"Шанс для влюбленных" - читать интересную книгу автора (Кент Памела)

Глава 12

Состояние миссис Фабер продолжало улучшаться, и, когда приехал доктор Малтрэверс, он смог успокоить семью насчет здоровья их матери. У миссис Фабер была поразительная жизнеспособность, она жаждала снова встать на ноги, и доктор пообещал, что она сможет сделать это очень скоро.

Но она так долго вела затворническую жизнь, что следовало избегать всяческого риска. Он обнаружил, что она была вполне счастлива, сидя в своих комнатах, и, пока это приносило ей радость, он не видел причин не продолжать писать мемуары, как только ей захочется снова вернуться к ним. И поскольку ей, видимо, нравилась компания Ким, доктор решил, что будет неплохо, если постепенно они будут все больше времени проводить вместе… Хотя бдительная дневная сиделка, у которой, судя по всему, сложилось мнение, что Ким плохо влияет на пациентку, не согласилась бы с врачом, если бы спросили ее мнение.

Ким сидела у кровати миссис Фабер и собиралась уходить, когда доктор Малтрэверс нанес второй визит своей пациентке. Сестра Боуэн — так звали дневную сиделку — многозначительно посмотрела на Ким, торопливо поправляя свою шапочку и манжеты, но доктор Малтрэверс протянул руку, чтобы помешать Ким выйти из комнаты, а через плечо бросил, что уверен в том, что миссис Фабер хотела бы, чтобы Ким осталась.

— Вы выглядите намного лучше, — сказал он миссис Фабер, — за это явно кто-то должен быть в ответе; а присутствие мисс Ловатт великолепно успокаивает. Я помню, она так умиротворяюще действовала на меня, когда работала моей секретаршей!

Этим утром миссис Фабер чувствовала себя настолько хорошо, что даже заставила Траунсер подвязать ей волосы атласной лентой и долго выбирала наряд — сначала хотела надеть кружевной голубой пеньюар, а потом все же предпочла шелковый розовый. Теперь она лежала, опираясь на подушки, и улыбалась доктору. Ей нравились его ровные белые зубы, темные глаза и черные волосы, чуть серебрившиеся на висках, что придавало ему еще более достойный вид.

— Ким такая милая девочка, — ответила старушка. — Она веселит меня, а я не надоедаю ей — по крайней мере, мне хотелось бы в это верить! — и это доставляет мне удовольствие. Она хороший слушатель, а я, боюсь, люблю поговорить. И она такая красивая, не правда ли? Вам не кажется, что она слишком красива, чтобы работать секретаршей?

— Слишком — не то слово. — Доктор Малтрэверс бросил на Ким насмешливый взгляд. — И что вы предлагаете ей делать вместо того, чтобы работать секретаршей?

— Думаю, ей надо выйти замуж, — ответила миссис Фабер.

— Не могу не согласиться с вами, — тихо ответил кардиолог, наклоняясь, чтобы послушать ее сердце.

Ким оставалась в комнате до конца осмотра, а потом, поскольку доктор Дэвенпорт так и не приехал, вышла из комнаты вместе со своим бывшим начальником. Сестра Боуэн, слегка похожая на растрепанную курицу, наблюдала, как они шли по коридору, и, если бы она со своего места могла видеть их дальнейшие передвижения, наверняка так и продолжала бы стоять в дверях.

Но она была нужна миссис Фабер, и ей пришлось вернуться к кровати. Траунсер, сидевшая в смежной гостиной, услышав язвительные нотки в голосе сиделки, решила, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы спрашивать, что ее хозяйка хотела бы на обед.

Что-то говорило ей, что сестра Боуэн не в восторге от визита лондонского специалиста.

Когда коридор влился в главный, Ким попыталась отделаться от доктора Малтрэверса.

