"Икона" - читать интересную книгу автора (Олсон Нил)

16

Темные волосы и глаза, оливкового оттенка кожа, безукоризненная стрижка, темный костюм итальянского покроя. Он был бы красив, подумала Ана, если бы не был так фальшив и не вел себя так подобострастно. На расстоянии он выглядел как кинозвезда, но при ближайшем рассмотрении в Эмиле Розентале виделось нечто, что нельзя было назвать иначе, как мерзким.

— Мисс Кесслер, не могу передать вам, какая это радость для меня. У нас много общих знакомых, я давно уже собирался вам позвонить. Ваш звонок стал исключительно приятной неожиданностью.

Он пытался выйти на контакт с ней разными способами: она получала от него приглашения на открытие выставок, послания, переданные через общих знакомых. Ана пользовалась репутацией — как ей казалось, незаслуженной — человека, который легко тратит деньги. Тем не менее она покупала произведения преимущественно современного искусства, тогда как Розенталь, начав с современного, после того как унаследовал галерею отца, специализировался на раннем европейском искусстве — живописи и артефактах периодов Средневековья и Возрождения. Она была уверена, что его интересует коллекция деда.

— Разрешите показать вам галерею. Я знаю, что выставленное в ней не является предметом вашего непосредственного интереса, но кое-что может вас заинтриговать.

Темные стены и мягкое освещение успокаивали, создавая ощущения скорее музея, а не художественной галереи. Коллекция была небольшой, поэтому экскурсия получилась короткой. Они осмотрели испанский молитвенник восемнадцатого века, затем перешли к портрету румяного купца — Голландия, шестнадцатый век, после чего остановились перед древней деревянной скульптурой Святого Георгия на коне, потрескавшейся, с выцветшей краской, но все еще великолепной — с золотыми шитом и высоко поднятым копьем.

— Это из Сирии, — сказал Розенталь. — У меня уже два покупателя на очереди.

— Два? Как они его поделят? Одному лошадь, а другому — святого?

Розенталь слишком громко рассмеялся.

— Нет-нет, думаю, что все достанется одному, разумеется. Тем не менее немного здоровой конкуренции, конечно же, не повредит. Средневековое искусство все еще не оценено по достоинству, так что иногда мы бываем вынуждены играть в эти игры. У меня есть скверная привычка переплачивать, ну и приходится как-то компенсировать. И конечно, когда я работаю на комиссионных, получить для моего клиента лучшую цену для меня дело чести. Клиенты очень довольны нашей работой.

— Не сомневаюсь.

— Почти не сомневаетесь. Наши недавние успехи, к сожалению, породили клеветнические измышления завистников. А это, в свою очередь, привело к самым абсурдным обвинениям.

— Я читала о расследовании.

— Как же вы могли не читать — ведь вокруг этого дела подняли такую шумиху. И все из-за сущих пустяков, уверяю вас. Они не обнаружили ничего незаконного, и не обнаружат, смею вас уверить.

И тем не менее, он сказал «не обнаружат ничего незаконного», а не «нет ничего незаконного», отметила про себя Ана.

— Ну, в любом случае у вас неплохая компания.

На его лице появилась нервная улыбка.

— Не понял, простите?

— «Кристи», «Сотби».

— Ах да, — пробормотал он. — В отличие от многих я не ссорюсь с аукционными домами, но в то же время вряд ли это можно назвать компанией.

— А эти расследования — просто глупость, вы не находите? Я имею в виду, что назначение определенной цены существует столько, сколько существуют сами аукционы. От чего им действительно стоит отказаться, так это от продажи украденных или похищенных произведений искусства.

Розенталь энергично закивал, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу. Видимо, он потерял дар речи оттого, что это именно она завела речь об украденных вещах, но быстро нашелся:

— Боюсь, что это тоже старо как мир. И если пойти по этому пути еще дальше, придется потрясти и наших друзей в музеях, и тогда многие почувствуют себя неловко. Боже мой, если Музею современного искусства придется вернуть все имеющиеся у них работы сомнительного происхождения, они будут сдавать освободившееся пространство километрами. В распоряжении Кейта Хэринга окажется целое крыло.

