"Сокрушительный удар" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 14

– Ты уверен? – спросил я.

– Это точно.

– А доказать можешь?

– Ты – сможешь. Если захочешь.

– Как он это сделал?

– Видишь ли.., это было года три тому назад.., он отправил в Японию четырехлетнего жеребца. Полиграф его звали.

– Помню, – сказал я. – Он пал в дороге.

– Ага. Пал. А Вик его застраховал на время путешествия на сто пятнадцать штук, и в случае чего деньги должен был получить он.

– Ну, в этом нет ничего необычного.

– Ага. И застраховал он его за неделю до отправки. Потому фирма и раскошелилась. Потому что за неделю до отправки Вик точно не мог знать, что лошадь падет, ветеринар его осматривал от носа до кормы и сказал, что все в порядке. Этот ветеринар работал в самой компании, и они ему верили.

– Я не помню, от чего он умер?

– От столбняка, – сказал Файндейл. – До Японии на самолете три дня. Когда его грузили в Гатвике, он был здоров, тихо-мирно поднялся по пандусу в самолет, и все такое. Но к тому времени, как они добрались до Ближнего Востока, он был весь в мыле. На следующей остановке его вывели наружу. Он немного спотыкался. На следующей остановке вызвали местного ветеринара. Тот сказал: “Столбняк”. Дали телеграмму в страховую компанию. Те хотели прислать своего человека – все-таки речь шла о куче денег, – но не успели. Конь пал, когда тот мужик был еще в Англии. Вик потребовал свои денежки, и страховой компании пришлось раскошелиться.

– А Вик сам сопровождал лошадь?

– Нет. Он был в Англии.

– Так в чем же тут мошенничество?

– А-а... Видишь ли, та лошадь, которая отправилась в Японию и по дороге сдохла от столбняка, была вовсе не Полиграф.

* * *

Он закурил сигарету, поглощенный собственным рассказом.

– Это был конь по кличке Нестегт. Я уставился на него.

– Да ты что! Нестегт стоит на конезаводе в Ирландии.

– Ага, – сказал Файндейл. – Вот это и есть Полиграф.

На исхудалом лице появилось нечто вроде улыбки.

– Видишь ли, Вик купил Нестегта, потому что у него был клиент, которому он был нужен. Нестегту было шесть лет, он выиграл несколько скачек на длинные дистанции, а у этого клиента была небольшая конеферма, и ему нужен был недорогой производитель. Так вот, Вик купил Нестегта за десять тысяч и собирался перепродать за пятнадцать, а тут этот клиент вдруг взял да и помер, а его вдова сказала, что ничего не знает и жеребца брать не собирается. Вик не сильно огорчился, потому что Нестегт был хороший конь.

Он несколько раз глубоко затянулся, припоминая.

– Однажды вечером я был у Вика, недалеко от Эпсома, и мы, как водится, обходили конюшню. Показывает он мне Полиграфа, которого на следующий день должны были отправить в Японию. Здоровый гнедой конь. Весь из себя. А через три денника стоял Нестегт. Тоже гнедой и вообще очень похож. Мы зашли, посмотрели на него, а он стоит, весь съежился, ив мыле. Вик его оглядел и сказал, что потом еще раз его осмотрит и, если не станет лучше, утром вызовет ветеринара. Потом мы зашли к Вику в дом, выпили по рюмочке, и я уехал домой.

Файндейл угрюмо взглянул на меня.

– А на другой день Вик отправил в Японию коня, который через два дня умер от столбняка. Когда мы с Виком увиделись в следующий раз, он мне вроде как подмигнул и сунул штуку наличными. Я посмеялся и деньги взял. А он этого гнедого, который якобы был Нестегт, а на самом деле Полиграф, потом продал на конезавод в Ирландию за семнадцать штук. Если бы он отослал в Японию Полиграфа и вызвал к Нестегту ветеринара, он бы не получил ни гроша. А так ему повезло: он подменил лошадей и получил кругленькую сумму.

– И это приохотило его к легким деньгам в больших количествах?

