"Помни о хорошем" - читать интересную книгу автора (Плэнтвик Виктория)

2

Альфред Мердок, попросту Фредди, был одной из «звезд» местного колледжа, где Эвелин читала лекции по литературе. Он играл в первой команде колледжа по регби и был не по годам физически развит. Хотя ему было только семнадцать, его широкие плечи и мощные мускулы казались скорее мужскими, чем юношескими.

Эвелин знала Альфреда только в лицо. Ее лекции пока еще не стояли в программе предметов его курса. Ему тоже не было необходимости знакомиться с дамочкой, ведущей совершенно не нужный для любимого регби предмет.

— Флоренс, с тобой ничего не случилось? — Эвелин увидела на лице девочки, встрепенувшейся при ее появлении, следы раскаяния и пережитого унижения.

Та сердито мотнула головой и, усевшись на пол, откинула с лица спутанную гриву волос.

— Он заставлял меня пить с ним эту гадость, но она мне совсем не понравилась, — слегка дрожащим голосом сказала она. Нервно взглянув на своего партнера, который со стоном откинулся на кровать, она добавила: — По-моему, ему плохо, мисс Лентон.

— Не сомневаюсь. Он хотел, чтобы ты разделила с ним это удовольствие, — с оттенком злорадства проговорила Эвелин.

— Я выпила только пару глотков, — попыталась оправдаться Флоренс, — и сразу почувствовала боль в желудке.

Решив не ругать дрожащую девчонку за глупость, Эвелин заставила себя проглотить все упреки и поучающие слова. Главная задача — быстрее вернуться в лагерь, чем раньше, тем лучше.

Она велела Флоренс одеться и спуститься вниз, к машине, и с грустью наблюдала, как та, кое-как нацепив кофточку и схватив туфли и сумочку. Торопится уйти, счастливая, что ей удалось избежать нравоучений. Ничего, ты их еще получишь, милая девочка, усмехнулась про себя Эвелин. Клер будет в ярости, когда узнает об этой истории. И уж она-то сумеет сказать тебе все, что следует!

Эвелин развернулась к юноше, валяющемуся на кровати, намереваясь выплеснуть всю свою злость на виновника этого безобразия.

— Ты что, не понимаешь, чем рисковал? Ведь Флоренс несовершеннолетняя! — с жаром выпалила она.

Фред неожиданно закашлялся, резко вскочил на ноги и, чуть не сбив Эвелин, рванулся к двери. Возмущенная его грубостью, она метнулась за ним, слишком поздно сообразив, что входит в ванную.

Парень уже стоял на коленях, уткнувшись носом в унитаз, и Эвелин, почувствовав приступ брезгливой жалости, налила в стакан холодной воды и сунула его в руки этому сосунку, после того, как его вывернуло наизнанку. Ему удалось наконец встать на ноги и даже выпрямиться. Держа ослабевшей рукой стакан, Фред жадно сделал несколько глотков, и тут ему опять стало плохо. Эвелин не успела вовремя отскочить в сторону — его вырвало прямо на ее рубашку и брюки.

Чертыхаясь сквозь зубы, она схватила полотенце и стала торопливо вытираться. Альфред, как ни в чем не бывало, отер рукой рот и, шатаясь, поплелся в спальню. Эвелин, стараясь не дышать, с трудом преодолевая брезгливость, вторым полотенцем убрала грязь с кафельного пола. От запаха собственной одежды ее горло сжал спазм. Эвелин подумала, что не может сесть в маленький автомобиль в таком виде — ей и ее пассажирам станет плохо от этого запаха.

Убедившись, что Фред свалился на кровать в полном бесчувствии, Эвелин вернулась в ванную и сняла верхнюю одежду. Она взяла с полки шампунь с сосновым запахом и решительно замыла испачканные места. Конечно, мокрая одежда не слишком приятна для тела, но это лучше, чем гадкий, кислый запах.

Она уже выжимала отмытые вещи, как вдруг услышала за дверью невнятное бормотание. Испугавшись, что Альфреду опять стало плохо, она схватила первую попавшуюся под руку сухую одежду — мужскую рубашку, брошенную на корзину для грязного белья, — накинула ее и выскочила в спальню.

Она с отвращением посмотрела на Фредди, который приподнялся на смятой кровати и ухитрился дотянуться до бутылки с водкой, стоящей посреди стола.

