"Кот, который учуял крысу" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)СемьКак Уинстону удалось сбежать из обречённого здания? Вопросы без ответа терзали Квиллера, и он, ворочаясь с боку на бок, провёл ещё одну бессонную ночь. В девять ровно — час, когда Роджер Мак-Гиллеврей должен был появляться на работе с отчётом — репортёр позвонил в фотолабораторию «Всякой всячины»: — Роджер, прими мои поздравления: ты замечательно снял кота на следующее утро после пожара, фотография опубликована во вчерашней газете. Впечатляет. И очень трогательно — аж за душу берёт. — Гы-гы! Спасибо, Квилл! Значит, тебе понравился портрет Уинстона? Знаешь, самое смешное то, что я щёлкнул его за день до взрыва — для нового раздела «Пожалейте бродячих кошек и собак!». — Я звоню не только по этому поводу. Когда ты подошёл к задней двери, Уинстон сделал попытку вырваться наружу? — Если бы он выпрыгнул прямо на меня, я бы бросился бежать со всех ног, отмахав не меньше мили. Ты знаешь, как я отношусь к кошкам. Нет, он даже не появился. Как выяснилось, он сидел в своей «песочнице». — У тебя очень удачно получился вид сбоку — от торчащих усов до пышного хвоста. — Ага. И я рад, что статейка о нём вышла в три столбца. Квиллер сообщил ему новость: — Кота уже забрали. Его приютила одна пара с Приятной улицы. — Кто такие? — Бетьюны. — Понятно. Я знаю их сына. Большая шишка. Ну, спасибо, что позвонил. Мне надо бежать. У нас летучка в девять тридцать. Следующий звонок Квиллер сделал в адвокатскую контору, где работала Синтия. — Вы знаете, что Уинстон нашёл себе новый дом? — Как я рада! — воскликнула она. — Такой замечательный кот! Если бы у меня была своя квартира, я бы ни минутки не сомневалась — сразу бы взяла его к себе. — Как я понял, вы поладили. — Я только знаю, что он всегда был рад меня видеть, когда я приходила его кормить, — сказала Синтия. — А кто его взял, мистер К.? — Мистер и миссис Бетьюн с Приятной улицы. — Правда? Она — тетка моего парня. Очень славная женщина. Надеюсь, она его не испортит. — Ещё один вопрос, Синтия. Когда вы приходили кормить кота, не делал ли он попытки выскочить на улицу через заднюю дверь? — Нет, ни разу. Я всегда открывала дверь очень осторожно — на всякий случай: а вдруг… Но он вёл себя хорошо. Спокойный такой котик. Квиллер отправился в центр завтракать и, заскочив в кафе «У Ренни», случайно подслушал обрывок чужого разговора: — Плохи дела. Туристы слетались сюда как мухи на мёд. А теперь — конец всему… Это был полевой шпат, знаете? А он хрупкий, как яичная скорлупа… Какое счастье, что старик ничего этого не видит!.. Нужно что-то делать с этими керосиновыми обогревателями! Только в библиотеке, куда он направился после завтрака, царило похоронное настроение: люди скорбели об утрате книг. И служащие, и читатели всегда были рады репортёру: ведущий колонки «Бойкое перо», наследник Клингеншоенов, приятель начальницы… — А её нет, — сообщили ему. — Она у зубного врача. Служащие окружили Квиллера вниманием: показывали ему последний проект новой переплётной мастерской для библиотеки, разработанный мистером Смитом. Продемонстрировали, как работает новый прибор для регистрации книг на стойке выдачи. Расспрашивали про Коко и Юм-Юм. Сводили посмотреть на новый экспонат — ещё одну чернильницу в коллекции старинных письменных приборов. Спросили, кто его любимый писатель. Притащили для него — на счастье — двух местных кошек, живых талисманов библиотеки, Мака и Кэти, чтобы он с ними поздоровался. Он отвечал дружескими кивками, остротами, одобрительным бормотанием. Квиллер сообщил сотрудникам библиотеки, что его питомцы перестали линять: готовятся к Великому. А двум добровольцам, седовласым дамам, что суетились вокруг стенда с фотографиями, он с готовностью предложил