"Жизнь взаймы" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Глава 3

События начали разворачиваться на третий день после грибной охоты. Паленый еще спал, когда к нему прибежала Варька.

– Вставай, быстрее! Поднимайся, мать твою!.. – орала она, тарабаня кулаками в дверку "пирожка".

– Что случилось? – недоуменно спросил Паленый, зевая и протирая глаза кулаком.

– Есесеича убивают! – выпалила Варька.

– Кто!? – всполошился Паленый.

– Не знаю. Какие-то бандиты. По рожам видно. Приехали на машине и сразу к Верзохе. А от него направились к Есесеичу. Заложил, гад, старика…

– А почему ты думаешь, что Есесеича убивают? Может, им что-нибудь нужно.

– Так ведь эти крутые козлы орут и матерятся. Я лично слышала.

Кто бы сомневался, что лично, мысленно ухмыльнувшись, подумал Паленый. Бомжиха была ходячим рупором последних новостей. Разговаривая наедине, никогда нельзя было дать гарантии, что где-нибудь не околачивается Варька, у которой уши как локаторы.

– Ну и что ты от меня хочешь? – спросил он, натягивая на плечи ветхую курточку.

– Нужно помочь Есесеичу.

– Как?

– Откуда я знаю! – разозлилась Варька. – Ты же мужчина, а не я.

– Нашла мужчину… А что другие?

– Им все до лампочки. Дрыхнут без задних ног, не добудишься. Вчера, сам знаешь, хороший навар получился, вот народ и отвязался по полной программе. А ты вроде как кореш Есесеича…

– Кореш… – отрешенно буркнул Паленый.

Он внезапно подумал, а не те ли это крутые, что истязали Есесеича у озера? От этой мысли он похолодел.

Если отморозки связали уничтоженный огнем БМВ с неким неизвестным приятелем Есесеича, который был вместе с ним в лесу, – что вполне возможно, они ведь не совсем тупые – тогда бандиты придут и за ним.

Вряд ли старик выдержит побои. Он ведь не комсомолец-подпольщик. Да и зачем ему жертвовать собой ради того, чтобы выгородить какого-то калеку. Среди бомжей сочувствие и взаимопомощь не в чести.

– Так ты идешь или нет? – спросила Варька.

– Куда?

– Нет, ты точно дурик. Как это – куда? К Есесеичу.

– И что я там буду делать?

– Мы будем делать. Пошумим. Тогда они точно оставят его в покое. А там, гляди, и другие подтянутся.

– Как же, жди… – буркнул Паленый.

Он все еще колебался, как ему поступить, когда увидел, что к ним приближаются трое крепких парней. Все, мне хана, тоскливо подумал Паленый. Как он и предполагал, Есесеич продержался недолго…

– Это ты Паленый? – грубо спросил один из них, наверное, главарь.

– Я…

– Отлично. Ты как раз нам и нужен.

– Зачем? – слабо пискнул Паленый.

– Затем, – отрезал главарь. – Потопали. И шевелись быстрее, бомжара, пока кости целы.

– Не трогайте его! – храбро выступила Варька.

– Заткнись, шаболда, – с ленцой сказал главарь. – Твое дело сторона.

– Он больной и увечный, разве вы не видите! – закричала Варька и на всякий случай отступила назад.

– Не волнуйся, мы его вылечим, – с нехорошей ухмылкой сказал главарь. – Вперед!

Он развернул Паленого и подтолкнул его в спину. Тому не осталось ничего другого, как повиноваться. Варька потянулась следом, тихо матерясь.

Из своей сторожки вышел Есесеич и, охнув, неуклюже сел на пенек, на котором он рубил дрова. Левый глаз старика заплыл, а из второго катились слезы.

Паленого запихнули на заднее сидение машины – это была уже знакомая ему "ауди" – и водитель включил сцепление. Авто почти бесшумно покатило по пыльной дороге и вскоре скрылось за кучами мусора. Угрюмая Варька долго глядела вслед машине, а затем побрела к Есесеичу – чтобы узнать, зачем приезжали бандиты и заодно выпросить в долг бутылку самогона.

– Куда вы меня везете? – отважился спросить Паленый, когда "ауди" выехала на шоссе.

– Кончать, – лениво ответил сидевший рядом с ним бандит.

– За что!?

– Сам знаешь.

– Не знаю.

– Машину ты поджег?

– Какую машину? – с фальшивым удивлением, дрожащим голосом, спросил Паленый.

– Дай ему по мозгам, Бас, чтобы вспомнил, – сказал главарь.

