"Никита Добрынич" - читать интересную книгу автора (Голубев Владимир)

Глава 8. Несчастная детская любовь

Все оказалось не так мрачно, как виделось Мышкину. Запасливые жители Карачева отрыли свои кубышки, добавили к ним, привезенное из степи добро (часто не свое), и начали быстро восстанавливать подворья в городе. Дружинники в город, до сих пор, не прибыли. Возможно, князь решил не тратить силы на несчастливый Карачев. Обычно проходило два-три года, пока город восстанет из пепла, иногда город умирал, не в силах возродиться. Порядок в городе, вынужденно, стал поддерживать Коробов. Он создал небольшой отряд стражников, скорее даже полицию. Те следили за порядком, пресекали захват чужой земли, Коробов надеялся, что кто-то еще вернется в город. Особенно строго стражники наказывали кладоискателей. Вот здесь и проявилась политика двойных стандартов Коробка. Зная место хранения серебра в кремле, братья Коробовы сами произвели раскопки, сразу после ухода кочевников. Половцы или не смогли найти кладовую, или им помешал пожар. Серебро превратилось в громадные, бесформенные слитки, и его, явно, было гораздо меньше, чем должно было быть. Возможно, бывшая карачевская княгиня забрала в Брянск большую часть денег, если бы кочевники нашли казну, то разворовали её бы всю, до последнего слитка. Из двух сотен, спасенных из рабства, жителей других городов и деревень, лишь небольшая часть убыла в родные места, с попутными купеческими караванами.

Остальные испугались опасной дороги, договорились с Коробовым о небольшом займе, стали работать на лесоповале. Мышкина посадили под домашний арест. Светлана ограничила его передвижения, после попойки, знаменующей торжественную встречу победителей половцев. На нее пригласили взводных, и пьяная молодежь распустила языки. Всё предстало перед Светланой в преувеличенной, гротескной форме. Мышкин был даже рад аресту, он получил формальный повод не участвовать в военных приготовлениях. Его психологический кризис ещё не закончился.

— Ради кого мы воюем? Кому нужна свобода? Рабам, которые сами не желают бороться? Мы освободили полторы тысячи человек из Карачева. Ни один добровольно не пошел воевать с половцами, — обосновывал он Олегу в десятый раз свое нежелание продолжать войну, прихлебывая пиво на очередной, вечерней посиделке.

— Жители были подавлены ужасами штурма Карачева, Бесконечный, голодный месяц в дороге, гибель родных и близких, унижения — люди были в шоке, им нужно было прийти в себя. Уже через неделю я завербовал больше полусотни. А после курского триумфа, люди сами начали проситься в отряд, — возражал ему Олег.

— Не оправдывай этих жалких людишек. Они любят состояние рабства. Это природные рабы. Сначала варяги, потом монголы. Какая для них разница? Из полутора тысяч завербовалось не больше десятка. Большая часть пришла в отряд из тех, других двух сотен пленников. Пока не побудут в рабстве у половцев, не перестанут бояться смерти, нечего от них ждать! А дружинники? Это форменные бандиты. Покупают рабов у половцев! Это им мы будем помогать в битве при Калке? Я их лучше сам передушу, своими собственными руками, — совсем разошелся Мышкин.

— Мы и так уже нагадили предкам. Сначала в Карачеве дружину уничтожили. Теперь в Курске.

— В Курске огромная дружина, больше пятисот человек. Мы всего сотню побили, и полсотни в плен забрали, — как бы, возразил Мышкин.

— Здесь у нас свобода выбора. Мы сами себе выбираем дело своей жизни. Нет правительства, которое засунет тебя в дерьмо и заставит расхлебывать, — начал философствовать Олег.

— Да, власть слаба! А мы с тобой самовластные разбойники!

— Здесь ты прав. Источник власти разбой. Самый большой разбойник царь, — засмеялся Олег.

— А смерды терпят, и будут терпеть дальше власть бандитов-варягов! Пока не наступит семнадцатый год.

— Возьми у Коробка историю. Почитай. Здесь восстание за восстанием. Новгород, Киев, Суздаль, народ умирал за свободу, а ты — рабы! У бандитов-варягов мечи, а мужики с топорами! Только после восстаний законы «руськой правды» стали смердов за людей считать.

— Но судили все одно варяги.

— Да-а … Посиделки за столом в беседке заканчивались обычно одним и тем же, приходил Никита, и вместо пива приходила очередь самогона.