– Ага... Вот после этого он и стал требовать крупные взятки. Попросил меня помочь... Честно говоря, я был рад.

– И нашел этого опытного мужика, – сказал я.

– Ага... – Файндейл поколебался. – Хотя, может, все было наоборот. Вик вроде как говорил, что этот мужик явился к нему и предложил несколько способов зашибить бабки.

– Ну, он и сам неплохо управлялся, – заметил я.

– Ну... Этот финт с Полиграфом во второй раз бы не прокатил. Вик сделал это только потому, что догадался, что у Нестегта столбняк и, если его не начать немедленно лечить, он умрет, а может быть, и лечение не поможет. А столбняк – штука довольно редкая. Вряд ли во второй раз может случиться так, что им заболеет лошадь, которая была застрахована на крупную сумму, даже если ты сумеешь заразить им лошадь нарочно – а это невозможно. Вик всю ночь гонял лошадь и скормил ей ведро транквилизаторов, чтобы она выглядела нормально. Но чтобы другая лошадь умерла во время перевозки, нужно подстроить какой-то несчастный случай. Страховая компания может что-то заподозрить, и даже если они и заплатят, то могут потом отказаться страховать твоих лошадей. Это слишком рискованно. Но этот опытный мужик тем и хорош, что все, что он предлагает, совершенно законно. Вик говорил, это все вроде торговли собственностью и земельных спекуляций. Можно сделать большие деньги, не нарушая закона, если знать, как его обойти.

* * *

Полиция, естественно, довольно кисло отнеслась к моему заявлению, что на вилы я напоролся случайно, а Файндейл невинен, как букетик фиалок. Они спорили, но я стоял на своем, и полчаса спустя Файндейл оказался на тротуаре, дрожа от холодного ветра.

– Спасибо, – коротко сказал он. Файндейл выглядел осунувшимся и подавленным. Он плотнее закутался в свою куртку, развернулся на каблуках и пошел в сторону железнодорожной станции. Рыжая голова выделялась удаляющимся апельсиновым пятном на фоне темной меди увядших листьев буковой изгороди.

Софи ждала меня на обочине, сидя за рулем моей машины. Я открыл дверцу и уселся на пассажирское место рядом с ней.

– Поведешь машину? – спросил я.

– Если тебе так угодно... Я кивнул.

– Что-то у тебя вид дохлый...

– Да, с чемпионом мира по боксу я бы сейчас не справился.

Софи улыбнулась.

– Ну, как?

– Когда он раскачался, сведения хлынули потоком.

– И что ты узнал?

Я задумался, пытаясь выстроить полученные сведения по порядку. Софи вела машину аккуратно и временами поглядывала в мою сторону, ожидая ответа.

Я сказал:

– Года три тому назад Вик очень чисто раскрутил страховую компанию. Вскоре после этого некто, кого Файндейл называет “опытным мужиком”, разыскал Вика и предложил ему союз: Вик должен был зарабатывать деньги более или менее законными путями и выплачивать “опытному мужику” его долю. Думаю, этот мужик догадался, что Вик надул страховую компанию, и счел, что у него хорошие перспективы к участию в законном грабеже.

– Грабеж законным не бывает.

– А как насчет грабительских налогов? – улыбнулся я.

– Ну, это другое дело...

– Когда отбирают в соответствии с законом, это и есть законный грабеж.

– Ну ладно.., так что там насчет Вика?

– Вик с тем опытным мужиком занялись перераспределением богатств – в основном, разумеется, в свою пользу, но им удалось привлечь к этому делу еще шесть-семь других барышников.

– Файндейла? – спросила Софи.

– Да. Файндейла в первую очередь, потому что он знал о той истории со страховой компанией. Мне, видимо, просто не повезло, что я сделался барышником именно тогда, когда Вик с опытным мужиком начали раскручивать свое дело. У Паули Текса была теория, что Вик и его приятели решили убрать меня с дороги, потому что я угрожал их монополии, и, судя по тому, что говорил Файндейл, Паули, пожалуй, был прав, хотя, когда он мне это сказал, я счел это полной чушью.

