"Помни о хорошем" - читать интересную книгу автора (Плэнтвик Виктория)

4

Неожиданная прогулка по пахнущим свежестью лугам оказалась приятной и привела Эвелин в хорошее настроение. Она с удовольствием, как в детстве, перелезала через изгороди, любовалась пестротой цветов, мелькающих в траве, ловила пересохшим от быстрой ходьбы ртом легкие порывы утреннего ветерка. Постепенно она успокоилась и стала продумывать грядущий разговор с Томасом Айвором.

Ее речь должна быть короткой и решительной.

Вскоре показались окна усадьбы. Путь через поля вывел Эвелин не к фасаду, а к задней стороне дома. Эвелин, нагибаясь, пробиралась сквозь заросли запущенного яблоневого сада. Ветки яблонь цеплялись за волосы и одежду, приходилось все время смотреть под ноги.

Когда наконец встрепанная и запыхавшаяся Эвелин выбралась на лужайку перед домом, она смогла рассмотреть дом поближе. Эвелин прикидывала, с какой стороны его обогнуть, чтобы оказаться у парадной двери, но тут услышала какой-то непонятный скрип. Она подняла голову и увидела темную фигурку, затаившуюся среди листьев на стене, увитой диким виноградом.

Издалека ей показалось, что это бродяга-кот. Его фигурка была намного крупнее и двигалась не к окну верхнего этажа, а вниз. Подойдя ближе, она поняла, что это — вовсе не кот, а хрупкая девочка в черном, которая изо всех сил цеплялась за ломкие ветки. Она пыталась дотянуться до карниза под окном и выглядела ужасно испуганной, потому что ее отчаянные усилия только ухудшали положение; хрупкие ветки ломались одна за другой, не выдерживая даже такого легкого веса.

Эвелин стрелой кинулась к дому.

— Держись, я тебе помогу! — закричала она, вытягивая руки к девочке. Она успела подбежать к самому дому, но тут раздался громкий треск, сверху посыпались листья, и что-то ударилось о грудь Эвелин, сбив ее с ног. Мягкая темнота накрыла ее лицо, и Эвелин на миг потеряла сознание.

— Вот, черт! Вы живы?

Эвелин пошевельнулась, сообразив, что темнота, неожиданно затмившая свет перед ее глазами, вовсе не была чем-то потусторонним. Это просто был темный свитер, обтягивающий грудь девочки. Она свалилась прямо Эвелин на голову, и опрокинула ее навзничь. Девочка быстро вскочила на ноги, разразилась градом проклятий, но тут же опустилась на колени рядом с распростертой на траве Эвелин.

— О Боже! Надо же… Вы сильно ушиблись? — спросила она испуганно.

Яркое солнце, висящее над головой, слепило глаза, в которых плавали причудливые белые пятна. Эвелин попыталась вздохнуть, чтобы ответить, но ей это не удалось, и она разразилась сухим, лающим кашлем, отчего в груди возникла жгучая боль. Ее шея была вывернута под каким-то странным углом по отношению к остальному телу. Эвелин лежала неподвижно, краем глаза рассматривая кирпич на тропинке. Рухнуть на его острый край было бы смертельно.

— Ой! Вдруг у вас что-нибудь сломано! — Девочка опять вскочила на ноги, встряхиваясь, как щенок. Она, очевидно, не пострадала. Ее светлые глаза, подведенные темной тушью, на загорелом лице казались огромными.

Эвелин наконец удалось вздохнуть.

— Нет… нет… не думаю, — еле прохрипела она, радуясь, что луг был не скошен, что весенняя трава была густой и сочной. Думать о том, что в противном случае ей угрожало, Эвелин вовсе не хотелось. — Я просто… Ох!!!

Как только Эвелин пошевелила рукой, она почувствовала свирепую боль в каждой косточке непослушного тела и жжение в ссадине на лбу. Она попробовала заставить себя согнуться, чтобы разобраться, нет ли особой боли в отдельных местах, но понять свои ощущения оказалось непосильной задачей.

Девочка возвышалась над ней, упершись руками в бедра. Эвелин сочла это признаком решительного характера.

— Как можно делать такие глупости? Я могла убить вас!

Эвелин изучала сердитое лицо, обрамленное темными волосами со светло окрашенными кончиками. Глядя на обведенные тенями синие, чуть выпуклые глаза, на яркую косметику на щеках и губах, она решила, что в словах девочки, как и в ее внешнем виде, больше бравады, чем настоящей злости.