– И то верно…

Почти без замаха, с разворота, Бас впечатал свой кулак под ребра Паленому, который после слов главаря закрыл голову руками. Удар был очень сильный, но Паленый ждал его, а потому успел напрячь мышцы.

Вскрикнув от боли, – больше для вида – он сделал вид, что потерял сознание.

– Хлипкий, урод, – констатировал Бас. – Как бы не отдал концы раньше времени.

– Не переживай, – отозвался третий, белобрысый битюг, сидевший на месте водителя. – Бомжи народ выносливый.

"Бежать! Нужно бежать!" Мысль билась в пустой черепной коробке, как попавшая в силки птичка. Но как?

Решение пришло в виде мгновенного озарения. Машина как раз входила в правый поворот, и белобрысый сбавил скорость. Сквозь неплотно сомкнутые веки Паленый видел верхушки деревьев – они ехали по лесной дороге. А в лесу можно спрятаться.

Наверное, бандиты везут его к озеру, мимолетно подумал Паленый, потихоньку поднимая вверх фиксатор замка.

– Э, ты что там делаешь!? – рявкнул Бас, наблюдавший за ним краем глаза.

Бандит развернулся к Паленому и протянул к нему свои лапищи, но было уже поздно. Резким движением распахнув дверку, Паленый крутанулся на сидении, подтянул колени к подбородку и с силой выпрямил ноги, чтобы оттолкнуться от туловища Баса.

Он вылетел из машины, словно пробка из бутылки с подогретым шампанским. Перекувыркнувшись несколько раз на мягкой земле, устеленной толстым слоем древесных листьев, Паленый вскочил на ноги и шмыгнул в заросли.

Позади раздались крики, затем прозвучало несколько выстрелов, но Паленый только прибавил ходу. Он бежал, не выбирая дороги, спотыкался, падал, оставляя на сучьях и ветках деревьев клочки ветхой одежонки, вставал и снова продолжал свой безумный бег.

Остановился Паленый только тогда, когда силы совсем оставили его. Он повалился на землю и быстро-быстро задышал широко открытым ртом. Несмотря на усталость, наполнившую его тело тяжелым свинцом, ему хотелось радостно смеяться, и даже что-то станцевать.

Но он продолжал таиться в неглубокой ложбинке, прислушиваясь к лесной тишине. Паленый не думал, что бандиты будут искать его среди зарослей (тем более, что вряд ли среди них был опытный охотник-следопыт, способный найти беглеца по следам), однако осторожность не помешает.

Выдержав получасовую паузу, Паленый поднялся, отряхнулся и, определив по солнцу нужное направление, углубился в лес…

Закат застал его возле костра. Пообедал Паленый шашлыком из грибов, а на ужин у него было мясо – он наловил возле ручья лягушек, отрезал у них задние лапки, и теперь, нанизав их на прут, подрумянивал в языках пламени.

Паленый, будучи бомжем, никогда не ел лягушатину, но по сноровке, с которой его руки справились со свежеванием квакающей "дичи", ему показалось, что он уже проделывал такие фокусы в прежней жизни. Тем более, что поджаренные лапки не вызвали в нем никаких отрицательных эмоций, а вкусовые рецепторы среагировали на запах жареного мяса как и должно.

Ночь он провел, укрывшись в густом кустарнике. Сделав постель из веток, Паленый уснул сном праведника, нимало не боясь лесных обитателей. Он уже давно сделал вывод, что страшнее зверя, чем человек, найти трудно.

Утром Паленый первым делом начал усиленно ворочать мозгами. Он понимал, что отныне дорога на Мотодром ему заказана. Не исключено, что бандиты ждали его там и в эту ночь.

Паленый не держал зла на Есесеича, который его выдал. Мало того, он искренне жалел старика. И очень боялся, что не солоно хлебавшие бандиты после бегства своей жертвы могут выместить злость на Есесеиче. А много ли старику нужно…

И тем не менее, главным вопросом для него являлась собственная безопасность. Ситуация была явно тупиковой, и отчаяние постепенно начало брать верх над здравым рассудком.

"Может, зря я сбежал? – думал Паленый. – Кончили бы меня – и все дела. Зачем так жить? И сколько я еще протяну в своей конуре? – Он судорожно сглотнул ком, неожиданно образовавшийся в горле. – Все равно мне хана…"

От черных мыслей его отвлек пустой желудок. Он настоятельно потребовал пищи, и Паленый, тяжело вздохнув, наконец вышел из состояние полной безысходности и решил отправиться на охоту.

Чем охотиться и на какую дичь, он пока не знал. Что-нибудь соображу, думал Паленый, пробираясь к озеру. Ему почему-то казалось, что именно там он сможет найти хоть что-то съедобное, более сытное, нежели лягушачьи лапки.

