"Пять из шести" - читать интересную книгу автора (Гулин Юрий Павлович)Книга первая ТА СТОРОНА ЗЕМЛИ– Я так понимаю, Аристарх Вяземский, что вы являетесь поклонником ночных бдений? Стоять спиной к женщине, которая, к тому же, назвала тебя по имени, было, как минимум, невежливо, и я повернулся на голос. Часть набережной позади меня занимал огромный тент, под ним деревянные скамьи. На них любят сидеть, а чаще лежать, обитатели санатория, в жаркие дневные часы, находя здесь спасение от солнца. Сейчас скамьи были пусты и лишь на одной из них, той, что была ко мне ближней, сидела женщина. Неяркий свет горящих на набережной фонарей позволил разглядеть и фигуру и даже лицо, но лучше всякого грима скрыл истинный возраст моей нежданной визави. Определенно не девочка, где-то от тридцати, скорее всего с хвостиком, далее – вплоть до ягодки. Легкий длиннополый сарафан хоть и не просвечивал насквозь, но и не скрывал очертаний не лишенной изящества фигуры, чему в немалой степени способствовала принятая женщиной поза. Она сидела, откинувшись назад, опираясь на собственные руки. Голова с короткостриженными волосами была слегка запрокинута. Пригласив меня к диалогу, женщина ждала ответа, и я не стал затягивать паузу. – Вы совершенно правы с одной лишь поправкой: мои бдения скорее полуночные, нежели ночные, ибо время от полуночи до рассвета я предпочитаю проводить все же в кровати. – Чтобы мои слова не прозвучали как двусмысленность, я продолжил без паузы: – Вы назвали мое имя, мы знакомы? Явно обрадовавшись тому, что меня не покоробило ее довольно бесцеремонное вторжение в мой интим, незнакомка поспешила ответить: – Официально друг другу мы представлены не были. Я видела вас пару раз в ресторане, а имя узнала сегодня вечером на караоке-шоу. Ну, конечно, караоке-шоу. Где я еще мог так явно засветиться? Любовь к пению была заложена во мне на генном уровне. И мать и особенно отец слыли в любой компании отличными певунами. Я же с детства не обладал ни хорошим голосом, ни абсолютным слухом и, если бы не караоке, вряд ли приумножил славу родителей. Но это поистине революционное изобретение позволяло всякому ощутить себя певцом, хотя бы внутри отдельно взятой квартиры, было бы желание. Мое желание постепенно превратилось в страсть и – о чудо! – и связки разработались и слух обострился. Правда, на публике я пел не часто, исключительно в кругу близких и друзей, а на широкой публике не пел вовсе, вплоть до своего нынешнего приезда в санаторий. А тут, увидел объявление, приглашающее принять участие в караоке-шоу, и решился. Сегодняшнее выступление было по счету пятым или шестым. Впрочем, не это важно, а то, что принимали мое пение весьма благосклонно и даже периодически вызывали на бис. Вот и незнакомка попала в число моих поклонниц – или нет? А вот возьму и спрошу ее об этом! – И как вам понравилось мое выступление? – Боже, ну и вопросик, эк меня понесло. А вот как скажет сейчас какую-нибудь гадость и приложит мордой об асфальт! Но, слава богу, ничего подобного не случилось. Ответ был прост и лаконичен. – Мне действительно понравилось, и я решила познакомиться с вами поближе. Нет, – пресекала она мою попытку как-то отреагировать на ее слова, – я еще не успела ничего придумать, и эта встреча совершенно случайна. – Но я никогда не видел вас здесь в это время, – усомнился я в правдивости ее слов. – Ну, это совсем просто, – рассмеялась она. – Во-первых, я всего три дня в санатории. Во-вторых, я возвращалась в свой номер после купания и вовсе не собиралась гулять, но увидела одинокую фигуру и решила подойти – женское любопытство, знаете ли. – В подтверждение своих слов незнакомка слегка изменила позу, и я увидел лежащее за ее спиной полотенце. – Что-то не разглядел вас на пляже. – Я тупо продолжил гнуть свое, хотя уже и не понимал, зачем собственно это делаю? – А я с другого пляжа иду. Для тех, кто живет в VIP-зоне, оборудован собственный пляж – вы не знали? Этого я действительно не знал. То есть про VIP-зону, где отдыхают особо белые люди я, конечно, слышал и даже видел эти отгороженные от мира симпатичненькие коттеджи, но с их обитателем сталкивался впервые. Незнакомка, видимо, почувствовала мое смятение и потому спросила: – Что-то не так? Я поторопился отогнать нелояльные мысли и как можно мягче ответил: – Нет, все в порядке, просто это было неожиданно, – и вновь не давая ей времени на осмысление моих слов продолжил: – Ну, раз все так удачно для нас обоих сложилось, давайте знакомится: Вяземский Аристарх Игоревич, клерк из Москвы. – Вяземская Екатерина Михайловна, домохозяйка из Рагвая. Шок не шок, но нечто похожее я в этот момент испытал. Однофамилица и иностранка с русскими корнями. По отдельности это было еще терпимо, но в комбинации два в одном выглядело перебором. Хорошо хоть то, что теперь не было нужды гадать, откуда взялся этот легкий акцент. Пауза затягивалась. Я понимал, что должен что-то сказать, но все фразы, приходившие в слегка ошалевшую голову, были одна банальнее другой. Все шло к тому, что я от безысходности ляпнул бы таки какую-нибудь несуразицу. Очевидно, это настолько отчетливо проступило на моем лице, что Екатерина решила мне помочь. – Аристарх, вы любите купаться по ночам? Странный, согласитесь, вопрос, но теперь я, по крайней мере, мог хоть что-то сказать. – Не буду врать, была у меня такая мысль. Вот только воплотить ее в действительность я пока не решился. – Так может, прямо сейчас и воплотите? Может мне это и показалось, – поди, разбери при таком освещении – но пока она говорила, в ее глазах лихо отплясывали четыре черненьких чумазеньких чертенка. Видимо, моя новая знакомая по своему истолковала вновь накативший на меня приступ неразговорчивости. Она делано вздохнула и произнесла покаянным тоном: – Вы простите меня, Аристарх, вечно я говорю что-то не то. Ладно, голубушка, сделаю вид, что готов играть по твоим правилам. – Вам не за что извиняться, Катя, – можно я буду называть вас так? – тем более что вы совершенно правы: почему бы мне не искупаться? – Я зашел за спину госпожи Вяземской, быстро избавился от лишней одежды, оставшись в плавках и сланцах, после чего решительно направился в сторону лестницы ведущей с набережной на пляж. Я шел и представлял, как чертики в ее глазах показывают языки мне в спину. Но оборачиваться было не в моих правилах. Сланцы я скинул уже у кромки воды и начал осторожно заходить в море. Вы знаете, что такое купаться, когда вода теплее воздуха? Заходить в такую воду очень даже приятно, а вот выходить… Впрочем, до этого было еще далеко. А пока я поплаваю и подумаю. Итак, эта ночь принесла мне нечаянное знакомство с особой по имени Екатерина Вяземская. Нечаянным, знакомство, было, разумеется, с моей стороны. Другая сторона к нему стремилась и, кстати, этого не скрывала. То, что эта встреча – поди, проверь! – не была спланирована заранее, сути не меняло. А мне это надо? Не знаю, и не узнаю, пока не выясню истинных намерений госпожи Вяземской. Может родственница, какая? Хотя, навряд ли. Фамилия, скорее всего, по мужу, а у меня за границей бывшего Союза родственников нет. Что ей из-под меня понадобилось? Банальный секс, стыдливо именуемый курортным романом? Ха-ха три раза. Во-первых, я прекрасно знаю, что не тяну на мачо, а уж женщины это чувствуют на расстоянии. Во-вторых, зачем так сложно? На большом курорте в разгар сезона все это делается куда как проще: "Вы привлекательны, я чертовски привлекательна, так к вам или ко мне?". Разве что у них в Рагвае это делается иначе. Но что-то мне подсказывает, что Катюша стала иностранкой не так давно и нашу внутреннюю кухню знает хорошо. И если я прав, то сегодня Катю больше не увижу. Прочь из воды, ноги в сланцы и бегом – зябко, однако! – к скамейке. Одежда на месте, Кати нет – кто бы сомневался! Подхватываю брюки и все остальное в руки и бегом в номер, под душ и баиньки… Вовсе не думать о ней я не мог, поэтому просто отогнал эту мысль на дальнюю стоянку, где и оставил до времени. За день мы так нигде и не пересеклись, хотя я не менял обычного распорядка. А может, именно поэтому? Может, мой и ее распорядки шли строго параллельными курсами и не предполагали пересечения? Лукавил ли я, давая волю подобным измышлениям? Конечно, лукавил! Я абсолютно точно знал, где сегодня увижу Катю… Караоке-шоу шло к своему завершению. Поначалу, вроде как для разогрева, к микрофону допускались все желающие. Потом наступил черед признанных исполнителей. Наша обойма завершала программу, одновременно давая старт танцевальному марафону, который, по традиции, будет продолжаться до последнего танцующего. Исполнять песни, которые люди будут не только слушать, но и танцевать под них, было и ответственно, и приятно. Мой хит вызывали трижды. И не только потому, что под него, со слов одной из моих поклонниц, "так кайфово танцевать медляк", но и потому, что сегодня я был в ударе. В мой голос добавились особо чувственные нотки, и это не осталось незамеченным. Пел ли я сегодня специально для нее? Осознанно – нет, а подсознательно… кто бы знал? Во всяком случае, она, наверняка, посчитала именно так. Как только непрофессиональных певцов поменяли на профессиональную фанеру, и я оказался на общем положении, Катя тут же оказалась рядом и в этот вечер меня уже не отпускала. Мы много танцевали. Постепенно танцы, по хотению моей партнерши, превратились в обжиманцы, так что к концу вечера я знал о Катиной фигуре достаточно много. Расстались мы у калитки VIP-зоны. При прощании Катя подставила губы, я ограничился чмоки в щечку и, не оборачиваясь, пошел в сторону своего корпуса. Звонок внутреннего телефона, заставший меня во время бритья, обломал мне кайф. Шипя и сквернословя, я прошлепал в комнату. Голос в трубке принадлежал Екатерине. – Какие у тебя на сегодня планы? Мы уже на "ты"? С какой такой радости… – Извини, совсем память отшибло, когда мы с тобой пили на брудершафт? – Сказал, и тут же принялся злиться уже на себя за излишнюю резкость. Но Катя только рассмеялась. – Ну, не будь ты таким букой. С утра перейдем на "ты", а вечером уладим формальности – идет? – Идет, – буркнул я. А что еще оставалось делать? – Вот и чудненько. Так какие у тебя планы на сегодня? – Вечером пью с тобой на брудершафт. До этого я абсолютно свободен. Катя вновь рассмеялась. Смех, надо признать, был одним из ее достоинств. – Предлагаю после завтрака совершить вылазку в город. Мне совсем не улыбалось менять прохладу прибрежной зоны на едкий зной городских улиц, но разочаровывать Катю хотелось еще меньше, поэтому я бодрым голосом ответил: – Готов выполнить любой каприз… …– За мои деньги, – смеясь, закончила за меня Катя, и не дав хоть что-то вставить, положила трубку. Я же трубку не положил, а скорее, швырнул. Вот, стерва, за кого она меня держит?! За ее, видите ли, деньги, что я альфонс какой-нибудь? Но пока я выходил на набережную, пока шел по тоннелю к лифтам, пока шагал по парку к ресторану, я успел основательно остыть и начал мыслить более рационально. А что собственно произошло? Начало шутке положил я, она ее только закончила. Не думаю, что если бы вся фраза была произнесена мной, получилось бы смешнее. К началу завтрака я пребывал уже в добром расположении духа и потому ел с аппетитом. Катя ждала меня в холле ресторана. Когда мы вышли на улицу, она направилась к ближайшему выходу из санатория. Я легонько придержал ее за руку. – Нам лучше выйти через другие ворота. Оттуда намного ближе до автобусной остановки. Катя лишь покачала головой. – Как вы мужики любите выставлять нас дурами. Поверь мне: мой путь намного короче. Устраивать семейную сцену в мои планы не входило и я, молча, последовал за своей спутницей. За воротами нас ожидал кабриолет с откинутым верхом. – Я заказала машину на целый день, – пояснила Катя, направляясь к авто. В этот приезд я уже совершил обзорную экскурсию по городу на автобусе, но быстро признал, что делать то же самое сидя в шикарной машине гораздо приятнее. Целый день мы колесили по вытянувшемуся вдоль береговой линии городу, который на несколько лет превратился в одну большую стройку. Большинство будущих олимпийских объектов являли собой лишь скелеты архитектурных шедевров, но размах задуманного поражал. Ужинали на открытой террасе гламурного ресторана, примкнувшего к главной городской набережной. Столик выбрали у края: поближе к морю подальше от эстрады, откуда доносились звуки вполне пристойной танцевальной музыки. А нам по душе был шелест морских волн накатывающих на галечный пляж. Были, конечно, и танцы, чуть позже, между основным блюдом и десертом. А вначале, мы, как и условились, выпили на брудершафт. Не предавая церемонии излишнего эмоционального окраса, завершили ее легким соприкосновением губ. После ресторана под ручку продефилировали по набережной в сторону морвокзала, где нас ожидал автомобиль. … На центральной аллее санатория установлено много симпатичных скамеечек. В час Быка их обычно занимают парочки. Подсаживаться считается неприличным, впрочем, попадаются граждане на себя это правило не распространяющие… Мы остановились неподалеку от VIP-зоны. Я заглянул в глаза своей спутнице, разглядел в них массу хмельных чертей и почти обреченно поинтересовался: – Будем прощаться? – Не хочу прощаться, хочу купаться! – решительным тоном заявила Катерина. Я вздохнул про себя. Моя новая подруга была гораздо пьянее, чем это выглядело со стороны. Видимо, в подпитии телом она владела лучше, чем мозгами. – Ну, куда тебе купаться, ночь на дворе… – начал я и осекся, вспомнив про любовь Кати к ночным купаниям. – Тем более что ты без купальника. – Отмазка была никудышная, что тут же и подтвердилось. – А я буду купаться голой, – заявила Катя, с вызовом глядя мне в глаза. Ни бросить ее, ни согласиться с прихотью, которая наверняка являлась лишь увертюрой к банальной мыльной опере, я не желал, поэтому заговорил жестко и даже жестоко: – Если ты рассчитываешь на секс, то должен тебя огорчить – его не будет! – Это еще почему? – возмутилась Катерина. – Я тебе что, не нравлюсь? – Не получив ответа она подозрительно посмотрела на меня. – Или ты гомик? А это мы сейчас проверим! – Она плотно прижалась ко мне всем своим жарким телом. Так мы простояли несколько секунд. Потом Катя отстранилась и удовлетворенно промурлыкала: – Реакция как у нормального самца… В чем проблема? Я не собирался юлить и уходить от ответа. Другое дело, объясняться с пьяной женщиной полагал занятием малоперспективным. – Может, отложим выяснение отношений на завтра? – предложил я, старясь говорить мягче. – Нет, сегодня и сейчас! – пьяно мотнула головой Катерина. – Тогда, может, все-таки, не здесь? – спросил я, внутренне уже капитулировав. Катя осмотрелась по сторонам и кивнула: – Давай не здесь. Мы, таки, нашли в огромном парке укромный уголок, и Катерина произнесла требовательным тоном: – Ну?… Вам приходилось изливать душу друзьям и близким? Помните, как это нелегко; как приходится дозировать сбрасываемую информацию, чтобы не травмировать родственную тебе психику чрезмерным душевным стриптизом? А откровенничать со случайным попутчиком? Правда, это намного проще? Рассказал о самом сокровенном, выпростал душу и успокоился. А он выслушал и забыл. И расстаетесь вы навсегда, довольные друг другом. Кем для меня была на тот момент Катя? Таким вот случайным попутчиком и была. А раз так, то слушай, коли напросилась. – Понимаешь, Катя, я всегда был робок с женщинами. Нет, завязать знакомство, беседовать на интересные темы, что называется "составить компанию", это я могу, это, пожалуйста! А вот затащить бабу в койку, – ты прости меня, Катя, за грубое, но точное определение – это у меня не получалось, при всем том, что импотентом я никогда не был. Много позже, я нашел-таки причину этим своим бедам, а поначалу, очень даже страдал. Пока не женился. И тут все как-то само собой устаканилось. И лишь сравнительно недавно понял я: что во мне не так. Видно в детстве заложил мне кто в мозг трояна: не ложись в постель ни с кем кроме жены законной. Вирус мне в программу запустили, значит… – А девки с антивирусом рядом не нашлось… – пробормотала себе под нос Катерина. – Что? – от неожиданности я не сразу врубился в то, что она сказала. – Ничего. Это я о своем, о бабском. Ты продолжай. – А… девка с антивирусом против моего трояна? Смешно. Но ты права, такой не нашлось. Вот так и сложилось, что любовь я крутил с одной единственной женщиной. – Счастливая… – Кто счастливая? – Жена твоя. – Может и так, но не я причина этого счастья. Мы давно разошлись. – А как же?… – А так. Разошлись, но периодически спим вместе. – Во как… – Да, вот так. Но может, хватит на сегодня откровений? Я полагаю, планы относительно моей персоны у тебя переменились – нет? – Да, – Катерина поднялась со скамьи. – Проводи меня… Пока мы шли к VIP-зоне, я с удивлением отметил, что моя спутница практически трезва. Выходит, мои откровения подействовали на нее не хуже алкозельцера? На прощание Катя скоро чмокнула меня в щеку и упорхнула за калитку. Я спустился на набережную, но в корпус зашел только после того, как искупался. С утра меня раздражало все. Солнце, которое не спешило выкатиться из-за невидимых отсюда гор. Море, лениво облизывающее каменистый пляж. Воздух, провонявший благовониями. Особенно меня раздражали люди, беспечно снующие перед глазами. Радовало одно: я знал и причину своего раздражения, и как от этого избавиться. Вчера вечером, во время сеанса душевного стриптиза, я вынужденно снял доспехи спокойствия и уравновешенности, за что и поплатился: схватил изрядную долю негатива. Как раз, бурлящая во мне негативная энергия и создавала пелену перед глазами, сквозь которую мир виделся серым и безрадостным. Наскоро позавтракав, я направился в уединенный уголок, который вчера, так кстати, был найден. Здесь и сегодня никого не было, и я мог спокойно приступить к изгнанию бесов. Многолетний опыт мракоборца позволил мне быстро перестать акцентировать внимание на источнике моего плохого настроения. Теперь, оставалось только ждать, когда негативная энергия отхлынет от головы, стечет вниз по туловищу, растечется у ног и начнет испаряться. На этот раз весь процесс занял около часа. Мир вновь наполнился ласкающими звуками и красками. Можно было приступать к неспешному анализу сложившейся ситуации. Но, уже не в одиночку. Ко мне приближалась Катерина. – Привет! Я так и знала, что найду тебя здесь. Нарочито бодрый голос моей подруги говорил о смятении ее души, что давало мне, от смятения только что избавившемуся, некоторое преимущество. – Здравствуй, Катя, рад тебя видеть! – моя искренняя улыбка понеслась навстречу вымученной улыбке Катерины. На лице моей подруги отразилось разочарование, которое она тут же неприминула озвучить: – Я ищу его по всему санаторию, думаю, переживает, наверное, бедненький, а он сидит свежий, как огурчик с грядки, и лыбится! Понятное дело, ей хотелось обнаружить меня в радраенных чувствах, чтобы потом утешить, реализовав, таким образом, материнский инстинкт. Придется ей подыграть. – Так я и переживаю, Катя, можешь не сомневаться. А улыбка, это так, защитная маска. Катерина с сомнением покачала головой: – Что-то не похоже… Не прокатило. Артист из меня и впрямь никудышный. Будем говорить правду. – Если я сейчас и соврал, то только наполовину. С утра мне действительно было очень паршиво. Потому сюда и забился. Но есть такое специальное упражнение для избавления от негатива. Результат перед тобой. Вот теперь, похоже, поверила. По крайней мере, сомнения на лице поубавилось. – Научишь меня этому? – От негатива избавляться? Научу. Но только после того, как объяснишь, зачем я тебе понадобился? Растерялась моя подруга. Такого вопроса она явно не ожидала. Интересно, сразу начнет врать, или поюлит для приличия? Перед тем как ответить пытается изобразить недоумение вкупе с легкой стыдливостью: – Я думала, ты сам догадался… Значит, решила поюлить… Таким путем мы будем добираться до истины очень долго, если доберемся вообще. А если попробовать ломануть напролом? – Обидеть хочешь? – Чем?! – Удивление вполне искреннее. Уже хорошо. – Тем, что пытаешься свести наши отношения к банальному курортному роману. – А тебе, значит, это кажется недостаточным? – В голос вернулась уверенность. Возмущение выглядит вполне натуральным. Сейчас попробует сразить наповал. – Не много ли ты о себе возомнил? Уверена, что попала. Глядит торжествующе. Мимо, прелесть моя, мимо. Добавляю в голос сухости. – Вот тут ты права. Мню я о себе, в плане женского ко мне внимания, не много. Ни разу не был в роли героя-любовника, и неоднократно в роли жилетки, в которую можно поплакаться. Так что давай, выкладывай, что там у тебя приключилось? Задумалась наша Катя. Похоже, попал я в точку. Ну, давай, колись, не тяни. Пододвинулась поближе, взяла мою руку в свои ладошки и заговорила, не глядя в глаза: – Ладно, коли ты такой проницательный, слушай исповедь бывшей стриптизерши… Сделала паузу. Собирается с мыслями или ждет реакции? Я молчу, креплюсь. – Тебя мама как называла? Зачем это ей? Кажется, догадываюсь: имя Аристарх звучит слишком официально. Ну, лови. – Мама звала меня Аристаша. – Как? – Катерина чуть не поперхнулась. – Нет, это еще хуже. То есть, я не то хотела сказать. Извини. Как тебя звали или зовут друзья? Другое дело. С этого надо было начинать. – Старх. – Старх? А что, мне нравится, можно я тоже буду тебя так называть? – Сделай одолжение, – любезным тоном ответил я, а про себя добавил: "Временно. Какими мы будем друзьями зависит от того, что ты расскажешь". – В стриптизерши, Старх, я попала прямо из художественной гимнастики. Когда поняла, что чемпионки из меня не выйдет, а красиво жить хочется, ушла из большого спорта, сменив обруч на пилон. Стесняться обнажать тело