по дороге. Инга Яновна откровенно рассматривала Машу. Та робела и рассматривала в основном узоры на скатерти. Сделав последний глоток, девушка опустила чашку на блюдце и произнесла, не поднимая глаз:

– Спасибо.

– Не поняла?

Фраза, произнесенная на французском языке, заставила Машу вздрогнуть. Она испуганно взглянула на Ингу Яновну.

Та смотрела требовательно, но совсем не строго.

– Я не поняла, что ты сказала. Повтори еще раз.

До Маши, наконец, дошло, что от нее требуется, и она повторила уже по-французски:

– Спасибо.

– В этом месяце мы говорим только по-французски, а в следующем только по-испански. Договорились?

Инга Яновна говорила медленно, четко произнося каждое слово, и все равно Маша скорее догадывалась о смысле сказанного – отдельные слова оставались для нее непонятными. Поэтому она просто кивнула в знак согласия. Инга Яновна улыбнулась и накрыла своей сухонькой ладошкой ладонь девушки.

– Давай договоримся: тебе нужна разговорная практика, поэтому язык жестов мы в общении применять не будем. Ты согласна?

Маша вновь кивнула, но тут же спохватилась.

– Я согласна.

– Замечательно! – рассмеялась Инга Яновна.

Постепенно Маша освоилась и дело пошло на лад. Когда вернулся Петр Петрович, чтобы отвезти ее на спецподготовку, Маше было жаль покидать уютную квартирку Инги Яновны.

Первое занятие по спецподготовке включало в себя рукопашный бой и стрельбу из пистолета. В тире Маше понравилось больше, чем на татами. С непривычки она сильно устала и даже попросила Петра Петровича отвезти ее прямо домой без заезда в бассейн.

– У меня ведь нет с собой купальника, – мотивировала она свою просьбу.

– Не беда, – ответил Петр Петрович, – по дороге заедем и купим. И никаких возражений!

Теперь отдыхая на пластмассовом лежаке, Маша была благодарна ему за настойчивость. Плавать в бассейне оказалось намного интереснее, чем в реке. Маша села, собираясь покинуть лежак и продолжить купание, когда сзади раздался чей-то голос:

– И что это у нас тут за новая ципочка?

Маша резко повернулась на голос. На нее с ухмылкой пялился незнакомый мужчина. Его взгляд бесцеремонно шарил по телу. Занимаясь художественной гимнастикой, Маша привыкла к заинтересованным взглядам и не стеснялась своего тела. Но этот взгляд заставил ее невольно прикрыться руками. В магазине она так радовалась этому купальнику, теперь же он показался ей слишком открытым. Мужчина бесцеремонно уселся на лежак, задев Машу бедром. Она вскочила, но отойти не сумела. Мужчина успел крепко схватить ее за руку.

– Ну, куда же ты так спешишь? Мы ведь еще не успели познакомиться.

– Слышь, дядя, – Маша не заметила, как этот крепкий парень оказался возле них, – отпусти девушке руку. Видишь, она не желает с тобой знакомиться.

Непрошенный ухажер отвлекся и ослабил хватку. Маша воспользовалась моментом и высвободила руку. Мужчине это не понравилось. Он вскочил и угрожающе надвинулся на парня.

– Не лезь не в свое дело, защитничек!

– А то что? – вежливо поинтересовался парень.

– Сейчас узнаешь.

Мужчина резко вскинул руку. Вряд ли он хотел ударить, скорее, просто напугать. Но у него не получилось и этого. Рука вмиг оказалась в железной хватке еще одного крепыша подошедшего к нему со спины. Болевым приемом он заставил дебошира опуститься на одно колено.

– Отпусти, больно! – простонал мужчина сквозь зубы.

– А вы обещаете себя хорошо вести? – спросил парень, не ослабляя хватку.

Мужчина промолчал, кусая губы от боли. За него ответил первый парень:

– Отпусти, видишь, он онемел от раскаяния.

Освобожденный мужчина поднялся с колена и, ни на кого не глядя, покинул место своего позора, потирая травмированную кисть.

Парни тоже не стали задерживаться. Тот, который подошел первым, проходя мимо Маши, шепнул ей на ухо:

– Не бойся, Маша, здесь сплошь Дубровские. Купайся спокойно.

Маша смотрела на их мускулистые спины, и внутри нее растекалось приятное тепло: она теперь не одна, "свои" всегда успеют прийти на помощь.

В зимние каникулы Маша провела в Москве целую неделю. К обычным занятиям добавились посещения театров, музеев различных концертов и молодежных тусовок. Петр Петрович, с которым они теперь виделись не часто, пояснил, что это тоже входит в программу спецподготовки.

– Нам нужны культурные, многосторонне развитые сотрудники, – пояснил он. – Ты должна знать и понимать различные направления в искусстве и литературе, разбираться в молодежных течениях, усвоить правила поведения в общественных местах и уметь применять их на практике. Нельзя, например, пойти в одном и том же наряде в театр и молодежный клуб.

На деле все оказалось намного сложнее и намного интереснее. И, кстати, Петр Петрович далеко не во всем оказался прав. Один прикид вполне годился и для театра и для тусовки, тут все зависело больше от уровня того и другого. Маша оказалась прилежной ученицей. Это в том смысле, что она никуда не ходила одна, с ней постоянно рядом кто-то был. Кстати в Ленком на "Юнону и Авось" ее сопровождал Костя, один из тех парней, что выручили ее тогда в бассейне. Такая забота со стороны старших товарищей ободряла и придавала уверенности.

Душа Маши была полна приятных воспоминаний, Петр Петрович, напротив, был весьма деловит.

– Вот что, Мария, – сказал он, заслушав ее отчет, – будет у меня к тебе одно поручение. Ровно через месяц предоставь мне в письменном виде свое мнение о директоре твоей школы, в произвольной форме.

Впечатление от прекрасно проведенных каникул было испорчено, как будто на исписанный красивым почерком тетрадный лист упала отвратительная жирная клякса. Маша никогда в жизни ни на кого не стучала и не представляла себе, как она это сделает сейчас. Пусть не по доброй воле, пусть по приказу, все равно это казалось ей отвратительным. Но уже следующее утро принесло некоторое облегчение. Посетила спасительная мысль: пока присмотрюсь к директору, а потом решу, как поступить. Три недели Маша присматривалась. Она, не привлекая внимания, наблюдала за поведением директора, ненавязчиво интересовалась мнением других. И, странное дело, этот знакомый ей с первого класса человек постепенно становился непохожим на того, каким она его себе представляла. Он не стал хуже, просто из плоского постепенно превратился в объемного со своими вывихами и заморочками. Глядя на чистый лист бумаги, Маша решила, что просто напишет правду, такую, какой она ей увиделась.

Петр Петрович читал "сочинение" с каменным выражением лица. Закончив чтение, отложил бумагу, поднял глаза на Машу и неожиданно улыбнулся.

– Молодец, ты отлично справилась с этим нелегким заданием! Я прекрасно понимаю, что тебя тревожило все это время. Но разве от тебя кто-то требовал доносить? Так называемые "стукачи" к сожалению – поверь, мое сожаление по этому поводу совершенно искреннее – являются составляющей частью системы безопасности. Но к нашим сотрудникам это не относится. И ты сделала правильный выбор. Написала отчет в виде аналитической записки. Да как написала. Ваш директор на этих страницах прямо как живой. Еще раз говорю, молодец, отличная работа!

Шло время. Неспешно стучал метроном: все в порядке, тревоги нет. Дни прирастали за счет ночей и, в конце концов, прогнали зиму, не календарную, она ушла раньше, а ту, которая со снегом. Машин городок утопал в грязи и его контраст с чистой вальяжной Москвой стал еще резче. Но метроном перестукал и грязь. Вновь ставшие чистыми тротуары теперь тянули свои серые щупальца через молодую сочную травку, на деревьях набухали и лопались почки и на божий свет повысовывали любопытные клейкие носики миллионы зеленых листочков, обещая тенистую защиту от скорого зноя. Городок преображался, готовясь приютить на лето тех москвичей, кому не по карману более дальние маршруты.

Дело шло к выпускным экзаменам, и Машиным поездкам в Москву пришел конец. На этот раз она приехала не на учебу, а чтобы попрощаться с Ингой Яновной. С остальными наставниками она простилась на последнем занятии, но для этой женщины захотела сделать исключение. Она спросила об этом Петра Петровича, и тот не стал возражать. По дороге, Маша, как обычно зашла в кондитерскую. Она всегда приходила на занятия к Инге Яновне с пирожными. Деньги на это ей выдавал Петр Петрович. Первый раз она хотела отказаться. Петр Петрович сначала удивился, а потом рассмеялся.

– Ты что, Остроухова, считаешь, что я тебе свои деньги предлагаю? Ну, так я тебе скажу: деньги эти казенные, выделены специально для подобных случаев, поэтому бери не стесняйся.

В этот раз Маша выбрала не пирожные, а торт, на который давно уже заглядывалась. Стоил он гораздо дороже выделенной Петром Петровичем суммы, и Маша без колебания добавила свои деньги. Инга Яновна, посмотрев на торт, печально улыбнулась и сказала по-русски:

– Расставания всегда наследуют встречам. Проходи, Машенька. Все что я хотела тебе сказать по-французски и по-испански, я уже сказала. Сегодня будем говорить только на русском языке. Последний раз в присутствии Маши Инга Яновна говорила по-русски с Петром Петровичем в день их знакомства. Тогда Маша не обратила на это внимания, но сегодня не удержалась от вопроса:

– Инга Яновна, откуда у вас этот акцент?

– А как ты сама думаешь, – печальная улыбка сделала морщинки на лице более заметными, – в каком случае человек говорит на родном языке хуже, чем на иностранном?

– Ну, не знаю… – задумчиво произнесла Маша, – наверное, когда он очень долго прожил за границей?

– Вот ты и сама ответила на свой вопрос, вновь улыбнулась Инга Яновна.

– Так вы?…

Маша не осмелилась продолжить и Инга Яновна сделала это за нее.

– Я, Машенька, больше тридцати лет прожила вдали от Родины. Ты, конечно, слышала про разведчиков-нелегалов?

Маша кивнула.

– Впрочем, что это я? – пожурила сама себя старушка. – Ведь про это издано столько книг и снято столько фильмов. Один Штирлиц чего стоит. Он, конечно, не настоящий, выдуманный, но хорош, хорош…

– Но ведь были еще Зорге, Абель, – напомнила Маша.

– Да, конечно, – кивнула Инга Яновна, – эти были настоящие, герои.

Маша с удивлением и восхищением смотрела на седую старушку. Кто бы смог распознать в ней героическую разведчицу?

Инга Яновна перехватила ее взгляд и покачала головой.

– Не смотри на меня так, девочка. Да, я провела за границей долгие годы, но ничего героического так и не совершила.

– Но почему? – вырвалось у Маши. Она тут спохватилась и смущенно произнесла: – Извините.

– Тебе не за что извиняться. Вопрос ты задала правильный. Я часто сама себе его задаю: почему? Я уехала из Союза, когда мне было двадцать пять лет. Я мечтала о подвиге во имя Родины и очень долго верила в то, что мое мгновение еще придет. Ты знаешь, девочка, разведчику редко удается совершить больше одного стоящего поступка. Чаще ты или занимаешься сбором второсортной информации, или перепроверяешь информацию, добытую кем-то другим, или просто ждешь, когда центр о тебе вспомнит и даст новое задание. Так получилось, что две трети срока, что я пробыла за рубежом, пришлись на ожидание ответственного задания, а одна треть на ожидание разрешения вернуться на Родину.

Сегодня Петр Петрович лично заехал за Машей чего не делал уже давно. По дороге на вокзал он, глядя ее задумчивое лицо, признался:

– Это я, Машенька, попросил Ингу Яновну, чтобы она рассказала тебе свою историю.

Маша повернулась к нему лицом.

– Зачем?

– А ты не догадываешься? Я хочу, чтобы ты знала: наша профессия далеко не всегда отмечена подвигами и наградами. Впрочем, у Инги Яновны награды есть: орден и две медали.

– За сорок лет, – задумчиво произнесла Маша.

– Да, почти за сорок лет. Да, на ее долю выпало совершить только один подвиг: за столь долгий срок избежать провала. Да, добытые ее сведения ни разу не были сверхважными, но нужными были всегда. Учти все это перед тем, как примешь окончательное решение. Если ты его изменишь, я буду огорчен, но отнесусь к этому с пониманием.

Майор Максимов

После окончания школы пути сестер Остроуховых разошлись. Маша пошла учиться на Штирлица, а Катя закрепилась в составе национальной сборной по художественной гимнастике, попутно учась на филфаке. Она по-прежнему грезила лаврами олимпийской чемпионки. Но когда осыпались листочки нескольких календарей, а она, продолжая ходить в "перспективных", по-прежнему оставалась в тени более удачливых подруг, Катя не на шутку встревожилась. С такими темпами из подавальщиц надежды можно запросто перекочевать в подавальщицу одежды. И тут ей, казалось, улыбнулась удача. В состав команды на летнюю Универсиаду Катя вошла первым номером. Но улыбка Фортуны оказалась лукавой. Все три раза, что Катя поднималась на пьедестал почета, она кусала губы, чтобы не расплакаться: не от счастья – от огорчения. Когда тебе дана четкая установка: минимум два "золота" – слушать чужой гимн вдвойне обидно. Катины две "бронзы" и "серебро" сочли провалом. Грозно скрипнуло перо и к прилагательному "перспективная" была добавлена частица "не". Катю вывели из состава сборной, что, с учетом возраста спортсменки, подводило жирную черту под ее пребыванием в спорте высоких достижений. Катя по-прежнему выступала за институт, что позволяло продолжать учебу за счет бюджетных средств. Но гранит науки хорошо питает мозги, для желудка нужна иная пища. И Кате пришлось подружиться с шестом или, правильнее сказать, с пилоном. Пластичная с великолепной фигурой она быстро стала звездой ночных клубов Москвы. Тот факт, что она все еще оставалась девственницей, лишь увеличивал число желающих посмотреть на ее выступление. У Кати появились деньги, и то, что ее вскоре перевели с бюджетного на платное обучение, ничуть девушку не огорчило. Другое дело, что сама учеба давалась ей с трудом. В свое время она манкировала учебой ради спорта, теперь учеба брала у нее реванш. К тому времени как Маша уже получила диплом, Катя добралась только до третьего курса. И тут с ней приключилась неприятная история: ее продали в рабство. Не в буквальном, конечно, смысле. Сначала был очень выгодный контракт на выступление в ночных клубах одной азиатской страны. Потом сама собой возникла огромная неустойка, которую необходимо было отработать. Так "птичка" попала в клетку. И пусть клетка и была золотой, "птичка" затосковала и стала искать путь на свободу. Как Катя ухитрилась это сделать, мне, честно говоря, непонятно до сих пор, но как-то ночью заспанная Маша услышала в трубке взволнованный голос сестры: "Маша, помоги мне!" На этом связь оборвалась, но Маше хватило и этого. Несмотря на то, что она не успела сносить и одной пары офицерских погон, Маша была уже опытной сотрудницей, имевшей за плечами участие в успешно проведенной контр-операции. Это случилось еще во время ее учебы, когда иностранная разведка предприняла еще одну попытку завербовать приглянувшеюся "русскую".

Найти сестру, работая в Конторе, оказалось совсем не трудно, тем более что Катю никто особо и не прятал. Ее незавидное положение определялось не столько крепостью запоров, сколько ворохом грамотно составленных документов, под каждым из которых стояла Катина подпись.

Именно это втолковывал Маше на протяжении последних пятнадцати минут ее непосредственный начальник.

– Ты пойми, – увещевал он набычившуюся сотрудницу, – нет у нас законных оснований требовать возврата Екатерины Остроуховой на Родину до истечения срока ее контракта после того, как она оформила двойное гражданство.

– А срок контракта истекает через тридцать лет, – продолжила за ним Маша.

Майор вздохнул.

– Это еще не факт, что через тридцать. В ее контракте прописано, что он автоматически продлевается, пока не будут погашены все неустойки. А за такой срок их сумма может существенно возрасти.

– И это вы считаете законным? – возмутилась Маша.

– Я так, конечно, не считаю, – вздохнул майор. – Но для досрочного расторжения контракта нужны очень веские основания.

– Какие? – спросила Катя.

– Ну, если принимающая сторона будет уличена в нарушении своих обязательств по контракту.

– И каковы эти обязательства? – спросила Маша.

– Гарантированное вознаграждение, кстати, довольно высокое. Проживание в отеле не ниже определенного уровня и кое-что по мелочам.

– И что, они все это соблюдают? – удивилась Маша.

– Представь себе, да. По крайней мере, это следует из бумаг, под которыми стоит подпись твоей сестры. Другой разговор, что неустойка поглощает всю зарплату. Ну, тут твоя сестра сама виновата, надо смотреть, что подписываешь.

– А если Катя перестанет выполнять свои обязательства? – поинтересовалась Маша.

– Я бы не посоветовал ей это делать, – покачал головой майор.

– Почему?

– Потому. Сама догадайся.

– Неужели ничего нельзя сделать? – упавшим голосом спросила Маша.

– А что тут поделаешь? От твоей сестры нет даже никаких официальных заявлений.

– Но вы ведь понимаете, что ее удерживают насильно?

– И не только я. Наш консул проявил настойчивость. Но во встрече в формате один на один ему было отказано. А в присутствии своих тюремщиков Катя вела себя очень сковано, на вопросы отвечала односложно. Консулу так и не удалось добиться от нее вразумительных ответов.

