"Наследники" - читать интересную книгу автора (Роббинс Гарольд)

НЬЮ-ЙОРК, 1955–1960 СТИВЕН ГОНТ

Глава первая

От Центрального парка до Мэдисон-авеню счетчик нащелкал всего лишь шестьдесят пять центов, но для меня путь от одного конца города до другого показался длиной в тысячу световых лет. Я ощутил это, когда вошел в здание.

В огромном беломраморном фойе было прохладно. За полукруглой стойкой из оникса стояли две девушки, а за ними — пара охранников. На стене выбиты крупные, четкие буквы золотом:

Я подошел к одной из девушек.

— Мне хотелось бы видеть Спенсера Синклера.

Девушка подняла на меня глаза.

— Ваше имя?

— Стивен Гонт.

Она полистала лежавшую перед ней книгу, пробегая глазами список имен.

— Да, мистер Гонт. Вам назначена встреча на десять тридцать.

Я бросил взгляд на настенные часы. Десять двадцать пять.

Девушка обратилась к одному из охранников:

— Мистер Джонсон, не могли бы вы проводить мистера Гонта в кабинет мистера Синклера?

Охранник кивнул, приветливо улыбаясь, хотя его глаза в то же время оценивающе ощупывали меня с ног до головы. Я направился было к лифтам, но он окликнул меня:

— Мистер Гонт.

Я остановился, обернувшись к нему.

Он продолжал улыбаться.

— Нам сюда.

Я последовал за ним по коридору в глубину вестибюля, где находилось несколько лифтов, которые я не заметил раньше. Вытащив из кармана ключ, охранник вставил его в замок. Двери лифта открылись. Он пропустил меня в лифт и, вытащив ключ, последовал за мной. Как только двери закрылись, раздался звонок.

— У вас есть что-нибудь металлическое в кармане? — вежливо спросил охранник.

— Мелочь, наверное.

Он пока не собирался нажимать на кнопку.

— А что-нибудь еще?

Увидев удивление на моем лице, он объяснил:

— Звонок, который вы слышите, показывает, что электронная система обнаружила присутствие металла. Обычно она не реагирует на металлические деньги. Может, у вас есть еще какие-нибудь металлические предметы, о которых вы забыли?

И вдруг я вспомнил.

— А! Только это — серебряный портсигар, который подарила мне подруга. — Я вытащил его из кармана.

Он посмотрел на него несколько секунд и взял в руки. Открыв маленькую дверцу на панели перед ним, он сунул туда портсигар. Звонок тут же оборвался. Охранник вытащил портсигар и протянул мне, виновато улыбаясь.

— Извините, мистер Гонт, но вынужден вас разочаровать. Это всего лишь серебряное покрытие, а не чистое серебро.

Улыбаясь, я сунул портсигар в карман.

— Это меня не удивляет.

Охранник нажал на одну из кнопок. Лифт начал быстро подниматься. Я наблюдал, как над дверью мелькали огоньки этажей, однако цифр никаких не было.

— Как мистер Синклер узнает, до какого этажа он доехал?

— У него есть свой ключ, — с серьезным видом ответил охранник.

Лифт замедлил движение и остановился. Двери открылись. Я вошел в ослепительно белую приемную. Двери закрылись, и в это мгновение ко мне вышла молодая женщина. Невозмутимая блондинка в черном платье.

— Мистер Гонт, сюда, пожалуйста.

Я прошел за ней в небольшую комнату.

— Мистер Синклер примет вас через несколько минут. Вот свежие газеты и журналы. Может, желаете кофе?

— Спасибо, — сказал я. — Черный и один кусочек сахара.

Она вышла, а я уселся в кресло и взял «Уолл-стрит джорнэл». Пробежал глазами вчерашние котировки. «Грейтер Уорлд Бродкастинг» — на восемнадцать и одна восьмая, у «Синклер Бродкастинг» — «Эс-Би-Си» — сто сорок два пункта с четвертью. От Сентрал-Парк-Вест меня отделяла не только тысяча световых лет, но и семьдесят две телевизионные станции, сотня студий и пятьсот миллионов долларов.

