"Навстречу судьбе" - читать интересную книгу автора (Пик Лилиан)

Глава 4


Шли дни, и Линн с тревогой и тоской осознала, что не может существовать без человека, который, казалось, навсегда исчез из ее жизни. Девушка запаниковала и попыталась разубедить себя в этом. Она неоднократно напоминала себе о зле, которое он причинил ее уверенности и способности учить, растравляла рану, нанесенную ее самолюбию, и постепенно ненависть запылала в ней с новой силой.

Начальник английской кафедры мистер Блэкем наконец выздоровел, и у Линн появилось намного больше свободного времени, чтобы заниматься с учениками перед школьным фестивалем музыки и драмы, который был уже не за горами. Она с огромным удовольствием взялась за дело, и все оставшиеся без ответа вопросы и нерешенные личные проблемы постепенно отодвинулись на задний план.

Теперь в школе кипела работа. Каждый день из кабинета музыки через закрытую дверь доносились самые необычные звуки: можно было услышать одинокую скрипку, соло на барабанах и даже целый оркестр. А время от времени прекрасная игра на фортепиано заставляла многих проходивших по коридору останавливаться и слушать затаив дыхание.

Дни Линн были насыщены интересной работой, а большинство вечеров она по-прежнему проводила за игрой в теннис — приближалось первенство, в котором Кен твердо решил победить.

Однажды вечером, когда они, как обычно, сидели в кафе и пили холодный лимонад после нескольких удачных сетов, Линн сказала Кену, что Тони Арнолд, журналист, недавно вступивший в музыкальное общество, позвонил ей в школу и пригласил на прогулку.

— Мы встречаемся завтра вечером, Кен. Не возражаешь?

— Возражаю? Послушай, любимая, даже если мне это не нравится, я не могу тебе запретить. Ты отказала мне в этом праве и даже не позволила купить кольцо. Линн… — Он взял ее за руку. — Сколько еще мне ждать ответа? Тебе известны мои чувства, любимая. Мне незачем снова говорить о них.

— Я отвечу тебе через три недели — после каникул, когда ты вернешься с теннисного первенства, а я — с конференции на севере. Обещаю, Кен.

— Ладно, придется тебе поверить. Но будь осторожна с репортером. Ты ведь знаешь, что за народ эти газетчики.

— Конечно знаю. Очень несерьезный народ. Их интересуют только случайные связи.

Кен невесело рассмеялся:

— Ты чертовски права. Я встречал их в кабаках с женщинами легкого поведения. Так что держи ушки на макушки.

Линн улыбнулась и пообещала стоять на страже своей чести.

«Кен может не волноваться», — думала она на следующий вечер, сидя с Тони на скамеечке у берега реки. Он и не собирался к ней приставать — рассказывал о своей работе, которую обожал, делился планами на будущее. Линн узнала, что диплом журналиста он получил на обычных курсах при каком-то техническом колледже на северо-востоке Англии.

— В те времена министерство образования не утруждало себя разработкой специальных программ для журналистов — мы все набирались опыта на практике и учились на собственных ошибках, — объяснил Тони. — А сейчас необходимо сначала пройти серьезную подготовку, и я считаю, что это правильно.

Они долго болтали, и Линн рассказала ему о своих взглядах на преподавание и о проблемах в школе. Сочувственно выслушав девушку, Тони с уверенностью заявил, что ее новые методы обучения намного лучше старых.

— Я, конечно, всего лишь сторонний наблюдатель, но мне небезразлично то, о чем вы говорите, и я постараюсь донести некоторые ваши идеи до широкой публики. Вы подали мне отличную мысль — я могу убедить нашего главного редактора поручить мне серию статей об образовании в прошлом и настоящем. Как вы к этому отнесетесь?

Линн подумала, что это прекрасная идея. Ведь Крис Йорк сказал ей, что люди не понимают превосходства ее методов, а это отличный способ объяснить им все в подробностях. Они с Тони как раз обсуждали примерный план атаки на массовое сознание, когда на тропинке появилась одинокая фигура. Линн достаточно было одного взгляда, чтобы узнать этого человека, хотя в нем произошли заметные изменения — он уныло брел, ссутулив плечи, а всегда гордо поднятая голова поникла.

