"Цвет диких роз" - читать интересную книгу автора (Ранн Кети)

Глава 8

Мэриголд остановилась перед домом, выключив двигатель и в наступившей тишине оглядела неподвижную фигуру на пассажирском сиденье.

Джон лежал словно мертвый, ковбойский стетсон скрывал его лицо. Она в задумчивости прикусила нижнюю губу. Может, ему досталось больше, чем кажется? Может, вообще нужна медицинская помощь?

Массовая драка была волнующей, но короткой благодаря Джорджу Стрэнгу и его друзьям. Мэриголд испытывала странное возбуждение от того, что Джон подрался из-за нее, хотя все это было ему явно не по душе. Может, она ему все же немножко нравится, хоть он и не одобряет ее? От приятной мысли у нее по телу побежали мурашки.

А то, что он защищал ее манеру одеваться, совершенно поразило Мэриголд, и она даже смягчила тон больше, чем ей того хотелось.

— Джон, мы приехали.

Он застонал, и она дотронулась до его руки. У Мэриголд перехватило дыхание, когда его пальцы сжали ей запястье. Джон сел, сдвинув стетсон назад. В мягком янтарном свете фонарей со двора его глаза были темными, и она не могла различить их выражение.

Мэриголд сделала глубокий вдох, заставив себя отвернуться от завораживающего взгляда.

— Я хочу тебя поблагодарить. За то, что ты защитил меня, особенно после того как я отказалась от твоей помощи, — Она осмелилась бросить в его сторону мимолетный взгляд. — Я знаю, ты не хотел драться.

Джон не ответил, только изучающе посмотрел на нее. Мэриголд не отвела взгляд, и он медленно привлек ее в свои объятия. Она не противилась. Взяв в руки ее волосы, Джон поднес их к лицу и тихо застонал, потом закрыл ей рот поцелуем.

Внутренний голос нашептывал, что она должна быть осторожна. Но его горячие требовательные губы приводили доводы, по которым ей не следовало выскакивать из грузовика. Джон крепче прижал ее к себе.

Неистовство поцелуя одновременно тревожило и восхищало Мэриголд. По телу у нее пробежала горячая волна. Его губы призывали ее ответить так, как она хочет. Ее пальцы нащупали разорванную на груди рубашку.

Она прижала ладони к его груди, покрытой жесткими волосами, потом скользнула под рубашку, лаская твердые мускулы. Кожа горела под ее пальцами, бугорки сосков затвердели, и Джон застонал, когда она провела по ним кончиками пальцев. Мэриголд отстранилась, чтобы перевести дух.

Но он снова завладел ее губами. Она уступила пламени, которое нарастало у нее внутри, угрожая поглотить ее, крепче обняла Джона за плечи, стала поглаживать крепкие бицепсы.

Не прерывая поцелуя, он посадил ее на колени лицом к себе, и Мэриголд прижалась к нему. Она чувствовала под собой тепло его бедер, подвинулась ближе и услышала, как он резко втянул воздух.

— Что такое? Я сделала тебе больно?

— Да нет же. — Его губы сложились в кривую усмешку, на щеках появились ямочки.

Внезапно Мэриголд поняла и в смущении прикусила губу.

— Ничего такого, что ты не исправила бы поцелуем, — хрипло сказал он.

Сначала поцелуй был нежным, и Мэриголд, тая, принялась расстегивать оставшиеся пуговицы. Пока ее пальцы трудились, она чувствовала, как стремительно вздымается под ними его грудь.

Когда она приоткрыла в поцелуе рот, их языки соприкоснулись, и началось медленное, завораживающее состязание, легкий танец, где каждый отдает и получает.

Потом язык Джона стал более настойчивым и требовательным. Он так крепко прижал ее к себе, что ее руки оказались зажатыми между их телами.

Он подхватил ее под ягодицы, прижимая к себе. Сквозь его джинсы Мэриголд ощущала твердую горячую выпуклость, упиравшуюся в самое интимное место. Она так хотела его, что не знала, выдержит ли это напряжение. Когда Джон отстранился, чтобы глотнуть воздуха, дыхание у него было таким же прерывистым, как и у нее.