свои услуги. — Вам помочь, дорогие дамы? — Да! — хором ответили те, сразу начав милую болтовню. — Вот эти мужчины на снимке до сих пор не опознаны, кроме того, что на переднем плане. Это — губернатор Уитерспун… Фотография сделана в тысяча девятьсот двадцать восьмом. — Боюсь, это не я рядом с ним, — с мягким юмором ответил Квиллер. Не моргнув глазом они продолжали: — Людям интересно знать, кто изображён на фотографии. Это может быть их предок. Их прадедушка вполне мог дружить с губернатором… Может, они захотят привести детей в библиотеку, показать им старинный снимок и сказать: «Вот, смотри, это твой прапрадедушка на фото, вместе с губернатором». — Понимаю. — Только теперь Квиллер осознал, насколько серьёзно дамы относились к этой проблеме. — Спорю на что угодно, что Гомер Тиббит сможет узнать их. — У одного из мужчин на фотографии под мышкой был гроссбух, двое других были в полицейской форме, а четвёртый держал на поводке охотничью собаку. — Раньше мистер Тиббит приходил в библиотеку каждый день — занимался исследованиями. А теперь, когда он переехал в «Уголок на Иттибиттивасси», мы его совсем не видим, правда, Дора? Я уж подумала, что он ушёл к праотцам. Ему же сто лет в обед. Квиллер ответил: — Сегодня днём я буду в тех краях. Хотите, я возьму с собой эту фотографию? — Это будет чудесно! Мы положим её в конверт. Гомер, почти столетний старик, и его жена Рода, которая была на десять лет младше его, поженились довольно поздно. Оба они трудились на ниве просвещения. Он раньше никогда не был женат, а она ни разу не выходила замуж. Для гостей они всегда разыгрывали одну и ту же комическую сценку семейной ссоры. Все знали, что они — любящие супруги, бесконечно преданные друг другу. На старости лет они переехали в деревушку, расположенную на некотором удалении от города, и поселились в четырёхэтажном особняке с островерхой крышей, отдалённо напоминавшем отель на швейцарском курорте. Когда Квиллер с фотографией губернатора Уитерспуна в конверте и букетом цветов для Роды подъехал к месту своего назначения и припарковался на стоянке для гостей, вдруг, уже на самом подходе к дому, он увидел мэра города Грегори Блайта, выходившего из дверей. — Добрый день, сэр, — поздоровался он. — Объезжаете своих избирателей? — Это никогда не помешает. Без труда не выловишь и рыбку из пруда, — заявил «безупречный кандидат», готовящийся к перевыборам. Блайт, который уже три срока подряд занимал место городского главы, всегда ратовал за присоединение городов-спутников к Пикаксу — по разнообразным причинам, одной из которых было увеличение числа избирательных округов. — Я встретил нашего хиззонера[6] на парковке, — сказал Квиллер, когда Рода впустила его в дом. — Он что, приходил выклянчивать ваши голоса или предлагал купить ценные бумаги? — Знаете, что я вам скажу? У меня он не получит ни цента! — дребезжащим голосом заявил старик. — Он приезжает сюда, чтобы выманить у вдов их пенсию или страховку, которую они получают за своих покойных мужей. — Не заводись, Гомер, — утихомирила старика его жена. — Давайте лучше выпьем чаю с ромашкой. — Она меня отравить хочет этой дрянью! — воскликнул Гомер. — Ну, если так — не пейте чай, пока не ответите на несколько вопросов, которые хотят вам задать сотрудники Пикакской библиотеки. Они по вам скучают: им не хватает ваших ежедневных визитов. — Квиллер изложил ситуацию и показал фотографию губернатора Уитерспуна и его друзей. — Это точно он! Таких огромных ушей больше ни у кого не было! Всех остальных я тоже хорошо знал. Но как их зовут — что-то не припомню. У Роды хорошая память на имена. А я лучше помню лица. Рода! Она торопливо пришла из кухни. — Да, это губернатор Уитерспун. Мы с подружками всегда считали, что у него весьма романтическая