Я зевнул. Софи вела машину ровно и гладко. Она и за рулем была так же спокойна, как во всем остальном. Она сбросила свой меховой капюшон, и серебристые волосы рассыпались у нее по плечам. Обращенное ко мне в профиль лицо было спокойным, решительным и довольным. Я думал, что, наверное, люблю ее и буду любить еще долго. Но я догадывался, что, сколько бы я ни просил ее выйти за меня замуж, в конце концов она откажется. Чем ближе я узнавал ее, тем больше понимал, что она по натуре одиночка. Она могла заводить себе любовников, но нормальная семейная жизнь для нее была чуждой и обременительной. Я понимал, почему ей удалось прожить со своим пилотом целых четыре года: именно благодаря тому, что он подолгу отсутствовал. Я понимал, почему у нее не сохранилось даже воспоминаний о безутешном горе. Его гибель попросту позволила ей вернуться к одиночеству, которое для нее было естественным состоянием.

– Так что там насчет Вика? – повторила она.

– А? Ну.., они развернули эту кампанию против меня. Силой откупили у меня Катафалка в Аскоте. Подослали ко мне домой Фреда Смита, чтобы он навредил чем мог. Он подсунул Криспину виски и выпустил на шоссе того жеребца-двухлетку. Устроили так, чтобы я купил и потерял Речного Бога. Когда все это, плюс угрозы со стороны самого Вика, не сработало, они решили, что, если сжечь мою конюшню, это поможет делу.

– Это была их ошибка.

– Ага.., ну.., сожгли они конюшню... – Я снова зевнул. – Этот Фред Смит опять же. Вику с опытным мужиком требовался тупой исполнитель. Ронни Норт был знаком с Фредом Смитом. Вик, наверно, спросил у Ронни, не знает ли он кого-нибудь подходящего, и Ронни предложил Фреда Смита.

– Как все просто!

– Угу... А знаешь, что странно?

– Что?

– Страховая компания, которую надул Вик, – та самая, в которой когда-то работал Криспин.

* * *

Мы приехали домой к Софи, и она заварила нам чаю. Мы сидели рядом на диване, временами ласково касаясь друг друга, и прихлебывали горячий живительный напиток.

– Мне надо вздремнуть, – сказала Софи. – Мне к восьми на работу.

Я посмотрел на часы. Половина пятого, а уже темнеет. Зима... День казался таким долгим!

– Ну что, я поехал? Она улыбнулась.

– Ну, это зависит от того, как ты себя чувствуешь.

– Секс – лучшее обезболивающее!

– Чушь собачья.

Мы легли и принялись осторожно проверять это утверждение на практике. Ну и, конечно, вскоре я забыл про свой порез на боку.

Все было как и в прошлый раз: сладкие, сильные, неторопливые ласки, тонкое наслаждение, пронизывающее с головы до ног... Она дышала ровно и глубоко и улыбалась мне одними глазами, такая же близкая, как моя душа, такая же отстраненная, как ее собственная.

Под конец она сонно произнесла:

– Ты всегда даешь женщинам то, чего им больше всего хочется?

Я удовлетворенно зевнул.

– Мне обычно хочется того же, что и им.

– Глас мудрости... – Она лениво улыбнулась, засыпая.

Меньше чем через два часа нас разбудил ее будильник.

Софи протянула руку, задавила звонок, потом повернула голову и поцеловала меня.

– Секс еще и лучшее снотворное! – сказала она. – Такое ощущение, будто я проспала целую ночь.

Она сварила кофе и по-быстрому пожарила яичницу с беконом – для нее это было время завтрака. На тротуаре она деловито подставила мне щеку для поцелуя, села в машину и уехала на работу.

Я смотрел на тормозные огни, исчезающие вдали. Мне вспомнилось – я когда-то читал, что у авиадиспетчеров самый высокий уровень разводов...