– Ее, наверное, перед встречей с консулом чем-нибудь накачали, – предположила Маша.

– Наверняка накачали, – кивнул начальник, – только это ведь недоказуемо.

– А что, если освободить ее силой? – предложила Маша.

– Нереально, – покачал головой майор. – Риск слишком велик, а результат слишком непредсказуем. Вдруг она там по доброй воле осталась?

– Что вы такое говорите? – возмутилась Маша. – Вы ведь только что утверждали, что верите в то, что ее удерживают насильно.

– Верить то я верю, – вздохнул майор, но и сомневаюсь тоже. Уж больно дорогостоящий цирк они вокруг нее закрутили. Не иначе, ее кто из местных султанов в гарем присмотрел, но хочет, чтобы все прошло честь по чести.

– Катя на это никогда не согласится! – воскликнула Маша.

– Не скажи. В золоте ведь будет купаться…

– Вы свое дочери такую ванну предложите! – сорвалась Маша.

Лицо майора сразу посуровело.

– Лейтенант Остроухова!

Маша стала по стойке смирно.

– Я вас больше не задерживаю. Можете идти!

Мария Остроухова

Так все и было. Вышла я от начальства, как оплеванная. Впору реветь, а нельзя, думать надо как Кате помочь. День думала, ночь думала и, кажется, придумала. Вот только к своему непосредственному начальству я с этой придумкой решила не ходить. Даже если майор мою идею и одобрит, все равно всего лишь по инстанции запустит, а я и так много времени потеряла. Решила я попрек всех субординаций обратиться к Петру Петровичу. Он к этому времени высоко взлетел да, к сожалению, не над моей головой клювом щелкал.

Майор Максимов

Ничего не скажу – смелый поступок. Через голову своего генерала обратиться к другому генералу – м-да… А ведь Петр Петрович никогда в либералах-то не ходил, иначе не поднялся бы сейчас над всеми нами. Будь на месте Остроуховой кто другой – не сносить ему головы. Но по отношению к Маше Петр Петрович испытывал некую слабость, вполне, между нами, простительную. Впрочем, не обмолвись об этом Мария теперь, ее тайная встреча с Петром Петровичем так и осталась бы тайной. Тогда же никто из нас и предположить не мог, что она каким-то боком причастна к беседе, которая состоялась в ходе дружественного визита Петра Петровича к нашему генералу. Зато доподлинно известно, что на народе генералы появились весьма довольные друг другом, после чего генерал Еременко отбыл в свое управление, а генерал Николаев записался на прием к тогдашнему руководителю конторы генералу Дронову. Как выяснилось чуть позже, генерал Еременко подсказал Геннадию Викторовичу рецепт избавления от застарелой "мозоли", и тот своего шанса упускать не захотел. Еще будучи в подполковниках Николаев вел дело одной крупной криминальной группировки подвизавшейся на торговле людьми. Женщин из России и стран СНГ оптом и в розницу обманным путем вывозили за границу, где они попадали в основном в притоны, так что Кате Остроуховой еще повезло. До сердцевины преступного синдиката Николаеву добраться так и не удалось, а попавшей в его сети мелкой сошке быстро находилась замена. Петр Петрович предложил Николаеву план, как теперь понятно, составленный Машей Остроуховой, который давал реальный шанс выйти, наконец, на главарей преступной группировки. Так появилась на свет операция… – нет, не могу вспомнить ее кодовое название, пусть будет "Буря в пустыне" – вы не возражаете? На начальной стадии операции предполагалось поменять Катю на Машу, внедрив, таким образом, нашего агента в один из зарубежных филиалов синдиката. Это давало шанс подобраться к банде с той стороны, откуда преступники не чуяли угрозы.

Подготовительный этап много времени не занял. Маша и Катя, как и все близняшки, были похожи не только внешне, по-настоящему дружили и знали друг о друге практически все. Единственное, что требовалось от Маши, так это выучить Катин репертуар. В конце подготовительно этапа было решено произвести проверку. Для этого задержали одного из тех, кто имел отношение к Катиному контракту. Браток держался очень уверенно, полагая, что у следствия на него ничего нет. Тогда его препроводили в служебное помещение, закамуфлированное под ночной клуб. Когда фигурант увидел, кто вышел к пилону, с его лица исчезла улыбка. К концу выступления он выглядел совсем подавленным, а когда Маша спустилась со сцены и подошла к нему со словами: "Ну, вот и свиделись, подонок!" – сдал окончательно. Когда его вновь доставили в кабинет следователя, он дал признательные показания и согласился сотрудничать со следствием.

Такая удача в начале операции давала надежду на столь же удачное ее продолжение.

Пока Маша репетировала, а потом сдавала экзамен на профпригодность в Москве, в далекой арабской стране группа "туристов" из Шотландии, в которую входил и ваш покорный слуга, готовили реакцию замещения, где в роли субстрата выступала Катя, а атакующим реагентом была Маша. То, что меня включили в состав именно этой группы, стало настоящим подарком, поскольку после химии вторым моим увлечением были путешествия. Какая голова додумалась забрасывать нас через Шотландию про то мне неведомо. Знаю только, что кепка на ней была куда шире, чем на моей собственной голове. Опасения, что на нас захотят напялить килты, рассеялись еще в ходе краткосрочных сборов, и вот мы уже в Эдинбурге. Тур, в котором нам было забронировано место, формировала лондонская турфирма, но прибыть в Лондон мы должны были именно из Эдинбурга. Так что перед началом работы нас ждала увлекательная экскурсия по маршруту: Эдинбург – Лондон – аэропорт Хитроу, где мы, наконец, воссоединились с остальными туристами.

А потом нас окунули головой в пекло, причем и в прямом, и в переносном смысле. От обычной жары неплохо помогали кондиционеры, которые здесь были повсюду, кроме улиц – нефтяное королевство может себе позволить многое. Мозги, плавящиеся в поиске решения, где и как нам поменять сестричек, остужали с помощью традиционных национальных шотландских напитков, которые нам разрешалось употреблять только на виду у "соотечественников" для поддержания легенды – вне зоны их видимости мы придерживались сухого закона. Статус туриста дал нам возможность изучить подходы ко всем местам, где выступала Катя. Часть ночи мы любовались ее выступлением, попутно составляя планы заведений. Остаток ночи изучали сотни снимков и видеосюжетов, заснятых обычными – там, где это допускалось, – и срытыми – там, где это было запрещено, – камерами. Отсыпались по очереди. Не удивительно, что все страшно обрадовались, когда голова Вась Васича (Васи Васильева) выдала, наконец, долгожданный результат.

Мария Остроухова

Великая вещь – контракт. Один из пунктов Катиного контракта предусматривал наличие отдельной грим-уборной с душевой кабиной. Именно на эту деталь обратили внимание ребята, когда изучали маршрут Катиных перемещений.

Мы сидим в машине рядом со зданием, примыкающим к ночному клубу, где в эту минуту заканчивает свое выступление Катя. В машине четверо: я и трое ребят. Мой приемо-передатчик вмонтирован в сережки, точь-в-точь как те, которые никогда не вынимает из ушей Катя. Четко слышу голос: "Она закончила". Командир группы командует:

– Выходим!

Втроем – я посередине – покидаем машину и исчезаем в тени дома. У него общее подвальное помещение с клубом. Подземные коридоры пусты. Это их обычное состояние. Мы в захламленном помещении. Над ним гримерная Кати. Нам известно, что в гримерной нет видеокамер, но есть прослушка. Теперь там на один "жучок" больше. Командир группы слушает гримерную. Кивает: пора! Ребята быстро удаляют квадрат потолка, он же пол гримерной, бесшумно откидывают прикрывающий отверстие ковер. Четыре крепкие руки выталкивают меня наверх и вот я уже в комнате. Из угла слышится шум воды. Там душевая кабина в ней обнаженный женский силуэт. Быстро сбрасываю с себя комбинезон, нагая спешу к кабине. Рывком открываю дверь и накрываю ладонью Катин крик. Ужас в ее глазах сменяется ликованием. Прикладываю палец к губам и отрицательно мотаю головой. Поняла. Кивнула. Убираю руку и отступаю из кабины. Катя выбегает следом за мной и бросается на шею. Решительно отстраняю ее, выразительно стучу пальцем по запястью, потом киваю на комбинезон. Поняла. Одевается. Смотрит нежно-печальным взглядом. Нет времени, сестренка! Глазами показываю на дыру. Колеблется. Поторапливаю жестом. Осторожно спускает ноги, не отводя от меня глаз, и тут же исчезает. Ребята молодцы. Сдернули. Снимаю наш "жучок" и кидаю вслед за Катей. Ребята вставляют фрагмент пола, я поправляю ковер. Бегу в душевую кабину и перевожу дух под освежающими струями. Все. Успели! Если и была какая-то подозрительная возня, то ее приглушил шум воды.

Майор Максимов

Дерзкий план, придуманный Васильевым, сработал. Маша заменила Катю, а наш противник так ничего и не заметил. Вась Васич в составе группы прикрытия остался отрабатывать орден, который ему светил в случае успешного завершения операции, остальные "туристы", аки стая диких гусей, потянулись на Родину все тем же странным, но очень увлекательным маршрутом: Хитроу – Лондон – Эдинбург. После того как они в буквальном смысле растворились среди шотландских гор, через энный промежуток времени в Конторе заняли свои привычные места трое молодых загоревших парней.

Я хоть и значился руководителем операции, своего кабинета не имел. О моем особом статусе говорил только лоток на столе, куда складывалась вся поступившая по "Латинскому танго" информация. За время моей командировки в лотке прибавилась всего лишь одна бумажка. Её я и положил перед собой под насмешливые взгляды товарищей, сразу после того, как занял соскучившиеся по моей персоне место. Вы верите в то, что пресловутый Перст Судьбы существует на самом деле? А мне вот пришлось поверить, поскольку он явился мне в тот день в виде этой самой бумажки. Закончив читать, я отложил листок в сторону и задумался. Итак, Сергей Сергеевич Вяземский, который до сего времени никогда не покидал территории Рагвая, вдруг собрался в дальний зарубежный вояж и не куда-нибудь, а в ту страну, где в это время распутывала змеиный клубок отважная агентесса Мария Остроухова. Перст Судьбы маячил перед моими глазами, вот только на что он указывал, я пока разобрать не мог.

Пока я размышлял о значении поданного мне свыше знака, "Буря в пустыне" начала давать результаты. Внешне все выглядело очень просто. Знание языка – Маша в совершенстве владела арабским – о котором не подозревают твои тюремщики, и вот уже обрывки разговоров складываются в весьма конкретную информацию. Плюс к этому весьма неплохая коллекция "жучков", которыми щедрая Маша охотно делились со всеми, кто представлял для нас интерес, без их, правда, ведома. Через некоторое время, обидевшись на то, что ее щедрость так никто и не оценил, Маша забирала "жучки" обратно. Просто? Просто, как танцевать на лезвии остро заточенного ножа. Такое доступно лишь профессионалам высочайшего класса. Таким профессионалом показала себя в операции "Буря в пустыне" Маша Остроухова.

Операция шла к своему благополучному завершению. Вот-вот волна арестов должна была накрыть преступную группировку, а фанфары возвестить об успешном окончании "Бури в пустыне". Но тут Маша добывает информацию, которая резко меняет ход операции, и ставит под угрозу ее собственную жизнь. Маша узнает имя человека, по приказу которого была вывезена из России Катя Остроухова. Некий арабский принц, будучи частым гостем Москвы, воспылал к королеве ночных клубов такой страстью, что решил сделать ее украшением своего гарема. Тогда-то и был придуман дьявольский план, по которому Катю выманивали из страны крупным контрактом, для подписания которого от нее требовалось лишь согласие на второе гражданство. Далее запускалась афера с неустойкой, и – хлоп! – птичка в клетке! Заметьте – золотой. Принц не хотел, чтобы его будущая игрушка хоть как-то пострадала. В Конторе имя заказчика вызвало переполох. Дело в том, что этот принц держал руку на вентиле одной из труб, по которым на Кавказ поступало топливо для полыхающей там адской топки. Перекрыть, а еще лучше взять под контроль один из источников финансирования бандитских группировок – успех несравнимый с уничтожением какой-то банды работорговцев, пусть и крупной. Поэтому волну решили пока не гнать, а сначала, в свете вновь поступившей информации, все хорошенько взвесить. Обсуждение в кабинете Дронова было долгим и бурным. Предлагалось два варианта развития событий. По первому варианту предполагалось никаких арестов пока не проводить, а лишь взять деятельность банды работорговцев под усиленный контроль. Машу внедрить в гарем принца, где она должна сделать карьеру "любимой жены". Дальше – понятно. Против этого плана решительно выступил генерал Еременко. Петр Петрович назвал предложенный вариант опасной авантюрой с непредсказуемыми последствиями, которые тут же и предсказал. Держать столь разветвленную бандитскую группировку под скрытым контролем долго не удастся, увещевал он коллег, предполагать, что из Маши получится вторая Роксалана (по некоторым источникам "Роксолана") наивно, да и что скажет на это Президент? Последний аргумент перевесил чашу весов в пользу генерала Еременко. Был принят его план, который предусматривал арест бандитов в день очередного приезда принца в Москву. С самой царственной особой предполагалось провести беседу, в ходе которой предложить принцу ченч: он прекращает финансирование наших врагов на Кавказе, а мы не придаем гласности историю с похищением русской танцовщицы, сохраняя репутацию принца незапятнанной.

Так и поступили. Петр Петрович лично беседовал с принцем и был, как рассказывают очевидцы их встречи, очень убедителен. Принц принял условия сделки и спешно отбыл на Родину. СМИ протрубили о пресечении деятельности крупной бандитской группировки. Операция "Буря в пустыне" была блестяще завершена. А как же Маша? Ее не забыли. Маша была представлена к ордену, и ей было присвоено внеочередное воинское звание "капитан". Вот только и до капитанских погон, и до ордена надо было еще добраться. А как это сделать, коли она по-прежнему оставалась в руках тюремщиков? Впору было готовить новую операцию.

Со своим предложением я влез в тот момент, когда ситуация вокруг Марии резко обострилась. Принц, вернувшись из Москвы, отказался от всех притязаний на русскую танцовщицу и прекратил финансирование ее пребывания в своей стране. Возникла угроза того, что теперь от нее могут просто избавиться. В Конторе срочно разрабатывался силовой вариант Машиного освобождения. Я предложил, не прекращая подготовку к силовой акции, сделать так, чтобы уже находящийся в стране Сергей Вяземский увидел выступление Маши. К моему великому удивлению идею одобрили и поручили это дело капитану Васильеву. Тот справился с задачей блестяще. Вяземский увидел выступление Маши, и оказалось, что я нечаянно попал в десятку. Недавно овдовевший потомок каппелевского офицера воспылал к красотке Маше такой страстью, что тут же пожелал выкупить ее из рабства. Удерживающие ее местные бандиты посчитали, что деньги лучше мокрухи и не стали заламывать слишком большую цену. Вяземский, перекупив контракт, тут же предложил Маше выбор: вернуться на Родину или стать его женой и уехать с ним в Рагвай.

Мария Остроухова

Чувство вины перед сестрой навечно поселилось в потаенном уголке души. Иногда по ночам оно выбирается оттуда и будит меня, шепча прямо в ухо: "Ты тогда не Катю спасала, ты крала у нее судьбу". Я реву, орошая подушку и душу слезами, а потом обессиленная и умиротворенная засыпаю вновь. Днем чувство вины ведет себя тихо, прекрасно понимая, что его обвинение гроша ломанного не стоит. Не замени я тогда Катю, она оказалась бы в гареме похотливого принца, и не было бы Сережиных глаз в полутемном зале. Впрочем, для нее их не было и так. Его взгляд предназначался мне, правда, он до конца жизни считал, что подарил его Кате. Обман, пусть и невольный, остается обманом и рано или поздно предъявляет счет за свои услуги. Мне он предъявил его трижды. Но об этом позже.

Пока же я сидела за столиком в небольшом кафе и под мерное гудение кондиционеров слушала монолог московского гостя. Сцена до жути напоминала знаменитый эпизод из "Семнадцати мгновений весны", где Штирлиц встречается со связником из центра. Только в нашем случае действие из Швейцарии было перенесено на Ближний Восток, место Штирлица заняла выступающая в роли Кати Маша Остроухова, а представителем центра был капитан Максимов. Зато сам диалог проходил как под копирку. Максимов от имени руководства поблагодарил меня за успешно проведенную операцию, сообщил о том, что я представлена к правительственной награде. Затем, как бы невзначай, Максимов поинтересовался: какое из двух предложений Сергея я намерена принять. Этим вопросом представитель центра поставил храбрую разведчицу в тупик. Дело в том, что к этому моменту я, если и не была влюблена в Сергея, то была от этого не более чем в полушаге. Но могла ли я вот так запросто заявить, что не хочу возвращаться на Родину, а хочу уехать с Вяземским в Рагвай, чтобы там стать его женой? С другой стороны, Максимов сформулировал вопрос так, будто у меня есть свобода выбора. Что это: проверка, или за этим кроется нечто иное?

Уж не знаю, как истолковал Максимов мое молчание, только он не стал дожидаться ответа и заговорил сам. Так я узнала, что центр, безусловно, не возражает против моего возвращения, но настоятельно советует мне подумать над второй частью предложения Вяземского. И тут Максимов посвятил меня в подробности операции "Латинское танго" и осветил в ней мою роль, прими я предложение Вяземского стать его женой. Я, как верный солдат Отчизны, не могла ослушаться ее приказа, пусть и изложенного в виде просьбы, о чем очень скупыми фразами сообщила Максимову. После чего мы расстались вполне довольные друг другом и вскоре разлетелись в разные стороны. Он вернулся в Москву. Я улетела в Рагвай, где вскоре под звон колоколов местной православной церкви обвенчалась с Сергеем, став, таким образом, Екатериной Вяземской, как впредь прошу меня и величать.