Они оба громко рассмеялись. Он окинул Ану томным взглядом героя-любовника.

— Я был бы счастлив развеять любые сомнения относительно наших возможностей быть вам полезными.

Она выдержала этот взгляд, не отведя глаз.

— Вы сделали весьма щедрое предложение относительно иконы моего дедушки.

— Увы, похоже, недостаточно щедрое.

— Нет, дело не в этом. Просто я пыталась действовать по справедливости. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, все вышло наоборот.

Он с сочувствием покачал головой. Два ветерана, израненные в сражениях на полях святого искусства, казалось, были готовы объединиться в душевном порыве. Она почувствовала, как он готовится к прыжку.

— Может быть, нам лучше поговорить в моем кабинете?

Ана обвела взглядом комнату. В ней была только симпатичная юная ассистентка. Она деловито наклеивала этикетки на коробки и отвечала на телефонные звонки.

— Если вам там будет удобнее.

— Думаю, нам обоим будет удобнее.

Оформление кабинета было более ярким, чем остальных помещений. В нем стояли бежевые плюшевые стулья. Розенталь, закрыв дверь, присел, правда, не за свой огромный пустой письменный стол, а на стул рядом с Аной.

— Мне было ужасно неприятно узнать о краже, — начал он немедленно. — Надеюсь, вы успели получить деньги?

— Да. Но моей целью было вернуть икону греческой церкви, так что все это меня очень расстроило.

— Конечно, конечно. И теперь, насколько я понимаю, возник вопрос о том, был ли этот греческий филантроп вообще связан с церковью?

Что он знал? И было ли ему что-нибудь известно о Мэтью? Она пришла сюда не отвечать на его вопросы, а получить ответы на свои.

— В этом деле замешан представитель церкви. Я встречалась с ним. К сожалению, сразу после кражи он пропал.

— А этот бизнесмен, Драгумис, он тоже пропал, так ведь?

— Нет, не пропал. Насколько мне известно, он болен. Ладно, в конце концов полиция разберется, я в это не вмешиваюсь.

Откинувшись назад, он положил ногу на ногу.

— Это самое правильное. Вы сказали, что деньги уже получили, так что теперь это вас уже не касается.

— Вообще-то все не так просто. Надеюсь, наш разговор останется между нами?

Она едва не рассмеялась от внезапно появившегося на его лице выражения искреннего участия, но сумела сдержаться. Какое-то мгновение ей казалось, что он возьмет ее за руку, но он ограничился тем, что похлопал ее по колену.

— У вас есть все основания так считать. Если бы я не умел соблюдать конфиденциальность, я бы вылетел из бизнеса через неделю.

— Церковь предложила мне за икону значительно меньше вашей цены. Я согласилась на это, потому что считала такой поступок правильным. Мне не хотелось на них давить. А теперь…

— А теперь вы чувствуете себя обманутой.

— Совершенно верно.

Опять сочувствующее покачивание головой.

— Можно ли мне высказать свои соображения? Все дело было неправильно организовано. Я не виню вас. Вы просто следовали советам своего адвоката. Я не сомневаюсь, что он действовал из лучших побуждений. Но мистер Уоллес уже немолодой человек, а в мире искусства сейчас играют в новые игры. К сожалению, не джентльменские игры. Нужны контакты, знакомства, находчивость и даже некоторая жестокость. В сделке должен участвовать опытный дилер.

— Теперь-то я это понимаю.

— Я не хочу ни с кем ссориться. Я бы предложил свои услуги, но покупатель обратился ко мне еще до того, как я узнал, что икона будет продаваться.

— Да-да, понимаю. — Все складывалось так удачно, что она решила еще поднажать. — Интересно было бы узнать, кто этот покупатель. Не думаю, что вы сообщите мне его имя. Я бы тогда оказалась у вас в неоплатном долгу.