Прижавшись лицом к ее шее, он стал ласкать ее языком, затем проложил дорожку быстрых поцелуев к ее уху, зарылся лицом в ее волосы, и она чувствовала на шее его неровное дыхание. Мэриголд была готова взорваться от страсти.

— Я представлял тебя совсем другой, — вдруг тихо произнес он. — Ждал совсем другого. Я… я хочу, чтобы ты знала, как ты совершенна. Я хочу чтобы ты поняла… — Он проглотил комок в горле.

Мэриголд замерла, чувствуя перемену в его настроении. Она знала, что Джон слишком много выпил, понимала, что он чувствует себя уязвимым. За последние несколько минут пала не одна стена, Джон собирается сказать нечто важное, то, чего она, возможно, не хотела бы услышать. Если она узнает его секреты, причину его тоски, услышит его признания, между ними неизбежно возникнет связь, а ей меньше всего хотелось такого сближения. Она должна вернуться к своей жизни. Мэриголд попыталась слезть с его колен, но руки Джона крепко держали ее на месте.

— Пока ты не приехала… — Он замолчал, чтобы собраться с мыслями, явно не ведая о ее нежелании слушать. Лицо сделалось отстраненным, взгляд — пустым.

Ей придется услышать, хочет она того или нет.

— Я думал, моя жизнь сложится, как у родителей. Мальчик встретил девочку, мальчик и девочка полюбили друг друга, мальчик и девочка поженились. Мальчик и девочка жили счастливо до конца своих дней.

Сердце у Мэриголд сжалось при виде циничного выражения его лица.

Он моргнул, словно увидел ее в первый раз. Глаза были у него темными и выразительными, а взгляд настолько глубоким и пронизывающим, что Мэриголд замерла. Она видела его боль и уязвимость, горечь и безнадежность. Ей стало плохо от неприкрытой злости, отразившейся на его лице. Физическое желание утихало, хотя Джон сильнее прижал ее к себе.

Губы у него дрожали, будто он собирался заговорить. Но он только посмотрел в окно кабины.

Освободившись от его настойчивого взгляда, Мэриголд ждала продолжения, не в состоянии вырваться.

— Когда я учился в средней школе, то на родео в городе я познакомился с девушкой. Мы влюбились и поженились. — Он вздохнул. — Я был глуп, поэтому решил, что одной любви достаточно, что городской девушке может понравиться жизнь в деревне. Мы просто очень сильно любили друг друга, — Он скривился. — Думали, все будет тип-топ. Не получилось.

— Фрэнсис?

— Да.

Мэриголд понимала, что его откровенность вызвана алкоголем. Джон не из тех, кто распространяется о своих чувствах, забыв об осторожности. Еще когда он сказал, что не знает, встряхнуть ее или поцеловать, она поняла, что он слишком много выпил.

— Ты другая.

Вскинув голову, Мэриголд посмотрела на него. О чем он думает? Неужели убедил себя, что она подходит ему, только исходя из желания, которое он к ней испытывал? Она испугалась. Мысль о том, что Джон может обмануться, приняв ее не за ту и позволив себе поэтому любить ее, причинила ей боль. Мэриголд отодвинулась, но его руки лишь крепче сжали ее талию. Он тянул ее к себе, и она начала сопротивляться.

— Что случилось?

— Отпусти меня. Я больше не хочу ничего слышать. «И не хочу влюбляться в тебя», — мысленно добавила она. Любовь к этому сильному, одинокому, загадочному мужчине была той проблемой, без которой она вполне могла прожить. То, что он пришел сегодня ей на выручку, слишком уж сильно подействовало на женщину, которая непременно желала показать свою независимость. А именно так Мэриголд и хотела прожить свою жизнь — оставаясь собой.

Джон находился так близко, что она видела темную щетину на щеках, слышала его неровное дыхание, ощущала его животную мужественность.

И чувствовала жар его крепкого тела.

Что-то мелькнуло у него в глазах, настроение слегка изменилось, приняв иное, не связанное с печалью направление. Он пошевелился под ней.