— Я знаю, что мистер Фабер ожидал вас часом позже, — сказала она, — но, возможно, он уже вернулся из поездки. Тогда он, скорее всего, в библиотеке. Это дверь справа в холле, там внизу Пиблс, он вам покажет…

— Я хочу поговорить с тобой, — невозмутимо ответил Ральф Малтрэверс. — Поэтому я и старался попасть на ранний поезд, чтобы у меня была возможность немного побыть с тобой. Где ты работаешь? У тебя есть своя комната? Мы можем там поговорить?

— У меня есть своя гостиная, — призналась Ким. Но в ее голосе звучало волнение, она не хотела вести его в свои комнаты. — Но я не уверена, что мистер Фабер одобрит…

— Который мистер Фабер? Чарльз или Гидеон?

— Мой работодатель — Гидеон, — сказала Ким. — У него очень строгие правила, и он требует безоговорочного подчинения. Если ты хочешь поговорить со мной, лучше сделать это внизу.

Но Малтрэверс покачал головой. Его темные глаза сверкали весельем, но было в них и что-то еще.

— Поговорим в твоей гостиной, — сказал он. — Внизу слишком людно.

Ким провела его в свои комнаты. Теперь она припоминала, что в прошлом у него всегда была привычка все делать по-своему. Как и Гидеон Фабер, он ожидал мгновенного выполнения всех своих желаний. Похоже, она была обречена постоянно попадать под влияние мужчин.

Когда они вошли в ее гостиную, Ральф огляделся и одобрительно кивнул, скользнув взглядом по полкам с книгами, подошел к окну полюбоваться видом и даже заглянул в ванную и дальше, в спальню. Она заметила слабую улыбку, когда он посмотрел на ее цветастый халат, висящий на двери, и на столик у кровати, на котором лежал, открытый томик стихов.

Он поднял книгу:

— Вордсворт? Так ты все еще читаешь Вордсворта?

— Да. Мне он очень нравится.

Он улыбнулся, глядя ей в глаза:

— Он тебе всегда нравился.

Ким показалось, что она услышала в коридоре какой-то шум.

— Не думаю, что тебе следует здесь находиться!

Он положил руку ей на плечо, продолжая улыбаться:

— Не будь глупой, милая моя. Даже если горничная и застанет меня здесь, это не особенно удивит ее. Доктора имеют право проникать в святая святых женщин… Разве ты забыла?

— Я думала не о горничной.

— А о ком? О Гидеоне?

Ей показалось, что его темные брови чуть сдвинулись.

— Нет… Нет, конечно нет.

Но он вернулся обратно в гостиную, и как-то странно посмотрел на нее.

— В моем визите к тебе нет ничего неэтичного, — заметил он. — Если бы мистер Гидеон Фабер возражал, я ответил бы ему, что был знаком с тобой три года, а три года — это немало. Кстати, он передал тебе письмо, которое я оставлял для тебя?

— Да. Но я не совсем понимаю, почему ты взял на себя труд написать, — ответила она, заставляя голос звучать отчужденно.

— Да? Значит, ты не простила меня за то, что я вел себя как дурак! — Он чуть приблизился к ней. — Ким, я любил тебя — ты знала об этом, не так ли? — но тогда я думал, что должен выгодно жениться, а жениться на незнакомой девушке вроде тебя не казалось мне умным! О, но мне так хотелось сделать это, Ким. — Его голос стал настойчивым, убеждающим. — Ты должна верить тому, что я говорю! Но тогда я должен был думать о карьере, а этот человек хотел, чтобы я женился на его дочери… Человек, который сделал очень многое, чтобы помочь мне взобраться наверх…

— И ты женился на ней? — холодно осведомилась Ким, словно спрашивала об этом из чистого любопытства. — Ты все-таки сделал ему одолжение и женился на ней? Вы теперь счастливы вместе?

Он покачал аккуратно причесанной темноволосой головой.

