"Жизнь взаймы" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Глава 4

Паленый так и не уехал из города. Его всецело захватила идея Есесеича сделать пластическую операцию, чтобы навсегда избавиться от уродливого лица.

Он предполагал, что хирурги, работающие в этом направлении, есть и в других местах, но их еще нужно найти, а того специалиста, что практикует в городе, искать не нужно – в кармане Паленого уже лежала вырезка из газеты с рекламой, где указывалось имя врача и адрес его клиники.

Но где достать деньги? Этот вопрос вырос до размера огромной горы, которую Паленый не мог взять штурмом.

Жилье себе Паленый нашел совершенно случайно. Пробираясь задворками на железнодорожную станцию, чтобы первой же электричкой уехать подольше от города (в тот момент думать об идее Есесеича еще было недосуг), он наткнулся на квартал брошенных частных домов.

Видимо, на этом месте городские власти что-то предполагали построить и даже переселили людей в новые квартиры, но на этом все и закончилось.

Судя по всему, эта история случилась в конце перестройки, потому что Паленый нашел в одном из домов среди мусора засиженный мухами портрет последнего советского кормчего Горбачова, благополучно утопившего вверенный ему корабль; и даже не на глубине, а в болоте с помощью хитроумного лоцмана дяди Сэма.

Понятное дело, ушлый народец и здесь хорошо постарался. Дома стояли без крыш, оконных рам и дверей; заборы тоже унесли. Но стены остались.

Дело в том, что они большей частью были сложены сразу после войны из дикого камня или из самана, когда было очень мало кирпича и других стройматериалов. Поэтому желающих разбирать стены не нашлось.

Чтобы сократить путь, Паленый решил пойти напрямик – и провалился в яму. Оправившись от падения и убедившись, что руки-ноги целы, он посветил зажигалкой и с удивлением отметил, что попал даже не старый погреб, а в какое-то подвальное помещение.

Это была достаточно просторная комната с мебелью и деревянным полом. В ней имелся широкий топчан и самодельный шкаф, который сработали из досок.

Под потолком висела лампочка на мохнатом от пыли проводе, теперь бесполезная из-за отсутствия электричества, а на тумбочке, исполняющей роль стола, стоял фонарь "летучая мышь" с остатками керосина.

Паленый зажег его и осмотрелся. Похоже, кто-то здесь в свое время устроился капитально. В помещении была даже печка с плитой и набор кухонной посуды, хранившийся в шкафу.

Возможно, хозяева подворья прятались здесь во время войны от бомбежки. Или гнали самогон, что в послевоенные годы было большим преступлением и каралось очень жестоко.

Но как бы там ни было, а убежище неизвестный мастер построил с умом. В помещении было сухо, потому что оно проветривалось системой душников. Возле печки лежал запас дров, и стояла большая бадья с углем.

В деревянном инструментальном ящике Паленый нашел ржавый топор, ножовку со сломанными зубьями и бывшие в употреблении гнутые гвозди. В углу стояли лопата и метла. Над кроватью висел сильно поблекший рисованный коврик – два лебедя на пруду и толстощекая девица с цветком в руке.

Паленый не удержался и развел в печке небольшой огонь – чтобы проверить тягу. Она оказалась отменной. Правда, сначала дым пошел в помещение, но затем, когда печка нагрелась, пламя весело загудело, и комната сразу стала по-домашнему уютной.

В подвале нашлась и лестница. Приставив ее к стене, Паленый выбрался наружу. Оказалось, что провалился он из-за того, что замаскированный дерном деревянный люк, который закрывал лаз, от времени сгнил.

Убежище выкопали в саду; оно было хорошо скрыто от посторонних глаз стенами дома и хозяйских построек. Дым из печки выходил через полуразваленную дымоходную трубу дома.

В этот момент ему и пришла в голову мысль, что идея Есесеича насчет пластической операции может стать реальностью. Ведь пока суть, да дело, он может преспокойно укрыться в подземном убежище, где его никто не найдет.