— Мне пора, — сказала она, раздосадованная тем, что голос прозвучал едва слышно.

Мэриголд действительно боялась, что ее жизнь бесповоротно изменится, если она сейчас не уйдет в дом и не ляжет спать.

— Нет.

Его руки тисками сжали ее бедра. Мэриголд словно пронзил электрический разряд, и она подумала: возможно… только возможно… ей не хочется уходить.

Молчание затягивалось. Она избегала его взгляда, пытаясь не ощущать его тела, не замечать желания в его глазах. Ради самосохранения она должна как-то отгородиться от него. Либо покинуть кабину грузовика, либо что-то сказать.

— Я видела, как ты танцевал с Дебби. — Желаемой непринужденности в голосе не получилось.

— И что?

— Вы хорошо смотритесь вместе. — Как больно это говорить.

— Я ее не хочу. Когда я с ней, ничего не происходит. Зачем ты о ней заговорила?

Мэриголд отвернулась, комок в горле мешал ей ответить.

Джон коснулся ее подбородка.

— Мне показалось, я объяснил. Я думал, ты поняла… — Он умолк. — Я хочу тебя. Каждую ночь я лежу без сна и думаю о тебе. Только о тебе.

Поцелуй вышел отнюдь не нежным. Даже когда Мэриголд ответила, было ясно, что он реагирует на чисто физическое желание.

Это ее вина. Когда он рядом, ее тело реагировало, как масло на раскаленную сковородку. Мэриголд никогда не поддавалась физическому желанию раньше и не собиралась делать этого сейчас. Когда их связывает один лишь секс.

— Ты не лучше того ковбоя. — И сама она тоже.

Судя по его лицу, ее слова явились для Джона ударом. Он было открыл рот, но Мэриголд, чувствуя небывалое смятение, высвободилась, распахнула дверцу и убежала.

Через несколько дней женщины уехали в Калгари за покупками, оставив Джона одного, и он не ждал их раньше вечера. Первую половину дня он перевозил сено с поля в сарай. В полдень у него заурчало в животе, потому что он забыл позавтракать, и Джон направился к дому.

Там его встретила зловещая тишина. Он постоял, держа в руке кепку и прислушиваясь.

Ни единый звук не оживлял абсолютную тишину. Не доносились из кухни голоса. Не слышались на веранде легкие шаги. Не нарушал молчания веселый смех. Не было Мэриголд.

Внезапно осознав, о чем он думает и что стоит, сжимая кепку с такой силой, будто от этого зависит его жизнь, Джон с отвращением покачал головой. Бросил кепку на скамейку и пошел в ванную, чтобы умыться. Он старался не обращать внимания на пустоту в душе, которая перекликалась с пустотой старого дома.

— Привыкай, — сказал он себе, вытирая руки. — Это будущее. Через неделю-другую здесь уже не будет Мэриголд. Она вернется в Калгари. — Он это знал.

Джон сердито нахмурился, вошел в кухню, запоздало сообразил, что не снял ботинки и посмотрел на оставленную им грязь, ясно видную на сверкающем чистотой полу. Откуда ни возьмись появилась картинка: Мэриголд подметает пол. Он видел ее так ясно, словно она стояла рядом с ним — в шортах и коротенькой, выше пупка, футболке. Он почти чувствовал ее шелковистые волосы, как они взлетают над плечами и падают на нежную округлость ее груди. И она улыбается… улыбается ему, в голубых глазах застыло мечтательное выражение, а влажный рот, созданный для поцелуев, манит к себе.

Джон вспомнил танцы после родео и последовавшие затем страстные объятия. С того вечера Мэриголд держалась от него на расстоянии, и это причиняло Джону боль. У него было достаточно случайных связей после брака, чтобы знать, что больно лишь тогда, когда есть чувства. А между ним и Мэриголд ничего нет, он в этом твердо уверен. Особенно после ее заявления, что он не лучше того ковбоя.

У Джона что-то неприятно сжалось внутри. Неужели она и правда думала то, что сказала? Бесчувственный, движимый одним сексом? Мэриголд отмахнулась от него, оттолкнула, будто сказанное им не имело значения. При этом воспоминании в нем шевельнулось нечто похожее на ярость, и Джон нарочно затопал по сверкающему полу кухни.

