"Помни о хорошем" - читать интересную книгу автора (Плэнтвик Виктория)3— Где вы так долго были, мисс Лентон? Мы уже начали беспокоиться, — кинулись к ней испуганные девочки. Эвелин решительно запихнула их в машину, села за руль, развернулась, и они поехали в лагерь, подальше от внимательных глаз, которые, Эвелин была в этом уверена, следили за ее поспешным бегством. — Мы видели, как приехал какой-то высокий мужчина и разогнал всех, но вас все не было. Он так разозлился, когда увидел много машин возле дома. Наверное, он не хотел, чтобы в его доме была вечеринка, — предположила Лорен. — Я боялась, что в доме была потасовка. Вы из-за этого так задержались, мисс Лентон? — Не выдумывай, если не знаешь, — сквозь зубы сердито процедила Эвелин. Это было совсем не похоже на ее обычный доброжелательный тон. Девочки притихли и всю дорогу молчали. Эвелин уже по дороге к лагерю почувствовала, что у нее начинается приступ мигрени, а к следующему вечеру, когда она приехала к себе домой, головная боль разыгралась не на шутку. Она тихо радовалась, что решение проблемы с двумя нарушительницами свалилось не на ее плечи. Мэри и Флоренс дружно лили слезы в комнатке разъяренной Клер Томпсон, которая тут же придумала им наказание — они должны были на следующий день заниматься самой нелюбимой всеми девочками работой. Мэри была назначена на кухню, отмывать кастрюли, а Флоренс поручили мыть полы во всех комнатах. Глядя, как они весь следующий день возятся с грязью, Эвелин надеялась, что это наказание в будущем удержит их от дерзких нарушений порядка. Но, к сожалению, наказание непокорных девиц было не единственной проблемой, возникшей перед огорченной Клер. До сих пор в лагере не было никаких серьезных происшествий. Поэтому Клер не могла решить, надо ли сообщать о случившемся директору академии, когда они вернутся в Канфилд. Эвелин посоветовала ей сказать всю правду. Девочки обязательно расскажут подружкам о своем приключении. И, если слухи об этом дойдут, а это неизбежно, до ушей мисс Мэнсфилд, она захочет узнать, почему ей вовремя ничего не сказали. Клер посоветовалась с Эвелин, как написать рапорт о происшествии. — Я думаю, не страшно, если я не упомяну о том, что ты обнаружила Флоренс в комнате у мальчика. И, пожалуй, не стоит говорить, что там были сигареты с марихуаной, — наконец, тяжело вздохнув, решила Клер. — Ты не волнуйся, я не напишу о тебе ничего плохого, — поспешила добавить она. — Тебя очень уважают в школе, и ты так хорошо помогала мне в эти дни. Я скажу мисс Мэнсфилд, что ты сделала все, и даже больше того, что было возможно в таких обстоятельствах… Не все, Эвелин это знала. Она не рассказала Клер все унизительные подробности их встречи с Томасом Айвором. Она как бы между делом упомянула, что он появился, когда она уже отправила девочек в машину, что он был раздражен и разговаривал с ней грубо. Ей вовсе не хотелось объяснять подруге, насколько задета ее честь и профессиональная гордость, особенно после того, как Клер испуганно ахнула, услышав имя ее собеседника. — Томас Айвор? Юрист? Один из тех, кто своими речами может уничтожить человека, даже без веских оснований? — Клер не скрывала ужаса. — Я видела его однажды в «Новостях» — он выглядел самоуверенным пижоном. Говорят, он разносит противников вдребезги. Если ты окажешься не на его стороне, ты не найдешь ни одного аргумента против него! Она мне будет рассказывать! — подумала Эвелин. Когда они с девочками добрались до лагеря и она наконец-то улеглась в кровать, она долго не могла уснуть, перебирая в уме картины их столкновения. И сколько она ни подыскивала более подходящие ответы на его нападки и оскорбительные реплики, ей не удалось придумать ничего стоящего. В холодном свете дня Эвелин почти удалось уговорить себя, что они