Розенталь побледнел. Анна чувствовала, как желание заполучить ее в должники борется в нем с природной подозрительностью. Он нервно засмеялся.

— Мисс Кесслер, вы хотите поставить под вопрос мое умение сохранять конфиденциальность? Кроме того, я не понимаю, зачем это вам сейчас, когда сделка уже завершена.

— Пожалуйста, называйте меня Аной.

— С удовольствием. А вы называйте меня Эмилем.

— Эмиль, здесь есть несколько моментов. Икона была продана на определенных условиях, эти условия оказались нарушенными. Если икону найдут, у меня будут все основания расторгнуть сделку.

— Понятно.

— И в этом случае мне понадобится новый покупатель. У меня, кроме того, есть некоторые другие предметы искусства Средневековья, которые могли бы представлять интерес для вашего коллекционера.

— Да, но для этого не обязательно выходить на покупателя напрямую. Наоборот, для вашей же пользы, я бы не советовал вам этого делать. Подобные сделки требуют участия опытного посредника. И с моей стороны было бы глупо выдавать информацию, располагая которой вы сможете обойтись без моего участия в сделке.

— Этот вопрос легко решается. Мы можем оговорить ваше дальнейшее участие в сделке как непременное условие моего контакта с покупателем.

— К сожалению, я должен учитывать прежде всего интересы покупателя. Он может подумать, что я скомпрометировал себя, вступив с вами в сепаратные отношения.

— Тогда вы можете быть моим представителем. Но вам придется иметь дело с Уоллесом.

— Не думаю, что господин Уоллес согласится с такой постановкой вопроса.

— Он сделает то, что скажу ему я, — ответила Ана. — Мои адвокаты обслуживают меня, а не наоборот, Эмиль.

Розенталь улыбнулся и хлопнул в ладоши:

— Хорошо сказано. Должен признаться, вы меня заинтриговали. Я буду откровенен: не думаю, что покупателя интересует что-либо, помимо иконы. А мы с вами знаем, каковы шансы ее найти.

Он вел себя значительно осторожнее, чем она ожидала. Видимо, ждал чего-то еще.

— Хорошо. Причина, по которой я хочу выйти на покупателя напрямую, носит личный характер. У меня есть основания полагать, что он может кое-что знать о моем дедушке. Больше я ничего не могу вам сказать. — Ну вот, наконец, она выложила на стол свою маленькую тайну.

— Теперь я понимаю, — мягко ответил Розенталь. — Мне кажется, лучше всего сделать так: я позвоню ему и узнаю, не захочет ли он с вами пообщаться. Как вам такое предложение?

— Разумно. Только если он откажется, я останусь у разбитого корыта. Однако если бы я могла поговорить с ним напрямую, мне кажется, я сумела бы убедить его кое-что мне рассказать.

— Если кто-то и может заставить человека сделать больше, чем он сам того хочет, так это вы, Ана.

«Когда приду домой, первым делом залезу под душ. Ладно, пока добрались хоть до этой точки», — подумала Ана.

— Вы не представляете, Эмиль, как это важно для меня, и я даже не стану пытаться объяснить. Так что давайте я буду более конкретна. В будущем я собираюсь продать еще некоторые работы. Может быть, значительное количество. Вы убедили меня, что для этого нужен дилер. Вы специализируетесь на ранней европейской живописи. Я не хочу ничего обещать…

— Пожалуйста, не надо. Прежде чем вы разложите новые приманки перед моим жадным взором, позвольте сделать вам признание. У меня очень мало информации об этом человеке. Всего лишь имя и номер голосовой почты. Обычно он сам мне звонит. Я даже не уверен, настоящее ли это имя.

Ана попыталась не показать своего разочарования.

— Ну что ж. Тогда вы никак не подорвете его доверие к вам, просто сообщив мне номер его голосовой почты. Если он не захочет со мной разговаривать, тогда он просто мне не перезвонит. В любом случае я буду вам очень признательна.

Розенталь немного расслабился. Обойдя вокруг письменного стола, он достал из среднего ящика визитную карточку.