Он сильно рванул на себя дверцу буфета, которая, распахнувшись, ударила его по лбу.

— Черт!

От резкой боли у него выступили слезы, и он закрыл глаза. Ему хотелось оторвать дверцу, швырнуть в другой конец кухни, но он только выругался, схватил с полки банку равиоли, открыл и высыпал в кастрюлю подогреть.

Консервированная еда застревала в горле, однако Джон старательно проглотил каждый отдающий металлическим привкусом кусок и выпил стакан молока, изо всех сил игнорируя клаустрофобию, навеянную атмосферой. Затем в том же мрачном настроении бросился вон из дома, оставив грязную посуду на столе.

— Как прошел день? — спросила бабушка.

Прежде чем ответить, Джон сунул в рот очередную порцию еды, по вкусу напоминавшей опилки.

— Прекрасно, — буркнул он, не поднимая глаз.

Он почувствовал, как женщины обменялись взглядами, и с трудом подавил желание сказать им какую-нибудь гадость. Он не помнил, когда в последний раз был так зол. Так разочарован. И неизвестно почему.

— Мы тоже чудесно провели день, правда, Мэриголд? Заехали за ее бабушкой и отправились в поход по торговым рядам в центре города, пообедали в славном греческом ресторанчике.

Выдавив улыбку, Джон посмотрел на бабушку и кивнул. Ее серые глаза изучали его поверх очков. Он снова уткнулся в тарелку. Мэриголд он не удостоил взглядом, да и нужды в том не было — сев за стол, она едва произнесла с десяток слов.

— Ренате очень понравился новый соус Мэриголд, за который она получила первый приз. — Бабушка, явно не замечала напряжения, царившего в комнате. — Рената думает, он станет изюминкой компании, когда она уйдет на покой, а руководство перейдет к Мэриголд.

— Да, бабушка, я все уже знаю.

— Нечего огрызаться. У тебя что, был плохой день?

— День как день, — сказал Джон, но ответ прозвучал грубо и неубедительно.

Старая дама издала неразборчивый звук, потом сняла серьги и положила их на стол. Она что-то слишком долго выкладывала их рядом с тарелкой.

— У меня есть для тебя новость.

Он вдруг понял, что бабушка выглядит сегодня нервной, и тут же забыл о своих проблемах. Может, она соединила поездку в Калгари с визитом к врачу? Джон обругал себя за невнимательность.

— Что случилось, бабуля? У тебя все хорошо? Ты не больна? — Внезапная мысль о жизни без нее свела судорогой и так уже измученные внутренности.

Бабушка со смехом замахала на него рукой, затем поправила воротник бело-лиловой клетчатой блузки, посмотрела ему в глаза и объявила:

— В конце августа я собираюсь переехать в Калгари.

При ее неожиданном заявлении Мэриголд испытала тот же шок и удивление, что отразились и на лице Джона. Она понятия не имела о решении бабушки перебраться в город. Во всяком случае, та ни о чем таком сегодня не говорила.

Мэриголд почувствовала на себе взгляд Джона, и от выражения его лица сердце у нее сжалось. Он, видимо, кипел от злости, словно винил ее. Так же внезапно лицо его окаменело и стало непроницаемым.

— Понятно.

Его чувства выдавала только подергивавшаяся щека. Мэриголд поняла, что все это его глубоко поразило и что он почему-то считает ее ответственной за бабушкино заявление.

Та неуверенно засмеялась.

— Жду не дождусь. Так что, пожалуйста, не порти мне обедню, Джон.

— Я и не собирался.

Она умоляюще посмотрела на внука.

— Ты же знаешь, как давно я об этом говорю. — Бабушка встала, дохромала до него и поцеловала в щеку. Ее голос дрогнул, когда она спросила: — Ты меня прощаешь?

— Я никогда не удерживал тебя, когда ты что-то хотела сделать, бабуля. — Он с чувством обнял ее.