— Когда дело дошло до женитьбы, я не смог, — признался он. — Думаю, это произошло из-за тебя… И из-за того, что ты сделала со мной за те три года! — Ральф протянул руку и дотронулся до пряди ее блестящих волос, лежащей на щеке, но она торопливо отпрянула, и он криво улыбнулся. — О, Ким, я дал тебе уйти, — вдруг простонал он, — а теперь так жалею об этом! Слишком ли поздно, чтобы исправить эту ужасную ошибку? Я не мог поверить своей удаче, когда мы недавно встретились, и чем угодно тебе клянусь, что с тех пор, как я уехал отсюда, я думаю только о тебе. Когда я сегодня ехал сюда, то чувствовал себя как школьник, садящийся на поезд, который увозит его на каникулы…

— Вы приехали, чтобы осмотреть миссис Фабер, — напомнила ему Ким.

— Да, безусловно. Но я здесь и для того, чтобы снова увидеть тебя… Ким! — Он осмелился снова сделать шаг в ее сторону. — Если я буду смиренно просить прощения… Если я попрошу тебя забыть все, что было, и встречаться со мной время от времени… Только иногда! Мы могли бы заново узнать друг друга, вернуть прошлое! У тебя наверняка есть свободное время, да и я теперь не так загружен. Я даже могу встречать тебя где-нибудь на полдороге, если ты не хочешь ехать до Лондона!

Это была уступка, которая потрясла бы Ким в былые времена, но не произвела никакого впечатления теперь. Два года назад она и подумать не могла, что будет когда-нибудь разговаривать с ним подобным образом.

— Время нельзя повернуть вспять. — Это было банально, но верно… Теперь она это знала. — Время нельзя повернуть вспять, и у меня нет ни малейшего желания это делать. Я оправилась от прошлого и больше не хочу туда возвращаться… О да, я признаю, когда-то я любила тебя, — продолжила Ким, вынимая из вазы цветок. — Или думала, что любила. Но я пережила это… мне пришлось, — напомнила она ему.

Его смуглое лицо вспыхнуло.

— Прости меня, — тихо произнес он.

Ким показалось, что в коридоре опять раздался шум, и она решила поскорее закончить этот нежелательный разговор, прежде чем кто-нибудь сможет застать их врасплох. Она заговорила торопливо, но твердо.

— Тебе не за что просить прощения… Не за что! — уверила она его. — В общем-то у меня такое чувство, что я должна поблагодарить тебя, потому что все было бы по-другому, если бы… если бы ты по-другому отнесся ко мне три года назад. Я была молода, глупа и к тому же одинока… И мне льстило твое внимание, потому что ты был моим начальником, и вокруг тебя была такая атмосфера… — Она коротко улыбнулась. — Вокруг докторов всегда есть какой-то блеск — особенно вокруг тех, кто уже успел перебраться на Харли-стрит[1], ну и так далее…

У него был мрачный вид.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, что это все, что ты ко мне чувствовала? — спросил он. — Ты ведь хотела выйти за меня замуж, разве нет?

— Да. — Ее лицо зарделось.

— И мы не поженились по моей вине. И ты хочешь заставить меня поверить, что теперь — три года спустя — ты бы горько сожалела о нашем браке? Что действие моего блеска прекратилось бы и, лицом к лицу с холодной, суровой реальностью, ты бы жалела, что не подождала… кого-нибудь другого!

— Нет. — Она покраснела еще сильнее. — Нет, конечно, все не так!

— Тогда, если нет кого-нибудь, кто произвел на тебя гораздо более глубокое впечатление, чем я в свое время, чей блеск неколебим и кто нравится более зрелой тебе, — то у меня еще есть шанс вернуть тебя. Я не прав?

— Нет. Извини, Ральф, но у тебя нет…

— Так есть кто-то другой?

На этот раз в коридоре не было никакого предостерегающего шума. Просто открылась дверь, и на пороге появился Гидеон Фабер, глядя на них, приподняв бровь. На нем были грязные ботинки для верховой езды, лицо раскраснелось от быстрой ходьбы. Глаза его были суровы, а губы плотно сжаты.