перед посторонними я перестала еще будучи гимнасткой, способность к танцам была заложена во мне с детства, поэтому я довольно быстро стала звездой ночных клубов. Знаешь, что является основным достоинством стриптизерши? Девственность. На девственницу идут смотреть с большей охотой. Ко мне была даже приставлена специальная охрана, чтобы не дай бог кто не покусился на мое сокровище. Конечно, все это было временно. Впереди ожидало или удачное замужество или панель. Я не думала ни о том, ни о другом – я надеялась вовремя соскочить. Наивная дурочка! Мечтая о свободе, я пропустила пару очень выгодных браков и в итоге упустила свой шанс. Меня продали. За очень большие деньги и без моего, разумеется, ведома. Я же купилась на выгодный контракт: турне по лучшим клубам одной из азиатских стран, хотя и училась в то время на третьем курсе филфака. Но ведь филфак не юридический и меня элементарно развели. Сама не поняв как, я оказалась и в шелках, и в долгах одновременно, превратившись, в одночасье, в привилегированную рабыню. Клетка, в которую меня заперли, была золотой и в прямом, и в переносным смысле, но путь из нее был только один: в гарем к какому-нибудь шейху. И тут случилось чудо. Меня выкупили. Моим избавителем, а вскоре и мужем, стал выходец из русской эмигрантской семьи, обосновавшейся еще в прошлом веке в Рагвае, Сергей Сергеевич Вяземский. Незадолго до нашей встречи жена подарила Сергею дочку, а сама при родах умерла. Жизнь в далекой латиноамериканской стране не стала для меня раем. Ни семья Сергея, ни, тем более, родственники его бывшей жены меня не приняли. И если бы не любовь которую мы питали друг к другу, эта жизнь вполне могла превратиться в ад. Шли годы, и мне стало казаться, что все пришло в норму. Я старалась быть хорошей мачехой для дочери Сергея Люсии. Отдавала ей всю нерастраченную на Сергея любовь, иногда даже подворовывая от нашего с ним счастья. Своих детей у нас долго не было. Видимо, на моем здоровье сказались годы проведенные в неволе. Постепенно окружающие свыклись с моим присутствием и перестали, хотя бы явно, выражать неприязнь. Но, я так и осталась своей для Сергея и чужой для остальных его родственников. Потом случилось несчастье: Сергей погиб при очень странных обстоятельствах. А еще через некоторое время я узнала, что беременна. Ребенок, мальчик, родился переношенным, чуть позже девяти месяцев после смерти Сергея. Впоследствии, это обстоятельство послужило причиной моих нынешних проблем. Но тогда, я была очень счастлива тем, что родила Сергею наследника, пусть он про него так и не узнал. Именно тогда, я, наверное, допустила роковую ошибку, перекинув всю любовь, ранее достававшуюся Сергею, на его сына. Люсия продолжала получать столько же внимания, сколько и раньше, но этого было явно мало и этим воспользовались. Многочисленные дядюшки и тетушки с обеих сторон стали настраивать девочку против меня. По завещанию, оставленному Сергеем, я являюсь наследницей половины принадлежащего ему имущества и опекуном его дочери, которой принадлежит вторая половина. Опекунство мое заканчивается замужеством Люсии, которое не может произойти ранее достижения ею восемнадцатилетия. Родственники Люсии научили ее сдерживать растущую неприязнь ко мне, чтобы я не почувствовала опасность раньше того момента, когда уже ничего нельзя будет исправить. В этом году дочери Сергея исполняется восемнадцать лет. Катерина смолкла, погрузившись в какие-то невеселые мысли. – Я так понимаю, случилось нечто неприятное? – осторожно спросил я. – Неприятное? – очнулась Катерина. – Если наезд асфальтового катка считать неприятностью, то да, неприятное. – Мужнина родня? – догадался я. – Они самые, притом по всем линиям: и по батюшке и по матушке. Началось все с того, что на одной из позавушек – можешь называть это званым обедом – переплелись мы языками с одним из кузенов. Дерг подерг, он мне и выложил: мол, скоро Люське – это они так Люсию кличут на русский манер, мать-то у нее была из местных, – восемнадцать стукнет. Мы ее замуж выдадим, и муж ее, как первый по прямой линии мужчина после Сергея, получит доступ к наследству Вяземских. А тебе и ублюдку твоему облом выйдет. Это он так про меня и сыночка моего Сереженьку сказал. У меня аж в глазах помутилось. Но в тот день скандалу разгореться не дали: подбежали, растащили, усмирили. А уже на следующий день прибыл ко мне с официальным визитом дядя Сергея, Михаил Сергеевич Вяземский, и от имени всей мужниной родни зачитал ультиматум. Мне было предложено написать письменное заявление об отказе на право обратиться в суд о пересмотре завещания Сергея. – А разве такое было возможно? – удивился я. – Представь себе, да. До начала процедуры выделения Люсии ее доли наследства я могла потребовать включить в список наследников сына Сергея. В случае положительного решения мне Люсии и Сереже могло достаться по одной трети от наследства. – Понятно. И чем же они мотивировали свое требование? – Тем, что я родила Сережу после того, как истекли девять месяцев со дня гибели его отца. – То есть, намекали на то, что ребенок может быть не от твоего мужа, – понимающе кивнул я. – А как же генетическая экспертиза? – Ее надо было делать сразу после рождения Сереженьки, когда еще можно было найти материалы для идентификации. – Ну, хорошо, а эксгумация? – Спустя восемь лет? Этого бы и родственники не позволили, да и я бы не решилась. – Погоди! – воскликнул я. – Можно ведь привлечь для анализа кого-либо из родственников твоего мужа. Катя грустно покачала головой. – Этот вариант они предусмотрели. Старший сын Михаила Сергеевича подтвердил бы под присягой, что утешил вдову сразу в день похорон. Я не выдержал и сматерился, после чего сразу же извинился перед Катей. – Не извиняйся, – отмахнулась она. – По крайней мере, это говорит о твоем искреннем сочувствии. – И как же ты поступила? – спросил я после непродолжительного молчания. – Подписала бумагу, чтобы уберечь сына от позорного разбирательства. – Так может, оно и к лучшему? – успокаивающе произнес я. – Ты не понимаешь, – покачала головой Катя. – Своей подписью я фактически вывела Сереженьку за круг семейства Вяземских. И черт бы с ними, если бы не наследство. – О каком наследстве ты говоришь? – переспросил я. – Ведь если я все понял правильно, половина все равно остается за вами? – То Сережино наследство, а то наследство Вяземских. – Стоп! – мое сознание штормило. – Будь любезна, поясни, в чем тут прикол? Екатерина посмотрела на меня, видимо тоже заметила приближение шторма и потому без лишних слов исполнила просьбу. – Когда я говорю про Сережино наследство, я имею в виду наследство, оставшееся после моего покойного мужа. Когда я говорю о наследстве Вяземских, я имею в виду банковскую ячейку, ключ от которой хранится в нотариальной конторе. Катя замолчала. Похоже, мне предлагают поиграть в вопросы-ответы. Ладно, мы не гордые. – А подробнее нельзя: что за ячейка и какое отношение к ней имел твой покойный муж? И опять вздохи поперед ответа. Спокойно, Ипполит, спокойно… – Шкатулка, вернее небольшой ларец, принадлежала прадеду мужа и его полному тезке Сергею Сергеевичу Вяземскому. Дворянин по рождению и офицер по призванию, прадед Сергея воевал против большевиков в составе "Каппелевского" корпуса. Участник Великого Сибирского Ледяного похода. После перезахоронения гроба Капппеля в Харбине осенью 1920 года эмигрировал в Америку и в конечном итоге обосновался в Рагвае. Перед смертью передал ларец своему старшему сыну, деду Сергея. Воля умирающего в отношении ларца была, мягко говоря, странной, но исполняется и по сей день. Ларец запрещено открывать до определенной даты. Хранителями ларца назначались прямые потомки прадеда моего мужа. При этом, в случае отсутствия у хранителя сыновей, ларец передавался старшей дочери, которая обязательно должна быть замужем за потомком русского офицера. Волей первого хозяина ларца, открыть его может только мужчина. Дед Сергея поместил ларец в банковскую ячейку, а ключ передал на хранение в нотариальную контору. При каждой смене хранителя ячейка открывалась, сохранность ларца подтверждалась, и ячейка вновь запиралась. Последний раз ячейка открывалась после гибели Сергея в моем присутствии. – То есть, на данный момент хранительницей ларца являешься ты? – уточнил я. – Да, – кивнула головой Катя. Как-то само собой в разговоре возникла пауза. Я обнял Катю, она положила голову мне на плечо, и мы замерли, размышляя о плотском, но не о плоти. Сколько мы просидели в уютной для обеих позе, не скажу, но молчание точно прервал я. – Чем не подошла кандидатура твоего сына на роль хранителя наследства Вяземских я спрашивать не буду – ответ очевиден. А тебе-то во всем этом, какая печаль? Катя легонько отстранилась. Видимо, говорить о великом в расслабленной позе считала неправильным. – Мой сын имеет больше прав открыть ларец, нежели будущий муж Люсии! Открыть? Так вот в чем дело! Если моя догадка верна – понятно, отчего все так всполошились. – Грядет дата, когда можно будет отворить ларец, верно? – Верно, – подтвердила Катерина. – Десятое октября 2010 года. – 10.10.10, – протянул я. – Прям, мистика какая-то. Однако странный был прадед у твоего мужа. Катя неопределенно пожала плечами. – Видимо, не без того. Но меня, как ты понимаешь, волнует не это. – А что? – искренне удивился я. – Бумаги-то ты подписала, а значит, не только отказалась от части наследства, но и лишила своего сына возможности стать хранителем. – Ты так считаешь? То, как она произнесла эту фразу, настораживало, но ответ на нее уже вертелся на кончике языка и я не смог его удержать. – Так считаю не я, так считают они, а я лишь констатирую факт. Или у тебя на этот случай припрятан туз в рукаве? Катя рассмеялась весело и звонко, и я понял, что дуром угодил в десятку. – Та-ак, а вот с этого места давай-ка поподробнее, – попросил я. – Охотно, – куда из ее голоса подевалась прежняя печаль? – тем более, что это может напрямую коснуться тебя. Меня? И каким же это, интересно, боком? – Есть у меня в Рагвае близкая подруга… – Вот это новость! А я-то считал, что там у тебя одни недруги. – Преимущественно да, но есть и исключения. И первой в списке исключений стоит Светлана Фернандес. Мы с ней подруги и по счастью, и по несчастью. Обе из России. Обе оказались в Рагвае выйдя замуж за иностранца. Обе были любимы мужьями и отвергнуты их родней. Обе овдовели, правда, в разное время, и это сблизило нас еще больше. – Прямо, двойняшки какие-то, – ухмыльнулся я. – И ничего не двойняшки, – возразила Катя. – Я, если ты заметил, шатенка, а Светка, она черненькая. Сегодня шатенка, завтра блондинка, послезавтра кикимора зеленоволосая… Видимо, мои крамольные мысли как-то сумели переползти на лицо, потому что Катерина спросила с вызовом: – Ты что, сомневаешься, что этой мой естественный цвет? – Ни в коем разе, – поспешил заверить я, и чтобы слегка сбить ее с толку тут же добавил: – Так что там Светка? – Светка? – теряя опасное мне направление мысли переспросила Катя, – Светка она по отцу татарочка, а я русская. К тому же она бывшая чекистка. – Даже так? – удивился я. – Представь себе. До встречи с Филиппе Родригесом – так звали Светкиного мужа – она работала в спецслужбах, притом в этот самом городе, правда забавно? – Забавнее некуда, – подтвердил я. – И кем же она тут служила? – Служат собачки, – неожиданно обиделась за подругу Катерина. – А так же большинство из тех, кто носит погоны, – возразил я. – Она ведь носила погоны? – Не знаю… – растеряно протянула Катя. Потом лицо ее озарилось. – Точно! Она мне говорила, что была офицером. – Вот видишь, – забил я гвоздь по самую шляпку, – была офицером, значит служила. Рассказывай дальше. – А дальше, приставили Светку сопровождать иностранную делегацию, возглавлял которую как раз Филиппе Родригес Фернандес. И случилась меж ними большая любовь, и увез он ее с собой в качестве законной жены. – А то, что она агент спецслужб ему было известно? – поинтересовался я. – Представь себе, да! – И все-таки и женился, и увез… Да, действительно, это большая любовь. Катерина снова вздохнула. – Было это в прошлом году, а три месяца тому назад Филиппе умер. – Романтическая история с печальным концом и действительно похожа чем-то на твою, – подвел я черту под отступлением от основной темы Катиного рассказа. – Так что тебе твоя Светка посоветовала? – С чего ты решил, что она мне что-то посоветовала? – удивилась Катерина. Читать лекцию на тему отличия мужской логики от женской я посчитал несвоевременным, поэтому ограничился вопросом на вопрос: – А разве, нет? – Да, – кивнула головой Катерина, – она посоветовала мне выйти замуж, притом раньше Люсии. – Постой, постой, – заинтересовался я. – Это для того чтобы твой новый муж имел преимущество пред мужем Люсии в праве на вскрытие ларца – так, что ли? – Именно так! – торжествующе кивнула головой Катерина. – Мудро, – восхитился я. – Ай, да Светлана! – И тут в моей голове начало формироваться жуткое подозрение. – А когда День рождения у Люсии? – Первого сентября. – То есть совсем скоро… И чего ж ты тогда делаешь в России. Или… – Я вопросительно посмотрел на Катерину. – Да какие там, в Рагвае, мужья, – уклонилась моя подруга от прямого ответа. – И ты решила найти мужа в России… – Я не столько спросил, сколько закончил за нее ответ. – Да, – Катя слегка зарделась и отвела взгляд. – И выбор пал на меня… – Я был беспощаден к кому-то одному из нас двоих – а может к обоим сразу? – Дело в том, – осторожно начала Катя, – что мне нужен фиктивный брак. О таком я могу попросить только мужчину, которому могу безраздельно доверять. Ты кажешься мне именно таким. Вот тут она угадала. Именно таким я и был. Отказать симпатичному человеку было противно моему естеству, правда, с одной оговоркой: просьба должна быть мне по силам. В том, что Катя мне симпатична я не сомневался. Оставалось понять: по плечу ли мне предлагаемая ноша? – Ну, допустим… – дипломатично начал я, но Катя тут же поломала весь протокол. Ее лицо озарилось неподдельной радостью, которую она неприминула прокомментировать: – Спасибо! Я так боялась, что ты откажешься. Прямо, гора с плеч! Сказала – как печать поставила. Вот только моей подписи под бумагой еще не было. Я почувствовал, как гора переползает с ее плеч на мои и попытался увернуться. – Стопаньки, не так быстро, когда это я успел сказать "да"? Радость на Катином лице тут же сменилась недоумением. – А разве ты сказал "нет"? Я в который раз восхитился женской логикой. Умеют ведь, когда им надо, исключать полутона: раз не сказано "нет", то, значит, сказано "да". Отодвинувшись от горы – пусть себе постоит пока между мной и Катериной – я принялся посвящать подругу в секреты логики мужской: – Видишь ли, Катя. Открою тебе страшную тайну: между "да" и "нет" существует расстояние, порой очень значительное. Да, да, представь себе, существует. В настоящий момент я нахожусь примерно на полпути между крайними точками. И только от тебя зависит, к какой из них я направлюсь в следующую минуту. Катя посмотрела на меня с сожалением, однако, усилием воли проглотила все те слова, которые хотела сказать сама и произнесла те, которые хотел услышать я: – И что же я должна сделать? – Ничего особенного. Просто доходчиво объясни мне, во что я вляпаюсь… – Катя резко дернулась, и я поспешил поправиться: – Извини, "вляпаюсь" неправильное слово. Что я должен буду делать помимо того, что поставлю свою подпись под брачным договором? Да ничего особенного, – пожала плечами моя подруга. – По правде говоря, во все детали я хотела посвятить тебя после того как… …– Нет, солнышко, – перебил я ее, – только "до" иначе никакого "после" не будет. Катя, было, снова дернулась, но я уже исчерпал запас извинений, и она сдалась. – Полностью план выглядит следующим образом. Я под предлогом навестить родню улетаю с Сережей в Россию… – Так твой сын здесь? – удивился я. – Да, не перебивай. Оставляю Сережу в надежном месте и ищу нормального мужика для фиктивного брака. Так я обеспечиваю безопасность для сына и получаю козырь в той борьбе, которую собираюсь вести по возвращению в Рагвай. Муж нужен мне исключительно для того, чтобы присматривал за Сережей и прикрывал мой тыл, остальное я сделаю сама. – А что ты собираешься делать – про то мне знать не обязательно? – уточнил я после того, как в разговоре возникла очередная пауза. – Исключительно для твоей же пользы. С этим я готов согласиться. Крепкий сон здоровью не помеха. – Само собой, я беру на себя решение всех финансовых вопросов. Теперь, пожалуй, мне ясно все. – Цифры озвучить сейчас? Как только речь зашла о деньгах в голосе Кати появились хозяйские нотки. Начинаю испытывать дискомфорт. Я хоть и не богатый, но гордый. – С цифрами можно подождать до после того как я скажу "да". Иностранца такая фраза сразу бы поставила в тупик. Но Катя была своя и лишь слегка повела бровью. – Ты собираешься сказать "да"? – Собираюсь, только немного подумаю. – Как долго? – Уже подумал. Да! Всю жизнь знаю, что настроение женщины переменчиво как Питерская погода и никак не могу к этому привыкнуть. Катя прильнула ко мне, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась. Одной рукой я придерживал ее спину, другой гладил волосы и смиренно ждал окончания паводка. Наконец всхлипывания утихли. Катя осторожно высвободилась из моих объятий, поднялась со скамьи, отошла в сторонку, повернулась спиной и стала приводить себя в порядок. Спросите, откуда в ее руках появились все эти штучки – не отвечу, но я еще не встречал ни одной женщины, у которой бы их при себе не было. Вот уже неделю я топчу родной московский асфальт. Если бы я знал заранее, какое это хлопотное дело брак с иностранкой, может с моих уст и не сорвалось бы то злополучное "да", подхваченное и унесенное свежим морским ветром. Самым сложным оказалось оправдаться перед детьми и бывшей женой. Боюсь, что желаемого результата я так и не достиг. Ну, да чего уж теперь. Дело сделано, и сегодня мы с Катей идем за документами. Во что все это выразилось в денежном эквиваленте, не знаю и знать не желаю. Это Катина головная боль, от которой она к тому же и не страдает. Вон какая нарядная и счастливая – и впрямь невеста. После ЗАГСа был праздничный обед в ресторане, где заранее был заказан столик на двоих. Ужин нам подали в номер для молодоженов, который Катя сняла в одной из лучших гостиниц Москвы. Никогда не был снобом, но в этот вечер я чувствовал себя на одной ноге с аристократами. Когда пришло время отходить ко сну, Катя лукаво спросила: – Что твой троян? – Молчит. – Ну и ты помолчи. А я что? Я промолчал… Праздник никогда не бывает долгим, если он не совсем настоящий. Мне подарили ночь, я подарок принял и, собственно, все. Если завтрак еще можно было считать продолжением банкета, то обед был уже сугубо деловым. Перед началом трапезы Катя передала мне конверт и пояснила: – Здесь реквизиты счета, открытого на твое имя, и пластиковая карта. Сейчас на счету сто пятьдесят тысяч евро. Это часть твоей доли за участие в проекте. Если все пройдет удачно, эта сумма увеличится вдвое, если нет, то на значительно большую сумму. – Ты меня пугаешь. – Сама боюсь, – призналась Катя. Я прикрыл своей ладонью ее ладошку. – Ты уверена, что не хочешь посвятить меня в свои планы? Катя благодарно улыбнулась. – Уверена. Я и так уже втянула тебя в свою войну, дальше, надеюсь, не придется. Мне было жаль мою нечаянную жену, но себя было жаль чуточку больше, и я промолчал. Катя высвободила ладошку и предложила: – Давай приступим к еде, и уже по ходу я буду посвящать тебя в детали. Так мы и поступили: я больше ел, она больше говорила. – Сереженьку я поместила в закрытый пансионат. Есть такой в Подмосковье, но ты про него вряд ли слышал, его особо не афишируют. Завтра мы туда съездим, и я познакомлю тебя с сыном. Руководству пансионата я тебя представлю, как свое доверенное лицо с самыми широкими полномочиями. Катя протянула мне еще один довольно пухлый конверт. – Здесь все бумаги по пансионату, документы Сережи – пусть они хранятся пока у тебя – и небольшая сума в валюте и рублях на непредвиденные расходы. У тебя есть машина? Странно, что она не поинтересовалась этим раньше. – Машины в настоящий момент нет, но есть права. – Отлично. Купи себе машину, – у тебя ведь теперь есть деньги? – желательно сегодня. Я кивнул головой в знак понимания. – В пансионат мы поедем на моей машине. Катя улыбнулась. – Люблю проницательных мужчин. Таксист доставил Катю к гостинице, а потом отвез меня в автосалон. Раньше я о таком авто даже не мечтал. По дороге домой я сделал ксерокопии переданных мне Катей документов, потом заехал в банк и арендовал ячейку. – Дядя Страх… Если я к чему-то подобному был готов, то мою фиктивную жену чуть не переклинило. – Господи, Сереженька, что ты говоришь? Не дядя Страх, а дядя Старх. – Погоди, – остановил я ее. – Сергей, если для тебя непривычно произносить "дядя Старх", можешь называть меня "дядя Аристарх" или "Аристарх Игоревич". Тебе как удобнее? – Я буду называть вас дядя Аристарх, – подумав, ответил мальчик. – Будем считать, что это мы решили. Теперь говори: о чем ты хотел меня спросить? – Я хотел спросить, дядя Аристарх, почему у вас наша фамилия. Вы наш родственник? А парень вроде ничего: фигура спортивная лицо симпатичное, да и умом, кажись, не обижен, вопрос задал по существу. – Нет, дружок, мы не родственники. Это у вас в Рагвае фамилия Вяземский редкость, а в России помимо меня у тебя сыщется еще немало однофамильцев – ясно? Сережа кивнул головой. – Вот и хорошо. Скажи, дружок, у тебя есть здесь любимое место? – Да, возле озера, но одному мне туда нельзя. – Но с нами-то, наверное, можно, как ты думаешь? – Думаю, что можно, – поразмыслив, ответил мальчик. Я от души