— Ага! — удовлетворенно просипел он, лениво переведя взгляд на подскочившую Эвелин в расстегнутой рубашке.

Она попыталась выдернуть бутылку из его пальцев.

— Отдай сейчас же! — потребовала она, хватая юношу за руку.

— Эй, ты! Оставь меня в покое! — Он попытался высвободиться.

Эвелин крепче сжала его руку, но он продолжал дергаться. Несколько секунд они безмолвно боролись, пока их не остановил глубокий низкий голос, послышавшийся из коридора.

— Что за гадость! Мы договорились, Альфред, никаких вечеринок, пока я… — Какого черта вы здесь?..

Эвелин обернулась и с ужасом узнала человека, остановившегося в дверях в полном недоумении.

Его выпуклые серые глаза смотрели на нее с таким безмолвным презрением, что Эвелин похолодела, у нее закружилась голова, и стало темно в глазах.

Томас Айвор. Ее злой гений. Человек, который категорически возражал против принятия ее на работу в колледж. Официальный попечитель учебных заведений, он сказал, что она не справится с работой. Человек, который с нетерпением ожидал ее ошибки, доказывающей, что он прав!

Каким-то отдаленным уголком сознания Эвелин отмечала, что музыка больше не звучит, не слышно взвизгов высоких девичьих голосов, зато за окном хлопают дверцы машин и слышен рев моторов, замирающий в отдалении.

Итак, веселье закончилось, и причина этого стояла перед ней, буравя ее негодующим взглядом.

Она краем уха слышала разговоры между учителями колледжа о том, что Айвор был вынужден на время отъезда сестры взять к себе племянников. Люди говорили, что тридцатичетырехлетнему «трудоголику» будет нелегко справиться с двумя подростками, Шейлой и Альфредом, уж слишком неспокойная жизнь у него самого…

Шейла была хорошенькой, женственной и в свои четырнадцать лет пользовалась постоянным успехом у мальчиков. Альфред… У него был крайне самолюбивый характер, и он мог не послушаться в любой момент — назло, из принципа.

Эвелин откашлялась и проглотила слюну, чтобы хоть чуть-чуть смочить пересохшее горло. Она вовсе не собиралась стать козлом отпущения ради этих разгулявшихся подростков. И тем более ради Альфреда, который, сидя на краю кровати, тупо уставился на грозное лицо дяди.

— Я все объясню, — начала она.

Взгляд прищуренных серых глаз переместился с ее лица на руку, и Эвелин с ужасом обнаружила, что держит в руке бутылку с водкой.

— Не стоит. Мне кажется, я видел достаточно, и эта картина не доставила мне удовольствия, — произнес Айвор.

Его голос казался спокойным, никаких проявлений злости внешне не было заметно. Томас Айвор умел держать себя в руках, его крупное тело, несколько минут назад напряженное и агрессивное, сейчас выглядело слегка ленивым и вялым.

По сравнению с хрупким изяществом Эвелин Айвор подавлял массивностью своей фигуры. Широкие плечи и мощную грудь не скрывал, а скорее подчеркивал темный двубортный костюм, из расстегнутого ворота гордо поднималась загорелая шея. С его появлением просторная спальня стала казаться тесной каморкой, Эвелин даже стало трудно дышать. Вьющиеся черные волосы, обрамлявшие высокий лоб, выпуклые серые глаза и четко очерченный крупный нос делали его похожим на древнего римлянина. Да и держится он горделиво, как они, подумала Эвелин. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Она, наверное, тоже бы задирала нос, если бы сумела достигнуть его положения…

Он поразил ее воображение с первой же встречи, а на собеседовании, которое ей устроили при приеме на работу, просто подавил. Она и сейчас помнит каждую мелочь. Он сидел на другом конце стола, свободно раскинувшись в кресле и скрестив руки на груди. Пристально глядя на нее, он, единственный из всех присутствующих, стал задавать самые разные вопросы. На лице его было ясно написано недоверие. Эвелин под этим взглядом вдруг почувствовала себя начинающей, испуганной, неопытной…

На все ее ответы у него находились едкие комментарии и, даже если он молчал, в уголках его губ дрожала легкая саркастическая усмешка. В конце концов Эвелин настолько разозлилась, что чуть не сказала ему какую-то грубость, что делать было, конечно, нельзя. Тогда она применила свой излюбленный прием: стала говорить очень спокойно, сдержанно, предельно вежливо и слегка иронично.