— Прошу прощения, что отсутствовал, когда вы приехали, доктор, и не встретил вас, — сказал он. — Мы ожидали вас на час позже. Моему брату пришлось вернуться в Лондон, а сестра, судя по всему, куда-то ушла… Но, как я вижу, нас заменила мисс Ловатт!

— Мы с мисс Ловатт старые друзья, — натянуто произнес доктор. — Я воспользовался возможностью поговорить с ней.

— Какое везение для мисс Ловатт, — заметил без улыбки Гидеон.

— Это мне повезло, — с ударением заверил его Малтрэверс. Потом он заговорил о причине своего визита. — Я уже осмотрел вашу мать и считаю, что ее состояние значительно улучшилось. Собственно говоря, я думаю, теперь ей будет все лучше и лучше, при условии, что ей не позволят перенапрягаться. Я полагаю, что с этой целью мисс Ловатт подходит как нельзя лучше.

— И насколько я понимаю, именно это вы вдвоем и обсуждали? — сказал Фабер. — Улучшение здоровья моей матери и роль мисс Ловатт в данном процессе?

Доктор Малтрэверс не ответил сразу, а когда заговорил, его голос звучал очень тихо.

— Мисс Ловатт была в комнате, когда я осматривал миссис Фабер. Она захотела, чтобы Ким присутствовала.

— В этом нет ничего необычного, — заметил Гидеон. — Работодатели мисс Ловатт имеют привычку привязываться к ней, по крайней мере мне так показалось. Наверное, в ней есть что-то особенное.

— Думаю, именно так считает ваша мать, — отозвался доктор Малтрэверс.

Гидеон небрежно взглянул на Ким.

— Я забираю доктора с собой в библиотеку выпить чего-нибудь, — сказал он. — Ожидаю, что вы присоединитесь к нам за обедом. Обычно вы так и делаете.

— Разумеется, если только вы не предпочитаете, чтобы я осталась здесь, наверху, — ответила Ким, чувствуя, как к горлу подступил комок.

Гидеон пожал плечами:

— Можете поступать как хотите. Думаю, вам это было ясно сказано, когда вас нанимали. Можете есть в одиночестве, можете вместе с семьей… Это не имеет особого значения. Вы свободны делать все, что пожелаете.

Малтрэверс, казалось, собирался возмутиться, но Ким быстро ответила:

— В таком случае я лучше поем здесь. Там вас будет сегодня много, если к обеду ждут доктора Дэвенпорта, и так будет легче слугам. Я могу принести себе обед сама.

Гидеон снова пожал плечами:

— Как вам будет угодно.

Когда мужчины вышли из комнаты, Ким подошла к окну, чтобы охладить разгоряченное лицо. Она прижалась лбом к оконному стеклу, глядя сквозь туман вниз, на террасу.

Ким снова встретилась с Ральфом до его отъезда, так как он пришел к ней в гостиную, чтобы попрощаться. Он выглядел гораздо более мрачно, чем утром, и было ясно, что особого удовольствия от обеда он не получил.

— Если Фабер так обращается с тобой в моем присутствии, как же он обращается с тобой, когда меня — или кого-либо другого, если уж на то пошло, — нет рядом?

Ким смотрела на ковер и носком туфли водила по узору на нем.

— Я ни на что не жалуюсь.

Ральф Малтрэверс выглядел озадаченным.

— В таком случае я тебя не понимаю… Если бы я имел хоть малейшее понятие, что с тобой так обращаются, я бы увез тебя на обед в какой-нибудь трактир. Было бы гораздо веселее и приятнее.

— Сомневаюсь, что мне разрешили бы отлучиться, — сказал ему Ким, в глубине души уверенная, что не разрешили бы.

Казалось, он удивился еще больше.

— Тогда почему ты остаешься здесь? Ты не крепостная… Этот человек просто плохо воспитан. К тому же Дэвенпорт сказал, что на дружную семью они не тянут. Старая леди — единственная, кто мне здесь симпатичен, к тому же ей нравишься ты. Каждый, кому ты нравишься, моя милая Ким, автоматически заслуживает мое одобрение.