рассмеялся такой рассудительности. – Тогда вперед? Катя хотела взять сына за руку, но тот выдернул ладошку. Катя беспомощно посмотрела на меня, но я лишь укоризненно покачал головой. Взрослого мужика, за руку, при посторонних? В Подмосковье есть немало прелестных уголков. Пансионат, в который Катя определила сына, располагался как раз в одном из таких мест. От шоссе к нему вела ухоженная асфальтированная дорога, при въезде на которую был установлен щит с надписью, рекомендующей не пользоваться ей без уважительной на то причины. Перед въездом в поселок был установлен самый настоящий КПП со шлагбаумом и караульным помещением. Поселок обрамлял пансионат по периметру и служил дополнительной преградой от злонамеренных поползновений. Это нам объяснили чуть позже, уже на территории самого пансионата. Мудрость его устроителей – а это было частное заведение – впечатлила еще до попадания на территорию. Я имею в виду ограду, которая была выполнена в виде крепостной стены с башенками и воротами. Крепость выглядела скорее игрушечной, чем настоящей, наверное, для того, чтобы не было сходства с тюрьмой. Машину нам пришлось оставить перед воротами и топать в крепость ножками. Комната для посетителей была уставлена творениями местных Самоделкиных и увешена картинами местных художников. Пока мы осматривали экспонаты, в комнате появился молодой человек, представившийся воспитателем Сергея. Он мягко пожурил нас за несвоевременный приезд. Теперь нам придется подождать, пока у воспитанников не наступит свободное время. А пока молодой человек готов с радостью ответить на все наши вопросы, касающиеся пансионата, и, будь на то наша воля, стать гидом в небольшой экскурсии по местным достопримечательностям. Мы любезно приняли оба предложения, но только после приема у ректора. Ректор производил правильное для такого заведения впечатление: этакий полупрофессор-полуминистр. Я был представлен как поверенный госпожи Вяземской в вопросах касающихся пребывания в пансионате ее сына, после чего скоренько покинул кабинет, оставив Катю и ректора наедине с их общими проблемами. Присев рядом с маявшимся в приемной воспитателем я учинил ему допрос касательно пребывания Сергея в пансионате. Малый держался молодцом. О воспитаннике отзывался исключительно положительно. И только когда я его уж очень сильно допек, обмолвился, что проблемы есть у всех, но таких, которые бы не поддавались решению, у воспитанника Вяземского к счастью нет. Я снова открыл, было, рот, но тут же его затворил: из кабинета вышла Екатерина. Слегка увядший от общения со мной воспитатель вновь расцвел и немедленно продекламировал Кате хвалебную оду ее изумительному ребенку. В отличие от меня, Катя осталась весьма довольна услышанным – спасибо, в ладоши не захлопала. Бросив на меня победный взгляд, воспитатель предложил перейти к экскурсии. И начал он ее с извинений. Хождение по территории родственников воспитанников во все дни, за исключением второй половины дня субботы, не приветствуется. Исключение делается лишь для зоны отдыха, куда мы с Сережей в дальнейшем и проследуем. Но не стоит огорчаться. Не имея возможности походить по городку, мы можем осмотреть его сверху. Для этого на вышке торчащей ("торчащей" это мое слово) над административным корпусом оборудована смотровая площадка. О лестнице, похожей на ту, что ведет на вершину маяка, я мечтал зря. Если таковая и была, то не для дорогих гостей – лифт доставил нас на площадку. Небольшенькая, но симпатичная стекляшка. Не так уж и высоко над землей, зато панорамный обзор. А гид уже просит обратить внимание. Что там у него на первое? Жилая зона. Симпатичные двухэтажные коттеджи. А чуть подальше что – казарма? Для кадетов? Каких еще кадетов? Вон оно что… После седьмого класса воспитанники продолжают обучение на выбор: кадетский корпус или один из двух колледжей с гуманитарным либо техническим уклоном. Учебная зона с прекрасно оборудованными классами и кабинетами. Ну-ну… поверим на слово. Куда это гид потащил Катю? Подводит к телескопу – на площадке и телескоп есть! Предлагает найти сына среди вышедших на перемену школьников. А ведь нашла и радуется как ребенок. Спортгородок впечатляет. Крытые и закрытые площадки, корты и манежи. Говоришь бассейны? Странно если бы их не было. И каток крытый? Это уже роскошь. Что и манеж? А лошади откуда? Конюшня в поселке… понятно: ездить на лошадях можно, а навоз нюхать… Что? Утрирую? Ну, извините – увлекся. В наказание небольшая лекция о правилах общения воспитанников и обслуживающего персонала. Контакт воспитанников с техническим персоналом и охраной минимизирован. Даже кухня вынесена за территорию. Общение только с преподавателями. А что – разумно. Породистых щенков полагается выращивать в особых условиях. Господи, Вяземский, откуда столько цинизма? Самому в детстве такое не выпало? И что – обзавидовался? Ну вот, пропустил часть рассказа. Там зона отдыха – понятно… За разговорами и смотринами время пролетело незаметно и мать, наконец, смогла обнять сына. Теперь мы спускались к озеру, которое на поверку оказалось вовсе не озером. Средних размеров пруд абсолютно не мешал окружающей природе. Мы присели на скамью. Катя ворковала с сыном, а я с удовольствием дышал свежим воздухом, изредка принимая участие в разговоре. Потом было прощание, конечно, не без женских слез и, подозреваю, не без детских тоже. Впрочем, слез Сережи я не видел, поэтому утверждать не берусь. На следующий день я стоял на открытой террасе аэропорта, обращенной в сторону летного поля, и смотрел, как лайнер отрывается от земли и уносит в неведомую для меня даль мою нечаянную жену. Известие о моем уходе на пенсию распространилось со скоростью телефонного разговора. – Какая пенсия? – удивлялся мой шеф и вроде как даже друг Коля Прялкин. – Тебе лет-то сколько? – Пенсию я, Николай Маркович, заслужил еще в прошлом году в благодарность за непосильный и тяжкий труд. – Это как, досрочно что ли? Так бы и говорил. Что-то я не припомню, чтобы ты про это рассказывал. – А я не припомню, чтобы ты про это спрашивал. Шеф поморщился. – Тебя хрен переговоришь. Ладно. Почему сразу не вышел, чего год тянул? – Не хотел, – совершенно искренне ответил я. – А теперь чего, захотел? Ты же еще молодой, на тебе пахать можно. – В обед расскажу. – Чего? – не понял начальник. – В обеденный перерыв, говорю, расскажу, а вернее, покажу. – Ладно, интриган, до обеда я потерплю, иди, работай. Как только стрелки на часах достигли нужного положения, оба враз, я и мой заинтригованный начальник покинули здание и прошли на служебную стоянку. При виде автомобиля, который откликнулся на мой призыв, Николай вначале открыл рот, потом закрыл и надолго. Лишь за обедом, которым я угостил его в дорогом ресторане, Коля немного разговорился, но отвечал в основном односложно и невпопад. Уже выйдя из машины по возвращении на службу, шеф задал вполне осмысленный вопрос: – Это всерьез и надолго? Я только кивнул головой. – Тогда, конечно. – Николай повернулся ко мне спиной и, не оборачиваясь, направился к входу в здание. В этот миг я испытал чувство глубокого удовлетворения. Мой час, хоть и с запозданием, но пришел. Я никогда не любил толкотни ни в житейском смысле, ни в плане карьеры. Наступать одной ногой на пятки впередиидущему, а второй лягать под коленку идущего сзади было не в моих правилах. В бытность молодым специалистом я наивно полагал, что карьера зависит исключительно от знаний и навыков. Тем более, что поначалу так оно и было. Вскоре, наивность прошла, а принципы остались. Издавать сигнал "я свой" я так и не научился. Потому и проработал много лет в вечных замах. А началось все с того, что под моим первым шефом зашаталось кресло. Сверху намекнули: подтолкни товарища и сядешь на его место. Куда там. Не только не подтолкнул, но, даже, поддержал. Коллектив мною гордился. А что проку? Начальника все равно сняли, а на его место посадили не меня. Новый шеф, который обскакал меня по служебной лестнице, даже извинялся передо мной тет-а-тет, мол, если бы я поступил так же как ты, то нашли бы еще кого-нибудь. Года три назад шеф пошел на повышение и на его место поставили Николая. Коля пришел к нам с институтской скамьи и вырос на моих глазах. Сразу после назначения он вызвал меня в кабинет. Разговор получился прямым, неприятным и начался со слов Николая: – Я прекрасно понимаю, что ты лучшая кандидатура на этот пост, чем я. Скажу честно: я отказывался, но мне прямо сказали, что тебе начальником не быть при любом раскладе. Еще мне посоветовали избавиться от тебя. Я не хочу этого делать, потому что ты мне нужен как специалист и как друг. Ответь мне, но только честно, могу я на тебя рассчитывать? – После этих слов Николай посмотрел на меня в упор. Я не отвел глаз и грустно усмехнувшись, ответил: – Начальники по-своему правы, да и поезд мой ушел. Поэтому можешь на меня положиться. Так началась наша странная дружба. Мы и далеко не разбегались и близко не сходились. И радовался я сегодня вовсе не тому, что как-то отомстил Николаю, но тому, что он признал: я его все-таки обошел. Пока оформлялась пенсия, жизнь моя не спеша перетекала в новое русло. И начал я с того, что восстановил нормальные отношения с родными мне людьми. Рейтинг ненароком обиженных мною родственников возглавляла Ирина – моя бывшая жена и нынешняя любовница. Когда-то мы сошлись на почве внутренней неустроенности: отчаявшийся девственник и брошенная жена с ребенком на руках. Это был брак по расчету и взаимной симпатии. Я расстался с девственностью и обзавелся семьей. Ирина восстановила статус замужней женщины. Вместе мы прожили шестнадцать лет. Начали с того, что скоренько обзавелись дочерью, чем увеличили семью до четырех человек. До поры до времени совместная жизнь катилась по относительно гладкой дороге. Потом асфальт кончился, начались ямы да ухабы. Закончилось все в канаве, откуда выбирались уже порознь. Оглядывая со своей нынешней колокольни то недалекое, в общем-то, прошлое, я думаю, что наш брак был скорее случаен, чем закономерен. Он был сшит обоюдной тревогой перед грядущей тогда эпохой перемен. Пройти в одной связке лихие перестроечные и постперестроечные годы оказалось легче для нас обоих. Я мотался по командировкам, зарабатывал деньги. С женой виделся нечасто. Мы просто не успевали примелькаться друг другу, что зачастую лишь укрепляет семейные узы. Постепенно жизнь в стране вошла в новое русло. Я осел в конторе. Денег стало чуть меньше, зато я постоянно был дома. Ирина, наоборот, обрела крылья. В ней открылся коммерческий дар. Она быстро упорхнула за облака, откуда стала неодобрительно поглядывать на подпрыгивающего над землей мужа-лузера. Узелок, которым мы когда-то связали нашу общую веревочку, развязался, а завязать новый мы так и не удосужились. Но вот что интересно: семейные узы оказались намного прочнее брачных. И приемный сын, и родная дочь категорически отказались разрывать со мной отношения. Ирина, встретив такое мощное сопротивление, была вынуждена уступить, и семья осталась в целости, хотя и разбрелась по разным квартирам. А потом пришел черед воссоединиться и нам с Ириной, теперь уже на иной почве. Как сговорившись, мы так и не обзавелись новыми сексуальными партнерами. Стоит ли удивляться, что вскоре, исключительно здоровья для, мы вновь оказались в одной постели, уже в качестве любовников. Теперь я нарушил негласное соглашение, что и заставило близких сурово насупить брови. Каков должен быть первый шаг для восстановления отношений с близким человеком? Надо уговорить его тебя выслушать. Как уговорить выслушать тебя женщину, если она бизнес-вумен? Надо сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Предпринимателя средней руки Ирину Вяземскую – не стала менять фамилию, звучная фамилия! – я, не от своего, разумеется, имени, пригласил в ресторан обсудить за обедом очень выгодное для ее бизнеса предложение. Столик на двоих накрыт по высшему разряду. Я до поры затаился в сторонке. Вот она вошла в зал. Все еще чертовски привлекательна! Метрдотель ведет ее к столику. Садится. В некотором недоумении оглядывает стол. Замечает перед собой коробочку. Колеблется. Ну же, давай, открывай! Не устояла, заглянула одним глазком и замерла. Время! Подхожу и сажусь напротив. Быстро захлопывает коробочку и поднимает взор. – Ты?! Сейчас главное чтобы не встала и не ушла. Быстро произношу: – Я. И у меня действительно есть для тебя деловое предложение. В этой фразе ключевое слово "деловое". На бизнесменов действует безотказно. Колеблется. Надо усилить. – В конце концов, ты ничего не потеряешь, если меня выслушаешь. Здесь ключевым является слово "терять". Бизнесмен не любит терять. Остается. Но все еще на взводе. – Слушаю тебя. Сказала, как курок взвела – сухо и по-деловому. Начинаю торопливо, но без суеты излагать историю моей фиктивной женитьбы опуская наиболее интимные места. По мере исповеди настроение моей визави меняется в благоприятном для меня направлении. Все, рассказ окончен. Уходить не собирается, но все еще сердится. – Мог бы известить заранее, до того как согласился. Ну, все понятно. Часто обижает не сам факт, а то, как нас перед ним ставят. Пробую оправдаться. – И как ты себе это представляешь? Решать надо было там, на месте. И что я мог сделать, сообщить тебе всю эту байду по телефону? – Ну, хотя бы. Прекрасно понимает, что говорит ерунду, но надо ведь последнее слово оставить за собой. Разумнее ей в этом уступить. Оценила, улыбнулась и расслабилась. Стучит ногтем по коробочке. – Это что? – Мой подарок, в знак уважения и любви. Вижу, что довольна, но укусит больно. – Дорогой подарок. Впрочем, твои услуги тоже щедро оплачены. Неприятно, но терпимо. Вечером, когда ее голова уютно расположилась на моем плече, произношу, как бы вслух размышляю: – Надо будет еще с Антоном и Настей поговорить… – О чем? – лениво интересуется Ирина. – Ну, как о чем? Они ведь тоже на меня обижены. – Ой, я тебя умоляю. Впрочем… Ты когда навещаешь Сережу? – В эту субботу. – Забери его с собой – их ведь на выходные, наверное, отпускают? – и вези к нам на обед. Я приглашу Настю и Антона. Там с ними и помиришься и познакомишь с новым родственником. Хоть и колючая, но родная. Как хорошо, что она у меня есть. – На обед не получится. До обеда он еще учится. – Вези на ужин. Он ведь все равно у тебя на воскресенье останется? – Скорее всего. По крайней мере, я планирую именно так. – Вот и славно. Вот и договорились. Через пять минут Ирина уже вовсю сопит, а я еще долго пялюсь в темноту. Ведя машину, я слушаю сидящего рядом Сережу. Парень в отличном настроении и оживленно делится впечатлениями от недавно закончившегося званого ужина. Я поддакиваю ему, как могу, и тихо радуюсь нашей общей удаче. В какую сторону распрямится зажатая пружина предсказать не трудно. А как поведет себя зажатый человек после того как раскрепостится? Это вопрос… Когда мы с Сережей приехали в гости к Ирине там находились уже и Настя, и Антон. Вначале, мы все были слегка зажаты новизной ситуации, но раскрепостились быстро и, слава богу, в одном направлении. Ужин, подразумевающий не столько поглощение пищи, сколько непринужденную беседу был оценен мной на пять баллов. Сережа обрел в лице Антона, Насти и Ирины новых друзей, а я успел переговорить с детьми. По ходу мне не пришлось даже оправдываться. Как я понимаю, за меня это сделала Ирина. К началу встречи Настя и Антон были настроены на самую позитивную волну. Это означало, что тогда в ресторане мне удалось одним выстрелом перестрелять всех зайцев. Ну, какой я, право, молодец! Во время разговора Антон сказал одну фразу, которая мне потом часто вспоминалась. Он сказал: "Старх… – он никогда не называл меня отцом а, повзрослев, стал называть именно так – Старх, хочу тебя поздравить, тебе удалось угадать пять номеров из шести". Я сразу понял, что он имеет в виду и весело переспросил: "Почему пять, а не шесть из шести?". И тогда мой приемный сын с легкой грустинкой в голосе сказал: "За шестым номером, боюсь, тебе придется еще побегать". Не думаю, что он тогда понимал, насколько точно предсказал мое ближайшее будущее… Слух о том, что Вяземский, оказывается, не так-то прост, как о нем полагалось думать, дошел-таки до ушей высокого начальства. Иначе чем объяснить пышные проводы на пенсию коими я был удостоен? Если бы каждая хвалебная речь, произнесенная сегодня в мой адрес не заканчивалась здравицей, вполне резонно было подумать, что я умер. Вершиной моего запоздалого триумфа стало сообщение о присвоении мне звания Засраба (Заслуженного работника) той отрасли, где я столько лет безуспешно таранил лбом стену. Господи, откуда во мне столько желчи? Или это шальные деньги способствуют ее усиленному выделению? Надо срочно тормозить, пока не захлебнулся. И чего это я, в самом деле? Ну не двигали меня по служебной лестнице, зато как специалиста всегда ценили и не уставали это подчеркивать. Да и представление на "Заслуженного" наверняка оформили задолго до моего нечаянного обогащения. А то, что Указ подоспел как раз к проводинам, так это уж точно счастливая случайность – и такое, представьте, бывает! Мог, кстати, и припоздать. Так что кончай, Старх, смотреть на мир глазами старого циника, расслабься и принимай заслуженные поздравления без сомнения в их искренности. Банкетный зал оказался достаточно прямоугольным, чтобы вместить весь зоопарк. Нет, я нисколько не ерничаю, называя этим словом родной, безо всяких кавычек, коллектив. Скорее, добродушно подшучиваю. Не с моей легкой руки это слово прозвучало впервые, прижилось и уже много лет произносилось от случая к случаю не всегда шепотом, но по разным поводам. Не мне, стало быть, выводить его из обихода, тем более, что произнес я его – заметьте, про себя! – очевидно, в последний раз. Никакого фуршета. Нормальное русское застолье. Столы заставлены разномастными бутылками и столь же разномастными закусками. И никаких там суши-пуши – все привычное понятное знакомое. Хотя вру. Попадаются и затейливые штучки. Я съел парочку – ничего, вкусно. Есть ли на столе лобстеры? Знать бы, на что они похожи, чтобы проверить, но надеюсь, что нет. А вот бутерброды с красной икрой есть точно. Да не отдергивай ты руку. Ну и что, что последний? Еще принесут. Что хотите про меня думайте, но я был рад тому, что удалось уйти красиво и не вбухать в эту красоту все сбережения, а то и банковскую ссуду. Эх, Катя, Катя, женушка моя нечаянная. Не знаю, во что ты меня втравила, но сейчас я тебе искренне благодарен. Будь здорова! Почему вдруг кольнуло сердце, откуда налетела тревога? Но уж точно не из Рагвая. С Катей я разговаривал буквально вчера. Она была бодра, хотя и не весела – так она всегда такая. По обыкновению больше спрашивала, чем рассказывала о своем. В основном конечно о Сереже – но это и понятно. Что же не так? Или все-таки Катя? Обещала сегодня позвонить, может я в замоте не услышал? Пропущенных звонков нет. Мало ли какая может быть причина. А кошки скребутся. Брысь! Тем более вот он звонок. – Я говорю с Аристархом Игоревичем Вяземским? Голос женский, но это не Катя… Кошки совсем распоясались. – Да, это я. – Здравствуйте, Старх, это Светлана Фернандес подруга Кати… Старх, Катя погибла. Весь хмель разом вон из головы. Взамен лед прозрачный и звенящий. Говорить не могу, челюсти свело. Видимо на том конце разговора это поняли. – Ее убили… Старх, вы нужны здесь, срочно нужны! Говорю и сам удивляюсь спокойствию своего голоса: – Я вас понял, Светлана, вылечу, как только смогу. Только скажите, куда? – Идите в рагвайское посольство. Там спросите господина Рамоса. Он объяснит вам маршрут и поможет с визой. Когда оформите вылет сообщите Рамосу координаты рейса. На месте вас встретят. И умоляю, поторопитесь! – Хорошо, Светлана, я понял. До скорой встречи. Цвета потускнели. Звуки обтекают голову. Знакомые, увы, ощущения. Так бывает всякий раз, когда узнаю об очередной потере. Сознание пытается отгородиться от мира, остаться наедине с горем. Трясу головой. Сейчас не время. Эти люди вокруг – они здесь ради меня. Они ни в чем не виноваты. Они хотят уйти домой довольными и веселыми, и они таковыми уйдут, чего бы мне это ни стоило. Тем более, уже почти ночь. Мудрить начну с утра, а пока, как сумею, подыграю гостям… "Так вы, Аристарх Вяземский, никогда не купались ночью? И не хотите составить мне компанию? Жаль…". Катя идет к воде, как есть в сарафане. Я хочу пойти за ней, но ноги словно приросли к месту. Хочу ее окликнуть, но издаю лишь какой-то невнятный писк. А она уже в воде и уходит все дальше и дальше пока очередная волна не накрывает ее с головой. Тихо и темно. Не сразу соображаю, что это я только что проснулся среди ночи в своей московской квартире. Спустя мгновение, чужая смерть лишь свистом косы, но очень больно, полосует по сердцу. Прости меня, Катя, за то, что не пошел с тобой на войну. За то, что остался дома присматривать за дитем. А ты полезла в драку и тебя убили. Думала ли ты о том, что я могу и не откликнуться на призыв, который от твоего имени передала мне Светлана? Надеюсь, что нет. Не знаю как, но ты угадала главное – я своих слов назад не беру. Я полечу на край света, чтобы узнать и как смогу исполнить твою волю – будь покойна! В иллюминатор лучше не смотреть: вверху небо без облаков, внизу океан без краёв. До этого была пересадка в Лондоне с московского рейса на рейс в Сан-Паулу. Это где-то в Бразилии – нет? Без разницы. Там всего лишь очередная пересадка на самолет до столицы Рагвая. О Кате стараюсь не думать. Господи, да кому я вру?! Только о ней и думаю, с той самой минуты, как услышал в трубке голос Светланы. Другое дело, загнал эмоции в дальнюю клетку и запер там до времени. Оставил только ноющую боль в груди, она мне все равно не подчинна: пришла без спросу