говорили так резко из-за того, что оба нервничали. Хотя Айвор привык к сдержанности, он мог бы не проявлять свой характер и взглянуть на ситуацию более объективно. Неужели здравый разум юриста не подсказал ему, что пьяные бредни Альфреда — всего-навсего примитивная попытка спасти собственную шкуру? Хорошо бы, чтобы Томас Айвор вел себя так, как будто неприятной встречи ночью никогда не было! Эвелин очень надеялась, что так и будет. Несмотря на слова, сказанные при прощании, она предпочла бы не возвращаться больше к этому случаю. Ей и так будет трудно посмотреть в глаза Айвору, когда они снова встретятся. Он видел ее полураздетой! Однажды такое случилось на ее дне рождения, когда ей исполнился двадцать один год. Человек, который это видел, потом разбил ее сердце. Эвелин никак не хотелось повторения этого события. Последние часы до отъезда она, словно наседка, собирала свой беспокойный выводок. Девочки суетились, то и дело разбегаясь по лагерю, и Эвелин облегченно вздохнула, когда они наконец уселись в просторный автобус и поехали по направлению к Канфилду. Она помахала им рукой, потом подошла к своему маленькому автомобилю и нырнула под его раскаленную железную крышу. Вскоре она была уже возле своего любимого дома, по которому успела соскучиться за эти две недели. Под колесами захрустел гравий, Эвелин остановилась напротив гаража и вышла из машины. Она купила себе дом как подарок на Рождество и, хотя пришлось взять солидный заем в банке, считала, что заслужила такой подарок. Родители твердили ей, что вкладывать деньги в крошечный домик в провинциальном городке — нестоящее дело. Они не понимали, что для нее это было не вложение капитала, а приобретение долгожданного — Привет, Ральф. Ты рад, что я дома? — Эвелин нагнулась, чтобы почесать за ухом кота, появившегося невесть откуда и настойчиво тыкающегося носом в ее ноги. Этот откормленный кот считал себя полным хозяином всей окрестной территории и пользовался вниманием, словно почетный гость, везде, куда соизволил приходить. Эвелин улыбнулась, слушая его довольное урчание. Улыбка преобразила ее лицо, глаза засияли мягким светом. Теперь она могла себе позволить завести домашнее животное, о котором мечтала все детство. Мать Эвелин была певицей, и ее приводила в ужас мысль о том, что присутствие животного может испортить ее серебряный голос. Вдруг у нее появится аллергия на шерсть? Постоянные переезды, связанные с карьерой матери, не давали возможности даже разводить золотых рыбок, и только бесценные каникулы, которые Эвелин проводила в загородном доме дяди и тети, недалеко от Канфилда, радовали ее душу. Там она могла возиться с животными с утра до вечера! — Посмотрим, нет ли для нас тут чего-нибудь вкусненького, — сказала Эвелин, проходя вслед за котом к дому по узенькой тропинке, которую сама расчистила среди густых кустов. Запах цветов, окаймляющих тропинку, привел ее, как всегда, в хорошее настроение. Войдя в дом, Эвелин в первую очередь сбросила узкие туфли и босиком прошла к окну, чтобы поскорее проветрить душное помещение. Хотя был еще ранний вечер, надо было приготовить ужин себе и коту, который уютно устроился в уголке кухни. Эвелин положила продукты, купленные по дороге, в холодильник и размечталась о том, как замечательно проведет свободный вечер. Прежде всего, она полежит в ванной. Нальет полную ванну теплой воды, добавит пену с запахом лаванды и будет лежать долго-долго, пока не отдохнет каждая клеточка тела и не уйдут из головы все тревожные мысли. Потом она приготовит себе салат, нальет бокал сухого белого вина, возьмет какую-нибудь легкомысленную книжку и включит проигрыватель. Слушать она будет что-то спокойное… У себя она может делать что хочет, не считаясь с мнением других. Она мечтала о таком отдыхе еще