— Я рад, что вы все понимаете. Я согласен. Господин дель Каррос принял свои меры предосторожности, так что мне нет необходимости заботиться о его безопасности. А может быть, ему будет приятно, что вы ему позвоните. У вас есть ручка?

Она записала телефон в небольшой блокнот, который всегда носила с собой. Какое-то неясное беспокойство овладело ею. Дель Каррос. Где она могла слышать это имя? Не упоминал ли его дед?

— Спасибо. Не сочтите за невежливость, но я вынуждена задать еще один вопрос.

— Давайте без церемоний, Ана. Ведь мы друзья?

— Этот ваш господин дель Каррос готов был выложить кучу денег. Икона, конечно, редкая, но никто бы не оценил ее почти в полтора миллиона долларов.

— Я не интересовался мотивами этого господина. Я проинформировал его, что предлагаемая им цена значительно превышает рыночную. Однако он потребовал, чтобы я вступил в переговоры. Иногда религиозное искусство оказывает на людей странное воздействие. Некоторые из них не продают иконы ни за какие деньги. Другие же готовы заплатить любую цену, только чтобы заполучить их. Думаю, что он готов был заплатить и больше.

— Но послушайте, вам известны только его имя и номер. Откуда вы знаете, что у него действительно есть деньги? Что он не исчезнет, скомпрометировав вас, когда подойдет время платить?

Откинувшись на спинку стула, Розенталь опять улыбнулся.

— Могу вас заверить, что господин дель Каррос абсолютно надежен. Я могу гарантировать, что он выполнит свои обязательства. Видите ли, мы с ним уже работали.


— Кофе? Вода? Коньяк будет потом — чтобы отметить это событие.

— Снимите ткань, давайте посмотрим на нее.

— Терпение, мой друг. Нам еще нужно обсудить дела.

Коренастый русский с седыми волосами вежливо улыбнулся, но старик, называвший себя дель Карросом, не был склонен проявлять терпение. Имей он дело с джентльменом, он постарался бы вести себя повежливее, но эти головорезы с претензиями вызывали у него отвращение. Тем не менее то, что ему нужно, находилось в их руках, и он не хотел показаться слишком нетерпеливым. Они должны думать, что он способен повернуться и уйти, если сочтет условия неприемлемыми.

— Дела мы с вами уже обсудили, господин Каров. Именно поэтому я и нахожусь здесь.

— Обстоятельства несколько изменились со времени нашего последнего разговора. Появились осложнения. Наверняка вы слышали, что один из моих людей убит.

— Насколько я понимаю, убит человек Драгумиса, а ваш человек как раз его и подстрелил.

— У Драгумиса нет своих людей. Только повара и управляющие. Телохранителей для него нахожу я. К сожалению, этот вернулся раньше, чем мои ребята убрались излома, поэтому и произошел несчастный случай.

— Я бы назвал это плохим планированием.

Каров пожал плечами:

— Всякое бывает. В любом случае это дополнительные расходы.

На самом деле Каррос ожидал чего-то подобного. На этот случай в кейсе, лежавшем у него на коленях, имелась лишняя сотня тысяч долларов. Наличными. Этот идиот потребовал наличные — по фильмам воровать учился, что ли? Как будто он все еще промышлял в разрушенной России, воруя машины и похищая чиновников. Сегодня у него день большой получки, и эта жадная свинья попытается выжать из этой сделки все до последнего пенни, может, даже откажется от нее и заставит Карроса приползти к нему на коленях. Конечно, этого нельзя допустить, но сдаваться без боя он тоже не собирался.

— Дополнительные расходы возникли по вашей собственной вине.

— Цена слишком низкая, — настаивал Каров уже без улыбки. Вот так, без затей. Выдвигай один аргумент, если он отвергнут, и выкладывай другой. Открыто, просто, грубо. В русском стиле.

— Тогда почему вы на нее согласились?

— Потому что я не знал, что вы предложили внучке Кесслера в три раза больше.