Ким улыбнулась ему.

— Спасибо, Ральф, — сказала она. — Ты очень милый… — Выражение легкого сожаления промелькнуло на ее лице. — Мне жаль, что наши отношения изменились… Я хочу сказать, мне жаль, что приходится говорить таким тоном, будто я затаила на тебя какую-то обиду. Это не так. А что касается Гидеона Фабера, он не всегда так «плохо воспитан». Он может быть очень добрым и весьма заботливым. Он не всегда думает то, что говорит.

Малтрэверс смотрел на нее с некоторым замешательством.

— А ты, похоже, тщательно его изучила, — заметил он. — Ну и как, интересный объект для исследования?

— Весьма интересный. — Она встретилась с ним взглядом, потом отвела глаза. — Когда я только приехала сюда, здесь не было никого, кроме него… И миссис Фабер, разумеется. Я решила, что он плохо обращается с матерью, пока не обнаружила, что это всего лишь поза. Когда она заболела, он был очень расстроен… больше, чем все остальные. — Она вспомнила книгу, которую Гидеон читал в библиотеке вверх ногами. — Пока не узнаешь его, не поймешь, что он собой представляет.

— И ты считаешь, что теперь знаешь его лучше?

— Совсем чуть-чуть в сравнении с тем, когда я только приехала сюда.

Малтрэверс вздохнул, потом улыбнулся ей… и в его улыбке смешались недоумение и сожаление.

— Ну что ж, я полагаю, в мире мы нужны всякие, и некоторые из нас меньше похожи на открытую книгу, чем другие. Но надеюсь, ты не будешь воображать, что знаешь все содержание книги, когда на самом деле прочитала не больше главы. Фабер тяжелый человек, да и этот его брат тоже. Достаточно посмотреть на портрет отца семейства над камином в столовой, чтобы понять, что это был за человек. Дорогая моя Ким, не бейся головой о стену.

— Не буду, — пообещала она.

Когда Малтрэверс собрался уезжать, он попросил Ким проводить его до машины. У Гидеона Фабера были какие-то более важные дела, требовавшие его присутствия, так что она единственная смотрела, как Малтрэверс уезжает. Поскольку он сделал ей комплимент — только несколько запоздалый, — предложив жениться на ней, она закрыла глаза на возможные последствия и махала ему рукой, пока машина удалялась по дороге. В ее ушах звучали его прощальные слова: «Свяжись со мной, если все пойдет не так, как ты рассчитываешь. Даже если ты не выйдешь за меня замуж, мне пригодится секретарша — моя выходит замуж через несколько недель!»

Когда машина скрылась за воротами, Ким поднялась по ступеням и вошла в дом. Фабер шел через холл из своего кабинета, и было очевидно, что он собирается уходить. На нем было толстое твидовое пальто, он на ходу натягивал перчатки; как обычно, голова его была непокрыта, а блестящие волосы аккуратно причесаны.

— Моя племянница приедет сегодня к ужину, — сказал он, проходя мимо нее. — Я иду в Фэллоуфилд-Мэнор, чтобы убедить миссис Флеминг тоже поужинать с нами.

Ким секунду стояла в нерешительности, а потом спросила:

— Означает ли это, что мне лучше поужинать наверху?

Его серые глаза взглянули на нее с ледяным безразличием, которое подействовало как холодный душ.

— Как хотите, — ответил он. — Отъезд моего брата означает, что у нас не хватает одного мужчины, но с нами ужинает доктор Дэвенпорт и Боб Дункан. Моя сестра, племянница и миссис Флеминг уравновешивают этот расклад, но, поскольку миссис Дэвенпорт также будет ужинать с нами, баланс получается неравный. В общем, думаю, будет лучше, если вы поужинаете наверху… А потом, возможно, вы могли бы немного посидеть с моей матерью. Я уверен, она будет рада.

— Хорошо, мистер Фабер, — сказала она, надеясь, что он не заметил, как краска залила ей щеки.