* * *

На следующий день Уилтон Янг приехал на скачки в Челтенхем, невзирая на презрение, которое он питал к стипль-чезу из-за его непрезентабельности. Он приехал сюда потому, что его соперник по бизнесу, который был спонсором главной скачки дня, его пригласил. И первым, кого он увидел, был я.

– А ты что здесь делаешь? – осведомился он.

– Меня пригласили.

– А-а.

Он не спросил почему, но я объяснил:

– Я несколько раз выигрывал скачки на лошадях нашего хозяина.

Он задумался и, как ни странно, кивнул:

– Ага. Помню.

Официант поднес нам серебряный поднос с бокалами шампанского. Уилтон Янг взял бокал, отхлебнул, поморщился и сказал мне прямо, что предпочел бы пинту темного.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – сказал я. Он тут же встрепенулся, готовый немедленно ринуться в бой.

– Какие?

– Насчет Файндейла.

– А! – Глаза его сузились. – Плохие новости насчет Файндейла – это хорошие новости.

– Человек, которого я посылал в Южную Африку, сказал, что не мог бы поклясться, что те лошади, которые плыли вместе с ним, были ваши.

– А ты ведь говорил, что он был уверен.

– Он сказал, ему показалось, что это ваши лошади, но точно он не знает.

– Суд этого не примет.

– Не примет.

Уилтон Янг глухо заворчал.

– Ну что ж, тогда не стану подавать в суд. Это только даром деньги выбрасывать. Если дело не вполне надежное, суд – это сплошная лотерея.

Его прямота и честность заставили меня ощутить угрызения совести. Мой человек был абсолютно уверен, что лошади были его – он видел бумаги. Я про себя решил, что мы с Файндейлом квиты и впредь пусть он заботится о себе сам.

– Ладно, проехали", – сказал Уилтон Янг. – Надо сводить потери к минимуму! Верно, парень?

– Да, наверно, – согласился я.

– Ты уж мне поверь! А теперь слушай сюда. Я решил купить американскую лошадь. Американцы, они крепкие. Прямо как йоркширцы. – Он говорил совершенно серьезно. – Есть один конь, которого я хочу приобрести. Поезжай и купи его для меня. Его выставят на торги вскоре после Рождества.

Я уставился на него, уже догадываясь, о чем идет речь.

– Феникс Фледжлинг. Двухлеток. Слыхал о таком?

– А вы знаете, что Константин Бреветт тоже хочет его приобрести? – спросил я. Уилтон Янг громко фыркнул.

– Черт возьми, а ты как думал, почему он понадобился мне? Я хочу натянуть нос этому проклятому пижону. Понял, парень?

В этот самый момент в ложе появился проклятый пижон собственной персоной: плотно сжатые губы, гладко зачесанные седые волосы, очки в толстой черной оправе – почтенный бизнесмен, явившийся прямо с какого-то важного заседания в Сити.

Его мощная фигура и звучный голос, казалось, тут же заполнили собой все помещение. Я подумал, что, похоже, прибывший последним всегда оказывается в более выгодном положении. Может быть, если бы Константин Бреветт и Уилтон Янг это осознали, оба так старались бы прибыть последними, что дело кончилось бы тем, что они бы и вовсе не появлялись. Оно и к лучшему... Константин обвел присутствующих властным взглядом и ненадолго задержался на нас с Уилтоном Янгом. Он немного нахмурился, чуть-чуть поджал губы, секунд пять пристально смотрел на нас, потом отвел глаза.

– А вам никогда не приходило в голову, – медленно спросил я, – что, возможно, нос натягивают именно вам?

– Не пори ерунды!

– Сколько раз вам случалось перехватывать у него лошадей на аукционе?

– Да я уж и не вспомню! – ухмыльнулся Уилтон Янг. – Я обходил его чаще, чем он продавал свои акции!

– Это обошлось вам в огромную сумму денег. Ухмылка исчезла.

– Это все проклятый Файндейл с Виком Винсентом!

– Но что, если Константин это одобрял? Возможно, именно он все это и задумал...

– Я те прямо скажу, не в ту сторону ты смотришь. Я закусил нижнюю губу.