Ее сердце отчаянно заколотилось. Приблизившись, мужчина взглянул на них, холодно кивнул в знак приветствия и, не сказав ни слова и даже не улыбнувшись, пошел дальше.

— Эй, не тот ли это парень, который был на собрании музыкального общества? Я думал, он ваш друг…

Линн торопливо объяснила, что он просто знакомый, и со вздохом добавила:

— На самом деле я почти ничего о нем не знаю. — Это была правда.

— У меня очень хорошая память на лица, уверен, что мы с ним где-то встречались, но никак не могу вспомнить где.

— Он недавно переехал сюда из Йоркшира.

— Так он с севера! Наверное, именно там я его и видел. Я ведь учился в тех краях и одно время работал в местной газете. Спасибо за подсказку, Линн, теперь мне легче будет вспоминать.

Они провели приятный вечер, к концу беседы перешли на «ты» и договорились снова встретиться через пару дней, чтобы подробнее обсудить серию статей на тему образования.

Вернувшись домой, Линн позвонила Кену и радостно сообщила, что впервые встретила человека, который разделяет ее взгляды на современные методы обучения и своим поведением опровергает всеобщие представления о журналистах.

— Вот и славно, — отозвался Кен. — Надеюсь, в будущем он тебя не разочарует.


Через несколько дней после встречи с Тони Арнолдом Линн сидела дома, проверяя сочинения своих учеников, когда раздался стук в дверь. На пороге стояла домовладелица.

— Вас к телефону, дорогая, — сказала она, и Линн последовала за ней в холл. — Кажется, один из ваших молодых людей. Я даже не догадывалась, что их так много! — Хитро улыбнувшись, миссис Уолтерс скрылась на кухне.

У Линн мелькнула мысль, что это Крис, но он был по-прежнему верен своему слову держаться от нее подальше.

— Привет, Линн, это Тони.

Пальцы девушки, нервно сомкнувшиеся на телефонной трубке, тотчас расслабились.

— Прости, мне ужасно жаль, но я не смогу прийти завтра вечером, как обещал. На меня свалилась срочная работа. Но есть и хорошие новости: скоро состоится наша первая атака на школьных ретроградов — статья выйдет в пятничном выпуске, не забудь купить газету, ладно?

— Подожди, Тони, ты не мог бы прочесть мне ее прямо сейчас? Возможно, там есть какие-нибудь неточные факты, которые мы еще успеем исправить.

— Извини, Линн. Я тороплюсь, и в любом случае все материалы выпуска уже отправлены в типографию. Уже поздно что-либо менять.

— Но, Тони, — настаивала Линн, — расскажи хотя бы приблизительно…

— Линн, я уже на десять минут отстал от графика. Поверь мне, я тебя не подведу. Пока. Скоро увидимся и обсудим наши следующие шаги.

В пятницу утром Линн ожидала выхода «Милденхед газетт» с некоторым беспокойством. Дождавшись семи часов, она торопливо набросила халат и сбежала вниз, первым делом позаимствовав газету у миссис Уолтерс. Стремительно перелистав первые страницы, она открыла центральный разворот и застыла как громом пораженная. Заголовок гласил:


«Родители стоят на пути прогресса», — говорит школьная учительница Линн.

Как бороться с ретроградами от педагогики?»

С бьющимся сердцем она пробежала глазами статью, то и дело выхватывая из контекста знакомые фразы — собственные резкие слова в адрес противников перемен. Там было все, о чем она рассказала Тони, будучи уверенной, что он не станет цитировать ее в статье. Но журналист выплеснул на страницы газеты весь ее гнев и недовольство старомодными методами обучения, используемыми в школе, почти дословно привел критические замечания в адрес некоторых коллег, разве что не назвал имен.

