"Ричард Длинные Руки - гроссфюрст" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 8

Рассвет пробивался сквозь зеленую листву напористо, но получалось у него плохо, зеленый свод в несколько слоев веток не поддается, хотя сами листья просвечивают, и здесь у нас уже достаточно светло. Я лежал неподвижно, в черепе дерутся умные мысли с еще более умными, слушал, как рядом это существо сопит сладко, устроившись на моем плече и дыша в шею животным теплом.

Проснувшись, она некоторое время делала вид, что спит, прислушиваясь ко мне, и явно быстро соображала, что же дальше, сейчас день, глаза привыкли к полусвету, все видно отчетливо, надо ли удрать, пока я сплю…

Похоже, так и решила, я ощутил, как медленно подняла голову с моего плеча, осторожно сняла ногу, закинутую мне почти на грудь. Я зевнул и вроде во сне накрыл ладонью копну ее торчащих волос и опустил всю эту массу на прежнее место.

Она снова замерла, я еще раз зевнул, открыл глаза и сказал с удовольствием:

— Хороший день… и дождя нет. Как спалось?

— Чудесно, — буркнула она.

Я почесал у нее за ухом, залез пальцем в раковину, довольно крупная и хрящеватая, поскреб там, выискивая ногтем грязь.

Она поежилась.

— Перестань… щекотно!

— Терпи, — сказал я твердо. — У тебя уши грязные… наверное. Зато рожки блестят…

Она охнула, помолчала, потом тихо проговорила с недоверием:

— И что… тебя не пугает, что я с рогами?

Я развел руками.

— Знаешь, учился я хреновастенько, но знания очень уважаю, хотя бы самые школьные. А там говорится, что рога только у травоядных. У хищников рогов не бывает.

Она смотрела непонимающе.

— А ты что… когда их увидел?

Я хмыкнул.

— Когда? Всегда. Я хорошо вижу в темноте, как и ты. Можешь не прятать их в волосах, а то столько взбила, глаз не видно. Я разве не говорил, что я тоже фурри? Наше племя раньше было фурри, а до того вообще в воде плескалось, пока одна кистеперая сдуру не полезла на берег… Так что мы в тесном родстве, милая. Хотя я и растерял шерсть, рога с копытами, но внутри фурри, еще какой фурри, всем фурям фурь!.. Так что ты ничем меня не удивила. Подумаешь, шерсть! У меня душа лохматая. Вот только жалость, что хвоста нет… А у тебя он просто замечательный.

Она пробормотала ошеломленно:

— Значит, ты все понимал и… не боялся? Или боялся?

— Еще как, — признался я. — Вдруг укусишь или откусишь…

— Я что, совсем дура?

— Ну ты же красивая? — возразил я. — Значит, любой дури ждать можно. А ты в самом деле красивая, при свете дня видно в красках, шкурка у тебя оранжевая, шелковая, мягкая, животик тепленький, сама ты толстенькая, просто чудо!.. Фурриарточка ты моя мурлыкающая. А почему у тебя на хвосте нет кисточки?

Она прошептала, глядя исподлобья и еще не веря услышанному:

— А… зачем?

— Красиво, — сказал я убеждающе. — У вас, женщин, должен быть вкус насчет всей этой дури, раз уж в политике, как курицы в Кентерберийском соборе. Кисточка на хвосте — это все!.. По крайней мере — важно. Серьги в ушах или палочка в носу есть, а хвоста нет?

Она пробормотала обалдело:

— Хорошо… Постараюсь отрастить. Если получится.

— Получится, — заверил я твердо. — Мы фурри или где?

— Ну…

Я поднялся, поднял ее с нашего истертого ложа и, прижав к себе, крепко поцеловал в мягкие и теплые, уже раздавленные за ночь моими, губы.

— Прекрасно. Обратно буду ехать, проверю. А сейчас, увы, вперед и к новым подвигам! Вон мои друзья уже говорят: мы мужчины или чё?.. К эльфам по этой дороге?

— Нет, чуть левее…

Арбогастр одобрительно фыркнул, а Бобик перестал ревниво метаться и как бы невзначай вклиниваться между нами, отпихивая ее от меня, даже посмотрел на нее благосклонно, когда я занял место в седле, все-таки у нее уши, хвост, даже шерсть в некоторых местах.