Очевидные усилия Джона подавить боль вызвали у Мэриголд слезы. Быстро встав, она понесла тарелку в раковину и включила воду, чтобы заглушить голоса у себя за спиной. Потом уставилась в окно, глядя на удлинившиеся тени на поле, где зрел ячмень, и занялась мытьем посуды. Она заставила себя думать о чем угодно, только не о сцене, разыгравшейся за столом. О поездке в город, которую давно ждала и от которой получила удовольствие. Они с бабушкой детально распланировали этот день: в какой торговый центр пойти, где пообедать, кого навестить. Однако, находясь в Калгари, она не только не чувствовала, как заряжается энергией от оживленного городского ритма, а, наоборот, то и дело возвращалась мыслями к ферме. И Джону.

Он настоял, чтобы в Калгари женщины поехали на его пикапе, и всю дорогу Мэриголд обуревали непонятные ощущения. Странно было сидеть на месте Джона и сжимать тот самый руль, на котором так часто лежали его руки.

Когда она в какой-то момент остановилась на красный свет, а абуэлита и бабушка разговаривали между собой, Мэриголд вспомнила, как помогала Джону убирать сено, и ленч, который они ели вместе. Почти ощутила волны зноя, накатывавшие с полей, прикосновение Джона, его поцелуи… Вспомнила свой первый день на ферме Гудинга… Его неожиданное дружелюбие, ястреб, парящий в бледно-голубом небе, и они с Джоном, бок о бок выполнявшие работы на ферме. Больше всего ей вспоминался тот момент, когда она почувствовала на себе взгляд Джона, впервые ощутив его страсть.

Бабулин голос, возвестивший, что красный свет уже сменился зеленым, вернул Мэриголд к реальности. Излишняя поглощенность Джоном и фермой удивила ее тогда, удивила и теперь. Что с ней такое? Она не должна раздражаться на себя, разочаровываться в себе из-за своей тяги к Джону, особенно после танцев на родео. То, как он с ней обращался, было достаточным предупреждением.

Мэриголд вернулась в настоящее, услышав, что Джон пересек кухню у нее за спиной. Хлопнула дверь веранды, и она увидела, как он исчез в амбаре. Он расстроен, винит ее за решение своей бабушки.

Старая дама подошла к раковине, и Мэриголд повернулась к ней, выдавив улыбку.

— Я даже не представляла, что вы серьезно хотели переехать в Калгари.

— Я уже давно собираюсь это сделать.

— Но почему вы сказали ему сегодня, если вы не против моего вопроса? Я имею в виду я… вы… Мы же с первой минуты знали, что он не в настроении.

— Вот именно. Лучше момента, чем сегодня, нельзя и придумать. — Бабуля многозначительно улыбнулась, словно у нее была некая тайна. Потом зевнула. — Я слишком устала, чтобы пускаться в объяснения. Наш сегодняшний разгул в Калгари меня вымотал.

— Тогда ложитесь спать, — улыбнулась Мэриголд. — Поговорим завтра.

— Ты пойдешь за ним?

— Ч-что? Зачем мне идти?

— Просто спросила, — демонстративно пожала плечами бабушка.

Мэриголд уставилась на нее, гадая, что она хотела сказать своим вопросом.

Вымыв оставшуюся после ужина посуду, Мэриголд послонялась по кухне, зная, что ждет возвращения Джона. Уже давно стемнело, и она не могла представить, чем он занимается в амбаре.

Она не поддалась искушению проверить, но мысленно возвращалась к предложению бабули. Наверное, она знает, что Джону плохо. Учитывая, как сильно он любил свою бабушку, Мэриголд могла предположить, насколько его расстроило ее неожиданное заявление, ведь перед ним со всей безжалостностью встала реальность одинокой жизни в этом доме.

В десять вечера Мэриголд сдалась. Только на сегодняшний вечер она забудет о смешанных чувствах, о досаде на Джона и пойдет к нему. Она хотя бы должна заверить его, что не знала о решении бабули.