и уйдет когда пожелает. Коли не сам, то и не поверил бы: с делами поперед отъезда справился за один день. Весьма помог Рамос с оформлением визы и путевыми советами. Хотя, было видно, что делает он это исключительно долга ради, без охоты, да мне-то в том какая печаль? Главное, что еще до вечера я отзвонился Рамосу касательно полета, заказал такси в аэропорт к ночному рейсу на Лондон, после чего позвонил Ирине. – Привет, солнышко! – Привет, Старх! У тебя что-то случилось? – С чего ты взяла? – Голос у тебя какой-то не такой. Разве? Хотя она конечно права: с чего ему быть таким? – Ира, я сегодня ночью улетаю в Рагвай. Молчит. Переваривает услышанное. – Катя погибла. Мой голос предательски дрогнул, а та сторона откликнулась криком умирающей чайки: – Как?! Не уверен, что еще в каком-нибудь языке есть столь многогранный отклик на ошеломляющее известие. Это и "как же так?", и "как это случилось?", и "горе-то какое!", и много еще чего. Я из всего предложенного многообразия выбрал одно. – Не знаю. Потому и лечу, чтобы во всем разобраться. В возникшей паузе легко читался незаданный вопрос. Отвечу как есть: – Конечно, помчался бы! – Ты о чем? – Ты ведь думаешь, помчался бы я на край света, случись что с тобой – нет? – Нет… То есть да… Старх, не надо читать мысли. Значит, все-таки угадал, хотя, в данном случае, это было совсем не трудно. – Хорошо, не буду. А попросить тебя присмотреть за Сергеем можно? – Конечно, о чем ты говоришь! Искренность в ее голосе – бальзам моей душе. Все сделает как надо. Теперь за Сергея можно не волноваться. Без внимания его не оставят. – Ребятам о случившемся сообщи сама и насчет Сергея тоже. Моя просьба и их касается. – Все сделаю, не беспокойся. – Уже перестал. Из пансионата Сергея с вами, конечно, не отпустят, но на территории пообщаться дадут. И не говорите никому о смерти Кати, ни Сергею, ни руководству пансионата. Насчет денег… – Забудь! Мы с ребятами, слава богу, не бедные. Вот и все. Можно собирать чемоданы. – Спасибо, солнышко, до встречи, целую! – И я тебя. Береги себя, Старх. Почти сутки в воздухе. Никогда не считал себя слабаком, а тут, подиш ты, подустал изрядно. Нет худа без добра – я не про Катю, я про усталость – посмотрю, как она выглядит обратная сторона Земли. По аэропортам шиш что определишь: та же хрень, что и по нашу сторону экватора. Хочется на улицу. Покидаю зону контроля и устремляюсь к толпе встречающих. Насчет толпы я, пожалуй, загнул. Стоят несколько господ и чинно ожидают своей порции прилетевших. Среди них одна одиноко стоящая дама. Не знаю, почему, но стрелка внутреннего компаса сразу указала на нее. Не спеша приближаюсь, краем глаза отслеживая обстановку: вдруг не она, вдруг кто другой? Под легким деловым костюмом изящество фигуры не скроешь, и под темными очками в пол лица красоты не спрячешь. Делает шаг навстречу, руку протягивает по-мужски. – Здравствуйте, Старх! Осторожно пожимаю протянутую длань и так, на всякий случай, отмечаю: ладошка-то крепкая. – Здравствуйте, Светлана! – Это все ваши вещи? – кивает на пристроившийся за мной чемодан на колесиках. – Все. – Тогда пошли. – Поворачивается и направляется, надо полагать, в сторону выхода. Я и чемодан следуем за ней. В такой последовательности мы вскоре дотопали до авто. Хорошая тачка. Представительский седан в комплекте с шофером. Располагаемся с комфортом: я и Светлана на заднем сидении, чемодан в багажнике. – Сейчас едем в гостиницу, я там сняла для вас номер. Завтра утром выезжаем в Рансьон. – Как скажите. – Возможно, ответ излишне лаконичен, но что я могу к нему добавить? Хотел было спросить, что есть Рансьон, но вовремя вспомнил, что в этом городе жила Катя. Жила… Приутихшая было боль вновь сдавила грудь. Говорить о пустяках не хочется. Говорить о важном моя спутница считает несвоевременным, иначе, почему она тоже молчит? От нечего делать сморю в окно. Город как город… хотя появись я в нем при других обстоятельствах, может, считал бы иначе. И номер в гостинице как номер. И не угодишь на меня никак. Так никто вроде и не пытается, да и я здесь не за тем. Время позднее… может сходить поужинать? Стук в дверь. Открываю. Это ужин сам ко мне пришел. Официант вкатывает столик на колесиках, следом в номер входит Светлана. Стою в сторонке – чего путаться под ногами? Столик к дивану, халдею чаевые, судя по его довольному лицу щедрые, мне улыбка. – Вы не возражаете? – кивает на столик. А если возражу то что, укатишь? Но говорю, конечно, иное: – Не возражаю. Спасибо за заботу и… сколько я вам должен за ужин и гостиницу? Опускается в кресло, небрежным жестом отмахивается от моего вопроса. – Не сейчас. У нас еще столько общих дел впереди. Покончим со всеми, тогда и посчитаемся. А вот это уже интересно. Какие такие у нас общие дела? В мысли врывается слегка насмешливый голосок: – Так и будете стоять? Присаживайтесь, в ногах правды нет. Спохватываюсь и прикасаюсь к дивану тем местом, где, по мнению моей гостьи, правды предостаточно. Беру со столика бутылку, разливаю по бокалам вино, предлагаю: – Пьем не чокаясь. Разливаю по второй. – А теперь можно и за знакомство. Не знаю, как еда на вкус, но пахнет аппетитно. Хм-м… Да и на вкус ничего. В отличие от меня, Светлана клюет как птичка, и как она же щебечет. Слушаю внимательно. Отбрасываю лишнее и уже известное остальное впитываю как губка. Кончили синхронно, я – есть и слушать, она – говорить. Промокаю салфеткой губы. – Спасибо за ужин. Все было очень вкусно. Смотрю на гостью. Кивает головой в ответ на благодарность, но явно ждет еще чего-то. Не сегодня. – Извините, Светлана, но сейчас я к разговору не готов. Мне надо обдумать услышанное. Понимающе кивает головой, встает. – Спокойной ночи, Страх. – Спокойной ночи, Светлана. С чего бы ему быть – покою-то? Кто это сказал: "Покой нам только снится!"? Тютчев – нет? Нет, это сказал Блок. Насколько это действует в отношении меня, узнаю, когда засну. А пока воссоединю то, что узнал от Светланы с тем, что знал до этого. Выходит, конечно, хреново, но не до такой степени, чтобы убивать. Эрго: либо Светлана что-то от меня скрыла, либо сама не все знает. А не попробовать ли мне заснуть? Смотри-ка ты, получилось… Никакой покой мне, конечно, не приснился, но, все равно, с утра чувствовал я себя значительно лучше, чем прошедшим днем. Когда мы вновь расположились на заднем сидении, Светлана, одним лишь движением изящного пальчика, создала между нами и водилой преграду в виде стеклянной перегородки. Ну и правильно: парню надо за дорогой следить, а не чужие разговоры слушать. Ну-с, пожалуй, начнем! – Светлана, вы, давеча, говорили, что Рансьон отсюда километрах в трехстах. Полагаю, этот монстр нас часа за четыре домчит – нет? – Нет, часов за пять с небольшим. – Что так? – Тут не везде асфальт. Нам треть пути по грунтовке пылить. Чудеса, да и только! Стоило лететь на край света, чтобы наступить на те же грабли – это я про вторую российскую беду. Мысль показалась мне настолько удачной, что я неприминул поделиться ей со Светланой. Моя спутница грустно усмехнулась: – Дороги здесь пусть и не везде асфальтированные, зато достаточно ровные. На них хоть и не разгонишься, но и колдобины пересчитывать не приходится. – Видимо заметив на моем челе тень разочарования, Светлана поспешила меня успокоить: – Зато тут первой беды с избытком. – Дураков что ли? – догадался я. – Их родимых… Сказано это было с такой глубокой интонацией, что у меня невольно вырвалось: – Эк они вас достали. – Да меня тут все достало! – всплеск энергии едва не отбросил меня к дверке салона. – Никак не могу избавиться от ощущения, что хожу вниз головой. Постоянно юбку придержать хочется. Вы знаете, Старх, а у нас тут сейчас весна! В сентябре – весна. Господи, зачем мне в сентябре нужна весна? Мне листики опавшие поворошить хочется, тонкими льдинками с утра похрустеть. Старх, голубчик, как я соскучилась по снегу! Наш человек! Даром что метиска, а разошлась во всю ширь русской души. Осторожно вставляю: – А тут что, зимы совсем нет? – В нашем понимании нет. Что-то вроде ранней осени плавно переходящей в позднюю весну. Мы уже за городом. Слева показалась и ушла в сторону довольно широкая река. Серая нитка шоссе вытягивается вдоль равнины, изредка огибая поросшие лесом холмы. И деревья на холмах, и сами холмы, и кусты по обе стороны дороги – все не наше, непривычное взгляду. Моя спутница все еще изливает душу, а вот это как раз по-нашему. – … Мужнина родня, аристократы хреновы, меня в упор видеть не желают. Пока был жив Фил, мне на это было наплевать. Да мне и сейчас наплевать, но без близкого человека рядом все одно погано. Одна была радость – Катюшка, да и ту вчера схоронила… Светлана замолкла, горестно поджав губы, но за платком не полезла, видимо, плакать не собиралась. Характер у девочки твердый. Впрочем, учитывая ее прошлое, это и не удивительно. – Света, хочу спросить о похоронах: почему все сделали так поспешно? Светлана пожала плечами. – Так причин затягивать не было. Люська с живой-то Катей последнее время еле-еле под одной крышей уживалась, а с мертвой-то и подавно. А о вашем приезде кроме меня никто не знает. Да я вам вчера рассказывала… Действительно рассказывала. Мой приезд был целиком на совести Светланы. Она одна знала о замужестве Кати, и она же исполнила ее, заготовленную на такой случай, волю. Светин муж – царствие ему небесное! – долгое время занимал ответственный пост в правительстве Рагвая. Женившись на Светлане, он был вынужден подать в отставку, но нужные связи, понятно, сохранились. Ими и воспользовалась Светлана для того чтобы как можно быстрее доставить меня в Рагвай. Без особой охоты, но ей помогли. Мой приезд для здешней Катиной родни точно будет неприятным сюрпризом, на что мне было чихать с самой высокой березы – или что тут у них вместо нее растет? Те же мысли, видимо, бродили и в голове Светланы, которая, в отличие от меня, их озвучила с нескрываемым злорадством в голосе: – Сегодняшнее зачтение завещания кому-то очень сильно икнется. Ну да я вам говорила… – Нет, об этом вы мне не говорили, – забеспокоился я. – А мы успеем? – Да ну? – удивилась Светлана. – Нет, не может быть… а впрочем, не важно. Успеем, конечно, успеем. И доехать успеем, и привести себя в порядок успеем, и даже пообедать успеем. А на "ты" так и вовсе перейдем прямо сейчас. Ты не против? – На "ты" так на "ты", – согласился я. – И вот что я хочу у тебя спросить: кто есть жених Люсии? – Ты совсем ничего не помнишь? – удивилась Светлана. – Если ты о нашей вчерашней беседе, то я помню все. И то, что Люсия прямо в День рождения была помолвлена и, то, что свадьбу назначили на 9 октября за день до вскрытия ларца. Но кто он этот жених? – Я ведь тебе говорила и про жениха, и про завещание, – продолжает упрямиться Светлана. – Почему я тогда ничего этого не помню? А если даже и так? Повторить, надеюсь, язык не отвалится? Ну вот, нагрубил девушке. Впрочем, должок она вернула быстро. – Представь себе – нет. Повторяю для тех, кто находился в танке… Язва. – … Женихом Люськи является некто Серж Одоецкий, мальчик из хорошей русской семьи. Его предки эмигрировали в Рагвай в одно время с Вяземскими. – Они его по имени подбирали? – полюбопытствовал я. – Как? – переспросила Светлана. – Ах ты, черт. А мы с Катькой не придали этому значения. А что… очень может быть. Правда, он Николаевич, а не Сергеевич. – Так видно Сергеевичей не сыскалось, – поделился я мыслью. – Вполне вероятно, – Катя посмотрела на меня. – Ты считаешь, что это важно? – Не думаю. Скорее, нет. Скорее, это просто совпадение. – Так чего ж ты? – Светлана была само негодование. – А я че, я ниче, я так, для разговору. Света обижено фыркнула и отвернулась. Я воспользовался моментом и задремал. Проснулся я сразу после съезда на грунтовку. Дорога действительно была хорошо укатана, но все одно не асфальт, и машину таки слегка потряхивало. Скорость заметно упала – скорее, чтобы не сильно пылить. Светлана сидела уже совершенно не обиженная, но задумчивая. Думаю, не будет большого греха в том, что я тоже немного поразмышляю. Смерть моей нечаянной жены трудно назвать обычной. Катя ночью упала с лестницы и свернула шею. Это мог быть как классический несчастный случай, так и столь же классическое убийство. Полицейское расследование остановилось на первом варианте, Светлана настаивала на втором. О несчастном случае размышлять было нечего – горько конечно, но c"est la vie. Версия убийства – а я согласен со Светланой – натыкается минимум на два взаимосвязанных вопроса: "зачем?" и "кто?". Вчера вечером Света выложила мне такие подробности из Катиной жизни, которые значительно расширили круг подозреваемых. Оказывается, Катя и Света были компаньонками. Дело им досталось по наследству от мужей. Когда-то давно местный аристократ и бизнесмен Хосе Гонсалес Кардосо предложил своему другу, чиновнику высокого ранга Филиппе Родригесу Фернандесу, совместное вложение капитала. Идея предприятия принадлежала еще одному их другу, Сергею Сергеевичу Вяземскому, которому эмигрантское происхождение не позволяло самостоятельно поднять проект. Приятели быстро пришли к соглашению. Чистую прибыль было решено делить поровну. Хосе и Сергей занялись воплощением идеи в жизнь, а Филиппе лоббировал интересы компаньонов в эшелонах власти. Дело оказалось выгодным и стало приносить друзьям солидный доход. Несколько лет назад на доходное предприятие положил глаз местный мафиози по прозвищу Удав. Дело дошло до вооруженной стычки, в которой Сергей убил родного брата Удава. Вскоре Сергей погиб в автомобильной катастрофе. Филиппе приложил максимум усилий для того чтобы упечь Удава за решетку. Не за убийство Сергея. Причастность Удава к его смерти доказать так и не удалось. Но и других грехов набралось на солидный срок. Полтора года назад Удав умер в тюрьме. А вскоре, в автокатастрофе, как две капли воды похожей на ту, в которой погиб муж Кати, погибает Филиппе. Виновником смерти Светиного мужа многие считают подросшего сына Удава, но, как и в первом случае, доказать ничего не удается. Сейчас Хосе в одиночку управляет предприятием, отстегивая положенную долю вдовам погибших друзей. На какую войну поехала Катя, оставив на мое попечение сына, так и остается загадкой. И если ее убили, то это мог сделать и кто-то из ее здешней родни, и кто-то из банды сына Удава и, наконец, кто-то третий мотивов которого я не знаю. Мои неутешительные размышления прервал Светин голос: – А вот и наш Рансьон! Действительно, машина катила по улице застроенной преимущественно частными домами. Вскоре мы остановились возле солидного трехэтажного особняка. – Приехали, – сказала Светлана, – добро пожаловать в мою избушку на курьих ножках! Я вылез из машины и ухмыльнулся. Этот дом настолько был похож на дом Бабы Яги, насколько доставивший нас лимузин был похож на помело. А Светка-то у нас кокетка… В комнате, где должно состояться оглашение завещания, я появился один и загодя. Пристроился на стуле в уголке и стал наблюдать за прибывающими, пытаясь на основе Катиных и Светиных рассказов определить, кто есть кто. Вот этот высокий моложавый брюнет, наверное, господин Кардосо. А вот и Светлана. Раскланивается с компаньоном мужа, на меня и не глядит. Так и было задумано. Вяземские вошли в комнату втроем: опрятный и седовласый Михаил Сергеевич – дядя покойного мужа Кати, чопорная и столь же седая Антонина Петровна – жена Михаила Сергеевича, их старший сын Николай Михайлович. Подошли еще несколько человек, о которых я ничего не знал. Последней в комнате появилась Люсия под руку с молодым человеком. Так вот ты какой, Серж Одоецкий. Ровно в назначенный час в комнате появился нотариус. Завещание было предельно кратким: "Все свое имущество завещаю моему мужу Вяземскому Аристарху Игоревичу". Взоры присутствующих немедленно обратились ко мне. Я поднялся с места и одним кивком головы раскланялся со всеми присутствующими разом, подтверждая, таким образом, правильность их догадки. Если я и ожидал каких-то негодующих возгласов, то напрасно. Народ в комнате подобрался на редкость воспитанный. Все встали со своих мест и направились к двери. Были, правда, еще и взгляды, но ими-то дырку во мне не провертишь. Вскоре в комнате остались лишь я да нотариус. Пришла пора улаживать формальности. На улице я появился уже в статусе полноправного наследника. Ко мне тут же подошел господин Кардосо в сопровождении Светланы, которая нас друг другу и представила. Закрепив знакомство рукопожатием, мы, по предложению Хосе, направились в ресторан, где был уже заказан столик. За обедом о делах не говорили, негласно согласившись на обычную светскую беседу. Разговаривали по-английски, отдельные фразы вставляли на русском и испанском языках. И все бы ничего, да только я все время чувствовал на себе чей-то изучающий взгляд, а может даже и не один. Распрощавшись с Кардосо, мы со Светой заехали в банк, где Катя абонировала ячейку. Почти не глядя, я сложил содержимое ячейки в кейс, и лишь оказавшись в отведенной мне комнате в доме Светланы, решил рассмотреть все подробно. Две объемные пачки денег. Одна в североамериканских рублях другая, надо полагать, в местной валюте. Шкатулка с драгоценностями. Никогда ничего не понимал в этих бабских штучках. Настоящие ли они? Хотя, кто будет хранить в банке бижутерию? Ладно, деньги и шкатулку в сторону. Теперь папка с бумагами. Раскрываю. Сверху лежит конверт надписанный по-русски: "Старху". Достаю лист бумаги, читаю: "Милый, милый Старх!… – Черт, комок подкатил к горлу, перед глазами пелена. Беру себя в руки и продолжаю читать: -… Ты представить себе не можешь, как я хочу, чтобы ты никогда не прочел этих строк, а чтобы я сама все тебе рассказала. Старх, сейчас мне по-настоящему страшно. Сегодня я сделала свой ход и тем самым либо вытащила счастливый билет, либо подписала себе смертный приговор. Обидно, но я даже не знаю, кто может стать моим палачом. Нет – не так. Имя исполнителя меня не интересует, а вот имя заказчика мне хотелось бы знать. Кузен Николя? Сынок Удава? Оба вместе? Нет, не знаю. Но если ты читаешь это письмо, значит, мне не поверили, посчитали, что я блефую и на всякий случай убили. Поэтому ты здесь. Прости меня за это, я правда не хотела. Старх я не прошу тебя мстить. Более того, я прошу тебя этого не делать. Если и с тобой что случится, то Сереженька останется на этом свете совсем один. Прими наследство. Я все отписала тебе. Знаю, что ты Сережу не обидишь. Хотя, он и так уже обеспечен. Я об этом позаботилась. Поэтому половина того, что осталось – твоя, и не вздумай отказываться. С наследством Вяземских поступи по своему разумению. С меня довольно того, что именно ты вскроешь ларец. Сережино обеспечение находится в конверте с надписью "Сереже". Конверт не запечатан. Ты вправе знать, что там находится. Просмотри его содержимое и запечатай сам. Отдашь его Сереже в день, когда ему исполнится восемнадцать лет. Остальные бумаги поступают в твое владение. Советую всю недвижимость и акции предприятия, совладелицей которого я являюсь,… извини,… ты являешься, продать Хосе Кардосо. Он нормальный мужик заплатит по-честному. Посоветуй Светке сделать то же самое. Думаю, что ее и уговаривать-то не придется. И бегите из этой страны домой, в Россию. О делах вроде все. Теперь о том, почему мой выбор пал именно на тебя. Ты правильно догадался: это не было случайностью. Тебя мне наворожили или нагадали – не знаю как правильно. Короче, когда встал вопрос о выборе фиктивного – извини за это слово – мужа, то я решила обратиться к одной здешней ведьме. В переводе на русский язык ее пророчество звучит следующим образом: "Твой – то есть мой – суженый живет в краю твоих предков. Встретишь его на берегу теплого моря в городе находящимся под знаком колец, в месте, охраняемом самым крупным зверем северного неба. Ты узнаешь его по голосу, и будет он одного роду с твоим покойным мужем". Мы со Светкой поняли это пророчество так: край предков – Россия, теплое море – Черное, Город под знаком колец – Сочи. Со зверем пришлось повозиться. То, что это медведица мы поняли быстро, а вот какое отношение она имеет к городу – только тогда, когда просмотрели список всех отелей и курортов. Ты уже догадался? Глупый вопрос: как ты мог забыть название санатория, где мы с тобой встретились. Когда я услышала твой голос в караоке-шоу, то почему-то необычайно разволновалась. А когда назвали твою фамилию, то все встало на свои места. Вяземский вполне мог быть дальним родственником Сергея. И хотя ты этого не подтвердил, но так ли ты в этом уверен? Вот и все. Остальное узнаешь от Светланы. Прощай. Уже видимо бывшая, твоя жена Катя". В предоставленной мне комнате есть сейф. Складываю туда содержимое кейса, запираю сейф и иду на балкон. Гляжу в ночное небо, усыпанное небесными светлячками, и впервые реально ощущаю себя на обратной стороне Земли. Звезды не складываются ни в одно знакомое созвездие. Что я помню о небе Южного полушария? Южный Крест вот, пожалуй, и все. Пробую его отыскать. Вожу по небу глазами туда-сюда, аж притомился, а толку чуть. Вон три довольно яркие звезды и две потусклее образуют, вроде как, крест. Вроде оно, а вроде и нет. И спросить некого, один я на балконе. Ладно, будет мне еще гид, а лучше гидша, по местному ночному небу. А и не будет – не помру. С этими мыслями я вернулся в комнату, чтобы найти до утра упокоение меж легким одеялом и свежей накрахмаленной простыней. Проснулся я рано и до завтрака успел ознакомиться с остальными бумагами. Первым было содержимое конверта с надписью "Сереже". Пароли, явки, счета… Солидный куш, если учитывать, что пребывание Сережи в пансионате оплачивается исключительно из набегающих процентов. Всем этим заправляет солидная европейская адвокатская контора. Ее гонорар оплачивается