Я разобрал повод, оглянулся на нее.

— Кстати, как тебя зовут?

— Элизаэль…

— А меня — Ричард Захватыватель… то есть Завоевыватель, хотя вообще-то это ты завоевательница… мое сердце завоевала и в полон взяла!

Бобик ринулся, как огромная черная, низко летящая птица, арбогастр ломанулся за ним. Я прижался щекой к конской гриве, в памяти осталось вспыхнувшее счастьем ее лицо. Я сказал такие великие для нее слова, но мы всегда говорим их с легкостью, почему не сделать человеку приятное, нам такая мелочь ничего не стоит, особенно вот так, когда знаем, что больше сюда не попадем и больше не встретимся, а ночь покроет любой стыд.

В оправдание себе говорю громко, как на исповеди, хотя на ней никогда не был и плохо себе представляю, чтобы я исповедовался другому человеку, а не напрямую Богу: фурриартил с нею только в интересах дела, эльфы тоже не люди, а раз хочу с ними поддерживать союз, то надо получше узнать этих существ. Лучший же и самый короткий путь пролегает через постель. Можно и без нее, конечно, но копуляция все-таки обязательна, хотя иногда удается обойтись простым коитусом. А вот так, проведя с ней ночь, я как бы сказал, что мы одной крови, что ни раса, ни пол, ни вероисповедание, ни шерсть на пузе не должны ставить границы общения между людьми, а людьми считаем всех тех, с кем удается общаться и достигать некоторого демократического понимания.

Красочный восход в прекрасном эльфийском лесу тронул даже мою заскорузлую душу, хотя как-то не до красот вообще-то, но все-таки я оценил и даже повертел головой, глядя, как яркий солнечный свет сползает по стволам деревьев, будто жидкий огонь.

Из зелени раздался грозный, так он должен быть или казаться, голос, только вот слишком звонкий и писклявый, словно кричит перепуганная девочка-подросток:

— Стоять!.. Дальше смерть! Поворачивай назад!

Я помахал рукой.

— Эй-эй, полегче… Свои, не видишь разве? Хотя да, вы больше на слух…

Зеленые ветви пышного и с виду непролазного куста почти не шелохнулись, но с той стороны на эту шагнул стройный изящный эльф в зеленой одежде, зеленой шапочке, даже лук украшен зелеными листьями.

Он проговорил удивленно:

— О, это вы, сэр Ричард?

Я поправил строго:

— Конт Астральмэль к вашим услугам. А Ричардом стану, когда контесса Гелионтэль разродится наследником и род благородного конта Астральмэля продолжится.

Он сказал виновато:

— Простите, это я от усталости. Всю ночь торчал тут…

— Тогда вам пора сменяться, — сказал я. — Можете отправиться со мной.

— А вы… к контессе Гелионтэль?

— Да, — согласился я. — Иду выполнять, так сказать, супружеские обязанности.

Сказал и ощутил себя как-то странно, вот надо выполнять супружеские обязанности, а нет тоски, что всегда охватывает любого при слове «обязанности». Возможно, потому, что выполняю не свои, а чужие, и не совсем как бы лес корчую.

— Долг, — сказал он с сочувствием, — святое дело.

— За друга, — пояснил я, — ничего не тяжело. Есть такое святое слово «надо».

Он кивнул.

— Да, мы ведь эльфы? Но как хорошо, что кроме «надо» есть еще и «можно», когда делаешь то, что хочется!

Мы улыбнулись друг другу понимающе, тут и тролль все поймет. Пес понесся вперед, я не стал останавливать, у эльфов к нему совсем другое отношение, никакой паники, вообще эльфы со всеми зверями, птицами и, наверное, даже червяками уживаются настолько хорошо, что даже не знаю.

С седла видно поверх кустов, но когда вдали блеснула золотая крыша, я соскочил на землю, почвы не видно под плотным ковром изумрудно веселой травы, и пошел вперед, держа Зайчика за повод.

