ГЛАВА 9

На подушке лежала записка от Викки: «Кен просит вас приехать в больницу завтра к девяти утра».

Я застонал – было уже далеко за полночь. Я завел будильник, залез под цветастое пуховое одеяло и уснул как убитый.

Мне снились умирающие лошади, и даже во сне я чувствовал, что виноват в их смерти.

Проснувшись, я с облегчением понял, что это всего лишь сон, но осталось какое-то странное ощущение тяжести. В больницу я приехал совсем разбитым.

На первый взгляд казалось, что все нормально. Небольшую мрачность привнесла облачная погода. В вагончике проходил обычный прием кошек и собак. Люси вышла из клиники и приветственно помахала мне рукой. Я вошел через заднюю дверь и увидел, что Кен сидит в офисе. Он был бледен от злости.

– Что случилось? – спросил я.

– На этой неделе отменили три операции.

И все три – дыхательный тракт. Нам нужны деньги, чтобы больница работала. Все уже прослышали о кобыле, и началась паника. Я здесь просидел до трех часов утра, карауля вчерашнего пациента, затем меня сменил Скотт. Он пообещал, что спать не будет. Я вернулся десять минут назад, и что ты думаешь? Скотта нет. Он уже куда-то улизнул позавтракать. Но я же не виноват, что у нас сломалась кофеварка.

– И как себя чувствуют пациенты?

– Хорошо, но не в этом дело, – неохотно ответил он.

– Не в этом, – согласился я. – Когда начнется вскрытие?

Он посмотрел на часы.

– Кэри сказал, что в десять. Все-таки мне лучше присутствовать там. Кэри вызвал одного парня из Глостера, а он, скажу тебе, не хирург, а мясник. Я бы его никогда не пригласил. Мне придется следить, чтобы он ничего не напортачил. – В его голосе послышалось раздражение. – Я хотел тебя попросить, чтобы ты закончил все эти письма в фармацевтические компании и сегодня же их отправил. Я всю ночь их писал. – Он достал папку и вытащил из нее кипу бумаги. – В компьютере я нашел названия и адреса некоторых фирм – поставщиков лекарств, за исключением той, чей курьер приходил вчера. Им письмо я уже отправил. Текст писем везде одинаков, я сделал копии на нашем ксероксе. Слава Богу, что хоть он еще работает. Копий хватит на все фирмы, какие я только мог вспомнить.

Он подтолкнул их мне через стол вместе с листком бумаги, на котором были записаны названия и адреса.

– Пока меня не будет, напечатай, пожалуйста, адреса компаний вверху каждого письма и на конвертах тоже. Я понимаю, что это все ужасно скучно, но ведь ты сам предложил.

– М-м-м… ладно, – согласился я.

– Большое спасибо.

– У меня есть другое предложение, – сказал я. Он застонал.

– Возьми образцы тканей у мертвого жеребенка. Они нужны для теста на установление отцовства.

Он вытаращился на меня, ничегошеньки не понимая. Я рассказал ему версию Броуза.

– Чтобы получить страховку, нужно убить кобылу. В первый раз ты спас ей жизнь и доставил кое-кому массу неудобств. Поэтому пришлось попробовать еще раз. Если Броуз прав, то он, она, или они не могли допустить появления жеребенка на свет. Смерть должна была этому помешать. Вполне возможно, они даже не знали точно, когда родится жеребенок, и им пришлось поторопиться.

– Тогда дела обстоят еще хуже, – сказал Кен.

– Тебе также не мешало бы раздобыть образцы тканей Рэйнбоу Квеста.

– Это нетрудно, хотя сам анализ стоит очень дорого. Не дешевле, чем идентификация яда. Все эти спецлаборатории цены задирают будь здоров.

– Ты все еще уверен, что это яд?

– Но не смерть же от электрического тока. Ее никто не душил пластиковым пакетом. Она не подавилась. Никаких ран я не обнаружил. Она не Должна была умирать… Однако что-то же остановило ее сердце.

Только что вошедшая Айвонн Флойд услышала его последние слова.

– Может, нервно-паралитический газ? – иронически предположила она.

– Ничего не скажешь, быстро ты раскрыла тайну, – парировал Кен.

– Вдыхание дыма тлеющей софы?

– Готов поспорить, что нет, – уже с улыбкой ответил Кен.

– Я просто пытаюсь помочь.

Ее присутствие как будто освещало комнату. Она сказала, что у нее неотложный вызов к собаке и нужно приготовить мини-операционную.

– В идеале мне нужны и Скотт, и Белинда.

– Они где-то здесь, – сказал Кен.

– Великолепно.

Она сама выглядела великолепно в своем ослепительно белом халате – сверкающие белизной зубы, лучистые глаза, облако черных волос.

– Белинда попросила меня быть ее посаженной матерью.

– Что? – удивленно переспросил Кен.

– На вашей свадьбе, простофиля! Это что-то типа замужней подружки невесты.

– А-а-а… – Мне показалось, Кен напрочь забыл о свадьбе.

– Надеюсь, у тебя есть шафер? – поддразнивала она.

– Ну… Пусть все решает Белинда. Это ее день.

– Да что ты, Кен! – В голосе Айвонн промелькнуло раздражение. – Ты сам должен найти шафера.

Он уставился на меня.

– Ты бы согласился?

– У тебя есть другие друзья. Старые друзья, – подчеркнул я.

– Ты прекрасно подойдешь, если согласишься, – настаивал он.

– Но Белинда…

– Она уже изменила свое мнение о тебе. С ней не будет никаких проблем. Соглашайся.

– О'кей.

Айвонн была довольна.

– Вот так-то лучше. Не забудь о костюме, Кен. И о бутоньерках.