– Ну что ж, как вам будет угодно.

– Во-во.

Николь выиграл скачку для любителей при помощи необычайно агрессивной тактики. Соперники осыпали его руганью, распорядители косились. После скачки Николь присоединился ко мне. Вид у него был самый вызывающий. Он сразу пошел в атаку:

– Ну как?

– Если бы ты был профессионалом на гладких скачках, тебя бы дисквалифицировали.

– Это верно.

– Ты настоящий спортсмен, – сухо заметил я.

– Я участвую в скачках не для развлечения.

– А для чего же?

– Ради победы.

– Прямо как Уилтон Янг, – заметил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы оба не задумываетесь о том, во что обходится победа.

Николь уставился на меня исподлобья.

– Тебе она в свое время обходилась в уйму переломов.

– Н-ну.., наверно, каждый расплачивается тем, что его меньше всего волнует.

– А мне плевать, что думают обо мне другие!

– Вот это я и имел в виду.

Мы стояли молча, глядя, как мимо нас скачут лошади. Всю свою жизнь я стоял и смотрел, как мимо скачут лошади. Чем плоха такая жизнь?

– Ты будешь классным жокеем, когда подрастешь, – сказал я.

– Ублюдок! – выпалил Николь, стиснув кулаки со всей яростью двадцатидвухлетнего избалованного мальчишки. Но настроение у него менялось молниеносно. В следующую секунду он коротко и ядовито улыбнулся. – Ладно. Ладно. Ладно! Можешь считать, что сейчас я постарел лет на пять.

Он развернулся на каблуках и ушел. Потом я узнал, что он направился прямо к директору ипподрома и заполнил прошение о выдаче лицензии.

Вик на скачках в Челтенхеме не был. Но мне надо было с ним поговорить, и потому на следующее утро, покончив со срочной домашней работой, я отправился к нему. Жил он возле Эпсома.

Дом Вика был похож на его костюм – та же смесь классической изысканности и вызывающего модерна. Дом, расположенный в конце ухоженной короткой дорожки, сворачивавшей с проселка на окраине Оксшотского леса, был каменный, выстроенный в классической простоте ранневикторианского стиля. Сзади к нему примыкала россыпь подсобных помещений времен короля Эдуарда, а с одной стороны вытянулось просторное одноэтажное новое крыло, в котором были расположены бассейн, оранжерея и комнаты для гостей.

Вик был в конюшне, кирпичном прямоугольном здании, стоящем отдельно от дома. Он вышел из-под арки, увидел меня, стоящего у машины, и подошел, не проявляя ни малейшей радости по поводу моего появления.

– Какого черта тебе здесь надо?

– Поговорить с тобой.

Холодное небо было затянуто низкими облаками, и первые тяжелые капли говорили о надвигающемся ливне. Вик сердито сказал, что говорить ему со мной не о чем.

– Зато мне есть о чем, – возразил я.

Дождь полил не на шутку. Вик развернулся на каблуках и заторопился в дом. Я шел за ним по пятам. Когда Вик обнаружил, что я вхожу в его дом следом за ним, он разозлился еще больше.

– Мне с тобой говорить не о чем! – повторил он.

– Тогда выслушай.

Мы стояли в широком коридоре, ведущем из старой части здания в новую, и тепло выходило из дома наружу, в холодную суррейскую зиму. Вик поджал губы, затворил наружную дверь и дернул головой, приглашая меня следовать за ним.

Денег он явно не жалел. Бледно-голубые паласы уходят за горизонт. Повсюду огромные плюшевые диваны. Комнатные растения величиной с молодые деревца в вазонах в греческом стиле. Я подумал, что у него, наверное, круглая ванна с золотыми кранами и на постели – водяной матрац с подогревом.

Мне вспомнились дыры в обивке старинной мебели Антонии Хантеркум. Да, законный грабеж Вика зашел чересчур далеко...