из тех же процентов. Складываю бумаги в конверт, отодвигаю в сторону пока незапечатанным. Следующий конверт – молодец все по полочкам разложила! – хранит бумаги, подтверждающие мои права на ведение дел Сергея до его совершеннолетия. Там же реквизиты счета, открытого на мое имя, на сто пятьдесят тысяч евро. Это, надо думать, вторая часть марлезонского балета. Первая была в Москве после нашей с Катей брачной ночи. Все оставшиеся бумаги касаются имущества в пределах Рагвая. Дарственная на мое имя на половину дома… Дарственная на автомобиль… А вот и акции совместного предприятия. Ого! Не хило. Даже если выручить за них половину истиной стоимости, то Сергей становится вдвое богаче, а я, стало быть, поднимаюсь до его теперешнего уровня. Запечатываю первый и второй конверты. Сегодня же отправлю их международной почтой в Москву Ирине. Пусть хранит бандероль до моего возвращения. Отлично, к завтраку поспел. Света уже в столовой. Приветствуем друг друга улыбками и приступаем к трапезе. Вкусно. Сытно. Полезно. Желудок приступает к усвоению полученного материала, а нам можно расслабиться и поболтать. Увы! – поболтать не получается. Разговор сугубо о делах. …– Сейчас едем осматривать дом, Люську я уже предупредила. – Светлана вопросительно смотрит на меня. – Или у тебя появились возражения? – Возражений нет, есть поправка. Сначала заедем на почту, надо отправить бандероль в Москву. У вас это как? – Без проблем. Старх… – ее интонация заставляет насторожиться, – что ты намерен делать дальше? От нее мне скрывать нечего, поэтому говорю без обиняков: – Через три дня вскрываю ларец. Дальше по обстоятельствам. Скорее всего, буду действовать по заранее намеченному плану. Вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака письмо Кати и протягиваю ей. Глазки блестят, губки кривятся, но читает внимательно. Возвращает письмо, глубоко вздыхает, промокает платочком глаза. – Ах, Катюха, Катюха… – Смотрит на меня в упор. – Ты сказал, что намерен действовать по предложенному Катей плану. В письме говорится и обо мне. Означает ли это, что ты намерен предложить мне уехать с тобой? Витиевато сказано. А я витийствовать не намерен. Скажу просто: – Считай, что уже предложил. Ты согласна? – Да, да, да, тысячу раз да! Однако, крепко ее подперло. Сколько эмоций. – Хватит и одного "да". Но в этом случае тебе надо готовиться. – А я уже давно готовлюсь. Все что могла перевести за границу уже в европейских банках. С остальным поступлю так же, как и ты с Катиным имуществом. Кстати, ты в Москву документы отправляешь? Чего уж там: сказал "а" говори "б". – Да. – Старх, а нельзя ли вмести с твоими отправить и мои бумаги? – Отчего нет, если доверяешь. – Я тебя умоляю… Нашу беседу прерывает горничная с телефоном в руках. Света ждет, но горничная подходит ко мне. – Это вас. Опа-на,… похоже, день начинается с сюрпризов. – Слушаю. – Аристарх Вяземский? – Голос в трубке принадлежит немолодому мужчине. – Да, это я. – Вас беспокоит Михаил Сергеевич Вяземский. Нам необходимо увидеться. Кому это нам? У меня пока что такой потребности не возникло. Держу паузу. Есть, конечно, кое-какие сомнения, но предложение разумнее принять. – Хорошо. Где и когда? – Сегодня в два часа дня. В том же ресторанчике где вы обедали с господином Кардосо. Не зря мне казалось, что за мной следят. – В два могу не успеть, у меня дела. – Тогда в пять. К пяти успеете? – Хорошо, в пять я буду. Пошли гудки. Никакого тебе "до свидания". Впрочем, "здравствуйте", кажется, тоже не было? Пересказываю Светлане разговор. Морщит лобик, потом говорит: – Предупрежу Хосе, пусть он тебя подстрахует. Катин дом очень похож на дом Светланы и по размерам, и по замыслу архитектора. Осматриваю Катины комнаты. По совету Светланы отбираю некоторые вещи. Набралось три огромных чемодана. Спускаемся вниз. В холле нас ждет Люсия, рядом с ней Серж – или все-таки Сергей? Впервые имею возможность рассмотреть падчерицу Кати как следует. Молода, стройна, красива. Излишне бледна, но это, наверное, от волнения. – Здравствуйте, Аристарх Игоревич, здравствуйте, тетя Света… – Голос слегка дрожит. Серж здоровается с нами наклоном головы. – Здравствуйте, Люсия, здравствуйте, Серж. – Света здоровается тем же способом что и жених Люсии. – Аристарх Игоревич, мне надо с вами поговорить… Люсия выжидательно смотрит на Светлану. Та подхватывает чемодан и со словами: "Я жду тебя в машине" направляется к выходу. Серж подхватывает оставшиеся вещи и спешит за ней. Люсия жестом указывает мне на кресло. Жду, пока сядет она, потом сажусь сам. – Аристарх Игоревич… Неожиданно из глаз Люсии брызжут слезы. Она закрывает лицо руками. Рыданий почти не слышно, лишь плечи девушки слегка подрагивают. Не знаю что предпринять: начать успокаивать, предложить воды – а где она тут у них вода? Пока мечусь в принятии решения, все успокаивается. Гроза обернулась легким дождичком. Люсия уже вновь смотрит на меня, смущенно улыбаясь. Знает ли она, что такой улыбкой может растрогать любого мужчину? – Извините дядя, Старх – можно я буду называть вас так? Ну, как такой откажешь? Бормочу что-то невразумительное, что она видимо, принимает за согласие, впрочем, таковым это бормотание и является. – Дядя Старх, я очень рада, что вы появились. Нет, правда. После смерти мамы-Кати – я ее в детстве так называла – со мной твориться что-то неладное. Чувствую себя кругом виноватой. Вы наверняка уже знаете, что мы в последние годы не очень ладили. Нет, это я с ней не ладила. Дядюшки и тетушки постарались. Я ведь ее и вправду стала ненавидеть. А как увидела лежащую у лестницы, – это ведь я ее первая обнаружила – словно пелена с души упала. Кинулась к ней, тормошу, а она не откликается. И тень за окном. Я ее ясно видела. Может это был убийца? Поделилась своим горем с Сержем. – Значит все-таки Серж. – Он парень хороший, даром что зануда. Стали мы думать, как от вскрытия ларца отвертеться, чтобы не подыгрывать убийцам, а тут вы. Теперь я спокойна. Все пройдет так, как хотела мама-Катя. Может теперь ее душа меня простит, как вы думаете? Я заглянул в ее глаза. Нет, так притворяться невозможно. Девочка искренне верит в то, что говорит. Имею ли я право говорить от имени Кати? Не знаю, но Люсию надо обнадежить. – Я думаю, что она тебя уже простила. Снова блеск в глазах, но в этот раз обошлось без осадков. – Спасибо вам и передайте брату моему кровному Сереженьке, что я его люблю и прошу у него прощения, хотя с ним мы вроде и ладили. – Обязательно передам. Я поднялся с кресла, улыбкой попрощался с Люсией и направился к двери, откуда мне на смену уже торопился Серж. – Аж слеза прошибла! – Светлана с удивлением и восторгом слушала мой рассказ. – Ай да Катюха, воспитала-таки девчонку! Ну, раз уж ты ее от имени Кати простил… Нет, – пресекла она мою попытку оправдаться, – ты поступил верно. И раз Катя ее простила, то уж мне сам Бог велел. И пусть падет на Люську великое всепрощение! А что до ее слов о тени за окном… Ты знаешь о том, что в ночь, когда погибла Катя, из дома пропала женщина? Этого я не знал. – Что за женщина? – Странная личность. Все звали ее Мария. В дом ее привела Катя примерно за год до гибели Сергея. Где и как они познакомились, я толком не знаю. Катя не любила говорить на эту тему, а Мария была малообщительна. В доме Кати она поначалу исполняла роль экономки. После гибели Сергея стала чем-то вроде компаньонки. А после рождения Сереженьки стала еще и его нянькой. Полицию ее пропажа почему-то не заинтересовала. – Думаешь, она причастна к убийству Кати? – спросил я. – Нет. Я думаю, что она могла видеть убийцу, и тот увел ее с собой. – Если ты права, то Марии тоже нет в живых… Михаил Сергеевич сидел за тем же столиком где я вчера обедал с Хосе. На столе стояла бутылка с водой и два стакана. Видимо, обедом меня угощать не собирались. Оно и к лучшему. Ужинать с врагом, куда ни шло, но обедать надо исключительно с друзьями. Пока я располагался за столом, Михаил Сергеевич сидел, молча следя за моими действиями ничего не выражающим взглядом. Приветствовать друг друга ни я, ни он попыток не предприняли. – Посмотрите на эту фотографию, – Михаил Сергеевич положил передо мной пожелтевший от времени снимок. Трое мужчин, облаченные в форму офицеров царской армии. Двое мне были незнакомы, а вот третий… Это был сюрприз. – Вы кого-то узнали? – голос моего визави звучал резко и настойчиво. Стараясь говорить спокойно, я ответил: – Да, в центре сидит мой дед Александр Сергеевич Вяземский. – Я так и знал… – Михаил Сергеевич откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Мизансцена хотя и показалась мне выдернутой из какого-то спектакля, но при сложившемся раскладе меня устраивала. Мне тоже надо было привести мысли в порядок. Деда я узнал сразу, потому что дома у меня хранится фотография, где он пребывает в той же позе, но в другом окружении и в форме командира Красной Армии. О том, что дед был царским офицером, мне до сего момента известно не было. Интересно, а кто двое других изображенных на фотографии офицеров? Как бы откликаясь на мой мысленный вопрос, Михаил Сергеевич открыл глаза и произнес: – Справа на снимке мой дед Сергей Сергеевич Вяземский, а слева его брат Михаил Сергеевич. Ни хрена себе! Это что же получается? Слова не успели сорваться с губ, Михаил Сергеевич меня опередил. – Сергей Сергеевич Вяземский бежал из России в 1920 году. Михаил Сергеевич погиб в начале того же года в бою под Иркутском. Их старший брат еще в 1917 году примкнул к большевикам. Его имя предано в семье Вяземских забвению. – Михаил Сергеевич тяжело поднялся с места. – Более жестоко она нам отомстить не могла. – Не глядя на меня, он направился к выходу. – Страх, ты где? – голос Светланы вывел меня из забытья. Она сидела на том месте, которое недавно покинул Михаил Сергеевич, и тревожно смотрела на меня. – Что тут произошло? Я пересказываю ей весь монолог Михаила Сергеевича. – Ни фига себе! Получается, ты нелюбимый родственник этих наших Вяземских? Вот это Катюха им врезала! – Ты думаешь, она знала? – спросил я. – Знала? – переспросила Светлана. – Нет, не думаю. Если кто и знал, так это ведьма, которая ей тебя нагадала. – С ней можно увидеться? – Я понятия не имею где ее искать, – пожала плечами Света, – да и зачем тебе это? Действительно – зачем? Что это, по сути, меняет? Родню я все равно не обрел – они меня и знать не желают. Зато право на открытие ларца, видимо, укрепил. Следующее утро началось в доме Светланы с визита Люсии и Сержа. По вполне понятным причинам прием им был оказан самый дружеский. Засиживаться, однако, ребята не стали, сославшись на занятость, и вскоре откланялись, вручив нам приглашения на свадьбу. …– Старх, ты точно сбрендил, – голос Светланы звенит от возмущения. – Мало того, что ты решил подарить Люське на свадьбу дом и машину, – это нормально с этим я согласна – так ты еще и шкатулку с драгоценностями к ним присовокупить хочешь! – Что не так? – вяло отбиваюсь я. – А то, что драгоценности было бы правильным поделить на три части: Сереже тебе и Люське. – Насчет Сережи ты, пожалуй, права, – согласился я. – Память о матери. Об этом я как-то не подумал. А мне-то зачем? Я бабских цацек не ношу. – Ты не носишь, женщины твои носят: Ирина и Настя. – Если они узнают, откуда цацки, то не возьмут, – отверг я ее идею. – Ты думаешь? – усомнилась Света. – Хотя, может и не возьмут. Русские бабы – они гордые. Так ты им не говори откуда – подари так, молча. – Молча, я не могу, – твердо ответил я. – Ах, какие мы правильные, – с сарказмом произнесла Светлана. – Хрен с тобой, поделю на две части. – На три, – поправил ее я. – Чего натереть? – не поняла она. – На три части, говорю, дели. – Все-таки передумал? – Нет, одна треть тебе. Светлана с благодарностью посмотрела на меня, но от предложения все-таки отказалась: – Я так тоже не могу. – А говорила, что я один тут правильный, – подколол ее я. – Но хоть что-то на память возьми. – Что-то и на память возьму, – согласилась Светлана. Она вывалила из шкатулки драгоценности, выбрала пару каких-то бирюлек. – Вот это – ты не против? – Я же уже сказал. – Ладно. Остальное делим пополам. Ее пополам оказалось явно в пользу Сергея, но я уже устал спорить. – Хорошо, это я дарю Люсии, и положи все в шкатулку. Светлана хотела было возразить, но передумала. – Ладно, пусть будут в шкатулке. Наше появление на свадебной церемонии было встречено по-разному. Люсия и Серж были искренне рады. Хосе тоже не воздержался от дружеского приветствия. Остальные гости остались нейтральны за исключением Вяземских, которые не стали скрывать своего неодобрения. Когда дело дошло до вручения подарков, я передал молодым уже переписанные документы на дом и машину, что было встречено гулом одобрения. – И еще одно, – произнес я, стараясь говорить так, чтобы меня слышали только Люсия и Серж. – Это тебе от мамы-Кати. Люсия сразу же узнала шкатулку, заглянув внутрь, узнала и драгоценности, после чего обняла меня и прошептала на ухо: – Спасибо, дядя Старх. И вовсе не за драгоценности. Ты понимаешь? Я понимал. Помимо меня и сотрудника банка при вскрытии ларца присутствовали нотариус и Михаил Сергеевич. На присутствии последнего настоял я. И вот наступил момент, которого потомки Сергея Сергеевича Вяземского ждали девяносто лет. Нотариус торжественно вручил мне ключ от ларца. Я аккуратно вставил его в скважину и осторожно повернул. Крышка откинулась, я выложил на всеобщее обозрение лежащие в шкатулке вещи. Внушительный православный крест-мощевик, православная же икона в дорогом окладе, бумаги, бумаги, бумаги… Не знаю, как Михаил Сергеевич, но я был глубоко разочарован. И вот из-за этого погибла Катя? Я попросил нотариуса составить подробную опись всех вещей и бумаг в двух экземплярах, после чего сложил все обратно в ларец, который закрыл ключом. Вручил одну опись родственнику и покинул помещение. Совершенно опустошенные смотрели мы со Светланой на содержимое ларца. Бумаги были внимательно прочитаны и, по нашему разумению, имели ценность разве что для семейного архива. Крест, икона и сам ларец были тщательно изучены на предмет обнаружения тайников. Ларец и икона были без подвоха. В кресте тайник имелся – но пустой. – Что ты собираешься со всем этим делать? – Голос у Светланы был тусклым. Она, как и я, считала теперь гибель Кати совершенно бессмысленной. – Поступлю, как завещано. – Среди бумаг нашлось обращение первого владельца ларца к тому, кто его откроет: "Ты вскрыл ларец, тебе и нести находящийся в нем крест". – Крест и бумаги оставлю себе, икону отдам Вяземским, ларец подарю Люсии под безделушки. – Наверное, так и надо поступить, – кивнула головой Светлана. На следующий день я собрал всех заинтересованных лиц и распорядился наследством Вяземских, как и наметил. Помимо иконы я передал Михаилу Сергеевичу копии всех документов из ларца. И на этот раз "спасибо" я все-таки услышал. Мы сидели в гостиной просторного дома Кардосы, куда прибыли по настоятельной просьбе хозяина. Хосе не скрывал волнения и сразу перешел к делу: – Вам, Старх, грозит серьезная опасность. – Но откуда? – удивился я. – Вяземские, вроде, остались довольны разделом наследства. – Михаил Сергеевич – да, а вот Николай Михайлович – нет. Вкупе с сынком покойного Удава он вознамерился отобрать у вас крест любой ценой. В своем последнем письме Катя просила меня не объявлять войну ее убийцам. Я был готов исполнить эту просьбу. Но как мне поступить, если войну объявят мне, об этом в письме ничего сказано не было. Во второй раз стоишь ты Старх перед подобным выбором. Хотя нет, пожалуй, в первый. Какой выбор был у молоденького сержанта Вяземского, когда он на призыв "добровольцы, шаг вперед!" шагнул прямо в горячую точку? – никакого и не было. А теперь есть, но я опять делаю шаг вперед. – Так вы не намерены добровольно расстаться с крестом? – спросил Хосе, видимо уже прочтя ответ на моем лице. – Нет, не намерен, – отрицательно помотал я головой. – Тогда у вас только одно решение: нанести упреждающий удар и уносить ноги. А что? Вполне грамотное решение. Но сначала хотелось бы услышать подробности от того, кто его внес. Видимо, Хосе угадал направление моих мыслей, и не стал ходить вокруг да около. – Вы устраняете сына Удава, я помогаю вам бежать из страны. Деловой мужик этот Кардосо. И задачи поставил и роли распределил. Сейчас еще обоснует верность своего плана и все окончательно встанет по местам. – Я не хочу быть причастным напрямую к убийству главы местной мафии. Иначе кровь будет литься и дальше. А так я сумею поладить с новым боссом. Кто из вас больше подходит на роль исполнителя? Вопрос он адресовал явно Светлане, видимо зная о ее прошлом. Но ответ он получит от меня: – Я. У меня есть боевой опыт. Похоже, я удивил их обоих. Сначала успокаиваю Светлану. Говорю ей адрес горячей точки, и она тут же понимающе кивает головой. Заметив это, перестает сомневаться и Хосе. Он легонько хлопает ладонью по коленке. – Пусть будет так. С составлением плана операции и вооружением я помогу. Сейчас поговорим о делах финансовых. Недвижимость госпожи Фернандес я покупаю за назначенную ей цену. Что касается акций, то могу предложить за них пятьдесят восемь процентов от их реальной стоимости. Тридцать процентов готов перевести на указанные вами счета сразу после подписания бумаг, остальные деньги лягут на те же счета в течение года. Кроме этого я беру на себя финансовое обеспечение вашего побега. Переглядываюсь со Светланой. Она чуть заметно кивает головой. – Хорошо, мы согласны. – Отлично. Займемся договорами? Нотариус уже ждет. Обедали мы дома (Дома – это в доме Светланы). Ели без вкуса – вовсе не из-за плохо приготовленной еды. Просто тревожные мысли подавляли ощущения. Послеобеденный разговор в моей комнате начали с расстановки точек. Я сказал: – Светлана, если я правильно понял Хосе, тебе непосредственная опасность не угрожает? Может нам стоит разделиться? Она ответила: – Такая опасность может возникнуть после того, как ты разделаешься с Удавчиком. Можно, конечно, попробовать покинуть Рагвай до того как… – Именно это я и имел в виду, – встрял я. – … Не перебивай. Но этого мне, скорее всего, сделать не дадут. Думаю, что мафиози плевать на крест. Он подписался на это дело исключительно из-за денег – твоих и моих. – Пожалуй, ты права, – вынужден был согласить я после некоторого раздумья. – А раз так, то Хосе прав: только устранив Удавчика, мы имеем шанс вырваться на волю. – Ох уж мне этот Хосе. Все-то он предусмотрел… – Подозреваешь его в двурушничестве? Напрасно. Хосе парень правильный. Но нам с тобой не кум, не сват и даже не друг. Сергею и Филу был другом, а нам нет. И чего ж ты от него хочешь? А действительно: чего я от него хочу? Если все сделает, как договорено, и на том спасибо. Битый час мы с Хосе ломаем голову над планом ликвидации Удавчика. Грамотно стережется, подлец. Подходы к дому тщательно охраняются. Покидает дом только под усиленной охраной. Поди, возьми его за рупь за двадцать. А брать я его должен в одиночку и так, чтобы потом подозрение пало на меня. Уложиться надо в четыре дня. Этот срок мы определили сами, чтобы скорректировать планы Удавчика относительно меня. Грамотно пущенный слушок уже поведал заинтересованной стороне, что Вяземский и Фернандес намерены попытаться покинуть страну в понедельник через южную границу на автомобиле. Вот на этом маршруте он нас и будет подстерегать. А на ближайшие три дня мы приглашены в загородную резиденцию Кардосо на шашлык-машлык. Мы продолжали искать варианты, устроив нечто вроде викторины в надежде, что либо вопрос, либо ответ даст нам хоть какую-нибудь зацепку. Нужный вопрос был по счету тридцать каким-то и задал его я: – А что любит делать мафиози по вечерам? – Сидит на открытой веранде и дышит кислородом. Я посмотрел на Хосе вопросительно. – Что? – не сразу понял он. – Нет, не годится. Веранда выходит во внутренний двор. Черт, опять мимо. Хотя… – И что ее ниоткуда не видно? – Веранду? – Ну да. – Видно с одного холма. – Хосе рукой погасил мой вопрос. – Это очень далеко. Из винтовки не возьмешь. – А с помощью телескопа? – ??? – С помощью телескопа увидеть веранду можно? – Думаю да, – пожал плечами Хосе. – Съездим, посмотрим? – Хорошо, давай съездим, – Хосе посмотрел на часы. – Поужинаем и поедем. А что, есть план? – Пока не знаю, – уклонился я от ответа. Вот она веранда, а вот и Удавчик. Прав Хосе: с такого расстояния из винтовки его не снимешь. Да еще при таком ветре. Ветер… – Хосе, а ветер каждый вечер дует в эту сторону? – В это время года обычно да, а что? – Мотодельтаплан у вас раздобыть можно? – А что это? – Тот же дельтаплан только с мотором. Хосе посмотрел на меня странным взглядом, ничего переспрашивать не стал, отошел в сторону и заговорил по мобильнику. Ко мне подошел с довольным видом. – Есть тут любители. Можно позаимствовать у них вроде как на прокат. – Отлично! Тогда план таков. Я на дельтаплане подлетаю к дому мафиози, когда он кайфует на веранде, отключаю мотор и планирую прямо во внутренний двор. Не приземляясь, поражаю цель, включаю мотор и улетаю. Хосе недоверчиво посмотрел на меня. – И ты все это сможешь проделать? – В организации, где я до недавнего времени работал, есть секция любителей экстрима, так мы там и не такое проделывали, без убийства, конечно. Идея пришлась Хосе по вкусу. Детали мы обсудили, вернувшись к нему домой. Вскоре план был согласован, хотя Хосе все-таки смущал тип выбранного оружия. По сценарию оно должно быть легким и со слабой отдачей. Хосе настаивал на автомате. Я предложил арбалет. – Даже если ты отличный стрелок, то надеяться на один выстрел очень рискованно, – увещевал меня Хосе. – Автомат дает слишком большое рассеивание. Да и отдача у него сильнее, чем у арбалета. А для пущей верности я после выстрела