– О Господи, – сказал Кен, – думать о бутоньерках в такое время.

Айвонн нежно улыбнулась.

– Жизнь продолжается. Вот увидишь, все наладится.

Она вышла из офиса и пошла в операционную.

– Потрясающий хирург, – сказал Кен.

– Потрясающие ноги.

– Я тоже так думаю. – Он сидел не двигаясь. После короткой паузы он продолжил: – Что мы предпримем?

Вдруг послышался звон разбиваемого стекла и грохот от удара двери о стену, а вслед за этим – стук каблуков и стон.

– Что там такое? – испугался Кен и вскочил на ноги.

Я первым вылетел за дверь. Кен бежал за мной по пятам. Навстречу, пошатываясь и спотыкаясь, шла Айвонн. Ее глаза были широко раскрыты, одной рукой она зажимала рот. Мы подскочили к ней, чтобы помочь, но она резко замотала головой. Глаза Айвонн наполнились слезами, колени подкосились.

– Айвонн! – воскликнул Кен. – Скажи ради Бога, что стряслось?

Она убрала руку от рта, как будто намереваясь что-то сказать, и вдруг ее вырвало прямо на пол.

Она обессиленно прислонилась к стене, давясь слезами. Казалось, что она вот-вот умрет. Кен и я подошли к ней с двух сторон, но она жестом отстранила нас и резким взмахом руки указала на операционную. Кен посмотрел на меня с диким испугом, и мы, внутренне содрогаясь, пошли выяснять, что же повергло Айвонн в такой ужас. Разбитая дверь в коридор все еще была открыта. Мы прошли через раздевалку и дернули дверь операционной для мелких животных, однако она была закрыта. Тогда мы протиснулись через двустворчатые двери в большую операционную.

А там увидели такое, отчего я чуть не упал в обморок.

Скотт лежал на спине на операционном столе, а его руки и ноги висели в воздухе. Лодыжки и запястья были обвязаны резиновыми манжетами, к каждому из которых крепилась цепь, идущая от подъемника. Его приволокли на операционный стол, как лошадь.

Он был одет как обычно – синие джинсы и свитер, на ногах – туфли и носки, на запястье – часы.

Можно бы все воспринять как шутку, но жуткая неподвижность этого энергичного мускулистого тела была пугающе странной, а тишина – гнетущей.

Мы с Кеном встали по обе стороны от стола, глядя Скотту в лицо. Его голова запрокинулась, а челюсть выдавалась вперед. Глаза были спазматически полуоткрыты, как будто он видел нас и ждал помощи. Рот закрыт. Он был белым, словно стена.

– Боже, – выдавил Кен. Он сам был бледен как смерть.

Я покачнулся. Усилием воли приказал себе не падать в обморок.

Рот Скотта был надежно зашит аккуратным рядом скобок. Маленькие серебристые стежки. Девять штук.

Сознание ускользало от меня. В своей жизни я порядком навидался трупов, но мне стало плохо не от самого факта смерти, а от той жестокости, с которой было совершено преступление. Я судорожно сглотнул, сжал зубы и быстро задышал носом.

Кен опять сказал: «Боже» – и повернулся к пульту управления подъемником.

– Не надо ни к чему притрагиваться, – выдавил я.

Он остановился и обернулся.

– Конечно. Ты прав. Но нельзя же его вот так оставить.

Я покачал головой.

– Нам все равно придется, а Скотту это уже безразлично.

– Нужно вызвать полицию, – уныло сказал Кен.

– Да. Затем помоги Айвонн и никого сюда не пускай.

– Господи.

Степлер валялся у меня под ногами, но я не стал его трогать.

С улицы через морозные узоры стекол пробивался рассеянный свет. Все сверкало чистотой и было готово к операции, но я подумал, что уже никому нет дела до того, что мы вошли сюда, в этот храм стерильности, без чехлов для обуви.

Мы вышли в коридор и подошли к Айвонн. Она стояла на коленях, прислонившись головой к стене. Кен опустился на корточки рядом. Она вцепилась в него, задыхаясь от слез.

– Он был… так добр… к моим мальчикам.

Я слыхал эпитафии и похуже. Я прошел мимо них в офис и взял связку ключей Кена, лежавшую на столе. Брелоки уже поистерлись, но я нашел ключ от операционного блока и решил проверить, подходит ли он.

По пути я заметил, как Кен протягивал Айвонн свой сомнительной чистоты носовой платок. Он проводил меня невидящим взглядом. Наверное, жуткая картина операционной до сих пор стояла перед его глазами. Как, впрочем, и перед моими.

Конечно же, дверь операционного блока вся была в отпечатках пальцев, но я все равно постарался не оставить следов. Я повернул ключ, и замок открылся на удивление легко. Держась только за ключ я закрыл и опять запер дверь. Затем я внимательно осмотрел все закоулки в коридоре и вышел на свежий воздух.

Наружная дверь в приемную для крупных животных была закрыта. Я выбрал в связке нужный ключ, вставил его в замочную скважину и попытался открыть дверь. Но у меня ничего не вышло – ключ не двигался. Я повернул ключ в обратном направлении и в ответ услышал щелчок задвижки, которая оберегала операционную от визитов непрошеных гостей, однако ключи были у всех… Одним словом, полная катастрофа.

Я вернулся в офис. Кен, обняв Айвонн, помог ей пройти к умывальнику в холле. Я обнаружил большой лист бумаги, на котором было написано «НЕ ВХОДИТЬ», схватил рулончик скотча и вернулся к входной двери. Плотно прикрепив табличку, я подумал, что даже Оливеру придется повиноваться или хотя бы зайти в офис, чтобы выяснить, в чем дело. Вернувшись, я написал еще одну табличку, прилепил ее на дверях операционного блока и опять постарался не оставить следов. Из холла вернулся Кен. Мы оба стояли как вкопанные и молча глазели на телефон.