Деревья раздвинулись, на огромной площади, язык не поворачивается назвать ее поляной, блистает оранжевым огнем, словно янтарная игрушка под прямыми лучами солнца, сказочно прекрасный замок, изящный. Вычурный и в то же время настолько огромный, что даже я не запомнил, куда ведут эти длинные мостики на огромной высоте, переходы от башни к башне, почему столько окон в одних и ни одного в других, и что за странный дизайн, от которого радостно и тревожно стучит сердце.

Основание дворца горит в пурпурном огне, а мраморные ступени, ведущие ко входу, сегодня желтые, как мед, хотя в прошлый раз, как мне помнится, были снежно-белыми.

Я выпустил повод и пошел по ступенькам, напоминая себе, что я по делу, и вообще я аменгер, а не хто-то, я по праву, а что не сразу к жене, так это ж уважение хочу высказать королеве Синтифаэль, рожденной из Света и Солнца.

В воротах двое эльфов заступили дорогу, я покачал головой.

— Ребята, вы меня не узнаете?

Один сказал недружелюбно:

— Узнаем. Но только по своей воле и без приглашения можете заходить разве что в свой хлев.

— А в ваш?

Он не врубился, эльфы вообще-то простые, не зря же красивые, ответил резко:

— Ждите здесь. О вас доложат.

Ждать пришлось недолго, буквально через пару минут появился совсем молоденький эльфенок и прочирикал сладеньким голоском:

— Конт Астральмэль, Ее Величество королева Синтифаэль, рожденная из Света и Солнца, готова принять вас!

— Благодарю, — ответил я. — Веди, существо. Ты паж?

Он помотал головой:

— Нет… Хотя я слышал, у нас будут, как и у людей, пажи!

Глазенки его вспыхнули восторгом, явно вообразил себя в костюме пажа с уменьшенным мечом на поясе и кокетливой шляпкой с пером.

— Да-а, — сказал я, — у людей чему только не научишься… Иногда и хорошему можно, правда-правда! Хотя, честно говоря, я и не знаю, чему…

В огромном зале трон пуст, придворных эльфов почти нет, везде рассеянный свет, я заметил движение у дальней левой стены. Там на фоне красочных барельефов со сценами из эльфийской мифологии почти не отличимая от них блистательная Синтифаэль в ярко-оранжевом платье и на этот раз с распущенными по спине волосами беседует с двумя седовласыми эльфами, но все еще не потерявшими осанки.

При моем приближении оба поклонились королеве и удалились. Она повернулась, вперила в меня пронизывающий взгляд, все такая же строгая и божественно прекрасная.

Я с великой готовностью, красуясь, грациозно опустился перед нею на колено, склонил голову.

— Ваше Величество…

Она помедлила, я чувствовал ее взгляд на моем затылке и, надеюсь, широких плечах, в стране эльфов вообще широчайших, да и эполеты хорошо выделяются в такой позе, а если чуть поднапрячь руки, то трицепсы просто загляденье, это бицепс у меня маловат, и хорошо, что не видно…

— Приветствую вас, конт Астральмэль, — произнесла она с подчеркнутым холодком. — Что привело вас в Эльфийский Лес?

— Жажда сообщить Вашему Величеству, — ответил я, поднимаясь и неотрывно глядя в ее прекрасное лицо, — что всем моим войскам дан приказ не рубить здесь лес, не собирать хворост и не охотиться на эльфов…

Она переспросила:

— Войскам?

Я поклонился, скрывая досаду, все-таки заметила, зараза, то, что могла бы пропустить мимо ушей, если бы они не были такими торчащими и нежно-розовыми, что хочется куснуть за кончики.

— К сожалению, — сказал я честно, — королевство пока еще не все в моей власти. Крестьяне могут считать себя подданными прошлого короля, которого я сверг… они как раз и могут еще по неразумению наносить вам вред… но я намерен здесь закрепиться и принять меры… А также, пользуясь случаем, я хотел бы, с вашего позволения, повидаться со своей женой, контессой Гелионтэль.

Она не сводила с меня испытующего взгляда.

— Вы же не знаете, — произнесла она медленно, — может быть, она уже забеременела?

Я скромно потупил глазки.

— Ваше Величество, в интересах продолжения эльфийства я предпочел бы перестраховаться. А вдруг, знаете ли, ну, не клюнуло, надо бы для надежности повторить, я же не для себя, для всемирного эльфизма стараюсь!