Это, как обычно, подействовало. Томас Айвор ослабил натиск, но Эвелин все равно чувствовала себя как на допросе. В этом не было ничего удивительного — Айвор был известным адвокатом и славился тем, что выигрывал дела, мастерски задавая перекрестные вопросы.

После этой короткой и неприятной беседы Эвелин не надеялась получить работу в колледже, она знала, что Томас Айвор — главный консультант колледжа по всем вопросам и к тому же дружит с председателем Совета колледжа, и тот очень считается с мнением Айвора.

К счастью, директор колледжа, Брюс Селдом, сумел противостоять его усилиям отвести кандидатуру Эвелин. Он доказал, что она — лучшая из претендентов на это место. Брюс с самого начала симпатизировал Эвелин, а позже они стали друзьями. Сейчас они время от времени встречаются после работы, он приглашает ее в кафе, и неизвестно, какими эти отношения станут в будущем… Тогда же она получила от него приглашение на работу и переехала жить в Канфилд.

К огорчению Эвелин, Айвор при каждой встрече откровенно демонстрировал свое недовольство ее появлением в колледже, и, как она ни старалась быть обаятельной и дружелюбной, они во всех вопросах оказывались по разные стороны баррикад.

Глупая история, в которую она неожиданно попала, могла только ухудшить это положение.

— Я представляю, как это выглядит со стороны, мистер Айвор, но вы, не зная сути, явно делаете неверные выводы, — запротестовала она.

— Я последние двенадцать часов провел, уговаривая строптивых клиентов, и совершенно не настроен уговаривать кого-либо еще. Надеюсь, здесь где-нибудь валяется ваша одежда. Приведите себя в приличный вид и освободите комнату, — процедил он. Наверное, он так же говорил со всеми участниками вечеринки, выпроваживая их из дома. — Я хочу поговорить с моим племянником наедине. А с вами я свяжусь позже.

Эвелин готова была немедленно уйти, но она считала необходимым снять с себя необоснованные обвинения.

— Насколько я понимаю, Альфред устроил вечеринку без вашего разрешения…

Айвор резко обернулся и рявкнул, как разъяренный медведь:

— Какая удача для вас!

— Но я узнала об этом всего полчаса назад, — терпеливо закончила Эвелин, стараясь говорить спокойно. Она чувствовала, как ее охватывает возмущение его вопиющей несправедливостью.

— И вы немедленно примчались сюда и сбросили одежду? — с издевкой спросил он. — Я не предполагал, что нынешние преподавательницы так современны…

Его взгляд выразительно остановился на золотистой коже нежной груди Эвелин, которая виднелась из распахнутого ворота мужской рубашки. Темные глаза Эвелин стали почти черными от оскорбительных слов Айвора, но это, похоже, только подлило масла в огонь.

— Это и есть один из новых методов воспитания молодежи, который вы обещали принести в колледж? — ехидно осведомился он. Держался Томас Айвор по-прежнему вежливо, его чувства выдавала только легкая ироническая усмешка, затаившаяся в уголках губ. — И как долго вы используете индивидуальное обучение сексу в ваших курсах по литературе?

— Какая нелепость! — возмущенно вскричала Эвелин, выйдя из себя и поддавшись его очевидной провокации. Она не должна была проявлять возмущение, она знала, что это обычная тактика — игра на нервах неопытных людей. Чувства затмевают холодный разум, и люди перестают следить за своими словами. Максимальный контроль над собой и спокойствие — вот ключ для борьбы с такими, как Томас Айвор.

— Это просто неудачное стечение обстоятельств, — спокойно сказала она, гордо вскидывая голову.

— Все так говорят. — Его циничный смешок был полон презрения. — «Неудачные обстоятельства» обычно служат оправданием во всех криминальных делах. Я столько раз слышал это в суде и заносил в свою памятную книжку!

— Но кто лучше адвоката может знать, что первое впечатление бывает обманчивым? — возразила Эвелин.

— В вашем случае, я согласен, оно очень обманчиво. Трудно себе представить, что всегда подтянутую и серьезную мисс Лентон, одетую так строго — длинная юбка, скромные туфли, простая блузка, — можно увидеть полураздетой и соблазняющей своих студентов…

— Я никого не соблазняю! — Эвелин не выдержала нападения на ее стиль.