– Такого ужаса я не ожидал, – сказал он.

– М-м-м…

Он уселся за стол и поднял трубку.

– Айвонн говорит, что Кэри еще не приехал.

Он еще до вскрытия уехал по вызову. Подождем его?

Не стоит.

Что им сказать?

Он был подавлен.

И как сказать?

– Просто назови себя, скажи откуда ты звонишь, и сообщи, что здесь обнаружен труп мужчины. Говори не спеша, чтобы по сто раз не повторяться.

– А может, ты это сделаешь? – Он протянул мне трубку. – Мне как-то не по себе.

Я набрал номер и медленно продиктовал сообщение. Мне ответили, что они скоро приедут.

Кэри объявился еще до приезда полиции и тут же поинтересовался, почему на двери висит табличка.

– А я и не знал, – устало выдохнул Кен.

– Это я повесил, – сказал я. Он понимающе кивнул.

– Зачем? – еще раз спросил Кэри.

Мне было трудно рассказывать. Казалось, что, слушая меня, он еще сильнее поседел. Кен уступил ему стул и предложил воды. Кэри положил локти на стол, обхватил голову руками и ничего не ответил.

Зазвонил телефон. Он был у меня под рукой, поэтому я снял трубку.

– Это Люси. С кем я разговариваю? – спросил голос в трубке.

– Это Питер.

– А-а-а. Позови Айвонн.

– Ну… А откуда ты звонишь?

– Как откуда? Конечно же, из вагончика.

Я вспомнил, что они там установили номер телефона старого здания, перебросив провод в свое временное пристанище. Это было как слабое напоминание о еще недавно хорошо отлаженной работе больницы.

– Айвонн не может подойти, она плохо себя чувствует, – сказал я.

– Пятнадцать минут назад с ней все было в порядке.

– Люси, подойди сюда, если можешь.

– К сожалению, не могу. Мы с Белиндой делаем прививки от чумки. Передай, пожалуйста, Айвонн, что ее собака, которая попала под машину, уже здесь, но бедняжка на последнем издыхании. Пусть спустится и поговорит с хозяевами, они в шоке.

– Она не может, – сказал я.

Люси услышала ноту отчаяния в моем голосе и сама встревожилась.

– Что случилось? – спросила она.

– Побыстрее заканчивай с собаками. Я ничего не могу сказать по телефону, но это катастрофа.

Люси положила трубку, и тут же я увидел в окно, как она выскочила из вагончика и побежала в клинику. Она влетела в офис, готовая обрушиться на меня за то, что я напугал ее до смерти.

Однако, взглянув на поникшего Кэри и Кена, бледного как смерть, на меня, натянутого, будто струна, она поняла, что ее страхи небеспочвенны.

– Что стряслось? – снова спросила она. Кэри и Кен молчали, как немые. Пришлось ответить мне:

– Скотт умер.

– Нет, не может быть! – ужаснулась Люси. – На мотоцикле? Сколько раз ему говорила, что этот драндулет не доведет его до добра! Ох, бедняжка!

– Мотоцикл тут ни при чем. Он здесь, в операционной, и, судя по всему, ну… его убили.

Открыв рот, она как подрубленная упала на один из стульев.

– Его обнаружила Айвонн. Она сейчас в умывальнике. Помоги ей, пожалуйста.

Люси поднялась и пошла выполнять задание. Я был поражен ее самообладанием.

Я увидел в окно, как приехал Оливер Квинси и припарковался рядом со мной. Его белая машина вся была заляпана грязью.

– Где же полиция? – раздраженно спросил Кен.

Я подумал, что полиция возьмет все в свои руки. Мой взгляд скользнул по папке с письмами. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как Кен попросил меня заняться ими. Неожиданно для самого себя я подхватил папку и понес к себе в машину. На стоянке я столкнулся с Оливером.

– Лучше мне предупредить тебя… – медленно сказал я.

Он резко перебил:

– О чем предупредить?

– Кен и Кэри все расскажут. Они в офисе.

– Что, еще одна мертвая лошадь? Я отрицательно покачал головой.

Он пожал плечами, отвернулся и через заднюю дверь направился в офис, попутно бросив вопросительный взгляд на табличку. Я сунул папку с письмами в багажник и запер его. В тот момент, когда я собирался пойти вслед за Оливером, на стоянку въехала полицейская машина.

Она притормозила у входа в клинику. Из нее вылезли все те же полицейские все в той же форме, в сопровождении все того же констебля. Все как и раньше. Они быстро осмотрелись вокруг и вошли через центральный вход. Я решил вернуться этим же путем.

Люси и Айвонн как раз выходили из умывальника. Обе они казались больными, их била нервная дрожь. Оно и неудивительно – перед глазами Айвонн стояла жуткая картина, а Люси со своим воспаленным воображением могла переплюнуть кого угодно.

Обе уселись со скорбным видом и уставились в пространство, вытирая слезы салфетками и постоянно вздыхая.

– Полиция приехала, – доложил я.

– Я бросила Белинду одну, – шмыгая носом, сказала Люси. – Мне нужно вернуться и помочь ей. Там слишком много работы, она одна не справится. – Она медленно поднялась. – Мы постараемся закончить побыстрее.

Я посмотрел на нее. От той бравой, уверенной в себе Люси, которую я увидел четыре дня назад, не осталось и следа. Она постарела прямо на глазах.

– Я должна ей помочь, – с трудом выговорила Айвонн, – но я не в состоянии.

– Лучше посиди и успокойся.