Она произнесла ровным голосом, но мне почудился не свойственный эльфам сарказм:

— Ну разве что не для себя…

— Точно! — сказал я клятвенно. — Как хорошо, что вы все понимаете! Что значит королева.

Она произнесла с некоторой брезгливостью:

— Я понимаю больше, конт, чем вы можете предположить. Хорошо, отправляйтесь к милой Гелионтэль.

— Вот прям щас и побегу!

— Передайте ей мою любовь и милость.

— Не забуду, — пообещал я. — Все на свете забуду, но ваши слова, блистательная Синтифаэль, моя королева…

Я начал кланяться, отступая жопой вперед, но она вдруг, словно только сейчас вспомнив какую важную мелочь, поморщилась и произнесла небрежно:

— Да, кстати… Нам только что стало известно, что вы останавливались на ночь у некой Элизаэль… Она живет вне нашего племени…

— Любит одиночество?

— Она преступница, — ответила королева холодно, ее лицо стало чуточке злее, хотя оставалось прекрасным. — Не признавала законы, не подчинялась… За ее дикий и жестокий нрав ее изгнали!

Я охнул:

— Такую тихую ласковую кошечку? Ваше Величество, ее пора простить и вернуть!

Королева не спускала с меня пронизывающего взгляда.

— Она должна была вас убить и выпить кровь.

— Должна? У нее был такой приказ?

— Нет, именно за такое злодейство она и была изгнана.

У меня пробежал по спине запоздалый холодок, но я постарался растянуть губы пошире в примирительной улыбке.

— Ваше Величество, но разве то, что меня не сожрала, не доказывает, что уже исправилась, и ее можно на свободу с почти чистой совестью?

Она покачала головой:

— Не знаю, не знаю… Вы спали вместе?

Я зябко повел плечами.

— Ваше Величество, у бедной Элизаэль нет даже хатки, что есть у последнего зайчика в таком темном лесу! А ночью там холодно. Это ж так естественно, что мы прижались друг к другу, надо ж как-то сохранить остатки тепла!

Она произнесла хмуро:

— И всю ночь прижимались… Это мой лес, Ричард Завоеватель, в нем от моего взгляда таиться глупо и бесполезно.

Я смущенно опустил глазки и шаркнул задней ножкой.

— Ваше Величество, а вот у людей подглядывать не совсем как бы принято, хотя да, интересно… Так вы ее простите? Я это, милость к падшим призываю! Из великого гуманизма, не корысти ради, Ваше Величество, вы ж гуманистка?

Она нахмурилась, долго рассматривала меня, наконец проговорила с непонятной интонацией:

— В самом деле странные существа… Заступаетесь за чудовище, что едва не убило вас. А вам в самом деле ее жалко, вижу.

Я кивнул.

— Жалко, Ваше Величество… И еще, могу я к вам обратиться к небольшой, но весьма деликатной просьбой?

Она смерила меня холодным взглядом.

— Можете. Но не обещаю, что смогу ее удовлетворить. Или даже сохранить в тайне. Я не верю вам, сэр Ричард.

Я опустил глазки и пробормотал:

— Да это не меня касается, Ваше Величество… Могу ли я просить, чтобы этот вот мой небольшой… совсем крохотный грешок остался между нами? Я бы не хотел, чтобы моя милая Гелионтэль узнала, что я провел ночь с этой… бедной изгнанницей.

Она спросила холодно:

— Вы хотите, чтобы я солгала?

Я замотал головой:

— Ни в коем разе! Но если Гелионтэль не спросит, вы же не станете сами рассказывать о чем-то, что может ее огорчить?.. То, о чем не знает, как бы и не было, Ваше Величество! В интересах ваших подданных, во имя их счастья и блаженного спокойствия духа и всяческого умиротворения!

Она поморщилась, подумала, вздохнула.

— Вечно у людей всякие неприятности… Хорошо, я ничего не скажу милой Гелионтэль. Я ее люблю.

— И я, — сказал я искренне. — Вот видите, как много у нас общего?

Она смотрела на меня пристально и молчала. Я поклонился и отступил, но осталось странное ощущение, что между нами появилась какая-то связь благодаря общей тайне.