"Шанс для влюбленных" - читать интересную книгу автора (Кент Памела)

Глава 11

Доктор Малтрэверс приехал в Мертон-Холл около часа ночи. «Роллс-ройс» доставил его к подножию лестницы, ведущей к парадной двери, как раз когда часы в холле отбивали первый час после полуночи. Пиблс, ожидавший звука подъезжающей машины, тут же открыл дверь, и кардиолога встретил доктор Дэвенпорт, рядом стояли Гидеон и Чарльз, ожидая, пока их представят.

Вечер показался Ким очень долгим. Нерисса настоятельно попросила ее не ложиться спать, да и в любом случае Ким не собиралась ложиться, пока оставалась возможность, что приедет врач и кто-нибудь сможет передать ей его мнение по поводу состояния миссис Фабер.

Нерисса с самого ужина была как на иголках. Она переоделась в облегающее темное вечернее платье и выглядела очень элегантно, но, казалось, не могла просидеть на месте больше нескольких минут. Она ходила взад-вперед по библиотеке, Чарльз играл сам с собой в шахматы и полностью сосредоточился на сложных ходах, Гидеон не отрывался от книги, которую выбрал на одной из полок библиотеки. Ким торопливо вязала, словно ее жизнь зависела от того, довяжет ли она свитер к следующему утру. Наверху Траунсер сидела в коридоре у комнаты хозяйки с таким унылым видом, что даже Пиблсу, который пришел в комнату спросить, не нужно ли там чего-нибудь, стало ее жалко. Сиделка чуть не падала, натыкаясь на нее каждый раз, когда выходила в коридор, и доктор Дэвенпорт жаждал, чтобы Траунсер ушла в гостиную к экономке или куда-нибудь еще.

В перерывах между ожиданием у этой тихой комнаты Пиблс носил подносы с кофе в библиотеку. Нерисса буквально набросилась на кофейник и наливала себе чашку за чашкой, Чарльз потребовал чего-нибудь покрепче, а Гидеон вообще ничего не пил. Часы в холле пробили без четверти двенадцать. Ким, отложив ненадолго вязанье, заметила, что Гидеон держал книгу вверх ногами.

Но Чарльз полностью погрузился в свои шахматы и даже удовлетворенно пробормотал что-то, когда его черному коню наконец удалось съесть белого короля.

Когда на подъездной аллее послышался шум машины, Гидеон тут же вскочил, и Чарльз последовал за ним в холл. Нерисса осталась в библиотеке с Ким.

— Ну вот и началось, — сказала Нерисса, ее нервы были напряжены до предела. — Теперь мы скоро узнаем худшее… или лучшее, на что можно надеяться!

Ким была бы рада ускользнуть в этот момент, но знала, что не может так поступить. Но тут Нерисса попросила посмотреть, готова ли комната для доктора Малтрэверса, и Ким с радостью откликнулась на просьбу. Она украдкой поднялась по черной лестнице и прошла в комнату для гостей на втором этаже. Комната выглядела очень уютно — приветливо мерцал электрический камин, кровать была застелена свежими простынями. Ким направилась к главной лестнице обходным путем. Но, к несчастью для нее, — поскольку ее целью было по мере возможности избежать встречи с доктором Mалтрэверсом, — все только что вышли из комнаты миссис Фабер и стояли у лестницы. Пройти мимо незамеченной было невозможно, чему поспособствовал и доктор Малтрэверс, который тут же узнал ее.

— Мисс Ловатт! — в изумлении вскричал он. — Ким! Что ты тут делаешь?

Ким остановилась в шаге от него, и было видно, что она не знает, как ответить ему. Когда она видела его в последний раз, она готова была отдать все на свете за то, чтобы узнать наверняка, что когда-нибудь снова встретит его; но теперь единственное, что имело для нее значение, — это неудобства, которые причинит ей случайная встреча. Ральф Малтрэверс выглядел так же изысканно, как всегда, был таким же уверенным в себе, серьезным, всемогущим; и все же при виде его ей хотелось только одного — убежать.