Секретарша принесла кофе. Крепкий и горячий, он был подан в чашке из коуапортского фарфора, которую тетушка Пру с гордостью держала бы у себя в буфете.

— Еще пара минут, — улыбнулась она.

— Хорошо, — сказал я. — У меня есть время.

Я посмотрел, как она идет к двери. Двигалась она изящно, и все при ней. «Интересно, — подумал я, — что бы она сделала, если б я лапнул ее за задницу?»

Она вернулась, когда я как раз закончил пить кофе.

— Мистер Синклер ждет вас.

Я последовал за ней, и скоро мы остановились перед массивной дверью, на которой не было ничего, даже таблички. Секретарша открыла дверь, и я вошел в кабинет.

Спенсер Синклер-третий выглядел именно так, как на фотографиях в газетах. Высокий, стройный, с тонким носом, узкими губами, квадратным подбородком, холодными умными серыми глазами. Он выглядел моложе своих лет.

— Мистер Гонт.

Он вышел из-за стола и пожал мне руку. Его пожатие было крепким, но сдержанным.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Я сел в кресло перед столом. Он нажал на кнопку селектора.

— Мисс Кэссиди, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы нас не беспокоили.

Он вернулся за стол, мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, затем он заговорил:

— Ну вот, наконец мы и встретились. Я много слышал о вас. Похоже, вы обладаете даром заставлять людей говорить о вас.

Я ждал.

— Вам интересно, что именно они говорят?

— Не особенно, — ответил я. — Уже достаточно того, что вообще говорят.

— Вас считают очень энергичным молодым человеком, — сказал он.

Услышав это, я улыбнулся. Если бы он только знал, как он прав. После обеда я должен был встретиться с его дочерью Барбарой, чтобы отвезти ее на аборт.

Он взял со стола листок бумаги и пробежал его глазами.

— Думаю, вы не обидитесь, — сказал он, — я попросил собрать некоторые сведения, касающиеся вас.

Я пожал плечами.

— Вполне понятно. Я сделал то же самое в отношении вас. Для этого мне всего лишь понадобилось просмотреть подшивки «Нью-Йорк Таймс».

«Стивен Гонт, двадцать восемь лет, родился в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс. Отец — Джон Гонт, президент банка. Мать — Энн Рэйли. Родители погибли. Учился в престижных учебных заведениях Новой Англии. Работал один год в рекламном агентстве „Кэньон и Экхардт“, два года в административном отделе „Метро-Голдвин-Мейер“, последние три года занимает пост заместителя президента радиотелевизионной компании „Грейтер Уорлд Бродкастинг“ Гарри Московица. Холост. Социально активен».

Отложив лист бумаги, он посмотрел на меня.

— Одного только не могу понять…

— Чего именно? — спросил я. — Возможно, я сумею объяснить.

— Чем в таком месте может заниматься такой славный парень другой веры?

Я знал, что он имеет в виду.

— Это довольно просто, — ответил я. — Я их субботний гой.

По его лицу было видно, что он не понял, о чем я говорю. Пришлось объяснить подробнее.

— Суббота у евреев — день священный. Они не работают. Поэтому все дела в субботу решаю я. Кстати, мне известно, что точно так же поступаете и вы, и Си-Би-Эс, и Эн-Би-Си, и Эй-Би-Си.

— А вы парень не промах.

— Да, — подтвердил я скромно.

— И вы думаете, мы не сможем вас остановить, если захотим?

Я ухмыльнулся.

— Мистер Синклер, вы и вам подобные пытаются это сделать почти полтора года, но это ни к чему не привело. Вам еще повезло, что мы контролируем только одиннадцать процентов мирового рынка, иначе вам бы пришлось вообще уйти со сцены.

Он уставился на меня.

— Никак не могу понять, нравитесь вы мне или нет.

Я встал.

— Вы деловой человек, мистер Синклер, поэтому не буду отнимать у вас время. Итак, я получил у вас работу или нет?

— Какую работу? — спросил он. — Я и не думал…

— Мистер Синклер, если вы позвали меня просто чтобы посмотреть на парня, который целует вашу дочь перед сном и желает ей спокойной ночи, то зря тратите свое и мое время. На мне целая вещательная сеть, и мне пора возвращаться на свое рабочее место.