— Я хотела помочь, ты могла покалечиться, — выдавила, свистя, Эвелин, защищаясь от нового потока ругани, готового вырваться из уст этого юного существа. В другое время Эвелин, скорее всего, позабавила бы такая перемена ролей.

— Ну пришлось бы полечиться. Подумаешь, большое дело, — послышался ворчливый ответ.

Эвелин, собравшись с духом, решила попытаться сесть, но девочка, упершись неожиданно сильными руками в ее плечи, уложила Эвелин на то же место возле ненавистного кирпича.

— Нет, вам еще нельзя двигаться. Я побегу, позову кого-нибудь на помощь.

Эвелин внезапно вспомнила, где она находится.

— Не надо. Я в норме, — слабо запротестовала она, — я уже могу шевелиться. — В доказательство она приподняла одну ногу.

— Ваше дело — ждать, — скомандовала девочка. — Не шумите и не суетитесь! И, пожалуйста, не пытайтесь двигаться, пока я не вернусь. Я не хочу, чтобы вы потом проклинали меня. Я еще недостаточно взрослая, чтобы взвалить это на свою совесть. Если что-нибудь будет плохо, я буду мучиться всю жизнь.

Эвелин в этом сильно сомневалась.

— Я постараюсь быть послушной, — с легким юмором пообещала она.

— Вот и хорошо, — синие глаза блеснули уже знакомой Эвелин насмешкой. — Будьте паинькой.

Через секунду девочка уже мчалась черной стрелой к дому.

Эвелин неподвижно лежала на твердой земле, но не потому, что выполняла забавный приказ, а потому, что при каждом движении чувствовала боль и слабость, да и дыхание еще не полностью восстановилось.

Ей стало совсем не по себе, когда она услышала серию душераздирающих воплей, которые, очевидно, издавала ее новая знакомая. Она решила, что такое может почудиться только в бреду.

Однако результат был налицо. Сверху, из-под самой крыши, послышались голоса, один из которых, глубокий и выразительный, наполнил душу Эвелин тоской и стыдом.

Через несколько секунд этот знакомый голос зазвучал совсем рядом.

— Что такое? — Томас Айвор присел на корточки и снял со лба Эвелин несколько прошлогодних листиков. В темных обычных брюках и простой рубашке с расстегнутым воротом он казался значительно моложе и не таким суровым, как прошлой ночью. — Что с вами случилось? — встревоженно забормотал он, пробегая озабоченным взглядом по ее распростертому телу. Из-за его плеча выглядывали любопытные физиономии Альфреда и Шейлы. Глаза племянников Айвора стали круглыми, когда они разглядели, кто лежит так беспомощно на траве.

— Как вы сюда попали? — продолжал выяснять Томас Айвор. — Я не видел машины возле дома.

— Я… я… гуляла, — не сразу нашлась Эвелин и заметила недоверчивый взгляд Альфреда, который обернулся к сестре и стал ей что-то тихо рассказывать. Шейла вытянула шею вперед, стараясь получше рассмотреть Эвелин.

— Вы споткнулись и упали прямо на кирпич? — допытывался Айвор, крепкими пальцами ощупывая затылок Эвелин. Она почувствовала прилив непередаваемого удовольствия и прикрыла глаза, чтобы не выдать себя.

— Нет, — чуть отодвинувшись, начала объяснять она, но, заметив умоляющий взгляд девочки в черном свитере, замолчала. — Я… у меня закружилась голова, — придумала она.

Девочка облегченно улыбнулась и прижала руки к сердцу в знак благодарности.

— Как можно не смотреть, куда идешь, — будто не слыша, продолжал ворчать Томас Айвор. Он сдвинул темные брови и, наклонясь к ней, стал нащупывать пульс на ее вяло лежащей руке. Эвелин впервые видела так близко его жесткие волосы, вьющиеся над высоким умным лбом, слышала беспокойное дыхание, смотрела на нервно бьющуюся жилку в ямочке на шее.

— На тропинке много кирпичей, и вам не повезло, вы ударились об один из них. Надо ходить аккуратнее и смотреть под ноги, — сделал он свое заключение.

— Вы правы, я смотрела на дом, а не под ноги, — призналась Эвелин и ахнула, когда руки Томаса Айвора соскользнули с ее плеч и стали изучать ее грудь и бедра. — Что вы делаете? — вскрикнула она, когда его руки поползли еще ниже, к ногам.

— Терпите, так надо! — рявкнул он.