Как-то так вышло, что ноги сами его привели к той поляне, где устроили пикник бандиты. Берег озера был пустынен, и ничто не нарушало безмятежного спокойствия утренней поры.

Солнце только начало подниматься из-за горизонта, и поляна еще была в тени. От БМВ остался лишь обгоревший остов и какие-то железки, разбросанные по берегу.

Но не они привлекли пристальное внимание Паленого, а нечто другое. Похоже, бандиты уезжали в спешке, поэтому не стали забирать с собой остатки продуктов. Паленый даже заурчал, как кот, увидев несколько не открытых консервных банок в траве, куски хлеба, колбасы и еще чего-то; все это изобилие было свалено в одну кучу.

Наверное, подружки крутых, чтобы не утруждать себя долгими сборами, просто стряхнули закуски со скатерти и были таковы.

Увы, не только Паленый был голоден. На поляне уже вовсю хозяйничали муравьи, да и птички не преминули поживиться нечаянными дарами негодяев. Хорошо, что сюда не заглянули лисы или бродячие псы, подумал в радостном оживлении Паленый.

Но все равно, еды было еще много. А поскольку бомжу со свалки брезгливость не свойственна, Паленый, стряхнув муравьев и еще каких-то жучков, быстро собрал остатки продуктов в куртку, сделал узел и поторопился уйти от поляны подальше.

Отыскав укромное местечко, он с жадностью набросился на еду, предварительно выпив немного водки. (Кроме всего прочего, ему досталась бутылка дорогого вина, бутылка водки и пластиковый баллон с пивом. Все это добро охлаждалось в озере, и бандиты просто забыли о нем).

Насытившись, Паленый произвел ревизию своих запасов и остался вполне доволен результатом. По его скромным подсчетам, он мог не выходить из лесу еще два-три дня. А если ему удастся каким-то образом добыть какую-либо лесную живность, то это будет вообще здорово.

Ну, а что дальше?

Эта мысль не покидала Паленого целый день, который он провел в больших трудах. Ему пришлось немало отмахать, чтобы найти отличное жилье. Этой находкой оказалась старая скирда соломы, сгорбатившаяся и потемневшая от непогоды.

Скирда стояла у края картофельного поля, на котором в прошлом году колосилась пшеница, и Паленый совсем обалдел от радостного изумления – надо же, и хата, и сытный харч в одном рукаве! Картошка была еще совсем молодой, но это не беда. Главное, чтобы охранники не заметили, где он поселился.

(Теперь сельские труженики, в отличие от прежних времен, нанимали для своих полей вооруженную охрану, потому что некоторые ловкачи умудрялись украсть половину урожая, а иногда и весь).

На картофельное поле он наткнулся случайно, гоняясь по лесу за фазанами. Поначалу ему повезло, и он подшиб палкой молодого самца. Но затем шустрые птички начали играть с ним в прятки.

Они позволяли ему приблизиться метров на двадцать, а затем убегали, всегда оставляя на виду дозорного, который словно дразнил Паленого, заставляя его продолжить догонялки. Наверное, птицы учили своих малышей, как нужно вести себя при встрече с человеком.

В этот вечер Паленый пировал: печеная картошка, зажаренный на углях фазан и пиво, которое он охладил в роднике.

Довольный удачным днем, Паленый дождался темноты, пробрался к скирде, вырыл в ней глубокую нору, закрыл отверстие охапкой соломы, чтобы его нельзя было заметить со стороны, и уснул как медведь в берлоге…

Он обитал в скирде целую неделю. Его рацион составляли грибы, лесные ягоды, картошка и консервы, которые он экономил, как только мог. Фазаны больше не попадались, лишь однажды в ручье ему удалось наловить рыбешек. Они прятались в норах, и Паленый доставал их оттуда голыми руками.

Жизнь на свежем воздухе, вдали от миазмов свалки, неожиданно оказала на него возбуждающее, почти наркотическое, действие. Создавалось впечатление, что он долго пребывал в летаргическом сне и начал постепенно просыпаться.

До этого Паленый почти не видел снов. А если что-то и снилось ему в его халабуде, то большей частью какие-то бомжевские разборки или что-то серое, непонятное.

Теперь почти все сны были цветными и длинными, как многосерийный фильм. Но самое интересное – Паленый узнавал действующих лиц. Только вот беда – он не помнил ни их имен, ни фамилий, ни где разворачивалось действие фильма.