Заговорил, слегка нахмурившись, Гидеон:

— Вы знаете мисс Ловатт, доктор? Она работает секретаршей у моей матери.

— О, неужели? — Доктор протянул Ким руку, но прикосновение его пальцев не произвело на нее никакого впечатления. — Ты всегда была замечательной секретаршей, Ким. Мне не стыдно признаться, что мне тебя ужасно не хватало, когда ты бросила меня на произвол судьбы.

— Я не бросала вас на произвол судьбы…

Он улыбнулся и поднял руку. Это была улыбка, которая согревала сердца сестер-хозяек, успокаивала пациентов. Эта улыбка заставляла трепетать даже самых суровых медсестер, когда он появлялся на пороге их палат. И эта самая улыбка чуть было не свела с ума девятнадцатилетнюю девушку. Но теперь, увидев ее по прошествии трех лет, Ким не совсем понимала, почему когда-то от этой улыбки у нее кружилась голова и подгибались колени.

— Разумеется, ты не бросала меня на произвол судьбы! Но когда ты ушла, у меня было именно такое чувство!

— Как миссис Фабер? — спросила Ким с ноткой облегчения в голосе, потому что поняла, что он потерял свою власть над ней.

— Гораздо лучше, чем я ожидал, — признал кардиолог. — У нее великолепная сопротивляемость, и при условии, что она будет соблюдать покой, и правильном лечении, думаю, она очень быстро поправится.

Ким совершенно искренне ответила:

— О, я так рада! — Она повернулась к Гидеону Фаберу: — Я даже выразить не могу, как я рада, — честно сказала она.

По коридору к ним быстро подошла сиделка и отвела обоих докторов в сторону посоветоваться. Гидеон Фабер направился к лестнице, Чарльз и Ким последовали за ним. Чарльз Фабер бросил косой взгляд на Ким, улыбаясь так, что она смутилась.

— Как тесен этот мир! — заметил он. — У моей матери сегодня вечером был сердечный приступ, посылают за парнишкой из Лондона, а вы, судя по всему, когда-то на него работали! Честное слово, мне это кажется очень странным. Как говорится, счастливое совпадение.

— Не совсем, — торопливо ответила Ким. — Если работаешь на кого-то, кто связан с медициной, то вполне возможно встретиться с ним где-нибудь еще. Я работала на доктора Малтрэверса три года.

— Правда? Как ему повезло! — заметил Чарльз.

Гидеон не обращал на нее особого внимания, когда они вернулись в библиотеку. Он передал вердикт врача Нериссе, которая все еще стояла у камина, бледная и напряженная, а потом позвонил, чтобы Пиблс принес свежий кофе и бутербродов новоприбывшему. Он посоветовал сестре лечь спать, предложил Чарльзу сделать то же самое и объявил, что сам останется, чтобы принять доктора Малтрэверса. Доктор Дэвенпорт собирался вернуться домой в деревню.

— Вам тоже лучше лечь спать, мисс Ловатт, — коротко бросил он Ким.

Чарльз щедро налил себе виски с содовой и, улыбаясь Ким своей неприятной улыбкой, предложил:

— А почему бы вам не остаться и не проследить, как доктор съест свои бутерброды, мисс Ловатт? Я уверен, он предпочел бы, чтобы это сделали вы, а не Гидеон. Уж я-то точно предпочел бы! И потом, там, кажется, какое-то недоразумение по поводу того, почему вы ушли от него. Вы можете выяснить отношения здесь, в тепле и удобстве библиотеки, а мы тихонько испаримся…

— Уже два часа ночи, и мисс Ловатт пойдет к себе, — отрезал Гидеон, словно отдавая приказ.

Чарльз улыбнулся ему:

— Я только подумал, что, поскольку мисс Ловатт — девушка, имеющая известную популярность (я никак не могу забыть свое удивление, когда обнаружил, что ты катался с ней верхом сегодня днем!), ты должен позволить ей перекинуться парой слов наедине с ее бывшим боссом, тем более что он, скорее всего, утром уедет. В конце концов, он осмотрел маму, он высказал свое мнение…

— Чарльз! — воскликнула Нерисса так же резко, как и ее брат Гидеон. — Ты пил виски весь вечер, и мне кажется, тебе пора идти спать. Мисс Ловатт больше не нужна сегодня вечером… или, скорее, сегодня утром!