брошу на веранду гранату. На том и порешили. В пятницу мы со Светланой заехали в оружейный салон, где она приобрела арбалет. После этого побывали в клубе дельтапланеристов, откуда выехали с погруженным на прицеп мотодельтапланом. Два дня я демонстративно летал поблизости от загородного дома Хосе, а после обеда в воскресенье мы со Светланой распрощались с гостеприимным хозяином. Все шло, как и было задумано. На подлете к дому Удавчика я заглушил и так не сильно шумный мотор и стал планировать. Над внутренним двором я оказался, находясь чуть выше веранды, на которой сидел мафиози. Меня он не заметил, поскольку был увлечен разговором с сидящей рядом женщиной. О гранате нечего было и думать. Но я не сомневался, что попаду, и она просто не понадобится. И попал. Стрела вошла точно в левую сторону груди Удавчика. Шум запускаемого мотора смешался с воплем женщины. А потом все потонуло в еще большем шуме. Сброшенные мной шумовые гранаты и дымовые шашки отвлекли охрану от моей скромной персоны. Приземлился я в назначенном месте, где меня уже ждала Светлана. Там же стоял прицеп, но машина была другая. Оставив дельтаплан рядом с прицепом, мы поехали на запад. В то же время, на автомобиле Светланы, очень похожие на нас мужчина и женщина отчаянно пылили в сторону автострады, ведущей к южной границе Рагвая. Стрелок неторопливо наблюдал за автострадой. В бинокль были отчетливо видны даже номера проезжавших в обе стороны машин. Впрочем, таковых в это время суток было немного. Но вот на шоссе наметилось нечто любопытное. Два автомобиля на высокой скорости приближались к месту засады. Стрелок отложил бинокль и взял в руки винтовку. Теперь он видел машины через оптический прицел. Первую пропустил, а второй всадил пулю в правое переднее колесо. Машину развернуло боком, и следующая пуля попала в бензобак. Взрыв не оставил никаких шансов ни самой машине ни находящимся в ней людям. Стрелок сделал несколько снимков на камеру мобильника и покинул позицию. Спустя несколько минут первая машина остановилась у пограничного поста. Проверявший документы пограничник обратился к пассажирам с вопросом, указывая на далекий столб дыма. – Не знаете, что там произошло? – Где? – Женщина, очень похожая на Светлану Фернандес, повернулась в указанную сторону. – Боже, да там авария! Но мы ничего не видели. Это наверное уже после того, как мы проехали. Еще через сутки та же женщина стояла на палубе судна покидающего порт соседней с Рагваем страны. За отплытием судна следили два солидных сеньора. Когда судно вышло из акватории порта и взяло курс в океан, один из господ обратился к другому: – Вы согласны с тем, что условия сделки выполнены? – Безусловно. Вот оставшаяся сумма. Из рук в руки перекочевал солидный пакет. Еще через час у мужчины, принявшего пакет с деньгами, зазвонил телефон. Звонок шел из Рагвая. Выслушав собеседника, мужчина сказал в трубку: – Мы ждали до последнего, но ваши люди не прибыли. Другой договоренности, кроме как следить, между нами не было. Час назад они покинули страну. Его собеседник в Рансьоне отключил телефон. Что ж, это был последний промах покойника. Пора забыть об этом деле и приступать к приемке хлопотного хозяйства. Мы добирались сюда весь остаток ночи, которой я застрелил Удавчика, и все следующее утро. Как правильно это назвать: охотничий домик, бунгало? Одноэтажное сооружение с плоской крышей, состоящее из двух комнат, кухни и притороченной к ним огромной веранды теоретически можно назвать и так и так. Вяземский, а тебе не все равно, как называется эта приютившая тебя хибара? А и, правда! Тем более, что есть тут вещи и поинтереснее. Например, окружающая природа. Что вокруг, степь? Нет не степь: холмисто больно, да и растительности многовато. Кусты какие-то растут, а неподалеку есть пальмовая рощица. Пальмовая рощица! Куда меня занесло? Есть, конечно, всему этому научное название, только я его не помню. Лучше надо было географию в школе учить. А не слишком ли это самокритично? То, что заплутал в определениях между "саванной" и "прерией", еще не означает, что я совсем ничего не помню из школьного курса географии. Про то, что здесь в октябре весна, я знал еще до прилета в Рагвай. Хотя, по моим понятиям, здесь сейчас самое настоящее лето. Не припекает, конечно, но греет основательно. Плетусь на веранду, хватаю первый попавшийся шезлонг и волоку его в тень одиноко стоящего дерева. Не успеваю толком задремать, как обнаруживаю рядом чье-то присутствие. Лениво приоткрываю один глаз и тут же оба нараспашку. Чуть в стороне Светлана устанавливает шезлонг, но только не в тени, а на солнышке. Тонкая тряпочка, именуемая сарафаном, просвечивает насквозь. Взгляд уже не оторвать. Все, что могу себе позволить, так это убрать довольное выражение с лица. По устоявшейся мужской привычке начинаю, уж было, взглядом раздевать прелестницу. Не потребовалось. Легкое движение рук и тряпочка спархивает с восхитительного тела. На нем остаются лишь две полоски материи, из-под которых потаенная плоть отчаянно рвется наружу. Ни тени смущения. Лишь насмешливый взгляд в мою сторону и столь же насмешливая речь: – Плохо позавтракали, Старх? Решили полакомиться еще и несчастной девушкой? Отнекиваться не вижу смысла, лучше контратакую: – Спасибо за идею. И если девушка не против… Думал хоть тут смутиться. Не на ту напал! – Бог с вами, Старх! Мы же друзья. Неужели вы и впрямь так мечтаете меня изнасиловать? Эту игру пора прекращать. Здесь я дилетант, а профи она. – Это вы чересчур размечтались, барышня! Стараюсь придать голосу нужную степень раздражения. Для большей убедительности поворачиваюсь к ней спиной. Похоже, прокатило. Голосок совсем покаянный. – Ну, не сердись, Старх, я же пошутила. Резко возвращаюсь в исходное положение. – Я тоже пошутил. Предлагаю объявить ничью и закрыть тему. Лучше скажи: ты радио не пробовала слушать? Голос опять насмешливый, но уже по другому поводу: – Послушала бы, кабы оно было. – Хочешь сказать, что в твоей машине нет радио? – У меня в машине, – подчеркивает "у меня", – радио есть, а в той, на которой мы сюда приехали, – нет. Воистину приехали. Эка досада. Некоторое время поддерживаем режим молчания. Потом Светлана просит: – Старх, расскажи о себе. Биографией моей интересуетесь, девушка? Да на здоровье, у меня секретов нет. – Будь по-твоему, золотая рыбка. Родился, учился, я, с твоего позволения, пропущу, там ничего интересного нет. Интересное началось после того, как меня отчислили со второго курса института. – За неуспеваемость? – невинным голоском спрашивает Светлана. – Официально – да. А на деле… Начистил я рыло одному преподу – очень он любил девчонок лапать. А когда добрался до моей симпатии, я и не удержался. Бил я его аккуратно и без свидетелей. С этой стороны обошлось без шума. А вот экзамен он у меня так и не принял. И пошел я на два года сапоги стаптывать. Первый год ничего, а в начале второго года службы построили нас на плацу, и замполит полка прочел проникновенную лекцию на тему любви к Родине, которой очень досаждают нехорошие ребята. В конце, призвал он нас добровольно вступиться за поруганную честь Отчизны-матушки. Когда прозвучала команда "шаг вперед!" весь строй шагнул, ну и я вместе со всеми. – А отказаться было нельзя? – спросила Светлана. – А ты сама много отказывалась? – вопросом на вопрос ответил я. – Ну, я все-таки была офицером… – Это, конечно, многое меняет. Нет, Света, в наше время нас воспитывали так, что отказаться мы не могли. Ну вот, шагнули мы, значит, все, а в горячую точку отправились немногие и я, в том числе… Ты извини, про тот период я тебе рассказывать не буду, не люблю. Вернулся живой и здоровый. В институте меня восстановили, как искупившего кровью… – Ты что, был ранен? – Бог миловал. Это я так, образно. После окончания института в поте лица трудился. Без отрыва от производства женился. Развелся. Состарился. Познакомился на курорте с Катей. И вот я здесь. Я замолк, ожидая вопросов. Но, толи их не было, толи Светлана решила приберечь их на потом. Ладно, коли молчишь ты, говорить буду я: – Алаверды, Светлана! Ответила не сразу, спрашивает очень осторожно: – Это, в смысле, теперь моя очередь заголяться? В ее положении последнее слово звучит особенно смешно. Не выдерживаю и фыркаю. – Заголена ты уже вполне достаточно. Расскажи о себе. Теперь до самой дошло, что сказала. Смеется, потом спрашивает: – Что бы ты хотел обо мне узнать? – Ну, например, как ты оказалась в чекистах? Светлана легонько вздыхает. – Честно говоря, по дури. Но это я потом поняла. А завербовали меня красиво на идейной романтике. Потом спецшкола. Сейчас могу сказать прямо: готовили из нас агентесс с блядским уклоном. Хотя постоянно призывали блюсти достоинство: "Проституткой женщина становится тогда, когда позволяет обращаться с собой, как с проституткой". После спецухи попали мы с подружкой Ленкой в рай земной на берегу ласкового моря. И жизнь поначалу тоже была райской. Командиры по отношению к нам вольностей себе не позволяли. В профессию вводили аккуратно без стресса. А когда начали подкладывать под клиентов, то сделали это заботливо с элементами романтики. Потом приехала с инспекцией одна высокопоставленная сволочь и порушила всю романтику к ядреней фене. Полковник был любителем блондинок, поэтому Ленку от него спрятали, а меня, черненькую, оставили, думали, обойдется. Не обошлось. Затребовал этот павиан меня в кабинет и без лишних слов завалил на стол… Голос Светланы даже сейчас звенел от злости. Я осторожно поинтересовался: – И что? – А ничего, – усмехнулась Светлана. – Применила я один нехитрый приемчик: полкан в отруб, а я за дверь. Там уже все наши мужики тусуются, за меня переживают. Начальник меня сразу в командировку отправил. Как потом полкан не бесился, не требовал моей крови, начальник меня не сдал. Сумел это дело как-то замять. А тут делегация из Рагвая подоспела. Меня включили в состав принимающей стороны. И тут выясняется, что я очень похожа на покойную жену Фила. Закрутился у нас роман, который закончился предложением руки и сердца со стороны господина Филиппе Родригеса Фернандеса. Не могу сказать, что я была влюблена. Но лучше любящий Филиппе, чем мстительный похотливый полковник. Так я стала госпожой Фернандес. Я задал вопрос, который мучил меня уже давно: – И как тебя Контора отпустила? Я не видел, как Светлана пожала плечами, но по ответу догадался, что она это сделала. – Сама в недоумении. До сих пор жду связника. – Это не он? – спросил я, указывая на приближающееся облачко пыли. Светлана взглянула в указанном направлении и вскинулась с шезлонга. – Давай, от греха, укроемся в сторонке. Зачем я на это согласился? Видимо, от безделья. Мы спрятались неподалеку от бунгало и следили за тем, как облачко пыли превратилось в облако, из которого, в конечном итоге, выпрыгнул джип и остановился возле дома. Из машины вылез незнакомый мужик. Светлана вышла из укрытия. – Пошли, это Альварес. – Какой такой Альверс? – спрашиваю на ходу. – Помощник Хосе. Точно – ты же с ним не знаком. Хосе предупреждал, что приедет именно он. Разве? Не помню… Подходим, здороваемся, заходим в дом. Садимся за стол и слушаем последние новости из Рансьона. Удавчика я убил – кто бы сомневался! Нас уже почти не ищут. Все уверены, что нам удалось покинуть континент. Полиция провела в доме Светланы обыск, но ничего не изъяла. Хосе предъявил права на дом и все находящееся в нем имущество. Чуть позже он отправит наши вещи контейнером. А нам пора уходить. Альварес переправит нас за границу. Уходить мы будем на север и по реке. Недоумеваю: – Почему по реке и тем более на север? Южная и восточная границы куда ближе. – На этих направлениях наиболее вероятна опасность опознания, – отвечает Альварес. – Опознание кого? – спрашиваю я. – Нас? Вы ведь только что сказали, что нас уже не ищут. – Я этого не говорил, – возражает Альварес. – Я сказал: почти не ищут. Активный поиск действительно прекращен, но ваши фото будут красоваться в людных местах еще долго. – А на северной границе их, значит, не будет? – пытаюсь язвить я. – Наверняка будут, – не смутившись, отвечает Альварес. – Но наша северная граница, – как бы это помягче сказать… – она отчасти прозрачная. Я проведу вас в обход постов. И насчет реки. Те, кто плывет на пароходе, никуда не торопятся, а значит, полицию мало интересуют. Ну вот, теперь все понятно. Идем собираться… Мы сидели на дебаркадере, ждали Альвареса и любовались сползанием солнца за деревья по ту сторону реки, когда из-за поворота показалось это чудо. Такие пароходики я видел только на картинках, да в старых американских фильмах. Хоть и довольно большой, но все равно как игрушечный, он шлепал по воде лопастями единственного колеса, расположенного на корме. Труба попыхивала дымом. А потом он загудел. Нет ничего приятнее для слуха, чем пароходный гудок. Теплоходы разговаривают не так солидно. У их гудка тембр скорее баритональный, а тут чистый бас. Музейный экспонат уже причалил к дебаркадеру. Началась обычная кутерьма: кто-то выходил, кто-то садился, чего-то заносили, а что-то выносили. Альварес появился минут за десять до отправления. Мы успели не только занять трехместную каюту, но и распаковать вещи, когда пароход вновь загудел – отваливаем, значит. На следующий день, с утра до обеда, я с упоением лазил по этому чуду, даже не прошлого – позапрошлого века. Скажете, загнул? Не без того. Лет семьдесят старику прибавил. Все здесь было старинное, латунное, деревянное. Сунулся на мостик – вежливо, но выпроводили. Полез в машинное отделение. Заметили не сразу, а когда заметили, то тоже попросили убраться. Долго стоял, смотрел, как крутится колесо. Со Светланой и Альваресом увиделся только за обедом. Спросил у провожатого, отчего он взял билет на этого мастодонта, если по реке плавают вполне современные теплоходы? Ответил – закачаешься: ему, видите ли, с детства мечталось прокатиться на таком пароходе. Если и соврал, то мне такое вранье по душе. Второй день плавания. Мимо проплывают все те же поросшие тропическим лесом берега. Смотрю я на эту разнозеленую вакханалию и вспоминаю наши российские реки. Сколько раз мечтал прокатиться вот так, неспешно, вдоль да по Волге аж до самой Астрахани, или по Оби от Новосибирска до Салехарда. Чтобы с танцами на палубе. С зелеными стоянками под шашлычок и водочку. С экскурсиями по городам большим и малым, знакомым и вовсе неведомым. Не сподобился. На "Ракетах", "Восходах", "Метеорах", "Зорях" плавал не раз, будучи в командировках. Но там берег несется вдоль борта, а не плывет степенно и величаво. Ирония судьбы: дома не случилось, а перемахнул на другую сторону "шарика" и, пожалуйста, плыву себе, да не на чем-нибудь, а на самом настоящем парахеде. Вечером на верхней палубе играла музыка. Аборигены зажигали в неистовом танце. Когда прискучило лицезреть изгибающиеся разгоряченные тела, я спустился вниз. Сквозь завесу ночи почти ничего не было видно. Но стоило фарватеру приблизиться к берегу, как в отблеске судовых огней проступили таинственные заросли, а в уши, перебивая доносящуюся сверху музыку, ворвался разноголосый птичий гвалт. Недолго музыка играла, недолго Вяземский скакал – то бишь наслаждался прелестям речного круиза. Когда наш пароходик в очередной раз предупреждающе рявкнул и пошлепал к очередной пристани, Альварес сказал: – Все, приплыли. – В смысле? – не сразу врубился я. – В смысле, выходить пора. Дальше плотина. С вещичками поднялись наверх. Действительно, ниже по течению отчетливо виднеется перекрывающая речку железобетонная перемычка. – А шлюзы тут, значит, строить не умеют? – поинтересовался я. Альварес от души рассмеялся. – Какие шлюзы? За плотиной водопад. Делать нечего, выгрузились. Альварес оставил нас с вещами на пристани, сам утопал в город. Стоим, ждем. Однако, ждать сидючи, да на сытый желудок куда как сподручнее. Прошли мы со Светой в ресторан. Столик выбрали на веранде с видом на реку. Ничего не скажу – красиво. Отобедали мы, значит, сидим, какую-то бурду через соломинку потягиваем. Подгребает Альварес. Подсаживается к нам, заказывает обед. – Сейчас пообедаю и пойдем. – Куда? – Спрашиваю скорее из вежливости, нежели из интереса. – Вон, видите мысок? – Альварес показывает рукой в сторону реки. – И что? – А то, что за мысом на той стороне реки уже другое государство. Если туда доберемся, считай, что границу перешли. – А там что – затон? – Не совсем… – Альварес выдерживает короткую паузу. – Там еще один водопад, только без плотины. Поэтому пограничники туда не суются, слишком рискованно. – А мы, значит, риска не боимся? – У нас просто нет выбора. Переглядываюсь со Светланой. Прав проводник: выбора у нас действительно нет. Не поворачивать же назад? Молча ждем, пока Альварес кончит есть. Встаем следом за ним и идем к выходу. Просачиваемся на территорию порта. Заходим в пристройку к какому-то пакгаузу. На столе три комплекта экипировки военного образца. Альварес командует: – Переодеваемся. Переоделись – рейнджеры, блин! Альварес указывает на рюкзаки. – В те, что поменьше сложите деньги, документы и самое необходимое. Рюкзаки за плечи, и не снимать ни в коем случае. Остальное, в большой рюкзак. Утонет – не беда. Обнадежил, значит. А вот и плавсредство. Ничего лодочка, остойчивая. Два подвесных мотора – еще и шустрая. Спрашиваю: – Пойдем ночью? – Пойдем сейчас – ночью опасно. Хорошенькое место выбрано для перехода. Ночью здесь границу пересекать опаснее, чем днем. Садимся. Кучер из местных заводит моторы и малым ходом крадется к выходу из акватории. Высовываем нос. Вроде, ничего подозрительного. Кучер врубает на полную, и мы вылетаем на чистую воду. Сижу рядом с рулевым, Альварес и Светлана сзади. Уже на подходе к мысу слышу, как кто-то орет в матюгальник. Поворачиваю голову – пограничный катерок. Догнать нас припозднились. Докричаться отчаялись. Похоже, собираются стрелять. Ору: – Ложись! – Сгибаюсь к коленям насколько могу. Слышу свист пуль над головой. Слева вскрик, лодка тут же рыскнула. Инстинктивно хватаюсь левой рукой за руль и выпрямляюсь. Кучер уже выпустил руль, как-то странно вскинулся и валится за борт. Башка в крови. Перехватываю руль правой рукой, а левой пытаюсь поймать бедолагу за одежду. Не успеваю. Кучер исчезает за бортом. Выстрелов больше не слышно. Поворачиваю голову – понятно. Мы на траверзе мыса, и погранцы нас больше не видят и следом не идут. Оборачиваюсь назад, Альварес и Светлана сидят ошарашенные, но, вроде, невредимые. На всякий случай спрашиваю: – Целы? Кивают головами. Ладно, сейчас не до них. Лодка уже миновала мыс и идет поперек протоки. Вода здесь неспокойная вся в бурунах и течение сильное. Шум водопада слышен очень даже отчетливо. Пока мы уверено пересекаем реку. Тьфу, тьфу, тьфу… А плыть-то куда? Вижу на том берегу нечто вроде заводи. Рулю туда. Еще немного и мы на месте. Что-то пошло не так. Сердце обрывается и летит в желудок. Слышу крик Светланы: – Один мотор заглох! – Уже почувствовал. Начинает сносить. Второй мотор тоже зачихал. Ору, не оборачиваясь: – Приготовьте весла! – Берег совсем близко. Мотор чихнул в последний раз и заглох. Ору: – Гребите! – Не вижу, что там у них, но получается плохо. Вот, теперь получше, но мимо заводи нас уже пронесло. Берег впереди: скала да камни. Над ними кусты и деревья. К такому причалить будет трудно. А что это за веревка привязана за носовую скобу, конец которой уходит в бардачок? Переползаю на нос и откидываю лючок. Веревка уложена аккуратными петлями, на другом конце привязана кошка. Выкладываю все на нос. Выпрямляюсь на коленях. Раскручиваю конец с кошкой над головой и бросаю наудачу. Второй попытки не будет. Повезло! Кошка за что-то зацепилась. Веревка травится за борт, а я спрыгиваю с носа. Вовремя. Сильный рывок валит с ног, прямо в объятия Светланы. Лодка разворачивается носом против течения и начинает бортом идти на берег. Мы трое уже рядом и на ногах. За пару секунд до столкновения ору Светлане: – Прыгай! Она сильно отталкивается, а мы с Альваресом руками придаем ей дополнительное ускорение. Удар и я сажусь на дно лодки. Альварес оказался поустойчивее. Он сильно отталкивается и выпрыгивает на берег. Встаю на ноги и тоже прыгаю. В момент отталкивания понимаю, что веревка не выдержала. Лодка резко уходит из-под ног. Прыжок получается слабым. Падаю животом на мокрый камень и начинаю скользить вниз. В отчаянии выбрасываю вверх правую руку и цепляюсь пальцами за какой-то выступ. Шарю ногами, но опоры нет. Сейчас пальцы разожмутся и мне конец. В отчаянии выбрасываю вверх левую руку и хватаюсь за какой-то куст. Немного подтягиваюсь и, наконец, нахожу опору для правой ноги. Теперь полегче. Поднимаю голову и вижу взволнованные лица Светланы и Альвареса. Это они где-то выломали длинную ветку и протянули мне. Через пять минут лежим рядом промокшие, усталые, но живые. Под боком ревет с досады водопад. Нынче в нем ничего вкусненького не перепало. Альварес, ничего проводник, – толковый. Переночевать, правда, пришлось там же у водопада. Но уже к обеду следующего дня он вывел нас на затерянный в джунглях аэродром. Мы сидели со Светланой в какой-то хибаре и смотрели, как за окошком начинает накрапывать дождь. – Не нравится мне все это, – покачала головой Света. – Что именно? – поинтересовался я. – Дождик, например. – Дождик как дождик, – пожал я плечами. – Покапает – пройдет. – Не скажи, – не согласилась Светлана. – Если это начало сезона дождей, то зарядит надолго. – А когда у вас сезон дождей? – забеспокоился я. – В Рагвае уже, наверное, начался, а тут – не знаю. Судя по ее лицу это еще не все плохие новости. – Тебя еще что-то беспокоит? – Точнее, кто-то. Наш проводник. – Альварес? – удивился я. – А что у нас был еще кто-то, если, конечно, не считать того