Майор Максимов

Пока Екатерина Вяземская врастала в рагвайскую почву, Катя Остроухова осваивала в Москве архивное дело. По возвращении на Родину ее, до окончания операции "Буря в пустыне" спрятали в тихом подмосковном профилактории. Но после того как ее героическая сестра едва вырвавшись из объятий "Бури" тут же закружилась в вихре "Латинского танго", вопрос о Катиной судьбе пришлось ставить на ребро. Оставаться и дальше Катей Остроуховой она не могла, поскольку это создавало угрозу разоблачения – пусть и весьма призрачную – нашего агента в Рагвае. Было рассмотрено несколько вариантов решения проблемы, включая весьма жесткие, но, в конечном итоге, остановились на самом щадящем – все-таки не 37-ой год! По новой легенде капитан Остроухова по возвращении из командировки совершенно охладела к оперативной работе и попросила направить ее для дальнейшего прохождения службы в архив. Непосвященные в суть вещей коллеги немного посудачили о том пыльном мешке, которым отоварили по голове их боевую подругу в далекой арабской стране, на том и успокоились. Зато товарищи посвященные только диву давались, насколько версия о мешке совпала с реальностью – с учетом поправки: по чьей голове пришелся удар. Катя Остроухова настолько насытилась арабскими приключениями, что ей даже не пришлось сильно стараться, чтобы вписаться в легенду. Став де-факто Машей, Катя без сожаления отказалась от своего прошлого. Теперь ей нравилась тихая размеренная жизнь в стороне от обманчивых огней ночных клубов и взглядов похотливых самцов. Разоблачения Катя не боялась: мама к этому времени уже ушла из жизни, а отец не различал близняшек с рождения. В Москве "Латинское танго" очень даже вытанцовывалось, чего нельзя было сказать о той стороне Земли…

Полковник в отставке Муромов

В молодые годы жизнь сделала меня участником героической драмы, теперь предлагает попробовать силы в фарсе. Я говорю это с улыбкой, пусть и грустной, потому что в любой правде всегда есть доля шутки.

11 сентября 1973 года старший лейтенант Миша Муромов в составе горстки отчаянных храбрецов пробивался из занятого мятежниками дворца "Ла Монеда". Президент Альенде погиб, так и не выпустив из рук автомата, защищать стало некого. Зато стало чего спасать – наши собственные жизни. И мы бежали, пробивая себе дорогу тараном из свинцовых пуль. Мне повезло. Я оказался среди тех немногих, кому удалось покинуть не только пылающий дворец, но и залитый кровью Сантьяго. Несколько месяцев мытарств и советский военный советник Муромов возвратился в Москву.

Минуло два года, и телефон капитана Муромова перестал отвечать на звонки друзей. Зато, вскоре, в одной из латиноамериканских стран объявился "амиго Мигель". В течение последующих десяти лет он перемещался из отряда в отряд, из страны в страну, помогая местным товарищам осваивать военное дело. И все эти годы за ним безуспешно охотились агенты ЦРУ. Вернее, безуспешно охотились первые восемь лет, а потом у Мигеля стала гореть земля под ногами. Дело в том, что среди агентов американских спецслужб появился некий Майкл Крейси, у которого к Мигелю-Муромову помимо чисто служебного интереса был еще и свой личный счет. Я, конечно, не помнил этого эпизода, таких в тот день были десятки, если не сотни. Но кинопленка – и было же у них время снимать! – четко зафиксировала, что именно из моего автомата вырвалась в день штурма дворца "Ла Монеда" та пуля, что перебила позвоночник старшему брату Майкла Крейси Джону, навсегда приковав его к инвалидной коляске. Так что у заокеанского тезки были все основания искать встречи со мной с удвоенной энергией. Майкл, надо отдать ему должное, оказался парнем не только упрямым, но и способным. Мы таки встретились. И даже видели глаза друг друга. А потом я исчез. Смылся, испарился, растворился в воздухе. А вместе со мной исчез и "амиго Мигель". Когда раздосадованный Крейси понял, что я сошел с партизанской тропы, полковник Муромов был уже далеко. Место резидента советской разведки в стране, занимающей почти весь юго-восток континента, показалось мне достойной наградой за годы лишений и боев. Передо мной не ставили сверхзадач. У Советского Союза не было в этом уголке земного шара стратегических интересов, и резидент тут нужен был скорее на всякий случай, чем в виду острой необходимости. Легенда позволяла мне жить на широкую ногу, я даже обзавелся семьей, женившись на вдове с двумя детьми. Я все реже думал о возвращении на Родину и на полном серьезе готовился встретить старость, а потом и смерть во вполне комфортабельных условиях. А потом на Родине случилась Перестройка. Я с нарастающей тревогой следил за сообщениями с другой стороны Земли, плохо понимая, что могут принести происходящие перемены самой стране, но достаточно отчетливо осознавая, что мне они не принесут ничего хорошего. Когда некий генерал, даже не сняв в парадной формы гэбэшных эмблем, резко записался в демократы, преподнеся своим бывшим противникам в качестве вступительного взноса список советских резидентов, среди которых оказался и я, у меня уже давно был собран "тревожный" чемодан. Москва – остались значит еще чекисты – предупредила меня о провале буквально перед самым арестом. Я успел уйти, разминувшись со спешащими по мою душу контрразведчикам буквально в шаге от дома. Мне даже показалось, что я увидел за стеклом одной из машин Майкла Крейси. Но им, как и моей безутешной теперь уже дважды вдове, досталась только оставленная на столе в кабинете предсмертная записка, в которой было много соплей и мало конкретики. А потом, как водится, сбитое ограждение и свидетели, видевшие как автомобиль, упав с внушительной высоты, канул в бурном потоке. Искореженные остатки машины потом нашли много ниже по течению, трупа в кабине не оказалось. Контрразведку мой трюк, конечно, не обманул, но семью от неприятностей избавил.

Я же перебрался в соседний Рагвай, где, коротая время до отзыва на Родину, влился в около криминальные структуры. И вот те нате. Вместо разрешения вернуться в Россию получаю задание возглавить рагвайскую часть операции "Латинское танго". Им там что, совсем нечем заняться, как только искать следы четырех вагонов с золотом за многие тысячи километров от того места где они были угнаны, да еще с десятилетней рассрочкой во времени? Было бы куда деться… Но стоит ли продолжать, если деваться некуда? Майкл Крейси рано или поздно снова возьмет след, а провести остаток жизни в тюрьме, пусть это и типично для разведчика-нелегала, мне совсем не хотелось. Вот и пришлось храброму партизанскому командиру и матерому разведчику заняться на старости лет обустройством личной жизни Кати Вяземской. И вы мне еще говорите, что это не фарс?

Афишировать знакомство со скользким типом по имени Альварес добропорядочной Екатерине Вяземской было не с руки, потому встречались мы редко и всегда тайно. Не буду врать: поначалу больших хлопот Катя мне не доставляла. В наши встречи я в основном выполнял роль "жилетки". Плакала Катя много, поскольку позволяла себе эту слабость исключительно при встречах со мной. Виновникам этих слез – родственникам со стороны мужа и падчерицы – она предпочитала улыбаться в лицо. Сильная девочка. А вот забеременеть она никак не могла. А ведь ей нужно было родить не просто ребенка – мальчика, наследника рода Вяземских. Поначалу это не вызывало особого волнения. Местная медицина обещала чете Вяземских скорое устранение этой совершенно незначительной проблемы. Но время шло, а врачи, после того, как прятали очередной чек в карман, только разводили руками. Тут уже начал беспокоиться я, а с моей подачи – Москва. Центр посоветовал Кате лечь в клинику в Нью-Йорке – дорого, но верный диагноз гарантирован. Сергей не смог сопровождать супругу и за него это сделал я. Без ведома, разумеется. Никогда не забуду Катиных глаз когда она вышла из кабинета медицинского светила после того как он огласил ей свой вердикт: своих детей у нее не будет никогда. Не окажись я тогда рядом – наложила бы девочка на себя руки, вот те крест, наложила бы! Кое-как я ее успокоил, и стали мы думку думать: как беде помочь? Ну, выправить бумагу с более мягким заключением, это понятно. Но так, мы кризиса избежим, а проблему-то не решим. И тут Катя произносит тихим голосом:

– Надо везти сюда сестру.

Так я узнал, что у Кати есть сестра-близнец. А что? – вариант!

Майор Максимов

Когда я доложил о возникшей проблеме генералу, тот только и сказал:

– С мужиками все-таки легче работать. Ты как считаешь?

– Абсолютно с вами согласен, товарищ генерал, только как быть с Екатериной Остроуховой?

– Это с какой Екатериной? – спросил генерал. – С той, которая изображает теперь в архиве нашу Машу?

– Так точно! Я имел в виду именно ее.

– А что с ней делать, – пожал плечами начальник управления. – Разговаривать, уговаривать и отправлять к сестре на подмогу.

– Я понял, товарищ генерал, разрешите идти?

– Разрешаю.

Когда я взялся уже за ручку двери, генерал неожиданно приказал:

– Постой!

Я развернулся через левое плечо и замер в ожидании новых указаний.

– Я вот что подумал, капитан. Они ведь близняшки. Что если у этой та же проблема что и у той. Ты вот что, ничего нашей Кате-Маше пока не говори, а организуй для нее медицинское обследование, предлог сам придумай. Ну и проинструктируй нужного врача. По результату и решим.

Когда я вновь предстал перед генералом, тот по одному моему виду определил, что что-то прошло не так.

– Что, тот же диагноз? – спросил он.

– Не совсем, товарищ генерал.

– Что значит не совсем? Докладывай четко: может она рожать или нет?

– Может, товарищ генерал.

– Вот тут ты ошибся, – хохотнул мой начальник. – Товарищ генерал рожать не может. Ладно, шучу. Если она может, то чего ты-то такой смурной?

– Тут другая проблема, не знаю, как и доложить.

– Да уж доложи как-нибудь, – буркнул генерал.

– Слушаюсь. Она девственница.

– Что?… То есть как это?… Тьфу, ты, вот ведь засада! И что ты собираешься делать?

– Не знаю, товарищ генерал!

– Тебе сколько лет, капитан?

– Двадцать восемь, товарищ генерал!

– И ты до сих пор не знаешь, что в таких случаях делают?

Я не нашелся что ответить. Генерал посуровел лицом.

– Даю тебе, капитан, ровно сутки. Завтра в это же время доложишь… м-да… Короче, ступай и помни: у тебя ровно сутки!

Когда я отвел глаза от монитора, часы на стене моего кабинета показывали 19-50. Теперь я знал новое слово "дефлорация" и все что с ним связано, но понятия не имел, как этими знаниями распорядится в одном конкретном случае. А что если?…

Открывшая дверь девушка была одета в тренировочный костюм и смотрела на меня безо всякого интереса.

– Капитан Максимов, представился я. – Я вам звонил…

– Да, я помню, – равнодушно сказала Катя-Маша и посторонилась, – проходите.

…– Вот такая с вашей сестрой приключилась история. И теперь кроме вас никто помочь ей не сможет.

– Ей или вам? – уточнила Катя-Маша.

– Нам тоже, но в первую очередь ей. Поверьте, это нет пустые слова.

Девушка задумчиво опустила голову, я приготовился терпеливо ждать. Через некоторое время Катя-Маша голову подняла.

– Хорошо, я согласна помочь сестре и вам. Когда вылетать?

– В ближайшее время, сразу после того как вы пройдете необходимый инструктаж. Но это еще не все.

– Что еще? – удивилась она.

Я набрал в грудь воздуха и выпалил:

– Вы девушка, а лететь должна женщина.

Она слегка покраснела и поморщилась, как будто я сказал что-то очень неприличное и для нее крайне неприятное, – так ведь так оно, видимо, и было – потом на ее лице появилась легкая усмешка.

– Понятно… – протянула она. – Ну, хорошо. Раз должна лететь женщина, значит, она и полетит.

– Не понял… – вырвалось у меня.

Легкая усмешка превратилась в явную.

– А вам ничего и не надо понимать. Этот вопрос я решу без вашего участия. Или у вас есть возражения?

– Нет, – произнес я, испытывая крайнюю неловкость. – Но что я доложу начальству?

– Так и доложите: девушка согласна – полетит женщина.

На следующий день я в точно назначенное время стоял перед генералом.

– Ну, что, капитан, решил вопрос?

– Так точно, товарищ генерал! Остроухова дала согласие. Проблема устранена. Можно забрасывать!

– Вот видишь, капитан, – честно говоря, генеральский тон мне совсем не понравился, – можешь ведь, когда захочешь. Теперь, если случится нечто подобное, буду знать, кому поручить. Свободен!

Екатерина Вяземская

Стоящая на пороге гостиничного номера женщина, глаза которой прикрыты солнцезащитными очками, совсем не похожа на мою сестру. Если бы не маячивший за ее спиной Альварес я бы посчитала, что сеньора ошиблась номером.

– Здравствуй, Маша, – произнесла женщина совершенно незнакомым голосом.

Тут я вовсе растерялась. Ведь наши с Катей голоса были так же неотличимы, как и наша внешность. Поэтому мое – Здравствуй… – прозвучало крайне неуверенно. Женщина покачала головой и удалилась в ванную. Я посмотрела на Альвареса. Он пожал плечами:

– Честно говоря, я и сам в недоумении, но это именно та женщина, которую прислала Москва. В этом можешь не сомневаться.

А я не могла и продолжала сомневаться до тех пор, пока из ванной не выпорхнула моя обожаемая сестричка. Альварес сначала с удивлением, а потом с умилением следил за тем, как мы несколько минут, смеясь, кружили в центре комнаты, то смыкая, то размыкая объятия. Когда мы, наконец, плюхнулись прямо на кровать и две разом на него выразительно уставились, Альварес поднялся с кресла и со словами "Пойду, пройдусь" покинул номер.

Я специально время не засекала, но думаю, что не менее получаса мы проболтали о вещах сугубо личных и к данному повествованию отношения не имеющих. И лишь потом Катя рассказала, как ее пригласили на "Латинское танго".

…– Что вот так прямо и приказал потерять невинность? – давясь от смеха, спросила я.

– Не то чтобы приказал, скорее предложил. И прекрати смеяться! – воскликнула Катя.

– Извини. А свои услуги он не предложил?

– Какое там. Он и фразу-то из себя еле выдавил. Сидел весь красный.

– А ты, можно подумать, не покраснела.

– Ну, я-то от неожиданности.

– И что потом?

Катя пожала плечами.

– А ничего. Посидела. Подумала. И решила. Такое ведь раз в жизни происходит. Не у врача же мне, в конце концов, женщиной становиться? И раз не могу я это сделать с мужчиной, которому нравлюсь я, то надо сделать это с мужчиной, который нравится мне. Привела себя в надлежащий вид и отправилась на охоту.

– А на кого хоть охотилась-то?

Катя назвала имя.

– Да ты что?! И где ты его нашла?

– Ну, это не фокус. Он человек публичный от народа не прячется. Другое дело, попасть в места, где он тусуется не просто, но с этой задачей я справилась. Остальное было уже не так сложно.

– Ну, ты даешь, сестричка! – искренне восхитилась я. – И как кумир в постели?

– Ты знаешь, – усмехнулась Катя, – на экране он выглядит более мужественным.

…– Грим совсем не сложный, – говорила Катя, на моих глазах преображаясь в другого человека. – Вот собственно и все, – наложила она последний мазок. – Теперь парик. Ну, как?

Я критически осмотрела сестру.

– Теперь я понимаю, почему на тебе были темные очки. Взгляд тебя выдает.

– Очки нужны для подстраховки, – опровергла мое мнение Катя. – А взгляд преображают контактные линзы. Они изготовлены по особой технологии: меняют не только цвет, но и выражение глаз. – Она ловко надела линзы. – Смотри!

Да, теперь от истиной Катиной внешности не осталось и следа.

– И еще походка. Ну, тут тебе придется потренироваться.

– А что ты сделала с голосом? – спросила я.

– Я – ничего. Это умельцы из спецмастерской постарались. Надеваешь этот шейный браслет… – Катин голос сразу стал другим, – и говоришь не своим голосом. Попробуй.

Я попробовала. Браслет действительно действовал на связки и менял голос до неузнаваемости. Но менялся ли он у меня так же как у Кати? Мы провели эксперимент: записали по очереди измененные браслетом голоса на диктофон. Отличить их было невозможно.

– Катюша, – я старалась говорить как можно мягче. – Чтобы случайно не спалиться, давай договоримся, что с этой минуты та из нас кто без грима – Екатерина Вяземская, та, что в гриме – ее компаньонка Мария. И даже будучи наедине мы других имен не произносим.

– Как скажите, Екатерина Михайловна, – тут же отреагировала сестра. – Может, прямо сейчас мы загримируем вас под Марию и проверим результат на Альваресе?

Так мы и поступили. Вернувшегося в номер Альвареса мы разыгрывали что-то около получаса, пока не надоело. Наш командир оценил перевоплощение на отлично.

Полковник в отставке Муромов

Легенда, по которой Мария попала в дом Вяземских, была предельно проста. Екатерина загодя подготовила Сергея к тому, что во время ближайшей поездки в столицу намерена подыскать там помощницу по хозяйству, прежняя прислуга перестала ее устраивать. Вяземский не возражал, поскольку сразу после свадьбы передал дом в руки жены. Тот факт, что Екатерина остановила свой выбор на эмигрантке из Украины плохо говорящей по-испански, он так же оставил без внимания.