«Даже если бы Тони приложил к статье мою фотографию в бикини, — уныло подумала Линн, — последствия были бы ненамного хуже». Несомненно, если бы такая мысль пришла ему в голову, он бы без зазрения совести воплотил ее жизнь — все средства хороши, чтобы повысить тираж.

По дороге в школу Линн с ужасом гадала, что ее ждет. Глубоко вздохнув, она решительно отворила дверь в учительскую и увидела полдюжины голов, склонившихся над свежим номером «Милденхед газетт».

— Линн, дорогая, зачем ты это сделала? — Кен старался говорить ласково и с сочувствием, но у остальных преподавателей не было причин вести себя деликатно, и они гневно уставились на девушку.

Мэри нахмурилась:

— Линн, я не верю, что это опубликовано с твоего согласия.

— Спасибо, Мэри. Я так же потрясена, как и вы все. Мне жаль, но вы же знаете, что за народ эти репортеры, даже лучшие из них иногда совершают ошибки. Тони, наверное, думает, что оказал мне добрую услугу, и удивится, когда узнает, что это не так.

— Надеюсь, ты понимаешь, Линн, что это может обернуться для тебя неприятностями. — Мэри снова нахмурилась. — Мне страшно за тебя, дорогая. По-моему, на этот раз ты зашла слишком далеко.

— Пожалуйста, не сыпь мне соль на рану, Мэри. — Голос Линн дрогнул. — Я ничего не могу с этим поделать. Можешь мне не верить, но я просила Тони показать мне копию статьи прежде, чем она будет напечатана, а он отказался, сославшись на то, что у него нет времени. Теперь я знаю истинную причину.

Когда учителя стали расходиться по классам, Мэри догнала подругу в коридоре и шепнула:

— Держись, Линн. Боюсь, что гроза над твоей головой разразится еще до конца дня.

Но день прошел без каких-либо событий. Время тянулось медленно, и Линн каждую секунду с замиранием сердца ждала вызова в кабинет директора. Когда прозвенел последний звонок и она наконец села за руль своего автомобиля, у нее вырвался вздох облегчения.

Уик-энд она, как обычно, провела на реке в обществе Кена. Они катались на лодке, и Линн невольно ловила себя на мысли, что все время поглядывает на берег, пытаясь разглядеть Криса в каждой одинокой фигуре, бредущей по тропинке.

Ей захотелось размяться, и она села на весла, а Кен, вытянувшись во весь рост на носу лодки, наблюдал за девушкой из-под полуопущенных век.

— Директор уже сказал тебе что-нибудь по поводу статьи, любимая? — спросил он.

— Пока нет, но, думаю, буря разразится в понедельник.

— Не переживай — если это не случилось сразу, значит, все обойдется.

— Надеюсь, ты прав, — вздохнула Линн.

В понедельник утром на своем столе в учительской она обнаружила официальное письмо с пометкой «Лично и конфиденциально». Вскрывая конверт, она со страхом подумала: «Началось». Письмо было напечатано на машинке, видимо, под диктовку. В верху листа дорогой бумаги стояли исходящий номер и штамп министерства образования.


«Уважаемая мисс Хьюлетт!

Я с некоторым удивлением и большим беспокойством прочел статью о Вас в «Милденхед газетт». Автор этого материала в несколько непрофессиональных терминах излагает аргументы, которые, насколько мне известно, Вы используете в защиту своих методов обучения. Очевидно, что, с одной стороны, кто-то усмотрел в сложившейся ситуации сенсационный аспект и стремится использовать это в своих интересах («Он имеет в виду Тони», — сердито подумала Линн), а с другой стороны, кто-то хочет таким способом продвинуть свои идеи («Теперь он имеет в виду меня»). В любом случае статья настолько безвкусна и неэтична, что не делает чести ни ее автору, ни ее героине.

Имея некоторое отношение к сфере образования и будучи беспристрастным наблюдателем, могу сказать, что, по моему мнению, простого энтузиазма двух неопытных, но радикально настроенных молодых людей, к сожалению, недостаточно, чтобы искоренить глубокие предубеждения, всплывающие в умах большой группы населения, и особенно в умах родителей, когда дело касается обучения детей.