Так у Паленого появилось жилье. Он сделал новый люк и замаскировал его травой и ветками. Впрочем, такая предосторожность была излишней – кроме кошек и бродячих собак в развалины никто не забредал, за исключением пьяниц, которые изредка заходили в заброшенные сады, чтобы погужевать на свежем воздухе без посторонних глаз.

Но им было не до Паленого, к тому же он старался обходить их десятой дорогой. Милиция на улицах разоренного квартала не появлялась – делать ей здесь было нечего.

Первым делом Паленый решил приодеться. В его лохмотьях нельзя было показываться на глаза людям. Он нашел неприметный магазинчик на окраине, где торговали поношенной одеждой (которую привозили из-за рубежа и продавали на вес), и дешево купил себе на деньги Есесеича все необходимое.

Из магазина он вышел как оплеванный. Перед глазами стояло лицо продавщицы, дородной тетки лет пятидесяти. Она смотрела на него с плохо скрываемой брезгливостью и отвращением.

Кипя от неожиданно нахлынувшей на него злости, Паленый взял новую одежду и поспешил в кочегарку, обслуживающую какой-то большой завод, где был горячий душ.

Там работал его знакомый, невысокий лопоухий мужичишко с совиными глазами навыкате по прозвищу Чебурашка. Перед тем как перебраться на Мотодром, Паленый иногда пользовался его услугами.

Чебурашка за возможность помыться под душем дорого не брал – две бутылки пива или чекушку дешевой водки. Сегодня Паленый расщедрился – купил бутылку "Столичной" и закуску.

– Кого я вижу! – обрадовался Чебурашка. – Капитан Немо. Ну, здравствуй, здравствуй, парнишка. Какими судьбами?

Поскольку Паленый своего настоящего имени не знал, а прозвище, данное Тюнькиным, не любил, для Чебурашки он был безымянным бомжем. Но такое положение вещей бесшабашного кочегара, выпивоху и весельчака, не устраивало, и он начал звать Паленого капитаном Немо.

Похоже, сказалась начитанность Чебурашки. На смене от безделья он не выпускал книгу из рук, читая все подряд – и классику, и детективы. Естественно, когда был трезв.

– Давно ты ко мне не заглядывал, – весело скалясь, продолжал тараторить Чебурашка, не ожидая, пока ответит Паленый. – Аль женилси?

– Кто за меня выйдет? С моей-то рожей… Разве что обезьяна. Но у нас не Африка, и в наших краях мартышки не водятся.

– Ну не скажи, не скажи… Хе-хе… Ты в душ пришел?

– Если пустишь.

Паленый положил сверток с "входным билетом" на стол.

– Что это? – спросил Чебурашка.

– Не прикидывайся валенком. Пузырь и закуска. Плата за душ.

Паленый чувствовал себя свободно лишь с двумя людьми – с Чебурашкой и Есесеичем. Они были каким-то другими, не такими как все остальные. Он не мог понять, какими именно, но этот вопрос его не волновал. С ними было легко и просто, а слова сами просились на язык, хотя на Мотодроме Паленый слыл косноязычным молчуном.

– Во ты даешь… – Чебурашка сделал вид, что обиделся. – Какие могут быть расчеты между корешами!?

– Да ладно тебе… Просто я сегодня угощаю. Все, иду в душ.

– Эй, капитан, там в шкафчике есть мыло и шампунь! – крикнул Чебурашка ему вслед.

– Понял, спасибо…

Паленый плескался под душем не менее получаса. Когда он, посвежевший и бодрый как никогда раньше, предстал перед Чебурашкой в чистой добротной одежде, тот глаза выпучил от удивления.

– Ну, мужик… – Чебурашка покрутил головой. – Теперь хрен тебя узнаешь. Одно слово – козырь.

– Не нужно кидать мне леща.

– Намекаешь на свою физию? Брось… – Чебурашка поморщился. – Может, тебя на войне шандарахнуло. Может, ты герой, только забыл об этом. Придет время, все вспомнишь, будет тебе слава и почет. И много денег. Главное, не отчаивайся.