Ким поняла это как позволение уйти, и ей удалось сбежать из комнаты прежде, чем туда вошел один из докторов. Она понятия не имела, пожелал ли ей Гидеон спокойной ночи, но Чарльз подмигнул ей поверх стакана, Нерисса промолчала. Взлетев по ступеням, Ким чудом удалось избежать столкновения с доктором Малтрэверсом и доктором Дэвенпортом. Оказавшись у себя в комнате, она решила, что что бы ни происходило утром, она будет сознательно избегать встречи с Ральфом Малтрэверсом до его отъезда. Она злилась на Чарльза Фабера, которому явно нравилось подстрекать Гидеона.

Что касается Нериссы, когда дело доходило до семейных разборок, она, по-видимому, была на стороне Гидеона, а к Чарльзу, судя по всему, относилась с некоторым презрением. Было трудно сказать, что за человек сам Чарльз, но, похоже, когда он оказывался в одном доме с хорошенькой женщиной, то давал себе волю. Ким все еще возмущалась при воспоминании о том, как он бесцеремонно взял ее за руку, настаивая, чтобы она присоединилась к ним в библиотеке после консультации с докторами. И особенно ей не понравилось то, как он подмигнул ей, желая спокойной ночи.

Почему-то она была уверена, что Гидеон прекрасно видел это.

Утром Ким разбудил рев мотора отъезжающего «роллс-ройса»; маленькие походные часы у кровати показывали всего-навсего семь часов. Это означало, что доктор Малтрэверс отбыл, чтобы успеть на утренний поезд, Ким приняла ванну и оделась к завтраку с облегчением, потому что теперь, по крайней мере, над ней не нависала опасность столкнуться с ним.

Маленькая комната, отделанная дубом, в которой семья собиралась на завтрак, была пуста, когда Ким туда спустилась, но о том, что здесь недавно завтракал Малтрэверс, свидетельствовали его небрежно брошенная салфетка, недопитый стакан томатного сока и крошки от тоста.

Нерисса завтракала в своей комнате, и Ким не видела ее до одиннадцати часов. Но до этого она натолкнулась на Гидеона, который возвращался домой с Маккензи и Джессикой.

Он передал ей собак, не говоря ни слова, и Ким взглянула в его мрачное, застывшее лицо.

— Как себя чувствует ваша мама сегодня утром? — тихо спросила она. — Как вы считаете, мне можно повидать ее?

Гидеон пожал плечами:

— Если вы будете достаточно благоразумны и не будете говорить ничего, что может ее расстроить, то да.

Внутри Ким поднялась волна возмущения.

— Я не собираюсь делать или говорить что-либо, что может расстроить миссис Фабер, — ответила она. — Я просто хочу навестить ее. Я подумала, что, может быть, ей будет приятно увидеть меня.

Гидеон, расстегивавший ошейник одной из собак, взглянул на нее снизу вверх со странным выражением. В его серых глазах застыло презрение.

— Почему, — спросил он, — вы считаете, что созерцание вашей особы идет людям на пользу, мисс Ловатт? Вы думаете, вы являетесь чем-то вроде врачебного предписания, созданного, чтобы поставить больного на путь выздоровления? Боб Дункан, если верить Монике Флеминг, был буквально сражен, когда впервые встретил вас… Мой брат Чарльз горит желанием пофлиртовать с вами, если вы не прочь флиртовать с женатым мужчиной! Если бы здесь был мой брат Тони, он бы наверняка уже собрался сделать вам предложение, поскольку он — натура впечатлительная. Вчера вечером лицо доктора Малтрэверса прямо-таки просияло, когда вы перехватили нас в коридоре. Мне нечасто приходилось видеть человека после долгой дороги, сразу после серьезного совещания, который выглядел бы таким неприкрыто счастливым. Чарльзу кажется, что он знает почему!