— Сегодня, Никита, мы тебя заждались, — вместо приветствия сказал Олег.

— Ты утром кросс пропустил. Разленился, скоро жирок нагуливать начнешь, — упрекнул его Никита.

— Таким худым, как ты, мне что-то совсем не хочется стать. Конь меня носит пока, бабам я нравлюсь, а мышечной нагрузки мне с лихвой хватает, целый день беготня — учу и тебя, и твоих охотников уму-разуму.

— Сразу обиделся. Утром, по холодку, это же в удовольствие полчаса побегать!

— Ты, Никита, какой-то двужильный! Утром кросс, потом с охотниками целый день в лесу, вечером с механиками, до самой зорьки над арбалетами колдуете, — сказал Мышкин.

— Ты упустил кое-что! Он после бутылки самогона, выпитой с нами, на троих, ещё травки курнёт. А потом со своими двумя хохотушками всю ночь колобродит, — с долей зависти добавил Олег.

— Светлана свою служанка Любушку, каждый день посылает тебе постель стелить. Впустую? — удивился Мышкин. Олег промолчал. Никита ткнул его кулаком в бок и весело засмеялся.

— Сидели смурые, пили пиво. Под самогон веселее дело пошло? Не успели мужчины уговорить полулитру, как появилась Светлана и увела Мышкина. Почти сразу появилась её служанка, Любаша. Олег не мог отказать пышнотелой красавице. И хотя его постоянные домогательства к ней вызывали зависть всего свободного женского населения, утверждать, что Олег добился своего, не мог никто.

На третий день, после прибытия в поселок, Мышкин, Олег и Никита имели неприятный разговор с Коробком. Владимиру Александровичу не понравилось принятое Олегом в Курске решение, о выкупе дружинников и карачевских рабов.

— Ты нас всех подставил. Никто на твои условия не согласится. Курский князь побежит жаловаться папе. А тот двинет сюда полк, или два, — заботился о своей безопасности Коробок.

— Пусть только попробует. У меня на всех дорогах выставлены секреты. А на курской тропе заставы. Одна за другой, в самых удобных местах. Я узнаю о приходе этого полка за два дня. Глушитель к карабину я давно приспособил. Они еще до Карачева не дойдут, а князя или воеводу уже похоронят, — заметил, верный своему методу Олег.

— Я уже послал пятерку охотников, они выберут пару мест для устройства лесного пожара. Сейчас вербую безработных мужиков, через неделю пошлю их подсекать деревья. Высохнуть совсем они не успеют, но дыму напустить мы сможем, — добавил Никита.

— Но серебра вы не получите. Зачем дразнить гусей?

— До следующего лета еще полгода. А нашему отряду нужна практика. Возможны два варианта. Курский князь дурак, он быстро поднимает свою дружину, и через два-три дня мы покрошим в капусту три сотни курян, — начал рассуждать Мышкин.

— У тебя только сотня нормальных бойцов, — прервал его Коробок.

— Куряне не выдержат нашего удара. Это совсем дохлый для них вариант. Второй вариант опаснее. Через два месяца, по первому снегу, или через три месяца, уже по льду, приходит полк. Но я, как раз, хочу набрать еще три сотни кавалерии для обучения. Тогда столкновение с курянами будет для новобранцев учением.

— А почему нельзя зимой в Прибалтику сходить? Зачем своих колошматить?

— Кому это варяги свои? У Вас, Владимир Александрович, предки дворяне? Или Вы у меня подозреваете наличие голубой крови? Может Мышкин, на самом деле князь? — не в шутку разошелся Олег.

— В чем-то Вы правы. Но мы не планировали конфликт с курянами, всё получилось само собой, — промямлил Мышкин.

— Но вы же собирались воевать на Калке за русских, против монголов! — закричал Коробок.

— Никто не отказывается. Мы и теперь собираемся победить на Калке, — твердо сказал Мышкин.

— У вас не хватит денег оснастить пять сотен тяжелой кавалерии, а нужно пять тысяч всадников.

— То есть, путь правильный. У Вас, Владимир Александрович, возражения по финансированию? — засмеялся Олег.

— Я вас кормить не собираюсь. Не надейтесь. И деньги на доспехи у меня отсутствуют, — погрозил пальцем Коробок.

— Схватка с курянами теперь неизбежна. И вставлять нам палки в колеса смертельно опасно, — хмуро проговорил Мышкин.