Акцент на скандальном аспекте этой проблемы лишь укрепит сомнения читательской аудитории. Боюсь, Вы выбрали себе неудачного союзника в прессе. Признаю, что именно я убеждал Вас в том, что, для того чтобы получить поддержку других, надо убедить их в своей правоте, однако не такие средства я имел в виду.

Я решился изложить свои соображения в этом письме, поскольку лично знаком с Вами и желаю оградить Вас от возможных неприятных последствий столь опрометчивого поступка. Я информировал директора школы, мистера Пенстоуна, что сам переговорю с Вами по поводу статьи, и просил его не вмешиваться.

И последнее. На Вашем месте я бы при первом удобном случае связался с автором статьи и попросил, чтобы он серьезно пересмотрел свой подход к этому материалу. Больше того, советую Вам убедить его отказаться (для Вашей же пользы) от написания новых статей на эту тему. Вы, конечно, не обязаны прислушиваться к моему совету, но, если Вы этого не сделаете, я снимаю с себя ответственность за последствия.

Искренне Ваш,

К. М. О. Йорк, инспектор Ее Величества».

К тому времени, когда Линн дочитывала последнее предложение, она была в состоянии тихого бешенства. Подойдя к Мэри, девушка бросила перед ней письмо и, тяжело дыша, проговорила:

— Прочти это.

Мэри первым делом с любопытством взглянула на подпись.

— Гм-м. «К. М. О. Йорк». Интересно, что означают эти «М.О.» в середине? — Прочитав письмо, она пожала плечами: — Ну и что тут особенного? Он абсолютно прав. Неудивительно, что гнев богов не обрушился на тебя в пятницу — его вмешательство это предотвратило. По-моему, Линн, ты должна быть ему благодарна.

— Я его отблагодарю, можешь не сомневаться. Сегодня же сочиню достойный ответ в его стиле.

— Не понимаю, чем он тебя разозлил? Статья гнусная, ты сама это признала, а теперь отказываешься от своих слов только потому, что Крис отправил тебе письмо, в котором тактично сказал то же самое! Между прочим, он мог бы этого и не делать, а просто бросить тебя на произвол судьбы.

В душе Линн понимала, что Мэри права, но продолжала упорствовать — ей хотелось отомстить человеку, чей образ словно заноза засел в ее сознании с первого дня их знакомства.

В тот же вечер она написала ответ на его послание:


«Уважаемый мистер Йорк!

Спасибо за Ваше письмо. Сожалею, что Вам не понравилась статья обо мне, напечатанная в «Милденхед газетт», и что Вы не одобрили ее стиль и содержание. Однако должна Вам заметить, что статья предназначена массовому читателю, а не такому эстету и блестящему интеллектуалу, как Вы. Она написана опытным журналистом (я считаю, что его возраст не имеет значения), который использовал самые эффективные средства, чтобы заинтересовать читателя важной проблемой и заставить его задуматься.

Меня не пугают последствия, которые может повлечь за собой публикация этой статьи, и я не вижу необходимости в Вашем содействии (я намеренно не говорю «вмешательстве», хотя именно это слово приходит мне на ум). Не скрою, я ожидала неприятностей еще в прошлую пятницу, но вполне справилась бы с ситуацией и без чьей-либо помощи.

Что касается вашего предложения связаться с автором с целью убедить его отказаться от продолжения серии запланированных статей на ту же тему, напоминаю Вам, что в этой стране еще не отменена свобода слова и мы с Вами не имеем права диктовать свою волю независимому журналисту. Однако в виду замеченной мной скрытой угрозы в конце Вашего письма (насколько я поняла, Вы подразумеваете под «последствиями» конец моей профессиональной карьеры, а мне не хотелось бы отказываться от преподавания) я вынуждена буду принять Ваш «совет». Вы не оставляете мне выбора, и я в ближайшее время переговорю с журналистом.

Искренне Ваша,

Л.Н. Хьюлетт».

Линн вложила письмо в конверт, запечатала и надписала адрес, указанный на штампе послания Криса, из вредности добавив пометку «Лично и конфиденциально», и, боясь передумать, помчалась к ближайшему почтовому ящику.