Дель Каррос вздохнул и перевел взгляд на своего сутулого светловолосого компаньона. Ян Ван Меер молчал. В отличие от двух суетливых спутников Карова так называемый художественный консультант Карроса — худощавый, в очках, на вид безобидный — был совершенно спокоен, казалось, ему очень скучно. Старый коллекционер оценил его поведение, однако засомневался, не лучше ли в данной ситуации все-таки поиграть мускулами.

— Полтора миллиона, — продолжал Каров. — Вы предложили ей эту цену. Мне было неприятно узнать, что с тех пор ваше мнение о ее стоимости так сильно упало.

Вот что получается, когда связываешься с такими, как Розенталь.

— Это была бы законная сделка, господин Каров. Без всяких осложнений. Кроме того, те самые издержки, которые вы понесли, возможно, ударят и по мне. Есть люди, которые захотят заполучить эту вещь. Мне придется принять меры предосторожности, возможно, дорогостоящие.

Ван Меер уже сообщил ему, что устранение Драгумиса будет стоить четверть миллиона евро. Неплохая цена, уверил он Карроса, потому что они были друзьями.

— Как вы помните, мы уже обсуждали эту проблему, — сказал Каров. — Вам будет приятно узнать, что я предпринял некоторые меры.

На самом деле как раз об этом-то Каррос ничего не хотел знать.

— Когда?

Каров взглянул на массивный серебряный «Ролекс» на своем толстом запястье.

— Да совсем недавно.

— Он пока еще в Греции?

— В Греции значительно лучше, — принялся объяснять русский. — У него там полно врагов. Все будет выглядеть абсолютно естественно.

Да, все было так, но если они и сейчас пустят пузыри и Драгумис заляжет на дно… Теперь уже ничего не исправишь. Главное сейчас — икона.

— Итак, — продолжал Каров, — вы можете просто добавить ту сумму, которую приготовили для сделки, к ранее оговоренной цене. Скажите, разве это не справедливо? После всех волнений, которые я испытал по вашей вине.

— Слишком рано говорить об успехе, пусть сначала с вами свяжутся ваши люди в Греции. На него уже было несколько неудачных покушений в прошлом. На самом деле я думаю, что вся эта затея была безрассудной. Надо было оставить это мне.

— Вы четко не сказали, собираетесь действовать или нет.

— Я просто проявил деликатность. — Чертов осел. — Чем меньше бы вы знали, тем было бы лучше.

— Я не настолько чувствителен, — усмехнулся Каров. — В важных вопросах мне нужна определенность. Грек, конечно, стар, но напакостить еще может. Он уже знает, что я кинул его, и постарается меня достать. Я вынужден был себя защищать, поэтому не собираюсь извиняться.

— Очень хорошо. — Дель Каррос откашлялся. В горле пересохло, он пожалел, что отказался от предложенной ему воды, но он как-то не доверял русскому гостеприимству. — Давайте закончим с этим.

— Превосходно. Ненавижу затягивать переговоры. Итак, учитывая понесенные потери, а также меры, принятые для нашей общей безопасности, цена — миллион долларов.

Значит, возьмет и меньше — можно поторговаться.

— Ян, что ты думаешь?

Ян резко выпрямился, как задремавший на лекции студент, к которому вдруг обратился преподаватель.

— Я не понимаю тех действий, которые вы в данный момент обсуждаете, — пробормотал он с легким голландским акцентом, превосходно изображая эксперта-искусствоведа, не желающего разбираться в не имеющих отношения к искусству обстоятельствах. — Однако абсолютно ясно, господин Каров, что вы предприняли их исходя из своих целей, против воли моего клиента. Поэтому это не может быть разумным обоснованием повышения цены. С вами была согласована сумма в полмиллиона долларов США, и должен сказать, что это весьма щедрое предложение.

Казалось, русский сейчас разорвет голландца на куски.

— Говорю вам, этого недостаточно.

— Более чем достаточно! — отрезал Ван Меер. — Даже слишком много.