Во вторник он проснулся очень рано, еще затемно, с твердым намерением что-то предпринять. Кровь буквально бурлила в его жилах, энергия била ключом, голова была ясной, а мысли пытались взорвать черепную коробку, где они долгое время пребывали в мрачном заточении.

Выбравшись из своей берлоги, Паленый углубился в лес и пошел в сторону Мотодрома. Скитаясь по лесу, он с удивлением обнаружил у себя навыки бесшумной ходьбы.

Он скользил среди деревьев, как тень, замечая малейшие изменения окружающей обстановки. Все его чувства были обострены до предела, а мышцы не знали устали. До этого Паленый ходил, сильно сутулясь – он прятал свое обожженное лицо от посторонних взглядов – и приволакивая ноги, но теперь его тело наполнила звериная грация, а движения стали выверенными и ловкими.

Паленый вышел точно к тому месту, где находилась сторожка Есесеича. Затаившись на опушке леса, он долго наблюдал за свалкой, однако ничего подозрительного не обнаружил.

Но его беспокоило отсутствие самого Есесеича. Паленый видел, как приходили мусоровозы, и хотя с того места, где он притаился, не было никакой возможности различать лица бомжей, занимающихся сортировкой мусора, однако характерной фигуры старика среди них не было.

Немного поколебавшись, Паленый махнул рукой на все предосторожности, и, низко нагнувшись, быстро побежал к жилищу Есесеича.

Дверь сторожки была закрыта на засов. Значит, старик дома, с удовлетворением подумал Паленый. Он сначала прислушался, а потом принюхался. Его лицо расплылось в довольной улыбке-гримасе.

Есесеич шебаршился внутри, слегка покашливая. А запах горячей браги, шибанувший по обонянию Паленого, подсказал ему, что дед занимается домашней химией – гонит самогон.

Паленый постучал в дверь.

– Кто там? – спросил Есесеич после небольшой паузы.

– Свои…

– Господи! – всполошился старик. – Это ты, хлопец?

– А то кто же.

– Погодь, я сейчас…

Звякнул засов и в дверном проеме показался Есесеич. Он смотрел на Паленого с виноватым видом, но улыбался радостно и открыто.

– Заходи, – сказал он, делая приглашающий жест. – Тебя никто не видел? – спросил он встревожено, когда Паленый переступил порог.

– Вроде нет.

– А я вот… занимаюсь делом… – Есесеич нервно хихикнул.

Паленый промолчал. Он сел на скамью возле окна-амбразуры с таким расчетом, чтобы видеть подходы к сторожке.

– Ты, наверное, голоден? – предупредительно спросил старик.

– Как зверь, – честно признался Паленый.

– Это мы мигом, – почему-то обрадовался Есесеич и начал суетиться возле плиты.

Он приготовил яичницу из десяти яиц на сале, что считалось среди бомжей высшим шиком, поставил на стол миску с ломтями хлеба и литровую банку магазинных огурцов. Похоже, дед где-то неплохо отоварился, подумал Паленый, сглотнув голодную слюну.

– Налей и мне стопарик, – попросил он Есесеича.

– Так ведь ты же не пьешь с утра, – сильно удивился старик.

– Не пил, – поправил его Паленый.

– А, понятно…

Есесеич смущенно отвел взгляд в сторону.

– Составишь компанию? – спросил Паленый, делая вид, что не заметил состояния старика.

– Я уже позавтракал. Но грамм сто выпью.

Есесеич достал из своего заветного ящика бутылку темного стекла и не без хвастовства сказал:

– Попробуй и оцени. Самардык нового замеса. Высшее качество…

Они выпили. Самогон и впрямь оказался отменным. Это был крепчайший первач, почти спирт, настоянный на травах.

– Ну как? – Есесеич с хрустом разгрыз луковицу.

– Отпад… – Паленый смахнул набежавшую слезу. – Уф… Бьет сразу и наповал.

Он жадно набросился на еду. Немного расслабившийся Есесеич с удовлетворение следил за тем, как Паленый орудует вилкой.

– Еще налить? – спросил старик.

– Хватит. Иначе я прямо здесь упаду. Ноги почему-то стали ватными…

– И то верно. Перебор – всегда плохо…

Они говорили о том, о сем, старательно избегая главной темы. Первым не выдержал Есесеич. Его мучила совесть.

– Ты, это… кгм!.. прости меня… – начал он вдруг охрипшим голосом.

– Стоп! – перебил его Паленый, предостерегающе подняв руку. – Иван Евсеевич, не нужно лишних слов. Мне и так все понятно. Я не в обиде. Тебя эти козлы просто добили бы. Ты не имел другого выхода.