Мария оказалась весьма расторопной особой. Она быстро разобралась с обязанностями горничной, которую Екатерина рассчитала в тот день, когда привезла в дом новую прислугу. Потом пришел черед кухарки. Умение готовить блюда русской кухни высоко ценилось среди потомков эмигрантов из России. Однако поварами, умеющими их готовить, могли похвастаться немногие представители русской диаспоры в Рагвае. В Рансьоне – городе, где жили Вяземские, таких умельцев не было вообще. Поэтому, чтобы семья могла вкусить ностальгическое блюдо хотя бы по праздникам, к плите становилась сама хозяйка дома. Ей это умение передавалось либо от матери, либо от свекрови. Мария, которая подменила на кухне взявшую краткосрочный отпуск кухарку, показала себя знатоком русско-украинской кухни, за что удостоилась похвалы от хозяина дома, и не вовремя собравшаяся в гости кухарка была рассчитана сразу по возвращении с каникул. Сергей охотно согласился с предложением жены увеличить жалование Марии в полтора раза. Все равно это давало экономию, поскольку та работала за двоих. Теперь из прислуги, помимо Марии, в доме оставались только садовник (он же сторож) и шофер (он же охранник). Но они на хозяйской половине практически не показывались. Сестры теперь могли не опасаться любопытных взглядов: Сергей почти полностью был погружен в бизнес, а дочь его от первого брака Люсия, была на тот момент слишком мала, чтобы интересоваться чем-либо кроме игр. Настал момент осуществить то, ради чего Мария появилась в доме Вяземских.

Меж тем над головой Сергея Вяземского совершенно неожиданно сгустились тучи. Причиной столь глобально ухудшения стал конфликт между Сергеем, его партнерами по бизнесу и главой местной бандитской группировки по кличке Удав. Как я уже говорил, к моменту появления в Рансьоне Кати, я обрастал новой легендой в около криминальной среде. Моим работодателем был местный аристократ и бизнесмен Хосе Гонсалес Кардосо внешне весьма добропорядочный и всеми уважаемый сеньор. Впрочем, и мой язык не трепыхнет назвать его бандитом – так, мелкие и, очень редко, средние грешки. Как-то раз, еще до моего появления в Рагвае, Кардосо выпивал со своим старым приятелем Сергеем Вяземским, и тот, в порыве пьяного откровения, озвучил схему быстрого обогащения, а потом до конца вечера сетовал на то, что он, как потомок эмигранта, не может сам претворить ее в жизнь. На следующий день, помнящий все, что касается денег, Кардосо просчитал проект Сергея на калькуляторе и к своему немалому удивлению обнаружил, что тому действительно удалось нащупать золотую жилу. Правда, для осуществления проекта требовалась поддержка на правительственном уровне. И тогда Кардосо вспомнил еще об одном друге детства по имени Филиппе Родригес Фернандес, который занимал крупный пост в столице. Упускать возможность приумножить свой и так уже немалый капитал, притом вполне законным путем, Кардосо не хотел. Для осуществления проекта он решил создать совместное предприятие на базе своего капитала и принадлежности к аристократической элите, связях Фернандеса и практической сметке Вяземского. Для этого он поспешил собрать друзей на своем ранчо близь Рансьона, где вскоре возник документ, скрепленный тремя подписями и заверенный приглашенным для такого случая нотариусом.

Дела у друзей шли хорошо. Прибыль росла с каждым годом, пока не достигла такого размера, что на нее положил глаз Удав. Его брат вызвал акционеров на переговоры, где в ультимативной форме потребовал для мафии доли в прибыли. Друзей на переговорах представлял Сергей Вяземский. Он намеревался закончить дело миром и предложил противной стороне снизить предъявленную сумму до разумных пределов. Но брат Удава счел это предложение оскорбительным и схватился за оружие. Пришлось Сергею действовать на опережение, и мафиози рухнул с прострелянной головой. Я присутствовал на стрелке и лично толкнул Сергея на землю, когда сопровождавшие брата Удава бандиты открыли пальбу. Но это был не их день. Потеряв еще двоих человек, бандиты убрались, прихватив с собой трупы. Теперь по всем законам жанра должен был последовать ответный ход со стороны Удава. "Латинское танго" вполне могло лишиться одного из основных танцоров, а замена ему все еще не была подготовлена. Мне было жаль Катю, но долг перетягивал жалость, и я, так ничего не рассказав ей о стычке с бандитами, практически приказал форсировать обмен сестер в постели Сергея. Девушки выполнили приказ, о чем Катя скупыми фразами доложила мне уже на следующий день. А уже через десять дней она доложила о том, что у сестры появились первые признаки беременности.

Поход к врачу беременность подтвердил. Но это случилось уже после гибели Сергея.

Екатерина Вяземская

Смерть любимого человека пошла в погашение счета, который предъявила к оплате судьба. Сестра оттянула часть горя на себя, и только это помогло мне тогда выжить. Врача мы посетили только после того, как справили сороковины. У нас уже не было сомнения в том, что Катя носит под сердцем ребенка Сергея, и врач это лишь подтвердил.

Я и тогда, и после часто спрашивала себя: знал ли Альварес о грозящей Сергею опасности? Теперь знаю точно – знал. Знал и ничего мне не сказал. Я не выдвигаю против него никаких обвинений, но от встреч с этим человеком впредь постараюсь себя уберечь.

Когда с большой долей вероятности стало известно, что у нас – я не оговорилась, именно у нас – будет мальчик, радости не было предела. Даже угрюмый последние недели Альварес и тот заметно повеселел.

Тем временем человека, приказавшего убить Сергея, самого настигло возмездие. Друзья и компаньоны Сергея – особенно для этого постарался Фернандес – сделали все, чтобы мафиози попал в руки рагвайской Фемиды. Слепая богиня и на ощупь определила, что пред ней отъявленный негодяй и надолго поместила его на нары. Я присутствовала на вынесении приговора, изображая Марию, которая всюду теперь сопровождала беременную хозяйку. Я тогда собственной кожей почувствовала, как сладка месть. Было даже не важно, что Удава осудили не за убийство Сергея, по этому эпизоду так и не удалось собрать достаточно улик. Мне хватило тоскливого взгляда убийцы, в котором читалось: этого заключения он не переживет.

Все сроки прошли, а наш мальчик не спешил появляться на свет. Когда же решился, то сделал это с неохотой, отчего роды получились тяжелыми. Однако вопреки опасениям врачей все закончилось благополучно: Екатерина Вяземская в исполнении моей сестры произвела на свет здорового мальчика, которого в честь отца назвали Сережей.

После того как улеглись волнения вызванные рождением наследника жизнь в доме Вяземских стала налаживаться. Мы с сестрой всегда испытывали друг к другу нежные чувства, но ближе чем теперь были, наверное, лишь в утробе матери. И дружно начихали на приказ Москвы вернуть одну из нас на Родину. Понятия не имею, как объяснялся с центром Альварес, но повторного приказа не последовало. Время мы теперь отсчитывали карандашными метками на косяке, так мы по семейной традиции отмечали рост нашего мальчика. У нас никогда не возникало разногласий по поводу: кому какую личину носить. Для моей падчерицы Люсии и всего остального мира я была Екатериной Вяземской, а сестра – Марией. Оставаясь наедине с Сереженькой, мы менялись местами. Но двух мам одновременно сын не видел никогда: мы боялись нанести вред неустойчивой детской психике.

Относительно безмятежной жизни пришел конец, когда Люсия вошла в подростковый возраст. Я всегда старалась быть для девочки хорошим воспитателем и, по возможности, другом, но заменить ей мать я так и не смогла, да и, честно говоря, не стремилась. Характер у девочки стал портиться, и наша дружба дала трещину. В нее тут же стали активно вбивать клинья родственники Люсии и по материнской, и по отцовской линии. Меня они всегда считали чужой, но до сих пор выражали свою неприязнь на расстоянии. Теперь у них появилась возможность досаждать мне в моем собственном доме. Благодаря присутствию сестры у меня было вдвое больше терпения, и я не позволила себе сорваться ни на одну из выходок Люсии. Но река жизни уже не была такой же спокойной как прежде. На ее поверхности появились буруны, а вдали все отчетливее слышался грозный шум водопада.

Но не все перемены волокли за собой негатив. В моей жизни появилась хорошая подруга. Филиппе Фернандес оставил госслужбу и вернулся жить в Рансьон. Поговаривали, что причиной отставки стала женитьба на девушке из России, с которой Филиппе познакомился во время официально поездки на мою историческую Родину. Она была так похожа на покойную жену Филиппе, что тот рискнул карьерой и сделал ей предложение руки и сердца. Так в мою жизнь вошла Светлана. Когда мы сошлись ближе я узнала, что мы, оказывается, обе родом из Конторы. У меня тут же возникло подозрение, что девушка прислана пополнить нашу команду. Я напрямую спросила об этом у Альвареса. Тот ответил, что я права лишь отчасти. Ему действительно дано разрешение задействовать лейтенанта Светлану Мамаеву, но исключительно в случае крайней необходимости. Сама же девушка об этом ничего не знает.

Когда до Рансьона дошла весть о том, что Удав умер в тюрьме, предчувствие близкой беды занозой засело в моем мозгу. Старший сын Удава, унаследовавший за отцом бандитскую корону, к этому времени из молодого хищника превратился во вполне взрослую особь и мог открыть сезон охоты на обидчиков своего папаши. Увы, но я оказалась права. На этот раз овдовела Светлана и мы стали подругами не только по жизни, но и по смерти.

Полковник в отставке Муромов

То, о чем рассказала мне расстроенная Катя, вполне могло означать гейм овер для "Латинского танго". Третьего дня она присутствовала на вечеринке, куда была приглашена кланом Вяземских как вдова главы рода, формально унаследовавшая его права. И вот там один из подвыпивших родственничков высказал ей прямо в лицо, что как только Люсии исполнится восемнадцать лет, ее тут же выдадут замуж за потомка русского офицера, после чего к нему перейдут обязанности главы рода, ибо происхождение сына Кати Сергея клан Вяземских тут же поставит под сомнение. Катя хотела выцарапать наглецу глаза, но их разняли. А на следующий день к ней в дом явился дядя покойного мужа и предъявил ультиматум: она, будучи опекуном Сергея, должна добровольно отказаться от его прав на наследство Вяземских. Если она этого не сделает, то, воспользовавшись тем, что мальчик родился позже девяти месяцев после смерти Сергея Старшего, его отцом объявит себя двоюродный брат покойного главы рода. Времени на раздумье Кате дали немного и она требовала от меня совета: как ей поступить. А я знал? Родственнички у нее даром что мерзавцы, а дело состряпали грамотно. К тому же мне были известны факты дело усложняющие. Слава богу, Катя про них не знала, а то бы совсем с катушек съехала. Мне не оставалось ничего другого как успокоить свою подопечную и срочно передать информацию в Москву.

Майор Максимов

Вот засада! Только-только мне шепнули на ушко, что я очень скоро могу стать подполковником и тут такой облом. Долгоиграющая операция оказалась на грани провала. Альварес докладывал, что двоюродный брат покойного Сергея Вяземского Николай завел какие-то делишки с главой местной мафии, и сынок Удава якобы обещал помочь устранить Екатерину Вяземскую и ее сына, если законными методами этого сделать не удастся. Пришла пора задействовать запасной вариант. Слава богу, что за столько лет я успел его подготовить. Все те годы, что сестры Остроуховы растили в Рагвае наследника рода Вяземских, я время от времени, – у меня ведь и других дел хватало – пытался расширить круг фигурантов по делу об угнанных вагонах. В отношении двух других офицеров дело продвинулось мало, зато у Вяземского в России неожиданно объявился родственник. О том, что у эмигрировавшего в 1920 году Сергея Сергеевича Вяземского был старший брат Михаил, мне было известно давно. Но Михаил погиб в начале того же 1920 года в бою под Иркутском и не оставил наследников. И только совсем недавно выяснилось, что Михаил был в семье средним братом, а старший брат Александр еще в 1917 году примкнул к большевикам, после чего его имя в семье было под запретом. Теперь в Москве жил и здравствовал его прямой потомок Аристарх Игоревич Вяземский. А поскольку оный Аристарх Игоревич представлял старшую ветвь рода Вяземских, то при определенных условиях вполне мог внести сумятицу в вопрос о наследовании.

При создавшихся обстоятельствах мне не оставалось ничего другого, как активировать в игре новый юнит, но так, чтобы об этом пока не узнал противник. План, который пришел мне в голову в ночь после получения сообщения от Альвареса и который я, потом, обдумывал два дня, получился, не постесняюсь озвучить, гениальным.

Екатерина Вяземская

Не возьмусь судить относительно гениальности, но спущенный Москвой план глянулся мне хотя бы тем, что выводил из-под удара Сережу. Действуя в точном соответствии с полученными директивами, я подписала навязанные мне семейством Вяземских бумаги. После этого моя фамилия перекочевала, видимо, из списка "потенциально опасных" в список "крайне недалеких". Потому мое решение навестить на пару с Сережей родственников в России не вызвало у моей "обожаемой" родни и тени подозрения. Единственным человеком, который при этом возражал, была моя сестра. И то не против самой поездки – она требовала включить в состав делегации себя. Все мои слова относительно того, что разлука продлится недолго, что сразу после того, как мы завладеем наследством Вяземских, мы тут же покинем Рагвай и улетим в Москву, где она воссоединится с Сережей – все они отскакивали от материнского сердца, не желающего и малой разлуки с любимым чадом. И лишь когда я сказала: "Лети, но этим ты поставишь под угрозу мою жизнь" – сестра уступила.

Странное ощущение: вернуться на Родину состоятельной женщиной. Для устройства всех дел мне не пришлось даже прибегать к помощи Конторы – деньги оказались куда эффективнее. Устроив Сережу в элитный подмосковный пансионат, я доложила руководству, что готова приступить к охмурению Аристарха Вяземского. Именно ему отводилась роль джокера, который в нужный момент должен был побить разом всех тузов Вяземских. Но для этого я должна была выйти за него замуж. С фотографии, которую предъявил подполковник Максимов, испуганно таращился немолодой лысеющий мужичонка, и я сразу подумала, что следует ограничиться фиктивным браком.

– Других фотографий, кроме как с паспорта, у вас нет? – спросила я.

– А для чего? – удивился Максимов. – Скоро живьем налюбуетесь.

В первый день приезда в санаторий, где на тот момент отдыхал Аристарх Вяземский, я не искала с ним встречи – она произошла совершенно случайно.

Перелет по маршруту Москва – Адлер, переезд в комфортабельном автобусе в Центральный Сочи, размещение в VIP-зоне санатория – на это ушла значительная часть дня. До ужина я успела погулять по санаторному парку и спустилась к набережной. А после ужина решила посетить караоке-шоу, так, чисто из любопытства.

Я не расслышала фамилии очередного исполнителя, но его голос привел меня в смятение – это был Сережин голос. Потом, когда я вновь обрела способность трезво мыслить, я стала находить различия, но все равно голос был очень похож. Я протолкалась ближе к эстраде и рассмотрела лицо певца. Оно не напоминало ни Сергея, ни фото, которое мне показал Максимов. Я спросила у соседей фамилию и мне ее подсказали: Вяземский. Как мало похожи мы на фото в собственном паспорте.

Следующая встреча, завершившаяся знакомством, случайной не была и проходила в весьма романтичных декорациях… Полночная набережная в облаке субтропических ароматов. Море вылизывает прибрежную гальку и та поеживается и шуршит от прикосновения прохладного языка. Мужчина среди ночных волн, и женщина, удаляющаяся по пустынной набережной…

Моя попытка закрутить пошлый романчик потерпела фиаско. Старх оказался не столь похотлив, чтобы вот так запросто дать уложить себя в постель. Пришлось воззвать к высоким чувствам и действовать исключительно через голову. На мое счастье благородства у потомка старшей ветви рода Вяземских было хоть отбавляй. Так что в Рагвай я вернулась с нужной отметкой в паспорте.

Полковник в отставке Муромов

…– А может, есть все-таки другое решение?

В голосе Екатерины слышалась почти мольба пополам с абсолютной безнадегой. Чем глянулся ей Аристарх Вяземский, что она так печется о его безопасности? Никак лямур? Если так, то вердикт мой суров будет и беспощаден.

– Ты же прекрасно понимаешь, что нет другого решения. Аристарх Вяземский должен лично присутствовать при вскрытии ларца. Заканчиваем упражняться в риторике и переходим к составлению плана: как заманить твоего "мужа" в Рагвай.

Катя лишь угрюмо кивнула головой.

Составлять план на пару с молчащим собеседником сродни сквошу: ты – игрок, он – стенка. Язык "стенки" остается недвижим, твоя подвижная мышца трудится за двоих: сам вносишь предложение – сам его и опровергаешь. Но даже в таком автоспоре, как ни странно, рождается истина – точнее, вырабатывается решение. При этом последнее слово всегда остается за тобой.

– Итак, напрашивается вывод, – приступил я к подведению итогов нашей странной дискуссии, – что самым сильным мотивом для Аристарха Вяземского примчаться в Рагвай, может стать трагическая смерть его фиктивной жены. Так?

Катя вздохнула и печально кивнула головой.

– Смерть, разумеется, будет так же фиктивной, – продолжил я. – Но со стороны все должно выглядеть предельно натурально. Поэтому и убийцы тоже должны быть настоящие.