— А вы, мистер Фабер? — спросила Ким, и ее тон не предвещал ничего хорошего. — Что вы думаете обо мне?

Он сунул собачьи поводки в карман и смотрел на нее безо всякого выражения на лице.

— Мое мнение не изменилось, мисс Ловатт. Я по-прежнему не знаю, что думать о вас.

Ким снова прикусила губу.

— И вчера, когда вы пригласили меня кататься, вы чувствовали то же самое? — спросила она.

Фабер подошел к окну и стоял, глядя в дневной сумрак… День был очень мрачный, в отличие от весеннего настроения накануне. На газонах лежал иней, озеро подернулось тонким льдом, деревья, казалось, окоченели. От такого дня спрятаться было невозможно нигде. Не спасали ни уют библиотеки, ни пламя камина.

— Я уже сейчас не помню, что я чувствовал по отношению к вам вчера, — наконец произнес Фабер. — Возможно, я боялся, что вам станет скучно и вы сбежите раньше, чем моя мать наконец сможет закончить свой опус, и поэтому я решил подобрать вам лошадь. И, выбрав ее, вы, разумеется, можете продолжать пользоваться ею, когда вам заблагорассудится. — Он повернулся и взглянул Ким в лицо, в его глазах снова появилось то жесткое выражение, которое так отпугнуло ее, когда она впервые увидела его. — Кстати, доктор Малтрэверс вернется через пару дней, чтобы еще раз осмотреть мою мать, и надеется снова встретиться с вами. Он приедет пораньше и останется на ночь, как и в этот раз. Он просил меня передать вам вот это. — И он вытащил из кармана конверт. — Если вы все еще хотите увидеться с матерью, то предлагаю вам сначала подняться к себе и прочитать письмо!

Ким молча взяла конверт и вышла из комнаты.

В своей гостиной она пробежала глазами короткую записку. Сомнений не было. Доктор Малтрэверс, хотя и на вершине карьеры, внушающий уверенность и уважение, даже некоторую боязнь, все же оставался обычным человеком. Он не мог поверить, что впечатлительная молодая женщина, которую он угощал обедами и вином и с которой не раз танцевал, — помимо того, что она работала его секретаршей, — могла забыть привязанность, которую испытывала к нему. Хотя он решил обручиться с другой женщиной — правда, Ким не знала, женился он на ней или нет, — которая была дочерью его более состоятельного и влиятельного коллеги, он явно все еще с удовольствием вспоминал те дни, когда Ким тоже было отведено место среди его привязанностей.

«Прошло уже три года с тех пор, как мы последний раз виделись, — написал он, прежде чем уехать из Мертон-Холл, — и я не могу выразить, как счастлив я был, так неожиданно встретив тебя сегодня вечером. Я никак не перестану думать о том, как невероятно то, что мы снова встретились, и, хотя я уеду отсюда прежде, чем ты проснешься, мы должны встретиться снова как можно скорее.

Пожалуйста, Ким, без обид! Мы были прекрасными друзьями и могли бы быть больше чем друзьями, если бы я не свалял такого дурака. Но еще не все потеряно.

Я вернусь в Мертон-Холл через пару дней.

Ральф».

Ким порвала письмо на мелкие кусочки и кинула их в камин. У нее не было ни малейшего желания возобновлять отношения с Ральфом Малтрэверсом, был он женат или нет — это ничего для нее не значило. Он был просто доктор Малтрэверс, кардиолог, которого вызвали для миссис Фабер.

Избавившись от письма, она прошла в комнату миссис Фабер и тихонько постучала в дверь. Открыла Траунсер, и Ким была рада видеть лицо служанки. Сиделка, аккуратная и чопорная, сидела и читала книгу у кровати, а Траунсер позволили прибраться в комнате и разложить вещи хозяйки по местам. Ким тихонько подошла к кровати, и сначала ей показалось, что миссис Фабер спит. И вдруг старая леди, лежащая на груде подушек, открыла глаза. Когда она узнала Ким, на ее лице появилось восторженное выражение.

— Садитесь же, дорогая, — попросила она голосом почти таким же сильным, как и обычно, и сиделка принесла стул для Ким.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Ким, и серые глаза миссис Фабер сверкнули.