Спустя два дня она получила ответ. Он был краток, холоден и написан от руки. В нем говорилось:


«Уважаемая мисс Хьюлетт, я получил Ваше письмо. Вопрос закрыт.

К. М. О. Йорк».

Девушка почувствовала себя выжатой как лимон, маленькой и совсем несчастной. Она долго сидела, глядя на письмо, и ее наполненные слезами глаза не видели слов.

Поскольку до школьного фестиваля в Прибрежном павильоне осталась всего неделя, Линн проводила почти все свободное время в школе, репетируя с учениками в кабинете музыки. Однажды она забыла там классный журнал (школьное начальство требовало хранить этот священный документ как зеницу ока), и ей пришлось за ним возвращаться. Ребята уже разошлись, и Линн взбежала по лестнице, прошла по пустынным коридорам и вдруг остановилась, затаив дыхание.

Она стояла у закрытой двери кабинета музыки, не решаясь прервать божественную игру пианиста. Созвучия теплыми волнами накатывали на нее, заставляя позабыть обо всем на свете. Наконец она очнулась и решила потихоньку войти и забрать журнал, не потревожив музыканта.

Бесшумно открыв дверь, она притворила ее за собой и… застыла, ошеломленная. Эта широкая спина, аккуратно подстриженный темно-каштановый затылок и узкие кисти рук с длинными пальцами могли принадлежать только одному человеку в мире. Неужели это он уже несколько недель заставлял всех проходивших мимо кабинета музыки останавливаться и зачарованно слушать? Линн не шевелилась. Восхитительные аккорды, которые он извлекал из старенького школьного фортепиано, наполняли ее невообразимым восторгом. Тысяча вопросов закружилась в ее голове: что он здесь делает, почему играет так часто, почему ничего не сказал ей о своих музыкальных способностях?

Линн почувствовала, что не может прервать эту чудесную мелодию, тихо отступила к двери и уже собиралась повернуть ручку, когда музыка стихла и знакомый голос произнес:

— Вы что-то забыли, Линн?

Он не поворачивался и ни разу не взглянул на нее. Как он узнал, что это именно она?

Линн не могла вымолвить ни слова. Крис нетерпеливо обернулся:

— Язык проглотили? — Его взгляд был жестким и суровым.

— Я только хотела взять журнал… Лучше зайду за ним попозже, чтобы вам не мешать. — Она снова взялась за дверную ручку.

— Вы уже помешали, так что берите ваш журнал сейчас.

Он был холоден, недоступен, почти груб. Линн еще не видела его таким.

— Это было чудесно, Крис. — Она робко улыбнулась, предлагая перемирие. — Я не знала, что вы так хорошо играете.

— Вы многого обо мне не знаете.

Она снова попыталась протянуть ему «оливковую ветвь»:

— Это… это один из ваших любимых современных композиторов?

Он резко развернулся к ней на винтовом табурете, и «оливковая ветвь» была вырвана из ее руки и втоптана в грязь:

— Да вы и впрямь невежда! — Оскорбление прозвучало, как удар хлыстом, и девушка невольно вздрогнула. Медленно и отчетливо произнося каждое слово, Крис продолжал: — Собственно, в музыке вы невежественны так же, как и в других вещах. Я перечислю. — Он стал загибать пальцы. — Во-первых, вы совершенно не умеете строить личные отношения с людьми — я по своему опыту знаю, что чувства других для вас ничего не стоят. Во-вторых, вы слишком высокомерны и склонны к пристрастным суждениям, в этом я убедился опять-таки на собственной шкуре. И в-третьих, вы притворяетесь знатоком музыки, не будучи таковым. Вы только что предположили, что я играл произведение современного композитора, тогда как его сочинил ваш обожаемый Бетховен в начале прошлого века.

Презрительная ухмылка, которой сопровождалась эта тирада, окончательно вывела Линн из себя. Значит, он объявляет ей войну? «Что ж, хорошо, — решила она, — я вступлю в бой, когда придет время».