тогда, когда жила в общежитии, где можно было только принять горячий душ. Эвелин положила на блюдце рыбу для кота и с умилением смотрела, как он ел, урча от удовольствия. Очистив блюдце, кот усердно вылизал его и себя, после чего отправился спать в кресло, а Эвелин смогла заняться собой. Она приготовила воду и со вздохом удовольствия опустилась в теплую и ароматную ванну. Но ожидания Эвелин не оправдались, вместо долгожданного покоя и расслабления на нее нахлынули воспоминания. Должно быть, из-за невольной ассоциации… Ей вспомнились ощущения в ванной комнате этого неприятного субъекта, Томаса Айвора… Что она может сделать, если мысли о нем так часто мелькают в ее возбужденном воображении? Когда их впервые представили друг другу, ей сразу захотелось иметь с ним хорошие, дружеские отношения. Это было в середине дня. Она пришла на собеседование в Канфилдский колледж и сидела за столом напротив председателя Совета попечителей, крупного и неповоротливого мужчины лет шестидесяти. Они уже собирались распрощаться, как за ее спиной кто-то появился. — Томас, вы, как всегда, вовремя, — обрадованно обратился Кристофер Стамп к вошедшему мужчине. — Удивляюсь, как вам это удается. Познакомьтесь, это наш кандидат, мисс Эвелин Лентон из женской академии. Мистер Томас Айвор. Мы только что говорили о ее рекомендациях… — Он встал навстречу высокому, щегольски одетому брюнету, протягивая ему руку для приветствия. — Прости, отец, — вмешалась появившаяся из-за плеча Томаса Айвора стройная молодая женщина, — я собиралась ехать в суд, но тут позвонил Томас и пригласил меня на ланч. Мы заговорились о делах и решили по дороге зайти к тебе. — Марджори работает в самой крупной юридической конторе города, — с законной отцовской гордостью произнес Кристофер Стамп. Эвелин обернулась и встретилась с пристальным взглядом стальных глаз Томаса Айвора. — Мардж ведет очень трудные дела в суде, — продолжил мистер Стамп, — у девочки ясная голова. Она была первой в юридической школе, когда училась. — Папа, ну кому интересно то, что было сто лет назад, — остановила его Марджори Стамп, небрежно махнув рукой, что совершенно не шло к ее строгому костюму и прическе. — Ты знаешь, я не люблю почивать на лаврах, — продолжала Марджори, — особенно, когда такие люди, — она бросила призывный взгляд на широкоплечего соседа, — как Томас Айвор, наступают мне на пятки. Она соизволила наконец заметить Эвелин и снисходительно улыбнулась ей. — Так вы педагог школы? — Лицо Марджори приобрело скучающее выражение, было ясно, что она считает это занятие самым унылым и неинтересным на земле. Эвелин молча кивнула в ответ. Рассказывать мисс Стамп о том, что она с детства мечтала стать преподавателем литературы, что она побеждала на соревнованиях в Кембридже, после чего ее пригласили преподавать в академию, было бессмысленно. Та, как и родители Эвелин, явно считала педагогов никчемными людьми, потому что им не платили больших денег, их работа не давала заметного положения в обществе, у них не было даже льгот. Мысль о том, что учитель, воспитывая молодые умы, получает не меньшее удовлетворение, чем юрист, защищающий закон, вряд ли приходила ей в голову. Эвелин спокойно стояла, слушая оживленный разговор трех мало знакомых ей людей. Неожиданно, ее внимание привлекло знакомое название. — Вы живете в загородном имении, которое называется «Вязы»? — рискнула она обратиться к Томасу Айвору. — Это большой дом вдоль дороги, ближе к Ротеру? — Да, в этом доме, — коротко ответил Томас Айвор, надменно взглянув на нее с высоты своего роста. — Вы там бывали? Очень красивое место, правда? — подхватила мисс Стамп. — Томас купил его около пяти лет назад. Я правильно помню, дорогой? — Мисс Стамп явно хотела показать, что их с Айвором связывают не только