внешность. И двух мужчин на ступеньке повыше я тоже очень хорошо знаю. Это братья Брауны… — Какие Брауны? — перебил её Квиллер. — Здесь была только одна семья Браунов, — дружелюбно пояснила она. — А человек с ружьём и собакой — это… Его имя вертится у меня на языке: Фред Брюс, или Брук, или Брум… — Или Браун, — предположил Квиллер. — Самое смешное, что я даже помню, как звали его собаку. Диана! Богиня охоты! — Вполне логично. Гомер, потеряв интерес к беседе, задремал. Квиллер громким голосом произнёс: — Но это — древняя история. Давайте лучше поговорим об Эддингтоне Смите. — Ах, милый Эддингтон! Добрая душа! — тихо пробормотала Рода. — Он не увлекался чтением, но любил и знал книги, — добавил её супруг менее скрипучим, чем обычно, голосом. — В расцвете лет он объехал почти весь мир. Когда люди продавали свои поместья, они складывали свои самые ценные книги в картонные коробки — для него. Но со временем он одряхлел и начал быстро уставать. И вместе с ним старел и пылился весь хлам, что он у себя держал. — Он часто заходил к нам пообедать, рассказывал о своей семье, — добавила Рода. — Боготворил отца, который привил ему любовь к книге. — Мать его умерла рано, и его воспитывала бабушка. Его дед — муж бабки — был кузнецом, и это он построил себе дом из полевого шпата. А кузница была у них на заднем дворе. — Под развесистым каштаном? — спросил Квиллер. — Вообще-то, это был могучий дуб, — поправил его Гомер. — Его срубили, когда Эдд решил заасфальтировать задний двор и отдать его под стоянку для машин. Он сам там арендовал несколько мест для парковки. — По телефону вы упомянули, что у вас есть информация, которая может меня заинтересовать… — Это история, которую рассказала Эддингтону его бабка, лёжа на смертном одре, — пояснила Рода. — Мы подумали, что она подойдёт для вашего сборника мускаунтских легенд. — Ничего не могу сказать, пока не услышу её. А вы помните все детали? — Нас двое, и мы будем помогать друг другу, если кто-нибудь что-то забудет. Но вам, Квилл, потом придётся её обработать, чтобы по стилю она не отличалась от вашей манеры письма. Репортёр включил магнитофон. Всю дорогу обратно он прикидывал, как будет выглядеть рассказанная ему легенда на бумаге. Приехав в город, он прежде всего заскочил в библиотеку — отдать фотографию губернатора Уитерспуна. — Простите, но я потерпел фиаско, — извинился он перед дамами. — Но вот что я хочу предложить. Повесьте эту фотографию и укажите, что на ней запечатлены люди, имена которых никому не известны. Пригласите на выставку горожан и попросите их принести свои семейные альбомы — сравнить лица их предков из домашнего архива с теми, что на вашем фото. Я расскажу об этом в моей колонке. Идею Квиллера восприняли с восторгом. Полли вернулась на работу после визита к стоматологу, но у него уже не было времени заглядывать к ней в кабинет. Он спешил домой — чтобы засесть за рассказ «Жена кузнеца и её тайна», в основу которой ляжет легенда, поведанная Эддингтону Смиту его бабушкой. Когда Пикакс был объявлен столицей округа — исключительно по причине того, что он был его георафическим центром, — это был даже не маленький городок, а всего лишь деревушка, но буквально в одночасье его захватил строительный бум. Кузнец, ковавший подковы и гвозди, уже не справлялся с сыпавшимися на него заказами нахрапистых поселенцев, возводивших жилые дома и магазины. Но однажды случилось несчастье: лошадь взбрыкнула, удар пришёлся кузнецу по голове, и он скончался на месте. В Пикаксе началась настоящая паника! Нет кузнеца — нет гвоздей! Но буквально на следующий же день, по странному стечению обстоятельств, в городе появился незнакомец — крепкий мускулистый парень с длинными волосами — дело невиданное в Мускаунти, что сразу вызвало подозрение. Вещей