— Как вы смогли так легко сговориться? Понятно — Никита, молодо-зелено, но Мышкин! Не понимаю? — пожал плечами Коробок.

— Я теперь буду защищать Карачев до последней капли крови — Светлана на четвертом месяце, — признался Иннокентий Петрович.

— А за это надо выпить, — достал из бездонной сумки две бутыли самогона Никита.

На следующий день Олег отправился в Брянск за новобранцами. Карабин с глушителем он оставил Мышкину, подробно объяснив, кого и когда надо отстреливать, а тот только хмыкал в ответ на поучения. С собой Олег взял пятерку «стариков», и сотню лучших лошадей.

Мышкин вышел на работу на следующий, после отъезда Олега, день. Короткий отдых кавалеристов закончился, лошадей у Мышкина было много, их он щадил больше, чем людей. Вся надежда кавалеристов оставалась на короткий осенний день. Светлана взяла на себя задачу пиар-компании. Чему ее учили в университете, неизвестно, но подошла она к работе без выдумки, формально. Подборка сказок и былин про Илью-Муромца и Добрыню Никитича была нагло переделана на Олега-Муромца и Никиту Добрынича. Каждый вечер, после ужина, весь отряд собирался в «красном уголке» и слушал небылицы о подвигах Олега и веселых приключениях его друга

Никиты. Олег был в Брянске, а Никита уехал с нанятыми им мужиками подсекать лес, готовить ловушку для курян. Когда приехал Олег и послушал хвалебные песни, возмущаться было поздно, а менять что-то Светлана категорически отказалась. Олег навербовал три сотни новобранцев. Качеством он был недоволен, и оставил в Брянске пару подчиненных, продолжать вербовку. Война в Прибалтике и успешный рейд в степь создали отряду неплохое имя. Больше военных успехов была оценена работа интендантов. Полевые кухни и лазарет произвели фурор среди дружинников. Все говорили об удачливости Мышкина и храбрости Олега, а потом долго смаковали подробности приключений Никиты.

Зарядили мелкие осенние дожди. Нудную работу по сдиранию коры в еловом лесу рабочие могли выполнять самостоятельно, присутствие Никиты не требовалось совсем. Он заскучал, забрал с собой пару охотников и уехал в Трубецк, самый ближний город на Десне, дорога туда была самая короткая. Никакой конкретной задачи Никита перед собой не ставил, им руководила скука. Гораздо умнее было вернуться в Карачев, но воспоминания о муштре Мышкина, и изматывающих занятиях, скорого на выдумки, Олега, толкнули Никиту на авантюру. Без плана, без легенды его поездка была попросту опасна.

Но судьба благоволила Никите. Сразу же после отъезда дождь перестал моросить, выглянуло солнце, ветерок разогнал облака и подсушил дорогу. Ближе к полудню на дорогу выбежала косуля, остановилась, ожидая стрелы в бок, получила целых две, и упала в лесу, рядом с дорогой, не успев спрятаться в чернеющих поодаль кустах. Пришлось вернуться метров сто назад, где охотники приметили у ручья вытоптанный пригорок — место стоянки путников. Валежник вокруг весь давно собран, но охотники быстро нарубили сухостоя и разожгли костер. Остановка на обед задержала Никитин отряд, мимо проследовал, обгоняя, большой обоз, возов двадцать. На предпоследнем возу ехала девочка, одетая по-взрослому. Это была чистокровная полька, тринадцати или четырнадцати лет, среднего роста. Весь её облик, по-детски неуклюжий, говорил о богатстве и спеси. Её осанка выдавала привычку приказывать, а недовольное выражение лица указывало на неприязнь к дорожным лишениям. В тоже время приятный, золотистый отлив кожи указывал на частое пребывание на открытом воздухе. В её ярко синих, широко открытых глазах светился ум. Красивый рот, с естественным ярким цветом нежных губ, из-под которых сверкали ослепительно белые зубы. «Слишком белые зубы, словно у негритянки», — специально придумал недостаток Никита. Полька обладала интересной и располагающей к себе внешностью, Никита инстинктивно попытался нейтрализовать её очарование. Одежда девочки выглядела в его глазах смешной, на самом деле представляла обычный, богатый наряд, со всем разнообразием украшений и невероятным богатством отделки. Шея польки была оголена, но полностью закрыта невероятным количеством золотых украшений. Пока полька ехала мимо, Никита не отрывал от неё глаз. Девчонка, напротив, даже не повернулась в сторону охотников, не бросила мимолетного взгляда. «Вырядилась, как новогодняя ёлка. Кому оно нужно в лесу? Глупая и пустая гусыня!» Девчонка совсем не походила на гусыню, и Никита это прекрасно понимал. Он понимал также и своё чрезмерное внимание к случайно встреченной на дороге девчонке, она была слишком похожа на его детскую любовь.