Есесеич был растроган. Его уже давно не называли по имени-отчеству.

– Но я не сказал им, что это ты поджег машину.

– Они и сами догадались, – хмуро сказал Паленый.

– Что теперь будет… – тоскливо сказал старик.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – с наигранной бодростью ответил Паленый. – Как-нибудь выкручусь.

– Тебе нужно уходить отсюда. Они приезжали несколько раз, искали…

– Страна велика и свалок на ее территории хватает, – с горечью в голосе сказал Паленый. – Ударюсь в бега. Не хотелось бы, но…

– Эх! – Старик в отчаянии махнул рукой, налил себе еще стопку и выпил одним глотком. – Что тебе сказать… Для таких, как мы, нигде места нет. Одно меня утешает, что мне уже недолго осталось. Но ты еще молод…

– Вот потому я сильно и не переживаю. У меня есть просьба…

– Говори, – оживился Есесеич. – Все исполню.

– В моем "пирожке" есть тайник. Там лежит сверток… – Паленый намеренно не стал уточнять, что в свертке находится паспорт Князева. – Нужно достать его оттуда. Мне нельзя светиться, сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул старик. – Сделаем.

– Только будь осторожен. Вдруг за моей халабудой следят.

– Будь спок, – весело подмигнул разомлевший от самогона Есесеич. – Мы тоже, чай не пальцем деланные…

Старик ушел, получив координаты тайника. Прильнув к окну, взволнованный Паленый с надеждой смотрел ему вслед.

Возвратился Есесеич спустя час. Паленый совсем извелся в ожидании старика.

– Хух! – Есесеич вытер пот со лба рукавом пиджака. – Варька, будь она неладна…

– Что случилось?

– Увязалась за мной как та сучка за куском колбасы. Ходит и ходит… Наверное, почуяла что-то. У нее нюх будь здоров. Хорошо, что ее Петруха позвал навар дуванить.

– Может, ее приставили шпионить за тобой? – встревожился Паленый.

– А бес его знает. Она за бабки готова, не раздумывая, прыгнуть в омут вниз головой. Мать родную продаст. Хотя очень сомнительно, что такую стерву рожала женщина.

– Не исключено, что ты прав, – довольно ухмыляясь, ответил Паленый, который в этот момент прятал принесенный стариком сверток за пазуху. – Говорят, что врачи уже научились выращивать людей в пробирках. Возможно, Варька – результат неудачного эксперимента.

– Дать бы ей по мозгам… – мстительно пробурчал старик. – Одно слово – процентщица.[3]

– Пусть ее… Она хоть и оторва, но жалостливая. Когда тебя бандиты прессовали, она тут такой шум подняла…

– Правда? – удивился Есесеич.

– Ну…

– Эх, люди-человеки… – Старик посветлел лицом. – И что ж мы такие противоречивые?

– Не знаю. Пусть в этом разбираются ученые. А мы народ простой.

Паленый поднялся.

– Так я пошел… – сказал он с невольным вздохом. – Прощай, Иван Евсеевич. Береги себя. Спасибо тебе за все.

– Стой! – Есесеич неожиданно шустро метнулся в угол сторожки, покопался в куче разного хлама и возвратился, держа в руках пачку денег. – Возьми. Они тебе нужнее. Здесь пять тысяч. Вполне достаточно, чтобы обустроиться на новом месте.

– Что ты, в самом деле! – Паленый отшатнулся от старика. – Я как-нибудь наковыряю себе на пропитание, не беспокойся. На эти деньги ты лучше в больнице зимой полежи, пусть тебя маленько подлечат.

– Не возьмешь – обижусь, – нахмурился Есесеич. – Я ж от чистого сердца. Филки у меня есть, не сумлевайся. И на больницу хватит, и на все остальное.

– Ну, если так… Но учти – беру взаймы. Не спорь! Буду жив – верну. Как скоро, точно не знаю, но верну обязательно.

На этом они и распрощались. Пригибаясь пониже, Паленый быстрым шагом направился к лесу. Есесеич стоял возле сторожки на стрёме и крутил головой во все стороны, чтобы не пропустить вражеского лазутчика.

Но ни Паленый, ни старик не видели, что неподалеку от жилища Есесеича за одной из свежих мусорных куч притаилась Варька. Она замаскировалась обрывками обоев, разноцветными полиэтиленовыми пакетами и еще чем-то, напоминая снайпера в засаде.

Ее глаза возбужденно блестели, а на темном испитом лице застыло какое-то странное выражение – смесь удивления, жалости, негодования и злости. Что за мысли таились в ее голове, прикрытой цветастым старушечьим платком, можно было только гадать.