Катя не возражала и против этого.

– Среди парней Удавенка у меня теперь есть свой человек…

Я с опаской посмотрел на Катю. А ну как спросит: отчего я не обзавелся им раньше? Но Катя молчала и я продолжил:

– … который известит меня о том, кто и когда будет организовывать очередную автомобильную катастрофу…

При этих словах Катя вздрогнула, видимо, вспомнив, как погибли Сергей и Филиппе.

– … Вряд ли они изобретут что-то иное. Я за ними прослежу и своевременно нейтрализую, после чего мы организуем-таки катастрофу, но уже по своему сценарию. Есть по дороге к ранчо Кардосо одно подходящее местечко. Дорога там проходит рядом с обрывом. Сбросим автомобиль в реку. Машину потом найдут с обрывками одежды и пятнами крови, а труп унесет течением. Одобряешь?

Катя равнодушно кивнула.

– Чтобы у тебя была причина оказаться на этой дороге, накануне своей мнимой смерти договоришься с Кардосо о встрече. Повод, думаю, найдешь?

Еще один кивок со стороны Кати.

– Отлично! Кстати, в день твоей "гибели" из дома должна исчезнуть Мария, ее роль на этом заканчивается. Вяземского о трагедии известит Светлана. Проведешь с ней подготовительную работу. Как с подругой, разумеется. Как агент она нам будет менее полезна. У нее же оставишь бумаги для Аристарха. Вопросы есть?

– Навалом, – абсолютно спокойно произнесла Катя.

Неужели все снова да ладом? Обреченным тоном произношу:

– Давай, выкладывай.

Беспокоился я напрасно. Катя просто хотела обсудить детали. Теперь подготовка к операции закончена, и я сижу в автомобиле близь ранчо Кардосо, жду звонка от своего агента в бандитском стане. А вот и он! Произношу в трубку условную фразу и слышу в ответ:

– Сегодня, на дороге на ранчо Кардосо, исполнитель – Левша.

Переспрашиваю удивленно: – Один?

– Да.

В трубке гудки. Чертовщина какая-то. По моим расчетам убийц должно быть минимум двое. Еду по направлению к дому Вяземских. И чем дальше еду, тем больше растет уверенность, что мой "крот" нарыл что-то не то. Из-за этих мыслей чуть не проскакиваю мимо замаскированного вблизи обочины автомобиля. Осторожно подбираюсь: точно – машина Левши! А ее хозяин, судя по следу, направляется в сторону дома Вяземских. Кляня себя за стереотип мышления, спешу за ним. Кажется, успел! Негодяй возится возле автомобиля Кати. Налетаю ястребом, бью насмерть. Загружаю труп в багажник и только после этого иду смотреть, что он там успел наломать. По счастью – немного. Меж тем стремительно сгущаются сумерки, и заканчивать ремонт приходится уже на ощупь. Порядок! Проскальзываю в дом и в холе сталкиваюсь с Катей одетой в платье Марии, но без грима. Обрисовываю ей создавшуюся ситуацию и отдаю распоряжение:

– Бегом за сестрой. На сборы пять минут!

Выхожу на улицу, закуриваю сигарету. Курю я редко, только в минуты крайнего напряжения. Из дома появляется Катя. Тушу окурок и убираю в карман.

– Где сестра?

– Сейчас выйдет.

Короткий вскрик совпадает с шумом падения. Бросаюсь в дом. Еще не добежав до места, понимаю, что случилось непоправимое. У снования лестницы, ведущей на второй этаж, лежит женское тело в неестественной позе. Склоняюсь, чтобы определить есть ли пульс, и натыкаюсь на стекленеющий взгляд Катиных глаз. Как они похожи и какая нелепая смерть. Сзади на меня натыкается Катя. Быстро выпрямляюсь и поворачиваюсь к ней. Глаза полны ужаса изо рта вот-вот вырвется крик. Зажимаю ладонью рот и шепчу успокаивающие слова. Бесполезно. Она рвется из моих объятий. Слышно как на втором этаже открылась дверь. Это, наверняка, Люсия. Времени на раздумье у меня нет. Сейчас девушка увидит двух мачех: одну мертвую и одну в платье Марии и на операции "Латинское танго" можно ставить крест. Коротким ударом вырубаю Катю, взваливаю на плечо и за дверь. Бросаю обездвиженное тело на заднее сидение, сам за руль – и прочь от дома! Вот и оставленный мной автомобиль. Сворачиваю с дороги и паркуюсь борт о борт с автомобилем Левши. Катю переношу в свой автомобиль. Мерзавца из багажника устраиваю за рулем его авто. Открываю бензобаки обеих машин, плескаю бензин из канистры на ближний к обочине автомобиль – извини, красавчик, видно доля у тебя такая – и делаю горючую дорожку до дроги. Бросаю канистру к машинам и поджигаю бензин. Быстро за руль и по газам. Уже за поворотом слышу взрыв и вижу в зеркале заднего вида, как взметнулись над кустами дым и пламя.

Катя на заднем сидении начинает подавать признаки жизни. Останавливаюсь и делаю ей укол. Теперь проспит до утра. У дома ставлю машину впритык к крыльцу. Теперь, если кто и обратит внимание так лишь на то, что Альварес опять притащил в дом полупьяную девку.

Никогда в жизни я еще не попадал в столь ужасную ситуацию. С одной стороны, от нелепой случайности гибнет член моей группы. С другой стороны, это дает нам возможность представить смерть Екатерины Вяземской в нужном свете. Сейчас мне предстоит все это объяснить сестре-близнецу покойной, которая уже просыпается.

Не раздумывая, махнул бы этот разговор на бой с батальоном коммандос. И даже то, что он уже закончился и закончился благополучно – Катя все поняла и приняла – не приносит успокоения. И поняла и приняла, но теперь всегда будет видеть во мне лишь циничного ублюдка. Хуже только то, что я и сам так о себе думаю.

Катя холодна как лед. Сидит и сосредоточенно накладывает грим, преображаясь в Марию. Закончит, и мы поедем к Кардосо, чтобы накормить его нашей легендой и использовать в своих целях.

– … Я не успел на какие-то минуты. Мы с Марией преследовали убийцу на двух машинах, настигли, выдавили за обочину и я прикончил негодяя. Потом мы бросили автомобиль Марии рядом с машиной Левши, устроили из них веселенький костер, а сами уехали на моем автомобиле.

Кардосо не перебивал меня в течение всего рассказа. Слушал внимательно, глядя то на меня, то на Марию. Когда я замолчал, в разговоре надолго установилась пауза – Кардосо размышлял.

– Хорошо, – сказал он, наконец, – вы остаетесь на ранчо. Пока достоверность ваших слов не подтвердиться – ты уж не обижайся, Альварес, – своих комнат не покидайте. Потом решим, что с вами делать дальше.

Екатерина Вяземская

Теперь только смертью я смогу вернуть сестре долг. Нет, я не собираюсь каким-то образом сокращать свое пребывание в этом мире, наоборот, я постараюсь жить за двоих, но эта боль будет теперь со мной всегда. Сегодня хоронили Катю, а я даже не смогла присутствовать на похоронах. Хорошо хоть траур для меня уместен: как-никак умерла моя хозяйка. По-прежнему сижу взаперти. Все новости узнаю из СМИ – и телевизор работает, и газетами меня снабжают. То, что укрылось от глаз ушлых корреспондентов, сообщает Альварес – с него ограничения на передвижение сняты. Светлана сделала все, как я ее просила – Старх уже в Рансьоне. Завтра оглашение моего завещания.

С оглашения Альварес вернулся в добром расположении духа. С его слов все прошло как по нотам: Старх на коне – Вяземские в шоке.

– Ты знаешь, как Михаил Сергеевич на него смотрел? – Мне было все равно, но Альварес был увлечен рассказом, ему было не до моих эмоций. – Мне кажется, он узнал в нем родственника!

Догадка Альвареса полностью подтвердилась. Михаил Сергеевич назначил Старху встречу, на которой фактически признал родство. Теперь вряд ли кто помешает Старху завладеть шкатулкой.

Так оно и вышло. Альварес, как не пытался, на церемонию вскрытия ларца не попал, но все равно был очень доволен.

– Полный порядок, ларец у Аристарха! – объявил он, входя в комнату. Сегодня ночью я исследую его содержимое.

Я не стала спрашивать, как он собирается это делать. Разведчик такого уровня отвечает за свои слова.

Я слышала, как он вернулся под утро, но вскакивать с кровати не стала. За завтраком Альварес был необычно задумчив. Когда мы остались наедине, он все так же продолжал мять левой рукой подбородок. Похоже, ко мне стало возвращаться любопытство, поскольку я не выдержала и спросила:

– Ну, что там ларец?

– Я что-то не понял, – пожал плечами Альварес, – крест, икона и много бумаг.

– Тайник был? – спросила я.

– Только в кресте, но пустой. Ладно, – Альварес махнул рукой, – я все сфотографировал, теперь моя задача отправить в центр фото, доставить Вяземского с оригиналами в Москву, а уж о ценности содержимого ларца пусть судят там.

– И как ты собираешься это сделать? – поинтересовалась я.

– Есть кое-какие задумки, – неопределенно пожал плечами Альварес, – но точно на твой вопрос я отвечу только после того, как мы поговорим с Кардосо.

– А может ну его? – спросила я. – Ларец у Старха и Вяземские вроде как с этим смирились. Отъезд моего "мужа" и Светланы из Рагвая мы можем прикрыть и сами.

– Боюсь, что нам на это может силенок и не хватить. Ты, когда говорила о смирении Вяземских, употребила выражение "вроде как". Ты, верно его употребила.

– Вот черт… – непроизвольно вырвалось у меня.

– Ну, не черт, – поправил меня Альварес, – а всего лишь Николай Михайлович Вяземский. Хотя… тебе, конечно, виднее, он все-таки твой кузен, а не мой. Так вот, не далее как вчера, он опять встречался с Удавенком и тот пообещал, что ни сам ларец, ни его содержимое пределов Рансьона не покинут. Так что без помощи Кардосо нам не обойтись.

– Вот что, ребята, – произнес Кардосо после того как Альварес закрыл рот – я его и не открывала. – Я не знаю, кого вы здесь представляете: русскую мафию или русскую разведку – это мне одинаково безразлично. Вы, Мария, не сделали мне ничего дурного, а ты, Альварес, даже оказал ряд ценных услуг. Аристарх Вяземский и Светлана вообще являются родственниками моих погибших друзей.

– Значит, вы нам поможете?

Это были первые слова, произнесенные мной с начала разговора. Кардосо кивнул.

– Помогу, но после того как вы устраните сына Удава.

– То есть как это мы? – спросил ошеломленный Альварес, а я так просто онемела.

– Ну, не вы лично, – поправился Кардосо. – Это должны сделать Аристарх и Светлана.

Час от часу не легче!

– А в чем тогда будет заключаться ваша роль? – воскликнула я.

– А вы что думаете: убьете главаря и мафия обезврежена? Тут же кинутся мстить по горячим следам.

– А следы эти должны привести куда угодно, но не к вашему ранчо, – закончил за него мысль Альварес.

– Верно, – кивнул Кардосо. – Я давно хочу заключить с мафией перемирие. Но пока жив сын Удава это, сами понимаете, невозможно. Ну, чего вы так хмуритесь, Мария? Это пресмыкающееся мешает не только моим планам, но и вашим – особенно планам Аристарха и Светланы. Он уже убил близких им людей, а теперь подбирается и к ним самим. Поэтому никого не удивит, что они перед тем, как покинуть страну, захотели свести с ним счеты.

Я слушала его и понимала, что сукин сын прав: наши интересы тесно переплелись – а Кардосо продолжал сыпать аргументами в пользу своего предложения:

– Сразу после покушения на главаря мафии ваши друзья укрываются в отдаленном охотничьем домике, а вы, в их одежде и на их автомобиле, устремляетесь к южной границе. Бандиты тут же организуют за вами погоню. Кстати, это может более опасная часть операции, чем устранение сына Удава. Несколько сот километров вам придется уходить о погони самим. Мой человек прикроет ваш отход только у самой границы. В соседней стране вам организуют зеленый коридор до ближайшего порта и помашут ручкой вслед вашему теплоходу. Все, включая полицию, будут уверены, что убийцам удалось покинуть континент, их перестанут искать, и через некоторое время я организую отъезд из страны Аристарха и Светланы. Неужели вы будете возражать против такого прекрасного плана?

– Возражать не будем, но кое-какие поправки, с вашего позволения внесем, – начала я, опередив уже открывшего рот Альвареса. Тот явно остался недоволен нарушением субординации, но перебивать не стал. – Почему бы мне и Альваресу не прикинуться Аристархом и Светланой чуть раньше и самим не убить Удавенка?

Кардосо нахмурился, поразмышлял над моей поправкой, потом сказал:

– Тоже, конечно, вариант, вот только если что пойдет не так… – он замолчал, не окончив фразы, потом перешел сразу к заключению: – В общем, оставим ваш вариант про запас, если Аристарх и Светлана окажутся неспособны сами устранить мафиози. Есть у вас еще поправки?

– Да, – поторопился Альварес, хотя я и не пыталась ему мешать. – На теплоходе континент покинет только Мария, я вернусь, и лично буду контролировать отъезд Аристарха и Светланы.

– Как вам будет угодно, – пожал плечами Кардосо. – Я так понимаю, что предварительного соглашения мы достигли?

Полковник в отставке Муромов

По возвращении домой Мария спросила с деловым видом:

– Не будем терять времени и начнем подготовку к покушению на Удавенка?

– Ты действительно считаешь, что Аристарху и Светлане это не под силу? – вопросом на вопрос ответил я.

– А ты что, считаешь иначе? – удивилась Мария. – Я, конечно, согласна, что подготовка Светланы не уступает моей, но Аристарх…

– А что Аристарх? – перебил я ее. – Твой "муж" находится в хорошей физической форме, к тому же у него за плечами есть опыт диверсионной работы. Правда, это было давно, но руки-то, наверняка, помнят.

– Что они у него могут помнить? И вообще, откуда у тебя такие сведения?

– Из центра, вестимо, – усмехнулся я. – Чтобы ты знала: твой Старх в свое время служил в горячей точке и у него есть боевой опыт.

– Так ты считаешь, что он может за это взяться? – упавшим голосом спросила Мария.

– Поживем – увидим!

И не только взялся, но и разработал дерзкий план, который Мария, как только о нем узнала, окрестила "авантюрой", а я так счел очень даже пригодным к применению. И не ошибся. Старх Удавенка завалил.

Мы с Марией получили сообщение об удачном покушении сидя в Светланиной машине, разряженные под нее и Аристарха, и сразу погнали к шоссе, ведущему к южной границе. Мне совсем не хотелось становиться "последним героем боевика" и я не жалел лошадей хрипящих под капотом от напряжения. Боялся, что загоню раньше времени и тогда нам хана – но обошлось. Погоня достала нас только вблизи границы, но только "братки" изготовились открыть по нам огнь, как сами оказались в прицеле снайперской засады. Увидев в зеркале заднего вида, как разлетается на куски автомобиль преследователей, я тут же сбросил скорость.

Я следил за тем, как теплоход медленно отваливает от причальной стенки. Екатерина Вяземская в образе Светланы Фернандес стояла на палубе и не смотрела в мою сторону. Так что помахать ручкой мне не удалось. Когда теплоход покинул акваторию порта, стоящий рядом мужчина обратился ко мне с вопросом:

– Вы согласны с тем, что условия сделки выполнены?

– Безусловно. Вот оставшаяся сумма, – я протянул ему конверт с деньгами.

– Надеюсь, у вас нет ко мне претензий? – зачем-то уточнил мужчина.

– Никаких, – подтвердил я.

– В таком случае позвольте мне удалиться, – мужчина повернулся и быстрой походкой направился прочь.

Причину столь поспешного ухода я понял, как только за спиной прозвучал знакомый голос:

– День добрый, амиго Мигель!

Я, не спеша, понимая, что спешить уже некуда, повернулся.

– Был добрый день, пока не появились вы, Крейси, – пробурчал я.

– Вы, я вижу, совсем не рады нашей встрече, старина, – усмехнулся Майкл Крейси, – а я вот наоборот просто в восторге!

В комнате, где проходил допрос, было прохладно от работающего кондиционера. Стол и два табурета – все привинчено к полу – составляли небогатое убранство маленькой комнаты. Крейси сидел напротив и откровенно меня разглядывал. Я смотрел в сторону, стараясь не думать о том, что меня ожидает в ближайшие часы. Отсутствие наручников на руках не могло ввести меня в заблуждение относительно моей участи. Будут еще и они, и спецсредства и, может, что похуже.

– Вы, я так понимаю, добровольно отвечать на вопросы не намерены? – прервал молчание Крейси.

Я перевел взгляд на его улыбающееся лицо.

– А разве это уменьшит срок моего пребывания в тюрьме? – лениво поинтересовался я.

– Лет на пятьдесят из двухсот вам положенных, – съязвил Крейси.

Я проглотил издевку и вновь отвел взгляд в сторону.

– Да расслабьтесь вы, старина, – дружелюбно произнес Крейси. – Я ведь прекрасно понимаю, что допрашивать разведчика вашего уровня – дохлое дело. В том смысле, что в результате имеешь дохлого разведчика и никакого дела.

"Ну, поиздевайся, сука, – беззлобно – а чего злобствовать-то? – подумал я, – а я пока покейфую перед пытками".

– А ведь всего этого можно избежать…

Слова Крейси заставили меня насторожиться, и я вновь перевел взгляд на его хитрую физиономию.