— Послушайте меня, — тихо сказал дель Каррос, и в комнате воцарилась тишина. — Вам следует понять, господин Каров, что основой сделки является вовсе не рыночная цена. Мой интерес вызван причинами личного характера, а они не могут быть переведены в деньги. Если я не куплю эту работу, вы сможете выручить за нее лишь часть той цены, которую предлагаю я. Учитывая то, каким образом икона оказалась у вас, вполне возможно, вам вообще не удастся ее продать.

— Каким образом икона оказалась у меня! Да вы только послушайте, что вы говорите! Вы причина того, что она оказалась у меня. Я украл ее для вас; вы не сможете выпутаться из этой сделки.

— Вы украли ее по приказу Драгумиса.

— И кинул его, продав ее вам. У нас с вами договоренность.

— Которую вы пытаетесь нарушить, повышая цену. Понимаю, вы бизнесмен. Очень хорошо. В этом кейсе шестьсот тысяч долларов. На сто тысяч больше, чем мы с вами договаривались. Ян будет против, но я готов заплатить вам эти деньги, чтобы окупить ваши расходы. Только эту сумму — не больше. Если я уйду отсюда без иконы, вы меня никогда не увидите. Это мое последнее слово, господин Каров.

Русский несколько раз пытался заговорить, беспокойно ерзая в кресле и поскрипывая своим кожаным пальто. Подсчитывает. Наверняка думает, что может забрать деньги и оставить икону себе. Подумаешь, всего-то придется избавиться от двух человек. Дель Каррос знал, что если тот решится на что-нибудь подобное, то избавляться придется от троих, причем все они будут русскими. Вряд ли Каров понимал, насколько опасен Ван Меер. Однако еще раньше дель Каррос намекал русскому на возможность совместной работы в будущем: новые рынки в Южной Америке, наркотики, изумруды, сокровища инков. Все это, конечно, ерунда, но Каров этого не знал, а ему явно была больше по душе роль бизнесмена, чем вора. Наконец его большие водянистые глаза уперлись в кейс; на лице появилось подобие улыбки.

— Ну кто скажет, что Василий Каров не здравомыслящий человек? Я принимаю ваше предложение. А вы, — кинул он Ван Мееру, — поучитесь у своего шефа. Вот как ведут дела разумные люди. Компромисс. Антон, неси коньяк.

— Икона, — вмешался Ян, явно наслаждавшийся ролью плохого мальчика. Может, он недоволен, что все закончилось, а у него не было возможности проявить свои особые таланты? Да нет, он слишком умен для этого. — Мы еще не видели икону.

— Антон. — Каров махнул рукой. И бородатый, не дойдя до бара, подошел к мольберту и бесцеремонно стянул закрывавшую икону материю.

Позолота, слегка поблекшая, но все еще сверкающая. Полный изящества овал головы Девы, повернутый вполоборота. Большие выразительные глаза, рот с опущенными уголками губ. Мария печальная. Глубокий синий цвет ее плаща казался почти черным, местами с прозеленью — печать времени или следствие механического повреждения. Сложенные в молитве неестественно длинные пальцы одновременно указывают за границы рамы — туда, где должна висеть икона с изображением Христа. Традиционная Агиасоритисса. Профессиональная работа; может быть, не шедевр, но написана с чувством. В исключительно хорошем состоянии. В комнате наступила тишина.

— Красивая, — выдохнул Каров.

— Да, — согласился дель Каррос. Разочарование в его голосе не оставило места ярости. — Это не та работа.

Казалось, русский не понял его.

— О чем вы?

— Отмените акцию с Драгумисом.

— Да о чем, черт возьми, идет речь?

— Да вы посмотрите на нее, — ответил Каров. Хотя с таким же успехом можно было попросить взглянуть на икону собаку. Для этого идиота икона и есть икона. Грек точно все рассчитал. — Все не то. Не тот стиль. Эта работа более поздняя — пятнадцатый или шестнадцатый век, наверное, русская. Нам же нужна икона восьмого века или даже старше. На ней значительные повреждения. Я же особо подчеркивал, что она повреждена.