— Щекотно! — поежилась Эвелин и покраснела, встретив взгляд его испытующих глаз. Вдруг он догадается, почему она вздрагивает?

— Простите, но вы только что были в обмороке, — сухо заметил Томас Айвор, — и, судя по цвету лица, и сейчас на грани.

— Я, наверное, потеряла равновесие из-за порыва ветра. — Эвелин зачем-то показала ему несколько листочков, прилипших к ее шее.

— Вы считаете себя таким же листочком, занесенным сюда летним ветерком? — иронически пробурчал он.

Эвелин смутилась, удивленная неожиданно поэтичным сравнением. Он хочет романтизировать ее слабость? Или намерен подсластить пилюлю, прежде чем сказать очередную резкость?

— Можете считать именно так, — согласилась она, пытаясь приподняться.

Томас Айвор не поддержал ее беспомощной попытки, только наклонил голову и, задумавшись, машинально отскребывал грязь с ее испачканного рукава.

— Думаю, ветер тут ни при чем, — выговорил он, — но, в любом случае, лежать на сырой земле вредно.

К ужасу Эвелин, он одной рукой обхватил ее плечи, другую просунул под колени, быстро поднялся на ноги и, прижав ее к широкой груди, как ребенка, двинулся к дому. Шейла и вторая девочка поспешили за ними, оживленно перешептываясь.

— Отпустите! Вы не должны так утруждать себя…

— Почему? Вы думаете, у меня не хватит сил донести до дому легкую лесную фею?

Опять насмешки, подумала Эвелин. Она ощущала силу его мускулов, жар его тела, но его дыхание осталось спокойным даже тогда, когда они поднимались по ступенькам в дом. Конечно, он был достаточно силен, но Эвелин беспокоило совсем другое.

— Я могу идти сама.

— Надеюсь. Но вы еще выглядите не блестяще.

Сзади раздалось сдержанное хихиканье.

— Дядя Томас! Вы перенесли ее через порог! — торжественно сообщила Шейла.

— Не сомневаюсь, мисс Лентон чувствовала себя настоящей невестой, — подхватил шутку «дядя Томас». — Лучше сбегай принеси кувшин с горячей водой, что-нибудь дезинфицирующее и кусочек ваты. Постой! — крикнул он вслед кинувшейся в кухню Шейле. — Попроси миссис Морган приготовить чай.

— У девчонки только свадьбы на уме. — Его голос звучал уныло и встревоженно. — Она только и думает, как окружить себя толпой поклонников.

— Судя по тому, что я видела в школе, — заметила Эвелин, — у нее проблем нет, за ней вечно тащатся мальчики. Пятнадцатилетние юнцы сразу замечают девочек, у которых, при слове «брак» затуманиваются глаза. И тогда мальчишки идут на любой риск, вроде вчерашней вечеринки.

— И меня еще называли неисправимым циником, — промурлыкал он, глядя сверху вниз на миниатюрную Эвелин. Он явно не ожидал от нее подобной резкости суждений.

— Кто? — полюбопытствовала Эвелин.

— Ваша Глория! — ответил он, направляясь через просторный холл в гостиную.

Стены и потолок коридора были приятного кремового оттенка, при рассеянном свете дня это создавало удивительно спокойное и уютное настроение. Современное оформление резко отличалось от той мрачно-парадной облицовки дубовых стен и вульгарных, разрисованных цветами обоев, которые Эвелин помнила с раннего детства. У входа лежал пушистый ковер цвета карельской березы. На первый взгляд он был идеально чистый. Эвелин подумала, что его чистил после вечеринки, в наказание за грехи, злополучный Альфред.

Томас Айвор нес ее так легко, как будто она совсем ничего не весила. Эвелин казалось, что она летит по воздуху.

— Я чувствую себя мотыльком, — со смешком сказала она.

— Мотыльки, как я уже говорил, не кусаются, — не замедлил съязвить Томас Айвор. — Я могу надеяться, что мой поступок вы будете рассматривать не как брачные намерения, а как проявление обычного человеческого сочувствия? — насмешливо осведомился он.

— Кровожадность вам больше подходит, — откликнулась Эвелин. Она пошевелила ногами и почувствовала, что они ее слушаются. — Поставьте меня на ноги, я уже не упаду в обморок.

— Всему свое время.

Они прошли мимо бывшей столовой, которая теперь стала кабинетом, а в следующей комнате, дверь которой тоже была открыта, стоял предмет, удививший Эвелин до предела.