Три года назад, на отдыхе в Болгарии, Никита познакомился с Басей. Девчонка была на год моложе, но предпочитала юношей старше Никиты. Она не отвергала его ухаживания, но спала с взрослыми парнями, не афишируя, но и не скрывая это. Обычные курортные приключения, ни больше, ни меньше. Возможно, и Никита смог бы стать её партнером на пару дней, если бы сумел отнестись к роману легко, без трагизма и душевных волнений. Увы, детский максимализм не позволил ему снизить планку требований, и Никита потом целый год не рассматривал авансы девушек, объективно симпатичнее внешне и богаче внутренне, ветреной польки.

«Полька Бася» не соизволила даже оглянуться, на разинувшего рот слишком высокого охотника, который встал, чтобы лучше рассмотреть девушку. Собственно, Никита не заслуживал особого внимания. Шитьё и отделка осенней куртки, прячущей стальной панцирь, были скромными, если не сказать бедными. Меч у Никиты отсутствовал, стальной охотничий нож выглядел просто, если бы даже его можно было увидеть. Арбалет выдавал дилетанта, серьги, перстни и ожерелья отсутствовали. Единственный признак высокого положения — конь, пасся за высокими кустами, в низине у ручья. Стоимость коня была, объективно, больше двадцати обозных лошадей, но …. Закончить обед охотники не успели. Далеко впереди послышался звук падающих деревьев, а затем ржание лошадей и крики людей. Никита обреченно вздохнул и направил старшего охотника, Вадима, в разведку, второго охотника, Окуня, послал перевести лошадей на другой берег ручья, сам взвел арбалет и притаился за пригорком. Первыми появились два возка, видимо, сумели развернуться на дороге. «Шансов никаких!», — оценил Никита пятерку доспешных всадников, легко догоняющих беглецов, — «Княжеская дружина, не меньше … Сколько же их там, если польку преследует целая пятерка?» Никита повернув голову и, увидев готового к стрельбе Окуня на той стороне ручья, совершил очередную глупость — выстрелил в самую крупную цель. Как ни странно, он попал, ему везло, как никогда. Пока Никита заряжал арбалет, четверо всадников въехали в зону поражения Окуня, тот успел выстрелить семь раз.

Всадники разделились, двое продолжили преследование, двое развернулись в сторону Окуня, Никиту никто не заметил. Спуск к ручью был крутой, дружинники пустили лошадей шагом. Никита прицелился в печень ближайшего всадника, тот, будто почувствовав опасность, развернулся, и болт пробил дружиннику грудь. Лицо последнего всадника было открыто, Окунь уже дважды стрелял, целясь ему в глаз, но ни разу не попал. Наконец, когда до Никиты оставалась пара метров, и всадник поднял меч для удара, Окунь выстрелил в голову лошади, призрев все традиции.

Лошадь остановилась и начала валиться вбок, в противоположную от Никиты сторону. Дружинник успел соскочить, оказавшись по пояс в воде. Сзади послышался шорох, Никита обернулся, но это был Вадим. Пока охотники засыпали стрелами последнего дружинника, Никита заряжал арбалет. Двигался дружинник легко, тридцать килограмм железа были для него привычны. Никита выждал до верного, он выстрелил, когда враг начал подниматься на крутой берег, с трех метров, и не попал. Дружинник угадал момент выстрела, он успел отшатнуться в сторону, но песок под ним просел, у него подвернулась нога. Он свалился вниз, а когда встал, стало понятно, что подвижность его ограничена. Никита не успел взвести арбалет, как Вадим застрелил врага из лука. Все мысли о невероятном везении закончились, когда Никита увидел десяток верховых, скакавших со стороны засады. Бой, очевидно, был завершен. Среди всадников только один был в доспехах, но рисковать, учитывая двух первых дружинников, было неразумно. С другой стороны, арбалет был взведен, шум от десятка лошадей хорошо маскировал звук выстрела, и Никита выстрелил. Он снова попал. Одоспешенный всадник выпустил поводья и упал по копыта задней лошади. Та прянула в сторону, всадник свалился и сломал себе шею.