Со всем достоинством она подошла к фортепьяно, на котором в беспорядке валялись ноты, выдернула из-под них журнал и, ни слова не говоря, снова прошла через весь кабинет к двери и захлопнула ее за собой. Крис все это время молча наблюдал за ней, скрестив руки на груди.

В коридоре Линн прислонилась к стене и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь восстановить самообладание. Пока она приходила в себя, из кабинета снова зазвучала музыка — еще более прекрасная и страстная, чем прежде.

К ее радости, Мэри еще не ушла — она сидела в учительской, проверяя сочинения своих учеников.

— Мэри, ты знала, что Крис Йорк — пианист?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Я только что видела его в кабинете музыки, он играл Бетховена.

— Ничего удивительного. Еще в тот вечер, на собрании нашего общества, он сказал мне, что организаторы фестиваля пригласили его выступить вместе со школьным оркестром, вот он и репетирует. Разве ты не знала?

Линн сердито покачала головой.

— Наверное, ты просто не дала ему возможности сообщить об этом, — сказала Мэри. — Он говорил мне, что вы постоянно ссоритесь. Так вот, он профессиональный музыкант, именно поэтому его и попросили поучаствовать в фестивале — чтобы придать игре наших юных дарований более совершенное звучание.

Линн переваривала всю эту невероятную информацию, испытывая стыд и унижение, но это лишь усилило ее решимость сражаться с ним до последнего. Совесть подсказывала ей, что она не права, что это ее уязвленное самолюбие требует мести, но чувство ненависти было сильнее.


Настала пятница — на вечер было назначено торжественное открытие школьного фестиваля музыки и драмы и двухчасовой концерт. Линн готовилась с особой тщательностью — к безукоризненно выглаженному льняному костюму цвета кофе с молоком она подобрала кремовую кружевную блузку, а серьги и брошка в виде фарфоровых букетиков из крошечных разноцветных цветочков очень оживили этот довольно строгий наряд. Придирчиво оглядев себя в зеркале, девушка осталась довольна. Завершающим штрихом стал тонкий слой румян — переживания и хлопоты последних недель совсем обескровили ее щеки. А вот пропавший блеск в глазах пришлось вернуть усилием воли, и Линн на прощанье весело улыбнулась своему отражению.

Спускаясь по лестнице, она крикнула:

— До свидания, миссис Уолтерс, я ухожу!

Домовладелица выглянула из кухни:

— Боже, вы чудесно выглядите, дорогая! Настоящая принцесса. Идете на фестиваль?

— Да, и вернусь поздно. Концерт закончится в девять, но после мы сходим куда-нибудь поужинать и потанцевать. У меня есть ключ от входной двери, так что не ждите меня, ладно?

— Хорошо, дорогая. А кто на этот раз будет вашим кавалером? Мистер Маршалл или тот, другой джентльмен?

Линн залилась краской:

— О, тот джентльмен просто случайный знакомый. Я иду на концерт с мистером Маршаллом.

— Ну, желаю вам приятно провести время, дорогая.

В Прибрежном павильоне Линн сразу же бросилась за кулисы, чтобы поддержать мальчиков перед выступлением и сказать что-нибудь ободряющее. Но все они были в прекрасном настроении и, казалось, совсем не волновались перед выходом на сцену.

Ее сердце сбилось с ритма, когда она увидела высокого элегантного мужчину в смокинге, беседовавшего с представителем мэрии. Она невольно отметила, что в официальном костюме Крис выглядит еще привлекательнее, и тут же строго-настрого запретила себе думать об этом. Но странная тоска, охватившая все ее существо, не хотела исчезать, и девушка с отчаянием огляделась в поисках Кена. Тот отвечал за освещение и, взгромоздившись на стремянку, как раз возился с прожектором в глубине сцены. Линн окликнула его, и молодой человек спустился, вытирая руки о комбинезон.

— Привет, любовь моя, — сказал он, окинув ее наряд одобрительным и весьма откровенным взглядом. — Тебе очень идут эти кофейно-кремовые тона. Выглядишь в них ужасно аппетитно, так и хочется тебя съесть.