профессиональные интересы. — Насколько я помню, ты говорил, что это было в свое время прекрасное поместье, постепенно обветшавшее, — отсутствие хозяев никогда ни к чему хорошему не приводит, а они долгие годы там не появлялись, — так что бедному Томасу пришлось многое менять и внутри, и снаружи. — Если вы покупали «Вязы» пять лет тому назад, то тогда хозяйкой имения была моя близкая родственница, — поспешно сообщила Эвелин, считая, что не помешает вызвать у Томаса Айвора интерес к ней. Из слов Кристофера Стампа она поняла, что ей предстоит часовая игра в вопросы и ответы, и вопросы будет задавать Томас Айвор. — Глория Грейвз. Она приехала из Канады специально, чтобы продать дом. Уверена, вы ее помните, если хоть раз встречались с ней лично. Она эффектная женщина и очень известная пианистка. Он заметно насторожился. Может быть, ему показалось, что Эвелин хочет примазаться к известности Глории? — О да, я прекрасно помню Глорию Грейвз. — Низкий голос Томаса Айвора звучал слегка напряженно. Неудивительно. Глория, не прилагая ни малейших усилий, сводила мужчин с ума. — А кем вы ей приходитесь? — Она моя кузина со стороны матери, — ответила Эвелин, поежившись от его пытливого взгляда. На лице Томаса Айвора появилось скептическое выражение. — И как часто — или как редко — вы встречаетесь со своей знаменитой кузиной? Эвелин спокойно улыбнулась. Мистер Айвор, видимо, воспитанный человек и не может прямо спросить, как может такое прекрасное, талантливое и романтическое создание, как Глория, быть кузиной такого обыденного и незаметного существа, каким себя считала Эвелин Лентон. В ней не было ни крошечки артистического дарования, к великому сожалению ее родителей! — С тех пор, как Глория стала много гастролировать, мы видимся все реже и реже, — призналась Эвелин, — но мы по-прежнему считаем себя близкими людьми и стараемся поддерживать постоянную связь. Это действительно было так. Глория звонила ей при каждом удобном случае. А совсем недавно Эвелин получила от нее большое письмо. Сама Эвелин тоже часто писала Глории и своих делах и событиях. — Это не совсем точный ответ на мой вопрос, — чуть растягивая слова, заговорил Томас Айвор. — Возможно, я неправильно сформулировал его. Мне хотелось узнать, насколько вы с кузиной близки по характеру и взглядам на жизнь. Эвелин удивилась. Она не очень понимала, почему это его так интересует. Судя по его насмешливому виду, он готов к самому неожиданному ответу. Что он хочет услышать от нее? Насколько она знала, у Глории была четко выстроенная линия жизни, где на первом месте всегда была музыка. А как могло быть иначе, если она была профессионалом высокого класса? — Я думаю, — рискнула объяснить Эвелин, — нас можно считать полной противоположностью друг другу, хотя нас и многое связывает. Когда Глория осиротела, она переехала жить к нам, и долгое время мы росли вместе как сестры. Глория была старше Эвелин на четыре года, и поэтому всегда командовала. Она очень много времени посвящала музыке, и ей не было дела до детских огорчений восьмилетней кузины. — Значит, вы сестры только по крови, — подытожил Томас Айвор. Он придал словам Эвелин какой-то особый смысл, похоже, весьма серьезный. По неведомой причине, близкое родство с Глорией, о котором так легкомысленно сообщила Эвелин, было неприятно Томасу Айвору. Неужели он думает, что она хотела похвастаться? Преодолевая растущую антипатию к этому модному юристу, Эвелин решила рассказать всю историю. — Не знаю, говорили ли вам о том, что этот дом был построен восемьдесят лет тому назад дедом Глории Энтони Грейвзом. Глория унаследовала его после смерти родителей, когда ей было всего двенадцать лет. Естественно, на ферме тогда никто не работал, и все оставалось в запустении до тех пор, пока Глория не