– Спасибо за хороший совет, – ответил Паленый. – Чаем угостишь?

– Будет тебе и кофа, и какава с чаем… – Чебурашка буквально лучился от предвкушения застолья. – У нас сегодня сабантуй. Кипяток уже готов. Заварка в банке.

Эффектным жестом он поднял газету, которой был прикрыт стол. Кроме водки, хлеба, колбасы и бычков в томатном соусе, которые принес Паленый, Чебурашка добавил сало, зеленый лук и свежие огурцы.

– Мне водка, а тебе закуска, – с вожделением потирая руки, сказал Чебурашка. – Налетай.

Он знал, что "капитан Немо" к спиртному равнодушен.

– Не понял… – Паленый изобразил обиду. – А я чем хуже? Наливай.

– Ты что, начал пить!?

Удивлению Чебурашки не было границ. Он явно был огорчен, хотя и старался не показывать этого.

– Я и не бросал.

– Ты, парень, успел удивить меня сегодня как минимум три раза. Что-то с тобой не то.

– Это плохо или хорошо?

– Не знаю. Но таким ты нравишься мне больше. Давай тару…

Они выпили; Чебурашка лишь пожевал хлебную корку и съел луковицу, макая ее в соль.

– Повторим? – спросил он, не глядя на Паленого.

– Мне хватит. Дальше кати один.

– Перестань, – для виду запротестовал Чебурашка. – А за компанию?

Но в глубине души он явно хотел, чтобы Паленый оказался тверд в своем намерении.

– Спасибо, нет. У меня сегодня дела.

– Ну, если так… – Чебурашка расцвел.

Они посидели еще немного – пока Паленый не насытился. Чебурашка не стал сильно разгоняться – выпил еще сто грамм и спрятал бутылку в личный тайник. Ему еще предстояло дежурить часть дня и ночь.

– Заходи, когда я на смене, – приглашал Чебурашка. – Всегда буду рад.

– Зайду, – пообещал Паленый.

На том они и расстались…

Визит к врачу, который делает пластические операции, он решил перенести на утро. Все дело было в том, что клиника находилась в самом центре города, а Паленый боялся, что может там встретиться с бандитами, у которых он сжег машину. Их ведь не обманет новая одежда; лицо выдаст его сразу.

А чем может закончиться такая встреча, Паленый знал почти наверняка…

Он пришел в клинику еще затемно. Время до ее открытия Паленый скоротал на скамейке в скверике во внутреннем дворе лечебного учреждения.

В регистратуре его встретили инертно и без особых эмоций, за исключением дежурных улыбок, ненатуральных до омерзения. Наверное, молодые девицы, сидевшие за барьером, видели и не таких уродов, как он, и клиентов у них было немало.

– Мне бы… на консультацию, – робко сказал Паленый.

– Документы, – потребовала регистраторша.

Этого момента он боялся больше всего. Вдруг покойный Князев – известная личность? Правда, он был прописан в другом городе, который находится далеко отсюда, но все же…

Однако все его страхи оказались напрасными. Девушка быстро заполнила электронный формуляр, принтер выдал бумажку, и регистраторша коротко сказала, возвращая паспорт:

– В кассу.

– Ск… Сколько?

В этот миг у Паленого даже во рту пересохло.

– Четыреста рублей, – ответила девушка равнодушным тоном.

Паленый облегченно вздохнул. Он боялся, что регистраторша назовет сумму, которая ему не по карману. Получив кассовый чек, он с горечью вздохнул – деньги Есесеича убывали со страшной быстротой.

– Идите за мной, – возник откуда-то охранник, крепкий парень с неподвижным, бесстрастным лицом.

Паленый покорно потопал ему вслед. Они поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж и остановились перед красивой дверью с массивной бронзовой ручкой.

Охранник постучал. Дверь ответила голосом встроенного в нее динамика:

– Заходите.

– Пожалуйста, – вежливо сказал охранник, предупредительно распахнув дверь перед Паленым.