— Вы предпочитаете, чтобы она была повреждена?

Это было невыносимо. Он был готов убить этого идиота, придушить, выдавить жизнь из этой жирной морды.

— Я предпочитаю, чтобы это была та икона, которая мне нужна. А это не та.

— Это была единственная икона на мольберте, — заговорил Антон. — Накануне он показывал ее своему крестнику. И она находилась именно там, откуда он велел ее забрать.

— Значит, он ее подменил. А ты видел ее до того, как забрал?

— Нет, она была заперта у него в кабинете.

— А зачем ему было ее подменять? — спросил Каров.

— Потому что он знал, что вы его предадите, — ответил Каррос. Ему все стало ясно. Драгумис понимал, что просто украсть икону у самого себя будет недостаточно. Русские будут знать, что она у него, да и остальные догадаются, поэтому ему нужен был еще один финт. Пусть русские украдут не ту икону. Если она останется у Карова, тот ни за что не догадается о подмене. Если он продаст ее, покупатель скорее всего не будет знаком с оригиналом. Дель Каррос знал, что большинство людей, даже коллекционеров, испытывают затруднения с определением времени написания православных икон. В любом случае оригинал просто исчезнет, и тогда никто не сможет заметить подмену. Это был хитрый план. Единственным слабым местом в нем было то, чего грек никак не мог ожидать: покупатель очень хорошо знаком с настоящей иконой. Но Драгумису удалось выиграть время, и кто знает, где она теперь?

— Остановите акцию.

— Но почему? Да черт с ним, с этим греком, я его за яйца подвешу.

— Если вы убьете его до того, как он укажет, где находится настоящая икона, мы можем потерять ее навсегда.

— А мне-то что до этого? Да наплевать мне на вашу икону. Если то, что вы сказали, — правда, я хочу, чтобы этот негодяй сдох. Кроме того, уже слишком поздно.

Старик вдруг почувствовал, как все его восемьдесят шесть лет навалились на него невыносимой тяжестью. Когда эта погоня только начиналась, он был молодым и сильным; но все слишком затянулось, и теперь он чувствовал усталость. Он достиг многого, так зачем еще продолжать эту борьбу, в которой он не может победить? Потому, что душа его не хотела знать ничего другого. Однажды овладев ею, икона продолжала жить в нем, без нее он чувствовал себя так, словно у него отняли часть тела. Вот уже больше пятидесяти лет. У него не было выбора. Хорошо, что он чувствует эту усталость. За ней можно спрятать свое отчаяние.

— Что мне нужно сделать, чтобы убедить вас?

Каров не спускал с него пристального взгляда, пытаясь определить, было ли это угрозой или удачной возможностью. Ван Меер тоже был настороже. Они не обговаривали возможность такого развития событий и теперь играли на новом поле. Голландец почувствовал прилив энергии.

— Вы могли бы отдать мне этот кейс, — ответил русский после долгой паузы. Ян только ухмыльнулся в ответ на эти слова.

— Думаю, что нет, — возразил дель Каррос.

— Вы мне кое-что должны за все мое беспокойство, черт возьми.

— Я ничего вам не должен. Драгумис просто играл с вами. Вы бы никогда не смогли достать то, что мне нужно. Но я все-таки хотел бы продолжить наше сотрудничество.

— Что вы предлагаете?

Русский, конечно, осел, но ему надо кинуть кость, иначе все кончится очень плохо. Надо уговорить его остановить акцию.

— Это не та икона, которую я хотел получить, — задумчиво произнес дель Каррос. — Но это неплохая работа, а я хочу быть щедрым. Я даю вам за нее сто тысяч.

— Это даже не покроет моих расходов.

— Еще пятьдесят, когда я узнаю, что Драгумис в безопасности. Еще сто, если вы привезете его ко мне живым.

Каров немного успокоился. Не сводя глаз с дель Карроса, он достал из кармана пиджака сотовый телефон.

— О цене поговорим, когда я привезу его живым. Покажите деньги.

— Сначала звонок. Время дорого.