– Ты тоже видел его? Я кивнул.

– Кто мог это сделать? Вопрос остался без ответа.

– Разве я смогу теперь заснуть? Он никак не выходит у меня из головы. Я как сейчас вижу его на водных лыжах. Он был такой ловкий, такой сильный, такой живой. А сейчас…

Джей Жарден с присущей ему самоуверенностью прошел через главный вход. При виде нас он застыл как вкопанный.

– Что здесь происходит, черт побери? – спросил он. – В коридоре чем-то воняет, и этот ублюдочный полицейский сказал мне идти в офис и ждать. Чего он опять заявился? Они что, установили по останкам имя нашего трупа?

Айвонн тихо застонала и закрыла глаза.

– Скажите, ради Бога, в чем дело? – разозлился Жарден.

Я рассказал.

Он вытаращился на меня. Затем уселся, оставив свободный стул между собой и Айвонн.

– Хуже не придумаешь, – были его единственные слова.

«Девиз дня», – подумал я.

– А кофеварка все-таки сломана, – сказал Джей. Мы дружно посмотрели на кофеварку.

Первое, что я услышал от Скотта, были слова: «Кофеварка сломана». Бедняга Скотт. Ему уже не понадобится кофе.

Мы все сидели в каком-то оцепенении, никто не шевелился. Казалось, тишина из операционной расползлась по всей клинике. Нам ничего не было слышно. Не хотелось ни о чем говорить. Время тянулось очень медленно.

Потом к центральному входу подъехали еще две полицейские машины. Из первой вышли люди, вторая осталась закрытой. В клинику не спеша вошел полный мужчина, похожий на фермера. Его лицо было все в венозных прожилках. За ним следовал пожилой человек в большом, не по размеру, костюме со старомодным черным докторским саквояжем. Тяжелые очки в черной оправе все время съезжали ему на нос.

Похожий на фермера коротко спросил:

– Где офис?

– Вниз по коридору, первая дверь направо, – ответил Джей.

Он кивнул и направился туда. События наконец начали разворачиваться, хотя ничего радостного в этом не было. Во второй машине прибыли фотограф и другие специалисты. Они тоже прошли в направлении, указанном Джеем.

По другому коридору, пошатываясь, шел Кен.

– Они пошли в операционную. Питер, выйдем на улицу. Мне нужен свежий воздух.

Я взглянул на часы: без десяти десять. Казалось, это утро будет длиться вечно. Воздух был свеж и холоден.

– Ты не забыл о вскрытии? – спросил я.

– Кэри позвонил им и сказал начинать без нас. – Он сделал глубокий вдох, как будто с воздухом вдыхал жизнь, а его собственная была на нуле.

– А ты попросил их взять образцы тканей жеребенка?

Он поднял брови.

– Забыл. Разве это имеет теперь значение?

– Сейчас это еще важнее, чем раньше. Ты ничего не можешь знать наперед.

– О Господи! – Кен вытащил из-за пояса радиотелефон, нашел нужный номер в маленькой записной книжке и позвонил живодерам. Он попросил взять для него образцы тканей и вдруг, повинуясь какому-то порыву, добавил, что ему также нужны ухо и хвост жеребенка, а также волосы из гривы кобылы. На том конце провода его поняли с полуслова.

– С чего это вдруг ухо и хвост? – спросил я, когда он убрал телефон.

– Волосы, – коротко ответил он. – Можно сопоставить ДНК по волосам, к тому же волосы не разлагаются. Чтобы установить отцовство жеребенка, нужны его волосы, волосы его матери и волосы жеребца. Можно взять другие ткани. Получаешь образец ДНК кобылы, извлекаешь его из образца жеребенка. То, что осталось в образце жеребенка, должно соответствовать образцу жеребца. Это кропотливый и дорогостоящий процесс, но генетическое соответствие является прямым доказательством.

Я посмотрел в серое небо.

– Может, убийца Скотта тоже оставил на нем свои волосы?

– Лучше бы Скотт боролся и царапался. Убийц и насильников часто находят по частичкам содранной кожи под ногтями жертвы. Это целая наука.

– М-м-м… – Я слабо улыбнулся. – Это может сработать, если есть подозреваемый.

Мы видели, как приезжали на прием кошки и собаки со своими хозяевами.

– Как ты думаешь, полиция нас закроет?

– Без понятия.

– Знаешь, кто этот полицейский? Ну, который приехал во второй машине, – сказал Кен. – Он – старший детектив. Вся эта толпа, примчавшаяся до него, палец о палец не ударила, пока он не приехал. А я же им говорил, в каком состоянии Скотт. Просто свора подхалимов.

– Скорее благоразумные и услужливые, – вздохнул я.

– Ты привык к иерархии, а я нет, – возразил Кен.

Я подумал, что сама организация фирмы «Хьюэтт и партнеры» была мини-иерархией. Вслух же спросил, не найдется ли у Кена какой-нибудь печатной машинки.

– Зачем это?

– Для писем и конвертов. Я же не могу работать в офисе, когда там полно полицейских.

– Ах, да. Мы что, еще продолжаем эту затею с письмами?

– Безусловно.

– У меня дома есть старая машинка. Сойдет?

– Да, и чем быстрее, тем лучше. Где ты живешь?

– Но мы не можем поехать прямо сейчас. Полицейские попросили меня подождать.

– А меня не просили, – возразил я. – Скажи, куда ехать, и дай ключи. Я возьму машинку и вернусь. Тогда я быстрее справлюсь с письмами.

– Но что я скажу?..

– Если кто-то спросит, скажи, что я проголодался. Я и тебе привезу каких-нибудь рогаликов.

– А ты знаешь, по соседству со мной есть неплохая булочная.