стала достаточно взрослой для того, чтобы принять на себя ответственность за усадьбу. Она продала большую часть земли, когда ей исполнилось двадцать лет, но оставила небольшую часть возле дома, как память о прошлом. Зачем ей это было надо, я не знаю. Она всегда мечтала жить в Европе или в Штатах. Последнее время она стала много гастролировать, тогда и решила продать дом. Вот так вы стали его владельцем, мистер Айвор. Боже! Она так разболталась! Никогда ни с кем она столько не говорила об этой истории. Эвелин заметила скучающее выражение на лице Марджори Стамп, а ее отец нетерпеливо поглядывал на ручные часы. Томас Айвор стоял как каменный столб, вид у него был раздраженный. И зачем она только так старалась? С этой встречи Эвелин никак не могла забыть скептическую улыбку Томаса Айвора. Она утешала себя надеждой на то, что его профессионализм поможет ему когда-нибудь оценить ее по справедливости. Ужас был в том, что под его пристальным взглядом она чувствовала себя, как на иголках. Он только входил в комнату, а она уже начинала дрожать, как перепуганная школьница. Когда она встречалась с ним взглядом, он сразу мрачнел, и это смущало ее еще больше и заставляло говорить и делать глупости. Но теперь надо было расслабиться и выкинуть Томаса Айвора из головы. Эвелин добавила теплой воды, поскольку ванна уже начала остывать, и откинула голову на маленькую подушечку в изголовье, вдыхая аромат лаванды и стараясь расслабиться. Но Томас Айвор не оставлял Эвелин в покое. Незаметным образом он прокрался в ее «святая святых», в ее отдохновение… С досадой открыв глаза, она увидела сквозь пену свои маленькие груди с розовыми сосками, так отличающиеся от пышных форм Марджори Стамп. Конечно, такой «глыбе», как Томас Айвор, нужна статная подруга, соответствующая его агрессивному характеру. Разве он может обратить внимание на тщедушное и робкое создание, хрупкое и миниатюрное… Как это он сказал той ночью? Она на минуту представила, что означает его слово «требователен». Ее тело затрепетало, по воде пробежала легкая волна, и Эвелин погрузилась в воду поглубже. Он в постели, наверное, тоже высокомерен и груб, не знает тонкостей любовной игры. Больше количества, чем качества. Самолюбивый и лидирующий. Скорее всего, нетерпеливый… Эвелин закрыла глаза, пытаясь изгнать из мыслей неуместный образ, но вместо этого в ее разгоряченном мозгу возникла удивительно живая картина — Томас Айвор рядом с ней, его смуглая кожа покрыта капельками пота, напряженные мускулы, переливающиеся с каждым движением, мощные бедра, прижимающие хрупкое тело под ним, серые глаза, пылающие огнем желания… Жесткие волосы на руках и груди щекочут ее тело, растрепавшаяся бородка покалывает щеки, влажная грудь касается ее груди при каждом движении… Аааах! Эвелин открыла глаза, резко села в ванне и закашлялась от воды, попавшей ей в нос. Нащупав на краю ванны полотенце, она стала ожесточенно вытирать вспотевшее лицо. Ее потрясла пылкость собственного воображения. Меньше всего она ожидала от себя такого яростного разгула фантазии, тем более с Томасом Айвором в качестве главного героя. Она осуждающе разглядывала свое тело, все еще вздрагивающее и ноющее от неутоленного желания. Будь все проклято! Намылив мочалку, Эвелин принялась ожесточенно растирать кожу, изгоняя грешные мысли. Вот что получилось из замечательной, расслабляющей, успокаивающей ванны! Расслабиться то она расслабилась, но вовсе не так, как хотела. Эвелин ополоснулась и чуть теплой водой вымыла голову. В ушах у нее шумело. Сначала она решила, что в ухо попала вода, но почти сразу поняла, что это звонит телефон в кухне. Ей не хотелось вылезать из ванны, но она ждала деловых звонков, поэтому заставила себя, наскоро вытершись, влезть в махровый мягкий халат. Эвелин влетела