бедолагу, которого подстрелили пограничники? Перепираться не хотелось, и я сказал примирительным тоном: – Согласен, глупость спросил. Ну и что в нем не так? – Понимаешь, – задумчиво произнесла Светлана, – он какой-то не такой. Настоящий проводник довел бы нас до цели и был таков. А этот все еще около нас. – Думаешь, ему что-то от нас надо? – проникся я ее беспокойством. Сзади раздалось легкое покашливание. Мы разом повернули головы. Возле двери стоял Альварес. Увлекшись разговором, мы не заметили когда он вошел. Интересно, многое он слышал? – Чувствую, что пришла пора поговорить по душам, – произнес Альварес на чистейшем русском языке. Если меня его слова лишь удивили, то Светлана, похоже, впала в ступор. Альварес подошел к нам и уселся рядышком. – Дело в том, ребята, что я резидент советской разведки. Это фраза показалась мне настолько дикой, от нее настолько отдавало бутафорией, что я чуть не расхохотался. Светлана напротив: вскочила с места и отпрянула в сторону. Лицо страдальчески исказилось, она помотала головой, с губ сорвался полувопль-полурыдание: – Нет! Нет! Я вам не верю! Этого просто не может быть! У девушки явно начиналась истерика. Пока я думал, как ей помочь, Альварес неожиданно прокричал командным голосом: – Лейтенант Мамаева, немедленно прекратите! У Светы был такой вид, будто ее только что отхлестали по щекам. Она опустилась прямо на пол, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Я поспешил присесть рядом, обнял Светлану за плечи. Она тут же ткнулась в мое плечо носом, но плакать не перестала. Успокаивающе поглаживаю ее по волосам и с укором говорю Альваресу, который, надо отдать ему должное, пребывает в полной растерянности: – Вы бы, товарищ, как-нибудь поаккуратнее делали такие заявления. Видите, до чего девушку довели? Альварес горестно всплеснул руками. – Господи, да отчего же вы все такие нежные? Девочка, ты что, действительно вообразила, что я пришел по твою душу? Ты ведь даже не обратила внимания на то, что помянув разведку, я сказал "советская", а не "российская". Я был заслан сюда еще во времена СССР, в Российской разведке толком и послужить не успел. Связь с Центром я потерял задолго до твоего появления в Рагвае. Эта фраза прозвучала на такой минорной ноте и была произнесена так искренне, что нашла отклик не только в моей душе. Светлана прекратила плакать и уставилась на Альвареса, правда, все еще недоверчивым взглядом. – Ты спросишь, откуда я знаю твою девичью фамилию и звание? – продолжал убеждать ее Альварес. – Так ты этого особо и не скрывала. Как минимум, нескольким людям в Рансьоне это было известно. А что известно многим – известно всем. Похоже, что его слова показались Светлане убедительными. Она встала с пола и пересела на скамью. Я сделал то же самое, на всякий случай заняв место между ней и Альваресом. Обнадежившись, он продолжил говорить более спокойным тоном: – Меня – кстати можете называть меня Михаилом – направили в Латинскую Америку еще при Юрии Владимировиче Андропове. Пока я тут обживался и приводил биографию в соответствие с легендой, в СССР началась перестройка. Связь стала неустойчивая, а потом пропала вовсе. Последнее сообщение из Центра, которое я получил, предписывало мне залечь на дно и ждать, самому связь не искать ни при каких обстоятельствах. Вскоре я услышал об арестах наших разведчиков, которых новое руководство страны выдало иностранным спецслужбам. Я был уверен, что меня ждет та же участь, но за мной так и не пришли. Думаю, что кому-то в Москве удалось уничтожить мое досье. Но вместе с ним пропала и ниточка, связывающая меня с Родиной. Последнюю надежду я потерял после твоего, Светлана, приезда. Да, я считал, что ты связная. Когда понял, что это не так, решил покинуть страну при первом удобном случае. И вот такой случай настал – я ухожу вместе с вами. Готовя по заданию Кардосы ваш побег, я решил зафрахтовать местечко и для себя. Его рассказ показался мне необычным, но вполне логичным. Оставалось только кое-что уточнить. – Как вы попали на службу к Кардосе? – Перешел по наследству от ее мужа, – Альварес-Миша кивнул в сторону Светланы. – Вы работали у Филиппе? – удивилась та. – То, что вам это не известно, говорит только о том, что муж вас очень любил и не хотел посвящать в проблемные вопросы. А я занимался именно ими. – Вы хотите сказать, что мой муж занимался темными делишками? – возмутилась Светлана. – Я хочу сказать, что любое крупное дело в этой стране делается с привлечением различных технологий, в том числе противоречащих закону, – дипломатично ответил Михаил. Светлана надулась, но больше не возражала. – И каков план доставки нас на Родину? – спросил я. – Завтра утром вылетаем в Ла-Пас… – Ла-Пас? – перебил я его. – Это, если я не ошибаюсь, столица Боливии? – Не ошибаетесь, – подтвердил Михаил. – Именно на территории этой страны мы в настоящий момент находимся. Из Ла-Паса летим в Каракас. Там Уго Чавес. Там нам помогут. – Хороший план, – одобрил я. – Спасибо, – поблагодарил Михаил. – Главное, чтобы вылет не отложили. Полоса здесь грунтовая, а сезон дождей действительно не за горами. – А что это за аэродром? – поинтересовался я. – А черт его знает, – искренне признался Михаил. – В основном его используют контрабандисты, может кто еще. Наметившееся было напряжение спало. Я и Света вперемешку стали рассказывать Михаилу о том, что происходило на Родине после его отъезда. О чем-то он уже знал, о чем-то слышал впервые. В конце разговора спросил: – Так какой сейчас в России государственный строй? Светлана, уходя от ответа, перевела стрелки на меня: – Пусть он ответит. Я год дома не была, а за год в России все могло произойти. – Ничего там не произошло, – возразил я. – Как была вертикальная демократия, так и осталась. – А это что еще за зверь? – удивился Михаил. – Зверь – медведь, остальное поймешь, когда окажешься дома. Утром Михаил торопил нас с завтраком. – Доедайте скоренько, пилот уже прогревает двигатель. В самолете мы со Светой уселись на лавки, а Михаил заглянул в кабину пилота. – Можно взлетать! – провозгласил он. Тут голос нашего проводник осекся, и он медленно отступил вглубь салона. Следом из кабины, уткнув дуло пистолета ему в живот, вышел тип в камуфляже и недобро скалясь, произнес: – Отлично! Только сначала мы вас свяжем. Из хвостового отсека выступили еще две фигуры с автоматами. Мы были в ловушке. – Кто вы и чего от нас хотите? – стараясь сохранять хладнокровие, спросил Михаил. – Можете звать нас "ангелы жизни", – оскалился бандит. – Если у вас, конечно, есть деньги чтобы заплатить за жизнь. – У меня денег нет, – сразу ответил Михаил, – я всего лишь проводник. – Тогда, ты нам не нужен, можешь идти. Михаил многозначительно посмотрел на нас и направился к двери. Не знаю, что он задумал, – вряд ли просто спасал свою шкуру – но задумал он неправильно. Едва оказавшись в проеме входного люка, Михаил получил пулю в затылок и рухнул за борт. – Вот видите, – обратился к нам бандит, пряча пистолет в кобуру, – для тех, у кого денег нет, мы – ангелы смерти. Шел девятый день нашего странного плена. Я сидел на камне, вросшем в землю недалеко от края уступа. На дне пропасти виднелись кроны деревьев, наверное, таких же, как и здесь. Выше, насколько хватало глаз, были только горы, покрытые вечнозеленым ковром. Неподалеку от согретого моим теплом камня небольшой ручей, протекающий по лагерю, срывался вниз шелестящим водопадом. Можно было сказать и шумящим, но я специально выбрал слово "шелестящий", поелику истинный шум, создаваемый тоннами ухающей вниз воды, закрепился в ушах до скончания дней. Как-то я подошел к самому краю водопадика, заглянул вниз и чуть не сорвался: не от головокружения – от слов, неожиданно прозвучавших за спиной: – Хотите полетать, товарищ? Я отпрянул от пропасти, развернулся и свирепо уставился на так не вовремя окликнувшего меня камуфляжника с внешностью школьного учителя и пистолетом в кобуре, притороченной на ремне почти над гульфиком. В ответ на мою свирепость камуфляжник приветливо улыбнулся и произнес: – Передумали? И правильно: поживите еще. – Развернулся и направился в лагерь. Звали вооруженного учителя Макар. Так он попросил его называть при первом знакомстве. Макар по жизни был парнем улыбчивым. Он и убивал, наверное, с улыбкой. Где и когда он учился в России, Макар не рассказал. Он вообще мало чего поведал о себе. После возвращения с учебы и до ухода в горы работал учителем. Теперь правая рука товарища Гевары. – Наш командир взял партийную кличку в честь прославленного революционера, – пояснил Макар. Первое знакомство с Макаром состоялось в тот день, когда угнанный бандитами борт, проболтавшись в воздухе гораздо дольше, чем ему должно было хватить топлива, соприкоснулся-таки шасси с твердой поверхностью. Насчет топлива мне, конечно, показалось – чего только не покажется, когда у тебя повязка на глазах. Я бы может и перекрестился, чтобы отогнать наваждение, но как это сделать со связанными за спиной руками? Для какой надобности нам не только связали руки, но и завязали глаза, не знаю. Думаю, у наших похитителей с головой не все в порядке. От греха, мы со Светой всю дорогу просидели молча, ограничив общение соприкосновением плеч. После приземления нас буквально выволокли из самолета и заставили ножками топать в неизвестном направлении, поддерживая при каждом спотыкании. Последний раз я споткнулся о порог какого-то помещения, где нам открыли глаза и оставили, заперев снаружи. Я тут же зубами раздербанил узел на веревке пленившей руки Светланы, после чего она уже самостоятельно избавилась от пут. Недовольно ворча по поводу каждого сломанного ногтя, моя спутница занялась веревкой на моих руках и вскоре я, потирая кисти, уже смог приступить к осмотру помещения. Оно было довольно просторным и не имело электрического освещения. Дневной свет, проникающий через довольно большое, забранное решеткой окно, едва доставал до середины комнаты. Дальше царствовал полумрак, постепенно густевший к дальней стене. Оттуда проступало нечто похожее на двухъярусные нары. Подойдя ближе, я понял, что это они и были. Помимо нар из мебели в комнате наблюдались лавка под окном и в одном с ней гарнитуре длинный стол. Небогато. – А ты знаешь, что наша тюрьма рассчитана на четверых? – спросил я у Светланы, сам в это время разглядывая через окно спину часового. – С чего ты решил? В голосе моей спутницы не было и тени интереса. Ответила, скорее, на автомате, не слишком вдумываясь ни в мой вопрос, ни в свой ответ. – По количеству койко-мест! – жизнерадостно сообщил я, надеясь вызвать на лице Светланы хотя бы тень улыбки. Куда там. Моя компаньонка уведомила, что это ей по моему достоинству и замолкла окончательно. Скверно. Когда хорошо воспитанная женщина начинает употреблять такие выражения, это означает крайнюю стадию негативного восприятия действительности. Все дальнейшие попытки растормошить Светлану успеха не имели. В итоге, мне это надоело. Я заткнулся, подошел к нарам, сбросил с одного спального места не вызывающий доверия матрас и улегся прямо на голые доски. Возможно, я даже задремал, поскольку звук ворвавшегося в уши голоса заставил меня вскочить на ноги. – Здравствуйте, товарищи! В дверном проеме, освещаемый лучами солнца, стоял мужчина средних лет в камуфляже и очках – они-то и делали его похожим на школьного учителя – и улыбался во все тридцать два белых ровных зуба. Незнакомец терпеливо ждал ответа на свое приветствие, и я осторожно ответил за двоих: – И тебе не хворать, товарищ… Камуфляжник удовлетворенно кивнул и прошел в помещение. Он бросил на стол наши рюкзаки и продолжил тем же жизнерадостным тоном: – Вы, я вижу, уже освободились от веревок? Молодцы! Узнаю русских. Вот ваши вещи, товарищи, проверьте все ли на месте. Я смотрел содержимое рюкзака. Все было на месте за исключением денег и мобилы. – Что-то не так? – теперь в голос спрашивающего добавилась угроза. – Нет, нет, все в порядке, – поспешил я успокоить господина учителя. – Вот и отлично! Забирайте рюкзаки и айда, – он так и сказал "айда". – Верните матрасик на место и пойдем. Да, и можете называть меня Макаром. Так называли меня мои русские соученики, когда не называли "чуркой". Новое помещение было значительно комфортабельнее предыдущего. Вместо нар здесь были две раскладушки и что-то вроде походного шкафа для вещей и одежды. В углу за занавеской был оборудован умывальник. Дверь рядом с ним вела в отхожее место. Вот только лампочки нигде не наблюдалось. Видимо, прочитав по тому, как кручу головой, мои мысли, Макар сказал: – Здесь электричества нет. Но оно есть в хозблоке. Там же находится холодильник, где вы можете хранить продукты. Хотел спросить, где мы будем брать то, что можно хранить в холодильнике, но счел за благо промолчать. – Что касается освещения, – продолжил Макар, – то я распоряжусь, чтобы принесли аккумуляторный фонарь. Еду вам будут приносить сюда. По территории лагеря можете передвигаться свободно. Куда не положено, вас и так не пустят. Пока все. Обживайтесь, осматривайтесь, копите вопросы к нашей следующей встрече. В общем, чувствуйте себя нашими гостями, по крайней мере до того времени, как вернется наш командир. Макар в очередной раз улыбнулся и исчез за дверью. Светлана присела на лавку и посмотрела на меня тоскливым взглядом. – Старх, ты что-нибудь понимаешь? Я присел рядом и обнял ее за плечи. – Пока не больше чем ты. Но думаю скоро многое проясниться. Мы осматривали лагерь и пытались хоть что-то выведать у его обитателей. Лагерь был не очень большой и, по моим прикидкам, мог вместить до сотни бойцов. Помимо вооруженных камуфляжников, которые регулярно куда-то уходили и столь же регулярно откуда-то возвращались, в лагере было несколько штатских. И те и другие от контакта с нами воздерживались. Камуфляжники, те просто игнорировали наши попытки с ними заговорить. Лишь в том случае, когда мы забредали не туда, куда следует, нас окликали и грозили автоматом. Кстати, нашим "Калашом" и грозили. Штатские выполняли в лагере всю грязную работу. Ходили всегда с опущенными головами. Камуфляжников боялись, как огня, от нас же просто шарахались. Весь лагерь размешался на горном уступе. Я изучил его за пару часов. Две тропы, которыми можно было покинуть лагерь через горы, тщательно охранялись, остальные пути заканчивались на краю пропасти. Вот и широкая не занятая строениями ровная полоса на поверхности уступа с обеих сторон упиралась в воздух. На нее приземлился наш самолет, да так и остался стоять на том самом месте, где остановился: в паре метрах от края пропасти. Когда я это увидел, то мысленно поблагодарил наших похитителей за то, что нам тогда завязали глаза. Каждый день, ровно один час, над нами изощренно издевались. Называлось это русским словом "политинформация". Проводил ее, разумеется, Макар, единственный в лагере человек, с которым нам было позволено общаться. Один час, ежедневно, мы с марксистко-ленинских позиций обсуждали политическую ситуацию, складывающуюся на континенте. Именно обсуждали. Макару было мало витийствовать самому, он требовал и от нас участия в дискуссии. Я старался за двоих, максимально облегчая Светины страдания. Однажды я спросил Макара: как сочетается марксистко-ленинское учение и убийство одним из его бойцов нашего товарища. Макар ответил буквально следующее: "Видишь ли, товарищ, боец о котором ты говоришь, поступил, конечно, неправильно. Я уже провел с ним разъяснительную беседу на эту тему. Но постарайся его понять. Парень несколько месяцев провел в застенках местного гестапо. Его пытали. Он был на волосок от гибели и спасся только чудом. С тех пор его иногда переклинивает. Видимо, твой друг подвернулся ему под руку именно в такой момент. Не суди его строго, товарищ". Где-то после третей политинформации я начал догадываться, что Макар вряд ли искренне верит в то, о чем так пламенно говорит. Тогда, зачем ему это? Через нас мстит своему прошлому? А почему и нет? И кто они вообще, эти люди в лагере: верующие марксисты, истинные борцы с американским империализмом или беспардонные циники, скрывающие за популярными в Латинской Америке лозунгами какие-то иные цели? Чем больше я общался с Макаром, тем больше склонялся ко второй версии, по крайней мере, в отношении его. Если я, побившись лбом об отчужденность со стороны обитателей лагеря, быстро прекратил все попытки завязать с кем-то из них контакт, то Светлана проявила большее упорство. И преуспела-таки. Все произошло на моих глазах. Среди мирного населения лагеря выделялась одна старуха. Бабка была явно не в себе. Часами сидела на одном месте и что-то бормотала под нос. Ее, как правило, не трогали. Но, как-то раз, один боец, из чисто хулиганских побуждений, толкнул старуху подошвой ботинка и захохотал, наблюдая, как та беспомощно возится в пыли. Стоявшая рядом со мной Светлана стрелой бросилась к старухе, помогла ей подняться и стала отряхивать пыль с ее одежды. Бойцу не понравилось, что у него отобрали игрушку, и он замахнулся на Свету прикладом автомата. Лишь резкий окрик вездесущего Макара остановил продвижение приклада. Светлана даже не посмотрела на камуфляжника. Бережно поддерживая старуху, она повела ее к месту обитания штатских. С тех пор между ней и старухой возникли отношения, которые Макар не счел нужным пресечь. На каком языке общалась Светлана со старухой, о чем они беседовали, для меня оставалось загадкой. На мой прямой вопрос Света ответила уклончиво, и я решил отвязаться, чтобы не тревожить по пустякам только-только оттаявшую душу. Нас со Светланой к пленным, по большому счету, причислить было трудно, но настоящие пленники в лагере были. Где-то на третий день нашего пребывания сюда доставили трех изрядно потрепанных "гринго". То, что это американцы, я выудил из обрывков подслушанных разговоров. Их поместили в том самом помещении, куда первоначально определили меня и Свету. В отличие от нас их не выпустили. У двери постоянно стоит охрана. Более того, окно со стороны улицы занавесили куском ткани. Так что бедолаги сидят, наверное, почти в полной темени. Вчера несколько бойцов развернули самолет. Пилот запустил двигатель, разогнал машину и буквально свалился вместе с самолетом за край уступа. Через некоторое время самолет показался вновь, и, быстро набирая высоту, исчез из виду. Камикадзе, блин! Мои размышления прервал шум мотора. Самолет возвращался. Я поднялся с камня и пошел посмотреть на приземление. Летчик был точно асс. Шасси коснулись полосы почти сразу за краем уступа. Это позволило остановить самолет даже дальше от другого края, чем прошлый раз. То, что самолет встречал лично Макар, говорило о том, что покинувший борт пассажир является важной персоной. Не иначе, прилетел сам Гевара. Я поспешил к Светлане, чтобы поделить с ней новостью. Гевара оказался еще одним русскоговорящим марксистом-ленинистом латиноамериканского разлива. Начался разговор с привычной уже, по общению с Макаром, околореволюционной лабуды. И лишь потом была произнесена фраза, которая заставила меня насторожиться. – Как вы думаете, товарищ Вяземский, почему для вас мы сохранили свободу передвижения, а американцев держим под стражей? Похоже, мне в фарватер начинаю ставить мины. Думай, Вяземский, прежде чем отвечать. – О каких американцах идет речь? – спросил я с самым невинным видом. – Как, – изобразил удивление Гевара, – вы разве не знаете, что в лагере содержатся под стражей граждане США? – Впервые об этом слышу, – на голубом глазу соврал я. Гевара с сомнением покачал головой, но потом решил сделать вид, что поверил. – Так знайте: мы пленили троих американцев. – И чего они натворили? – счел возможным полюбопытствовать я. – Какая разница? – воскликнул Гевара. – Главное, что они американцы и потому должны сидеть под замком. – А я, значит, из России и потому хожу куда пускают? – сообразил я. На лице Гевары отобразилось удовлетворение. – Именно так. Несмотря на все перемены, произошедшие в вашей стране, Россия по-прежнему уважаема нами за ее противостояние США. Кстати, как вы относитесь к марксизму? Этот вопрос застал меня врасплох и я не нашел ничего лучшего как проблеять: – Ну, в общем и целом… – Это хорошо, – перебил меня Гевара. – Нам нужны надежные товарищи, которые поддерживают нас в нашей борьбе, и готовы, взяв в руки оружие, занять место в нашем строю! Посмотрев на мое ошарашенное лицо, товарищ Гевара от души рассмеялся. – Впрочем, вы можете помочь нашей борьбе гораздо менее радикальным способом. – И каким же? – вынужден был спросить я. – Солидным денежным взносом в нашу партийную кассу! Все понятно, с этого бы и начинал. – Тех денег, которые у нас изъяли при… – я слегка замялся, подбирая подходящие слова. -… приглашая нас в гости, разве недостаточно? Там была довольно солидная сумма. – У вас изъяли деньги? – удивился Гевара. – Я разберусь. Впрочем, не думаю, что вы носили в кармане миллионы долларов. – Миллионы долларов? – пришел черед удивляться мне. – У меня отродясь не водилось таких денег. – Не стоит омрачать нашу дружбу столь беспардонной ложью, – укоризненно покачал головой Гевара. – Пока вы здесь отдыхали, мы навели справки. То, что вы покинули территорию Рагвая убив человека, нас мало волнует. Но при этом вы перевели в европейские банки солидный капитал. Отдайте его нам, и мы поможем вам вернуться в Россию. Вот теперь все предельно ясно. Если бы хоть на йоту поверить в то, что Гевара сдержит слово, отдай мы ему деньги, я бы подумал. Но верил-то я как раз в обратное, а потому решил просто тянуть время. – Ваше предложение настолько неожиданно… Мне надо подумать. – Думайте, – неожиданно быстро согласился Гевара. – А пока я побеседую с товарищем Фернандес. Беседа Гевары с товарищем Фернандес затянулась надолго. Как только Светлана появилась на пороге, я