— У вас есть рояль? — вырвалось у нее.

— Это вас удивляет? Вы считаете меня только владельцем имения, недостойным его высокого культурного прошлого? — Томас Айвор остановился напротив гостиной, читая ответ на вспыхнувшем румянцем лице Эвелин. — Понятно… Вы наслушались вздора от своей болтливой кузины.

— Да, Глория мне что-то такое говорила, — сухо произнесла она.

— Какое разочарование для вас, — шелковым голосом протянул он, опуская ее на мягкий диван, обитый кремовым бархатом.

Эвелин с удовольствием ощутила под собой пушистое покрывало и даже не очень сопротивлялась его рукам, которые начали ловко расшнуровывать ее туфли. Он не поленился снять и гольфы, хотя она уверяла его, что вполне способна с этим справиться.

— Сделайте мне одолжение, — уговаривал он Эвелин, устраивая ее удобнее, так, чтобы она опиралась о валик дивана. — Я не хочу давать вам повод требовать у меня извинения. — Он повернулся, чтобы взять из рук Шейлы кувшин с теплой водой. Шейла принесла и аптечку, большую пластиковую коробку с красным крестом.

Освободившись, девочка вприпрыжку выбежала из гостиной.

Эвелин пришлось выдержать подробнейший осмотр каждой ссадины, она только стискивала зубы, когда Айвор осторожно смывал грязь с поврежденной кожи. Эвелин удивлялась, как может такой крупный мужчина, как Томас Айвор, быть таким бережным и нежным. Следя за ним, она заметила и то, что раньше не бросалось в глаза, — сочувствие и мягкость в выражении его лица. Такой Томас Айвор тревожил ее сердце еще больше, чем тот уверенный и агрессивный человек, каким она его всегда знала.

— Я заклеил все раны бактерицидным пластырем, — доложил он, прикрепляя последний кусочек пластыря к ее руке возле голубых прожилок у запястья. — Он к тому же антиаллергический. Я уверен, у вас должна быть очень чувствительная кожа.

— Мистер Айвор!

— Мисс Лентон! — Эвелин сразу ощутила неловкость. Глупо в такой ситуации придерживаться официального обращения. — Прошу вас, зовите меня по имени — Томас. Женщина не имеет права так официально разговаривать с мужчиной, который перенес ее через порог собственного дома… Держу пари, эти синяки скоро пройдут… Эвелин. — Он так ласково протянул первую букву ее имени, что имя прозвучало, как незнакомое. — Да, это быстро пройдет, — уверенно заключил он, бережно погладив ее запястье.

Эвелин показалось, что ее ударило током, даже крошечные волоски на руках встали дыбом.

— Не дергайтесь, все не так страшно, как выглядит.

— Я думаю, мы оба согласимся, что первое впечатление может быть обманчивым, Томас, — с удовольствием произнесла его имя Эвелин.

В ответ он крепче сжал ее руку и, опустив глаза, удивленно произнес:

— Странно. На ваших ладонях нет никаких следов… Обычно люди, падая, выставляют руки вперед…

Руки Эвелин старались поймать падающую девочку, которая теперь, совершенно невредимая, сидела на краю дивана и по-прежнему умоляюще смотрела на Эвелин.

— … еще более странно, что здесь есть заметные синяки… — Томас Айвор легко прикоснулся к покрасневшей коже в вырезе ее блузки, почти у самой шеи. Глаза его становились все более удивленными, как будто перед ним поставили задачу с очень неопределенными данными.

— Я могу что-нибудь сделать самостоятельно или каждое мое движение всю оставшуюся жизнь будет зависеть от вас?

Но он будто не услышал насмешки. Серые глаза Томаса пристально смотрели на Эвелин и, казалось, искали ответ на непонятную загадку. С другого конца дивана на нее смотрела пара синих глаз совсем с другим выражением.

— Нельзя ли узнать, готов ли чай? — как бы между прочим спросила Эвелин, спуская ноги с дивана. — Я с удовольствием выпила бы чашечку.

Томас Айвор провел рукой по волосам.

— Хорошая идея, — промолвил он. — Сандра, — обратился он к девочке, — будь добра, пойди в кухню, приготовь все к чаю, поставь на поднос и принеси сюда. А это унеси, — добавил он, передавая девочке кувшин с водой и оставшийся комок ваты. — И поставь туфли у двери, а не бросай их посреди коридора.