– Нет, правда, старина, все ваши "заслуги" перед моей страной в далеком прошлом. Теперь наши государства почти союзники, так почему бы мне не предложить вам поучаствовать в одной нашей операции?

Это становилось интересным. Если парень не блефует, и ему действительно что-то от меня надо, то возможно у меня есть шанс выбраться из этой передряги.

– Но, сначала, вы мне расскажите все об операции "Латинское танго".

Вот оно значит как. А почему, собственно, нет? Что в этой операции такого, чего не следует знать американцам? Какие национальные секреты я выдам, если расскажу, в общих, конечно, чертах, о том, какой дурью мы тут маемся?

И я рассказал. Крейси слушал меня, то и дело изумленно покачивая головой. Когда я замолчал, он произнес, как мне показалось, с некоторой досадой:

– Я бы принял ваш рассказ за анекдот, если бы он не подтверждал уже имеющиеся у нас сведения. Выходит, что у вашего "танго" так-таки и нет двойного дна. Похоже, я продешевил, оговаривая условие вашего участия в операции. Но делать нечего, слушайте мое предложение. Мы давно ищем и никак не можем обнаружить базу наркоторговцев, которая находится где-то в труднодоступных районах Боливии. Дело в том, что раньше эта база принадлежала партизанам. Командиром у них был – и остается сейчас – некий Гевара. Так вот, вскоре после того, как в вашей стране произошла Перестройка, Гевара решил организовать нечто подобное в своем отряде. Он, оставив в силе все прежние лозунги, практически прекратил борьбу с правительством и занялся наркоторговлей. Теперь у меня возникла идея использовать для поисков этой базы вашу сладкую парочку.

– Не понимаю, о ком это вы, – надеюсь, голос не выдал моего волнения.

– Да бросьте вы, старина, – ухмыльнулся Крейси. – Если вы не упомянули в своем рассказе о местонахождении Аристарха Вяземского и Светланы Фернандес, то это не значит, что о бунгало на границе охотничьих угодий Кардосо не известно нам.

– Но чем они могут быть вам полезны? Они обычные обыватели, а не рейнджеры.

– Не очень-то я вам верю, старина, – покачал головой Крейси. – Но они нам и не нужны в качестве рейнджеров. Мы их используем как приманку.

– То есть?

– Нам известно, что эти ребята перевели в европейские банки кругленькую сумму. И не надо делать такое удивленное лицо. Нам их деньги не нужны. Но ими может заинтересоваться Гевара. Узнав про деньги, он пожелает захватить ваших друзей, доставит их в свой лагерь и постарается взять с них выкуп.

– А вы представляете себе, какие методы он при этом задействует? – воскликнул я.

– Представляю, – кивнул Крейси, – потому смею вас уверить: вашим друзьям ничего не грозит. Гевара будет до конца играть в марксиста и к гражданам России физических мер не применит, по крайней мере, пока не исчерпает все другие методы. Этого времени нам вполне хватит, чтобы накрыть базу. Ну, что, по рукам?

Кардосо я сказал лишь то, что собираюсь вывезти Аристарха и Светлану из страны по своим каналам. Тот не стал спорить, а тем более что-то уточнять – ему одной проблемой меньше. Теперь трясясь в открытом джипе на грунтовой дороге, я мечтал только о том, чтобы уши Старха и Светланы не свернулись в трубочку от обилия лапши, которую я собираюсь на них навесить.

Как хорошо все-таки, что ребята не местные. Абориген офигел бы от идиотизма маршрута, каким я вывожу их из страны. А они ничего, им, кажется, даже нравится. И это хорошо. Так легче прятать ЦРУшные уши, торчащие за всем этим путешествием, и про которые ребятам знать не положено. Самым приятным, а точнее сказать единственно приятным моментом в нашем путешествии была поездка на пароходике. Тут даже я позволил себе несколько дней полноценного отдыха. А потом пароход в последний раз шлепнул лопастью огромного колеса и замер возле пристани. Ниже по течение шумела плотина ГЭС, построенной на водопаде.

Я оставил Страха и Свету на пристани, а сам отправился в город, где мне предстояла встреча с Крейси.

– Надеюсь, наши друзья остались довольны круизом?

Крейси задал этот вопрос с таким видом, будто его и в самом деле заботило душевное состояние ребят. Я пробормотал нечто невразумительное, предоставив ему возможность истолковывать мой ответ по своему усмотрению. Что он и сделал.

– Отлично! Теперь им предстоит немного потрудиться. Подсаживайтесь к столу и получайте дальнейшие инструкции.

Будь моя воля – он бы у меня получил. Но воля была как раз его, и я безропотно сел возле стола, который вместо скатерти был накрыт огромной картой.

– Смотрите, – начал показывать Крейси, – вот пристань, где сейчас обедают наши друзья, вот плотина ГЭС, вот, за островом, соседняя протока. Вам нужно переправиться вот сюда, – Крейси ткнул колпачком авторучки в точку на противоположно берегу реки. – Тут уже Боливия.

– А что тут? – поинтересовался я, указывая на окончание второй протоки.

– Тут водопад, – спокойно ответил Крейси.

– Водопад?!

– А что вас так удивляет? Тут везде водопад, только здесь на нем построена плотина, а здесь нет.

– И как мы туда попадем?

– На лодке. Наймете местного контрабандиста, я вам дам его координаты.

– Плыть будем ночью?

Крейси почесал авторучкой затылок.

– Вообще-то контрабандисты осуществляют переправу по ночам, ориентируясь по свету специальных маячков, но вы поплывете днем.

– А почему это мы поплывем днем?

– Потому что об этом вам говорю я. Для своих людей подходящую причину придумаете сами.

– А для контрабандиста кто придумает причину? Или он ваш человек?

– Нет, он не наш человек. Скажите, что очень спешите, дайте ему больше денег! – в голос Крейси начало прокрадываться раздражение.

– А другого пути на тот берег нет?

– Есть, на вертолете, но в наручниках и под охраной. Как вам такой вариант?

Такой вариант меня устраивал гораздо меньше, чем риск сорваться с водопада.

– Ладно, давайте адрес вашего контрабандиста. И куда нам двигаться после переправы?

– Вот в этот квадрат. Здесь есть небольшой аэродром. Я буду вас там ждать.

Я лежал на мокрых камнях, рядом лежали Старх, Светлана и наши рюкзаки. Совсем близко шумел водопад, который только что отобедал нашей лодкой. Я лежал и представлял, как мои пальцы медленно сжимаются на горле Крейси. Но до него было несколько километров, а сил не было даже подняться. Думаю, что ночевать придется прямо на берегу.

На аэродром мы притопали только к середине следующего дня. Я оставил ребят обустраиваться в домике на краю аэродромного поля, а сам отправился на встречу с Крейси. Душить его я уже передумал. Нет, если бы мне дали хоть один шанс я бы, честное слово, попробовал – так ведь не дадут…

Крейси встретил меня как старого приятеля.

– А вот и вы, Мигель! – воскликнул он. – Как добрались?

– Плохая шутка, Майкл, – мрачно ответил я, усаживаясь на стул.

– Поверьте, Мигель, я и сам не ожидал, что все вот так произойдет. Когда я наблюдал с борта вертолета за вашей переправой, у меня чуть сердце не прихватило.

– Надеюсь, обошлось без лекарств? – поинтересовался я.

Американец иронии, разумеется, не понял и вполне искренне поблагодарил меня за заботу.

– Спасибо, Мигель, все обошлось.

Мне стало немного легче, и я спросил уже с меньшим раздражением:

– Вы что не могли пограничный катер придержать?

– Могли, – пожал плечами Крейси, – но такова была их просьба.

– Не понял?!

– Понимаете, Мигель, мы не сильно потакаем подобным просьбам, но в данном случае пришлось пойти на уступку.

– И эта уступка заключалась в обстреле нашей лодки?

– Именно так, – кивнул Крейси. – Но вам троим ничего не грозило, – поспешил он добавить, видя, как вновь мрачнеет мое лицо. – Речь шла только об устранении контрабандиста. Уж очень он насолил местным пограничникам. Вас ведь пули не задели, верно?

– Так вот зачем понадобилось, чтобы он повез нас днем, – произнес я с горечью в голосе. – Мы должны были подвести парня под пули.

– Во-первых, он этого заслужил, – строго сказал Крейси. – а во-вторых, ночью увеличивался риск, что попали бы в вас.

– Так мы вас еще и благодарить должны? – восхитился я его доводами.

– Ну, на этом я не настаиваю, хотя… – и Крейси выразительно замолчал.

"Хрен тебе, а не благодарность!" – подумал я и поспешил задать следующий вопрос:

– А что вы скажете насчет моторов?

– Так кто же мог подумать, что хваленые японские моторы окажутся такими хлипкими? Американские никогда бы не заглохли!

Похоже, тему придется закрывать, не достигнув консенсуса. Следующий мой вопрос касался уже нашего ближайшего будущего.

– Никаких проблем! – воскликнул Крейси. – Гевара осведомлен о вашем появлении на этом аэродроме, его группа захвата уже на подходе…

Он что, на самом деле думает, что я буду радоваться вместе с ним?

– … Утром эти ребята захватят самолет, который вы сегодня зафрахтуете. После того как вы в него сядете – захватят и вас. Хотя вас лично, скорее всего, отправят за борт с пулей в затылке.

Хорошо я в этот момент, наверное, смотрелся с открытым ртом и выпученными глазами. Крейси даже сделал паузу, любуясь на дело слов своих. Потом поспешил меня успокоить.

– Не волнуйтесь вы так, старина. Сейчас пройдете в соседнюю комнату, там наши техники наденут на вас специальное снаряжение. Лишь бы вас не подорвали гранатой, а от пуль оно защитит!

Подойдя к домику, в котором оставались ребята, я заглянул в окно. Старх и Светлана о чем-то оживленно беседовали и меня не заметили. Мне стало интересно, и я решил разговор подслушать. Бесшумно вошел и замер в тени возле двери. Это я хорошо зашел! Ребятки взяли меня на подозрение. Надо было срочно перехватывать инициативу, и я вышел из тени. Что я нес! У Светланы от моих слов началась истерика, Старх кинулся ее успокаивать, я к нему присоединился. Чтобы убедить ребят в моих лучших к ним чувствах я разве что рубаху на груди не рвал. Кончилось все тем, что успокаивали уже меня.

На следующее утро все случилось так, как предсказывал Крейси. На этот раз все прошло как по нотам. Я получил свою пулю прямо в искусственный затылок, забрызгал мозгами – понятное дело не своими – салон самолета и благополучно выпал за борт. Когда ребята улетели ко мне подошел Крейси.

– Все складывается просто замечательно! – воскликнул он. – Через пару часов включится маяк и укажет нам расположение базы.

Я уже и думать забыл об этом маяке, когда в домик где я мирно дремал, ворвался Крейси со товарищи.

– Покажите, что у вас в карманах! – прокричал он таким страшным голосом, что я безропотно стал выкладывать вещи из одежды на стол.

– Как она у вас оказалась?! – Крейси держал в руках красную пудреницу.

– Вот черт, – смутился я. – Одолжил у Светланы, чтобы побриться, а вернуть забыл.

Крейси в изнеможении опустился на стул.

– Свободны парни! – отпустил он своих помощников, а потом уставился на меня странным взглядом.

Тут до меня дошло.

– Маяк в пудренице? – спросил я.

Крейси только кивнул.

– Но откуда я мог знать? Могли бы предупредить.

– О чем? – спросил Крейси. – О том, что пудреница предназначена для женщин, а мужчина, если он конечно не гей, использует для бритья свое зеркало? А вы, Мигель, не гей, вы… – он не договорил, поднялся и направился к двери.

– И что теперь делать? – спросил я его спину.

– Задрать штаны и бегать! – зло произнес он на чистейшем русском языке и вышел, хлопнув дверью.

Вот сука, знал язык и так долго это скрывал.

Майор Максимов

Генерал заслушал мой отчет по операции "Латинское танго" потом спросил:

Муромов их что, через Боливию – Венесуэлу выводит?

– Так точно!

– А почему не через Антарктиду?

– Не могу знать. Видимо так сложились обстоятельства. Послать по этому поводу запрос?

– Не надо. Это, в конце концов, сейчас вторично. Ты мне лучше вот на какой вопрос ответь, только честно: мы что, все эти годы пустышку тянули?

Мне с трудом удалось сохранить спокойствие.

– По одним фотографиям трудно судить, товарищ генерал. Надо дождаться пока прибудут оригиналы.

– А может, будет лучше, если они не прибудут? – глядя мне в глаза, спросил генерал.

– Не понял, – растерялся я, – как это?

– Да никак, – генерал усмехнулся. – Шуток подполковник не понимаешь? Свободен!

Полковник в отставке Муромов

Отведенной мне маленькой комнаты в небольшом домике на базе ЦРУ в лесах Латинской Америки я старался без особой нужды не покидать. Особо свободу передвижения мне никто не ограничивал, но я по своему опыту знал, что путаться под ногами у коммандос не следует. Еще меньше мне хотелось сейчас встречаться с Крейси. Дела у него шли неважно, и я был отчасти тому виной. Полет самолета, на котором умыкнули Старха и Светлану, удалось отследить, но без маяка лишь частично. В квадрат, где могла находиться база, отправили разведгруппу, пропала и она.

За этими невеселыми размышлениями и застал меня Крейси, который сам пожаловал ко мне в гости. Лицо его буквально трескалось от самодовольства.

– База обнаружена! – сообщил он. – Собирайтесь, сейчас вылетаем.

Но в вертолеты, куда грузились коммандос, нас не пустили. Полковник, командующий операцией по захвату и ликвидации базы наркоторговцев, отказался взять нас на борт.

– Формально он имеет на это право, – сквозь зубы пояснил Крейси. – Я должен был обнаружить базу, и я ее обнаружил, теперь его черед.

Вертолеты вернулись через несколько часов, но ни Вяземского, ни Светланы они не доставили. Я стоял в сторонке и наблюдал за бурным выяснением отношений между полковником и Крейси. Наконец они разошлись в разные стороны, и Крейси подошел ко мне.

– Представляете, он их предоставил самим себе! Брать на борт посторонних ему, видите ли, запрещает инструкция.

– Так может такая инструкция есть? – осторожно заступился я за полковника, в душе одобряя его поступок. Старху и Светлане лучше держаться подальше от баз ЦРУ, как, впрочем, и мне.

– Конечно, есть, – согласился со мной Крейси. – Стал бы он подставлять свою задницу. Ладно, ждите меня здесь. Я похлопочу насчет вертолета. Слетаем туда сами. Операция закончена, и полковник не сможет этому помешать.

Когда Крейси скрылся в одном из домиков, меня кто-то осторожно похлопал по плечу. Передо мной стоял полковник.

– Ваши люди оказали мне огромную услугу, – почти не разжимая губ, произнес он, – и я не захотел отплатить им за это неблагодарностью. Ведь здесь они бы оказались в статусе военнопленных.

Закончив говорить, полковник резко повернулся и пошел прочь. Ко мне уже спешил Крейси.

– О чем вы говорили? – спросил он, глядя в спину полковника.

– Он подошел извиниться за то, что не смог взять на борт моих людей, – соврал я.

– Да? – усомнился Крейси. – Ладно. Бегом к вертолету.

Да, с наркоторговцами коммандос не церемонились. Сплошные разрушения и трупы. Следов Старха и Светланы на территории лагеря обнаружить не удалось. Крейси уже подумывал, не расширить ли круг поиска, когда охранение доложило о приближении партизан. Видимо какой-то отряд был во время захваты лагеря на задании и теперь спешил к месту трагедии.

– Улетаем! – скомандовал Крейси и побежал к вертолету.

Туда же устремились и остальные коммандос, а я метнулся в противоположную сторону. Мне вслед что-то кричали, может, даже стреляли, но я упорно продолжал бежать, пока не увидел партизан. Я запрыгнул в разрушенную хижину и затаился. Партизаны пробежали мимо, и вскоре я услышал выстрелы, видимо, палили вслед улетающему вертолету. Я покинул убежище и бодрой рысью покинул лагерь. В этих местах я не бывал, зато бывал в подобных и чувствовал себя вполне комфортно. Главное – я опять ушел от Крейси.

В свое время я хорошо поработал в этих горах на имя. Теперь имя поработало на меня. Я таки нарвался на партизанскую засаду. Меня побили, но не сильно, больше для порядку, и доставили в штаб. Когда там поняли что пред ними знаменитый "амиго Мигель" моим мытарствам пришел конец.

Когда след Старха и Светланы отыскался в Ла-Пасе, я уже был в Каракасе. А вскоре туда прибыли и мои друзья. Этот ублюдок Макар едва не испортил нам встречу, но все закончилось благополучно. Бывшего партизана, а ныне бандита обыкновенного увели контрразведчики Чавеса, и мы сполна смогли насладиться обществом друг друга.

Поначалу я намеревался вернуться в Москву вместе с Вяземским и Светланой, но перед самым вылетом резко передумал и решил не возвращаться совсем. Самолет с моими друзьями на борту улетел, а я пошел в Российское посольство, нашел там нашего Конторского и честно во всем признался: мол, задание выполнил, отчет готов написать хоть сейчас, но на Родину пока не вернусь. Меня как заслуженного партизана Латинской Америки местные товарищи слезно просят остаться погостить. У меня на то и бумага имеется самим Уго Чавесом подписанная. Если че, то я всегда на связи. И как там насчет пенсии?