у него никаких не было, только узелок с бельём, который он нёс на палке, перекинутой через плечо. Но когда парень заявил, что он кузнец, отношение к нему тут же переменилось. Горожане засыпали его вопросами: — А ты умеешь делать гвозди? — Умею, — отвечал он. — А как тебя зовут? — Джон. — Джон — это понятно. А фамилия у тебя есть? — Зовите меня просто Джон. Что вас больше интересует — гвозди или моя фамилия? Что-то здесь явно было не так, но людям позарез нужны были гвозди, поэтому городские власти, почесав затылки, внесли незнакомца в списки горожан под самой распространенной фамилией — Смит, а вместо второго имени написали «К», что означало «кузнец». Так теперь он и звался: Джон К. Смит. Когда Лонгфелло в своём стихотворении написал: «Кузнец, могучий человек…», возможно, он имел в виду именно Джона К. Этот парень отличался высоким ростом, был широк в плечах и мускулист. Как сказал поэт: «Мозолиста его ладонь, в руках его горит огонь…» Теперь никому и в голову не приходило осуждать его за длинные волосы. Более того, парень был молод — всего двадцать два года от роду — и хорош собой, и многие молодые горожанки заглядывались на него. Очень скоро он женился, взяв в жены девушку по имени Эмма. Она была красива и умна, потому что умела читать и писать. Она родила ему шестерых детей, но, к несчастью, трое из них умерли ещё в младенчестве. Для своей семьи Джон построил большой дом: камень для строительства он взял из карьера, а фронтон отделал полевым шпатом, который искрился и сиял на солнце в погожий день. Это новшество очень понравилось горожанам, и многие приходили посмотреть на невиданное чудо. Кузницу Джон устроил на заднем дворе, и там он трудился с утра до ночи не покладая рук: ковал лопаты и топоры, гнул колёса для тачек, мастерил горшки и чугунки, подковы и, конечно же, гвозди. Он был кормильцем семьи и, как добропорядочный христианин, дважды в неделю посещал церковь. Его жене завидовали все женщины города. Иногда он говорил Эмме, что должен проведать свою старую матушку, что жила в Локмастере, и тогда седлал коня и скакал на юг. Приезжал он обратно примерно через неделю. Злые языки говорили, что у него есть другая жена, но Эмма не верила досужим сплетням, тем более что муж всегда привозил ей гостинец — шаль или отрез на новое платье. Но однажды Джон не вернулся домой. Его искали, но так и не нашли. Эмма была уверена, что мужа её убили разбойники с большой дороги, позарившись на лошадь и золотые часы. Локмастер, где торговали богатыми мехами и добывали золото на приисках, в то время имел дурную славу: в его окрестностях было полно охотников за лёгкой добычей. Один человек из соседнего городка предложил Эмме продать кузнечные меха и наковальню своего мужа, но она наотрез отказалась. Шло время. Эмма часто думала о Джоне. Иногда он вёл себя очень странно: вставал посреди ночи и без фонаря шёл на двор. Вопросов она не задавала — всё равно кузнец не стал бы ей отвечать. Но она слышала звон лопаты. В этом тоже не было ничего необычного: банков тогда не существовало, и ценности закапывали в землю. Размышляя об этом, Эмма внезапно поняла, что подобное происходило с Джоном каждый раз после посещения старой матушки. Сгорая от любопытства, Эмма взяла лопату и пошла на задний двор. Было уже темно, но фонарь она зажигать не стала, чтобы не возбуждать любопытства соседей. Земля на всём дворе была хорошо утоптана. Один только неровный пятачок привлёк её внимание — она начала копать под большим дубом. Но там ничего не оказалось — только корни. Тогда она попробовала копнуть в другом месте, в третьем… И уже собиралась оставить свою затею, как вдруг её лопата с металлическим звоном ударилась о какой-то предмет! Встав на колени, Эмма дрожащими руками начала разрывать