– Чудесно.

Он дал мне ключи от дома и объяснил, где разыскать пишущую машинку. Я без проблем выехал со стоянки, затесавшись среди машин владельцев кошек и собак, которые разъезжались по домам. Попасть же назад без больного животного при себе оказалось значительно сложнее, но Кен поджидал меня и попросил полицейского, дежурившего на воротах, пропустить мою машину.

Я запер машинку Кена в багажник вместе с конвертами и письмами. С собой я принес несколько больших пакетов с пирожными и угостил всю команду. Хоть все и заявляли, что у них нет аппетита, но с жадностью набросились на еду. Как всегда, углеводы оказались лучшим успокоительным. Я сам съел две плюшки, и даже Айвонн с благодарностью жевала и сказала, что чувствует себя лучше. Кен же заглатывал пирожные, как проголодавшийся удав.

– Вы не должны были покидать здание, – с упреком обратился ко мне знакомый констебль, когда я шел в офис.

– Я извиняюсь. Хотите пончик?

Он посмотрел на соблазн, посыпанный сахаром, и с сожалением отказался, сказав, что он на службе. Больше никто не упомянул о моей экскурсии. Я ведь все равно не мог сообщить следствию ничего существенного.

Кэри отрешенно сжевал кольцо с миндальной карамелью, как будто его мозг не отдавал себе отчета в том, что делал его рот. Он по-прежнему сидел на том же стуле и, казалось, все еще был в отключке. Оливер следил за ним, как разьяренный лев, но между делом расправился с двумя кексами. Джей Жарден, который к тому времени уже был в офисе, скоренько покончил с двумя пончиками и сидел, облизывая сахар с пальцев.

Я заметил, что дверь в операционный блок закрыта и на ней все еще висит моя табличка. Я не хотел думать о том, что сейчас происходит за той дверью. Я просто был рад, что мне не надо этим заниматься.

Кэри, Оливер и Джей молчали. Каждый из них был занят своими мыслями. Я вернулся к более приятной компании Айвонн и Кена. Через стеклянную входную дверь мы следили за потоком хозяев с собаками. Постепенно их становилось все меньше, и наконец ушел последний посетитель. Люси и Белинда вышли из вагончика, заперев за собой дверь, и через парковочную площадку направились к нам.

На полпути они остановились и посмотрели в сторону ворот. Постояв минуту, они продолжили свой путь.

Когда они вошли в холл, у Люси на глазах были слезы.

– Они его увезли, – сказала она. – Они подогнали «скорую помощь» прямо к двери приемной Для крупных животных. Слава Богу, мы видели не все.

Подошли Оливер и Джей с новостями. Кэри по просьбе полицейских пошел в операционную, чтобы посмотреть, все ли на своих местах. Айвонн попросили подождать в офисе, так как полицейские хотели побеседовать с ней. Они, то есть, Оливер и Джей, а также Люси могли ехать по вызовам. По поводу Белинды Оливер лишь передернул плечами, она могла поступать, как ей заблагорассудится, – насчет нее не было никаких указаний. Кена и его друга попросили оставаться в холле. Никому не разрешалось входить в операционную или пользоваться ею вплоть до особого распоряжения. В конце Оливер добавил, что кто-нибудь должен убрать лужу блевотины в коридоре.

Конечно же, этим занялась Люси, несмотря на возражения Айвонн и наши с Кеном не вполне искренние предложения.

Все разошлись и направились по своим делам, а я остался один. Кен и Белинда ушли на конюшню проверить своих пациентов. За закрытой дверью офиса Айвонн оживляла в памяти то, что ей больше всего хотелось забыть. Она вышла вся в слезах. Рядом с ней неуклюже шел констебль.

– Теперь они хотят видеть тебя, – сказала Айвонн, глотая слезы. – Они говорят, что я могу ехать домой, но я должна присутствовать на обеде этих чертовых любителей собак и прочесть им лекцию по уходу за щенками. Разве я смогу?

– А ты постарайся. Это поможет тебе забыться.

– Сэр… – сказал констебль и указал на дверь офиса.

– Иду. – Я обнял Айвонн. – Поезжай к любителям собак.

В сопровождении констебля, который не любит пончиков, я вошел в офис.

Похожий на фермера полицейский стоял у окна и, запрокинув голову, изучал облака. Когда я вошел, он обернулся и представился как старший детектив Рэмзи из полиции Глостершира. Его голос как нельзя больше соответствовал внешности – зычный, с деревенскими интонациями. Он посмотрел в список.

– Вы – Питер Дарвин, работаете здесь ассистентом.

– Я не работаю, а просто бесплатно помогаю. Он поднял брови и сделал какую-то пометку.

– А вообще вы работаете где-нибудь?

– В Министерстве иностранных дел, но сейчас я в отпуске.

Его взгляд не выражал большой радости от знакомства со мной. Он записал информацию и задал мне вопрос, какую бесплатную работу я имею в виду.

Я рассказал ему, что в больнице умерло несколько лошадей, и подозрение в непрофессионализме при проведении операций падает на моего друга Кена Макклюэра. А я пытаюсь помочь ему выяснить истинные причины гибели лошадей.

– Ну и как, сэр, вы преуспели?

– К сожалению, нет.

– И как долго вы этим занимаетесь?

– С прошлого четверга.

Он поджал губы и легонько покачал головой, как будто извиняя меня за отсутствие результатов. Рэмзи сделал у себя еще одну пометку, затем посмотрел на меня и начал опять:

– Как вы думаете, гибель лошадей и смерть анестезиолога как-то связаны между собой?

– Не знаю, – вздрогнул я.

– А как вы думаете, смерти лошадей как-то связаны с поджогом главного здания?