Она старалась придерживаться строгого стиля в одежде, чтобы не провоцировать слишком чувствительных юнцов, и прятала свою стройную фигуру, стараясь не открывать ни кусочка обнаженного тела их жадному взору. Но она давала свободу своей любви к изяществу, покупая тонкое белье с шитьем и кружевами. Только сейчас, сообразив, что она полураздета и ее секрет обнаружен, Эвелин похолодела, хотя ее щеки запылали жаром смущения. Взглянув вниз, она попыталась одной рукой стянуть расстегнутую рубашку, но тонкая ткань не скрывала кружев лифчика, едва прикрывающего грудь, которая, надо признать, выглядела достаточно соблазнительно.

— Неужели? Вам просто нравится разгуливать полуголой для ощущения собственной женственности? — врастяжку протянул Айвор, внимательно изучая Эвелин. Его взгляд задержался на кончиках ее грудей, ясно видных сквозь тонкую ткань рубашки и кружево лифчика, что окончательно смутило Эвелин. — Это наблюдение стоит занести в мою записную книжку.

— В конце концов, дадите вы мне объясниться или нет?! — возмутилась Эвелин.

Серые глаза Айвора блеснули холодным огнем, и Эвелин поняла, что сейчас последует очередное язвительное замечание.

— Надеюсь, вы не будете жаловаться, что Альфред хотел вас изнасиловать?

— Нет, конечно, нет! — вскричала Эвелин, пораженная таким предположением. Одна пола рубашки выскользнула из ее руки, и она стала лихорадочно тянуть на себя другую сторону тонкой ткани.

Враждебность не сходила с лица Томаса Айвора, но теперь он перешел и к действиям, зажав руку Эвелин железной хваткой.

— Что вы делаете, несносная женщина! Остановитесь, ради Бога, вы рвете мою лучшую рубашку. — Он сжал ее руку обжигающе горячими пальцами.

— Вашу рубашку? — Эвелин, сморщившись, потерла освободившуюся руку и с удивлением уставилась на разорванный шелк. — Я… она была в ванной… Я решила, что это рубашка Альфреда… — смущенно забормотала Эвелин.

— Итак, вам было мало играть во время моего отсутствия роль хозяйки дома, вы решили еще и использовать мою одежду? — Он бросил гневный взгляд на своего племянника, который попытался было подняться на ноги, но тут же плюхнулся обратно на кровать и опрокинулся на спину.

Айвор закончил гневную тираду и, смяв сигарету с марихуаной, которую все время нервно крутил в руках, выбросил ее в открытое окно.

— Откуда здесь эта дрянь? — напал он на Эвелин.

— Представления не имею, — ответила она, все еще не придя в себя от неожиданного открытия, что она набросила на себя рубашку Томаса Айвора. От этой мысли ее охватила сладостная дрожь, непонятная, беспричинная и совершенно расслабившая ее. — Это — не мое. Я никогда в жизни не курила марихуану.

Его полные чувственные губы дрогнули в недоверчивой усмешке.

— Вы будете меня уверять, что никогда не совершали незаконных поступков в старших классах? В элитных школах типа Канфилдской женской академии для девочек из богатых семей происходят невероятные вещи. Мамы и папы слишком заняты бизнесом или личной жизнью, они не могут уделять своим детям достаточно внимания. Скучающие девочки ходят на голове, свободно тратят деньги, и никого не беспокоит, как они их тратят, пока…

— Это бывает во всех школах, неважно, из какой социальной среды девочки… — Эвелин позволила себе прервать его речь, — и я не говорила, что никогда ничего не нарушала, я только сказала, что не курила «травку».

— Я подумал, что «травки» современной элитной молодежи недостаточно, — легко согласился он, — они предпочитают созерцать более пикантные картины, ну, например, их милый преподаватель в полураздетом виде.

Это уж слишком! Долго сдерживаемый темперамент Эвелин вырвался наружу. Последнее его замечание перешло всякие границы.

— Вас терзают собственные комплексы, не так ли? — притворно сочувственно осведомилась она. — Как я понимаю, ваши родители не имели возможности отправить вас в «элитную» школу, и вы теперь обижены на тех, кто получил более серьезное образование и имел другие социальные возможности, чем вы. Но дети не могут выбирать, где им учиться, за них решают родители, и я была точно в таком же положении.

И, вопреки вашему очевидному предубеждению, мистер Айвор, не все дети, которые учатся в привилегированных школах, становятся снобами. Многие из этих детей выходят в жизнь обычными, серьезными людьми, умеющими хорошо работать и убежденными сторонниками социальной справедливости. Они верят в моральные и духовные ценности иногда больше, чем те, кто окончил государственные школы.