Он провел меня в комнату в дальнем конце холла, служившую ему кабинетом. Одно окно кабинета выходило на бассейн и комнату для гостей, а другое, справа, в оранжерею. Ряды каталогов были такие же, как и у меня дома, но этим и ограничивалось сходство наших кабинетов. Стены, недавно выкрашенные в яркий цвет, бледно-голубой палас, три-четыре флорентийских зеркала, дорогая стереосистема и бар, полный хороших напитков.

– Ну, выкладывай, – сказал Вик. – У меня нет лишнего времени.

– Ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Полиграф? – спросил я.

Он застыл. Несколько мгновений он стоял, как статуя. Потом моргнул.

– Конечно.

– Он пал от столбняка.

– Ну да.

– А ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Нестегт?

Если бы я уколол его иголкой, он и то бы меньше дернулся. Удар попал в точку. Вик ничего не сказал.

– Когда Нестегт родился, – сказал я небрежным тоном светской болтовни, – было точно неизвестно, кто его отец. Было два жеребца, и оба они могли покрыть кобылу. Поэтому заводчик сделал анализ крови.

Вик был в точности похож на Лотову жену.

– Кровь Нестегта оказалась сходной с кровью одного из жеребцов и совершенно несходной с кровью другого. Результаты тестов сохранились.

Вик оставался безмолвен.

– Родной брат Полиграфа стоит сейчас на конюшне в Ньюмаркете.

Молчание.

– Я попросил сделать анализ крови коня, который сейчас известен как Нестегт, – невозмутимо продолжал я. – Мы с тобой оба знаем, что результаты теста окажутся отличными от тех, которые были сделаны, когда Нестегт был жеребенком. Кроме того, я заказал анализ крови родного брата Полиграфа. И его тип крови должен полностью совпасть с тем, что обнаружат у коня, который сейчас считается Нестегтом.

– Уб-блюдок! – выпалил Вик. Это звучало тем более странно, что он по-прежнему оставался неподвижен.

– С другой стороны, – продолжал я, – анализы еще не сделаны, и при определенных условиях я мог бы их отменить.

Вик снова обрел способность дышать и пошевелился.

– При каких? – спросил он.

– Я хочу, чтобы ты познакомил меня с одним человеком.

– С каким?

– С твоим приятелем. С тем самым, который составил соглашение с владельцем жеребенка от Транспортера. Который приказал поджечь мою конюшню.

Вик заерзал в кресле.

Я спокойно сказал:

– Либо это, либо я напишу в страховую компанию “Хай-Пауэр”.

Он принялся машинально перебирать ручки, лежавшие на столе.

– А что ты собираешься делать, когда встретишься с этим моим.., моим приятелем?

– Заключить мирный договор на вечные времена. Вик взял со стола календарик, бросил на него невидящий взгляд, положил на место.

– Сегодня суббота, – сказал я. – Анализы крови назначены на понедельник. Если я встречусь с твоим приятелем сегодня или завтра, я их отменю.

Вик был скорее зол, чем испуган, но он знал не хуже меня, что эти анализы для него – первый шаг к скамье подсудимых. Чего я не знал – это согласится ли Вик, как и Фред Смит, проглотить пилюлю, так сказать, держа язык за зубами.

– Ты всегда будешь грозить мне этими анализами! – сказал Вик. – Это просто шантаж!

– Ну да, своего рода шантаж, – согласился я. Вик сморщился, как от зубной боли. Я видел, что он лихорадочно ищет выход.

– Лицом к лицу с твоим приятелем, – сказал я. – Пяти минут за глаза хватит. Это не так много, если подумать, что ты потеряешь в противном случае. – Я жестом указал на веселенькую комнатку и великолепный бассейн. – Это ведь все выстроено на страховку Полиграфа, не так ли?

Вик стукнул кулаком по столу, так что ручки подпрыгнули.

– Это все этот чертов Файндейл протрепался! – рявкнул он. – Больше некому! Убью крысюка!

Я не стал отрицать. Просто сказал ровным тоном:

– Ты не учел одной мелочи. Мой брат Криспин работал в компании “Хай-Пауэр”.