– Не знаю.

– Вы обсуждали с кем-нибудь подобные предположения, сэр?

– Мне кажется, это не совсем безопасно. Его глаза сузились.

– Как я понял, вы видели тело Сильвестра.

– Да, – сглотнул я. – Отчего он умер?

– Всему свое время, – вежливо ответил он. – Когда вы были в операционной, вы прикасались к чему-нибудь?

– Нет.

– Вы уверены, сэр?

– Абсолютно.

– Вы заметили что-нибудь необычное? Кроме Сильвестра, конечно.

– На полу у операционного стола валялся хирургический степлер.

– О… Вы знаете, как выглядит хирургический степлер?

– Я однажды видел, как Кен им пользовался. Он сделал еще одну пометку.

– Еще все двери не были заперты, что тоже очень странно. Я вышел на улицу проверить дверь приемной, ну, знаете, куда поступают больные животные. Она тоже была открыта. Я закрыл ее на ключ, чтобы никто не вошел и не увидел Скотта. – Я на секунду замолчал. – И когда мы с Кеном вошли в операционную, дверь послеоперационной палаты тоже была открыта, равно как и дверь оттуда в коридор, и дверь приемной.

Он все записал.

– Это вы повесили таблички и закрыли дверь между коридором и операционной?

Я кивнул головой.

– У вас есть ключи?

– Нет, я брал ключи Кена Макклюэра.

– Где вы были, сэр, вчера с девяти часов вечера до девяти утра сегодняшнего дня?

Я про себя улыбнулся: это был классический допрос.

– Я обедал в Лондоне, у меня была личная встреча. С одиннадцати до двух я находился в обществе заместителя шефа службы безопасности жокей-клуба. Затем я вернулся в Челтенхем и улегся спать. Я живу у родителей невесты Кена Макклюэра. Это примерно в миле отсюда.

Он делал короткие заметки.

– Спасибо, сэр.

– Когда он умер? – снова спросил я.

– Вы же не думаете, что я вам отвечу.

Я вздохнул. Это произошло после трех, когда Кен оставил Скотта на дежурстве. У всех было такое же алиби, как и у меня, впрочем, весьма шаткое: дома, в постели.

Детектив Рэмзи спросил, как долго я еще намерен жить у родителей невесты Кена Макклюэра.

– Этот вопрос окончательно не решен, – ответил я. – Возможно, еще несколько дней.

– Мы сможем еще раз вызвать вас?

– Если я уеду, Кен будет знать, как меня найти.

Он кивнул, снова сделал пометку, поблагодарил меня и попросил констебля пригласить в офис Кена. Выходя в коридор, я заметил Кэри с одним из полицейских. Я видел этого полицейского в воскресенье, но не знал, как его зовут. Они вышли из операционного блока. Кэри еле волочил ноги, его седая голова поникла. Он был в глубокой депрессии. Невидяще посмотрев на меня, он повернул к офису и с трудом произнес:

– Все на своих местах.

Воскресный полицейский провел Кэри в офис и закрыл дверь. Мы с констеблем вышли из больницы. Я увидел, как Кен с Белиндой бесцельно слонялись по конюшне и смотрели на своих пациентов.

– О, да ты вращаешься в высшем обществе, – сказал я Кену.

Вид у него был убитый.

– Я возвращаюсь в Тетфорд. Если буду нужен, найдешь меня там.

– А я остаюсь с Кеном, – заявила Белинда.

Я улыбнулся ей, и, помедлив секунду, она, хотя и не слишком охотно, улыбнулась мне в ответ. Все-таки это была победа.

Когда я приехал, Викки и Грэга не было дома. В некотором роде они решили проблему своего времяпрепровождения – вызывали такси и ехали кататься. У них не хватало смелости взять напрокат машину и самим ее водить. «Таксисты всегда знают, куда ехать. Они рассказывают нам, что нужно делать и куда смотреть», – говорила Викки.

Я вошел, отнес в свою комнату пишущую машинку Кена и папку с письмами и приступил к работе.

Все письма были отпечатаны на фирменной бумаге, и на каждом красовалась размашистая подпись Кена. В письмах говорилось, что полицейским нужен список сгоревших лекарств, затем следовала просьба о содействии. Письмо само по себе было неплохим, но оно не относилось к тем, на которые дают немедленный ответ. Я вставил в машинку первую копию, напечатал вверху адрес и название фирмы и протянул бумагу вниз, чтобы допечатать еще один абзац под подписью Кена.

Я писал: «Это дело не терпит отлагательств. У полиции есть подозрения, что некоторые опасные, редкие и/или запрещенные вещества были украдены еще до поджога. Они могут оказаться в чьих угодно руках. Дайте ответ как можно скорее и вышлите, пожалуйста, копии соответствующих счетов. Маркированный конверт прилагается. Хьюэтт и партнеры выражают Вам глубокую признательность за Вашу отзывчивость и оперативное содействие».

В Японии я бы еще прибавил несколько цветистых любезностей, но в британской торговле это было бы чересчур. Во всяком случае, так мне поведали многочисленные сбитые с толку японские бизнесмены. К примеру, поклон вызывал смущение, но никак не способствовал заключению контракта. В Японии дарить подарки гостю – обязанность хозяина, а не наоборот. Существует много способов поставить друг друга в неловкое положение.

Я щедро налепил марки на конверты для ответов и написал адрес: «Хьюэтт и партнеры», коттедж Тетфорд (временный офис). Теперь письмо выглядело вполне официально. Я надеялся, что результат не заставит себя ждать.