Вдруг рядом с собой они услышали повизгивание и обернулись — один из старшеклассников, с интересом слушавших их разговор, жалобно сморщил нос и еще немного поскулил, подражая собаке. В его глазах плясали озорные искорки.

— Мы тоже проголодались, сэр! Оставьте и нам кусочек.

Кен грозно нахмурился, принимая игру.

— Брысь, щенки, — рявкнул он, сдерживая смех. — Вы еще слишком молоды, чтобы понимать, о чем я говорю.

Эти слова были встречены громким хохотом подростков, и все, кто находился за кулисами, с любопытством посмотрели в их сторону.

— Пока, дорогая. У меня еще полно дел, так что увидимся после концерта. Не забудь о нашем свидании! — Кен наклонился и поцеловал ее в щеку.

Старшеклассники восторженно зааплодировали, и Линн заметила, что в этот момент Крис Йорк, чье внимание несколько секунд назад привлек хохот мальчишек, резко отвернулся и возобновил беседу.

Дав последние наставления своим подопечным, она направилась в зрительный зал и отыскала свободное место в третьем ряду. Прежде чем сесть, она оглядела аудиторию и увидела Мэри. Та стояла в конце зала и разговаривала с симпатичным седовласым мужчиной — Линн узнала в нем директора городской средней школы, но не смогла вспомнить его фамилию.

Мистер Блэкем и его жена сидели совсем недалеко, и, заметив Линн, начальник кафедры поднял руку в знак приветствия. Девушка помахала ему в ответ. В зале было много знакомых лиц, в том числе мистер Пенстоун с супругой и Дейрдре Карсон в ярком ядовито-оранжевом платье, которое, как отметила Линн, подавив улыбку, сливалось с рыжей шевелюрой ее кавалера.

— Привет, Линн!

Она обернулась и увидела Тони Арнолда — он сидел возле самой сцены за маленьким столиком для прессы.

Линн подошла поздороваться, и Тони представил ей свою соседку:

— Джилл Уайт из «Ивнинг геральд». Как думаешь, мы не слишком близко сели? Боюсь, наши уши не выдержат эту какофонию.

— Тебя ожидает приятный сюрприз, Тони. Несмотря на юный возраст, они играют очень неплохо.

Линн вернулась на место и стала наблюдать, как молодые музыканты рассаживаются на сцене. Скрипки и виолончели, флейты и кларнеты, трубы и рожки запели на все лады — ребята со Знанием дела настраивали инструменты, и у зрителей не осталось сомнений в их твердой уверенности в себе и своих музыкальных способностях, которые через несколько минут должны были в полной мере раскрыться перед восхищенной аудиторией.

Когда погас свет, какой-то человек подошел к Линн, наклонился и прошептал:

— Рядом с вами есть свободное место. Не возражаете, если я присяду?

Второй раз за вечер сердце Линн подскочило. В зале было довольно много пустых кресел, так почему Крис Йорк захотел сидеть рядом с ней? Она молча кивнула, решив не вступать с ним в перепалку, и за весь концерт они не обменялись ни единым словом. Они сидели, словно незнакомцы, но из-за его близости Линн не могла сосредоточиться на представлении.

За оркестровой увертюрой, восторженно встреченной аудиторией, последовали народные песни в исполнении младших школьников. Затем настал черед одноактной пьесы, к концу которой Крис тихо поднялся и исчез за сценой. Линн вздохнула — она сама не знала, с облегчением или разочарованием.

Юные артисты выслушали одобрительные аплодисменты зрителей и удалились, очень довольные собой. Трое старшеклассников выкатили стоявший в глубине сцены рояль поближе к оркестру, на самое видное место, и подняли крышку. Когда из-за кулис наконец появился исполнитель и подошел к краю сцены поклониться аудитории, Линн испытала такое подавляющее чувство гордости за него, что даже испугалась. Он для нее — никто, чужой человек, причинивший ей много зла, почему она должна им гордиться?