— Ладно! Я теперь всегда ставлю туфли на место. — Девочка сердито сверкнула глазами.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить ее Томас Айвор. — Ты всегда делаешь то, что тебя просят. И, несомненно, всегда бываешь вежливой. Умение себя вести, по-моему, твоя самая сильная сторона.

— Я могу быть вежливой, — фыркнула девочка.

— Тогда не стоит показывать дурные манеры. Вы встретились с мисс Лентон в необычной ситуации, но ты все равно должна была представиться. — Эвелин и девочка переглянулись в ожидании официального знакомства. — Мисс Лентон, это моя четырнадцатилетняя дочь Сандра Брунсвик, временно зачисленная в наш колледж. Мисс Лентон — преподаватель литературы в колледже.

— Шейла мне уже говорила. Привет, мисс Лентон!

Сандра заметно наслаждалась смущением Эвелин, бормочущей вежливые слова. Одарив присутствующих щедрой улыбкой, девочка выскочила за дверь.

— У вас, оказывается, есть дочь? — не выдержала Эвелин. — Я не знала, что вы жена… — Она прикусила губу, считая любопытство неприличным, но Томас Айвор не смутился.

— Женат? Нет, я не женат. Надеюсь, вы не будете обсуждать вопрос о родителях девочки в колледже. Вы знаете, как строго у нас подходят к вопросу о происхождении.

— Да, знаю. — Эвелин осуждала такой подход. — Я просто хотела сказать, что не слышала о том, что у вас есть дети.

— Ребенок, — поправил он, — один. У меня ее не было. Она жила с матерью в Италии с самого рождения. — Томас Айвор удобно расположился в кресле, стоящем напротив дивана, свободно вытянув скрещенные ноги.

— О! — только и сумела произнести Эвелин в ответ на столь неожиданное заявление. — Вы, должно быть, были очень молоды, когда она родилась.

— Мне было восемнадцать, — поспешил он ответить, — она была зачата, когда я еще учился в школе. — Его непринужденное признание совершенно потрясло Эвелин. Она пыталась выглядеть равнодушной, но, судя по его насмешливому взгляду, ей это не удалось. — К счастью, я не соблазнил неопытную девочку-подростка. Кристине было тридцать, и это она соблазнила меня. Решение оставить ребенка было ее решением.

Эвелин открыла рот от изумления, что явно доставило Томасу Айвору удовольствие.

— Я вас удивил?

Эвелин была настолько потрясена, что сказала то, что думала.

— Я… Вы… просто трудно вообразить вас в роли… в таком союзе, — заикаясь, выдавила она.

— Каждый имеет свой собственный опыт, — с оттенком горечи сказал Айвор, и Эвелин вдруг с ужасом представила, что он задаст ей вопрос о ее собственном опыте. Она предпочитала не вспоминать о Грегори Тернере, своем первом мужчине. Да и ее скромный любовный опыт вряд ли был интересен Томасу Айвору.

— Вы любили ее? — спросила она неожиданно для себя.

— Я был польщен вниманием очень привлекательной, интеллигентной и зрелой женщины, — объяснил он, уклоняясь от прямого ответа.

Эвелин облизала пересохшие губы.

— Вы часто видели свою дочь? — вернула она разговор в более безопасное русло.

— Нет. Только совсем младенцем. Кристина так решила. Она не хотела никакой финансовой поддержки с моей стороны и взамен требовала, чтобы я не вмешивался в ее жизнь и в жизнь ребенка. — Томас Айвор пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Эвелин. — Мне было восемнадцать… Что я тогда понимал? К тому же у меня не было денег, и впереди было четыре года учебы. Я не был готов к отцовству…

Сказанного было более чем достаточно. Эвелин поняла, что позиция юного Томаса была в то время абсолютно беспечной и безответственной.

— А что здесь делает Сандра сейчас? Что-нибудь случилось с ее матерью?

— Нет. Просто она решила, что настало время найти своего отца. После спора с Кристиной она сбежала из дома, придумала хитрый план, стащила деньги на билет и на прошлой неделе постучалась в мою дверь.

— Боже! — Прыжок из окна второго этажа доказывал, что Сандра всегда готова рисковать.

— Мы с Кристиной по телефону все обсудили и решили: пусть она останется здесь на какое-то время, насколько позволят ее школьные дела. Литература — один из ее любимых предметов, и Сандра будет посещать ваши лекции, поэтому я решил рассказать вам ее историю.

— Сплетничаете обо мне, папа? — Сандра скользнула в дверь, держа в руках полный поднос, и поставила его на узорчатый чайный столик.