«Два трупа, одним выстрелом. Кино!», — Никита отвлекся, и упустил момент, его охотники без команды открыли стрельбу на поражение по остановившимся всадникам. Те спешились, подняли тела убитых, и ретировались. «Пора бежать», — пришла к Никите здравая мысль. «Два дружинника заведомо опаснее восьмерых обычных всадников, это мы уже видели. Вот только неизвестно, сколько там, впереди, есть ещё врагов?» Проблема разрешилась сама по себе, с востока показались оба воза, дружинники догнали беглецов. Верхом ехал только один всадник, второй лежал на возу. «Не так просты оказались охранники!», — усмехнулся Никита.

— Убиваем последнего дружинника, забираем коней, и быстро-быстро уходим. На сбор доспехов времени у нас нет, — приказал Никита, — Стреляете сразу после меня. Он выстрелил, охотники засыпали стрелами дружинника, дистанция была небольшая, ехал он медленно, и попаданий было много. Только болт срикошетил о панцирь, а стрелы из лука оказались бессильны, не могли пробить брони.

— Вашу мать, в лошадь стреляйте, в лошадь! — закричал Никита, недовольный привычкой охотников беречь дорогую добычу.

Но было поздно, всадник пришпорил коня и обрушил удар меча на Вадима. Опытный охотник покатился в сторону, но кончик меча вскрыл ему панцирь, как консервную банку. Разрез получился длинный, но неглубокий. Окунь не испугался, выхватил длинный стилет, похожий на штык, и воткнул его лошади в сердце. Всадник повернулся в сторону Окуня, удар получался неудобный, несильный, но спас охотника от смерти шлем. Занятый боем, всадник не успел соскочить с лошади, та в падении придавила ему ногу. Никита судорожно взводил арбалет, не в силах перестроиться — взять нож и ударить всадника в спину. Дружинник смог вытащить ногу из-под трупа лошади и сделал короткие четыре шага в сторону Никиты, опираясь на меч. Никита поднял арбалет и выстрелил в упор, дружинник в последнее мгновение бросил левой рукой маленький кинжал, не попал, но прицел арбалета сбил. Болт ударил ему в плечо, и повалил на землю. Меч отлетел в сторону, Никита понял, что дружинник потерял сознание. Он смело подошел и отбросил меч ногой. Болт торчал у дружинника из правого плеча, пробил его насквозь. «Полька» уже спрыгнула на землю и пыталась взобраться на лошадь второго дружинника, привязанную к её возку.

— Разворачивай последний воз, у меня двое раненых, — закричал Никита на «польку». Он схватил оглушенного Окуня и потащил к дороге. «Полька», не слушая его, взобралась на лошадь, забыв её отвязать. Никита положил Окуня на воз, стянул «Басю» на землю и влепил ей пощечину.

— Быстро разворачивай воз, дура! Никита бросился за Вадимом, но тот уже сам ковылял ему навстречу.

— Лошадей наших собери, привяжи к возку. И оба лука не забудь, — глотая слова, проговорил Вадим.

— Хорошо, «командир», будет сделано в лучшем виде, — нервно засмеялся Никита, и повернулся к «польке», — Эй, девчонка! Поможешь раненому! Привязывать лошадей Никита не стал, он погнал их вслед за возком. Правила «полька», она щедро настегивала лошадь, не жалея, загоняя её. Через полчаса встретился обоз, спустя немного показалась узкая лесная тропинка, незаметная на первый взгляд, внешне непригодная для возка. Никита остановил свой маленький отряд, проверил, можно ли протащить возок. Всё получилось, они съехали с дороги, спрятались в чаще, затем Никита тщательно уничтожил следы.

Юная «полька» нежно смотрела на Никиту, за взгляд её голубых глаз он отдал бы всё на свете. Прекрасные волосы, аристократические черты лица, золотистая кожа, идеально белые зубы, огромные глаза — такой виделась «полька Бася» Никите. Он не мог отвести взгляд от этого двойника его первой любви — насмешке богов. Стон Вадима вывел его из ступора. Никита достал аптечку и занялся перевязкой.

Через месяц непрерывных учений, Олег решил подстегнуть курского князя. Он собрал разведгруппу и поехал ворошить муравейник. За курянами должок — две с половиной тонны серебра.