Паленый очутился в просторном кабинете, обставленном удобной и очень дорогой мебелью. За столом сидел крупный полноватый мужчина в белом халате, который работал на компьютере. Он поднял голову и дружелюбно улыбнулся.

– Садитесь, – предложил он, указывая на одно из кресел.

– Спасибо, – поблагодарил Паленый. – Здравствуйте! – спохватился он, вспомнив, что не поприветствовал хозяина кабинета.

– Добрый день…

Острые глаза главврача профессионально цепко впились в лицо Паленого. Улыбка на его круглой физиономии сменилась выражением озабоченности. И сочувствия, что было для Паленого явлением удивительным. На него так никто не смотрел, даже Есесеич.

Для старика он был товарищем по несчастью, и обожженное лицо Паленого являлось всего лишь антуражем изгоя, так же как и покарябанные в пьяных драках рожи других бомжей. Поэтому о сочувствии не могло быть и речи.

Каждый бомж сочувствовал только самому себе. И не потому, что сердца бездомных бродяг совсем очерствели. Просто такое отношение к своей персоне помогало бомжам удерживаться на плаву. Эгоизм был дополнительным источником жизненной силы, так необходимой для выживания в экстремальных условиях.

– Вопрос ясен, – негромко сказал врач самому себе. – Вы хотите, чтобы я сделал вам лицо, – констатировал он свои наблюдения.

– Да. Это… возможно?

– Хотелось бы ответить утвердительно прямо сейчас, однако, без детального обследования и многочисленных анализов, которые вам нужно сдать, ничего конкретного сказать не могу. Что касается самой операции, то она будет сложной – это я точно знаю.

– Сколько… это будет стоить?

Только теперь главврач перевел взгляд на одежду Паленого. И сразу же определил, что перед ним сидит человек с малым достатком. Его лицо посуровело, а в глазах мелькнуло сожаление.

– От пяти до десяти тысяч долларов, – ответил он сухим голосом. – Это не дешевое удовольствие.

– Я понимаю…

Паленый встал.

– До свидания, – сказал он вежливо.

Врач коротко кивнул. Его крепкие длинные пальцы выбивали на полированной крышке стола барабанную дробь.

Уже возле самой двери Паленый резко обернулся и сказал:

– Я еще вернусь.

– Будем ждать… – Голос главврача звучал холодно и отчужденно.

Паленый пришел в себя лишь на скамейке городского парка. Его колотил крупный озноб, словно он внезапно заболел, и у него резко повысилась температура. Большего унижения в том отрезке жизни, который он помнил, ему еще не приходилось испытывать.

То, что ему немало довелось пробыть в шкуре отверженного со свалки, он унижением не считал. Паленый сам туда пришел, сделав такой выбор под давлением обстоятельств. Он зарабатывал на сборке вторсырья ровно столько денег, сколько ему было нужно, чтобы покормиться.

Что-то копить на "черный" день не имело смысла, так как все дни на свалке были черными и лишь иногда – серыми. Поэтому проблема отсутствия денег перед Паленым не вставала во всей своей неприглядной наготе и жестокости. Просто время от времени приходилось затягивать пояс потуже – всего лишь. Это были мелкие неприятности.

Но сейчас Паленый вдруг осознал, что он не только нищий – он полный нуль. И ничего изменить нельзя. Потому что у него нет денег.

Паленый просидел на скамейке в парке неподвижный, как истукан, не менее двух часов. Место было достаточно безлюдным, а потому опасным, как по нынешним временам, и все равно нашлась смелая старушка, которая забрела в этот отдаленный уголок парка, прогуливая шустрого бобика какой-то импортной породы.

Проходя мимо Паленого, она резко остановилась, посмотрев на его изуродованное лицо. Он сидел, глядя немигающими и ничего не видящими глазами куда-то в пространство, а по страшным шрамам, испещрившим щеки, текли крупные прозрачные слезы.

"Господи! – перекрестившись, прошептала пораженная старушка. – Смилуйся над этим несчастным…"