Мэриголд толкнула дверь и подождала, когда глаза привыкнут к темноте. В амбаре было тепло, ее окутал приятный, такой обыденный запах сена и коров, по телу пробежала дрожь, и она поплотнее закуталась в джинсовую куртку Джона, от которой исходил его на удивление успокаивающий запах.

Мэриголд оглянулась, но Джона нигде не было видно. Куда он исчез? Она услышала шорох над головой, однако, поддавшись желанию улизнуть, стала подниматься по лестнице на сеновал, говоря себе, что ноги дрожат от трудного подъема, а не оттого, что она скоро окажется наедине с Джоном.

Он сидел на тюке сена и смотрел в окошко сеновала. Мэриголд пригляделась к нему, стараясь определить его настроение. Джон ничем не показал, что заметил ее присутствие.

— Джон? — неуверенно позвала она.

— М-м?

Она сделала несколько шагов по дощатому полу.

— Как ты? — И сразу пожалела о своем вопросе.

— Прекрасно.

— Мне уйти?

Он пожал плечами.

Отлично. Ему даже все равно, уйдет она или останется. Черт бы его побрал. Она не позволит ему прогнать ее. Мэриголд сократила расстояние между ними и примостилась на другом тюке рядом с Джоном.

Где-то ухала сова. Вдалеке проехала по дороге машина, потом звук мотора затих, сменившись тишиной. Мэриголд услышала, что кто-то скребется в ближайшем углу сеновала, и переместилась поближе к Джону.

В свете луны, падавшем на его лицо, он казался уязвимым, одиноким и ужасно печальным.

— Смотришь на звезды? — спросила она, не зная, как подступиться к подлинной боли, написанной на его лице.

— Нет, — бросил он. — Просто разглядываю ферму. Свою землю.

Мэриголд удержалась от желания положить ладонь ему на руку и набрала побольше воздуха в грудь.

— Я пришла сказать, что не имею никакого отношения к решению твоей бабушки. — Она помолчала. — Я понятия не имела, что она собирается осенью переехать в Калгари. Т-ты веришь мне? — Ей необходимо услышать от него подтверждение.

— Да.

Мэриголд облегченно выдохнула — оказывается, она затаила дыхание в ожидании его ответа.

— Со мной все в порядке. Мне просто очень жаль себя.

Тронутая его признанием, она выпалила:

— Потому что ты останешься здесь совсем один, когда она уедет?

— Да. — Он вздохнул. — Я знал, что это должно случиться. Только не ожидал, что так скоро.

— Твоей бабушке семьдесят три года.

— Знаю. А я останусь совсем один.

— Не обязательно.

— Может, ты и права. — В его голосе прозвучала непонятная Мэриголд нотка. — Мне нужна подходящая женщина… верно?

Мэриголд неловко пошевелилась.

— Верно.

— Женщина, которая мне нужна, полюбит эту ферму так же сильно, как я. Будет хорошей женой и матерью. Будет всегда рядом, поддерживая меня, помогая мне…

— Как Дебби.

— Нет, не как Дебби, — твердо произнес он.

Мэриголд поняла, о чем он говорит, вернее, о чем умалчивает. Он думает, что она годится на эту роль.

— Джон… Я не такая. По натуре я не домохозяйка, ты сам знаешь. И я никогда не давала тебе повода думать, что между нами что-то есть. Я возвращаюсь в город.

Он наклонил голову.

— Я не та женщина. Прости. — С тем же успехом она могла говорить сама с собой, поскольку никакой реакции не последовало. — Джон, сейчас для меня нет ничего важнее руководства компанией моей абуэлиты. Всю жизнь я была младшим ребенком. Мои родители, братья и сестры обращались со мной так, словно я ничего не могла сделать без их помощи. — Мэриголд понимала, что захлебывается словами, но ее сердце торопилось дать ответ на незаданные вопросы Джона.

Молчание. Он сжимал и разжимал пальцы. Она ухватилась за тюк сена, на котором сидела.

— Моя бабушка единственная, кто всегда обращался со мной как со взрослой, а не как с ребенком. Она единственная, кто видит, что я на что-то способна. — Мэриголд умоляюще посмотрела на него. — Она дает мне шанс проявить себя, и я не собираюсь его упускать.