Эвелин настолько увлеклась собственным красноречием, что даже стала, как обычно на лекции, подчеркивать отдельные слова убеждающим жестом. Томас Айвор следил за ней с вниманием первокурсника.

— Благодарю вас, мисс Лентон, вы замечательно все объяснили, — с легким юмором вмешался он в ее лекцию и вновь перевел насмешливый взгляд на ее почти обнаженную грудь.

Она нетерпеливо поправила рубашку, не желая менять тему разговора.

— Моя квалификация достаточно высока. Вы отказывали мне в работе в колледже не из-за этого, а из-за вашего собственного снобизма. И то, что меня все-таки взяли в колледж, — удар по вашему самолюбию.

Яркий румянец триумфа на лице Эвелин подействовал на Томаса Айвора как красная тряпка на быка.

— Я не хотел, чтобы вы работали в колледже, потому что считаю вас как физически, так и морально не готовой справиться с проблемами, которые возникают у педагога смешанной школы, где учится молодежь из самых разных социальных групп, — зарычал Айвор, уперев руки в бока. — Я и сейчас так считаю!

— Это можно сказать о любой женщине колледжа, — вспыхнула Эвелин — которая…

— …имеет только «ценный» опыт работы в варьете, вроде вашей девичьей академии, — прервал ее Айвор, — милом уютном местечке, где вы, до прихода в колледж, воспитывали ласковых куколок.

Эвелин выразительно вскинула темные шелковистые брови.

— Крайне признательна вам, мистер Айвор, что вы так убедительно продемонстрировали комплекс мужской неполноценности.

Он оскалил зубы в жесткой усмешке.

— Хрупкие мотыльки умеют кусаться? Прошу извинить, не знал. Приведите мне противоположные факты.

Он считает ее хрупким созданием? Эвелин казалась себе маленьким, храбрым терьером.

— Везде, где я работала, мои классы были лучшими!

— Это в прошлом, — заметил он.

— А что теперь может помешать?

— Что? Ну, пожалуй, судя по тому, как вы «справлялись» с вашими студентами сегодня, главная опасность — ваше поведение.

Эвелин поджала губы, сдерживая поток негодующих слов.

— Позвольте все-таки рассказать, как все было, — остановила она Томаса Айвора и принялась как можно более спокойно излагать историю с самого начала: — Меня пригласили на срочную замену в летний лагерь академии. Две девочки без разрешения удрали на вечеринку, и я, узнав об этом, приехала забрать их. Я отправила их вниз, в машину, но тут Альфреду стало плохо. Его вырвало на мою одежду. Я отмывалась в ванной, когда услышала шум за дверью, поспешила сюда и отобрала у вашего племянника бутылку с водкой, боясь, что он отравится. В этот момент вы и появились…

Эвелин оглянулась на юношу и заметила, что он открыл глаза. В глубине его мутных, покрасневших глаз появилась искорка сознания, смешенного с выражением ужаса. Видимо, юноша начал понимать, что произошло, и мучительно пытался придумать подходящее оправдание.

— Это правда, Альфред? — спросил Томас Айвор, чуть повернув голову к племяннику и не спуская скептического взора с Эвелин.

Мальчишка пожал плечами, цинично посмотрел в сторону Эвелин и не сразу заговорил, облизывая пересохшие губы.

— Откуда я знаю? Я ее не приглашал, — промямлил Альфред заплетающимся языком, — у нас была мужская вечеринка… для моих друзей.

Холодная дрожь пробежала по спине Эвелин. Она поняла, что Альфред собирается подтвердить предположение дяди.

— Я знаю только, что она пошла за мной в комнату и не хотела уходить. Кто знал, что она окажется такой горячей. Это может случиться и с учителем литературы. Правда, дядя Томас?

Гнусная ложь настолько ошеломила Эвелин, что она не могла даже возразить, и только перевела взгляд на Томаса Айвора. Его лицо еще больше поразило ее. Перед ней была бесстрастная маска, лишенная каких-либо эмоций. Эвелин подумала, что, наверное, таким он бывает в суде.

— Он лжет, — сказала она устало, — вы не хуже меня понимаете — он говорит то, что вы хотите слышать.

Один короткий стремительный взгляд, за которым последовал резкий, как удар хлыста, вопрос:

— Он врет?