в кухню и схватила трубку захлебывающегося серебристым звоном телефона. — Эвелин! Наконец-то! Ты что так долго не подходила? Я говорила тебе, что надо повесить маленькие трубочки по всему дому. Эвелин сжала трубку, сдерживая раздражение. — Глория? Хорошо, что ты позвонила, я недавно думала о тебе, — сказала она. — Правда, дорогая? Надеюсь, ты расскажешь мне приятные новости. — Эвелин знала, что Глория никогда не звонит просто так, у нее есть какие-то дела. — Ты получила мое письмо? Я послала его две недели назад и все еще не получила ответа. Как это похоже на Глорию! Сама она никогда не отвечает сразу, а упрекать сестру готова всегда. — Меня не было в городе. Глория взахлеб начала рассказывать ей о своих проблемах и огорчениях. Эвелин терпеливо ждала, пока та выговорится, зная по опыту, что утешать, возражать, советовать не имеет ни малейшего смысла. Глория просто никого не слушает. Она подумала, что надо в очередной раз напомнить Глории, чтобы та не называла ее Эви. Эвелин терпеть не могла подобных сокращений. Эвелин подошла, не расставаясь с телефоном, к холодильнику и вытащила из него бутылку белого вина. Ей было ясно, что разговор будет затяжным. — Не хочешь ли ты посетить наш старый дом? — Резкий голос Глории прозвучал так близко, что чуть не оглушил Эвелин. — Нет! Конечно же, нет! — не раздумывая вскричала Эвелин, вспомнив недавнюю кошмарную ночь. — Почему? Ты уже полгода живешь в Канфилде и должна знать местных жителей. Никто не удивится, если ты захочешь навестить те места, которые памятны с детства. Можно рассказать трогательную до слез историю, как ты в детстве приезжала отдыхать в «Вязы»… — Нет, я не хочу, — наотрез отказалась Эвелин. Она не представляла, что может заставить ее постучаться в дверь усадьбы Томаса Айвора. Особенно теперь! — Это не так просто! — Эвелин налила в стакан немного вина и отпила глоток. — Я же говорила тебе, мы с Айвором слегка повздорили… Положение значительно ухудшилось за последнее время! — Я помню. — Голос Глории звучал недовольно, почти раздраженно. — Он груб до предела с теми, кто не понравился ему, и мгновенно расправляется с ними. Но ты сделаешь это не для него, а для меня. Я не так часто прошу тебя об одолжении, Эви… Так же, как и я, подумала Эвелин. Глория с презрением восприняла новость о том, что Эвелин решила преподавать в школе и купила в Канфилде заброшенный коттедж. Но месяц назад она позвонила и сообщила, что сейчас она стала посвободнее и, может быть, попросит Эвелин помочь ей в некоторых личных делах. Эвелин очень не хотелось соглашаться, но Глория во всех делах, касающихся ее, была невероятно настойчива. Глория не была в «Вязах» с тех пор, как оформила продажу усадьбы, но до этого она довольно долго жила в этом полуразрушенном доме — отдыхала перед серией концертов в Европе, так она говорила, объясняя свое исчезновение со сцены, — и разбирала свалку в доме и на чердаке, чтобы не отпугивать будущих покупателей. Продав дом, она тут же уехала на гастроли, оставив на чердаке свои архивы и благополучно забыв о них. Но сейчас один из известных репортеров готовил статью о ней и собирал всевозможные сведения. Глория любила, когда о ней упоминали в прессе, но боялась оглашения каких-либо неприятных фактов. Поэтому она требовала, чтобы Эвелин под каким-нибудь предлогом заехала в усадьбу и забрала с чердака ее архивы. — Даже если я приду к нему в дом, я не смогу разгуливать там свободно и проверять все закоулки, — запротестовала Эвелин. — Выдумай романтическую историю о чердаке и доберись туда. Там, среди хлама, стоит старый сундук. Попроси разрешения порыться в нем, расскажи о старых куклах или елочных игрушках… Или, еще лучше, устрой туда экскурсию, чтобы было много народа. Томас Айвор устраивает вечеринки? Эвелин