Пока я писал отчет, посольский связался с Москвой. Там мой закидон восприняли, как ни странно спокойно, мол, ты свой долг перед Родиной исполнил сполна, живи, где хочешь, если будут вопросы, мы тебя найдем. А за пенсией придется вернуться – так-то. Я прикинул: сбережений, что на старость откладывал, мне не на одну сотню пенсий хватит, только ради этого возвращаться не стоит. А Родину я уже привык любить на расстоянии. Как вот только быть с Крейси? Но ведь может статься, что я ему больше на фиг не нужен, как вы думаете?

Аристарх Вяземский

Чтобы дойти от трапа самолета до дверей автобуса, нам нужно было преодолеть всего несколько шагов. Первой сошла с маршрута Светлана. Когда откуда-то сбоку послышалось: – Светка! – моя спутница резко остановилась, повернула голову и с криком: – Ленка! – бросилась в объятия стоящей возле дверей черного автомобиля элегантно одетой женщины. Толи от умиления, толи резкий порыв ветра вышиб из глаза слезу, но я тоже остановился и полез в карман за платком. Промокнув с лица лишнюю влагу и понимая, что Светлане теперь не до меня хотел продолжить путь, когда с удивлением обнаружил, что мне его заступили два дюжих молодца.

– Аристарх Игоревич, – сияя лицом, сказал один из них, – мы рады приветствовать вас на московской земле. Прошу проследовать в автомобиль.

Я проследил за его жестом и увидел еще один черный лимузин – брат-близнец того около которого Светлану обнимала незнакомая мне женщина. Нетрудно было догадаться что предложение "проследовать" относится к разряду тех, от которых непринято отказываться, но я все же сделал робкую попытку.

– У меня вещи.

– Передайте талон моему коллеге, он обо всем позаботится.

Мне не оставалось ничего другого как довериться этим прекрасным людям и проследовать к автомобилю. Уже сев в машину я заметил, что Светлана прекратила обниматься и оглядывается по сторонам. Облом, сестренка, ты пропустила самое интересное!

Сначала за тонированными стеклами проплывали московские улицы, потом была массивная дверь и строгие коридоры. Наконец я оказался в просторном кабинете, где меня приветствовал офицер с подполковничьими погонами. Он так и представился:

– Подполковник Максимов.

– Аристарх Вяземский, – я пожал протянутую руку и по инерции добавил: – Рад знакомству!

Подполковник посмотрел на меня с таким удивлением, что я смутился.

– Присаживайтесь, Аристарх Игоревич, – любезно предложил хозяин кабинета. – Чай, кофе? Вы с дороги. Могу предложить бутерброды. Вы с чем предпочитаете?

– С таком, – вырвалось у меня.

– Простите? – переспросил подполковник.

– Это вы меня простите, – я уже пожалел о сказанном. – Это моя мама так говорила "с таком". Это значит ни с чем. Я не хочу ни есть, ни пить.

– Понимаю, – что-то понял из моих объяснений подполковник, – в таком случае позвольте перейти к делу?

– Если вас это не затруднит.

– Нисколько, – свел тонкие губы в улыбку Максимов. – Тем более что дело у нас к вам одно и очень короткое. Мы просим вас передать нам во временное пользование ларец Вяземских.

– Зачем он вам? – удивился я.

– Я бы мог ответить на ваш вопрос, – опять улыбнулся подполковник, – только ответ займет много времени, да и зачем вам лишняя информация? Мы прямо сейчас составим опись передаваемого имущества и в ближайшее время вернем вам ларец в полном соответствии с этой описью.

– Прямо сейчас не получится, – притворно вздохнул я. – Ларец находится в чемодане.

Сразу после этих слов в кабинет вошел офицер с обоими моими чемоданами в руках, поставил на пол и, молча, вышел.

– В котором из них? – спросил Максимов.

На выходе мне вернули мобильный телефон. Выйдя на улицу, я обнаружил два непринятых вызова от Светланы. Тут же перезвонил.

– Ты куда пропал? – звенел в трубке Светланин голос. – Меня, оказывается, встречали в аэропорту.

– Я заметил.

– А почему не подождал? Мы бы тебя подвезли.

– Да меня и так подвезли.

– Это как? Кто подвез? Старх, с тобой все в порядке?

– Все нормально, не волнуйся.

– Что-то мне твой голос не нравится. – Чего она докапывается? Голос как голос. – Ты сейчас где?

– В центре.

– Отлично. Через полчаса встречаемся в кафе… – она назвала адрес и отключилась.

До кафе я добрался за десять минут до назначенного срока, занял столик в глубине зала, заказал апельсиновый сок и стал ждать.

Через пятнадцать минут в зал вошли две дамы: черненькая Света и светленькая, если я не ошибаюсь, та самая, из аэропорта. Метрдотель был мной предупрежден и проводил женщин к столику. Я приветствовал прибывших с улыбкой и стоя.

– Знакомьтесь, – произнесла Светлана. – Это моя лучшая подруга Елена Трибунская, ой, – спохватилась она, – еще не привыкла, извините, Елена Владимировна Еременко.

– Можно Лена, – улыбнулась Светина подруга, протягивая руку.

– А это Аристарх Игоревич Вяземский, – продолжила представление Света.

– Можно Страх, – произнес я, целуя холодные пальчики.

– Так что у тебя случилось? – спросила Светлана после того как официант отбыл за заказом.

– Ничего особенного, если не считать того, что меня забрали прямо с летного поля.

– Кто забрал?! – воскликнула Светлана, а Лена нахмурилась.

– А кто в России может забирать людей прямо от трапа самолета? Или бандиты, или… Вот эти вторые "или" меня и забрали.

Светлана посмотрела на Лену, та достала сотовый телефон.

– Не стоит, – остановил я ее. – Машина, в которой увезли меня, была близнецом той, возле которой стояли вы. Я так понимаю, она закреплена за вашим супругом, Лена? Есть две причины, по которым не стоит ему звонить. Первая – мне не причинили никакого вреда. Вторая – он наверняка в курсе произошедшего.

После моего короткого монолога за столом установилась неловкое молчание, которое прервала Светлана.

– И чего от тебя хотели?

– Попросили на время ларец. Обещали скоро вернуть.

– И все?

– Мне и этого хватило. И вот что, милые дамы, давайте похороним эту тему и помянем ее всем тем, с чем уже спешит к нам официант!

Майор Максимов

– Знаешь, подполковник, почему тебе никогда не видать третьей звезды на погон?

Голос генерала звучал сурово как приговор. Я хотел промолчать, но генерал мне этого не позволил.

– Отвечать!

– Никак нет.

– Так я тебе скажу. Ты не умеешь слышать начальство, и у тебя начисто отсутствует нюх! Я ведь тебе намекал на то, что ларец Вяземских не должен попасть в Контору.

– Но как…

– Да как угодно! Даже сегодня у тебя была возможность сделать так, чтобы чемодан с ларцом пропал или, еще лучше, попал под асфальтовый каток? Отвечай, была?!

Честно говоря, мне не было ни страшно, ни обидно. Весь мой покаянный вид был всего лишь данью вековым традициям: принимай разнос смиренно, начальник порет и успокоится. Потому и отвечал я только тогда, когда от меня этого требовали, не забывая держать голову низко опущенной.

– Была.

– Почему не сделал?!

– Я надеялся, что при осмотре подлинников удастся что-то обнаружить.

– Обнаружил?!

– Нет.

– Вот я и говорю: нет у тебя нюха, Максимов! Вот Муромов. За тысячи километров учуял неладное и не спешит к родным березкам! А ты… Да что там говорить! Короче, сворачивай эту бодягу, сдавай дело в архив и моли Бога, чтобы эта афера не всплыла наружу!

– Но, товарищ генерал…

– Никаких "но", подполковник! Исполняй приказ!

Генерал Сологуб

– И ты приказ исполнил…

Я ни о чем не спрашивал сидящего напротив меня майора, я просто констатировал факт. И его ответ был вовсе не ответом, а все той же констатацией.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

– Ты вот что, майор. Поскольку официальная часть нашей беседы окончена, и мы переходим к части неофициальной, прекращай обзывать меня генерал-лейтенантом, а зови просто Михаил Иванович.

Я смотрел прямо на майора. Было интересно, как он воспримет этот переход. Ничего, держится бодрячком. Видимо, наслышан о моих закидонах. Ничего, если споемся, он меня еще и дядей Мишей будет называть. Но это опосля, а пока…

– Я, Гена, так понимаю, что были у тебя насчет "танцульки" свои соображения, отличные от мнения генерала Николаева?

– Почему были, товарищ… Михаил Иванович? Они и сейчас при мне.

– О, как. Может, поделишься с товарищем?

В разговоре наступила пауза, но я парня не торопил, пусть соберется с мыслями.

– По моему убеждению, – начал, наконец, Максимов, – операция "Латинское танго" была остановлена где-то на подходе к середине.

– Откуда такая уверенность? – спросил я.

– Судите сами, Михаил Иванович. В деле об угнанных вагонах изначально были три фигуранта, а в детальную разработку попал только один.

– Верно, – согласился я. – Так, опять-таки с твоей же подачи.

– Согласен, моя вина, – кивнул Максимов. – Но на тот момент это была единственная зацепка.

Я внимательно посмотрел на майора.

– Ответь мне, Гена, только не ври: когда ты понял, что "наследство Вяземских" это всего лишь один из трех путей к колчаковскому золоту?

Ты погляди, он еще краснеть не разучился!

– Не сразу, но довольно быстро, Михаил Иванович.

– До "Бури в пустыне"?

– Где-то в это время.

– И все равно настоял на заброске Остроуховой в Рагвай? Ладно, можешь не отвечать.

– Сейчас бы я так не поступил.

– Верю, Гена, потому и говорю с тобой. И что ты думаешь насчет этого сейчас?

– В "наследстве Вяземских" нет прямого намека на место, где спрятано золото. Но там, наверняка, есть что-то, что вкупе с другими указателями на это место выведет. Мне кажется что это "что-то" – крест.

– Крест? Не икона? – уточнил я. – Хорошо если так, Гена, а то придется опять в Рагвай гонца слать.

– Крест, Михаил Иванович, – уверено кивнул Максимов. – Икона в дорогом окладе – из таких вещей указатели не делают.

– Логично, – согласился я. – А в бумагах, по-твоему, ничего нет?

– Может и есть, – пожал плечами Максимов, – но мы этого не заметили.

– А вот когда ты говорил про другие указатели, ты что имел в виду?

– То, что эти указатели остались у двух других офицеров. Только собрав все три можно обнаружить тайник.

– Верно мыслишь, товарищ, – одобрил я майора. – И что это могут быть за указатели?

– Скорее всего, карта и указание на то, как правильно наложить на нее крест.

– Очень может быть, очень может быть…

Повторив это мудрое изречение дважды, я отпустил майора. Мне надо было подумать.

Выслушав меня, генерал-полковник Еременко выпрямился в кресле, опершись обеими руками о столешницу.

– Получается, генерал Николаев сам себе вырыл яму поторопившись прикрыть операцию?

– Выходит, что так.

– Надеюсь, ты не собираешься ставить его об этом в известность?

– Нет у меня на то оснований. От службы Геннадий Викторович отстранен, а по дружбе язык у меня на такое не повернется.

Еременко в такт моей речи одобрительно кивал головой.

– Ты прав: лучше пусть ходит в обиженных, чем в дураках. А что ты так на меня смотришь? Из твоих ведь слов получается, что обмишурился Николаев по полной программе. Ладно, закрыли эту тему.

– Не хотелось бы, Петр Петрович.

Еременко вперил в меня удивленный взгляд.

– Не понял. Ты что, Михаил Иванович, предлагаешь еще Николаеву косточки помыть?

– Никак нет. Косточки я ему веничком попарю. Он ведь теперь в основном за городом живет, вот, пригласил на баньку. Я про другое, я про саму операцию.

– Ты что предлагаешь реанимировать "Латинское танго"? – еще больше удивился Еременко.

– А что, это возможно? – осторожно поинтересовался я.

– Нет! – отрезал Еременко.

– Тогда не предлагаю.

– А что ты предлагаешь?

– Отправить майора Максимова в отпуск – я узнавал, у него вместе с отгулами набегает два месяца – и пусть себе занимается частным расследованием.

– За что ж ты так его не любишь, Михаил Иванович, что хочешь прямо посреди зимы заставить клад откапывать?

В глазах Петра Петровича поблескивали веселые искорки.

– Так я же не сейчас предлагаю дать ему отпуск – ближе к лету.

– Так чего ты сейчас мне голову морочишь? – рассердился Еременко. К лету и приходи.

Я узнал, все что хотел. Против негласного продолжения "Латинского танго" руководство возражать не будет. Теперь можно было и откланяться.

– Разрешите идти, товарищ генерал-полковник?

– Идите, товарищ генерал-лейтенант.

– Как ты смотришь на то, майор, чтобы вернуть на погон звездочку? – спросил я Максимова, когда он вновь оказался в моем кабинете.

– Разрешили возобновить операцию "Латинское танго"? – обрадовался он.

– И не мечтай!

– Тогда я вас не понимаю, товарищ генерал-лейтенант.

– Не разочаровывай меня, Гена, – укоризненно произнес я, – думай. А то я начну думать, что генерал Николаев был прав насчет твоей интуиции. Даю подсказку. Я начну, а ты заканчивай: Спасение утопающих…

– … дело рук самих утопающих, – закончил Максимов.

– Молодец! И какой из этого нужно сделать вывод?

– Какой? – спросил Максимов.

– Ты, Гена, дуб, или подумаешь? – разозлился я.

– Разрешите подумать? – попросил майор.

– Думай. Даю тебе целых пять минут.

Я демонстративно посмотрел на часы. Максимову хватило трех.

– Товарищ генерал-лейтенант, я хочу подать рапорт о предоставлении мне отпуска.

– Прямо сейчас, посреди зимы?

На лице Максимова отражалось страстное желание угадать ход моих мыслей.

– Нет не посреди зимы… – начал он.

– Ну? – поощрил я его.

– … А ближе к весне…

– Тепло, – одобрил я.

– … Вернее, весной…

– Совсем тепло!

– А точнее, ближе к лету.

– Ну, наконец-то! Если я тебя правильно понял, то в конце весны тебя одолеет хроническая усталость, как следствие постоянного перенапряжения, и тебе срочно понадобится отпуск для поправки здоровья, так?

– Точно так!

– А теперь, Гена, уважь старика, расскажи, где ты планируешь поправлять свое здоровье?

– Думаю, в районе озера Байкал, Михаил Иванович.

– Так. Один или со товарищи?

– А как вы посоветуете?

– Лучше со товарищи. Тут недавно один наш общий знакомый вернулся их турпоездки по Латинской Америке, я думаю, тебе его опыт ох как пригодиться.

– Спасибо, Михаил Иванович, обязательно воспользуюсь вашим советом. Только согласится ли он составить мне компанию?

– А ты с ним подружись. У тебя на это вагон времени.

– Слушаюсь!

– Вот и правильно, вот и слушайся. И выбери время, обязательно поговори с некой Екатериной Вяземской. Она как раз на днях в Москву прилетает.

– Все-таки возвращается? – удивился Максимов. – А я грешным делом подумал что она, как и Муромов, предпочтет любить Родину по телевизору.

– У Муромова, Гена, – довольно жестко сказал я, – были довольно веские основания остаться ТАМ, а у Вяземской есть не менее веские основания оказаться ЗДЕСЬ. Сын у нее в подмосковном пансионате, если ты не забыл.

– Вы хотели сказать, племянник? – блеснул эрудицией Максимов.

– Я хотел сказать, то, что сказал. Про племянника знает ограниченное число лиц, надеюсь не болтливых, – я выразительно посмотрел на майора. – По документам он ей сын, да и по жизни тоже. Уяснил?

– Так точно!

– Вот и ладно. Ступай. – Майор мялся у стола, и уходить не спешил. – Или тебе что-то неясно?

– Товарищ генерал-лейтенант, я хотел еще поговорить со Светланой Фернандес.

– Забудь.

– Почему?

– По кочану. Ты знаешь, кто ее встречал в аэропорту?

– Нет.

– Ее подруга, Елена Трибунская.

– И что?

– А то, что Трибунская – это ее девичья фамилия, по мужу она Еременко.

– Так она…

– Да. Потому и говорю: забудь.

Майор Максимов

Да, непростой мужик генерал Сологуб. Я чуть было не заплутал среди его намеков и иносказаний. Но теперь, вроде, все ясно. Официально продолжить "Латинское танго" мне не позволят, а вот неофициально, за свой так сказать счет – это, пожалуйста! Впрочем, на негласную поддержку я, кажется, тоже могу рассчитывать. На подготовку операции "Танго за свой счет" у меня месяца три-четыре. Правда, время придется выкраивать, вряд ли меня освободят от другой работы, но ничего, справлюсь. Вяземский, Вяземский… как же мне к тебе подобраться?

Аристарх Вяземский

Давно не брал я в руки "аськи". Стучу по "клаве":

– Привет, Антон!

Отвечает сразу:

– Привет, Старх! Ту уже ЗДЕСЬ или все еще ТАМ?

– Я в Москве.

– Клево. Почему не выходил в сеть, или у них там компов нет?

– Есть. Просто не до того было.

– А до чего?

– Не сейчас. Ты как насчет встретиться?

– Когда?

– Сегодня вечером в нашем любимом ресторанчике. Я столик закажу.

– Ок. Кто еще будет?

– Как кто? Ирина и Настя. Я не хочу повторять рассказ трижды.

– Ты с мамой уже говорил?

– Нет, с тобой первым. Что-то случилось?

– Случилось. Она тебе сюрприз приготовила.