— Вы же знаете, что врет. Посмотрите в окно, если не верите. Девочки, которых я обнаружила здесь, сидят внизу, в моей машине, и ждут меня.

Томас Айвор небрежно и равнодушно глянул вниз, на круг асфальта возле дома.

— Нет дыма без огня, — пробормотал он обезоруживающе вежливо.

— И вы теперь готовы раздувать огонь? — Его ленивое хамство возмутило Эвелин до глубины души, ее стройное тело задрожало от ярости. — Я думала, вы грамотный юрист! Почему вы не доверяете словам одного и верите словам другого, почему вы считаете, что именно Альфред, ваш весьма нетрезвый племянник, говорит правду?

— Чью версию я должен принять, его или вашу? Когда обе версии звучат убедительно, истина может выявиться несколько позже.

Эвелин понимала, что может привлечь в свидетели Флоренс, но не считала возможным впутывать в это дело девочку.

— Вы хотите сказать, что верите ему?

— Вы должны понять, что у меня есть достаточно серьезные основания для подозрений. Не говорите мне, что вы не знаете, на какие эротические размышления наводит вид женщины, одетой в мужскую рубашку. — Томас Айвор опять пристально уставился на ее нежную грудь, причем с таким выражением, что у Эвелин вспыхнул жар в крови вовсе не от возмущения. — Эти маленькие розовые сосочки просто требуют, чтобы кто-то прикоснулся к их псевдоневинности…

— О, ради Бога, перестаньте глупить! — Голос Эвелин зазвенел. Его слова, хотя и грубоватые, пролили бальзам на ее встревоженную душу. — Подозреваю, вы готовы считать себя следующей жертвой.

Наступила полная тишина, они не отрываясь смотрели друг на друга, и Эвелин впервые заметила многое, на что раньше старалась не обращать внимания: его смуглую кожу с заметными жилками вен, выступающие и решительные скулы, необычно длинные, почти женственные ресницы, чувственные губы и выразительные глаза…

Слегка встрепанная короткая бородка и глубокие темные синяки под глазами, следы напряженного дня, придавали ему вид утомленного повесы, вернувшегося домой после веселой пирушки.

Томас Айвор заговорил первым. Его голос прозвучал неожиданно мягко и вкрадчиво, в нем был хищный оттенок, который прежде ни разу не проскальзывал в его разговорах с Эвелин. В его серых глазах загорелся огонек сексуального призыва.

— Вы можете попытаться, но, должен предупредить, сделка не безопасна. Я более требователен, чем этот неопытный подросток.

Их разговор настолько неожиданно круто изменился и принял такой непристойный оттенок, что Эвелин несколько секунд стояла, открывая и закрывая рот, словно рыба, и подыскивая нужные слова для отповеди.

— Вы просто невыносимы! — наконец выдохнула она. — Теперь ваше родство очевидно — вы с Альфредом стоите друг друга. Доверяйте хоть ему, хоть самому черту, мне все равно!

Не дожидаясь ответа, Эвелин пулей влетела в ванную и захлопнула за собой дверь с такой яростью, что зеркало на стене закачалось. Придя в себя от вспышки гнева, она стащила с плеч шелковую рубашку Томаса Айвора и бросила ее обратно, в корзину для грязного белья, потом быстро влезла в собственную мокрую одежду, которая приятно освежила ее разгоряченное тело. Она надела туфли и вдруг вспомнила слова Айвора о ее груди. Ей всегда казалось, что в кончиках ее грудей нет ничего необычного и тем более сексуального. Но теперь она знала, что это не так, и боялась, что ей суждено, глядя на маленькие розовые острия собственных сосков, постоянно вспоминать его глаза, полные огня.

Определенно ему надо лечиться, решила Эвелин, но все-таки взглянула на себя в зеркало, холодно оценивая свои достоинства.

Она увидела блестящие, гневно потемневшие глаза, пылающие румянцем щеки, кудряшки золотисто-каштановых волос, обрамляющие мягкий овал лица. Она выглядела значительно моложе своего возраста, почти юной девушкой, к тому же очень смущенной. Надо вернуть себе привычный строгий вид!

Эвелин собрала растрепавшиеся волосы и дрожащими пальцами стянула их узлом на затылке.

Внимательно оглядев свою невысохшую одежду, она решила, что следов грязи не видно. Можно ехать домой.