вздрогнула и чуть не подавилась очередным глотком вина. — Наверное, устраивает, но я на них не бываю. Мы — разного круга. — Можно подумать, он — принц Уэльский, — фыркнула Глория. — Он всего-навсего юрист. Не трусь. Пойди с кем-нибудь из его знакомых. Я же не предлагаю тебе ограбить его, а прошу взять несколько ненужных ему бумажек. Среди писем есть несколько моих… — Так почему бы тебе не попросить его найти их в сундуке и переслать тебе, вместо того чтобы заставлять меня делать это украдкой? Эвелин пришлось выслушать взрыв проклятий, странных в устах такой знаменитости. — Опять ты меня мучаешь! — Это звучало искренне. — Как ты не понимаешь? Там письма с компрометирующими меня фактами, я не могу доверить их никому, тем более незнакомцу. Это очень интимные письма, их нельзя никому показывать! Эвелин впервые слышала в голосе Глории неприкрытое отчаяние. — Если я попрошу Томаса Айвора переслать мне старые письма, он процедит через свои белоснежные зубы, что все, находящееся в доме, является его собственностью, и он, без веских оснований, не станет ничего делать. Он заподозрит, что я хочу устроить какую-нибудь пакость. Ты бы видела, как придирчиво он разглядывал каждую букву на договоре о продаже. Он — параноик, поверь, и вообще подозрительный тип… С этим Эвелин была полностью согласна. К несчастью, она очень хорошо представляла себе, что может сделать Томас Айвор, если к нему в руки попадет компрометирующая информация. — Почему ты думаешь, что он будет вредить тебе, если ты уже уехала? — слабо пыталась протестовать Эвелин. — Потому что он любит все делать назло, — последовал мрачный ответ. — Ему доставит огромное удовольствие узнать… — В голосе Глории появился настолько зловещий оттенок, что Эвелин похолодела. — Что узнать? — переспросила она. — Эви! Не будем спорить! Сделай это для меня, ладно? Если бы я не сболтнула этому настырному журналисту, что у меня нет никаких детских фотографий, все они остались в «Вязах», я бы могла спать спокойно. Но он знает об этом и обязательно спросит Айвора о чердаке, и тогда может разразиться скандал. — Попроси его не ездить туда. — Это только подольет масла в огонь. Журналисты — опасный народ. Он может узнать о моих прежних связях. Я знакома со многими известными людьми и через твоих родителей, и через консерваторию, и через разные турне. Эвелин знала, что об этом Глория могла говорить часами. Она с юных лет очень активно добивалась внимания мужчин и казалась ненасытной. — Я не могу ничего обещать, — уперлась Эвелин, чувствуя, как в ней растет подозрительность. — Я даже и не буду пытаться, если ты не объяснишь толково, почему сама не хочешь обратиться к Томасу Айвору. — О, ради Бога! — Глория возбужденно дышала прямо в трубку. — Он сказал, что не любит классическую музыку, а я назвала его высокомерным необразованным варваром… ну и еще кем-то… неважно. Ты знаешь, как легко я завожусь. К счастью, это случилось уже после того, как я получила деньги в банке. К тому же он мог после моего отъезда найти некоторые маленькие проблемы с водопроводом, о которых я не упоминала… — Глория! — укоризненно начала Эвелин, она хорошо знала проблемы старых домов на своем опыте. — Не учи меня жить, дорогая. Я продала дом за нормальную цену, и Айвор знал, что покупает старый дом. Теперь ты понимаешь, что у него достаточно оснований не пускать меня на порог. И, конечно, он будет счастлив увидеть в газетах скандальный материал обо мне… Слова Глории звучали убедительно. Точнее, почти убедительно. Эвелин поняла, почему Томас Айвор так неприязненно разговаривал с ней, узнав, что они с Глорией родственницы. — Значит, договорились? — послышалось в телефонной трубке. — Ты позвони сразу же, я жду. — Но… — Протест Эвелин повис в воздухе, в трубке повторялись короткие