– Приятный?

– Это тебе решать. Извини, работа. Пока.

Ну, пока так пока. Интересно, что за сюрприз мне приготовила Ирина? Может Настя расколется? Звоню дочери по сотовому, в интернете она нечастый гость.

– Привет, папка! Ты в Москве?

– Да, вчера вернулся.

– Я рада. Съездил нормально?

– В общем и целом да. У тебя какие планы на вечер?

– А что, есть предложение?

– Да. Хочу вас всех собрать вечером в нашем ресторанчике.

– И маму?

– Разумеется. А почему ты спрашиваешь? Антон писал мне про какой-то сюрприз.

– Значит, ты с ним уже пообщался?

– Ну, да. Так что там за сюрприз приготовила мне ваша мама?

– Если я тебе скажу, то он перестанет быть сюрпризом. А я не хочу отбивать у мамы хлеб. Скажу одно: сюрприз обалденный! Тебе понравится. Или нет. Не знаю. Сам решишь. Все, папуля, не могу больше разговаривать. До вечера!

– До вечера!

Ну, что, пора набрать владычицу сюрприза.

– Здравствуй, Старх, с приездом.

– Здравствуй, Ира. Отчего у тебя голос невеселый? Не рада меня слышать?

– Не говори ерунды, конечно рада. Просто…

– Тебе неудобно говорить?

– Да, немножко…

– Понятно. Тогда слушай. Сегодня вечером я приглашаю тебя в наш ресторан. Антон и Настя уже дали согласие. Ты как?

После некоторой паузы и как-то неуверенно:

– Я приду.

– Хорошо. И еще один вопрос: как Сережа?

– Сережа – хорошо. Мы его несколько раз навещали.

– Спасибо тебе за это. Об остальном поговорим вечером.

Сразу отключилась. Даже не успел сказать "пока". Странно все это. Боюсь, что сюрприз мне уже не нравится.

…– Ну, а уже из Парижа вылетели в Москву.

Хотя я в рассказе опустил некоторые наиболее щекотливые моменты – историю с Удавенком выбросил вообще – Настя и Антон слушали, открыв рот. Ирина, как мне показалось, больше думала о чем-то своем.

– А теперь рассказывайте, что новенького у вас, – попросил я.

– У нас с Настеной особых новостей нет, – правда, сестренка? – а мама про свои расскажет сама. – Антон поднялся из-за стола. – Ты извини, Старх, мы при вашем разговоре присутствовать не будем. Так что, всем пока! Пошли, Настя!

Я проводил детей недоуменным взглядом, потом перевел взгляд на Ирину. Они сидела, потупив глаза. Потом неуверенно произнесла:

– Старх, я не знаю, как тебе это сказать.

– Начни с сути, а там посмотрим, – предложил я.

– Хорошо… Старх, я вышла замуж.

Теперь что сказать не знал я. Сюрприз удался. У меня вертелась среди прочих мысль: "я собираюсь выйти замуж", но чтобы "вышла"…

– И как давно? – подобрал я, наконец, подходящие слова.

– Уже месяц, – зарделась Ирина.

Однако. Это что, почти сразу после моего отъезда?

– Это произошло так внезапно. А расписали нас через три дня после подачи заявления. У Кости такие связи.

Значит Костя… Шустрый, видать, малый. Интересно будет на него взглянуть.

– Фотки есть?

– Да, я захватила, – ободренная моим интересом к новому члену семьи Ирина полезла в сумочку.

Странно, она что, ждала скандала? Вряд ли. Скорее боялась, что я как-то сильно огорчусь. А я и огорчился, но не ее замужеством, а тем, что пролетел сегодня мимо секса.

…– А Сережу уже забрали.

Воспитатель смотрел на меня с почтительным достоинством.

– Как забрали? – удился я. – Кто?

– Как кто? Его мама. – В глазах воспитателя появился интерес. – А вы разве не вместе приехали?

– Что? – Мысли в голове путались. – Нет, не вместе. Дело в том, что мама Сережи была в командировке, – я врал первое, что приходило в голову, – видимо уже вернулась и сразу сюда, а меня не успела предупредить.

– Понятно, – вежливо наклонил голову воспитатель.

Как я ему в этот момент завидовал! Мне самому не было непонятно ничего.

– Я думаю, они пошли к озеру, – сказал воспитатель. – Вы ведь знаете дорогу?

– Да, спасибо!

– Не за что, – неслось мне в спину.

Я спешил к озеру. В первую очередь надо убедиться, что с парнем все в порядке, а уж потом разбираться, что там за мама нарисовалась.

Они сидели на скамейке около пруда: Сережа и женщина издали очень похожая на Катю. Я перевел дух и замедлил шаг. Раз это не киднеппинг то и спешить некуда. Меня заметили. Сережа поспешил мне навстречу, а женщина осталась сидеть на скамейке.

– Здравствуйте, дядя Аристарх!

– Здравствуй, Сережа.

Наши руки устремились навстречу и сошлись в мужском рукопожатии. Осторожно сжимая доверившуюся мне ладошку, я с удовлетворением отметил радость в его глазенках. Детские глаза не умеют врать, значит, он действительно рад меня видеть.

Он что-то спрашивал, я что-то отвечал. Или наоборот? Не помню. Моими мыслями овладевала женщина, к которой мы приближалась и которая с каждым шагом все больше походила на Катю. Наконец я смог заглянуть в ее глаза, а уши мои заполнил знакомый голос:

– Я так понимаю, Аристарх Вяземский, что вы являетесь поклонником ночных бдений?

От наваждения меня избавил удивленный голос Сережи:

– Почему ты говоришь про ночь, мама, сейчас же день?

Значит, мне не пригрезилось, и она действительно произнесла эту фразу?

– Действительно день, – как бы делая для себя открытие, осмотрелась по сторонам Катя, – рассмеялась и привлекла к себе недоумевающего Сережу.

Мальчик неуверенно хихикнул. Он уже сообразил, что мама пошутила, но никак не мог понять, в чем прикол.

Катя посмотрела мне прямо в глаза. "Да, это действительно я, – говорил ее взгляд, – но все объяснения потом".

Когда Сережина спина скрылась за дверью, мы направились к выходу. Молча, вышли из здания, молча, пошли по дорожке к воротам. Я понимал, что Катя ждет от меня каких-то правильных мужских слов, но в голове вертелась одна банальщина. И лишь когда мы дошли до парковки меня осенило. А чего я, собственно, парюсь? Зачем вспоминать фразы из давно прочитанных книг, когда можно начать разговор с самых простых слов.

– Ты как сюда добиралась? – спросил я у Кати самым обычным тоном, как будто не стояла между нами ее мнимая смерть и моя вынужденная бондиана – или, правильнее, индиана?

– Сюда – на такси, – в тон моим словам ответила Катя, сильно выделив при этом слово "сюда".

Я посмотрел в ее улыбающиеся глаза, и у меня возникло подозрение, которое я тут же перевел в слова:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что назад планировала уехать со мной?

– Хочу! – с вызовом ответила Катя.

И тут я понял, что мне светит замечательный вечер, если у меня хватит ума отложить выяснение отношений на потом. Потому я просто предложил:

– Тогда садись!

Я вел машину осторожно с соблюдением всех предписаний ПДД. Я как бы давал понять Кате, что не собираюсь делать резких движений. Она оценила это и приняла. А чтобы я не сомневался в ее оценке, включила радио и отыскала в эфире нежную романтичную мелодию.

В квартиру мы вошли абсолютно друг в друге уверенные. Потому все делали не спеша, даже можно сказать буднично. Не было разбросанной по полу одежды – все повисло на своих местах. Без суеты по очереди посетили душ, погрузились в шуршащую свежей простыней постель, и только там отпустили тормоза.

– Я хочу есть. – Первая фраза Кати после того как мы немного отошли от секса.

– Не вопрос, в моем холодильнике найдется все, что требуется для приготовления романтического ужина.

Я натянул боксеры и отправился на кухню претворять озвученный план в жизнь. Спиной почувствовал ее присутствие, а потом услышал и голос.

– А мы не опоздали с романтическим ужином? Может, просто поедим.

Я обернулся и тут же вновь ее захотел. Катя картинно расположилась в дверном проеме. В моей футболке, которая заметно оттопыривалась на груди и едва прикрывала низ живота, но оставляла открытыми великолепные ноги, она смотрелась очень сексуально.

А ты знаешь, чем отличается романтический ужин от обычного? – спросил я.

– Свечами, шампанским, вечерним платьем, медленным танцем – нет?

– Нет. Ты перечислила атрибуты. Они могут быть и такими и другими, их может вовсе не быть – главное не в этом. Главное в том, что за романтическим ужином всегда следует секс.

– В таком случае я отзываю свой вопрос, – промурлыкала Катя.

Так что Катину историю я услышал лишь на следующее утро. Мы долго молчали. Потом Катя робко попросила:

– Старх, скажи что-нибудь.

– В твоем рассказе ты несколько раз произнесла слово, которое я больше никогда не желаю слышать.

– Какое слово?

– Фиктивный.

Екатерина Вяземская

Мне кажется сестра – та ее частичка, что живет в моей душе, – осталась довольна. У меня есть свой живой мужчина, а мертвый теперь всецело принадлежит ей.

Вчера распрощалась с Конторой. Сама себя я уже давно уволила, но надо было соблюсти формальности. Встретила кое-кого из тех, с кем работала до заброски в Рагвай. Особой радости встреча не принесла ни мне, ни им. Слишком много воды утекло, не осталось и тени былой привязанности. Они-то и поведали мне о том, что "Латинское танго" имело печальный конец. Тем лучше – удерживать не будут.

Рапорт об увольнении на стол начальника управления положила лично. О генерале Сологубе была наслышана, но видела впервые. Интересный мужчина. С виду добродушный как медведь и видимо такой же опасный – сидел бы он иначе в этом кресле.

Сразу предложил сделать общение неформальным.

– Да ты присядь, дочка, – ласково пробасил дядя Миша (его прозвище было известно всей Конторе), – пока я с твоей цидулей разберусь.

Прочел рапорт, не меняя выражения лица, потом посмотрел на меня.

– Решила, дочка, нас покинуть?

– Решила, дядя Миша, – дерзко ответила я.

У генерала от удивления округлись глаза, а потом он рассмеялся.

– Молодец, хорошо меня приложила!

– Извините, товарищ генерал-лейтенант, – поспешила я сдать позиции.

– Да ты что, дочка, не извиняйся, я же не в укор. Тебе можно. Я даже рад слышать свое прозвище из уст такой красавицы.

Совсем засмущал меня хрыч старый. Почувствовала что краснею.

– Ладно, – слегка пристукнул по столу ладонью Сологуб, – переходим к официальной части.

Он поднялся из-за стола, сделал серьезным лицо и приял строевую стойку. Я последовала его примеру.

– Подполковник Вяземская! – торжественно произнес Сологуб. – Именем Российской Федерации имею честь вручить вам заслуженные правительственные награды: два ордена и несколько юбилейных медалей. Он протянул мне папку, поверх которой лежало несколько коробочек. Я понятия не имела, как теперь отвечают в подобных случаях, поэтому позорно молчала. А Сологуб уже сбросил с лица официальную маску.

– Не напрягайся, дочка, считай, что я тебя услышал, – сказал он, садясь в кресло. – Да ты присаживайся.

Я села, а он посмотрел на меня как-то смущенно.

– Конечно, такие награды положено вручать в более торжественной обстановке, но и сроки прошли, и с "Латинским танго" неувязочка вышла.

– Я в курсе.

– Да? – удивился он. – Ты что, с Максимовым успела пообщаться?

– Никак нет, у меня свои источники.

– Это хорошо, дочка, что у тебя свои источники, – одобрил Сологуб, – но с Максимовым ты все-таки пообщайся.

– Зачем? – удивилась я. – Все, что могла, я отразила в отчете.

– Знаю, читал, хороший отчет. Но к майору все равно сходи. Вот прямо сейчас и сходи. Если хочешь, можешь считать этой моей стариковской блажью. А мой адъютант пока за тебя бегунок обнесет и остальные бумаги выправит. Тебе потом только подписи останется поставить – лады?

– Хорошо… если вы так настаиваете…

– Настаиваю, голубушка, настаиваю.

Максимов встретил меня слегка вымученной улыбкой.

– Рад вас видеть в добром здравии, Екатерина Михайловна.

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Ну, зачем так официально? Я больше вам не начальник, да и звезд на погонах у меня теперь меньше.

Меньше всего мне хотелось сейчас заниматься словоблудием, поэтому я сказала довольно резко:

– Генерал Сологуб попросил меня с вами поговорить. О чем?

– О второй части операции "Латинское танго".

– А разве ее не прикрыли? – удивилась я.

– Официально – прикрыли. Но возникли некоторые обстоятельства… Да вы присядьте, я вам все объясню.

Когда Максимов закончил я спросила:

– Чего вы хотите от меня?

– Примите участие в моем неофициальном расследовании.

– Нет!

– Тогда помогите привлечь к расследованию Аристарха Вяземского.

– Нет!

Было видно, что Максимов крайне разочарован моими ответами, но держался он вполне достойно.

– В таком случае, Екатерина Михайловна мне вам больше нечего сказать.

Я поднялась со стула, коротко кивнула и направилась к двери.

– До свидания, Екатерина Михайловна, – раздалось за моей спиной.

Уже взявшись за ручку двери я, не оборачиваясь, ответила:

– Нет, майор, прощайте!

Сологуб все понял по моему лицу.

– Вижу, дочка, послала ты майора, – добродушно пробасил он.

Я в ответ неопределенно пожала плечами.

– Ладно, это твое право… Пока мой адъютант бегает с твоими бумагами, давай-ка я тебя чайком побалую!

Сологуб жестом пригласил меня к стоящему в обрамлении мягких кресел низкому столику, содержимое которого было накрыто большой салфеткой. Жестом провинциального факира он сдернул салфетку.

– Ап!

Похоже, одним чаем мы не ограничимся. Помимо традиционных конфет и печенья на столе присутствовали в большом количестве бутерброды с разнообразной начинкой, порезанный на тонкие дольки лимон на маленькой тарелочке и бутылка дорогого коньяка. Пока я размышляла, как мне реагировать, кто-то вошел в кабинет.

– А меня чайком не угостите? – раздался за моей спиной знакомый голос.

– Конечно, Петр Петрович, – заверил вошедшего Сологуб, – для вас рюмка чая всегда найдется!

Я повернулась. Как же он постарел. Петр Петрович с улыбкой шагнул ко мне.

– Здравствуй, Мария!

Он протянул руку, но я ее отстранила, подошла вплотную, обняла и поцеловала в пахнущую дорогим парфюмом щеку. Сразу сделала шаг назад.

– Нет больше Марии Остроуховой, Петр Петрович, имя забрала с собой сестра, оставив взамен свое, а по фамилии я уже дважды Вяземская.

– Прошу за стол, коньяк стынет! – поторопил нас Сологуб.

Обжигающая жидкость благостно прокатилась по пищеводу. Еременко посмотрел на Сологуба. Тот встал, подошел к сейфу, что-то из него достал – за спиной не было видно – и вернулся с двумя коробочками в руках. Меня снова собираются награждать?

Еременко взял коробку побольше и протянул мне.

– Это тебе от нас на память.

В коробке был пистолет с наградной табличкой на рукояти.

– А это подарок особый, – Еременко протянул мне вторую коробку. – От нас тут только удостоверение дающее право на ношение высшего отличительного знака нашего ведомства. Сам знак завещала тебе перед смертью Инга Яновна.

Комок подкатил к горлу, а Петр Петрович уже протягивал мне рюмку.

– Помянем твою наставницу.

Вскоре Еременко засобирался. Прежде чем покинуть кабинет сказал, обращаясь ко мне:

– Мы с женой хотим пригласить тебя с мужем и Светлану Фернандес в гости. Не откажешься?

– Не откажусь.

– Вот и ладно. День и время сообщу дополнительно.

Когда Петр Петрович вышел Сологуб спросил:

– Еще по одной?

– Спасибо, дядя Миша. Я только чай.

– Ну, тогда давай чаевничать.

Старх долго и с уважением разглядывал награды. Спросил, кивая на подполковничьи погоны, подаренные Сологубом:

– Не жалеешь, что так и не надела?

Я села к нему на колени, обняла за шею.

– Это все в прошлом. Мое будущее – это ты и Сережа. И никакого Максимова!

– Подожди, Максимов?… Твой бывший руководитель! А он тут причем? – спросил Старх.

– Я же говорю: не-при-чем!

– Мы же условились: никаких недоговоренностей, – напомнил Старх.

– Хорошо, слушай.

Я пересказала мужу весь разговор с Максимовым.

– Значит, ты его отфутболила и за себя, и за меня, – задумчиво произнес Старх.

– А ты разве против? – удивилась я. – Наследство Вяземских в плане поиска пропавшего золота оказалось ведь пустышкой.

Старх ничего не ответил, вышел в другую комнату, вскоре вернулся и протянул мне свернутую в трубочку бумагу.

– Читай!

Я развернула листок. Прочла и удивленно посмотрела на Старха.

– Откуда у тебя это?

– Из тайника, который находится в кресте. Видишь ли, у меня есть друг, который увлекается коллекционированием разных вещей с "двойным" дном. Есть в его коллекции и похожий крест. Я как увидел его близнеца после того как открыл ларец, так сразу подумал о тайнике. После того как была составлена опись имущества, нотариус и Михаил Сергеевич вышли а я остался на некоторое время возле банковской ячейки один. Вот тогда-то я открыл тайник и извлек оттуда эту бумагу.