Она слышала неясный говор в спальне и постаралась собраться с силами — решительно расправила плечи, гордо подняла голову и открыла дверь.

Эвелин хотелось небрежно пройти мимо мужчин, чуть кивнув на прощание, но у нее ничего не вышло. Томас Айвор стоял, загораживая ей дорогу.

— Надеюсь, Альфред наконец рассказал вам, что случилось? — холодно осведомилась она.

Бесстрастная маска вновь была надета на лицо Томаса Айвора.

— Да, насколько он способен к разумной речи в этом состоянии, — равнодушно ответил он, окинув Эвелин оценивающим взглядом с еле заметным оттенком интереса. Его голос звучал по-прежнему уверенно. — Как я уже говорил, разбираться придется позже, да и время такое, когда цивилизованные люди давно должны отдыхать…

— Кстати, могу вам предъявить одно доказательство, которое подтвердит мои слова. — Эвелин показала ему несколько пятнышек на ее влажной блузке, которые она, не заметив, не отстирала. — Как видите, мне пришлось отмываться. Прошу занести это в протокол.

Он опустил ресницы, и Эвелин не увидела в его глазах реакции на ее слова.

— Принимаю к сведению, — в тон ей формально ответил он, — но прошу известить меня, когда вы снова захотите появиться здесь. Моя ванная комната всегда в вашем распоряжении.

Эвелин не следовало забывать, с кем она имеет дело.

— Мне будет приятнее увидеть вас в более подходящее время и в более подходящем месте. После того, как вы избавитесь от ваших нелепых и оскорбительных подозрений. — Она решительно пресекла его попытку вернуть разговор в опасное русло.

Томас Айвор отошел к окну, открывая ей дорогу к двери.

— Я предпочитаю думать так, как мне подсказывает мой опыт. А вы вправе верить тем сказкам, которые часто встречаются в вашем предмете, в литературных историях. Но там есть и мудрые мысли, способные предостеречь вас от возможных ошибок.

Уголки его губ опустились в печальной улыбке. Эвелин была полностью с ним согласна, тем более что в его словах впервые появился оттенок извинения, и это вызвало странную, щемящую боль в сердце и желание сказать ему что-нибудь ласковое. Его следующие слова еще больше взволновали Эвелин.

— И прошу вас, мисс Лентон, не считать, что я всегда бываю в таком ужасном настроении. Ситуация была для вас очень невыгодной. Это заставило меня сделать выводы, возможно, неправильные, как, например…

Эвелин прервала его, боясь, что он скажет очередную резкость.

— … что такое обвинение просто невозможно, хотя бы потому, что Альфред намного младше меня.

Томас Айвор не стал ничего отвечать, так как что-то за окном привлекло его внимание.

— Вы уверены, что стоит продолжать спор? Мне кажется, ваши малютки нуждаются в помощи…

— Что? — воскликнула Эвелин, подозревая ловушку.

— Две девочки вылезли из зеленого автомобиля. Думаю, это ваши подопечные, — ответил он, высовываясь из окна. — Насколько я слышу, они обсуждают, не пойти ли в дом искать вас.

Эвелин вскрикнула. Даже не глядя, она знала, что он прав. Она так увлеклась разговором да и, если честно признаться, самим Томасом Айвором, что совершенно забыла о девочках. А ведь поскорее увезти их была ее главная задача.

Она подошла к окну, посмотрела вниз и совсем рассердилась на себя, видя, как девочки беспокойно вертятся возле машины. Она запретила им выходить, но сейчас они, конечно, страшно нервничают из-за ее долгого отсутствия.

— Может быть, пригласим их наверх и продолжим нашу дискуссию? — послышался вкрадчивый голос.

Эвелин была так занята самобичеванием, что не стала отвечать на его насмешливую реплику. Взгляд на часы привел ее в ужас. Если они с девочками не вернутся в лагерь до появления Клер, на них обрушатся все демоны ада.

Эвелин взглянула на виновника ее задержки.

— Я должна идти.

— Какая жалость. — Голос Томаса Айвора был полон сарказма. — А я-то надеялся выпить с вами чашечку чая.

Эвелин поморщилась. Понятно, он рассматривает ее поспешный уход как свою победу.

— Когда вы приведете его в чувство, скажите ему, — Эвелин кивнула головой в сторону Альфреда, — что я появилась здесь только по необходимости. — Она решительно направилась к двери. — И я надеюсь получить ваши извинения… От вас обоих!