Он сел за рояль — прямая спина, сосредоточенное лицо, длинные пальцы готовы легко пробежаться по клавишам. В этот момент он думал только о музыке, сливался с ней в единое целое. Наконец он взглянул на дирижера и едва заметно кивнул. Оркестр исполнил вступление, и настал черед пианиста — Линн сразу узнала первые аккорды фортепианного концерта Чайковского, который Крис так неустанно репетировал с юными музыкантами.

Слушатели были очарованы. Успех оркестра превзошел все ожидания, благодаря невероятному мастерству солиста — его игра вдохновляла школьников, и они изо всех сил старались соответствовать его уровню профессионализма. Зрители кричали «браво», хлопали и топали ногами от полноты чувств.

Когда восторги публики стихли, пианист сыграл новое произведение, на сей раз один. Линн сразу узнала Бетховена — это была та самая пьеса, которую он играл в кабинете музыки в тот день, когда она вернулась за журналом. Он играл с таким чувством и мастерством, что, когда стихли последние аккорды, девушка была не в состоянии хлопать вместе с залом — она была так потрясена, что с трудом сдерживала слезы.

Крис встал и, принимая аплодисменты, низко поклонился сначала одной стороне зала, потом другой. На какой-то миг его взгляд задержался на Линн и заскользил дальше.

В антракте девушку окружили родители некоторых ее учеников и принялись делиться впечатлениями. Затем концерт продолжился. Мэри пробралась к Линн и села рядом на свободное место. Она сияла и возбужденно шепнула подруге:

— Разве Крис не замечателен? Такой успех! Он получил настоящее признание зала.

Линн сдержанно подтвердила это, и холодок в ее голосе заставил Мэри удивленно замолчать. На сцене появились старшеклассники и более юные участники школьного хора — все, с кем занималась Линн. Ее Поэты и музыканты выступили превосходно и получили свою долю аплодисментов.

— Наконец-то люди поймут, чего я добиваюсь, — шепнула Линн Мэри. — После этого выступления они не могут не признать, что мои методы дают высокие результаты!

Мэри согласилась с ней.

Когда концерт закончился, Линн и Мэри пошли за кулисы. Там Кен и Крис о чем-то разговаривали.

— Эй, а вот и вы! — обрадовался Кен, увидев подруг. — Мы с Крисом подумали, что неплохо было бы отправиться куда-нибудь вчетвером и отпраздновать успешное мероприятие. Есть возражения?

Прежде чем Линн успела отвечать, Мэри заявила, что она «за» целиком и полностью.

— А ты, Линн?

Крис пристально смотрел на нее, и, увидев в его глазах ироничный вызов, она могла ответить только одно:

— Если хотите.

Кен, очевидно, не заметил отсутствия энтузиазма в ее голосе.

— Значит, договорились. Я только сменю комбинезон на приличную одежду и тотчас вернусь.

Пока они ждали Кена, Крис принимал поздравления от прорвавшихся за кулисы зрителей, а Линн воспользовалась случаем поблагодарить мальчиков за их старание. Они весело обсуждали остальных участников фестиваля и остались довольны ее похвалой.

Когда все снова собрались, Крис спросил:

— На чьей машине поедем?

Кен рассмеялся и обнял Линн за талию.

— Мы на всякий случай приехали на такси, потому что не знали, в каком состоянии будем возвращаться и сможет ли кто-нибудь из нас сесть за руль.

Крис взглянул на них с удивлением:

— Ладно, поскольку я не собираюсь напиваться, мы отправимся на моем автомобиле, а потом я всех, вас аккуратно развезу по домам.

На автостоянке, заставленной машинами до отказа, они отыскали автомобиль Криса.

— А куда поедем? — поинтересовалась Мэри.

— Всего в нескольких милях отсюда есть симпатичное и недорогое местечко под названием «Зеленый кубок», — сказал Кен, когда Линн устроилась рядом с ним на заднем сиденье. — Там можно хорошо поесть и потанцевать.

— Договорились. Покажешь дорогу, Кен?

Крис вырулил с автостоянки, и они двинулись в путь.