— Сядьте, мистер Гонт, — сказал он резко.

Я продолжал стоять.

— Я думал предложить вам пост вице-президента, ответственного за составление программ, но сейчас что-то не уверен.

Я улыбнулся.

— Не беспокойтесь, меня это не интересует. Я уже три года занимаюсь этим.

Он снова посмотрел на меня.

— Так какую работу вы имели в виду? Может, вы хотите занять мое место?

— Не совсем так, — улыбнулся я. — Я хочу быть президентом «Синклер Телевижн».

— Вы шутите! — поразился он.

— Я никогда не шучу в делах.

— Дэн Ричи вот уже десять лет президент Эс-Ти-Ви. А до этого он был президентом «Радиовещательной Компании Синклер» в течение пятнадцати лет. Это один из самых лучших исполнительных работников в этой отрасли. Неужели вы полагаете, что туфли такого человека придутся вам впору?

— А я и не собираюсь их надевать, — ответил я. — Это старые туфли, их уже пора выбросить. Дэн Ричи принадлежит радио, а не телевидению. У вас на высоких постах нет ни одного исполнителя моложе пятидесяти двух лет, а основная часть вашей аудитории находится в возрасте до тридцати, и с каждым годом возрастная планка опускается. Как вы собираетесь что-то донести до них, если они уже давно перестали прислушиваться к тому, что говорят им родители? И я не собираюсь здесь вон из кожи лезть, чтобы убедить кучку стариков в правильности того, что я хочу сделать. Я хочу распоряжаться сам так, как считаю нужным. Больше меня ничего не интересует.

Некоторое время он молчал.

— А я могу быть уверен, что вы прислушаетесь к моему мнению?

— Нет, конечно, — улыбнулся я. — Но вы можете быть уверены, что кое-чье мнение я обязательно приму к сведению.

— Чьё же?

— Аудитории, — сказал я. — В настоящее время Эс-Ти-Ви находится на четвертом месте, уступая трем другим телесетям, а через два года мы будем на первом месте или чертовски близко к нему.

— А если нет?

— Тогда можете повесить на меня всех собак. Но в любом случае хуже не будет, ниже четвертого места мы не опустимся.

Он снова опустил глаза на бумаги, лежащие на столе, и долго молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал совсем иначе. Теперь со мной говорил отец Барбары.

— Вы собираетесь жениться на моей дочери?

— Это что, одно из условий приема на работу?

Он помялся:

— Нет.

— В таком случае я не собираюсь на ней жениться.

Было заметно, что следующие слова дались ему с трудом:

— Но как быть с ребенком?

Я посмотрел на него. Он сразу вырос в моих глазах на десять пунктов.

— Мы займемся им сегодня.

— А врач хороший?

— Самый лучший, — ответил я. — Частная клиника в Скарсдейле.

— Вы позвоните мне, когда все кончится?

— Да, сэр, — сказал я. — Я обязательно позвоню.

— Бедная Барбара, — он вздохнул. — Она такая хорошая девочка.

Как можно объяснить отцу, что его дочь наркоманка и большую часть своего свободного времени посвящает тому, что накуривается марихуаной до умопомрачения?

— Этот ребенок — ваш?

Я посмотрел ему прямо в лицо.

— Мы не знаем.

Он опустил глаза.

— Если врач скажет, что возможны осложнения, вы ведь не позволите ему это сделать?

— Не позволю, — сказал я. — Возможно, вам покажется странным, сэр, но мне тоже небезразлична Барбара, и я не хочу, чтобы ей было больно.

Он глубоко вздохнул и поднялся, протягивая мне руку.

— Вы приняты. Когда можете приступить?

— Завтра, если вы не против. Я уволился на прошлой неделе и лишь сегодня утром освободил свой письменный стол.

Впервые за все время нашего разговора он улыбнулся.

— Итак, до завтра.

Мы пожали друг другу руки, и я направился к двери. Приоткрыв ее, я обернулся.

— Кстати, на каком мы этаже?

— На пятьдесят первом.

— А на каком этаже кабинет Ричи?

— На сорок девятом.

— Я хочу, чтобы мой был на пятидесятом, — сказал я и закрыл за собой дверь.