— В общем-то не жалею о том чудесном ужине, когда я удивила всех своим появлением внизу, — ответила она. — Я знаю, Гидеон считает, что я заслужила свое теперешнее положение, но я ни о чем не жалею. Прежде всего потому, что под моей крышей уже очень давно не собиралось трое детей сразу!

— И скоро приедет повидать вас ваша внучка, — мягко произнесла Ким, поскольку теперь это уже не было секретом. — Она может приехать даже сегодня. Вы рады?

Миссис Фабер кивнула:

— Я очень люблю Ферн, но ей не стоит приезжать… Да и Чарльзу, если уж на то пошло, тоже не стоило. Я, знаете ли, собираюсь выздороветь.

— Разумеется, а как же иначе, — сразу же с нажимом ответила Ким.

Маленькая пожилая леди лежала и задумчиво смотрела на нее.

— Так вы знаете доктора Малтрэверса, — пробормотала она. — Нерисса сказала мне.

— Когда-то я работала у него, — подтвердила Ким.

— Он очень красив, — прошептала миссис Фабер, словно надеясь, что ее тонкий, пронзительный голосок не дойдет до ушей сиделки, которая снова склонилась над своим медицинским справочником. — Гораздо красивее, чем доктор Дэвенпорт, у которого, боюсь, намечается лысина на макушке. Гораздо красивее, чем Боб Дункан, который всегда напоминает мне школьника-переростка. Но я не думаю, что он красивее, чем мои два сына. А вы? — спросила она, впившись ясным взглядом в Ким, будто для нее мнение девушки представляло жизненную важность.

Вмешалась сиделка:

— Я не думаю, что вам можно так много говорить, миссис Фабер…

Но миссис Фабер лишь отмахнулась от нее тонкой белой рукой и продолжала смотреть на Ким.

— А вы? — настаивала она. — Хотя Гидеон и скучный, но он очень красивый, правда? А Чарльз… Но Чарльз не так красив, как Гидеон. Он слишком много пьет, и в любом случае он никогда не выглядел так, как Гидеон… Ведь тот был моим первенцем, — мечтательно пробормотала она. — Такой прекрасный был малыш… Но он уже вырос. А теперь за ним бегает эта Флеминг… Он ни в коем случае не должен жениться на ней, — сказала она таким тоном, словно этот вопрос давно не давал ей покоя и доставлял много хлопот. — Разве вы не согласны, что Моника Флеминг не подходящая жена для моего Гидеона?

Сиделка решительно встала.

— Мисс Ловатт, я думаю, вам лучше уйти, — отрывисто произнесла она. — Моя пациентка начинает волноваться, а этого допускать нельзя. Может быть, вы сможете ненадолго зайти еще раз сегодня днем, если улучшение будет таким же стабильным.

Ким кивнула, но прежде, чем выйти из комнаты, осторожно погладила хрупкую белую руку и проговорила:

— Вы совершенно правы, миссис Фабер. Абсолютно правы! Но на вашем месте я бы так не переживала из-за этого…

— Может быть, мы сможем что-нибудь с этим сделать?

— Не знаю. Я так не думаю.

— Может быть, вы сможете что-то придумать!

Сиделка ждала, чтобы она ушла, и Ким выпрямилась и быстро улыбнулась миссис Фабер. Она слегка наклонила голову, словно обещая подумать над этим делом, а потом вышла в коридор, понимая, что произвела не особенно благоприятное впечатление на сиделку, потому что ее визит закончился тем, что больная переволновалась.

И еще она знала, что миссис Фабер, как только ей станет лучше, вернется к этому вопросу снова… И возможно, еще не раз!

Завернув за угол, Ким столкнулась с Гидеоном Фабером, который шел в комнату матери с букетом свежих цветов из оранжереи. Он резко остановился, и его серые глаза пристально вгляделись в ее лицо.

— Как она? — спросил Фабер.

Ким, сама того не осознавая, мягко улыбнулась.

— Гораздо лучше! — уверила она его. — По-моему, ей гораздо лучше!