— О ком же еще? Ты позаботилась о том, чтобы вокруг тебя кипели страсти. — Взглянув на поднос, Томас Айвор недоуменно поднял брови. — Три чашки? Не надейся, Сандра! Если ты не отправишься в свою комнату прямо сейчас, придется добавить еще полчаса к переписыванию упражнений.

— Но, папа, я потратила уйму времени на помощь мисс Лентон. Можно за хорошее поведение и уменьшить наказание… — Сандра, увидев изумление на лице Эвелин, заметно покраснела и сдалась. — Хорошо, хорошо. Ухожу, — согласилась она, — но это несправедливо. Я всего-то сказала Альфреду, что я думаю о его безмозглых друзьях.

— В разговоре, особенно за столом, надо употреблять вежливые выражения. Грубость и вульгарность абсолютно недопустимы. — Эвелин была удивлена строгостью его тона. Он раньше не сталкивался с отцовскими обязанностями, но, похоже, успешно с ними справлялся. — Мой дом — мои законы, Сандра. Я думаю, пара часов занятий — не такое уж жестокое наказание. Ты намного больше времени проводишь, уткнувшись в телевизор. Почему бы тебе не почитать книжку по истории английской литературы? Тебе все равно придется с этим знакомиться, когда начнутся занятия в колледже. Я схожу за книжкой, а ты налей чаю мисс Лентон.

Томас Айвор вышел, и наступила тишина, которую решительно прервал резкий голос Сандры.

— Спасибо, что не выдали меня! — Сандра взяла китайский чайник и налила две чашки. Одну из них она поставила перед Эвелин, в другую, приготовленную для отца, положила пару ложек сахара и уселась, раскинувшись, в кресло.

— Мне кажется, ты создана для добрых дел, — сказала Эвелин, — но иногда сама не знаешь, что сделаешь в следующую секунду. То, что случилось сегодня, было не просто безрассудно, было глупо и опасно. Ты могла серьезно покалечиться. Поэтому, прежде чем давать волю своим причудам, подумай о том, сколько горя они могут принести не только тебе, но и другим людям.

Эвелин считала, что произнесла прекрасную воспитательную речь, и даже слегка возгордилась.

— Boy! — раздался вопль.

— Что? — вздрогнула Эвелин.

— Ничего. — Сандра махнула рукой и выпалила: — Не смотрите на меня, как на чертика из бутылки. Вы все здорово объяснили. — Ее хрипловатый голос звучал искренне. — Я просто проверяла, смогу ли я это сделать. Я больше не буду, обещаю. — Она жалобно посмотрела на Эвелин. — Я подумала, что скоро уеду отсюда и не смогу попробовать вылезти в окно. Но я совсем не собиралась сваливаться, а хотела спрыгнуть. И вообще, я боялась звать на помощь.

— Но тебе все-таки пришлось это сделать, — напомнила Эвелин.

— Да, но не для себя, — усмехнулась Сандра. Вошел Томас Айвор с обещанной книгой, и Сандра поспешила уйти.

— Она, скорее всего, ее даже не откроет, — проворчал он, усаживаясь в кресло и придвигая к себе чашку с чаем.

— Сандра уже положила сахар! — всполошилась Эвелин, но было поздно, он успел добавить в чашку целую ложку сахара.

— Почему сразу не сказали? — укоризненно взглянул он на Эвелин.

— Прошу простить, я не успеваю следить за вашими действиями, — улыбнулась она. — Потом, неизвестно, прилично ли ограничивать человека в его собственном доме. Может быть, вы любите сироп вместо чая, — добавила она елейным голоском, отпивая из своей чашки глоток натурального чая, без сахара.

Томас Айвор налил себе чай в другую чашку, добавил в нее немного сахара и сосредоточил все внимание на Эвелин.

— Итак, чему я обязан честью принимать вас в своем доме? Или вы просто прогуливались и решили по-соседски заглянуть? — Его иронический тон подчеркивал, что раньше она ничего подобного не делала.

— Я пошла через поле, потому что у моей машины сел аккумулятор, — объяснила Эвелин, игнорируя его язвительность. — И вы должны догадываться, почему я пришла к вам!

— Я должен? — Он посмотрел на нее в упор.