Он кивнул, устремляя взгляд в ночное небо.

— Я — это я, Джон. Я не побоялась приехать на твою ферму и как следует здесь поработать… Но меня ждет дело, к которому я должна вернуться. Я должна проявить себя. — Голос у нее дрогнул.

Она смотрела на него и ждала ответа. Ни его слова, ни поступки значения не имели, потому что она не собиралась менять свое решение из-за того, что нужна Джону. Из-за того, что ему нужен кто-то, нужна женщина. Не получится. Во всяком случае, не так — без любви.

Мэриголд почувствовала его ладонь на своей голове, по телу у нее пробежала дрожь, но она не шевельнулась. Джон стал перебирать ее волосы.

Они беззащитны друг перед другом. Она знала, что заявление бабушки ужасно его расстроило, понимала, что, возможно, еще больше огорчила его своими словами. Но не могла заставить себя уклониться от его ласкающей руки.

— Почему ты не поехал за Фрэнсис? — резко спросила Мэриголд. Ответ на этот вопрос ей хотелось узнать с тех пор, как она выяснила, что эта женщина бросила Джона.

На миг его рука замерла.

— Я поехал.

— И? — Она боялась услышать ответ.

— Это ничего не дало. Я предложил ей переехать в город, жить там, но она сказала, что я ей не нужен. Сказала, что совершила ошибку. — Джон смотрел на Мэриголд, в его посуровевших глазах читался вызов.

— Господи, как ужасно.

Он кивнул, лицо его было искажено болью.

— Но из этих событий урок я извлек. Я больше никогда не открою свою душу до такой степени.

Мэриголд ясно поняла, что он воздвиг стену, предохраняющую его чувства от возможных ран. И пока Джон с этим не справится, он не сможет полюбить снова.

От осознания этого у нее застучало в висках.

Они сидели молча. Она понимала, что ей надо встать и уйти, но даже мысль об этом требовала большого усилия. Она слишком устала. Ночная прохлада пробирала до костей, и Мэриголд сидела тихо, неотрывно глядя в ночное небо.

— Можно?.. — Джон кашлянул. — Могу я обнять тебя, всего на минуту?

— Джон… — Она покачала головой, в ее голосе послышалось смятение, чтобы ослабить боль, она глубоко вздохнула. — Думаю, это не слишком удачная мысль.

— Я знаю, на следующей неделе ты уезжаешь, я не забыл. Больше никаких глупостей… обещаю.

Мэриголд не знала, что ему сказать, да и не смогла бы, если знала. С трудом проглотив стоявший в горле комок и боясь разразиться слезами, она подвинулась к Джону.

Ей вдруг так же сильно захотелось почувствовать себя в кольце его рук, как и ему обнять кого-то. Друзья ли, враги, кто бы они там ни были, это уже не имело значения. Оба здесь, оба нуждаются в ласке.

Мэриголд погладила по его руке, и теплые, огрубевшие от работы пальцы обхватили ее ладонь, которую она прижала к своей щеке, прошептав:

— Обними меня, Джон.

Он быстро заключил ее в объятия и привлек к груди, зарывшись лицом в ее волосы.

У Мэриголд возникло ощущение ужасной потери. Его губы шевелились у ее виска, и она с трудом удерживалась, чтобы не заплакать. Так Джон обнимал ее несколько бесконечных мгновений, а когда отстранился, она почувствовала на его щеке влагу, и почти физическая боль сдавила ей горло.

Прерывисто дыша, он прислонился лбом к ее лбу. Он молчал. Мэриголд зажмурилась от испуга. Она сломается, если посмотрит ему в глаза.

С глубоким вздохом Джон сел так, чтобы она могла прижаться к нему.

Так они сидели, не говоря ни слова. Сквозь толстую куртку она чувствовала тепло его тела, ощущала размеренные удары его сердца. Чувствовала, как при каждом вдохе поднимается и опускается его грудь.

У нее в душе росло отчаяние. Она будет скучать по Джону, когда уедет. Их связывает нечто большее, чем физическое влечение. Некие узы, существование которых никто из них признавать не хотел.