Затем я сложил вместе письмо и конверт для ответа и вложил их в конверт с адресом фармацевтической фирмы. Без ксерокса или, на худой конец, копирки (о чем я не подумал сразу), я прилично помучился с письмами. Напечатав дополнительный абзац в каждом из писем, я сгреб их в кучу, отвез на почту и отправил.

Вернувшись в Тетфорд, я часок вздремнул, а затем наугад позвонил по мобильному телефону Кена.

Он тут же ответил:

– Кен Макклюэр слушает.

– Где ты сейчас? – спросил я. – Это Питер.

– Еду на вызов. Воспаление сухожилий. А почему ты спрашиваешь?

– Я тут подумал, что нам надо бы повидать Макинтошей., или Нэгреббов.

Было слышно, как он вздохнул.

– Ты так и норовишь испортить мне день. Большое тебе спасибо.

– Где я могу их найти?

– Ты что, серьезно?

– Я не понимаю, ты хочешь восстановить свою репутацию или нет?

Помолчав, он рассказал мне, куда ехать, и добавил:

– Зои Макинтош – настоящая тигрица, а ее папаша витает в облаках. Встретимся там минут через пятнадцать.

– Хорошо.

Я проехал через Риддлзкомб и остановился на холме, глядя вниз на деревню Макинтошей. Шиферные крыши, каменные желто-серые загоны для длинношерстных овец, еще не распустившиеся почки на зимних деревьях. Древесный уголь, сваленный в кучи под кремовым небом Поля, спящие в ожидании весны.

У меня было такое чувство, что все это я вижу не впервые. Я уже взбирался на эти холмы и видел эти крыши. Я бегал вниз по дороге, где сейчас стоит моя машина. Мы с Джимми, хохоча до упаду над какой-то детской шуткой, стягивали с себя одежду и нагишом плескались в речке. Отсюда мне не было видно реки, но я знал, что она там есть.

Когда подошло время встречаться с Кеном, я завел мотор, отпустил тормоза и съехал вниз Реки все еще не было. Может, я перепутал место, но почему-то я был уверен, что нет. Странная уверенность: ведь на память нельзя полагаться уже через неделю, а через двадцать лет – и вовсе безнадежно.

Кен ждал меня у подъездной дороги к длинному серому дому с остроконечной крышей. Дом был весь увит плющом. Я бывал здесь когда-то. Кованые железные узоры на распахнутых воротах были мне хорошо знакомы.

– Привет, – сказал я и вылез из машины.

– Надеюсь, ты соображаешь, что делаешь, – смиренно сказал он, выглядывая из окна своей машины.

– Иногда, – ответил я.

– О Господи. Зои знает мою машину. Она меня разорвет, – простонал он.

– Тогда садись в мою, негодник.

Он выбрался из своего автомобиля, пересел ко мне и протестующе удержал мою руку, когда я хотел тронуться с места.

– Кэри сказал, что уходит в отставку. Я думаю, тебе лучше знать об этом.

– Это не совсем обдуманно.

– Знаю. Хотя надеюсь, что он действительно так решил. Но он – единственное, что нас объединяет.

– Когда он сообщил, что уходит в отставку?

– В офисе. После твоего ухода, когда я зашел туда. Кэри был там вместе с детективом.

Я кивнул.

– Кэри был в прострации. Когда я вошел, полицейский протягивал ему стакан воды. Воды! Ему нужно было дать бренди. Увидев меня, он заявил, что так больше продолжаться не может, что это уже слишком. Я сказал, что он нам нужен, но он ничего не ответил. Только напомнил, что Скотт работал у нас больше десяти лет, и нам уже никогда не найти такого анестезиолога.

– А что будешь делать ты? Он энергично пожал плечами.

– Если Кэри закроет фирму, а именно так и произойдет в случае его отставки, нам придется начинать все сначала.

– Начинать сначала, – подчеркнул я, – нужно без пятен в прошлом. Поэтому давай пройдемся по этой дороге и позвоним в колокольчик.

– Откуда ты знаешь, что нужно звонить в колокольчик?

Я затруднился ответить. Я и сам не понимал, когда говорил то, что подсказывала мне память.

– Это просто выражение такое, – запинаясь, сказал я.

Он покачал головой.

– Ты знаешь вещи, которых знать не можешь. Я и раньше замечал. Помнишь, в первый вечер ты уже знал, что моего отца зовут Кении. Откуда тебе это известно?

Помолчав с минуту, я ответил:

– Если я сумею тебе помочь, то расскажу.

– И это все?

– Все.

Я завел машину, проехал в ворота и остановился неподалеку от дома, на круглой площадке, посыпанной гравием. Затем я вылез из машины и остаток пути проделал пешком. Взявшись за язычок колокольчика, я позвонил. Язычок представлял собой кованый железный прут с золоченой шишечкой на конце. Еще до того, как я услышал перезвон в глубине дома, я понял, что этот звук мне знаком.

Я не помнил, кто должен был открыть дверь, но, во всяком случае, не та женщина, которая это сделала. Неопределенного возраста, рыжая, с вьющимися волосами, светлыми ресницами и заметным пушком над верхней губой и на подбородке. Худенькая и стройная, она была одета в джинсы, клетчатую рубашку и выгоревший свитер. Ей не получить приза на конкурсе красоты, но она была по-своему привлекательна.

– Мисс Зои Макинтош? – спросил я.

– Я ничего не покупаю. До свидания. Дверь начала закрываться.

– Я не продавец, – поспешно выговорил я.

– Тогда кто вы? – Дверь остановилась.

– Я из фирмы «Хьюэтт и партнеры».

– Почему же вы сразу не сказали? – Она раскрыла дверь пошире. – Но я никого не вызывала.

– Мы… ну, в общем, пытаемся выяснить, почему двое ваших лошадей умерли у нас в больнице.