— Не играйте словами! — Эвелин крепко сжала пальцами край изящного блюдца, чтобы сдержать нервную дрожь. — Я имею в виду ваш ночной звонок Брюсу Селдому. Вы не попытались связаться со мной, чтобы уточнить мой вариант происшедших событий, отсюда я делаю вывод, что вы поверили словам Альфреда…

— Естественно, я пытался связаться с вами и предупредить вас о своих действиях, но это было невозможно, — прервал ее Томас Айвор. — Телефон не отвечал.

Эвелин вспомнила, что плохо положила трубку на рычаг после разговора с Глорией. Она заметила это только утром. Но все равно звонок Брюсу был возмутительным. Эвелин резко отодвинула чашку.

— Какой смысл был предупреждать, что вы хотите сбить меня с ног бездоказательной ложью? — Она с удовлетворением заметила, что Томас Айвор помрачнел. — Что вы наговорили Брюсу? Вы понимаете, что вы наделали?

— Успокойтесь…

— Успокоиться! Когда речь идет о моей репутации и о моем будущем!

Томас Айвор покачал головой.

— Я имею привычку сначала думать, а потом делать. Я не жаловался ни на вас, ни на ваше поведение и не делал никаких клеветнических заявлений. Я просто сообщил Брюсу, что в субботу без моего ведома здесь была вечеринка, на которую принесли запрещенный алкоголь, и вы случайно оказались здесь…

— … и была полураздетой, — закончила она фразу.

Он заговорил подчеркнуто медленно и размеренно.

— Я не упоминал о состоянии вашего туалета. Мне кажется, Селдом хорошо знает вас и не станет предполагать худшее. — Не то, что вы, мистер Айвор, подумала Эвелин. — Я сказал ему, что Альфред получил заслуженное наказание. К счастью, подробности вечеринки Альфред помнит очень смутно.

— Вы имеете в виду, к счастью для Альфреда?

— К счастью для вас обоих. — Томас Айвор упорно сохранял спокойствие. — Он помнит, что вы появились в конце вечера и за что-то ругали его. Дальше — полнейшая пустота. Он не помнит ни моего появления, ни того, что он мне говорил, ни вашего… несколько нескромного вида.

Эвелин облегченно вздохнула, но тут же снова накинулась на Томаса Айвора.

— Зачем тогда вы рассказали об этом Брюсу?

— Слухи расползаются быстро, и нужно сообщать факты, чтобы защититься от сплетен, — очень серьезно ответил Томас Айвор, не спуская глаз с разгневанного лица Эвелин. — Альфред сказал, что на вечеринку он приглашал только самых близких друзей с подружками, но о предстоящем веселье быстро узнали в колледже, и к ночи подвалил совершенно посторонний народ.

Он взял со стола чашку и подал ее Эвелин, не выпуская гостью из-под прицела настороженного взгляда внимательных серых глаз. Она автоматически отхлебнула чай, с трудом проглотив обжигающий напиток.

— Я позвонил нескольким знакомым и спросил, что рассказывали их дети о вечеринке, когда появились дома. Большинство, если им верить, говорили, что смотрели все вместе телевизор. Но один разговор меня встревожил. Одна из девочек сказала, что Альфред болтал своим дружкам, что «литераторша» вцепилась в него мертвой хваткой и рассчитывает пощипать «набитого деньгами цыпленка». Дружки, конечно, поделились этими интересными подробностями со своими приятелями, да еще и приукрасили все, что могли. А другие, те, кто видел ваше появление почти ночью, подумали…

— О нет! — воскликнула Эвелин, только сейчас начиная понимать, какие широкие и неприятные круги могут пойти от маленького камешка ее абсолютно правильного поступка.

— О да! — не стал успокаивать ее Томас Аивор. — Поверьте, Эвелин, моему жизненному опыту. Всегда полезнее знать как можно больше, чтобы не стать жертвой. Раз уж слухи расползаются, мы не должны ничего скрывать друг от друга; предположение всегда хуже для дела, чем точное знание. О том, что было в спальне Альфреда, знаем только мы с вами, и если мы договоримся, то с этим проблем не будет. Мне жаль, что я не смог получить вашего разрешения и вынужден был действовать самостоятельно, но надо было срочно что-то предпринять, прежде чем сплетники развернутся и кто-то из не в меру осторожных родителей потребует вашего увольнения.

Можно ли верить искренности Томаса Айвора? — думала Эвелин, допивая полуостывший чай. Строго говоря, у нее не было выбора.

— Что сделано, то сделано… — Эвелин выпрямилась, наконец-то поняв самое главное. — Так вы теперь верите, что я говорила правду? Что вы несправедливо накинулись на меня?