кинулся к ней с вопросом: – Как все прошло? Но Светлана лишь молча отошла в сторону. Из-за ее спины выступил Макар, который ответил за нее: – Встреча товарищей Гевары и Фернандес прошла в дружественной обстановке и при полном взаимопонимании сторон. К вам же, товарищ Вяземский, есть только один вопрос: вы обдумали сделанное вам предложение? – Еще не успел. – В таком случае попрошу с вещами на выход! – Как на выход? – опешил я. – Светлана, может ты объяснишь, в чем дело? – Просто пришло мое время бросать кошку, и ты должен уступить мне дорогу. – Светлана буквально буравила меня предупреждающим взглядом. Я постарался ничем не выдать того, что понимаю, что она имеет в виду, но Макар все равно насторожился. – О какой кошке идет речь? – спросил он требовательным тоном. Светлана растеряно смотрела на меня. Давай, Старх, выкручивайся! На раздумье у меня ушло не более секунды. – Видите ли, Макар… – начал я, осторожно подбирая слова. – Меня и Светлану связывают устоявшиеся дружеские отношения. Но иногда нам хочется отдохнуть друг от друга. "Бросить кошку" это своего рода ключевая фраза, которая дает понять, – в данном случае мне – что пришла пора самоустраниться и не мешать другому жить по своему усмотрению. По восхищенно взгляду Светланы я догадался, что мое вранье произвело на нее неизгладимое впечатление. На Макара, видимо, тоже. Он заметно успокоился и уже вполне обычным голосом произнес: – Тем более надо понимать, что вам больше не следует досаждать товарищу Фернандес своим присутствием. Так что – собирайтесь! Когда я взял рюкзак и поплелся к двери, Макар меня остановил. – Насчет "с вещами" я пошутил. Рюкзак оставьте здесь. Совру, если скажу, что очень удивился, оказавшись перед дверью в помещение, где содержались пленные американцы. – Входите, не стесняйтесь, – напутствовал меня Макар. – Тут как раз есть одно свободное местечко! Из-за слабого освещения в помещении почти ничего не было видно. Я присел на лавку и стал ждать, пока мои глаза обвыкнут. Через некоторое время из темноты проступили очертания нар и три сидящие на них фигуры. – Здравствуйте, господа! – поздоровался я со старожилами тюрьмы. Ответ получил только от одного: – Здравствуйте! Кроме "здравствуйте" мы в этот день не обмолвились ни словом. Я сидел тихо на лавочке, мои соседи о чем-то шептались в углу. Когда доставили ужин, молча поужинали. Пришла пора спать, и я пробрался к своей шконке. Место мне оставили почему-то внизу. На следующий день я, во что бы то ни стало, решил преодолеть полосу отчуждения. Вскоре удалось услышать имя одного из американцев. Когда его обладатель оказался поблизости я его окликнул. – Билл. Американец замер на месте, а я продолжил ползти по полосе. – Вам не кажется, что вы и ваши товарищи ведете себя как мальчишки? Может нам все-таки следует познакомиться? Билл шагнул к скамейке и сел рядом со мной. – Ты кто? – в его голосе переплелись вопрос и угроза. Еще в первые дни пребывания в лагере мы со Светой придумали легенду, оправдывающую наше появление в этих местах. Против тюремщиков эта легенда больше не работала, но против американцев, в несколько измененном варианте, вполне могла прокатить. – Я со своей невестой навещал родственников в Рагвае. На обратном пути решили попутешествовать. Но почти у самой границы попали в руки бандитов, которые и доставили нас сюда. Теперь сидим, ждем выкупа. Остальные американцы подошли к нам и уселись рядышком. – Ну, хорошо, – сказал один из них, – допустим, все, что вы говорите, правда. Ответьте: из какой страны вы прибыли в Рагвай? – Из России, – ответил я. – Вы русский?! – Да, и моя невеста тоже. Американцы были удивлены, если не сказать ошеломлены. – Скажите что-нибудь по-русски, – попросил один из них. Я произнес несколько фраз. – Он действительно говорит по-русски, – подтвердил американец. – Тогда, он, наверное, не врет, – сказал его товарищ. – Только русским могла прийти в голову идея путешествовать по местам, кишащим сепаратистами. – Как тебя зовут? – спросил Билл. – Аристарх, – ответил я. – Но вы можете звать меня Старх. – О"кей, Страх, – хлопнул меня по плечу Билл. Мое имя ты знаешь. Это Боб и Майкл. Завязался непринужденный разговор, но как только я упомянул о том, что знаю, что они из США, вновь возникло напряжение. – Откуда тебе известно, что мы американцы? – потребовал объяснений Боб. – Гевара сказал, – честно признался я. – Гевара? – американцы переглянулись. Я это не столько увидел, сколько почувствовал. – Давно он здесь? – Уже три дня. – А он не говорил тебе, зачем мы здесь? – вновь спросил Боб. – Нет, этого он не говорил. Мне показалось, что он этого не знает, – попытался я обнадежить ребят. Майкл вздохнул. – Знает, сволочь. Нас ведь с поличным взяли. – Это как? – не понял я. – Нас кто-то сдал, – пояснил Билл. – Поэтому мы не успели оказать сопротивление. При нас была сумка с оружием и рацией и еще одна сумка с экипировкой. – Так вы… – начал догадываться я. – Американские коммандос, – подтвердил мою догадку Боб. – Мы должны были обнаружить базу Гевары и вызвать подкрепление. – Считайте, что базу вы нашли, – сказал я. – А передать сигнал нам поможешь ты, – вновь хлопнул меня по плечу Билл. – Интересно как? – поинтересовался я. – Пока не знаю. Может тебя скоро выпустят? Ходил же ты до этого по всему поселку? – Ходил, – подтвердил я. – Вот. Или твоя невеста поможет. Кстати, почему ты здесь, а она там? – А вы не догадываетесь? – грустно спросил я. Повисло неловкое молчание. Потом кто-то, кажется Боб, успокаивающее произнес: – Ладно, парень. Может все еще обойдется. А пока, начерти-ка план поселка. Сможешь? – Попробую, – ответил я. – Только чем и на чем? Боб похлопал по столешнице. – Вот тебе бумага, а вот ручка, – он сунул мне в руку гвоздь. В этот день я чертил план, потом подробно объяснял, что к чему. Весь следующий день мы ломали головы, как мне связаться со Светланой, но так ничего и не придумали. В конце дня Билл спросил: – А ты хоть знаешь кто такой Гевара? – Прикидывается революционером, а так, кто его знает? – пожал плечами я. – Именно что прикидывается, – сказал Билл. – Может он и был когда-то революционером, а сейчас… – Билл осекся. – Извини, но это не моя тайна. Утро вечера мудренее сказал я сам себе перед сном и как в воду глядел. – Подъем, мальчики, пора приниматься за работу. Светлана вошла через распахнутую дверь, за которой только-только начало светать. Она опустила что-то тяжелое на пол, потом стала складывать какие-то вещи на стол. Оказавшись возле нее, мы увидели на столе пару пистолетов и "Калаш". – По-моему это ваше, – обратилась Светлана к американцам, пнув что-то в темноте. Билл нырнул к ее ногам и водрузил на стол огромную сумку. Раскрыл ее и стал извлекать оттуда автоматы, пистолеты, ножи и прочую диверсионную снедь. Светлана тяжело опустилась на скамью. От нее сильно разило алкоголем. – А сумка с экипировкой? – обратился к ней Боб. – Ну, извините, – с сарказмом в голосе произнесла Света. – Я все-таки женщина, а не грузчик. Майкл в стороне возился подле рации. – Все в порядке, – сообщил он через пару минут, – через час наши будут здесь! – О"кей, – одобрительно откликнулся Боб. – Мисс, – обратился он к Светлане. – Не могли бы вы, очень коротко, обрисовать обстановку в лагере? – Коротко? – переспросила Светлана. – Ладно. Если коротко, то все спят. На ужин в еду был добавлен особый дурман. – Твоя старуха постаралась? – догадался я. – Она, – подтвердила Светлана. – Кстати, ваш ужин был из другого котла. Кроме вас дурман не попробовали только штатские и Гевара. Штатские уже покинули лагерь, а Гевара спит, я его напоила. – Благодарю вас, мисс, от имени правительства Соединенных Штатов! – торжественно произнес Боб. – Мы пойдем готовиться к прибытию вертолетов, а вы сидите здесь. Через полтора часа в лагере царил переполох. На полосе три вертолета молотили винтами воздух. По всему поселку шныряли коммандос. Одни устанавливали мины, другие сгоняли в нашу бывшую тюрьму еще не оклемавшихся бойцов. К нам подошел Билл. Он был явно смущен и раздосадован, поэтому говорил отрывисто: – Полковник благодарит вас за сотрудничество и сожалеет о том, что не может предоставить вам место в вертолете. Он просит понять его правильно – операция особо секретная. – Я попытался перехватить взгляд Билла, но он упорно отводил глаза в сторону. – Полковник советует вам как можно быстрее покинуть лагерь. Можете взять с собой любое оружие и снаряжение. Союзнички хреновы! Мы им помогли, а они нас натурально подставляют. Я посмотрел в сторону полковника. С момента начала операции он так и не выбрал время, чтобы подойти к нам. Как стоял возле вертушек, так и стоит. Командует, блин! К полковнику подвели Гевару и Макара. Командир коммандос отдал приказ. Гевару повели к вертолету, а Макара погнали к остальным воякам. – Этих в расход? – спросил я у Билла, кивая в сторону нашей бывшей тюрьмы. Тот ничего не ответил, только поморщился. – Билл, у меня к тебе есть просьба: позволь мне побеседовать с этим типом, – указал я в сторону Макара. – Только недолго. – Билл отдал соответствующий приказ. Макар смотрел на меня вполне осмысленным взглядом. – Времени на размышление нет, поэтому решай сразу: или ты выводишь нас из партизанского района, или отправляешься на тот свет вместе с остальными. – Я выведу вас, – без промедления ответил Макар. – Хорошо, тогда жди. Я подошел к Биллу и объяснил мою просьбу. Он кивнул и побежал к полковнику. Тот сначала не соглашался, потом махнул рукой. Билл вернулся к нам и снял с Макара наручники. – Подаришь браслеты? – спросил я у Билла. Билл без колебаний отдал мне наручники и ключ. Ключ я передал Светлане, а сам подошел к Макару, который потирал запястья. Я соединил наши руки наручниками. – Так будет надежнее, – пояснил я Макару. – А теперь ходу! Мы были уже далеко от лагеря, когда шум винтов усилился. Вертолеты покидали уступ. Чуть позже внизу загремели взрывы, и взметнулось пламя. Вы пробовали ходить по горным тропам скованными с кем-то наручниками? И не пробуйте! Малоприятное занятие даже для экстремала. Досталось и Светлане, поскольку ей пришлось нести все снаряжение и оружие. Мы постарались максимально облегчить и то и другое. В рюкзаках были только наши вещи, медикаменты и суточный запас еды. Оружие: два пистолета и столько же ножей. И все равно: тащить все это одной, глядя на то, как два мужика шествуют налегке, тесно прижавшись друг к дружке, вряд ли доставило Светлане удовольствие. Когда мы, усталые и злые, выбрались, наконец, из теснины я предложил сделать большой привал. Макар возразил: – Идем дальше. Тут недалеко. Я кинул Светлане предупреждающий взгляд. Она его поймала и кивнула головой. Вскоре тропинка превратилась в лесную дорогу. По ней мы шли недолго. Макар решительно свернул в подлесок и направился к зарослям, какие нам попадались на пути уже неоднократно. Когда мы приблизились вплотную, стало понятно, что эти – созданы рукой человека и состоят из наломанных веток. – Надо разобрать завал, – предложил Макар. – Надо так надо, – вздохнул я. Мы с Макаром стали оттаскивать в сторону ветки. Со стороны это должно было выглядеть забавно. Под ветками оказалось нечто накрытое маскировочной сетью. Так же в две руки мы стянули сеть. Под ней оказался открытый джип. Я попросил Светлану осмотреть машину. – Ого, да здесь целый арсенал! – воскликнула она через некоторое время. – Вынь все пока из машины, – попросил я. Вскоре на траве лежали два РПГ, два "Калаша", несколько гранат и пара пистолетов. – Не мог сразу сказать? – упрекнул я Макара. – Мы бы с собой лишнего не тащили. – Так бы ты мне и поверил, – усмехнулся он. – И то верно. Света, в машине точно ничего стреляющего и взрывающегося нет? – Зуб даю, – поклялась напарница. К девушке вернулось чувство юмора это хорошо… – Тогда давай ключ от наручников. Пошли, Макар-следопыт! – Как ты меня назвал? – удивился тот. – Не какай не поемши. Вперед. Я подвел Макара к джипу, усадил на переднее пассажирское сидение и зафиксировал наручниками. Теперь можно было передохнуть и подкрепиться. Через сорок минут джип тронулся с места, выехал на дорогу и не спеша потрусил по ней в сторону России, как я искренне надеялся. В поездке каждому была отведена своя роль. Я – водитель. Макар – штурман. Светлана – боевое охранение. Себе я оставил только нож и пистолет. Весь остальной арсенал был на заднем сидении в распоряжении Светланы. Видели бы меня сейчас мои близкие! Лихо рассекающего на джипе тропический лес, на далеком континенте в компании с пленным боевиком и прекрасной воительницей. И ведь даже фотографии седлать нельзя – сотовый телефон пропал вместе с деньгами в лагере Гевары. Тем временем, лесная дорога привела нас к шоссе. Не автострада, конечно, но скорость прибавить можно. Часа два ехали без приключений. Когда впереди показался полицейский пост, я обрадовано крикнул в сторону Светланы: – Кажись, прорвались! Бросил взгляд на Макара и осекся. Лицо боевика отражало внутреннюю борьбу. Догадка пришла быстро: – Это не полицейские? – спросил я у него. – Отвечай, ублюдок, коли жизнь дорога! К счастью жизнь была для Макара дороже убеждений, к тому же, наверное, и утраченных. – Здесь нет полицейских постов, – процедил он сквозь зубы. Я посмотрел на хорошо уже видимый пост. Дорога перегорожена шлагбаумом. Это ерунда. Несколько лжеполицейских с автоматами. Один из них сигналит остановку. Чуть в стороне джип с установленным на нем пулеметом. Сбавляю скорость, делаю вид, что останавливаюсь. Через плечо коротко бросаю: – Джип! – Надеюсь, что Светлана поняла меня правильно. Выстрел из РПГ бьет по ушам. На том месте, где до этого стоял джип, взметнулось пламя. Лихо! Давлю на газ. "Полицейские" еще не успевают прийти в себя после взрыва, как джип бампером таранит шлагбаум. Чуть позже сзади раздаются два взрыва. Бросила гранаты! Длинная автоматная очередь. И добавила из "Калаша"! Развоевалась девочка. Уходим за поворот. Бросаю через плечо: – Цела? – Цела, – весело отвечает Светлана. Скорость сбрасываю километров через пять. Обращаюсь к Макару: – Как ты думаешь, твои друзья не бросятся за нами в погоню? – Вряд ли. Через три километра блокпост правительственных войск. – Немного помолчал и добавил: – Товарищи, вы не могли бы отпустить меня сейчас? Прижимаюсь к обочине и останавливаю машину. Обращаюсь к Светлане: – Ну что, отпустим товарища? – Пусть катится, – коротко отвечает она. Протягиваю Макару ключ от наручников. Отстегивается и, прежде чем покинуть джип, протягивает мне руку. – До свидания, товарищ! Красавец! Вот что с ним делать? Прочитать нотацию? Да ну его в баню! Вяло пожимаю протянутую руку. – Уж лучше, прощай. Через два километра вновь останавливаю машину. – Если Макар не соврал, блокпост за тем поворотом. Выкидываем все оружие. Убедившись, что в машине не осталось ничего криминального, продолжаю движение. Блок пост оборудован по всем правилам. Предлагают выйти из машины и предъявить документы. Пока одни солдаты осматривают джип, другие держат нас под прицелом. Офицер листает наши паспорта и слушает мою сказку: – … На территории контролируемой сепаратистами оказались случайно. Ночью поднялась стрельба, и нам удалось бежать. Офицер кивает головой. Видимо, про события на уступе ему что-то известно. – Значит, вы из России, – задумчиво произносит он. Начинаю нервничать. Все визы в паспортах, благодаря заботе Хосе, проставлены. Но если задержат, то могут выяснить, что мы в розыске у рагвайской полиции. Видимо, Светлана думает так же. – Господин офицер, произносит она капризным голосом. – У вас не найдется воды? – Только в караульном помещении. – Офицер оценивающе смотрит на Светлану. – Вы меня туда не проводите? – блядским голоском спрашивает Светлана. Смотрю им вслед. Какие мы все кобели. Стоило Светлане расстегнуть верхнюю пуговицу и служба побоку. Вернулись минут через пятнадцать. Оба довольные. Офицер протягивает мне документы. Берет под козырек. – Приятного пути, господа! Когда блокпост остается далеко позади, спрашиваю: – Чем ты с ним рассчиталась? – Совсем не тем, чем ты думаешь, – усмехнулась Светлана, которая после ухода Макара заняла его место. Денег отвалила. Удивляюсь: – Откуда дровишки? – У Гевары позаимствовала. Считай, наши вернула. – Все? – Часть. Но рыться там мне не хотелось. Киваю головой. – Понятно. – Да что тебе понятно?! – взрывается Светлана. – Чтобы войти в доверие мне пришлось ублажить эту скотину по полной программе. Это тебе понятно?! Стараюсь говорить как можно мягче: – Успокойся, девочка. Этим ты нас спасла. Отработала, можно сказать, за двоих. Видимо то, что я сказал, сильно рассмешило Светлану. Отсмеявшись, она произнесла: – Вряд ли за двоих. Думаю, ты себе льстишь. Стерва. Наконец-то можно расслабиться и примерить на себя роль настоящих туристов. Походить по кратеру потухшего вулкана, да не как-нибудь, а с комфортом, по асфальтированным улицам огромного города с длинным названием Нуэ?стра-Сеньо?ра-де-ла-Пас. Или для ваших ушей привычно менее помпезное Ла-Пас? Хотя городу без малого пятьсот лет особых достопримечательностей вы в нем не найдете. Оговариваюсь сразу: это исключительно мое субъективное мнение. Например, Светлана его не разделяет. Гулять не жарко, если не сказать прохладно. Мы уже обошли все, что смогли, а время до самолета еще есть. Теперь гуляем по Рынку Ведьм в поисках сувениров. Через три часа мы уже в воздухе. По обоюдному согласию решили не отклоняться от намеченного Михаилом маршрута. Потому летим в Каракас. Самолет покидаем под аккампонимент дождя. Ловим такси и просим отвезти в приличный отель. Завтра утром идем в российское посольство, а сегодня отдыхаем. Под дождем гулять совсем не хочется, поэтому ужинаем в ресторане при отеле. Возвращаемся в номер в самом приподнятом настроении, которое тут же падает до нуля при виде гостя, нагло расположившегося в одном из кресел. – Быстро бегаете, товарищи, еле догнал! Улыбка на лице и пистолет с глушителем в руке – Макар в своем репертуаре. Очень хочется съездить по этой счастливой физиономии, несмотря на оружие. Пока смакую эту мысль, в номере гаснет свет. Кто-то меня толкает, и я падаю на устланный ковром пол. Тихий хлопок. Видимо, Макар успевает нажать на курок. Дальше возня и сдавленный крик. Загорается свет. Лежу на полу, рядом Светлана. Оба целы. Макар все в том же кресле, но уже без пистолета. Все еще улыбается, гад, правда, не так жизнерадостно. Да и какое веселье, когда тебя держат за руки два здоровенных амбала. Слышу над головой знакомый голос: – Хорош лежать, вставайте! Тупо смотрю на улыбающегося Михаила. Не вижу, но полагаю что у Светланы видок не лучше. Михаил протягивает нам руки и помогает подняться с пола. Что-то командует амбалам. Те вынимают Макара из кресла и тащат к двери. – Одну минутку! Преграждаю им путь и отвешиваю "товарищу" смачную оплеуху. У того аж голова дернулась. Наконец-то вижу лицо Макара без улыбки. С наслаждением заглядываю в его ненавидящие глаза и отступаю в сторону. Теперь мы в расчете! На журнальном столике початая бутылка вина и три стакана. Вокруг столика в мягких креслах вновь объединившаяся троица: я Светлана и Михаил. Он говорит, мы слушаем. – … После выстрела оглушило так, что вырубился, еще не долетев до земли. Боялся, что добьют. Но они, похоже, даже проверять не стали. – Еще бы! – воскликнула Светлана. – Ты ведь мозгами полсалона забрызгал. – И все равно еще много осталось, – довольным голосом произнес Михаил. – После вашего отлета кинулся в диспетчерскую, а там все разгромлено и одни трупы. Пока суд да дело потерял время. Дальше шел только по вашим следам. На уступ высадился, когда там уже все догорало. В вашу гибель не поверил. Обрадовался, когда обнаружил вас в Ла-Пасе. Узнал, что взяли билеты в Каракас и решил дожидаться вас здесь. И, как видите, едва не опоздал. – По-моему, ты успел вовремя, – успокоила Михаила Светлана. – Ты не знаешь, что Макару от нас было нужно? – То же, что и Геваре, – пожал плечами Михаил. – Денег. – Так кто они все-таки, эти марксисты-ленинисты? – спросил я. – Они давно уже не марксисты, а ленинистами так и вовсе не были, – пробурчал Михаил. Были когда-то анархистами, но постепенно превратились в околореволюционную шантрапу. Последнее время ввязались в одно очень грязное дело, за что их америкосы и почикали. – Что за дело? – полюбопытствовала Светлана. – В подробности я не посвящен, – уклонился от ответа Михаил. – Хрен с ними обоими, – подвел я черту под разговором о Геваре и его подручном. – Поведай нам, что это за фокус с твоей мнимой смертью. Он ведь в тебя боевым стрелял? – Стрелял боевым и попал куда надо, – похохатывая, ответил Михаил. Посмотрев на наши раздосадованные физиономии, смилостивился: – Ладно. – Михаил двумя руками уцепился за волосы и снял их с головы. – А теперь смотрите. – Михаил, поблескивая лысиной, положил на стол парик, перевернув его обратной стороной. К той части длинных волос, которые прикрывали шею, был прикреплен муляж затылка. – Теперь понятно? Эту штуку мне подарил один мой хороший знакомый мастер по спецэффектам. Когда пуля попадает в муляж, она проходит через специальный слой, гасящий инерцию. Одновременно создается внешний эффект попадания в настоящий затылок. – А если бы он выстрелил тебе в спину? – спросила Светлана. – Если бы да кабы. Знаю я эту публику. Они в затылок любят: и надежно, и экономия патронов. Ушел Михаил только под утро. На прощание сказал: – Отсыпайтесь. После обеда устрою вам экскурсию по городу, тут есть на что посмотреть, а завтра летим домой. Москва встречала нас низким небом затянутым свинцовыми тучами. Ветер гонял по летному полю снежные крошки. – Ну что, дождалась? – спросил я у Светланы. – Об этом ты мечтала? Ничего не ответила Света, лишь лукаво блеснула глазами… |
|
|