– Вам не кажется, что вы немного опоздали?

– Мы могли бы задать вам несколько вопросов?

Она склонила голову набок.

– Я думаю, что да. А кто это «мы»? Я оглянулся на машину.

– Со мной Кен Макклюэр.

– О, нет. Это он их убил.

– Я так не думаю. Вы не могли бы просто выслушать меня?

Она колебалась.

– Он выдал мне какой-то бред насчет атропина.

– А если это не бред?

Она пристально посмотрела на меня, видимо, решив выслушать мои аргументы в защиту Кена.

– Заходите, – сказала она, отступив назад. Затем посмотрела на машину и неохотно добавила: – Я сказала Кену, чтобы ноги его здесь больше не было, но он тоже может войти.

– Спасибо.

Я приглашающе махнул рукой, но Кен приблизился с большой опаской и остановился на порядочном расстоянии у меня за спиной.

– Зои… – нерешительно начал он.

– Да, я вижу, ты притащил с собой в качестве адвоката самого дьявола. Входите и давайте с этим разберемся.

Мы ступили в холл, выложенный черно-белыми плитками, и она закрыла за нами дверь. Миновав небольшой коридорчик, мы очутились в квадратной комнате, заваленной офисными принадлежностями, разноцветными флажками, фотографиями, продавленными креслами и шестью разномастными собаками. Зои согнала нескольких животных и предложила нам сесть.

Подсознательно я понимал, что в интерьере дома что-то было не так: запах казался странным, и полностью отсутствовали звуки. В комнате Зои пахло собаками. Я никак не мог избавиться от этого чувства. Это было так, будто пытаешься вспомнить одну мелодию, а у тебя в ушах звучит совсем другая.

– Вы давно здесь живете? – спросил я.

Зои иронически вздернула брови и обвела глазами беспорядок в комнате.

– А что, разве не похоже?

– Очень похоже.

– Более двадцати лет. Двадцать три или двадцать четыре года.

– Давно, – согласился я.

– Да. Ну так что вы скажете о лошадях?

– Я считаю, что они и еще несколько других умерли в результате махинаций со страховками.

Она решительно покачала головой.

– Наши лошади не были застрахованы. Их владельцы постоянно напоминают нам об этом.

– Лошадь можно застраховать и без ведома владельца или тренера.

Ее глаза широко раскрылись – она что-то вспомнила.

– Рассет Иглвуд уже так делала. Хорошенькое дело!

– Да, она мне рассказывала. Кен уставился на меня.

Зои это заметила.

– Значит, вы с ней разговаривали по поводу смерти лошадей Иглвудов?

– Смерть этих лошадей очень похожа на смерть ваших.

Зои посмотрела на Кена. Я покачал головой.

– Он не виноват.

– А кто виноват?

– Это мы и пытаемся выяснить. – Я замолчал. – Все лошади умерли в больнице, кроме одной…

– А сколько их умерло? – прервала она меня.

– Восемь или девять.

– Вы шутите?

– Не нужно было ей говорить, – упрекнул меня Кен.

– Одну смерть можно объяснить твоей халатностью. Может, даже две. Но восемь необъяснимых смертей? Восемь, это при том, что ты – квалифицированный хирург. Ты тянешь срок за кого-то другого. Здравомыслящие люди, такие, как мисс Макинтош, обязательно это поймут.

Здравомыслящая мисс Макинтош насмешливо посмотрела на меня, но теперь она воспринимала Кена уже не как злодея, а как жертву.

– Допустим, лошади уже застрахованы.Чтобы их приняли в больницу, нужно сделать так, чтобы они заболели. Постарайтесь сосредоточиться и вспомнить, у кого была возможность дать вашим лошадям атропин и вызвать острые колики?

Вместо ответа она сама спросила:

– А у лошадей Иглвуда тоже были атропино-вые колики?

– Нет, у них была другая программа, – ответил я.

Зои расхохоталась.

– Кто вы? – спросила она.

– Я Питер. Приятель Кена.

– Ему повезло.

Мы с иронией посмотрели друг на друга.

– Ладно, – сказала она, – я была разъярена, когда Кен мне это заявил, но все равно я думала о случившемся. Честно говоря, любой из наших конюхов за десять фунтов скормит лошадям свою собственную мамочку. Яблоко с атропином? Или их в пабе кто-то подпоил? Извините, но это слишком просто.

– Попытаться все же стоит, – сказал Кен. Неожиданно резко зазвенел звонок.

– Это мой отец. – Зои поднялась. – Мне нужно идти.

– Я бы очень хотел встретиться с вашим отцом. Она нахмурила свои светлые густые брови.

– Вы опоздали на пять лет. Но если хотите – пошли.

Мы опять вышли в коридор. Затем проследовали назад в холл и через двойные двери – в большую, восхитительно красивую гостиную. Ее задняя стена была полностью стеклянной, от пола и до потолка. Сразу за стеклом виднелось мельничное колесо. Это огромное деревянное колесо виднелось только наполовину, остальная его часть находилась ниже уровня пола. Это была всего лишь декорация – колесо не двигалось.

– А где же река? – спросил я, и тут же понял, что меня так настораживало в этом доме. Не было вечного запаха водяной плесени. Колесо не крутилось и не издавало никаких звуков.

– Никакой реки нет. Была, но давным-давно высохла, – сказала Зои. Она прошла через комнату и добавила: – Они ее испохабили своей плотиной. Им, видите ли, понадобилась электростанция. Папа, – она остановилась у кресла с высокими подлокотниками, – к тебе посетители.

С кресла не донеслось ни звука. Мы с Кеном обошли его вокруг и увидели мужчину, который был Маком Макинтошем.