— Не стоит обвинять меня за те… — Томас Айвор запнулся, заметив появившееся на лице Эвелин оскорбленное выражение. — В данном случае… да, я был не прав, — с очевидным трудом согласился он и, скрывая неловкость, ухватился за тарелку с печеньем, как утопающий за соломинку, что показалось Эвелин почти трогательным.

— Угощайтесь! Миссис Морган мастерски готовит разные сладости.

— Спасибо. — Эвелин выбрала симпатичный кружочек с цукатами, но не сложила оружие, а, наоборот, пользуясь смущением Айвора, решительно пошла в наступление: — И теперь, надеюсь, вы берете назад все те оскорбительные слова…

Айвор прищурился, с резким стуком поставил тарелку с печеньем на стол и оскалился, как голодная акула.

— Боюсь, я не могу отказаться от всех своих слов. Неужели нельзя быть менее требовательной? Впрочем, ладно. Повторите мне те слова, которые считаете оскорбительными, и я соглашусь или не соглашусь извиниться за каждое из них.

Повторить его грубости она, конечно, не могла. Его дерзкое предложение настолько смутило Эвелин, что она поперхнулась кусочком печенья и мучительно закашлялась.

Томас Айвор с ехидным удовольствием наблюдал, как она лихорадочно схватилась за чай, чтобы промочить горло, и вытирала заслезившиеся глаза. Он обольстительно улыбнулся, а его голос был полон сочувствия.

— Я глубоко сожалею, что стал причиной вашего неприятного состояния, и, надеюсь, вы примите мои извинения за те опрометчивые слова, которые недопустимо произносить в присутствии благовоспитанной леди.

— Приятно слышать, — в тон ему ответила Эвелин. Для нее было полной неожиданностью ощутить, что его вкрадчивый, бархатистый голос вызывает в каждой косточке ее тела сладкую, до головокружения, истому. — Но, каковы бы ни были ваши слова и поступки, они выглядели очень естественными и убедительными.

Томас Айвор отбросил притворную обходительность и разразился хохотом.

— Вы жестокая женщина.

— Рада, что вы это поняли.

— Хочу предложить вам еще одно тяжелое испытание, хотя мы оба понимаем, что оно необходимо.

«Тяжелым испытанием» оказался Альфред Мердок. Он пришел с извинениями и, покраснев, торопливо забормотал что-то невнятное.

— Я не помню, что было, и просто не представляю, что я мог натворить, но дядя Томас говорит, что я делал что-то мерзкое… И я должен извиниться… и поблагодарить вас за помощь, когда я был… не… не… в форме.

Эвелин не стала продлевать его мучения и уверила беднягу в том, что надеется на его будущую разумность. Юноша выглядел искренне огорченным, в его голосе не звучало и намека на ехидство, характерное для его дяди. Похоже, ему можно было верить.

— Совершенно очевидно, Альфреду неприятно чувствовать себя нашкодившим щенком, а не лихим гулякой-студентом, — заметила Эвелин, когда за юношей закрылась дверь. — Может быть, этот случай научит его осторожности.

— Может быть. Альфред хочет стать в спорте профессионалом, и у него есть способности, но хватит ли ему терпения — вот вопрос. Вся беда в том, что он хочет стать непременно «звездой», а это не так просто.

Что ж, кажется, они все выяснили. Эвелин встала.

Томас Айвор любезно стоял рядом, дожидаясь, пока она наденет туфли, и продолжал беседу:

— Сейчас он злится, потому что я запретил ему уезжать из дома целых три недели. Он собирался посвятить последние две недели каникул тренировкам, а теперь вынужден сидеть дома. Уверен, вы согласны, что Альфреда следовало наказать.

— В общем, да, — согласилась Эвелин и, поколебавшись, добавила: — но если для него это очень важно…

Томас Айвор нахмурился.

— Я это учел. Мы заключили сделку с некоторыми оговорками. Я допускаю, что такой срыв у него впервые. Он помешан на здоровье — боится повредить своей будущей спортивной карьере. Но до возвращения родителей мне придется за ним присматривать.

Их неокрепшая, неожиданно возникшая близость чуть было не погибла из-за упрямства Эвелин, которая не хотела, чтобы Айвор отвез ее домой, уверяя, что уже прекрасно себя чувствует. Тогда он клятвенно пообещал, что будет идти за ней пешком до двери ее дома, и Эвелин пришлось сесть в серебристый «ягуар». Томас завел мотор, и они поехали к дому Эвелин.