гудки. Эвелин задумчиво положила трубку и села допивать вино и доедать салат. Вернулся, облизываясь, с ночной прогулки пушистый Ральф. Эвелин немного посидела у телевизора вместо того, чтобы почитать умную книжку или послушать любимого Баха, и решила лечь спать. Всю ночь шел дождь, но к утру небо очистилось, и выглянуло ясное солнце, засиявшее бриллиантами в мокрой траве. Эвелин в лагере привыкла рано вставать, поэтому открыла глаза с первыми лучами солнца. Понежась в кровати несколько минут, она заставила себя подняться и начала домашние дела с того, что приготовила себе завтрак — пару вареных яиц и стакан чая. После этого она собиралась немного поработать в саду и засесть за статью, которую давно обещала отдать в литературный журнал. Неожиданный звонок Берил Смит изменил все ее планы. Берил была секретарем Брюса Селдома и единственным настоящим другом Эвелин в колледже. Она хорошо знала закулисную жизнь колледжа и была в курсе всех событий и сплетен, всегда знала, кто нуждается в ее совете и помощи, и не боялась оказать необходимые услуги. Они с Эвелин часто вместе завтракали и ходили по магазинам после работы. — Эвелин? — Ее обычно спокойный и приветливый голос был полон тревоги. — Я решила тебя предупредить. У Брюса ночью был неприятный разговор с Томасом Айвором. — О Господи! — Эвелин в ужасе прикрыла глаза. Она не могла представить такой поворот событий. Зачем он это сделал? Неужели только потому, что она была кузиной Глории? — Ты не знаешь, в чем дело? — осторожно спросила Берил. — Мне ли не знать! — простонала Эвелин. — Брюс не вдавался в детали, но речь шла о тебе, об Альфреде Мердоке и о вечеринке у Томаса Айвора вчера вечером. — Уверена, я обвинялась «в совращении несовершеннолетних», — процитировала Эвелин с горьким сарказмом. — Что? Нет, об этом не говорилось, — успокоила ее Берил. — Их разговор был похож на обсуждение возможных последствий и дальнейших действий. Удрученный Брюс говорил, что никогда не сталкивался с подобными случаями и не представляет пока, какие официальные меры следует принять. Ты знаешь, насколько жестким он может быть, когда дело касается правил и репутации… — Это серьезно, Берил, — вздохнула Эвелин и выложила подруге все подробности сумасшедшего вечера. — Представляю, как глупо ты себя чувствовала, — с трудом выговорила Берил, задыхаясь от смеха. Неужели Томас Айвор не видел нелепости происходящего и принял все всерьез? Может быть, юмор для него так же недоступен, как и классическая музыка? — Я решила тебе позвонить, потому что Брюс только что появился в колледже. — На время каникул колледж был закрыт, и все педагоги были в административном отпуске. — Он только и говорил о звонке Томаса Айвора и советовался со мной, какие меры он должен принять. Он хотел тебе позвонить, но решил, что личный разговор — ты знаешь, он всегда играет в демократию — поможет ему принять правильное решение. И сейчас, я вижу из окна, он идет к своей машине. — Эвелин так и видела Берил, стоящую, вытянув шею, на цыпочках возле стола. — О Боже… — Сидеть и дожидаться, пока тебе отрубят голову? Нет, это не по мне, молниеносно решила Эвелин. — Спасибо, Берил, но он меня не застанет. — Она быстро взяла ключ от машины, висящий на стене. — Поеду в логово врага. Эвелин нашла в телефонной книжке номер усадьбы Томаса Айвора и позвонила туда. Его домохозяйка сообщила, что он собирался весь день быть дома, и Эвелин помчалась к гаражу. Она хотела застать Айвора врасплох. Эвелин совсем забыла, что у нее потек аккумулятор и машина не может сдвинуться с места. Но она тут же решила, что доберется до «Вязов» пешком, кратчайшей дорогой через поля. Она на несколько минут заскочила в дом, чтобы переодеться в джинсы и кроссовки, и двинулась по направлению к усадьбе Томаса Айвора. |
||
|