землю, и постепенно её взору открылся железный сундук! Она лихорадочно открыла крышку. Сундук был доверху набит золотыми монетами! Испугавшись при виде такого богатства, Эмма захлопнула крышку. Она долго стояла на коленях перед сокровищем, сложив молитвенно руки. Её терзали тревожные мысли… Поверх золота в сундуке была брошена какая-то тёмная тряпка. Эмма ещё раз приоткрыла крышку — всего на несколько дюймов, — желая ещё раз украдкой взглянуть на клад. Но ею овладел страх — она никак не могла заставить себя коснуться золота. Тихонько вытащив тряпицу из сундука, она принесла её домой: рассмотреть получше при свете лампы. Материя оказалась ярко-красного цвета. Это был головной платок — бандана, какие обычно носят разбойники или пираты. Эмма вернулась во двор, засыпала сундук землёй и утрамбовала почву ногами. На следующий день она приказала вымостить двор булыжником. Теперь Эмма поняла, откуда у её мужа были золотые часы. Написав последнюю фразу, Квиллер задумался. С какой охотой и дружелюбием Эддингтон болтал с незнакомыми людьми, часами торчащими на стремянках в его магазине! Может быть, он тоже рассказывал им семейные предания, услышанные от своей бабушки? Судя по оставленным следам, сиамцы провели много часов, топчась на кофейном столике, — будто французский кувшин для мартини загипнотизировал их. Юм-Юм то приближалась к нему, то с опаской пятилась назад, а Коко, не в силах оторвать взгляда от «магического кристалла», медленно вращался вокруг кувшина, обнюхивая его со всех сторон. Несомненно, ему чудилось какое-то движение внутри. Толстостенный хрусталь с его мягкими, чувственными формами, снопы света, бьющие в разные стороны, колеблющиеся тени, отбрасываемые кошачьим хвостом, — казалось, внутри прозрачного сосуда теплится какая-то жизнь. Коко крутился вокруг кувшина, будто это был философский шар, — и Квиллер, глядя на хрустальную сферу и любуясь причудливой игрой света и тени, подумал, что, возможно, кот умеет видеть будущее. Впрочем, ему не следовало слишком серьёзно относиться к кошачьим способностям к ясновидению, поэтому он, широко улыбаясь, обратился к своим компаньонам: — Ну что это вы так разволновались сегодня? Может, сюда заглядывали речные крысы — попить воды? Надеюсь, вы не приглашали их в дом? Коко и Юм-Юм притворились глухими. Приобретя ещё одну легенду для своей коллекции, Квиллер, как всегда, бродил по дому в приподнятом настроении, пока в голову ему не пришла тревожная мысль. Как это публиковать? Тут же в город нахлынет толпа предприимчивых искателей лёгкой наживы с отбойными молотками в руках! Количество членов Общества кладоискателей росло с каждым годом — и действительно, некоторым из них удалось разбогатеть. В старые времена жители Мускаунти предпочитали держать деньги в жестянках из-под кофе, закопанных на заднем дворе, а не доверять своё состояние банку. Многие считали, что земля, на которой стояли первые дома в городе, просто-таки нашпигована кладами. Землекопы выходили на поиски сокровищ по ночам. Кладоискательство стало повальным увлечением — многие утверждали, что это помогает вести здоровый образ жизни: свежий воздух, физические упражнения, эмоциональный подъём и — иногда — вознаграждение за труды. Однако энтузиазм кладоискателей не разделяли владельцы земельных угодий, чьи луга, пастбища и соевые поля оказывались перерытыми вдоль и поперёк. Потом Квиллер подумал, что у агента по продаже недвижимости (если под этой маской не скрывался кто-то другой), кроме желания построить новый супермаркет, явно что-то ещё было на уме. — Йа-а-у-у! — подал громкую реплику Коко — либо в поддержку теории Квиллера, либо напоминая, что кошачий обед запаздывает. Квиллер накормил сиамцев, а затем переоделся к ужину, который давала Мэгги. |
|
|